Я Владимир, выздоравливающий от наркотической зависимости, публикую отрывки из дневника который вел, пока находился в Рехабе.
...Мы тут все изо всех сих стараемся не расстраивать маму и папу, которые упекли нас на неопреденный срок в санаторий с решетками на окнах и тотальной невозможностью остаться одному хоть на минуту. Мы заземляемся как можем, ведем дневники, отслеживаем проявления эгоцентризма, берем коррекции, осуществляем их и отчитываемся консультанту, работаем с психологами в группе и так, исповедуемся до самых глубоких глубин израненной психо-активными веществами психики, “взращиваем социальные функции человека”, как говорит любимая всеми нами начальница рехаба Татьяна Борисовна, но при этом все мы, конечно, ненавидим рехаб и всех вокруг так глубоко, как только можем, но показывать это нельзя, потому что пока не осознал, что ненавидеть нельзя, а можно только наблюдать и анализировать Причины, и делать Коррекции этих причин, и, в общем, самопрограммироваться на Духовное, пока не изменился, как им надо, будешь сидеть здесь хоть год, хоть два, один, говорят, три года здесь взаперти провел, люди приходили и выписывались, а он все сидел и сидел, два психоза словил внутри рехаба, а все потому, что Отрицал и сопротивлялся. Так что этот дневник, надеюсь, никто не увидит. А написать мне надо кое-что, потому что мы все делаем одно задание - 10 причин, почему и для чего я здесь - и мне надо записать о Борьбе со Злом, которую в детоксе назвали психозом, хотя это все была правда.
В тот день, когда я выглянул из лоджии нашей пятикомнатной квартиры в Замоскворечье, я уже неделю как не принимал мефедрон, а, как мне казалось, нормально функционировал в социуме, ходил на пары, только днем пил пиво, а вечером курил дурь с друзьями. Была ранняя осень и меня то и дело накрывало эйфорией просто с ничего. Я купил пакет турецкой олдскульной жвачки Love is... и раздавал на улице всяким девчонкам, просто так, без задней мысли. Мне казалось, я так распространял идею, что “любовь есть”, мне это казалось тогда суперважной миссией. Только однажды девчонка была с мужиком каким-то, наверное, отцом, он гневно ударил по моей протянутой с жвачкой руке, и девчонка виновато на меня посмотрела. Сейчас-то я понимаю, что я странно выглядел со своей этой кришнаитской улыбкой и жвачками в руке, но тогда казалось, все идет как надо.
Я вообще тогда как-то проникся эмпатией к разным обездоленным, пару раз купил бомжам бургеры, один из них потом меня поджидал во дворе, наверное, проследил, где живу, и пытался узнать, из какой я квартиры (был послан и больше я бомжей не кормил), а как-то раз я нашел котенка и принес домой, но мама его молча унесла на улицу обратно. В общем, меня распирало от Доброты. И, как оказалось, оттуда всего шаг оставался к великому героизму по спасению людей (и других существ) от вселенского зла. И вот как-то утром я по тогдашней утренней привычке проскользнул в лоджию, чтобы накуриться перед утренней парой (чтобы мирно отсидеть эту тупую Историю русской журналистики и не агриться на препода за то, что он такой душный и такой лузер). И в процессе я увидел, что во дворе к сидящему на скамейке тощему мужику подходит другой мужик с большим пластиковым чемоданом. Когда тот шел, я спецом открыл откно в лоджии пошире и в открытую затягивался из моей тайной металлической трубочки, а сам смотрел на мужиков, что они делать будут с этим чемоданом. И вот, первый на скамейке оглядывает двор и видит меня в лоджии, а я смотрю прям на него, не мигая. Увидев меня, тощий делает знак подошедшему с чемоданом, тот тоже смотрит на меня, а потом разворачивается и идет туда, откуда пришел, не передав чемодан. Вот, в общем-то, и все. Эпизод небольшой, но, как говорит Татьяна Борисовна, “триггер запущен, дальше - только космос”, то есть - нет предела дальнейшему беспределу. Но тогда я так не подумал, просто вернулся в квартиру и сел завтракать, а перед тем, как идти на учебу, снова зашел в лоджию погонять вейп. Тощий мужик все так же сидел на той же скамейке и смотрел на меня. Я почувствовал мощный психоимпульс ненависти, исходящий от этого мужика, и меня прямо скрутило от этого. Появилась боль в солнечном сплетении, накотила паника, и я ушел с лоджии обратно в квартиру. Родителей и брата уже не было, и я решил остаться дома, покурить дури (чтобы успокоить нервы) и досмотреть видос про маньяка-каннибала, поставленный на паузу накануне ночью. Своей девушке написал, чтобы она, как освободится, заходила ко мне, получил ответ, что она зайдет днем. Пока она не пришла, хорошо проводил время, только перестал на всякий случай подходить к окнам, а вейп выдыхал в вытяжку на кухне. Когда пришла девушка, я попросил ее сходить во двор и посмотреть, не сидит ли кто на скамейке. Она вернулась и показала фотку - мужик все так же сидел там. Я признался девушке, что этот мужик следит за мной, что он, походу, связан с криминалом, а я помешал ему с дружком в передачи чемодана с наркотой или чем еще, может, какими военными секретами или оружием. Она поржала, назвала параноиком, предложила выйти на улицу с ней вместе, я согласился. Мы вышли. На скамейке на этот раз никого не было и я, наконец, расслабился. Мы пошли гулять. Я веселил ее своим рассказом о раздаче жвачки Love is, и тут мимо проезжает спортивная тачка, останавливается где-то позади нас, из нее выходят двое мужиков, я вижу это краем глаза буквально, и один из них, высокий, со светлыми зачесанными назад волосами, подходит ко мне со спины, слева, и заглядывает в глаза. Я делаю удивленное лицо. Второй, которого я не вижу, спрашивает: “Этот?”. И тот, кто на меня посмотрел, отвечает: “Нет, дальше”. Тачка отъезжает, на меня накатывает сильный страх, я прошу девушку вернуться домой, она спрашивает, что случилось, я не отвечаю. А во дворе у дома, как вы понимаете, сидит тот самый, которому не передали чемодан, и смотрит на нас с девушкой. Я вдруг понимаю, что так продолжаться не может, подхожу к нему и говорю, что ничего не видел и мне вообще плевать, я доносы не пишу. Тот молчит и презрительно сплевывает под ноги. Девушка тащит меня домой, убеждая сходить к психологу и бросить курить. Дома мы выпиваем почти бутылку коньяка из бара родителей и закрываемся у меня в комнате. Проснувшись ночью, я как-то очень ясно осознаю, что вчера встретился с самым чистым злом и теперь мне одна дорога - принять Битву или умереть. Точнее, принять Битву, чтобы научиться магии и победить Зло. Я понимаю, что тот, кто на улице подошел ко мне со спины, был магом (он подошел слева, где за человеком неотступно следует его смерть), и теперь мне нужно принять магическую битву и победить.
Накрыли меня эти все воспоминания, вышел покурить на первый. У нас там такой специальный загон за решетками есть для курения. В курилке в два часа ночи оказалось еще четыре человека, “впередиидущий” Макс (так тут называют тех, кто долго лежит и уже сам наставляет новичков) со своим подопечным, чье имя я никак не могу запомнить, то ли Рольф, то ли Рудольф, и девушка с биполяркой с заплаканными глазами, а рядом с ней, молча, консультантка Ира. Все курят одну за другой, все на нервах и спать как будто не собираются. Покурил и ушел, там еще тоскливее, чем у меня в комнате. Поднялся к себе - а Ростик, оказывается, затеял ночную уборку, потому что “грязь мешает думать” (что бы это ни значило) . То есть натурально где-то взял налобный фонарь, принес из туалета ведро и тряпку и моет пол, хотя у нас уборка и так каждый день после завтрака, но если я ему что скажу - он решит, что я готов пару часов выслушивать про его личные подвиги, поэтому я промолчал и вернулся к блокноту.
После официального начала моей магической битвы я уже не выходил из квартиры (через две недели прямо из нее меня отвезли к психиатру, а тот направил на детокс). Наблюдатель на лавке во дворе исчез, зато появились другие - мужики в черных кожанках, стоящие на углу, и молча поглядывающие по сторонам. Телефон я отключил, потому что однокурсники спрашивали, что со мной и когда я приду в институт. Девушка перестала общаться, когда я сообщил, что теперь сплю в одежде, потому что нужно постояно быть наготове. Родители ничего странного не замечали, потому что утром уходили, а приходили вечером, брат в те же часы посещал школу. Днем я брал из родительского бара бутылку крепкого алкоголя и выпивал половину, а потом добавлял воды так, чтобы не было заметно. Магические бои с врагами-бандитами выглядели так: я садился на пол, скрестив ноги, и направлял взгляд на восточную стену комнаты, где у меня висело изображения богини Тары. Если удавалось долго не моргать, Тара распадалась на цветовые наслоения, зрение расфокусировалось, а в углах комнаты возникали колыхающиеся тени. Это были мои защитники, которых я ментально отправлял на бой с моими врагами. Периодически во дворе раздавался рев автомобиля, это был тот самый спортивный, из которого вышли двое бандитов, искавших меня. Как-то раз я написал им записку, где сообщил, что не боюсь их, потому что преодолел страх смерти, и что, опять же, мне неинтересно, что передавали в чемодане, поэтому я предлагаю снять осаду и прекратить войну. Прямого ответа не последовало, но вечером к родителям пришли их друзья и в числе гостей была девочка лет десяти, которая, увидев меня, очень мной заинтересовалась и пристально молча меня разглядывала. Встретившись с ней взглядом, я понял, что к ее глазам каким-то образом подключились мои магические враги. Не имея возможности следить за мной во дворе, они направили своего агента прямо ко мне в дом. Я спрятался от девочки в комнате. В тот вечер родители обнаружили, что я выпил половину их алкогольного запаса и наконец устроили со мной серьезный разговор. Я согласился на него, но только при условии, что со стены будут сняты фотографии моей бабки, матери отца, которая смотрела прямо в камеру, то есть - прямо на меня, а я не знал, нет ли у магов-противников уже и такой суперсилы - наблюдать через глаза фотопортрета.
Родители убедили показаться психиатру, и я был рад возможности покинуть квартиру под защитой близких людей. Конечно, они не повезли бы меня в обычный госдиспансер; мы оказались на приеме в частной клинике, но прямо во дворе клиники, вылезая из авто отца, я увидел людей, связанных с моими врагами. Поняв, что они хотят подслушать все, что я скажу психиатру о чемодане (им было важно понять, что я знаю и хочу ли написать донос в полицию), я отказался разговаривать с психиатром вслух. Знаками попросил бумагу и отвечал на ее вопросы письменно. В целом, я понимаю, что выглядело это стремно, и когда психиатр предложила лечь в клинику для детокса, согласился, потому что надо было сменить обстановку. К тому же, я знал, что когда противники узнают, что мне поставят диагноз, они потеряют ко мне любой интерес, ведь если человек с диагнозом даст на них показания, ему никто не поверит. Так я избавился от своей паранойи, мании преследования и страха смерти. Но после детокса меня все равно принудительно закрыли в рехаб. Хотя это точно было лишним, потому что я еще в детоксе согласился с психиатром, что загнался и адекватно понимаю, что стал жертвой небольшого психического приключения.
