Белая паутина. Часть 1
UPD:
Часть 2: Белая паутина. Часть 1 | Пикабу
Рассказ завершен. Вся серия здесь: Серия постов «Белая паутина»
1
– Что ж, присаживайтесь. Много проблем от вас, Семьдесят Первый. Не так ли?
Семьдесят Первый был главным лунным исследователем на космической станции. Он делал то, что не входило в страховку рядового сотрудника-человека – изучал неизведанное, где погружение в каждый кратер может стать последним. И именно он теперь находился здесь – на входе в кабинет доктора, который с нескрываемым недовольством глядел на его фингал под глазом и покосившуюся челюсть.
– Есть такое, – лунный исследователь скрестил руки за спиной и бросил затуманенный взгляд себе под ноги.
Семьдесят Первый, наконец, вошёл в капсулу доктора Второго. Дверь за ним зашипела и закрылась. После каждого закрытия двери следовали шипение, дымок и холодок. Не нравился ему этот холод. Семьдесят Первый плюхнулся на белоснежный стул и закинул руки на белоснежный стол. В плече вспыхнула острая боль, но он сделал вид, что ничего не почувствовал. Привычка такая – делать вид, что ничего не чувствует.
– Вам не больно разве? Стычка с инженером Бурьяновым вышла знатная.
– Да ладно вам, пустяки.
Доктор Второй протянул Семьдесят Первому чистый платок. Исследователю жест показался очень странным, ведь он уже смыл всю кровь с лица, ему и швы наложили. Но всё равно принял платок и приложил его к губам. Такой мягкий, нежный платок. Давно Семьдесят Первый не прикасался к чему-то более мягкому. По телу разлилось тепло.
– Спасибо.
– Да ладно вам, дорогой Семьдесят Первый, пустяки.
Семьдесят Первый хотел ему вмазать. Да так, чтобы кровавые брызги окропили белые стены кабинета. Слишком много белого. Лунный исследователь старался изображать спокойствие, но доктор не верил – недоверчиво щурился и что-то постоянно записывал в маленький блокнот.
Семьдесят Первый сжал кулаки, его вены набухли, а в жилах текло что-то невыносимо горячее. Он чувствовал, как организм тлеет изнутри. Говорил с доктором сквозь зубы. Нужно было делать вид, будто не больно. Будто не страшно. Будто не хочется разорвать доктору пасть, вырвать его позвоночник и разрезать окровавленным хребтом себе глотку.
– Допрашивайте уже.
– Некуда спешить, дорогой мой. Некуда, – он плавно указал рукой на иллюминатор, в котором в бесконечной синей тьме сверкали звёзды.
– И всё-таки. Я бы хотел полежать.
– Вы проспали здесь у меня по меньшей мере сутки. Неужто мало?
Мало. Ему было мало. Не Семьдесят Первому. А ему – тому, кто скользит по костям и прожигает плоть. Тому, из-за которого в висках пульсирует кровь. Семьдесят Первый не ответил на вопрос доктора. Он встал и подошёл к иллюминатору, потому что очень хотел увидеть Луну-17. Но перед глазами расстилалось только синеватое полотно в белых пятнышках. Будто специально доктор устроил досмотр именно здесь.
– Зачем вы меня вызвали, – наконец, заговорил Семьдесят Первый, – меня же уже осмотрел медбрат. Должен был всё вам доложить.
– Так вы же сами ко мне и пришли. Забыли? Но, признаться, мне важно лично поговорить с вами, задать кое-какие вопросы.
– Доложите доктору Седовскому?
Доктор Второй поморщился. Он всегда нервничал, когда при нём упоминали доктора Седовского. Эта фамилия напоминала врачу о его значимости, о том, что она относительна – ничтожна по сравнению с тем, что представлял из себя Седовский. А Семьдесят Первому нравилось в любом удобном случае дразнить доктора, потому что ему не с кем себя было сравнивать.
– Конечно, доложу, – ухмыльнулся доктор, – как и всегда. В еженедельном отчёте. Спасибо, что вновь напомнили.
– Как тут не напомнить, – лицо Семьдесят Первого было каменным, непроницаемым, – ведь им там, на синем шаре, важно всё знать.
Семьдесят Первый вернулся к столу, но садиться не стал. Он крепко взялся за спинку стула и посмотрел доктору в глаза. Тот воспринял это как сигнал – тут же открыл журнал перед собой и взял ручку.
– Расскажите мне всё по порядку. Начнём с контакта.
Пункт 1. Контакт
По среднему земному времени пять часов и одна минута. Семьдесят Первый сделал отметку в электронном устройстве у себя на запястье: «Участок С. Найдены залежи энергетически ценных пород. Рекомендовано: установка купола с поддержкой подачи воздуха для продолжительных исследований и сбора». Семьдесят Первый нагнулся, взял чемоданчик с образцами и поплыл по поверхности Луны-17 к станции. Он смотрел себе под ноги и даже не замечал сиреневые переливы на горизонте. Сама вселенская бесконечность заигрывала с Семьдесят Первым, но он не хотел смотреть в ответ, потому что надоело – соскучился по земной жизни, о которой не знал.
– Семьдесят Первый, – в скафандре зазвучал тонкий женский голос, это была Киселёвская, – вызывает База-1. Как успехи? На чай успеваем?
– Успеваем, – устало ответил он. Земные шутки Киселёвской всегда забавляли экипаж, но Семьдесят Первого они раздражали, – как раз несу лунные печенья.
– Вот и славно. Загружай в Отсек-23. Там всё готово.
– Принято.
Добравшись до посадочного люка, лунный исследователь отправился в Зону Очистки. Её разработали и встроили в космическую станцию несколько лет назад – после того, как на поверхности Луны-17 обнаружили липкое вещество. Эту дрянь невозможно поймать, но она прилипала к оборудованию и костюмам исследователей. Начальство запрещало проносить вещество на станцию во избежание несчастных случаев с оборудованием и сотрудниками, поэтому его не изучили. А найти и схватить невзрачный скользкий организм снаружи для получения крошечной безопасной пробы было сложно. Да и Семьдесят Первому всегда говорили, что это подождёт – есть дела поважнее. А он ослушаться не смел – руководству виднее.
Вещество имело тёмно-зелёный оттенок, но при прикосновении оно могло менять цвет – маскироваться под поверхность, к которой липло. Поэтому после работы на поверхности Луны-17 все участники экспедиции обязаны проходить процедуру очистки.
Семьдесят Первый встал под струи очищающего пара. Он ощутил зуд на левой ноге и взглянул на неё. Там образовался тёмно-зелёный сгусток, который на глазах Семьдесят Первого отвалился и рассыпался в мелкие песчинки. Остатки вещества всосала вентиляционная труба, которая сбросила их в невесомость. Вот как, подумал Семьдесят Первый, на этой неделе уже шестой раз.
Исследователь снял скафандр, перевёл дух и направился по светлому цилиндрическому коридору в столовую, чтобы заполнить свой пустой со вчерашнего вечера бак. Он был голодный настолько, что забыл проверить расписание сотрудников. Если бы он это сделал, то не наткнулся бы на инженера Бурьянова, который должен был как раз покинуть столовую и начать осмотр отсеков.
– Так-так, – Бурьянов преградил дорогу Семьдесят Первому, его лицо исказила злобная ухмылка, – а вот и лунная пташка наша. Давно не виделись.
– У вас глаза красные, – исследователь невозмутимо взглянул на красные круглые пятна на шее и руках Бурьянова. – Вам бы на медосмотр. После проверки внешних модулей и вентиляционных труб проходили очистку?
– Слушай ты, – Бурьянов вдруг помрачнел, – не твоего ума дела, что я делаю и как. Это таких как ты нужно проверять, а не нас – нормальных людей! Вот сучоныш, вздумал отчитывать. Ты на коленях передо мной стоять должен, тварь ты паскудная.
– Вам бы медосмотр.
– Я для того свою кровь пускал для этих проклятых экспериментов, чтобы таким как ты работу давали? – вены на шее Бурьянова набухали, а его глаза вот-вот могли вывалиться на пол. – Ты вообще в курсе, что вам, клонам, больше платят?
– Согласно протоколу, риски, которые мы…
– Закрой хлебало! Из-за таких как ты меня заменить могут! А как я семью свою прокормлю?
Бурьянов схватил Семьдесят Первого за воротник и повалил на пол. Вмазал ему в челюсть с такой дурью, что в одно мгновение полетели брызги крови. Семьдесят Первый выставил перед собой ладони и принялся умолять Бурьянова прекратить. Но тот обрушил на него один удар, второй и слился в едином порыве невыносимой жестокости. Из носа хлынули красные ошмётки, губа разорвалась, а Бурьянов всё не останавливался.
– Оставь его! – за спиной послышался голос Киселёвской. Она обвила шею Бурьянова и оторвала его от плюющейся кровью полудохлой туши. Бурьянов ударился головой о стену узкого, увитого тонкими трубами коридора и сполз по ней на пол. Обхватил голову руками и начал биться в порыве то ли смеха, то ли плача.
На шум прибежали ещё два человека. Один помог Семьдесят Первому встать, а второй вместе с Киселёвской осмотрел Бурьянова.
– У тебя кровь, – Киселёвская осторожно подошла к Бурьянову и нежно взяла его за руку.
– Ещё бы, милая, – засмеялся тот и покрутил в руках маленький медальон на шее с гравировкой «от Маруси», – вон как корчится. Не того моя дочь хотела, чтоб её батька под никчёмными пустышками ползал. И жена… – Бурьянов стыдливо опустил глаза.
– Да нет же, – у неё задрожал голос, – у тебя из глаз идёт кровь.
Бурьянов ощупал собственное лицо, и его пальцы увязли в липкой и горячей крови. Будто слёзы окрасились алым, выворачивая никому неведомую боль наизнанку.
Семьдесят Первому помогли добраться до столовой, и уже оттуда он наблюдал за тем, как Бурьянов бьётся в конвульсиях, отмахивается от санитаров и не даёт себя схватить. Один крепкий мужичок заломил ему руки, а второй воткнул в шею острую иглу. И тот сразу обмяк.
Продолжение следует...
