Симптомы болезни прошли, вернулись даже запахи. Прошла неделя. Во вторник, семь дней назад, я проснулась с температурой. Во вторник, семь дней назад я в последний раз была на улице. Мысль о том, что переносить карантин нужно было не дома в одиночестве с кошкой, а где-нибудь с людьми, пришла слишком поздно. Впереди ещё неделя. Ещё одни семь дней.
За эту неделю я принуждала себя к просмотру фильмов, чтению, к творчеству. Обычно списки поддерживают во мне тонус, но спустя неделю все наполняется мерзостью. 10 фильмов просмотрено за неделю, один сериал, одно аниме. Прочитан огромный том Кинга, я перешла к экзистенциалистам. Это было ошибкой. Камю и Сартр вогнали в депрессию.
Дни больше не наполнены эмоциями, в них отсутствуют события. Они все походят один на другой, один на другой, словно серые мушки. Прерываются крошечными минутами общения с близкими. С мамой, с друзьями, с суженым. Единичные встречи, мимолетные, дарят хоть какие-то краски в бесконечной волне фильмов и книг. Писать становится тяжело. Мысли напоминают спутанный ворох верёвок, распутать которые не получается.
Начинает подводить тело. Оно всё больше предпочитает горизонтальное положение, плохо отзывается на попытки себя поднять. Врастает в кровать. Дух человека в заточении своих же собственных стен оказывается пагубен. Ленность берёт верх. Я постепенно поддаюсь ей. "Погуляй на балконе" - советует мама, но оттуда на меня взирает всё та же сартровская тошнота серых Вешняков. Стальная грудь неба. Очевидно, полая внутри.
Да, наверное, стоит помыть окно, раз уж на то пошло. И бросить читать Сартра. И Камю с его "Чумой". Может, даже поиграть во что-то весёлое. Отказаться от списков дел. И писать книгу. Стоит, но пока я только скармливаю свою душу унынию. И немного ною тут.

Российские психиатры регулярно говорят о том, что вопрос трудоустройства и социализации людей с психическими расстройствами нужно поднимать на государственном уровне. Однако с такими инициативами согласны далеко не все. Многие не понимают, зачем на это направление нужно выделять дополнительные ресурсы: дескать, «нам бы со здоровыми разобраться». Почему же специалисты настаивают на возвращении к этой проблеме и как ее предлагают решать, выясняли «Известия».

Директор департамента психического здоровья Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) Шекхар Саксена регулярно напоминает, что в той или иной степени с психическим проблемами может столкнуться каждый. Более того, у каждого десятого жителя Земли диагностируют психическое заболевание. Игнорировать эти данные вряд ли разумно. Но, как уверяют психиатры, поводов для паники тоже нет. Вокруг понятия «психическое расстройство» сложилось слишком много стереотипов.

При словах «человек с психическим расстройством» почти у всех возникает жуткий образ «психа», опасного для себя и для общества. Причинами такого восприятия ученые заинтересовались уже давно.

— Лет десять назад специалисты Научного центра психического здоровья РАМН провели целое исследование, пытаясь понять, откуда берутся такие мифы, — вспоминает в беседе с «Известиями» Аркадий Шмилович, психиатр, заведующий медико-реабилитационным отделением ПКБ № 1 им. Н.А. Алексеева. — Оказалось, что в 80% материалов наших ведущих СМИ больные представлены как насильники. Меньше — как непредсказуемые люди и нелепые чудаки, но вряд ли это лучше. Конечно, сейчас какие-то подвижки в лучшую сторону есть, но все-таки дело идет медленно. Взять вот сериал «Метод». Там следователь, которого играет Хабенский, должен был по сюжету поступить в психиатрическую больницу. Боже мой! Где они видели такого врача-психиатра? А уж пациенты... Это что-то страшное. Скопище уродов. В свое время были похожие больницы, но такого я не видел даже тогда.

Позиция «все люди с психическими расстройствами глупые» встречается действительно довольно часто-сетует психолог Дарья Довбыш.

— Мы не зря называем это мифом: большая часть подобных заявлений неверна и базируется на незнании, на отталкивающем, «карательном» образе психиатрии, на собственном страхе, на невозможности даже предположить, что психическое заболевание может случиться с каждым человеком, в том числе успешным, образованным, обеспеченным, интеллигентным. На самом деле лишь некоторые психические заболевания действительно связаны с низким интеллектом, — объясняет специалист.

Сплошное расстройство: что произошло с психическим здоровьем россиян

По статистике, число больных уменьшается, психиатры уверены, что растет

Такого же мнения придерживается и Алексей Гегер, директор по развитию Санкт-Петербургского регионального отделения Общероссийской общественной организации инвалидов «Новые возможности».

— Мы работаем с инвалидами вследствие психических расстройств, и львиная доля наших подопечных — люди с сохранным интеллектом. Многих заболевание захватило в самом начале их трудового пути — в возрасте от 20 до 30–35 лет. У них уже есть сформированные трудовые компетенции, многие имеют высшее образование и даже ученую степень.

Ошибочно, по мнению психиатров, и говорить об агрессивности таких людей. Важно понимать, что психическое расстройство — широкая группа заболеваний, в которую входят в том числе многочисленные неврозы и пограничные расстройства, болезни соматического спектра.

— И гипертоническая болезнь, и почти все кожные, и эндокринология, и даже онкология в той или иной степени — психосоматические заболевания, поскольку психическая сфера играет большую роль в развитии этих процессов, — объясняет Шмилович.

При своевременном обращении к специалисту люди, столкнувшиеся с заболеванием, могут либо избавиться от недуга навсегда, либо добиться устойчивой ремиссии и вернуться к нормальной жизни. Для таких пациентов, обладающих высоким реабилитационным потенциалом, больницы стали разрабатывать отдельные программы, например клиники первого эпизода.

— Главное здесь даже не то, что пациенты заболели впервые, а то, что это лица, еще способные вернуться к труду и учебе, — объясняет Антон Масякин, заместитель главного врача по медицинской части ПКБ № 1 им. Н.А. Алексеева. — Как правило, это молодые люди, не старше 30–35 лет, которые могли злоупотреблять психоактивными веществами или алкоголем.

Для таких больных предусмотрены отдельный круглосуточный и дневной стационар, отдельное диспансерное отделение и психологическая служба, что позволяет больше внимания уделить каждому пациенту. Часто, выписавшись из стационара, они продолжают лечение, уже совмещая его с работой или учебой, постепенно возвращаясь к привычной жизни.

Но, к сожалению, процент тех, для кого болезнь прошла, не сильно сказавшись на трудоспособности, — невелик. Большая часть пациентов — либо уже инвалиды, либо те, кто приближаются к инвалидности. Но и их сбрасывать со счетов нельзя, уверены специалисты. Как минимум потому, что речь идет об огромных цифрах. По мнению Аркадия Шмиловича, число инвалидов психического здоровья только в Москве превышает 120 тыс. Это самая большая категория среди лиц с ограниченными возможностями, но именно об их правах говорят реже всего.

Россияне стали реже страдать психическими расстройствами

Самый высокий уровень заболеваемости — в Алтайском крае, Чукотском и Ненецком АО, самый низкий — на Северном Кавказе

Психиатры уверены: потенциал у таких больных ничуть не меньше, чем у остальных, и при грамотном подходе они из «финансового бремени» для общества могут превратиться в помощников.

Вернуть в профессию

Задача медицины — не только излечить пациента и уменьшить последствия заболевания, но и научить его выстраивать отношения с социумом, вернуть способность к самообеспечению. При больницах человек получает не только медикаментозное лечение, но и помощь психологов, специалистов по социальной работе, посещает многочисленные тренинги, занимается арт-терапией. Пациенты участвуют в творческих фестивалях и конкурсах. Всё это не просто развлечение, как подчеркивают психиатры, но и важная составляющая лечения, способ обрести самоконтроль, раскрепоститься. С этим согласны и сами пациенты.

Марии — 28 лет. В ПКБ № 4 им. П.Б. Ганнушкина она попала в конце апреля прошлого года с обострением шизофрении. Пролечившись в остром отделении, девушка перешла в дневной стационар, где ей предложили пойти в хореографическую студию «Кураж» Георгия Цыбульского. Ее Мария регулярно посещает до сих пор.

— Занятия помогают улучшить общее самочувствие, настроение, потому что уходит зажатость, негативные эмоции, напряжение. Мы делаем суставную гимнастику, разучиваем несложные движения разных танцевальных направлений, учимся выражать эмоции через язык тела на импровизации, — делится девушка.

Творческий коллектив «Пространство» больницы имени Ганнушкина

Фото: pkb4.ru

Третий год при больнице работает и пластический театр «Пространство» под руководством врача-психиатра Сергея Максимкина. Основа занятий — тренинг в форме репетиции. Пациентам показывают различные движения и упражнения, которые учат прислушиваться к своим чувствам и эмоциям, помогают бороться с аутичностью. Свои спектакли участники показывают и в других больницах, и в рамках проекта «Сказать не буду молчать" и на московском фестивале "Нить Ариадны".

Обеспечить всесторонний подход к лечению больницы в состоянии. А вот с развитием профессиональных навыков дело обстоит сложнее, особенно в случаях, когда вернуться к прежней специальности человек уже не может или же когда таких навыков не было изначально. В обоих случаях справиться своими силами у больниц возможности нет.

— Необходимо сотрудничество с разными предприятиями, — уверена Дарья Довбыш. — Должна быть возможность пробовать разные виды труда, услышать непосредственно из рук работников разных сфер об их профессии, задать вопросы об организации этой работы. Например, пациенты пекут хлеб вместе с сотрудниками пекарни в больнице и дальше прикидывают — подойдет мне эта работа или нет, нравится или нет, какие ощущения вызывает.

Подобная практика существовала в советское время. На базе больниц предприятие открывало мастерские, где пациенты получали необходимые профессиональные навыки. Когда состояние больного, скорость и качество его работы достигали необходимого уровня, он переходил в условия, приближенные к производственным, на так называемые интеграционные предприятия. Доказав свою профессиональную состоятельность и не имея противопоказаний по здоровью, человек временно трудоустраивался на работу (обычно на два месяца). На протяжении всего этого времени больного сопровождала бригада специалистов лечебного учреждения.

— Они не стояли над душой пациента, они лишь обеспечивали ему комфортную среду, помогали решать мелкие конфликты, проводили разъяснительные беседы с рабочими и руководством, такое психообразование. Через два месяца они вместе с начальником предприятия решали, готов ли человек работать здесь на постоянной основе. Если да, то он выписывался из больницы и трудоустраивался. Так как бригада там всё равно была, то сопровождение не прекращалось и в этом случае, — вспоминает Аркадий Шмилович.

Решается с трудом: как инвалиды могут найти себе работу

Самой главной проблемой становится информирование о вакансиях

Главная задача такой программы — не достичь определенного уровня производительности (хотя качеству работы уделялось значительное внимание), а позволить больному закрепиться на производстве и стать полноправным членом коллектива.

В постсоветском пространстве эти связи между предприятиями и больницами были утеряны. В условиях конкуренции и при отсутствии государственной поддержки работодателям стало невыгодно проводить такую политику.

Реальность кусается

Сегодня пациентам ПКБ № 1 им. Н.А. Алексеева возможность устроиться предоставляет только одно предприятие — ООО Пейнтбол.При медико-реабилитационном отделении был организован участок «первого этапа» профессиональной цепочки, где пациентов учат различным производственным операциям. Здесь, в просторном кабинете, около 20 человек собирают заготовки для пейнтбольного снаряжения. У каждого работника — своя задача: один склеивает каркас, второй приклеивает наклейку, третий ставит штамп и так далее. Несколько человек компания взяла на производство. Пока такие случаи кооперации единичны.

Психиатр и председатель общероссийской общественной организации инвалидов «Новые возможности» Кира Гебель полагает, что изменить ситуацию поможет объединение усилий общественных организаций, биржи труда, больниц и социальных служб.

— В этой связке можно создать действительно защищенные рабочие места, то есть не такие, где просто будут прописаны условия труда для определенного вида инвалидности, но и будет реальный контроль за их соблюдением со стороны органов соцзащиты, — уверена специалист.

Пока всё держится исключительно на частной инициативе. В Москве людей с ментальной инвалидностью берут и в столярную мастерскую «Артель блаженных». Сейчас там работает порядка 25 человек, а еще 10 проходят обучение. По словам руководителя мастерской Андрея Тевкина, заниматься приходится не только профессиональным обучением.

— К нам приходят иногда люди в возрасте 30–40 лет с мировоззрением младенца. Человек не выходил никогда из дома, и вот родители перестали справляться и привели к нам. Учить приходится всему с нуля.

Весеннее обострение

Увеличение светового дня весной провоцирует расстройства психики

Здесь, по мнению Тевкина, проблема в отсутствии единых подходов к образованию и, главное, в неверном отношении к ментальным инвалидам в целом.

— Бывает, ребенок выходит из интерната, даже не умея читать. Спрашиваешь родителей, почему не требовали хоть какого-то качества образования, а они говорят — да зачем, ну он же дурачок? Никто не видит в ментальных инвалидах людей. Они для общества словно собачка, которую можно содержать лучше или хуже. А ведь это огромное количество людей, и все они очень разные. Это мощный ресурс, который со всех точек зрения будет правильным использовать для нужд общества, ослабить нагрузку на бюджет, несчастных налогоплательщиков.

Важнейшим своим достижением руководитель артели считает разрушение стереотипов о людях с инвалидностью и в глазах их самих, и в глазах окружающих.

— Мы ушли от отношения к ним как к тем, кто требуют опеки, постоянного финансирования, реабилитационных мероприятий. У нас они стали работать, и вполне себе успешно. Самое главное — эти люди обрели самоуважение.

Взято с сайта https://iz.ru/846268/mariia-rubnikovich/durakov-net-obshches...

Первая часть

Только что пропали запахи. Я специально оставила на столе для тестов самые пахучие французские духи (которые не парфюмированная вода, не туалетка, а прям духи-духи). Запах у них крышесносный, чтобы не отравить всех людей в лифте на ближайший день, обычно брызгаю в воздух перед собой и вхожу во флёр. Так вот, по нулям. Точнее, мне кажется, я застала момент ухождения запахов из жизни. При первой попытке понюхать запах был, но негромкий, при второй стал призрачным, затем и вовсе пропал. Аналогично было с банкой кофе и ещё десятком вещей, которые я попыталась понюхать в квартире. О да! И кошачий лоток не пахнет тоже, вообще. Ощущение странное, словно нюхаешь куда-то не туда или неправильно. Очень надеюсь, что запахи вернуться без приключений.

Вчера пришло смс о том, что нужно скачать приложение Социальный мониторинг и отсылать фото по запросу. Оказывается, я была совершенно не в теме этих новшеств, я слышала про отсылание фотографий и штрафы, но мне почему-то казалось, что эта практика уже не используется. Дух неповиновения повёл меня в интернеты, оттуда узнала, что не надо было подписывать бумажку у врача на приеме. Документ составлен очень хитро и, конечно же, вам никто его объяснять не будет. Из уважения к очереди, что сидела за мной, я тоже его не читала, а зря. Помимо того, что вы подписываетесь на соблюдение самоизоляции, вы еще и даете свое согласие на передачу ваших персональных данных (геолокацию, фото) для приложения Соц мониторинг. Да, все в одном документе, отказаться просто так от соц мониторинга нельзя. Нашла очень полезную информацию в этой группе о том, что можно отозвать свои персональные данные, написав через портал мос ру в Департамент Информационных Технологий. Таким образом использовать приложение не нужно. Я бы была и не против, но уж условия пользования очень сомнительные, потому что а) оно глючит, висит и тормозит и б) уведомления приходят с 9 до 22 часов, фото надо отправить в течение часа, а иначе в) получишь штраф в 4 к деревянных. Будьте внимательны с тем, что подписываете.

В остальном чувствую себя нормально. Воняю французскими духами. Смотрю и читаю "Противостояние" Стивена Кинга, противостою.

Ой, тема наверное всем приелась, но это моя терапия. Люблю я писать, буду это делать тут. Не надеюсь на то, что читать это будет кому-то интересно, но вдруг.

Когда все начиналось два года назад, я думала, что меня это точно не коснется. Высокой температуры у меня не было около 10 лет, с воспаления легких. Казалось, тело выработало тогда некий механизм. Я помню, как проходила в лихорадочном бреду с 38,5 три дня. Даже ходила в кино на Гарри Поттера. Ту часть запомнила смутно, сознание, воспаленное горячкой постоянно отключалось. И я глотала парацетамол пачками, потому что это были студенческие времена и страдать казалось нормальным. Так я угодила в больницу на две недели и с тех пор не болела. Ничем серьезным кроме насморка. Приходилось даже доказывать врачам, что я правда болею и не могу работать учителем с больным горлом. А температура выше 36,6 не подымалась. Я пробовала разные градусники, ртутные новые и старые, даже детский электронный с утёнком. Тщетно.
Даже когда эпидемия распространилась, мой иммунитет отчаянно берёг меня. Вокруг ломились коллеги, я заменяла всех. Был период, когда из учителей в школе осталась я одна (кроме началки). Остальные либо болели, либо сидели на удаленке. Не я, нет.
Я не полагалась только на себя. Вакцинировалась, как полагается ещё весгой. С возрастом уже так дурить не будешь, как в 17 лет. Вот в пятницу пошла на ревакцинацию, укололась в первый раз. Ревакцинировалась. Но не до конца и видимо не успела. Или омикрон оказался коварнее наших вакцин.
В понедельник вечером заболело горло. Во вторник утром поднялась температура. Она маленьким красным червячком доползла по градуснику до отметки в 37,4 и затаилась там. Сходила в поликлинику. Там был аврал. Медсестры и врачи орали и носились, пытаясь совладать с десятками заболевших в очереди. Надо отдать должное, делали, что могли, но делали на пределе себя и очень нервно. Спустя час с лишним дошла до врача. Палка в мозг через нос, две полоски на экспресс тесте. Никогда не хотела их увидеть. 'Поздравляю!' сказал доктор. А у меня слезы текут (не от диагноза, а после палки).
Теперь сижу дома одна. Очень боюсь заразить кошку. Остальное поправимо. Измеряю температуру каждые пару часов. А она все там, чуть выше 37. Налюбоваться не могу.

Я постепенно открываю для себя одну из граней того, что часто называют экзистенциальной изоляцией (то есть ощущения собственной отделенности от других людей и от мира в целом). Разглядываю фотографии космоса с его невообразимыми расстояниями и пустотой, в которой нет сознания, нет другого разумного существа, которое могло бы тебя встретить и обнять. Бесконечная молчащая чернота, иногда озаряемая вспышками сверхновых. По крайней мере, таким мне видится тот Космос, который окружает нашу планету - мне как атеисту и человеку, далекому от эзотерики.

И вот о чем я думаю. С самого рождения мы живем в мире, в котором "над нами" всегда есть кто-то, кто лучше знает. Лучше понимает эту жизнь и правила, по которым мы живем. Имеет возможность оценивать нас - как мы продвинулись, насколько заслуженно мы получили что-то (идея справедливости - она же одна из центральных в мире людей). Мы растем, прислушиваемся к этим людям, спорим с ними и, отталкиваясь от их мнений и взглядов, пытаемся сформулировать свои. Но всегда есть кто-то, кто на шаг впереди и кто может сказать с высоты своего положения: "да, ты по праву находишься там, где ты сейчас". Или наоборот - "нет, не заслужил" (и тогда вечный синдром самозванца - ведь некто очень важный не поставил свой "штамп"). Есть кто-то, кто знает траекторию правильного пути, кто продвинулся по ней дальше меня – и поэтому может судить о моем прогрессе как человека. Для верующих людей эта конечная инстанция, перед которой ты держишь ответ - Бог.

А я, вглядываясь в эту черноту Вселенной, в какой-то момент вдруг ощутил - вот и все, нет этого "некто", кто на шаг впереди и перед кем мне нужно держать ответ, чтобы получить его вердикт. Безусловно, есть люди, которые много чего знают и умеют лучше меня. Они могут что-то подсказать мне в той области знаний, в которых преуспели. Но не им мне предъявлять себя в стиле "вот я, Господи, перед тобой, и скажи - тварь я дрожащая, или право имею быть там, где я сейчас". Никого там, впереди, нет, Илья. Ты оказался в этой точке пространства и времени, на этом витке своей жизни не потому, что «правильно» вел себя (или наоборот, сбился с верной траектории). Ты просто что-то делаешь, как можешь, барахтаешься в этой непонятной жизни, принимаешь решения, которые, в сочетании с чужими решениями или вовсе слепыми веяниями судьбы, выносят меня на какие-то все новые и малознакомые берега. Нет внешнего верховного судьи с весами, измеряющего грехи твои или достижения, Вселенная не раздает наград или наказаний. И поэтому вопрос про дрожащую тварь не имеет смысла в принципе. Люди могут иметь любые мнения относительно меня, но никто из людей никогда не сможет быть тем самым Судьей, которым когда-то в раннем детстве был родитель. Ты вырос. Родителей НАД тобою нет. Никто не подскажет, правильные ли ты сейчас принимаешь решения, или нет. И размывается такая категория как «заслужил – не заслужил». Что сделал, что взял – то твое (если сопротивление среды позволяет). И нет ни у кого бОльшего права на то место в жизни, которое ты сейчас занимаешь. Ты просто здесь – и всё.

Это ощущение – надо мной никого нет – очень одинокое, с одной стороны. Нет проторенных путей, единственный «компас» - твоя собственная совесть (а на нее трудно бывает смотреть – периодически она указывает совсем не туда, куда идет большинство – и идти в направлении своей совести просто страшно). С другой стороны – свобода. Кто угодно может иметь мнение о том, что я веду себя неправильно, что не заслужил того, что имею – но это не вердикт Судьи, в который я верю безоговорочно…

А от других людей начинаешь хотеть не указания пути, не одобрения – а чтобы просто немного посидели рядом, погрелись у общего костра, рассказали какие-либо хорошие истории. А потом мы снова разойдемся каждый в свое вселенское одиночество без прямых и правильных дорог, по своим компасам. Может, еще встретимся. И наши родители и другие авторитеты – точно такие же временные попутчики, со своими повествованиями и путями (и нередко с них сбившихся). И в итоге наша жизнь – это пестрое полотно, сотканное из накладывающихся друг на друга линий чужих и моих решений, поступков, слов. Сложный узор, непрерывно ткущийся Мойрами или Норнами, а не прямая линия с четко установленными вешками на пути, с которыми можно сверяться.

Отсюда