Сон из детства
Случаи из практики 144
Мужчина 35 лет
— Я – профессиональный моряк, - с гордостью в голосе произнес клиент, высокий загорелый мужчина с орлиным носом и едва заметным шрамом на лбу. – Мой дед был моряком, мой отец был моряком, ну и я туда же пошел. Собственно, я даже родился на воде – мать всего пару часов не дотянула до суши.
— И, я так понимаю, вам эта профессия по душе?
— Именно так, - ответил он, не задумываясь. – Но года полтора назад я был готов все бросить и остаться на суше. Даже и не знаю, с чего начать…
— Расскажите, как есть, необязательно делать рассказ коротким.
— Это произошло осенью, в сентябре – мы тогда возвращались из рейса, обратно в Приморск. Маршрут пролегал через Северное море в Балтийское без остановок, погода в тот день стояла спокойная, на море штиль – плыви не хочу. Я тогда был помощником у капитана и находился на вахте, когда прямо по нашему курсу показалось судно. Оно лежало в дрейфе, так что согласно правилам нам следовало заранее сделать все возможное для избежания столкновения. Не буду долго расписывать процедуры как это делается, но вот что важно – в какой-то момент я заметил дым у них над палубой, а еще вывешенный специальный флаг, который называется «Виски», означающий что экипажу срочно требуется медицинская помощь.
— И как же вы поступили? – спросила я и протянула клиенту стакан с водой.
— Попытался связаться с ними, но ответа не получил, тогда я предупредил датскую службу спасения о том, что произошло. Они спросили не могли бы мы оказать посильную помощь, прежде чем они сами доберутся до судна. Я отрапортовал капитану и спросил, что будем делать, мол у нас все-таки есть график и не хотелось бы сбиваться с него. Но на море есть правило, что сегодня ты поможешь в беде, а завтра помогут тебе – так что мы решили не бросать людей и подплыли поближе. Судно оказалось приличных размеров яхтой, причем довольно старой судя по внешнему виду, на боку виднелось название – Люсия. Я насчитал четыре источника дыма в разных местах на корабле, но экипаж будто и не собирался тушить огонь. Ни на палубе, ни на рубке – нигде не было ни души…
— Звучит довольно жутко, - заметила я.
— Не то слово, - сдавленно пробурчал Сергей. – Но на тот момент мы не особо вдавались в это – кто знает, может быть, на яхте было всего несколько человек и все они находились внутри? Короче, капитан послал меня, и еще нескольких матросов с огнетушителями и аптечкой проверить что там, да как, и, при необходимости, помочь. Поднявшись на борт, я тут же отрядил двух мужиков залить пеной все что можно, а сам с остальными пошел искать людей. Что удивительно - ни в коридоре, ни в каютах не было дыма, хотя и воняло гарью. Я попытался докричаться - надеялся, что кто-нибудь отзовется, но все оставалось тихо. Разумнее всего было сразу же наведаться в машинное отделение, чтобы проверить не добрался ли туда огонь. Я открыл дверь и увидел нечто такое от чего до сих пор волосы на затылке встают дыбом…
Все помещение было покрыто сажей, но пламя уже давно погасло или было потушено. Свет, пробивавшийся через единственный иллюминатор, падал четко на почерневшую стену, на которой ярко белым выделялся изогнутый силуэт. Будто бы кто-то приставил человека, разукрасил все вокруг него краской, а потом убрал. Мне в тот момент изрядно так поплохело – я вообще не из пугливых, но от этого вида у меня сразу пересохло во рту. Осмотрелся по сторонам, но никого – не живого ни мертвого не обнаружил. Тогда меня окликнул один из матросов – в одной из кают оказалось нечто подобное. Очертания двух людей, сползших по стене на пол, виднелись еще отчетливей чем то, что нашел я. Я приказал всем покинуть судно, понимая, что на нем произошло что-то очень зловещее, а сам решил напоследок заглянуть в рубку.
— И что там было? – спросила я, заметив, что мужчина изрядно побледнел и замешкался.
— Ничего, - едва слышно прошептал он. – Вообще ничего. То есть, она выглядела так будто ее кто-то отдраил – идеальная чистота, даже запах порошка стоял в воздухе. В какой-то момент я даже хотел попытаться найти их судовой журнал, но что-то остановило меня, и я на трясущихся ногах пошел обратно к своим. А когда мы вернулись я доложил капитану о произошедшем и спросил, что будем делать дальше. Сначала он хотел самолично взглянуть на покинутое судно, но потом передумал и даже распорядился сообщить датчанам что мы решили не останавливаться из-за графика и продолжили идти прежним курсом. Только спустя несколько часов, когда Люсия скрылась из вида я, наконец, смог вздохнуть спокойно. Правда ненадолго…
— Что случилось?
— Каждую ночь, до самого берега, меня мучили кошмары – я каждый раз возвращался на этот чертов корабль, где меня уже ждали то вылезающие из стен призраки, то ожившие мертвецы, то девятый вал, то еще какая-то хрень! Дошло до того, что я начал бояться засыпать. А потом все прошло, как будто ничего и не было – вернулся домой, поцеловал жену, обнял сына и после короткого отдыха снова отправился в рейс. Никаких кошмаров – все хорошо. Даже когда мы проплывали неподалеку от того самого места, никаких проблем со снами у меня не наблюдалось. И я даже начал забывать об этой истории, как она снова напомнила о себе. У меня тогда, как раз закончился очередной заход, и я сошел на берег. В первую же ночь кошмары вернулись, причем в два раза более яркие. Я все пытался добраться до рубки чтобы заглянуть в судовой журнал, но мне каждый раз что-то мешало. Семь дней я не мог нормально поспать – отдых на земле превратился в настоящую каторгу. И облегчение пришло только когда я снова поднялся на борт корабля. С тех самых пор я не мог нормально жить со своей семьей.
— Вы пробовали какие-нибудь препараты?
— Закидывал целыми горстями – бесполезно. Жена сильно переживала за меня, даже думала, что это из-за нее мне плохо, типа – плохо встречает. Ах да, я ей ничего не рассказал о том случае – хотел вначале, но побоялся что ее тоже будут преследовать кошмары. Но, в конце концов, я нашел выход, если это можно так назвать…
— Какой?
— У моего товарища есть старый речной буксир, который все еще на плаву, но используется скорее, как склад. Ну я его и уговорил дать мне возможность пожить в нем какое-то время. Стоило мне снова почувствовать качку, как сны тут же стали чистыми и светлыми. Одна проблема – такое решение не пошло на пользу семье. Жена даже призналась, что подумала будто бы я нашел себе женщину на стороне – так она переживала. Я ее, конечно, успокоил, показав, где мне приходится ночевать, но легче от этого не стало. Понимаете, у меня ведь в семье отродясь не было ни у кого психических заболеваний, сам я здоров как бык, не слышу никаких голосов и не вижу призраков. Только вот навязчивые сны задолбали, мочи нет. Собственно говоря, жену мою они достали еще больше – потому она меня к вам и записала. Вы сможете мне как-то помочь?
"Теплоход". Фантасмагорический рассказ из 11 миниатюрных глав
I
На безлюдную палубу теплохода выходит Анна. Дует ветер, солнце светит, тучи душно висят и очень черные. Анна смотрит на воду, а та неаккуратно раскачивает уверенно идущий теплоход. Через некоторое время к умиротворенно-одиноко стоящей Анне подходит Сергей. И он как скажет:
– А чего это вы тут одна стоите?
– Да где ж одна, когда вы тут в меня ртом дышите.
– Ну до этого-то одни стояли.
– Это вот вы верно подметили. Хорошо стояла.
– Вам нравится быть одной, Анна? – Сергей приступает медленно, по-военному, шагать вокруг нее, смотря себе под ноги.
– Иногда нравится.
– Да, мне тоже.
– Тогда давайте я тут закончу, а потом вы придете?
– Я вот думал, Анна, – продолжает Сергей, – а когда мы уже приплывем?
– Ой, ну это вам лучше с патушкой поговорить, он у нас разбирается.
– Я и не знал, что Волга такая широкая: берегов что-то совсем не видно.
– А вы приходите, когда она обратно сузится.
– Ох, вы и язва!
– Так сейчас никто не говорит, Сережа.
– Я говорю.
– И больше никто. И старые люди так не говорят, даже патушка.
– Патушка тоже больше не говорят. И вообще не говорят.
– Вы просто в Париже не были.
– Вы тоже не были.
– Ну я для этого и плыву.
– По Волге?
– А в чем дело?
– Вы планируете по Волге в Париж приплыть?
– Да в чем дело-то? Мы с патушкой купили билеты до Парижа, до Парижа и плывем.
– Я, значит, плыву в Ульяновск, а вы – в Париж?
– Ой, вот вы, Сергей, вечно со своими скучными рассуждениями.
Сергей неловко смеется:
– Однако как это мы с вами за эти дни ни разу не обсудили, куда плывете вы, а куда – я?
Анна пожимает плечами и смотрит на воду.
– Я думала, тут все в Париж плывут.
Сергей встревоженно напрягается, но виду не подает. Думает: «Да как же это в Париж, когда в Ульяновск? Я и по-французски-то ничего не знаю».
II
– Опять мой брат вокруг вашей дочери вышагивает, – не одобряет Евгения, смотря на Анну с Сергеем через окно теплоходного кафе.
– Ха! – заявляет Николай Николаевич, выкручивая ус, намоченный чаем.
– Не знаю, чего он добивается, – продолжает не одобрять Евгения.
– Руки и сердца!
– Нет у нее сердца, – произносит Евгения.
– Да. И что же? Кровь циркулирует прекрасно, я проверял!
– Вы очень странный отец: собственную дочь как подопытного кролика используете.
– Да я и себя как подопытного кролика использую. Вот вы не знаете, а я вам скажу. Ее сердце я пересадил себе. И теперь у меня их два.
Евгения ошеломлена.
– О, не смотрите так, милая моя, – Николай Николаевич добродушно улыбается под усами. – Я не изверг и не психопат. Ее сердцем даже воздушный шар не накачать, толку от него немного. А я ей поставил такой прибор, что у нее и в восемьдесят лет будет идеальное давление. Так что и ее сердце никто не разобьет, и я проживу чуть дольше.
– Зато она без сердца много разобьет.
– Вы, Женечка, очень сентиментальны, – ширится под усами улыбка, – это так по-женски.
– Вы волнуетесь о том, чтобы ее сердце никто не разбил, я волнуюсь, чтобы она не разбила другие. Оба мы, в сущности, беспокоимся о разбитых сердцах. Вы не менее сентиментальны, чем я. Так что и не менее женственны.
– Прелестно, Женечка, прелестно, – смеется Николай Николаевич, разбрызгивая чай. – Не хотите ли стать моей женой?
Евгения достойно сдерживает гогот.
– Это чтобы у вас три сердца было?
– Хаха, нет, вам я ваше оставлю.
– А если разобьете?
– Ох, вы и язва!
– Простите, Николай Николаевич, но за два дня полюбить человека я не в состоянии.
– Но за неделю же возможно! – продолжает улыбаться патушка.
– Ну вот давайте через пять дней и посмотрим.
– Вы даете мне надежду, Евгения! А что будет через пять дней?
– Ну как же. Неделя.
– Какая неделя?
Евгения вздыхает:
– Как мы познакомились.
– Мы же уже неделю плывем, дорогая моя, о чем вы?
Евгения настороженно замолкает. Думает нетерпеливо: «Что?»
Мимо столов проходит широким шагом молодой штурман, встревоженный.
– Василий со вчерашнего дня глаза пучит и ходит крабом, словно потерял что-то. Вы не замечали? – меняет она тему.
– Я еще в среду заметил, – многочисленно кивает Николай Николаевич.
Евгения молчит и уверена, что в среду она еще сидела дома и в окно смотрела.
III
Перемещаясь таким образом, штурман Василий по фамилии Свищев, переходит с одной палубы на другую, из одного зала в другой. В курительной сидит судовой доктор. Проходя мимо, штурман Свищев сдержанно кивает в знак приветствия.
– Василий! – из сидячего положения останавливает его доктор. – Я вас никак поймать не могу, вы всё бегаете куда-то. И взгляд у вас такой потерянный. Я вот всё хочу спросить: у вас всё хорошо, не болеете?
– Не болею, доктор, – отвечает Василий.
– Правильно, болеть не надо. А чего вы тогда такой взбудораженный?
– Не прикидывайтесь! – шипит на него штурман. – Не делайте вид, что ничего не происходит!
– Да в чем дело?
– Никто не видел капитана уже двое суток! – Свищев громогласно шепчет. – Нет его! Пропал!
– Подождите, я его вчера видел.
Штурман Василий по фамилии Свищев взъерошивает короткие светлые волосы. Свои – не доктора. У того волос нет.
– Не может быть, доктор, не может!
– Позвольте, а как же старший помощник? Он на месте?
– Да, он сейчас главный.
– Может, мы с вами сходим к нему прямо сейчас, Василий?
Старпом Феликс Федорович смотрит далеко – прямо вдаль. Нервничает, хоть и сосредоточен.
– Феликс Федорович, – отчеканивает Василий, – свидетель!
– А? – Феликс Федорович в непонимании.
– Феликс Федорович, можно с вами поговорить наедине? – следом появляется судовой доктор.
– Выйдите, Свищев.
И Свищев выходит.
– Говорите, – говорит старпом и опять смотрит далеко.
– Ну а что тут говорить? Свищев у вас свихнулся, а вы и не замечаете. Где капитан?
– Если б я знал, доктор.
Доктор молчит, сияет лысиной.
– Так, ладно, позовите его обратно.
Старпом зовет, штурман возвращается.
– Вы оба хотите сказать, что двое суток не видели капитана?
– А вы видели? – спрашивает Феликс Федорович.
– Да. Вчера в танцевальном зале.
– А что вы делали вчера в танцевальном зале?
Доктор выбирает между язвительным ответом и недоуменно-напряженным молчанием.
– Танцевал, – отвечает он в итоге.
– Доктор, – старпом отворачивается от дали и смотрит теперь в лицо, – ну какое танцевал? Не было вчера танцев, первые состоятся только завтра.
Штурман Василий Свищев кивает в подтверждение.
Доктор, не находя себе места, теряется.
IV
В танцевальном зале теплохода репетирует программу пианист.
– А вы играете лучше, чем предыдущий, – говорит ему директор круиза.
– Спасибо, – кивает пианист, не останавливаясь.
– А я раньше на трубе играла, – рассказывает директор круиза. Зовут ее Ирина.
– Хорошо, – отвечает пианист.
– Вы свой костюм нашли?
– Нет.
– А в чем вы сегодня играть планируете?
– В джинсах.
– Ну уж нет, выдумали тоже. Мы вас из-за костюма в том числе и брали.
– Я не виноват, что у вас на теплоходе воруют.
– Никто у нас не ворует!
– У вас-то не ворует, а у меня ворует.
– Да кому нужен ваш костюм?
– Такой костюм всем нужен.
– Нужно запасной иметь.
В зале шумит стульями кто-то из турбригады. На нем сценический костюм пианиста.
– А! Смотрите! – кричит пианист. – Альберт спер!
– Это Аркадий, – поправляет Ирина и грозно смотрит на Аркадия. – Они очень похожи. Аркадий, подите сюда.
Аркадий, оставляя в покое стулья, идет, сияя золотыми блестками костюма.
– Аркадий, – говорит Ирина.
– Я не Аркадий, я Альберт. Просто мы похожи.
– Зачем же вы подошли, если я позвала Аркадия?
– А я привык.
– Вы, Альберт, зачем костюм украли?
– Я не крал.
Входит Аркадий. Он очень похож на Альберта. И костюм на нем такой же.
– Аркадий спер! – кричит пианист.
Аркадий, взятый оторопью, молча водит глазами.
– Аркадий, подите сюда, – говорит Ирина.
Аркадий подходит и становится рядом с Альбертом.
– Здравствуйте, Альберт, – говорит Аркадий.
– Здравствуйте, Аркадий, – отвечает Альберт.
– Почему на вас эти костюмы? – спрашивает Ирина.
– Потому что мы их надели, – отвечает один из Аркадия и Альберта.
Пианист, наконец, замечает, что Аркадий и Альберт довольно крупные ребята. А пианист, то есть он сам, довольно некрупный. Костюмы, делает он вывод, не его.
V
В вагоне-ресторане сидят трое: Генрих, Аврора и Лев.
– Вам не кажется удивительным, мальчики, – замечает Аврора, – что посреди теплохода вагон впихнули?
– Вы что, только заметили? – удивляется Генрих.
– Заметила я сразу, только все так безразлично отнеслись к этому факту, что и я решила виду не подавать.
– Я уже давно не мальчик, – спохватывается Лев.
– Так вы уже давно и не девочка, – справедливо замечает Генрих.
– Это все потому, что Николай Николаевич Фасадский – шарлатан! Говорил, что операция необратима, а я опять мальчик, да еще уже и не мальчик!
– Николай Николаевич, кстати, на этом же теплоходе плывет, – говорит Аврора.
– Да что вы! – кричит Лев и неистово бьет кулаком по столу.
– Не рычите, Лев, – просит Аврора, – у меня и так после вчерашнего голова раскалывается. Еще и не спала почти, а когда спала, то снилась какая-то гадость.
– Что вам снилось, Аврора? – спрашивает Генрих.
– Крейсер.
– «Аврора»?
– М? – мыча, спрашивает она.
– Крейсер, говорю, «Аврора»?
– Крейсер, да. Я ж говорю, крейсер. Вам, Генрих, к лору бы сходить. Уши огромные, а не слышат ничего.
– Что? – не слышит Генрих.
– К врачу, говорю, сходите! – кричит Аврора.
– У меня ничего не болит.
– А где вы видели Николая Николаевича? – спрашивает Лев.
– Да чаи каждый день гоняет на верхней палубе.
– Шарлатан! – вновь стучит кулаком Лев. – Я ему сердце вырву!
– Девочкой вас это не сделает, – благоразумно замечает Генрих.
– Еще и под суд пойдете, – зевает Аврора.
– А я не понял, что плохого в крейсере? – Генрих набирает в вилку спагетти.
– Так он по нам стрелял. Палил и палил! Дыру пробил в районе задней палубы, ну мы и тонуть начали.
– Не переживайте, Аврора, – торжественно-вяло говорит Лев, – со мной не утонете: я плаваю, как бог.
– Я атеистка, – выпивает остатки граппы Аврора. – Нет, ну все равно, вы подумайте! На теплоходе – и вагон! Это же надо! Еще и березы за окном мелькают.
– Думаю, это проекция, – убедительно аргументирует Генрих.
– А крестик на вас почему висит? – подозрительно щурится Лев.
– Снять забыла.
– А надели зачем?
Аврора недоверчиво смотрит по сторонам. Переходит на шепот:
– Да какая-то тут бесовщина творится на этом теплоходе.
– Довольно вялая из вас атеистка, – фыркает Лев.
– Да и вы уже не девочка, – отвечает Аврора и пьет воздух из опустевшего бокала с граппой.
– Я вот думаю, – прерывает завязывающийся конфликт Генрих, – раз у меня такие большие уши, может, их проколоть?
– Думаете, они от этого сдуются? – Аврора нервно кидает на стол салфетку и уходит в уборную.
– Что она сказала? – плохо слышит Генрих.
Лев в третий раз бьет кулаком по столу и рычит.
VI
Бессердечная Анна вновь глядит на воду. К ней подходит двухсердечный Николай Николаевич.
– Патушка, – не глядя на него говорит Анна, – я голодна.
– Да тут что-то все голодны, – отвечает Николай Николаевич. – Перестали совсем людей кормить. Поскорей бы уже приплыли.
– Сережа говорит, мы плывем в Ульяновск.
– Глупости, радость моя.
– А ведь верно: как можно по Волге в Париж?
– При желании и не такое возможно, – он навернул ус. – Вообще, конечно, странная семейка. Сестра его говорит, будто плывем мы всего несколько дней, когда уже больше недели прошло.
– Она тебе нравится?
– Очень мила. И умна! Хоть и не без странностей.
– Не хочу мачеху.
Николай Николаевич смеется.
– Ну тут уж разговор не про тебе мачеху, а про мне жену.
– А зачем тебе жена?
– Для любви, любимая.
– Не понимаю.
– И хорошо.
– Никогда ты мне ничего не объясняешь.
Внезапно появляется Генрих.
– Кхе-кхе, – покашливает он.
Дочь с отцом поворачивают головы.
– Николай Николаевич? – спрашивает Генрих.
– Да. С кем имею честь?
– Генрих Загадовский, – кланяется Генрих Загадовский. – Прошу прощения, но раз уж вы на теплоходе, то не могу не обратиться. Вы одного моего знакомого в девочку превращали, – Николай Николаевич чувствует неловкость и переминается, – вот я хотел узнать, можете ли вы мне уши уменьшить?
Николай Николаевич приободряется и с интересом осматривает уши Генриха.
– Это можно! Давайте завтра позавтракаем вместе, поговорим да обсудим. Чаю тяпнем.
– И к чаю что-нибудь принесите, – говорит Анна.
– Я вчера щуку поймал, – говорит Генрих. – Хотите?
– Каков гурман: чай с щукой кушает! – восклицает Анна и вновь глядит на воду.
– Что ж это у вас за удочка, что с такой высоты щуку ловит?
– А я на заднюю палубу ходил – там значительно ниже.
– То есть как? – удивляется Николай Николаевич.
Генрих отжимает плечами.
– Ну вот как-то так, – не знает Генрих, а потом молчит. – Я пойду к танцам переодеваться. Вы придете сегодня на танцы?
– Обязательно! – азартно выдает Николай Николаевич.
– Тогда увидимся там, – Генрих откланивается и уходит.
– Хорошенький, – произносит Анна.
– С такими-то ушами! – усмехается Николай Николаевич.
– Зато, может, слушать умеет.
– Пойдем на заднюю палубу – проверим, о чем это он говорил.
Они приходят на заднюю палубу. Там, не подавая встревоженного виду, стоят старпом Феликс Федорович и штурман Василий и что-то секретно обсуждают. Анна перегибается через перила и вновь смотрит на воду – тут видно, что вода действительно ближе к палубе, чем на носу.
– Мы что же это, тонем? – озадачивается Николай Николаевич.
– Не разводите панику, – заявляет строгим шепотом Феликс Федорович, внезапно оказавшийся рядом. – Плывем же.
– А что произошло? – спрашивает Анна.
– Крейсер по нам стрелял. Только, пожалуйста, никому не говорите, – просит штурман Василий. Он же Свищев.
VII
Евгения и Сергей, сестра и брат, стоят в танцевальном зале теплохода. Она – в прекрасном платье, он – в прекрасном мундире. Вечер только начинается, пианист играет спокойное. Костюм не найден, но одолжен у Аркадия или Альберта. Висит мешком и блестит.
– Какое-то пакостное у меня настроение, – заявляет Евгения.
– Что такое? – спрашивает брат.
– Пакостное, и все. Поскорее бы уже приплыть.
– Мне тут сказали, что мы плывем в Париж, – заявляет Сергей.
– Да хоть в Арктику, уже лишь бы добраться.
– Где же Анна? – Сергей окутывает взглядом зал в поисках.
– Я думаю, я пойду прилягу.
– Евгения, вы уже тут! – восклицает Николай Николаевич и целует ей руку. – Потанцуем? – и улыбается.
– Откуда это вы так внезапно появились, сердечный вы наш? – недоумевает Евгения.
– А где же Анна? – спрашивает Сергей.
– А вон же, с ушастым у бара стоит.
Сергей щурится, увеличивая силу зрения, глядит на Анну. Та глядит на Генриха новым для себя взглядом и что-то говорит. Генрих слушает, но слышит плохо.
В зал входит судовой доктор, лысиной сверкает. Он один и подозрительно сторонится всех, пребывая в задумчивости.
«Так, – думает он, – ну ведь то же самое, как и было всё в прошлый раз на танцах, которых еще не было. Это что, я свихнулся, а не Свищев?»
Мимо проходит Свищев, переваливаясь крабовой походкой.
– Доктор!
– Вы всё капитана ищете?
– А вы нам по-прежнему не верите?
– Да тут уж черт знает, кому верить. Однако если это те танцы, на которых был я, то капитан здесь будет.
Штурман Василий подготавливает глаза, пучит их сильнее и идет дальше в поисках капитана.
– Опять Василий крабом ходит, – замечает Евгения.
– Ну тут уж и не так заходишь, – отводит ее в сторону Николай Николаевич. – Давайте танцевать, милая моя, а то вдруг больше не удастся.
– Это что еще значит?
– Тонем мы, – шепчет Николай Николаевич.
– Что значит тонем? С чего вы взяли?
Рядом возникает Феликс Федорович.
– Так-с, – говорит он. – Не разводите панику. Танцуйте.
– Да не хочу я танцевать, я вообще себя чувствую пакостно. Мы что же, правда тонем?
– Почему тонем? Мы плывем, набирая воду. Черт возьми! – вдруг восклицает Феликс Федорович и глядит в центр зала. – Капитан!
VIII
Капитан танцует в концертном костюме пианиста.
– Капитан спер! – орет пианист, не переставая играть.
– Нет, ну вы подумайте, – молвит Ирина, директор круиза.
– А я говорил! Говорил! – говорит судовой доктор, останавливая штурмана Василия. Тот пучит глаза пуще прежнего.
– Черт-те что, – строго заявляет Феликс Федорович.
Капитан не останавливается и продолжает самозабвенно танцевать.
– А капитан-то танцует как бог! – восклицает Свищев.
– Как и в прошлый раз, – говорит доктор и непонимающе трет лысину.
– Поглядите на капитана, – советует Анна Генриху.
– Что ж, – мычит Генрих, – неудивительно, что на корабле такой бардак творится.
Появляются Аврора и Лев. Последний обращается к Генриху:
– Что это вы тут уши развесили?
– Да вот на капитана смотрим, – отвечает Генрих. – А это Анна, дочь Николая Николаевича.
Лев рычит.
– Вам бы, Лёва, подстричься, а то уже грива, – говорит Аврора.
– Где ж я тут парикмахера найду?
– Я вас могу подстричь, – заявляет Анна и достает ножницы.
– Ну уж нет, я вашей семейке не доверяю, – сторонится Лев.
– Мне сегодня опять какая-то придурь снилась, – зевает Аврора. – Будто я замуж вышла в шлюпке.
К экстатически танцующему капитану подкрадывается Феликс Федорович и сквозь закрытые глаза и мелькающие руки командира теплохода пытается дошептаться.
– Капитан! – шепчет Феликс Федорович.
Капитан танцует.
– Капитан! – продолжает Феликс Федорович. – Капитан, у нас ЧП.
Пианист перестает играть. Люди замолкают. В зале слышен стук каблуков капитана и прорвавшийся крик Феликса Федоровича:
– Капитан, мы тонем!
Люди кричат.
– Что такое? – спрашивает Генрих, потому что не слышит.
Анна берет его за руку.
– Да утонем мы тут все, видимо. Но вы не переживайте, я буду рядом.
IX
В одной из спасательных шлюпок плывут Анна, Евгения, штурман Василий Свищев, Альберт и Генрих. Ну и еще какие-то люди.
– Вот уж не думала, – обращается Евгения к Анне, – что вы на нежности способны.
– А я и не способна.
– Что ж вы в господина вцепились?
– Он меня щукой кормил.
– Меня Генрих зовут, – говорит Генрих. – Загадовский.
– А мой брат в вас влюблен был, – добавляет Евгения.
– А в вас – патушка, – отвечает Анна. – Хорошо, что вы моей мачехой не стали.
– Да и я, признаться, другую невестку желала бы. А вы Василий, когда глаза не пучите, очень даже милый.
Штурман Василий, главный в шлюпке, улыбается.
– Я только лысеть от всего этого начал. Волосы себе повыдирал.
– А долго нам плыть до берега? – спрашивает Евгения.
– Если бы я знал. Послушайте, вы, в трусах, – обращается штурман Свищев к Альберту. – Во-первых, почему вы в трусах? А, во-вторых, можете помочь грести? Вы вроде парень крепкий.
– А я свой костюм пианисту дал на вечер.
– Что ж у вас, другой одежды не было? А, впрочем, ладно. Вот вам весло.
– Вы в трусах и с веслом выглядите, как раб на галере, – шутит Анна и смотрит на воду.
– Не обращайте внимания, – приободряет Альберта Евгения. – У Анны сердца нет.
– Чего нет? – спрашивает Генрих.
– Сердца.
– Перца? – переспрашивает Генрих.
– Сердца! – кричит Анна. – Сердца у меня нет!
– А, ну на этот счет не беспокойтесь. Я своим поделюсь, – говорит Генрих и укрывает ее ушами.
Евгения умиленно улыбается. Свищев тоже улыбается и, воодушевленный, кричит:
– Вперед, к берегу!
Альберт, сидя в трусах, гребет. Потому что всегда кто-то гребет, а кто-то счастлив.
X
В другой шлюпке волею случая оказались Николай Николаевич, Ирина, которая директор круиза, Аркадий и Лев. Ну и еще какие-то люди.
– У вас костюм, как у капитана, дружище, – говорит Николай Николаевич Аркадию и, улыбаясь, мочит усы в термосе с чаем.
Аркадий, большой и крепкий, блестит костюмом.
– Я вот никак не ожидала такого от капитана, – говорит Ирина. – Мало того, что чужой костюм украл, так и корабль погубил. Была бы у меня труба, я бы сейчас на ней что-нибудь грустное сыграла. Я раньше на трубе играла.
– Очень интересно, – перестает молчать Аркадий и говорит без интереса.
– А что вы на меня так озверело смотрите, милейший? – спрашивает Николай Николаевич у Льва.
– А вы меня не помните?
– Я вас не только не помню, я вас еще и не знаю.
– Хорош профессор! Работу сделал на тяп-ляп, деньги забрал и в ус не дует. Шарлатан! – рычит Лев.
– Ну уж клеветать на себя я не позволю! Вы кто вообще такой?
– Я Лев!
– Это я вижу, что лев. Только откуда ж я вас знать могу? На сафари я не езжу, а в зоопарке последний раз лет двадцать назад был.
Лев рычит.
– Вы меня обещали девочкой сделать!
– Ах, это… – задумчиво мычит Николай Николаевич и дует в ус.
– Что, вспомнили? Шарлатан!
– Ну допустим, девочкой я вас все же сделал.
– По-вашему, девочки выглядят так?
– А нечего тут сексизмами разбрасываться. Как девочки хотят, так и выглядят.
– Вы мне зубы не заговаривайте! – скалит Лев зубы.
– Лев прав, – заявляет Аркадий, блестя. – Я хоть и придерживаюсь правых взглядов, а Лев, видимо, левых, но тут Лев прав.
– Я запуталась, – говорит Ирина.
– Ничего он не прав! – восклицает Николай Николаевич. – Вы вообще не вмешивайтесь, вас никто не спрашивал.
– Я вам сердце вырву! – открывает пасть Лев.
– А у меня их два!
Лев кидается на Николая Николаевича. Люди в шлюпке спохватываются и достают камеры, чтобы контент даром не пропадал. Ирина мысленно играет на трубе грустную мелодию.
XI
В еще одной шлюпке качаются Сергей, старпом Феликс Федорович, судовой доктор, пианист и Аврора. Ну и еще какие-то люди.
– Там что-то бардак какой-то, – глядит в подзорную трубу Феликс Федорович.
– Где? – спрашивает Сергей.
– Вон в той шлюпке. Откуда там звери вообще?
– А это, наверное, Лев, – зевает Аврора. – Совсем озверел.
Феликс Федорович отнимает трубу от глаза.
– Ладно, – говорит он, – сами разберутся.
– Вот-вот, вы теперь капитан нашего каравана, вы и командуйте, – заявляет пианист. – У меня до сих пор в голове не укладывается, что капитан мой костюм спер.
– Да что вы заладили со своим костюмом! – осекает его Сергей. – Во-первых, он теперь на дне вместе с теплоходом, капитаном и моей надеждой добраться до Ульяновска. Во-вторых…
– А мы разве в Ульяновск плыли? – перебивает Аврора.
– Вы уже вторая, кто в этом сомневается. Феликс Федорович, ответьте, наконец, куда же мы все-таки плыли: в Ульяновск или Париж?
– Не всё ли теперь равно? – отвечает Феликс Федорович, стоит на носу шлюпки и глядит прямо. – Сейчас бы просто до берега добраться.
– Я в Париже собиралась новую жизнь начать, – тоскливо говорит Аврора и спускает руку в воду.
– А со старой что не так? – спрашивает судовой доктор.
– Да всё не так. Разве снятся человеку одни кошмары, когда в жизни всё так?
– Новая жизнь, юная леди, – грустно улыбается доктор, сияя лысиной пуще костюма пианиста, – не от города зависит, а от вас самой.
Аврора хмуро смотрит на доктора.
– А я новую жизнь собирался начать в Ульяновске, – тоже грустно улыбается Сергей, говоря словно сам с собой.
– Я вам советую новую жизнь начать в этой шлюпке, – усмехается пианист. – А то другой, может, и не будет. Про плот «Медузы» слышали?
– Отставить! – рявкает Феликс Федорович. – Я не потерплю пораженческие настроения на моем судне! Мы все-таки по Волге плывем, а не в открытом океане, до берега скоро доберемся.
– А это не такая плохая мысль, – задумчиво произносит Сергей и обращается к Авроре. – Вас как зовут?
– Аврора, – отвечает Аврора на вопрос Сергея.
– А меня Сергей, – отвечает Сергей на ответ Авроры на вопрос Сергея. – Выходите за меня замуж.
– Я вас вижу первый раз в жизни.
– А вы глаза закройте.
Аврора подозрительно смотрит на Сергея, но глаза все же закрывает.
– А теперь откройте.
Аврора открывает глаза.
– Вот теперь два раза видели.
Аврора улыбается.
– Кошмары не снились? – спрашивает судовой доктор, подыгрывая Сергею.
– Нет, – тихо отвечает Аврора.
– Она же не спала, – скептически возражает пианист.
– А вдруг спала? – с надеждой спрашивает Аврора.
Конец
невинное создание
Waves of Dreams
Автор: Raffaela Cech (Aronja-Art)
Спокойного сна!
Довелось сегодня выслушать горести одного человека.
Пожаловался, что заснуть может только в полной тишине.
Любой посторонний звук: захрапел кто, мышка поскреблась, кошка мяукнула – всё. Сна как не бывало.
Вспомнилось свое.
Готовились к дальнему океанскому походу. В первый раз. Экипаж почти весь молодой, даже и большинство офицеров – молодые летехи. Моря никто не нюхал.
Вышли на СБР (размагничивание) и на ходовые испытания.
Балтика. Вода, что твое зеркало. Тишь да гладь.
Хотя Балтика такое устроить может!
Но не в тот раз.
Днем все себя настоящими морскими волками признали.
В первую ночь легли после отбоя спать – пароход на ходу. А каюты боцманского состава на нижней палубе. Через переборку – машинное отделение.
Два главных дизеля, по четыре тысячи лошадей, монотонно бормочут: Бу-бу-бу-бу.
Звук низко частотный. Где-то с работой внутренних органов пересекается.
Кроме этого, балластные насосы, гидрофоры, еще какая-то хрень непрерывно включается и что-то там накачивает. Почти никто заснуть не смог. На утреннем построении у всего личного состава вид помятый.
Вернулись в Кронштадт и там, у стенки, в тишине – отоспались.
А через неделю ушли уже по- настоящему, на полгода. Недолго привыкали. Дней пять. И уже не обращали никакого внимания на посторонние звуки. За день так набегаешься по палубам, что и не рядом с машинным отделением, но и в нем заснешь без задних ног.
Полгода минуло, надо возвращаться к береговой жизни.
Заходим в родной порт: оркестр, встречающие, цветы для офицеров. Личному составу радость – берег.
Отбегались, отсуетились – отбой. Легли спать – не можем заснуть. Тишина такая, что слышно, как мысли в голове в кучу собираются. И в ушах звон стоит.
И тут раз! Включился балластный насос. Что-то, куда-то механики перекачивают.
И все разом уснули.
Тоже дней пять помучались. А потом всё в норму пришло.
Вот интересно, а космонавты вверх ногами спать могут? Тоже ведь своя специфика.
А вообще, человек такая скотина, что спит где угодно.
Когда еще, после учебки, на пароход купцы не разобрали, обретался несколько дней на камбузе на Красной горке. Картошку тоннами чистил и на тележке очистки и помои в подсобное хозяйство, в свинарник, отвозил.
Так там морячок, что за свиньями ходил, с ними же, в обнимку и спал. Причем был счастлив тем, что старослужащие его не донимают. Потому что запах от него был посильнее, чем от свинок.
А еще, на севере, работал с бывшим сидельцем. Так он часами мог спать, присев на корточки. И не падал. И все слышал.
Стоило к нему по имени обратиться, он поднимался и начинал движение, даже не открыв глаза. А тут: мышка поскреблась, кошка мяукнула. Да нафиг всё. Спать!
Всем, в ночи, приятных сновидений!
Как корабль назовёшь
xxx: хочу чего-то не знаю чего, поэтому жру(((
yyy: Как корабль назовешь...
xxx: в смысле?
yyy: Да нет, ничего. Тебя зовут Жорой, и ты постоянно что-то жрешь
xxx: не постоянно, не надо. иногда я сплю