0 просмотренных постов скрыто
Ой... 10.12.2025
Есть ощущение, что на днях произойдёт НЕЧТО.
УВБ-76 сегодня выдало ряд пугающих сообщений...
https://lenta.ru/news/2025/12/10/radiostantsiya-sudnogo-dnya...
https://t.me/uvb76logs
Сгенерировано в МАКС по запросу: "Зловещая радиостанция на болотах".
09:07 по мск. НЖТИ 76397 МЮОНОСВОД
09:11 по мск НЖТИ 48523 СПИНОБАЗ
10:37 по мск НЖТИ 50841 ФРИГОРИЯ
10:56 по мск НЖТИ 16198 ОПАЛЬНЫЙ 6133 5076 СНОПОВЫЙ 4040 1647 ДЫМОЗЮЗЯ (!!!)
11:34 по мск НЖТИ 19383 АНУСОКЕБ (!!!)
12:27 по мск НЖТИ 28204 ЦЕНТРАЛ 0922 2320 КОТОВОИН (!!!)
12:52 по мск НЖТИ 92251 КОМПЛЕКТНЫЙ
13:08 мск НЖТИ 93330 ЗАВОТОСТ 7132 5283 КРЯСОСЫЧ
13:49 мск НЖТИ 47534 БЕСПОДОБНЫЙ
14:34 мск НЖТИ 41651 ПОКАЯННЫЙ 8135 3102 ИСПИТОЙ
14:37 мск НЖТИ 69674 ГЛАСОДЖУТ
14:58 по мск НЖТИ 99247 ЕНОТОБЮСТ (!!!)
15:43 по мск НЖТИ 42977 НЕРВАЦИЯ
17:11 по мск НЖТИ 70671 БАРКОЛУК 0010 7680 ПУЛЬКА
17:13 по мск НЖТИ 16573 МЕЛОЧИШКА
21 сообщение. Никогда такого не было, и вот опять...
https://ru.wikipedia.org/wiki/УВБ-76
С Вами - AlexRadio. На связи!
Показать полностью
1
Мой друг нашёл кота на заброшенной стоянке. Лучше бы он оставил его там
Мейсон уже какое‑то время живёт у меня, но я до сих пор не знаю, что он такое.
Знаю лишь то, чем он притворялся.
Мой друг Дэйв ехал по трассе I‑25 и остановился на стоянке.
Место было пустым, заброшенным. В туалете не было ни туалетной бумаги, ни мыла, на стенах — сатанинские граффити, а на полу валялись шприцы.
Когда Дэйв уже собирался выйти, он услышал тихое мяуканье из кабинки.
Потом оттуда выполз кот.
У него была тёмная шерсть, жёлтые светящиеся сернистые глаза и уши, торчащие высоко над головой.
Он походил на обычного котёнка, но тело было крупным — примерно как у взрослой кошки.
Мяуканье было громким, казалось, животное в настоящей беде.
Дэйв сказал, что почувствовал сильное сострадание к зверю. Его сердце разрывалось от этих звуков.
Он решил забрать кота домой. К несчастью, у него уже жили две кошки, и обе стали вести себя странно, держались от новичка на расстоянии.
Моя кошка недавно умерла, поэтому, когда Дэйв спросил, не хочу ли я приютить Мейсона, я согласился.
Его история тронула меня. Мой последний котёнок тоже был бездомным, так что я с радостью взял его.
С самого начала было ясно: с Мейсоном что‑то не так.
Мейсон продолжал расти. За неделю он достиг размеров средней собаки.
Странно, но ел он совсем мало. Еда в мисках оставалась наполовину нетронутой, а воду я доливал редко.
Я подумывал отвести его к ветеринару, но у меня почти не было денег. Счета за лечение предыдущей кошки опустошили мои последние сбережения.
По ночам он начинал мяукать странными визгливыми звуками, похожими на крики оленя в брачный период.
Его внешность тоже начала меняться. Шерсть становилась короче, но темнее, глаза округлялись, а зрачки приобрели странный красный оттенок.
Сначала шерсть начала выпадать на лапах — к тому моменту они почти облысели. Пальцы на лапах удлинились, когти стали шире и острее.
Может, это какое‑то дикое животное?
Однажды он так сильно меня поцарапал, что мне чуть не пришлось ехать в травмпункт.
Я больше не мог этого выносить. Мейсон начал вызывать у меня дрожь.
Я подумывал отдать его в приют для животных.
В тот вечер Дэйв пришёл ко мне на ужин и выпить пива.
Он приехал пораньше, и мы сидели, пили, пока готовилась лазанья.
— Ты замечал что‑нибудь странное в Мейсоне?
— Да, мои кошки держались от него подальше. Даже не дрались с ним, просто смотрели с испугом.
— И ещё то, как я его нашёл. Я говорил, насколько странным выглядел туалет, да?
— Да, все эти сатанинские граффити и прочее.
— Точно. Я зашёл в кабинку, а когда вышел, услышал мяуканье Мейсона. Потом он выполз из‑под кабинки.
— Внутри было темно, но я уверен, что заметил бы кота. Особенно такого, как он — для котёнка он был довольно крупным.
У меня волосы на руках встали дыбом.
— Почему ты спрашиваешь? — сказал Дэйв.
— С ним что‑то не то. Он растёт как на дрожжах, шерсть начинает выпадать, глаза меняют форму. И последние несколько ночей он издаёт жуткие звуки.
— Я хотел показать его тебе, но не знаю, где…
Тут из туалета снова донеслись странные вопли. На этот раз они были намного громче, разносились по всему дому. Они уже не походили на звуки, которые издаёт животное.
Это были пронзительные, нечеловеческие, низкие крики. Ни одно живое существо не должно так звучать.
Мы с Дэйвом подскочили на местах.
Дэйв уставился на меня в недоумении.
Затем по коридору разнеслись громкие шаги. Дом содрогался от каждого шага. Воздух наполнился запахом меди.
Холод пронзил мой позвоночник, зрение затуманилось.
Глаза Дэйва широко раскрылись от ужаса.
Я быстро встал со стула. Руки дрожали, когда я искал нож в ящике. Когда я поднял взгляд, Мейсон — или то, во что он превратился, — стоял в дверях.
Теперь он был около двух метров ростом, стоял на задних лапах, вся шерсть выпала, и под кухонным светом виднелась розовая кожа. Его лапы превратились в нечто среднее между лапой животного и человеческой рукой с острыми широкими когтями.
Уши были длинными и свисали по бокам головы. Глаза — жёлтые, с красными зрачками в центре.
Мейсон издал ещё один вопль, обнажив два ряда острых зубов. Его челюсть начала вытягиваться.
Всё моё тело дрожало. Я прижал нож к груди, застыв от страха.
Дэйв встал со стула и начал отступать.
Глаза Мейсона вылезли из орбит и уставились на Дэйва.
Прежде чем Дэйв успел развернуться и убежать, Мейсон бросился на него и прижал к полу.
Затем он начал раздирать его тело и лицо когтями.
Дэйв кричал во весь голос, как маленький ребёнок.
Я колебался.
Кровь пульсировала в моём застывшем теле.
Я знал, что должен действовать. Я начал наносить удары ножом, но он даже не вздрогнул.
Он продолжал терзать моего друга, разрывая его на части, пока Дэйв не замолчал.
Затем Мейсон начал пожирать его останки, мурлыкая при каждом укусе.
Весь мир поплыл перед глазами, меня затошнило.
Потом я услышал хруст костей и хлюпанье крови.
Я вывалился в коридор и упал на пол, извергая содержимое желудка.
Это отвлекло Мейсона от трапезы. Он посмотрел в мою сторону и зашипел.
Я тут же бросился к двери, выбежал в темноту и постучал в дверь соседа.
Нож всё ещё был в моей руке, а одежда была вся в крови Дэйва.
Соседи вызвали полицию. Когда они приехали, я попытался предупредить их о том, что они найдут внутри.
Я вышел на улицу и уставился на свою дверь, боясь того, что они могут выпустить наружу. Но когда дверь открылась, оттуда вышел лишь милый маленький Мейсон.
Мои руки задрожали, весь мир начал выходить из‑под контроля.
Я быстро забежал за дом соседа и начал писать этот пост.
Мейсон сидит у окна. Улыбается.
Он оскалил свои звериные зубы и убежал.
Полиция подъезжает к дому, выкрикивая моё имя. Они думают, что это сделал я.
Мне нужно как можно скорее скрыться.
Исправление: сейчас я прячусь в лесу.
Мейсон где‑то здесь, и он знает, что я сбежал.
Деревья начинают дрожать, а его вопли разносятся по лесу.
Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Показать полностью
1
1
Я умираю каждую ночь. Я знаю, как выглядит рай
С детства я страдал от апноэ во сне. У моего отца было то же заболевание, поэтому родители не обращали внимания на то, что мы оба задыхаемся во сне. Когда я стал спать в одной постели с женой, она не нашла мой сон очаровательным и заставила меня пойти к врачу. Тогда я начал пользоваться аппаратом CPAP.
В детстве мне всегда снились тревожные сны. Это была своеобразная лотерея: то пугающе безмятежные пейзажи, то ужасающие сцены пыток. То я наблюдал, как по лесистому лугу скачет девушка‑кентавр с телом полуоленя, то видел, как человека медленно грызут и терзают тысячи крыс в комнате, стены которой были из покрытой шрамами затвердевшей плоти. Я никогда не был участником этих событий — я лишь наблюдал за тем, как их переживают другие. Я никогда не хотел делиться своими снами: в последний раз, когда я это сделал, мне пришлось беседовать со школьным психологом и родителями.
Когда я начал пользоваться аппаратом CPAP, мои сны изменились. Я больше не внезапно оказывался в каком‑то месте — я плыл в космосе. Вокруг меня были тысячи звёзд, каждая размером с бейсбольный мяч, и они простирались в бесконечность. Когда я впервые это увидел, я был в восторге. Я двинулся вперёд и поплыл сквозь море звёзд. А потом случайно задел одну из них. Звезда стала расти, пока полностью не поглотила меня. Я приземлился на землю и оказался в поле подсолнухов — таких высоких, что их головки доставали мне до плеч. Блуждая по полю, я нашёл поляну, на которой на мягком футоне лежала женщина. Она посмотрела на меня из тени, которую я отбросил, и на её лице отразилось искреннее недоумение.
— Кто ты? — крикнула она.
Это был первый раз, когда кто‑то заметил моё присутствие, и я испугался. Я побежал назад, пробираясь сквозь поле подсолнухов, пока снова не оказался в океане звёзд. Потом меня разбудил будильник.
Я начал исследовать это пространство каждый раз, когда засыпал, изучая по меньшей мере две звезды за ночь. Всё было так же, как в моих прежних снах: с вероятностью 50 % это оказывалось либо кошмаром, либо приятным сновидением. Однажды я увидел человека на беговой дорожке: он бежал, одновременно отдирая окровавленные ступни от ленты, которая постоянно сливалась с ними. И тому подобное. Я всегда думал, что попадаю в сны и кошмары других людей, которые вскоре, как и я, проснутся.
Однажды ночью я оказался во сне маленькой девочки, лет шести. Это был день рождения во дворе: воздушные шары, большой пластиковый стол, огромный пятиэтажный шоколадный торт и множество угощений вокруг. Спагетти, шашлычки, жареная курица — всё, что обычно бывает на детских праздниках. Единственное, что меня напугало, — у всех остальных на вечеринке не было лиц. У детей и взрослых были волосы и одежда, но лица были совершенно пустыми, и они просто стояли и смотрели на девочку. У девочки были светло‑каштановые волосы и россыпь веснушек, она набивала рот тортом и курицей. У неё были ярко‑зелёные глаза. Когда она увидела меня, она возбуждённо затараторила и схватила меня за руку, чтобы я присоединился к ней. Я не хотел оставаться, но она взяла кусок торта, насколько большой смогла, и вложила его в мою руку. Я остался и поел с ней. Для меня еда не имела вкуса, поэтому ей она нравилась больше, чем мне. Потом я проснулся. На работе я увидел фотографию этой девочки на экране: она была мертва уже шесть месяцев, её тело нашли в подвале вместе с двумя другими. Я смотрел на её зелёные глаза на размытой фотографии — снимок был сделан в день её рождения, с кусочками шоколадного торта на веснушчатом лице.
После этого я пытался разговаривать с теми, к кому попадал во сны. По крайней мере, с теми, кто находился в спокойных местах. И я подтвердил свою теорию: они были мертвы, некоторые — дольше других. Один старик в домике, похожем на гриб, не имел фамилии, он называл себя сыном Робина. Какое‑то время я смирился с этим и перестал искать их некрологи. Я ничего не мог сделать: они застряли в своих маленьких мирах — либо в полном блаженстве, либо в абсолютном отчаянии. Всё, что я мог, — приходить и разговаривать с ними. Все люди в спокойных мирах были очень дружелюбны и добры. Они предлагали мне кофе, чай, еду — всё то, что я не мог ощутить на вкус, но всё равно наслаждался. Я спрашивал их о том, как они жили, но они не помнили. Они знали свои имена, но это было всё. Думаю, я понимал почему: проще быть счастливым, когда не знаешь, чего лишился.
Во время одного из своих путешествий я оказался в плоском туманном месте. Пол был из чистого бетона, а небо — чёрным как смоль. Прогуливаясь, я нашёл мальчика, спящего на кровати. У него были длинные волосы, разметавшиеся по подушке, но я не мог разглядеть его лица. Когда я позвал его, он не проснулся, и я ушёл. На работе я увидел, возможно, его: пропал шестнадцатилетний парень с длинными волосами. Я понял, что должен помочь — хотя бы попытаться найти, где он был в последний раз. Я начал искать среди звёзд. Раньше я никогда не пытался посетить одно и то же место дважды, но на этот раз пришлось. Это заняло две ночи: я искал среди каждой звезды как можно быстрее, пока снова не нашёл его в тёмном туманном мире. Я подбежал к нему и стал будить, тряся за плечи. Я кричал ему: «Ты помнишь, где был до того, как попал сюда?»
Он был сонный, не хотел просыпаться, но я продолжал трясти его, пока он не сел на кровати. Я спросил его имя и где он живёт — это совпало с тем, что сообщали в новостях, но когда я спросил, где он был до того, как оказался здесь, он ничего не смог вспомнить. Я оставался с ним как можно дольше, пытаясь восстановить его путь. Он помнил, что должен был перейти в старший класс, что над ним издевались и что он хотел исчезнуть. Он бродил по городу, и тут его память обрывалась. Я опасался худшего и спросил, где он обычно любил проводить время. Он сказал, что на мосту на окраине города, над рекой. Когда я проснулся, я взял телефон и позвонил, сказав, что он может быть у реки. Я положил трубку, прежде чем они успели спросить, кто я, и стал ждать новостей. В ту ночь его нашли: его тело снесло течением, и его обнаружили в другом городе.
Я пытался помогать и дальше, но максимум, что мне удавалось узнать, — где они были в последний раз. Это не помогало в случаях похищения. В какой‑то момент я перестал хотеть засыпать. Мне не хотелось плавать в этом пространстве, зная, что я лишь помогаю находить их тела и не могу сделать для них ничего большего. Однажды я случайно уснул без аппарата CPAP и снова оказался в раю той маленькой девочки. Она бегала с безликими детьми, играя в догонялки. Вскоре она заметила меня и попросила присоединиться. Мы поиграли немного, поели шашлычков и жареной курицы, пока я снова не проснулся.
Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Показать полностью
2
1
«Тессеракт Лазаря». Глава 3, Ключ Лазаря. Часть 3
- Смотри, что у нас тут, - Рифт взял с кухонной стойки щипцы и достал из мусорного ведра комок из пропитанных засохшей кровью марлевых салфеток.
Кэтрин подошла к нему.
- Пахнет спиртом. Похоже пытались обработать рану, возможно тампонировать… - она осеклась, что-то блеснуло у стола привлекая ее внимание.
Покопавшись в карманах, Кэтрин надела перчатки и наклонилась, чтобы поднять предмет. Это была хирургическая игла с черной шелковой нитью, продетой через ушко.
- Думаешь пытались кого-то зашить? – спросил Рифт, глядя на находку в ее руках.
Кэтрин медленно кивнула.
- Вероятно, но игла чистая. Не использована.
Ладно, - Рифт выпрямился, бросив щипцы обратно на стойку со звоном. – Похоже тут, больше ничего интересного для нас нет. Пошли дальше.
При входе в гостиную взгляд Кэтрин упал на тело Лазаря – ее лицо побледнело, рука невольно дернулась, словно она хотела перекреститься, но сдержалась. Повернувшись, она встретилась с насмешливым взглядом Рифта.
Кто-то подошел и положил Кэтрин ладонь на плечо — это был Рейнхардт. Он ободряюще улыбнулся ей, затем обратился к остальным:
- Краузе вызвал машину, в ближайший час заберут тело. Ник, ты с Алекси останешься здесь - завершите осмотр. Кэт, - он повернулся к ней, почти с отеческой заботой положил руки ей на плечи, заглянул в глаза и продолжил: - мы вместе поедем с Львом Краузе на вскрытие, нужно твое заключение. Я буду ждать отчет.
- Хорошо, - кивнула Кэтрин, все еще не отошедшая от вида изъеденного тела. Она старалась не смотреть на труп, но тошнотворный запах постоянно напоминал ей о нем.
- Твой отец верит в тебя и знает, что ты справишься, - Рейнхардт вновь улыбнулся, - иначе он не позволил бы тебе стать частью этой команды.
- Я не его протеже, - сверкнула глазами Кэтрин, но смягчившись добавила: - Я ценю твою поддержку. Спасибо, Джон. Я еще не стала настолько черствой, как он, - она вскинула подбородок в сторону Рифта, который уже просматривал бумаги, разбросанные по рабочему столу Лазаря, - и надеюсь не стану.
- У всех из нас есть свои призраки за плечами, - ответил Рейнхардт, - но всегда нужно помнить зачем мы здесь.
Из груди Кэтрин вырвался короткий вздох.
- На учебе было проще… но в жизни – я никак не могу к этому привыкнуть.
Рифт, краем уха слышавший их диалог в конце концов не выдержал и бросил в сторону:
- Трогательно до слез. Джон, выдай ей плед и горячий шоколад.
Кэтрин взглянула на Рейнхардта, иронично вскинув брови.
- Видишь? Примерно это я и имела ввиду.
Не обращая больше внимания на остальных, Рифт склонился над бумагами. Незажженная сигарета подрагивала в его губах. Хотелось курить, но он воздержался. Документы лежали вперемешку: тетради, платежные квитанции, копии архивных справок. Бегло просматривая их, он откладывал в сторону те, что вызывали интерес.
- Наш дед -антиквар, судя по всему, был еще и сталкером, - отпустил комментарий Рифт, листая старую, объемную тетрадь в потрепанной обложке. Он нашел ее в одном из ящиков старинного бюро, стоявшего рядом.
- Здесь отчеты по экспедициям в какие-то объекты, первые записи датированы еще семидесятыми годами прошлого века.
Рейнхардт подошел ближе и взглянул на исписанные мелким, аккуратным почерком пожелтевшие листы.
- Эти числа... - он помолчал, разглядывая цифры в начале каждой записи, - возможно ли, что это координаты?
- Вполне возможно, - согласился Рифт. - Я проверю эту информацию.
Пробежавшись еще раз по последним страницам, его внимание привлекла одна из записей, датированная парой месяцев назад. В самих строчках не было ничего выделяющегося - тот же набор цифр и символов. Но рядом стояла пометка: “для Малахия”.
Из спальни Лазаря появился Корхонен.
- Вам стоит увидеть, что я нашел, - он протянул ладонь, на которой серебром поблескивало кольцо с черным камнем. – Было в одном из ящиков комода.
Кэтрин, подойдя к нему взяла улику в руки и подняла на свет.
- Точно такое же, – прокомментировала она. - Гравировка и камень идентичны.
Рифт прищурился, зубы сдавили фильтр сигареты.
- Это подтверждает, что между храмом и Лазарем имеется более глубокая связь.
Рейнхардт сдвинул брови, размышляя.
- Возможно это ниточка к мотивам убийцы. Я отправлю запрос аналитикам в штаб-квартиру, возможно, мы что-то упускаем.
Рифт переключил свое внимание на сейф. На нем был странный замок. Выглядел он как круг, разделенный на три концентрических кольца по двенадцать сегментов на каждом, в центре находилось искусно выполненное в металле изображение солнца. Каждый из сегментов на кольцах имел выгравированное на нем изображение, напоминающее иероглифическое письмо.
- Я уже где-то видел эти символы… - пробормотал Рифт себе под нос, сидя на корточках и изучая кодовый замок сейфа, - Тетрадь! – вдруг воскликнул он, - Точно!
Рифт выпрямился, подошел к письменному столу и раскрыл оставленную тетрадь с записями и датами и нашел ту самую строчку - с пометкой “для Малахия”. Набор символов, изображенных после цифр, был идентичен изображениям на дисковом замке сейфа.
Вернувшись к сейфу и сверяясь с указанной последовательностью, Рифт начал вращать кодовый диск, механизм мягко пощелкивал. Сначала внешнее кольцо налево, среднее – направо и внутреннее снова налево. С замиранием сердца Рифт медленно повернул рукоятку на дверце – замок был открыт.
Внутри лежала стопка листов, плотно исписанных торопливым почерком, на некоторых из них виднелись наброски каких-то схем и последовательностей. Рядом лежал странный металлический куб. Больше в сейфе ничего не было.
Рифт положил бумаги на сейф и протянул руку к странному артефакту. Пальцы сжались на холодной поверхности. В тот же миг словно проскочил разряд статического электричества, отдавшись в нервных окончаниях.
- Невероятно! – он не смог сдержать изумление.
- Что там? – немедленно отреагировал Рейнхардт.
Никлас поднял раскрытую ладонь, над ней парил странный предмет кубической формы, примерно десять на десять сантиметров. Кончики его пальцев слабо покалывало.
Кэтрин застыла как вкопанная, словно игла вонзилась в ее разум. Что-то в ее подсознании кричало – не приближайся. Среди отблесков света, играющих на металлической поверхности, казалось что-то жило. На грани видимости. На лезвии восприятия. Пространство, казалось, подрагивало, соприкасаясь с артефактом.
- Что это за фокусы? – нахмурился Корхонен, недоверчиво глядя на куб, зависший в воздухе.
- Удивительная технология, - произнес Рифт словно не услышав вопрос. Он завороженно рассматривал левитирующий в паре сантиметров от его ладони куб. - Это устройство, кажется реагирует на определенную артикуляцию, - запоздало пояснил он.
Слегка согнув пальцы и переместив ладонь в вертикальную плоскость Никлас, продемонстрировал остальным, что странный куб не падает, оставаясь все в том же положении. Затем, распрямив пальцы, Рифт ловко подвел вторую ладонь под куб, который начав падение снова завис, не касаясь руки.
- И в чем же его назначение, эксперт? - поинтересовался Корхонен. На последнем слове в его голосе проскользнула легкая ирония.
- Не имею представления. - ответил Никлас, внимательно рассматривая грани устройства. Каждая из них была разделена на девять меньших квадратов. Артефакт напоминал кубик-рубик. Странные символы покрывали гладкую поверхность.
- Вы ничего не чувствуете? – хрипло спросила Кэтрин. У нее словно ком в горле встал. Она почувствовала, как на ее коже проступил холодный пот.
Рейнхардт резко перевел взгляд с куба на ее побледневшее лицо. Его удивление тут же сменилось профессиональной настороженностью.
- Нет, Кэт. А ты? Что с тобой?
Корхонен отрицательно качнул головой, его глаза метнулись между кубом и Кэтрин.
Рифт, словно очнувшись, оторвался от артефакта и уставился на нее.
- Ты о чем?
Кэтрин потерянно моргнула. Она смутилась моментной слабости.
- Не знаю… Мне показалось там что-то есть, – она указала на куб, парящий над ладонью Рифта. Краски постепенно возвращались на ее лицо.
Рифт покрутил артефакт в руках.
- Это может и выглядит как магия… Но лишь потому, что мы не понимаем принципов его работы.
Интересно… Откуда это у нашего антиквара? – подал голос Корхонен.
Рейнхардт подошел к девушке.
- Успокойся, Кэт. Сегодня столько навалилось, я понимаю. Наверное, сказалось нервное напряжение…
Она молча кивнула, наваждение медленно отпускало.
- Что будем делать с этой штуковиной? – спросил Корхонен выжидающе смотря на всех по очереди.
- Нашим ребятам в лаборатории будет чем заняться, - бросил Рифт, аккуратно поместив артефакт в контейнер для образцов. Под его пальцами щелкнули замки.
Хлопнула парадная дверь и внутри дома послышался глухой звук шагов по дощатому полу. В комнату вошли двое в неброских темно-синих комбинезонах, без опознавательных знаков. На лицах – белые одноразовые маски, плотные резиновые перчатки по локоть. Воздух моментально пропитался едким запахом дезинфектора.
- По вызову - для транспортировки, - безразлично оповестил низкий голос из-под маски.
Тот, что повыше, с серым брезентовым чехлом под мышкой, остановился. Второй, не дожидаясь ответа, прошел к телу и с характерным шорохом развернул мешок для трупов, блеснувший холодным глянцем при свете дня.
Из чехла появились складные носилки. Умелыми движениями сотрудник бригады разложил их выпрямляя, как складную линейку. Фиксаторы с громким металлическим лязгом встали на место.
Рифт от неожиданно резкого звука прикусил фильтр сигареты.
- Берем, - кивнул высокий. – Под плечи и поясницу. Здесь пойдет, место есть.
Они с напарником встали по бокам.
- Раз-два… - они приподняли застывшее в трупном окоченении тело, оторвав его от пола.
- Как его, однако разворотило, - выдохнул низенький, глядя на темнеющую воронку с неровными краями на месте живота, когда они резко опустили негнущийся труп Лазаря на пластик.
Молния с сухим дробным стрекотом пошла вверх, скрывая невидящий взгляд мутных глаз Лазаря. Кэтрин, не выдержав отвернулась, пальцы непроизвольно сжались, ногти впились в ладони.
***
С громким металлическим лязгом захлопнулись задние дверцы труповозки. Один из сотрудников бригады, не снимая маски, бросил:
- Ну, мы готовы.
Краузе сухо кивнул:
- Поезжайте. Мы вскоре за вами.
Темный минивэн вырулил с обочины и развернувшись промчался мимо них в сторону города, набирая скорость.
Рейнхардт взглянул на Кэтрин, он чувствовал, что она как натянутая струна.
- Ты справишься?
Та, запнувшись и слегка поджав губы, ответила:
- Да.
Джон кивнул, решив не докучать ей вопросами. Сейчас это в любом случае не помогло бы делу.
К ним подошел Краузе, он выглядел осунувшимся.
- Пора ехать.
Рядом припаркованная Шкода мигнула поворотниками, снявшись с сигнализации.
***
Корхонен провел Рифта к месту, где они с Краузе обнаружили странные следы. Глинистая почва к вечеру уже подсохла.
- Вот об этом я говорил, - Алекси указал на округлые отверстия, выдавленные в грунте которыми был испещрен участок рядом с дорожкой ведущей к дому.
- Рейнхардт попросил меня их сфотографировать, но признаться у меня это вылетело из головы пока мы осматривали дом, - добавил он.
Рифт слегка побледнел при взгляде на отметины, оставшиеся с прошедшей ночи. Для Корхонена это не осталось незамеченным.
- Помнишь, на брифинге фото? – спросил он напарника.
Никлас кивнул, беспокойно осматривая заросли, в которые уводили следы. Его пальцы коснулись рукоятки пистолета в наплечной кобуре под курткой.
- Да… Помню. Дело Мэйсона. Что бы это ни было, здесь его уже похоже нет, - в его голосе на последних словах послышалось облегчение.
Он присел на корточки изучая следы, затем выпрямился и произнес:
- Я думаю тебе лучше отправится в отель и проверить архивные дела. Нужно найти связь.
Корхонен обеспокоенно взглянул на него.
- Точно хочешь остаться здесь один?
Рифт слабо ухмыльнулся и похлопал по кобуре.
- Я не один.
Корхонен хмыкнул.
- Ну ладно, я тогда вызову такси.
***
На улице уже смеркалось. Размытым оранжевым пятном, за стеклом единственного незанавешенного окна - виднелся ореол одного из фонарей, протянувшихся вдоль автотрассы.
Читая дневник Лазаря, который тот вел во время последней экспедиции - Рифт заинтересовался странными записями, почерк был неровным, размашистым:
"...место дышит историей, само время там изломано событиями, которые случились в прошлом. Старый храм - все еще стоит, более чем два века спустя. Найти вход в катакомбы оказалось сложнее..."
От следующих строчек, выведенных неровными, прыгающими буквами, по спине Рифта пробежал холодок:
“…все еще несут на себе отпечаток прошлого… запишу на случай, если не выберусь… кажется я заблудился, никак не могу понять, как это вышло… составлял схему, но она не соответствует тому, что я вижу…”
Текст заканчивался отдельно стоящей фразой:
“…кажется я здесь не один…”
Короткий звуковой сигнал смартфона, оповестил о получении нового сообщения. Рифт, оторвавшись от чтения, бросил взгляд на экран.
Рейнхардт сообщал, что вскрытие Лазаря перенесено на завтра в связи с загруженностью патологоанатомов. Рифт коротко хмыкнул - вполне ожидаемо.
Немецкие напольные часы, мерно пощелкивали старинным механизмом которых такт маятнику. Стрелки показывали без четверти одиннадцать.
С сейфа Рифт взял стопку бумаг. Ту самую, что лежала внутри с кубом. Просматривая записи, Никлас все больше и больше хмурился: странные диаграммы, расчерченный куб в трехмерной проекции, непонятные ряды символов, сопровождаемые формулами и путанными комментариями Лазаря.
Один из них, написанный размашисто, ручкой другого цвета, гласил:
“Я знаю, что это ключ. Об этом были надписи там… Но какой же замок он может открыть? Несколько лет я бьюсь над этой загадкой, но понимание по-прежнему ускользает… Перепробовал тысячи комбинаций, пытался высчитать… Но все без толку… Малахий ждет от меня результатов, но что я могу сделать? Просто мертвый кусок металла…”
Отложив записи Лазаря, Рифт встал и прокручивая у себя в голове факты прошел к двери ведущей на задний двор. Выйдя на крыльцо, он вдохнул вечерний воздух и скривился, почувствовав запах навоза, который по всей видимости доносился с территории одного из близлежащих хозяйств.
Брезгливо морщась, он достал сигарету и закурил, бегло осматривая окрестности. Он никак не мог выбросить из головы следы, которые ему показал Корхонен. Они вызывали смутное беспокойство в его душе, которое он старательно гнал от себя.
В тишине раздался щелчок, затем еще один и еще. Словно барабанные палочки ударялись друг о друга.
В темноте сбоку вдруг что-то стремительно метнулось от дома к забору. Рифт дернулся от неожиданности, выронив сигарету - успев только краем глаза заметить странный силуэт, размером с собаку. Зашуршала, раскачиваясь высокая трава, которой зарос задний двор.
***
Уже прошло более трех часов, как Корхонен сидел за ноутбуком в номере отеля, копаясь в архивных делах, доступ к которым предоставил Рейнхардт. Чем больше он углублялся в записи, тем глубже становилась его озабоченность. Раскрытый блокнот, в который он записывал заметки лежал перед ним.
Три десятка архивных дел, жертв еще больше. Казалось, что все они никак не связаны между собой. Перед глазами Корхонена мелькали даты, фотографии, отчеты, экспертизы, но он никак не мог сопоставить факты, чтобы выделить мотив убийцы.
- Какая-то ерунда получается, - произнес он вслух, сделав глоток остывшего кофе.
Мотива не было: разные страны, вероисповедания, социальный статус жертв, пол, возраст… Но нитью прослеживались методичность с какой это было все исполнено. Единственное случай выбивающееся из парадигмы – это дело Анджелики Дюваль. Она не была убита, как остальные – ее связывал с остальными след. “Маркер”, как назвал его Рейнхардт.
Корхонен снова открыл папку с материалами по делу Дюваль.
- Что же тебя связывает с остальными… - Алекси просматривал фотографии по второму разу: тело Анджелики распростертое на полу загородного особняка, разбросанные книги оккультного содержания, оплавившиеся свечи… листок со странно знакомым узором… листок…
Корхонен прищурился и увеличил изображение.
Сомнений быть не могло: узор на рисунке был тем же, что проступал на полу среди тел и крови в храме.
Через приоткрытое окно послышался шум подъезжающей машины, свет фар скользнул по потолку между неплотно задернутых штор.
Корхонен выглянул из своего номера, ему нужно было поговорить с Рифтом по поводу того, что он обнаружил в архивных делах.
Хлопнула дверь, показался Рифт, он был бледен, от привычной самоуверенности не осталось и следа, в руках он сжимал несколько тетрадей с торчащими из них листками.
- Что случилось? – окликнул его Корхонен. Голос разнесся по пустынному коридору.
Рифт нервно вздрогнул и остановился, чуть не выронив свою ношу. В его глазах мелькнул неприкрытый страх:
- Там что-то было в кустах. У дома Лазаря.
Предыдущие части:
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Роман в работе, с продолжением можно ознакомиться по ссылке: https://author.today/work/467814
Показать полностью
Если вы когданибудь увидите заправку с вывеской «Последняя остановка на 70 миль», — проезжайте мимо
Я ехал уже четыре часа из шести запланированных, когда понял, что нужно остановиться. Не только заправиться, но и потому, что меня буквально клонило в сон. Глаза то и дело на полсекунды закрывались. Знакомое ощущение: моргнул — и вдруг обнаруживаешь, что проехал на полсотни футов дальше, чем думал. Я прибавил музыку и опустил стекло, но холодный воздух помог лишь на несколько минут. Нужен был кофеин.
Шоссе было пустым. Я не видел ни одной машины уже как минимум двадцать минут. Когда впереди замаячил свет вывески заправки, я почувствовал облегчение. Это было одно из тех старых независимых заведений, не сетевая точка. Такое, что выглядит так, будто его не обновляли с восьмидесятых. Одинокое здание, два насоса перед ним и вывеска, расписанная от руки: «Последняя остановка на 70 миль».
Я подъехал и припарковался у насоса. На стоянке была только потрёпанная грузовая машина, припаркованная сбоку от здания. Я подумал, что она, наверное, принадлежит тому, кто работает в ночную смену. Я вышел, размял ноги и залил бак. Оплатил на колонке и направился внутрь.
Мне стоило просто вернуться в машину и уехать. Но мне нужен был кофе. И нужно было в туалет. Поэтому я зашёл внутрь.
Магазин был небольшим. Несколько рядов с закусками и автотоварами. В дальнем углу — стойка с кофе, стеклянные кофейники, которые, похоже, стояли на подогреве уже несколько часов. У задней стены — холодильник с газировкой и энергетиками. Освещение было резким, флуоресцентным, от него всё выглядело как‑то неестественно.
За прилавком стоял продавец. Ему было, наверное, около пятидесяти, редкие седые волосы и лицо, которое, казалось, не знало сна уже несколько дней. По телевизору шла поздняя рекламная передача, звук был приглушён. Когда я вошёл, он поднял взгляд, и что‑то в его выражении изменилось — всего на секунду. Казалось, он удивился, увидев меня. Или встревожился.
— Добрый вечер, — сказал он.
— Привет. Просто возьму кофе.
Я прошёл в дальний конец и налил себе чашку. Кофе был пережаренный и горький, но мне было неважно. Мне нужен был кофеин, чтобы продержаться следующие два часа. Ещё я взял шоколадный батончик и отнёс всё к прилавку.
Продавец медленно пробил чек. Он то и дело поглядывал за мою спину, в сторону окон — на мою машину.
— Едете один? — спросил он.
— Да.
— Долгая поездка?
— Ещё несколько часов.
Он кивнул, но больше ничего не сказал. Снова уставился в окно. Я обернулся, но там ничего не было. Только моя машина у колонки. Пустое шоссе вдали.
— Что‑то не так? — спросил я.
Он долго смотрел на меня. Потом протянул через прилавок лист бумаги. Салфетку. На ней было написано от руки:
«За вами следят. Не возвращайтесь к машине».
Я уставился на салфетку. Потом снова на него. Его лицо было совершенно серьёзным.
— О чём вы говорите?
Он поднял руку:
— Говорите тише. Посмотрите на монитор.
Он указал на небольшой экран системы видеонаблюдения, закреплённый на стене за прилавком. На нём было чёрно‑белое изображение парковки. Моя машина была там.
И рядом с ней стоял кто‑то.
У меня внутри всё оборвалось. Фигура стояла со стороны пассажира, просто смотрела на магазин. Я не мог разглядеть никаких черт. Человек был в тёмной одежде, лицо скрывала тень.
Я резко обернулся и посмотрел в окно.
Там никого не было.
Только моя машина. Пустая стоянка. Ничего.
Я снова посмотрел на монитор. Фигура по‑прежнему была там. Стояла на том же месте.
— Что за чёрт, — прошептал я.
— Она не видна, если смотреть напрямую, — сказал продавец. — Только на камерах. Не знаю почему. Не знаю, что это. Но я знаю, что случается с теми, кто выходит, когда она ждёт их.
Моё сердце бешено колотилось. Я снова посмотрел в окно. Ничего. Снова на монитор. Фигура переместилась. Теперь она была ближе к передней части моей машины. Всё так же смотрела на магазин.
— Это безумие, — сказал я. — Это какая‑то шутка.
— Хотел бы я, чтобы это была шутка. — Он достал из‑под прилавка папку. Внутри были распечатанные газетные статьи. Сообщения о пропавших без вести. Заголовки о телах, найденных на шоссе.
— Четыре человека за последние восемь месяцев, — сказал он. — Все они останавливались здесь поздно ночью. Все они возвращались к своим машинам, даже после того, как я их предупреждал. Их находили в нескольких милях дальше по шоссе. Машины стояли посреди дороги. Двигатели работали. Водители сидели на своих местах. Глаза открыты. Никаких следов насилия. Судмедэксперт сказал, что их сердца просто остановились.
Меня охватила слабость. Это не могло быть правдой. Я посмотрел на статьи. Фотографии жертв. Молодая женщина. Мужчина средних лет. Пара лет тридцати. Реальные люди. Реальные смерти.
— Почему полиция ничего не сделала? — спросил я.
— Что она могла сделать? Нет ничего, что можно расследовать. Нет признаков преступления. Нет свидетелей. Просто люди умирают на пустынном участке шоссе. Такое случается постоянно. Они списывают это на усталость или проблемы со здоровьем.
Я снова посмотрел на монитор. Фигура была ещё ближе. Теперь она стояла прямо перед моей машиной.
— Сколько она обычно остаётся? — спросил я.
— Обычно до рассвета. Иногда дольше. Но если вы останетесь внутри, вы в безопасности. Она не может зайти сюда.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Я перестал задавать такие вопросы несколько месяцев назад. Я просто знаю правила. Оставайтесь внутри, когда темно. Не выходите на стоянку. Дождитесь рассвета.
Я хотел возразить. Хотел сказать, что он сумасшедший. Но я не мог объяснить фигуру на мониторе. Не мог объяснить, почему её не было, когда я смотрел своими глазами.
— Хорошо, — сказал я. — Я подожду.
Он явно обрадовался:
— Правильно. Разумно. Можете посидеть в задней комнате, если хотите. Там есть диван. Есть журналы. До рассвета осталось около четырёх часов.
Он подошёл к входной двери и запер её. Звук засова громко раздался в тишине магазина.
— На всякий случай, — сказал он. — Иногда люди паникуют и пытаются убежать. Так вы не сделаете ничего глупого.
Что‑то в том, как он это сказал, заставило меня почувствовать себя неуютно. Но я убедил себя, что он просто осторожничает. Он пытался помочь.
Я сел на табурет у прилавка. Продавец снова уставился в телевизор с рекламой. Каждые несколько минут я поглядывал на монитор. Фигура всегда была там. Иногда в другом положении. Иногда ближе к зданию. Но всегда там.
Примерно через час я спросил, можно ли мне в туалет. Он указал на дверь в дальнем конце магазина:
— Прямо туда.
Я встал и пошёл к ней. Проходя мимо прилавка, я снова взглянул на монитор видеонаблюдения. Что‑то было не так. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, в чём дело.
Время на экране.
На записи было 23:47. Но сейчас было уже после трёх утра. Я проверял телефон, когда зашёл внутрь. Было точно уже после двух.
Я остановился. Внимательно посмотрел на монитор. Запись не была прямой. Это был повтор. Те же несколько минут проигрывались снова и снова.
Кровь застыла в жилах.
Я посмотрел в окно на свою машину. На этот раз внимательно.
Там никого не было. Там никогда никого не было.
Я старался говорить спокойно:
— Эй, какое время показывает камера?
Он не ответил сразу. Когда я обернулся, он стоял прямо за мной.
— Вам стоит сходить в туалет, — сказал он. Его голос изменился. Стал более ровным. — Вы уже давно терпите.
— Время на экране неправильное, — сказал я. — Запись старая.
Его выражение лица не изменилось. Он просто смотрел на меня своими усталыми глазами.
— Вы видели статьи, — сказал он. — Вы видели, что происходит с людьми на этом шоссе.
— Они могли быть откуда угодно. Кто угодно мог их распечатать.
Он шагнул ко мне. Я отступил.
— Вам стоит остаться, — сказал он. — Там небезопасно.
Я посмотрел на дверь. Заперта. Чтобы открыть засов с этой стороны, нужен ключ.
— Где ключ? — спросил я.
— Я не могу позволить вам уйти. Не до утра. Для вашей же безопасности.
Я отступил ещё дальше. Рука нащупала ручку двери в заднюю комнату. Я распахнул её и шагнул внутрь.
Это была не комната отдыха.
Это было складское помещение. Тусклый свет единственной лампочки. По стенам — стеллажи. А на стеллажах — коробки. Десятки коробок. На каждой была указана дата.
Я открыл ближайшую.
Внутри лежал кошелёк. Телефон с треснутым экраном. Набор автомобильных ключей. Водительские права. На фото была
молодая женщина. Светлые волосы. Улыбается.
Я узнал её лицо — оно было на одной из статей.
Я открыл другую коробку. Другие вещи. Другие права. Мужчина средних лет.
Он не предупреждал тех людей. Он их забирал.
Я услышал шаги за спиной. Обернулся. Он стоял в дверном проёме, загораживая выход.
— Они всегда догадываются, — сказал он. — Но к тому моменту уже слишком поздно. Здесь нет сотовой связи. Ближайший город — в сорока милях. Никто не услышит, как вы кричите.
В руке он держал что‑то. Отрезок верёвки.
Я отступил к стеллажам. Рука нащупала что‑то тяжёлое. Гаечный ключ. Старый, ржавый, но прочный.
— Вам не стоит этого делать, — сказал он. — Будет проще, если вы просто подчинитесь.
Он шагнул вперёд.
Я ударил.
Гаечный ключ врезался в бок его головы. Он пошатнулся, ударился о стену. Я не стал ждать, чтобы увидеть, упал ли он. Пробежал мимо него через дверной проём в основной зал магазина.
Входная дверь по‑прежнему была заперта. Я схватил табурет у прилавка и ударил им по стеклянному окну. Оно треснуло, но не разбилось. Я ударил снова. И ещё раз.
Я слышал, как он поднимается позади меня. Как ругается.
Третий удар пробил стекло. Я выбил оставшиеся осколки табуретом и вылез через оконную раму. Осколки порезали руки и ноги, но мне было неважно. Я упал на асфальт снаружи и бросился к своей машине.
Ключи всё ещё были у меня в кармане. Телефон лежал в подстаканнике, где я его оставил. Я забрался внутрь и запустил двигатель. В зеркале заднего вида я увидел, как он выбирается через разбитое окно.
Я вдавил педаль в пол.
Я ехал час без остановки. Когда наконец остановился на площадке для отдыха, мои руки так дрожали, что я едва мог держать телефон.
Сейчас я сижу в машине. Двери заперты. Двигатель работает. Я позвонил в 911. Они отправили кого‑то на заправку. Мне сказали оставаться на месте и ждать офицера, который примет моё заявление.
Я постоянно проверяю зеркала. Всё жду, что увижу позади себя свет фар.
Солнце уже поднимается. Я вижу, как небо на горизонте становится серым. Я должен чувствовать облегчение, но не чувствую.
Потому что, когда я выбирался через окно, когда бежал к машине и оглянулся на магазин, я увидел монитор видеонаблюдения сквозь разбитое стекло.
Фигура по‑прежнему была на экране. Стояла на стоянке. Но уже не рядом с моей машиной.
Она стояла ровно там, где стоял я, когда разбил окно.
Я не знаю, что он показывал на том мониторе. Не знаю, была ли это действительно запись или что‑то совсем иное. Не знаю, придумал ли он всё это, чтобы напугать людей и заставить их остаться, или в его лжи была какая‑то доля правды.
Всё, что я знаю, — я никогда больше не поеду по этому шоссе. И если вы когда‑нибудь увидите вывеску заправки «Последняя остановка на 70 миль» — проезжайте мимо.
Что бы там ни ждало, вы не захотите это узнать.
Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Показать полностью
2
1
Между светом и тьмой. Легенда о ловце душ
Глава 28. Огонь зависти
В тени высоких гор, где ветры пели древние песни о забытых битвах, раскинулся Эрденвальд — королевство, сияющее, как драгоценный камень на границе Альгарда, владений короля Всеволода. Его земли были плодородны, словно благословлены богами: поля золотились пшеницей, она колыхалась под ветром, как море желтого пламени, а реки, текущие с горных вершин, сверкали под солнцем серебряными нитями, вплетенными в зеленый ковер долин. Холмы, поросшие густыми лесами из дуба и сосны, хранили в своих недрах железо и уголь, питающие кузнецы, а озера, глубокие и холодные, кишели рыбой — форелью и окунем, чья чешуя блестела, как серебряные монеты в сундуках купцов. Гримсхольм не взмывал, а врастал в утес: ступенчатая цитадель, высеченная в сером камне скалы, тянулась террасами от пристенных кузниц до дворцовой площади. Не стены, а уступы и бастионы из черного сланца глушили ветер; башни были приземистые, с зубцами, а на их гребнях — железные ветряные стрелы, стонущие на сквозняке. Дома — каменно-дубовые, с тяжелыми шиферными крышами, потемневшими от копоти; между ними — тесные проходы с дощатыми настилами и водостоками, по которым после дождя текли бурые струйки от кузниц.
День и ночь Гримсхольм гудел от кузниц: их трубы изрыгали черный дым, тянущийся к небу, как дыхание дракона, а тяжелый стук молотов отзывался эхом в переулках. Там, между каменными стенами, женщины спешили с корзинами хлеба и рыбы, а мальчишки-оборванцы юркали следом, надеясь урвать кусок.
Мечи и доспехи Эрденвальда ценились не за красоту, а за надежность: их сталь, закалённая горным холодом, могла рассечь щит до основания, а кольчуги гудели под ударами копий, но не рвались. На рынках шум стоял тяжелый — меха и шерсть громоздились тюками, пахли сыростью и дымом костров, рядом в бочках хранился мед — тягучий, горьковатый от горных трав, а на прилавках трепыхалась рыба из ледяных озер. Замок короля был не украшением, а частью скалы: стены сливались с утесом, тяжелые своды держали тепло лишь огромных очагов, где поленья взрывались искрами. Гобелены в залах были не пышные — суровые, с грубой вышивкой битв, где предки держали знамена, покрытые пятнами, напоминавшими кровь. Узкие окна смотрели не на простор, а на каменные хребты, словно глаза зверя, выслеживающего добычу. Ветер выл в щелях, пах смолой и снегом, и в ясные дни с башен виднелись земли Альгарда, на которые Хротгар давно строил свои планы.
Хротгар был высоким, широкоплечим, с телом, закаленным в сражениях, как сталь в горне. Его волосы, когда-то черные, побелели инеем седины, густая борода обрамляла лицо, испещренное шрамами. Темные глаза горели огнем, в котором смешивались гордость, упрямство и скрытая тьма. На нем всегда был темно-зеленый плащ, подбитый шкурой бурого медведя, и кольчуга, он не снимал ее даже в замке. Его дубовый трон, украшенный резьбой в виде орлов, был отполирован его руками за годы тяжелых раздумий.
Он был суров, но справедлив — народ любил его за защиту, которую он давал, и боялся за гнев, который он обрушивал на врагов. Эрденвальд процветал под его рукой: сундуки полнились золотом, амбары ломились от зерна, а кузницы гудели, как сердце королевства.
Король Эрденвальда, Хротгар, еще в юности познал вкус зависти, когда Всеволод женился на сестре королевы Миреллии, прекрасной Эльзе, хотя ее прочили в жены самому Хротгару. С того дня его сердце омрачилось: братский союз Альгарда и южного королевства стал началом неприязни, и с годами она только росла. Позже Хротгар женился на дочери короля Фолькстейна, сурового Герхольда. Этот брак был союзом домов, а не сердец. Он никогда не любил жену — союз был лишь цепью, навязанной долгом. Когда она погибла при загадочных обстоятельствах, Хротгар не скорбел как муж. Смерть королевы подорвала союз с Фолькстейном, посеяла разные слухи; были и те, кто шепотом говорил: «А не сам ли Хротгар убрал жену, которую никогда не любил?»
Хротгар не опровергал домыслы. Его молчание лишь подогревало страх и уважение: никто не знал, что скрывается за его суровым лицом — равнодушие, ненависть или холодный расчет.
Особой болью стала для него весть о смерти королевы Эльзы. Ее утрата потрясла Всеволода и весь Альгард, но и в сердце Хротгара осталась зияющая рана — смесь скорби и ненависти. С годами он пытался укрепить свое положение браками сыновей. Старшего, Торвальда, он хотел женить на Диане, дочери Всеволода, но король Альгарда неизменно отвечал отказом — каждый отказ был для Хротгара будто пощечиной, подталкивавшей его зависть к ненависти.
Торвальд отличался холодным умом и рассудительностью. Он сидел рядом с отцом на советах, изучал карты и военные ходы, слушал военачальников и запоминал каждую деталь. Народ уважал его за твердый характер и умение держать слово. Младший сын, Эймунд, был иной: горячий, нетерпеливый, он жаждал битв и славы. В его горячности Хротгар видел собственную молодость.
Однако тень зависти не покидала Хротгара. Вальдхейм сиял ярче, имя Всеволода звучало громче, а венец его затмевал венец Хротгара. Зависть тлела в сердце годами, как угли, и ждала ветра, который раздует пламя.
— Хротгар… — произнес Заркун и замолк на миг, позволяя словам повиснуть в воздухе, как сладкий дым, обволакивающий разум. Король почувствовал, как его сердце сжалось — не от боли, а от тихой, манящей горечи, она разливалась по венам, словно вино, приправленное ядом желания. Тень бога зависти придвинулась ближе, ее очертания дрожали в лунном свете, пробивающемся сквозь щели ставен, и голос зазвучал вновь, еще тише, еще интимнее, будто делился секретом, предназначенным только для двоих.
— Но разве это справедливо, Хротгар? — прошептал Заркун, и в его тоне сквозила не злоба, а нежная забота, как у старого друга, который знает все твои слабости и любит тебя за них.
— Ты, с твоей силой, твоим умом, твоей верностью... Ты заслуживаешь большего.
Представь: трон, сияющий в лучах славы, где ты — первый, единственный. Эльза у твоих ног, ее глаза, полные восхищения, обращены только к тебе. А Всеволод? Он станет тенью, забытой историей, пылью под твоими сапогами. Я могу показать тебе путь, мой дорогой. Только прислушайся... только позволь зависти расцвести в твоей душе, как цветок в саду, который ждет твоей руки. Что тебе мешает? Гордость? Страх? Они — цепи, и я помогу разорвать их. Шагни ко мне, Хротгар, и возьми то, что по праву твое...
Образы вспыхнули в ночном видении: юная Эльза в белом, ее глаза сияют, а взгляд обращен только к Хротгару. Они идут рядом, рука в руке, толпы кланяются им, и песни летят в их честь.
— Даже когда смерть пришла к ней, — продолжал голос, сладкий, как вино, но горький в послевкусии, — он обрел славу в скорби. Его народ плакал вместе с ним, и даже боги, казалось, опустили головы. А твоя жена? Кто оплакивал ее? Никто. Ее смерть принесла тебе только слухи и подозрения. И снова ты остался один.
Тень обвила его сны, будто змей, окольцовывающий жертву, мягко, но неотвратимо.
— А Диана… — зашипел Заркун, его голос стал почти нежным, как колыбельная. — Ты предлагал союз, достойный царей. Но Всеволод смеялся, отказывал снова и снова. Он унижал тебя. Разве это справедливо? Разве не твой сын Торвальд должен был стать ее мужем? Разве не твои внуки должны были унаследовать Вальдхейм?
Хротгар резко проснулся, хватая ртом воздух, пропитанный утренней сыростью, но сон не отпустил его полностью, слова Заркуна проникли глубже, чем любой кинжал, — они открыли старые раны, обещая исцеление в отмщении.
Зависть росла — медленно, но неизбежно неся Хротгара к краю. Днем он правил Эрденвальдом с привычной твердостью: отдавал приказы, судил споры. Но в глазах подданных он замечал зависть — или это было его собственное отражение зависти, растущей внутри? Заркун не спал; он шептал ему во время вечернего ужина с детьми.
«Смотри, — мурлыкал его голос легким дыханием на ухо, — даже твои дети, они не уважают тебя. Но это можно изменить... Всего один вздох, один миг слабости — и ты вернешь свое. Я помогу, друг мой. Я всегда здесь, для тебя...»
Ночью Заркун вернулся. Не сразу — сначала легкий ветерок, пропитанный ароматом яблок, коснулся его кожи. Затем тень тонкой паутиной сплелась вокруг ложа, и голос, бархатный, как прикосновение любовницы в темноте, зазвучал вновь.
— Хротгар… мой верный, — прошептал Заркун, и это имя прозвучало как приглашение к пиру. — Ты боролся, я вижу. Ты пытался заглушить меня делами дня, но разве можно заглушить правду? Она жжет, как огонь в жилах, не так ли? Смотри, что я принес тебе сегодня… Видение, сладкое, как месть, которую ты заслуживаешь.
Образы нахлынули волной, теплой и манящей, а голос бога зависти продолжал:
— Всеволод на коленях, его корона в твоих руках, а глаза его полны страха — того самого страха, который он сеял в тебе годами. Народ Вальдхейма склоняется перед тобой, их голоса сливаются в хор: «Хротгар! Хротгар Великий!» Диана, прекрасная и покорная, стоит рядом с Торвальдом, и их дети — твои внуки — играют у трона, где орел Эрденвальда парит над всеми землями. А Эльза… О, Эльза возвращается в твоих снах, ее губы шепчут твое имя, не его. Она выбирает тебя заново, в этом новом мире, где нет вторых мест.
Заркун рассмеялся тихо, мелодично, как ручей в запретном саду, и тень его коснулась плеча Хротгара, холодная, но обещающая тепло.
— Что мешает тебе стать великим, вписать свое имя в легенды? — спросил он, голос сочился медом, смешанным с каплями соблазна. — Страх перед богами? Они слепы к твоим страданиям. Долг? Он — цепь, наложенная слабым королем. Протяни руку, Хротгар. Возьми мою силу. Один шаг — и зависть расцветет, как роза в крови, давая тебе всё: власть, любовь, отмщение. Разве не этого ты всегда хотел в глубине души? Шепни «да», и я сделаю это реальностью… для тебя, только для тебя.
Хротгар закрыл глаза. Его руки дрожали, как у воина перед первым боем, но сердце уже сделало выбор. Губы едва шевельнулись, и голос, хриплый от долгого молчания, вырвался в темноту:
— Да.
«Что я наделал?» — мелькнула мысль, но за ней тут же последовала другая, сладкая, как яд: «Наконец-то... наконец-то мое».
Тень вздрогнула от восторга, разрослась по стенам, заполнила зал, и тихий смех Заркуна наполнил покои.
Смех стих так же внезапно, как возник. Холод тени отступил, и на его место пришла вязкая усталость. Тяжесть век сомкнула глаза Хротгара, тело налилось свинцом. Король еще пытался удержаться, но сон, темный и глубокий, как бездонная пещера, затянул его в свои объятия.
В последний миг он успел услышать шепот, ласковый и хищный одновременно:
— Спи, мой король. Завтра начнется твое возрождение.
И Хротгар погрузился в сон без сновидений — слишком тяжелый, чтобы увидеть что-либо, слишком глубокий, чтобы проснуться прежним.
***
Утро в Гримсхольме было холодным и вязким, как недопитое вино. Туман стекал с гор в узкие улицы, обволакивал крыши и башни, скрывал силуэты людей, превращая их в бледные тени. Трубы кузниц дымили, молоты стучали, но даже привычный звон звучал приглушенно, будто сам город слушал и ждал.
Хротгар проснулся разбитым. Слово, сорвавшееся ночью с его губ, еще стояло в груди тяжелым камнем. Он пытался убедить себя, что это был сон, наваждение, но сердце знало: решение принято, пути назад нет.
И тогда он явился.
В зале совета, где пахло холодным камнем и копотью факелов, стоял человек. Никто не видел, как он вошел: ворота были закрыты, стража клялась, что чужаков не пропускала, а слуги говорили, что двери не открывались. Он словно вышел из самого тумана и осел здесь, будто всегда был частью замка.
Высокий, в тяжелом плаще из темного сукна, с лицом, теряющимся в глубине капюшона, он излучал спокойствие, от которого веяло властью. Голос его был низким, мягким, но в этой мягкости чувствовалась сила, отчего хотелось склонить голову и сдаться без боя.
— Эйвар, — назвался он.
Имя прозвучало знакомо, как эхо ночного шепота, и Хротгар понял: это тот, кому он сказал «да».
В руках странник держал дары: свертки редких специй, пахнущих дымом и горькой смолой, и клинок, чье лезвие поглощало свет. Факелы колыхнулись, словно сами потянулись к этому оружию, а затем погасли на миг, оставив зал в тревожном полумраке.
Хротгар встретился с его взглядом и увидел в тени капюшона два желтых огня — глаза как у зверя, который смотрит на добычу. В груди кольнуло, и он понял: сделка заключена.
«Это он... воплощение той тени, — подумал король, пальцы невольно сжались в кулаки. — Заркун во плоти. И я.. я позвал его сам».
— Ты сделал выбор, мой король, — будто прочитав его мысли, произнес Эйвар, и в его словах скользнула нежность, как в ночном видении: сладкая, манящая, обещающая все, что было отнято. — Теперь мир изменится... для тебя, как ты и мечтал в своих снах. Да, весь мир склонится перед твоей силой. Но это лишь начало, Хротгар. Путь открыт, и я поведу тебя по нему.
Факелы вспыхнули ярче, осветив зал золотистым пламенем, и тени на стенах протянулись к дубовому трону, дрогнули в поклоне — или в объятии? Хротгар крепче сжал подлокотники, вырезанные в виде орлов, и в этот миг ему почудилось: тени не просто танцуют — они касаются не только его, но и фигур за спиной. Торвальд, его холодный, рассудительный сын, стоял в дверях зала, сжимая свиток с картами; Эймунд, младший, с мечом на поясе, замер поодаль, хмурясь от странного холода.
Тень скользнула по ним, невидимая, но ощутимая, и Хротгар ясно понял: теперь и их судьбы связаны с этим «да». Даже если они не знают, их жизни уже принадлежат сделке, вплетены в паутину зависти, которая теперь опутывает весь Эрденвальд.
Эйвар улыбнулся — или это была усмешка в тени капюшона? — и протянул клинок. Лезвие блеснуло, отразив пламя, и в нем Хротгар увидел не свое лицо, а видение: Всеволод на коленях, корона в пыли, а позади — знамена с орлом Эрденвальда над Вальдхеймом.
— Возьми, — прошептал Эйвар, голос его стал еще ниже и тише. — Пусть этот клинок станет красным от крови твоих врагов — и путь назад закроется навсегда. Ты готов, мой верный?
Хротгар кивнул, пальцы потянулись к рукояти. Клинок лег в ладонь холодным, но жгучим — как обещание мести. В этот миг он почувствовал, как нечто ледяное и одновременно пылающее пробежало от руки Эйвара по его коже, впиваясь в плоть. В глазах потемнело, он сжал рукоять крепче, пытаясь устоять на ногах. Ощущение было таким, будто сама сущность Эйвара вливалась в него, оставляя неизгладимый отпечаток.
— Я готов, — выдохнул Хротгар, и голос его звучал уже иначе — глубже, жестче, словно принадлежал не ему.
Эйвар едва заметно склонил голову, в его взгляде мелькнуло удовлетворение.
— Тогда пусть начнется твой путь.
***
К концу недели армия Эрденвальда пересекла границу Альгарда. Войско растянулось по долинам, каждый шаг отдавался в земле тяжелым гулом, в воздухе стоял запах пота, дыма и конской шерсти. Тысячи голосов сливались в глухой ропот, барабаны задавали ритм, и вся эта масса двигалась вперед как единое целое.
Впереди — Хротгар. Доспех отражал бледный рассвет, плащ рвался в порывах ветра. Его лицо было жестким, но глаза выдавали перемену: в них пылал чужой огонь, ненасытный и страшный. Клинок, подаренный Эйваром, висел у короля на поясе, ненасытный и жаждущий крови.
По правую руку держался Торвальд, старший сын. Его кольчуга тускло поблескивала под небом, лицо оставалось неподвижным, холодным. Взгляд пронзал горизонт, а в руках он нес знамя Эрденвальда — черного орла на зеленом поле. В его хватке оно не трепетало, а реяло ровно, обещая смерть каждому, кто осмелится встать на пути.
Слева верхом двигался Эймунд, его лицо пылало: глаза горели нетерпением, рука то и дело касалась рукояти меча. Доспехи еще сияли новизной, без следов битв. Эймунд бросал взгляды на отца — в них жила преданность, но и осторожная тень сомнения. Хротгар изменился: плечи стали тяжелее, взгляд потемнел, дыхание холодело. В его глазах не просто гнев — в них пылал черный огонь, чуждый и страшный.
Лошади фыркали и косились, словно чуяли невидимого спутника, идущего рядом с войском. Воины же смотрели только вперед: для них существовали лишь звук барабанов, звон стали и силуэт их короля, сияющего во главе колонны.
Из долины донесся собачий лай, потом звон колокола у колодца — первые звуки тревоги. Женщины у амбаров подняли головы, дети бросили игры. На горизонте колыхалось море копий, зеленые и черные знамена качались на ветру. Так армия Эрденвальда подошла к приграничным поселениям, и вместе с ней пришла ночь, в которой не было места жалости.
***
Они ударили по двум деревням — Осенним Холмам и Каменному Ручью, расположенным у реки, воды которой текли между королевствами, разделяя их, как тонкая нить. Деревни были малы: дома из дерева и соломы теснились вокруг колодцев, амбары с зерном стояли у окраин, а сады, где цвели яблони, шумели листвой на ветру.
Вечер окрасил облака в багровый, словно предчувствуя кровь. Воины Эрденвальда ворвались в Осенние Холмы, как ураган, сметающий все на своем пути, факелы летели на крыши, и пламя взметнулось вверх, пожирая солому, будто голодный зверь. Огонь трещал, выбрасывая искры в небо, дым поднимался черными столбами, закрывая солнце, как саван.
Мужчины хватали топоры и вилы, их руки дрожали, но глаза горели — они вставали перед дверями, защищая свои семьи, но сталь Хротгара была быстрее, безжалостнее. Копья вонзались в груди, мечи рубили руки, кровь текла по земле, смешиваясь с грязью. Тела падали, как срубленные деревья, стоны людей тонули в реве воинов. Женщина с ребенком на руках бежала к лесу, ее длинные волосы развевались, платье цеплялось за кусты. Ее крик разорвал воздух, как нож — тишину, но стрела вонзилась в спину, пробив легкое, и она рухнула на колени, прижимая сына к груди, и его глаза остекленели от ужаса, глядя на мать, чья жизнь угасала. Старик у колодца поднял палку, его голос дрожал, моля о пощаде, но копье пронзило его грудь, кровь хлынула изо рта, и он упал, его тело сползло в грязь, а вода в ведре, что он нес, окрасилась красным, как вино.
В Каменном Ручье резня была еще страшнее. Воины Хротгара ворвались с криками, звучащими, как вой волков, их мечи рубили без разбора и старых, и малых. Амбар подожгли — факелы полетели в сухое зерно, и пламя взревело, как зверь, выпущенный из клетки, черный дым поднимался к небу зловещим столпом, дым от горящих деревень закрывал звезды. Молодой парень, чьи руки были сильны от труда в поле, бросился на воина с ножом, его лицо пылало яростью, но копье вспороло ему живот, как нож вспарывает рыбу, и он упал, хрипя, его кровь залила камни у ручья, который теперь тек красным потоком. Девочка в ужасе убегала к воде, ее босые ноги скользили по мокрой траве, но споткнулись о корень, и топор опустился на ее спину, разрубив пополам — ее крик оборвался, тело рухнуло в реку. Вода потемнела, понесла кровь вниз по течению. Мужчина с вилами бросился на всадника, но копыта лошади размозжили ему череп, его мозг смешался с грязью, а крик жены, которая видела это, оборвался, когда меч вонзился в ее шею. Дома горели, их деревянные стены трещали, а дым душил тех, кто еще дышал, их кашель тонул в реве огня.
Так завершилось первое столкновение: Осенние Холмы и Каменный Ручей исчезли в огне и перестали существовать.
Хротгар и его сыновья наблюдали за всем происходящим с вершины холма. Король глядел сурово, будто высекал в памяти картину разрушения. Его лицо не тронуло сострадание. Торвальд разделял его молчание — твердый и холодный, но младший, Эймунд, не выдержал. Его губы дрожали, он сжимал кулаки, будто хотел броситься вниз и остановить бойню, но знал — поздно. В его сердце впервые поселился страх не врагов, а того, к чему ведет их отец.
А армия не знала сомнений. Она шла дальше, и гром ее шагов перекрывал эхо погибших деревень.
Заркун смотрел на это из теней, его крылья трепетали от восторга, желтые глаза горели, как факелы в ночи. Он стоял на краю леса, его тень сливалась с дымом, поднимающимся над уничтоженными деревнями, и улыбка, тонкая и злая, исказила губы.
Это был лишь первый шаг — резня в Осенних Холмах и Каменном Ручье должна была стать искрой, которая уничтожит Альгард. Темные боги ждали этого — их план из зала теней двигался вперед, и Заркун знал: зависть Хротгара — это меч, который пронзит сердце Альгарда, откроет путь к Ловцу Душ и Арту, чья сила ждала своего часа, и даст темным богам их победу.
Показать полностью
3 фильма — для тех, кто любит чувствовать, а не просто смотреть
Иногда кино становится зеркалом, где отражается вера, страх и мечта. Эти три истории ведут нас через пустоши, лабиринты и штормы, заставляя задуматься, как далеко человек способен зайти ради правды и собственного пути. Если ищете атмосферные фильмы для вечера — этот сет идеально подойдёт, чтобы остаться наедине с сильными эмоциями.
Меч короля (2023) | The Promised Land (2023) — историческая драма
На бесплодной земле Ютландии один человек решает построить свою судьбу. Перед ним — бескрайние пустоши, ветер, грязь и чужая враждебность. Но внутри — железная решимость доказать, что даже в камнях можно прорастить жизнь. Картина поражает масштабом: суровая природа, шершавые детали, величественные пейзажи и музыка, будто дышащая ветром. В ней чувствуется одиночество и достоинство, настоящая сила труда. После просмотра остаётся ощущение, что ты видел не просто фильм, а человеческую волю, выточенную из камня и ветра.
Кривые линии Бога (2022) | God’s Crooked Lines (2022) — триллер, мистика, драма
Добровольное путешествие в психиатрическую клинику превращается в игру с реальностью.
Главная героиня ищет истину, но чем глубже погружается, тем меньше различает границы разума и иллюзий. Фильм построен как психологический лабиринт, где зеркала отражают не лица, а тайны. Всё в этой истории пронизано тревогой: коридоры, шаги, шёпот, и холодное освещение, от которого мурашки по коже. Это кино — не для лёгкого просмотра, а для размышлений: где проходит грань между рассудком и безумием, и можно ли её распознать, когда сам становишься её частью.
Багровая отмель (2025) | Fear Below (2025) — триллер, ужасы
В глухой бухте дайверы отправляются на дно, чтобы поднять со дна золото.Но в глубинах их ждёт не клад, а страх, с которым не справится ни человек, ни техника.Подводное царство снято так, что вода будто живая — тяжёлая, холодная, шепчущая. Камера погружает в темноту, где каждый луч света становится спасением.С каждой минутой напряжение растёт: дыхание учащается, сердце стучит в такт глухим ударам воды. Это не просто ужастик — это адреналиновый кошмар, который показывает, что природа — самая опасная сила из всех.
Заключение
Три истории — три разных стихии: земля, разум и вода. Каждая из них рассказывает о границах человеческой воли — и о том, что иногда страшнее всего не враг, а само испытание. Если любите фильмы, которые заставляют чувствовать и погружают с первой сцены, — сохраните подборку, чтобы вернуться к ней, когда захочется кино с настоящей атмосферой.
Показать полностью
9