Один из самых драматических моментов в романе Джона Толкиена «Властелин колец» – это, конечно же, схватка главных героев с гигантской паучихой Шелоб в её логове. Недаром каждый иллюстратор книги старался изобразить эту сцену!
Логово Шелоб было устроено внутри потайного тоннеля в страну Мордор, и крепчайшая паутина толщиной в руку перекрывала все входы и выходы – обычный меч с трудом разрезал эту паутину, только магические мечи могли разрубить такую...
Кто такая Шелоб? Начнём с имени паучихи – на самом деле Шелоб не совсем имя, а, скорее, досадная ошибка переводчиков. «She» по-английски значит «она», а «lob» на староанглийском языке означает просто «паук». Так что вместе слово «Shelob» значит просто «Паучиха» (в точности так же, как английские слова «he-cat» и «she-cat», то есть буквально «он-кот» и «она-кот», означают наших «кота» и «кошку»). Но не будем придирчивы к переводчикам, если им нравится «Шелоб», то пусть будет «Шелоб».
Но почему именно паучиха, то есть самка? Тут автор абсолютно точен с точки зрения биологии – дело в том, что у пауков самки намного крупнее и сильнее самцов. Ни о каких романтических отношениях даже речи не идёт! Обычно паучьи «свадьбы» заканчиваются тем, что «невеста» попросту съедает своего «жениха». Вот такая любовь в мире паукообразных.
Самка и самец
Теперь – о прочности паутины. Обычно считается, что паутина – это нечто лёгкое и непрочное. Но это иллюзия. Просто нить обычной паутины очень тонка (одна десятая миллиметра и даже тоньше). На самом деле прочность каркасной (то есть опорной) нити паутины «на разрыв» колоссальна – она в пять раз прочнее стали! (Спиральная круговая нить прочнее стали в два раза.) Если из паутины сплести верёвку толщиной в полпальца, на ней можно будет запросто тащить тяжёлый танк или пассажирский авиалайнер! Ну, а если паутина будет как во «Властелине колец», то есть «в руку толщиной» – то, чтобы её разрезать, понадобится даже не магический меч, а, скорее, магическая бензопила.
Теперь о размерах. В 2009 году биологи обнаружили на острове Мадагаскар, в национальном парке Андасибэ-Мантадиа, паутину, размеры которой потрясали. Собственно «ловчие колёса» достигали в диаметре двух метров (представили себе паутину, в которую можно легко завернуть взрослого баскетболиста?), а общая длина каркасной нити достигала двадцати пяти метров. Измеренная ударная вязкость (прочность) этой «паутинки» составила 520 мегаджоулей на кубический метр. Это в два раза прочнее обычной паутины и в десять раз прочнее кевлара (того материала, из которого делают современные бронежилеты).
Но... Если паутина достигает таких размеров, каких же размеров должна быть «хозяйка» этой паутины? Не торопитесь пугаться и воображать себе реальную Шелоб размером с телёнка. Обитатель этой паутины – паук-кругопряд Caerostris darwini, или корковый дарвиновский паук. Размеры самцов этого паука – около 6 миллиметров, самки в 4 раза крупнее и в 20 раз тяжелее самцов – но всё равно размерами чуть больше ногтя взрослого человека...
Корковый дарвиновский паук (самец и самка)
Корковым паука назвали потому, что рисунок на его брюшке похож на кору дерева, а дарвиновским – в честь Чарльза Дарвина, выдающегося английского биолога. Образ жизни дарвиновского паука крайне необычен. Простые пауки, как вы, наверное, знаете, растягивают свои ловчие сети между ветками деревьев, старыми деревянными полками, рейками оконной рамы... А вот у самки дарвиновского паука «размах» побольше – она тянет паутину... между берегами реки или озера! Паук «выстреливает» клейкой нитью с одного берега так, чтобы её отнесло ветром и зацепило за ветку дерева или камень на другом берегу. Затем на этой каркасной нити плетутся огромных размеров (сетка для волейбола отдыхает) ловчие сети, смертельная ловушка для стрекоз и других насекомых, летающих над водой.
Есть такое выражение: «Человек видит то, что знает». А если не знает? Ну, тогда он может вообразить что-нибудь совсем неправильное. Страшное ему может показаться смешным, а смешное, наоборот, страшным. Возмутительное – безобидным, а безобидное – возмутительным.
Картина художника-сюрреалиста Рене Магритта с надписью на французском «Это не трубка»
Когда мы смотрим на то, что знаем, мы не замечаем деталей. Значит, на понятные вещи бывает полезно взглянуть по-новому – как говорят, «под другим углом». Взгляните на вещь (или человека, или событие) под другим углом – и вы увидите то, чего раньше не замечали! Вот хорошо известный пример: изображение лягушки. Поверните изображение против часовой стрелки на бок и посмотрите на картинку ещё раз… Лягушка превращается в лошадь!
Когда же смотришь на что-нибудь непонятное, на помощь приходит воображение. Но всегда ли оно подсказывает нам правильно? Вот например, ещё одна картинка – статуэтка.
Что или кого она изображает? Писающего, извините, мальчика? Человечка, разглядывающего пупочную, извините, грыжу? Говорят, каждый судит в меру своей испорченности. Но иногда вовсе не обязательно быть испорченным, чтобы увидеть неприличное там, где его нет! На статуэтку тоже нужно взглянуть под другим углом.
«Материнство»
Пока мы с вами говорили об оптических иллюзиях – «обмане зрения» и об иллюзиях ментальных – «обмане сознания». Дальше поговорим о вещах более серьёзных. О том, как изменяется восприятие образа (то есть изображения человека или события) в зависимости от того, что мы о нём знаем.
На следующей картине – маленький гусар Жозеф Бара, юный герой Французской революции.
Вступил добровольцем в республиканскую армию совсем юным, в возрасте тринадцати лет сражён в бою. Его образ использовали для создания легенды. Жозефа удостоили чести быть погребённым в Пантеоне (кладбище героев), хотя так и не сделали этого; распорядились, чтобы в каждой школе было изображение юного героя. Жозефу посвящали песни, ставили памятники.
Много позже так изобразил его гибель писатель Виктор Гюго:
Во время стычки в лесу Жозеф Бара был окружён отрядом мятежников. Двадцать ружейных дул направили на юного барабанщика. Мальчик мог спастись ценой позора. Стоило лишь прокричать, как требовали враги, три слова: «Да здравствует король!» Юный герой ответил возгласом: «Да здравствует Республика!» Двадцать пуль пронзили его тело.
В реальности Жозеф не был барабанщиком и погиб в кавалерийской атаке от сабельного удара. Он ничего не успел крикнуть, да никто и не требовал. Можно развенчать легенду. Но смерть в бою остаётся смертью. А мужество – мужеством. Никогда не разочаровывайтесь в героях, если окажется, что их подвиг окутан вымыслом.
Что нужно преодолеть в себе, чтобы совершить подвиг? Иногда страх, иногда боль, а иногда всего лишь лень. А если… стыд? Вы бы согласились?
Английский художник Джон Кольер изобразил очень мужественную женщину. Легенда гласит, что леди Годива была красавицей-женой графа Леофрика. Её супруг облагал непосильными налогами жителей города Ковентри. Из сострадания к людям леди Годива несколько раз умоляла графа снизить налоги. Устав от её настойчивости, Леофрик в сердцах произнёс: если жена согласится проехаться верхом на коне по улицам города обнажённой, то он отменит налоги.
Жадный граф выставил такое условие, полагая, что оно совершенно неприемлемо для его благочестивой и человеколюбивой жены. А она оказалась не только благочестивой и человеколюбивой, но ещё и мужественной. Леди проехала, жители Ковентри закрылись в домах и не подглядывали. Граф сдержал слово, джентльмен всё-таки.
Правда это или нет, никто точно не знает. Зато достоверно известно: этот же самый граф построил в городе монастырь, благодаря которому Ковентри превратился из деревушки в четвёртый по величине город Англии.
Скажите, вам приходилось когда-нибудь слышать выражение "безумная Грета"? Нет, речь не о норвежской девочке, ставшей орудием в лапах политиканов и закулисных мировых махинаторов. Эта Грета "потепления" не боялась...
Тенирс Давид Младший (1610–1690). "Безумная Грета"
Про Тиля Уленшпигеля знают все, а про неё – почему-то немногие. Хотя жили они приблизительно в одно время (16-17 века) и в одном месте (Нидерланды). Первым из живописцев безумную Грету изобразил великий Брейгель. Его картину мы показывать не будем (найдёте в интернете – поймёте почему). Посмотрим лучше на полотно его соотечественника Тенирса Давида Младшего, написанное столетием позже.
Странная картина – жутковатая и одновременно потешная. Похожая на иллюстрацию к какой-то сказке, правда?
Тётушка Грета всю жизнь была очень несчастна и терпелива. Война, нищета, голод и болезни, жестокий муж-пьяница, гибель детей… И вот как-то раз нищая женщина не нашла своей единственной сковородки. Грета слыхала, что черти в аду поджаривают грешников на сковородах, и отправилась в пекло. Разогнав нечисть, Грета отняла у чертей подходящую ей сковородку, а заодно и всякую другую утварь, и вернулась домой. Жизнь у тётушки была такая, что в преисподней её ничего не испугало.
Взгляните на саблю – странноватую в женской руке. Дело в том, что созданию картины предшествовала так называемая Тридцатилетняя война (1618–1648), в которую были вовлечены почти все страны Европы.
Аугусто Феррер-Далмау Ньето. "Битва при Рокруа"
Война эта была очень странной. Армии, сражавшиеся за то или иное государство, формировались не из граждан этих государств, а из людей любых национальностей и вероисповеданий, причём попадали в них, как правило, оставшиеся без средств к существованию жители бедствующих городов и сёл.
Клятва верности давалась не государству или королю, а знамени, и если знамя захватывал неприятель, то воин имел право последовать за ним. Кроме того, солдат служил по контракту, и, когда срок контракта заканчивался, он вполне мог добровольно перейти в другую армию.
Аллегорические изображения Тридцатилетней войны на гравюрах того времени
Война была просто «работой», и эта «работа» накладывала отпечаток на тех, кто ею занимался.
Проявляя бессмысленную жестокость, солдаты сжигали деревни и убивали скот, который не могли увести с собой. В жажде наживы наёмники раскапывали могилы в поисках спрятанных сокровищ и прочёсывали леса, где укрывались крестьяне, убивали на месте тех, кого находили.
Вдобавок ко всему чума и голод косили истощённых людей. Люди ели жёлуди и корни. На дорогах лежали неубранные трупы умерших от голода, а наёмники продолжали грабить и убивать. Они поджигали дома и храмы, просто чтобы посмотреть на огромные костры.
Писатель Ханс Гриммельсхаузен в романе «Симплициссимус» описывает ужасы и зверства той войны. Но детям этот роман читать, конечно же, не мы советуем. Лучше прочесть роман Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Похожее время, похожая война (Нидерландов с Испанией), похожие лишения. И именно тогда возникла легенда о безумной Грете, чья жизнь была тяжела настолько, что она не побоялась напасть на ад...
Раньше мы считали, что бóльшая часть хорошей советской детской литературы предназначена для мальчиков, потому что, если автор "мальчик" и герой мальчик, то и "проблематика", в основном, мальчишечья, а девочкам приходится подстраиваться. А это несправедливо! И вот, однажды нашли чудесную девчоночью книжку. Бриллиант!
(Ну, как "нашли"? Просто раньше о ней не знали. Что нас профессионально не красит, конечно.)
В общем, это серьёзная книга о любви. Но не занудная, не сопливая, а очень динамичная, интересная, почти "приключенческая", и не о взрослой любви каких-нибудь там старшеклассников, дело-то происходит в пятом, а психология пятиклассника и второклашке понятна. (Дочка во втором, мы с нею вслух читаем.)
Тут всё, что надо, прямо "энциклопедия души". Столько метких, верных наблюдений! Столько поводов поговорить с ребёнком о разных нюансах отношений между людьми! И моя девочка слушает внимательно, охотно приводит свои "случаи из практики" (заодно я узнаю больше о её школьной жизни) и мотает на ус. Ещё бы! "Отношения" – это женская компетенция!
И, знаете, что? Это большая литература. Потому что признак мастеровитой литературы – умение заставить героя меняться, а признак литературы большой – умение заставить меняться читателя. В "Тройке с минусом" это происходит не раз. Сначала нас раздражала Тося, а потом мы её полюбили. Сначала мы – ух, как терпеть не могли хулигана Агафонова!.. А потом нам стало его жалко, и мы начали за него "болеть"... Потому что поняли (курсивом). А значит – стали умнее.
Драматические сцены между Аней и мамой поднимаются до алексинской (Анатолия Алексина) высоты. (Только Алексин такой конфликт размажет на повесть, и не одну, а тут хватило эпизода; ключевое слово – "хватило".)
И ещё дочка выучила слово "шантажировать". (Я неаккуратно сказал, что Боря Дубов, влюбившийся в Аню по фотографии и написавший ей письмо с предложением дружбы, "шантажирует" Аню, предполагая в ней не существующие у неё достоинства. Дескать, вы, Аня, наверное, и в шахматы хорошо играете, и на коньках катаетесь, и любите стихи... А бедняжка Аня думает: ох, надо теперь научиться, надо по вечерам на каток походить, надо в библиотеке взять стихов побольше...)
Исправили дело, уточнили значение "шантажировать", подобрали правильное слово ("вынуждает") и разобрались, чем "вынуждает" отличается от "принуждает" (степенью вмешательства и насилия).
Это драгоценные вещи, согласитесь. Как ещё найдёшь повод поговорить об этом с ребёнком? Но главное, конечно, это дар совместного валяния на диване, когда к твоему боку прижимается родное тёплое тельце, прижимается тесно и доверчиво, прижимается – потому что ему с тобой интересно и хорошо!
Спасибо вам огромное, Ирина Михайловна Пивоварова, за это. За ваш труд и ваш дар, которым вы так щедро делились. Светлая вам память!
Мао Цзедун – самый знаменитый китайский политик 20 века. Много воевал, много правил, много придумывал.
Правда, с его придумываниями связано множество удивительных и печальных историй. Например, однажды Мао Цзедун объявил войну… воробьям. Мол, зачем они уничтожают урожай зерна? Здесь вы видите плакат того времени, призывающий на эту странную войну китайских школьников.
Сказано – сделано, воробьёв истребили. Но из-за этого размножились гусеницы и саранча. Вот они-то и съели урожай на корню… В стране начался голод.
Вам смешно? Подождите, не смейтесь. Мы с вами ведём себя точно так же. Например, мы боремся с мухами. А ведь муха – чрезвычайно полезное насекомое! Она не только опыляет растения (есть виды растений, опыляемые только мухами), но и служит пищей для многих птиц и животных.
А ещё муха… замечательный санитар-уборщик. Карл Линней (великий биолог, основатель научной классификации живых организмов) подсчитал, что потомство всего трёх мух может сожрать дохлую лошадь быстрее, чем это сделает лев.
Внимательно перечитывая книги, написанные в прошлом и позапрошлом веке, можно наткнуться на любопытнейшие детали!
Начнём с Жюля Верна, а именно с книги «Дети капитана Гранта». Один из героев – двенадцатилетний Роберт Грант. Во время приключений в Южной Америке он попадает под снежную лавину, и его, беспомощного и бессознательного, уносит в небо гигантский кондор...
Майор Мак-Наббс должен сделать выстрел, но сможет ли он попасть в огромную птицу и не задеть мальчика? Это одна из самых знаменитых и напряжённых сцен во всей книге:
«Раздался вопль ужаса – в когтях у кондора висело и качалось безжизненное тело, то было тело Роберта Гранта. Хищник, вцепившись в одежду мальчика, парил в воздухе футах в ста пятидесяти над лагерем. Он заметил путешественников и, стремясь со своей тяжёлой добычей поскорее скрыться, мощно рассекал крыльями воздух».
Откроем современную медицинскую таблицу роста и массы тела. Средний рост мальчика 12 лет – 150 сантиметров, средняя масса – 40 килограммов. Самый тяжёлый самец кондора, взвешенный учёными, едва набрал 15 килограммов. Даже если предположить, что кондор настолько силён, что может поднять в небо вдвое больше, чем весит сам (вообще-то строение когтей не позволяет кондору поднимать и уносить добычу, но Жюль Верн об этом не знал), всё равно птица не смогла бы поднять в воздух 40-килограммового Роберта…
Открываем следующую книгу. Майн Рид, «Морской волчонок». Главный герой, 12-летний Филипп Форстер, решает измерить свой рост, чтобы его взяли юнгой на судно, идущее в Южную Америку:
«Я поступил так: лёг плашмя на землю пятками к одному краю ящика, а затем выпрямился и пощупал рукой, не соприкасается ли моя макушка с другим концом ящика. Не хватало почти целого дюйма. Напрасно я изо всех сил вытягивал шею — я никак не мог дотянуться до края ящика. Впрочем, это не имело большого значения. Ясно, что раз длина ящика четыре фута, значит, во мне неполных четыре».
Четыре фута в переводе на привычные нам меры длины составляют 1 метр 20 сантиметров. По той же самой медицинской таблице 120 сантиметров – это рост 7-летнего ребёнка, но никак не 12-летнего! Рост 120 см в 12 лет – невероятно редкий случай, и такого ребёнка в наши дни обязательно будут показывать врачам...
Перейдём к отечественным авторам. Григорий Адамов, «Тайна двух океанов».
Один из главных героев – Павлик Буняк, сын высокопоставленного дипломата, мальчик 14 лет, ставший жертвой кораблекрушения и оказавшийся на секретной подводной лодке «Пионер». «Хлопчик! Совсем ещё мальчик!» – говорит о нём спасший Павлика матрос. Павлик (по тексту) и в самом деле совсем ещё ребёнок – он даже не знает, что такое географические координаты. В наших школах эту тему дети изучают уже в 5-м классе, то есть в возрасте 10–11 лет, а кто интересуется географией, так и ещё раньше. Странно. Ведь по возрасту Павлик – восьмиклассник (если смотреть с современной точки зрения). Или сын крупного советского дипломата в школу совсем не ходил?
Итак, посмотрите: авторы трёх разных приключенческих книг, ни капли не сговариваясь между собой, как бы «завышают» возраст главных героев как минимум на два-три года. Рост, вес, знания – всё характерно для существенно более младшего возраста. Может ли это быть случайностью? Как думаете?
Правильно, это НЕ случайность. В медицине есть достаточно редкая дисциплина – антропометрия, которая занимается, казалось бы, совершенно скучным делом: из года в год измеряет у разных людей рост и массу тела. Когда современные исследователи открыли составленные в США таблицы измерений роста и массы школьников, сделанные в 50-х годах XIX века, они были просто поражены. Средний рост 15-летних подростков тогда составлял около 140 сантиметров, как у современных 12-летних. А 12-летние мальчишки в те годы в среднем вырастали до 125 сантиметров, как современные 7–8-летки! То же самое творилось с весом! Тщательные проверки медицинских таблиц роста и массы тела по Америке и Европе подтвердили: 150–200 лет назад дети росли намного медленнее, чем в наши дни. Открытое явление было названо акселерацией, то есть «ускорением». Если при чтении книг не забывать про «поправку на акселерацию», становятся понятными многие странные цитаты любимых авторов.
Вот, например, снова Жюль Верн в «Пятнадцатилетнем капитане» пишет про Дика Сэнда: «Он был уже взрослым в ту пору, когда его сверстники еще оставались детьми...» Детьми? Это в 15-то лет? В наши дни 15-летний подросток – это уже здоровый (нередко усатый!) «дяденька», который давным-давно обогнал ростом маму, а то и папу тоже! Но вот во времена Жюля Верна 15 лет – это всё ещё «полудетский» возраст, тогдашние 15-летки выглядели как современные ребята в 12–13 лет.
А вот замечательная книжка писателя Сэтона-Томпсона «Маленькие дикари». Мальчики Ян, Сэм и Гай живут в лесу и увлечённо играют в индейцев. При этом мальчикам... по 14 лет! Согласитесь, у современных 14-летних подростков уже несколько другие интересы и игры, предложение «поиграть в индейцев» будет воспринято ими, скорее всего, как шутка («ещё бы в кубики с пирамидками предложили поиграть»). Однако в книге речь идёт о 70-х годах XIX века – а тогда 14-летние ребята, по сохранившимся медицинским записям, в среднем выглядели приблизительно как современные мальчики 11–12 лет (вот тут уже и в индейцев не стыдно летом поиграть, не так ли?).
Так что не удивляйтесь, читая сведения о том, что в XIX веке в первый класс гимназии принимали детей в возрасте 9–10 лет – по росту и весу они практически не отличались от современных 7–8-леток!
Когда мы изучаем в школе "Мёртвые души", часто делаем две ошибки. Во-первых, не понимаем Гоголя – что он за человек? Зачем он это писал? И как следствие, во-вторых, неправильно понимаем смысл произведения.
Помните рассказ Шукшина "Забуксовал"? Совхозный механик Роман Звягин слушает, как его сын Валерка зубрит знаменитый отрывок из "Мёртвых душ" – про птицу-тройку. И делает неожиданное открытие...
И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "чёрт побери всё!" - его ли душе не любить её?
Иллюстрация к рассказу «Забуксовал»
Это о ком? Ясно о ком, о русском человеке! И слова эти проникнуты гордостью за его удаль! Но что написано перед этим?..
Лошадки расшевелились и понесли, как пух, лёгонькую бричку... Чичиков только улыбался, слегка подлётывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду.
Стоп... Это что получается? Это Чичиков – любил быструю езду? Так это про него сказано "какой же русский"? Это он произносит удалое русское "чёрт побери всё"?
Точно, он. Вот же перед этим:
«Ну, что ж! – сказал Чичиков, – зацепил – поволок, сорвалось – не спрашивай».
А уже потом:
Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "чёрт побери всё!" - его ли душе не любить её.
Н-да...
Шукшинский Роман Звягин делает из этого наблюдения социально-критический вывод (ибо именно в таком, социально-критическом, ключе мы читаем произведение) и ставит в неловкое положение Валеркиного учителя. Вспомним их разговор:
– Так это Русь-то — Чичикова мчит? Это перед Чичиковым шапки все снимают?
Николай Степаныч засмеялся. Но Роман все смотрел ему в глаза – пытливо и требовательно.
– Да нет, — сказал учитель, – при чем тут Чичиков?
– Ну, а как же? Тройке все дают дорогу, все расступаются…
– Русь сравнивается с тройкой, а не с Чичиковым. Здесь имеется… Здесь — движение, скорость, удалая езда — вот что Гоголь подчеркивает. При чем тут Чичиков?
– Так он же едет-то, Чичиков!
– Ну и что?"
Валеркин отец сделал важное наблюдение, из которого важно было сделать правильный вывод, но учитель оказался не готов к ответу на сакраментальный вопрос "Что хотел сказать автор?".
А он хотел сказать, что Чичиков русский человек и как всякий русский человек обладает определёнными положительными свойствами натуры. Да, и в Чичикове есть что-то хорошее. Есть терпение, трудолюбие, настойчивость, решимость. Русь-тройка не увозит Чичикова прочь. Она увозит его во второй том "Мёртвых душ" – туда, где должно было произойти его преображение.
Гоголь видел своё призвание не в бичевании пороков, а в исправлении нравов. Вот что он сам писал:
Вовсе не губерния и не несколько уродливых помещиков есть предмет "Мёртвых душ", – писал он. – Это пока ещё тайна, которая должна была вдруг, к изумлению всех раскрыться в последующих томах.
То есть Чичиков – проныра, льстец, лжец и корыстолюбец – должен был переродиться! Возможно ли такое? Гоголь считал, что да... Но – стоп. Притормозим ("забуксуем") ещё раз.
Если в Чичикове достаточно русского человека, то не значит ли это, что и обратное верно? Что в русском человеке достаточно Чичикова? И прекраснодушного Манилова, и глупой, мнительной Коробочки, и хама Ноздрёва, и пошляка Собакевича, и глубоко несчастного Плюшкина...
Давайте вспомним – из "Ревизора":
Городничий (в сердцах). Чему смеётесь? Над собою смеётесь!.. Эх вы!.. (Стучит со злости ногами об пол.)
Современные режиссёры в этом месте "ломают четвёртую стену" – заставляют актёра, исполняющего роль Городничего, обращаться непосредственно к зрителям, в зал. Но обращаем ли мы на это внимание? Задумываемся ли – вместо того, чтобы продолжать хохотать?
То же самое и с "Мёртвыми душами".
"Мёртвые" – значит спящие. "Сон разума рождает чудовищ". (Помните, у Чехова есть страшный рассказ – "Спать хочется"?) Где-то рядом с "Русью-тройкой", страницей или двумя раньше, есть в "Мёртвых душах" такой авторский пассаж:
Зачем ты, брат, говоришь мне, что дела в хозяйстве идут скверно? – говорит помещик приказчику. – Я, брат, это знаю без тебя, да у тебя речей разве нет других, что ли? Ты дай мне позабыть это, не знать этого, я тогда счастлив...
Все мы в той или иной степени любим держать глаза закрытыми, все мы спящие и до поры "мёртвые". А Гоголь будучи христианским мистиком видел свою миссию в том, чтобы нас, соотечественников своих, от этого сна души пробудить. «Люди! Человеки!..»
В школе учат, что "мёртвые души" – это, дескать, не умершие крепостные, скупкой которых занимается Чичиков, а помещики, чиновники и сам Чичиков. И правильно – потому что как подступишься к ребёнку с мыслью, что "мёртвые души" – это также, в той же мере, и он сам, и его мама с папой? Никак. А после школы перечитывать и переосмысливать недосуг – так мы с детским восприятием и остаёмся.
Да, авторский замысел не был исполнен. Гоголь так и не смог написать второго тома – того, который должен был, по его идее, заставить нас очнуться, прозреть и перестать быть Чичиковыми из тома первого. Он страдал, думал, что художественный дар его покинул, ринулся в публицистику ("Выбранные места из переписки с друзьями"), но и тут у большинства современников понимания не встретил, отчаялся и умер.
И откуда такая блажь – спасать людей от них самих?
Гоголь не был наивным, прекраснодушным человеком. Тут другое. Есть люди, которые подбирают и выхаживают раненых птиц или замерзающих щенков и котят. Не для того, чтобы совершить хороший поступок, а по безотчётному внутреннему позыву. Вот так и Гоголь пытался подобрать и выходить человечество.
Не получилось. Мы даже то немногое, что осталось от гоголевского завета, читаем неправильно. "Мёртвые души" у нас – сатира, "Ревизор" – сатира...
Но Гоголь не был сатириком! Сатира – это способ отстраниться от порока (а значит, пройти мимо раненого птенца) а Гоголь жалел своих героев, жалел людей. Хлестакова – не в меньшей степени, чем Башмачкина. "Ревизор" – очень печальная комедия, сущностно смешного в ней столько же, сколько в "Шинели" (в которой ведь тоже есть забавные речевые обороты и наблюдения).
Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною ("Выбранные места из переписки с друзьями").
Каким был Гоголь, сделавший для русской литературы не меньше (если не больше!..) Пушкина?
Если коротко: это сентиментальный, чувствительный человек минорного склада, ничуть не весёлый. Его юмор – инструмент приспособления и выживания ("читатель ждёт уж рифмы "розы" – на вот, возьми её скорей"). Все его произведения в разной степени автобиографичны.
Одно из лучших воспоминаний о нём – Авдотьи Панаевой. Был литературный обед, все ждали Гоголя. Молодёжь волновалась – что-то скажет им солнце русской словесности? Пришёл Гоголь – маленький, нахохленный – молча съел тарелку гречневой каши и ушёл…
Первое впечатление этой почти страшной фигуры, прислонившейся к грубой глыбе камня, точно ударило. Большинство ждало образа, к которому привыкло… И вместо этого явно трагическая, мрачная фигура; голова, втянутая в плечи, огромный, почти безобразящий лицо нос и взгляд – тяжёлый, угрюмый, выдающий нечеловеческую скорбь…
А это воспоминание об открытии памятника Гоголю – того, что теперь на Никитском бульваре. Люди были ошарашены. Вместо рифмы "розы" они увидели то, что есть. То, чего не замечали раньше.
Памятник Гоголю в Москве. Здесь он настоящий
Давайте прочтём финал его "искрящейся смехом" "Сорочинской ярмарки". (Спасибо товарищу, напомнившему мне недавно об этом финале.) Итак, свадьба, пляска:
Люди, на угрюмых лицах которых, кажется, век не проскальзывала улыбка, притопывали ногами и вздрагивали плечами. Всё неслось. Всё танцевало. Но ещё страннее, ещё неразгаданнее чувство пробудилось бы в глубине души при взгляде на старушек, на ветхих лицах которых веяло равнодушием могилы, толкавшихся между новым, смеющимся, живым человеком. Беспечные! даже без детской радости, без искры сочувствия, которых один хмель только, как механик своего безжизненного автомата, заставляет делать что-то подобное человеческому, они тихо покачивали охмелевшими головами, подплясывая за веселящимся народом, не обращая даже глаз на молодую чету.
Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо.
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
Не знаю, кто придумал, что заканчивать текст цитатой – дурной тон. По-моему, дурной тон – наоборот, что-то ещё бормотать после слов, взыскующих немой сцены.
