Динамит

Группа: vk.com/everydaysimpsons

В том же году заработал первый завод по производству динамита, на котором за несколько месяцев было получено всего 11 тонн изобретенной Нобелем гремучей смеси нитроглицерина с кизельгуром. Но уже через несколько лет мировое производство динамита измерялось тысячами, а потом - десятками тысяч тонн в год, а сам Нобель закономерно стал одним из богатейших людей на планете.

И хотя газетчики и пацифисты еще при жизни клеймили изобретателя как "торговца смертью" и "миллионера на крови", а после его кончины родилась легенда, будто он завещеал свое состояние на научные премии, потому что его мучили угрызения совести, на самом деле обвинения Нобеля в способствовании массовым убийствам - беспочвенны. Почти весь произведенный на заводах Нобеля динамит использовался в мирных целях: в строительстве, горном деле, при корчевке деревьев, прокладке тоннелей и т.д. Американские фермеры даже использовали небольшие динамитные заряды для рыхления почвы.

Для военного применения динамит оказался непригодным. Из-за сильной бризантности он не годился в качестве метательного взрывчатого вещества, а высокая чувствительность к нагреву и удару не позволяла использовать его для начинки артиллерийских снарядов. Снаряд с динамитом неизбежно взрывался при выстреле в стволе орудия. Единственной военной областью, в которой для динамита нашлось место под солнцем, были саперно-подрывные работы, но и там его вскоре заменили более стойкие и безопасные ВВ, например, тротил.

Однако в течение нескольких десятков лет, вплоть до начала широкомасштабного производства тринитрофенола и тринитротолуола, предпринимались попытки скрестить артиллерию с динамитом

Большинство из них относится к классу пневматического оружия. Пневматика позволяет плавно, а не скачком, как при подрыве порохового заряда, наращивать давление в стволе, благодаря чему снаряд не испытывает резкой ударной нагрузки, вызывающей детонацию динамита. Однако начальная скорость таких снарядов - ниже, чем в обычной "пороховой" артиллерии, к тому же, ствол невозможно делать нарезным, так как давления сжатого воздуха не хватает, чтобы снаряд врезался в нарезы. Поэтому боеприпасы приходится снабжать стабилизаторами как авиабомбы и минометные мины.

Первый рассматриваемый образец - пневматическая пушка Эдварда Залински калибром 15 дюймов, разработанная и испытанная в 1883 году. Для ее накачки использовался мощный компрессор с приводом от паровой машины, позволявший создавать давление в 70 атмосфер. Орудие стреляло 500-фунтовыми (227 кг) оперенными "воздушными торпедами", производившими огромные разрушения. По словам одного из присутствовавших на испытании такой пушки, в воронке от ее "торпеды" могли поместиться 20 лошадей.

Однако точность стрельбы была довольно низкой, а дальнобойность орудия не превышала трех километров. Теоретически компрессор мог накачать до 140 атмосфер, тогда снаряд, согласно расчетам, улетел бы на пять километров, но из соображений безопасности этого решили не делать. Артиллерийская система Залински с компрессором и баллонами сжатого воздуха получилась очень громоздкой и тяжелой, она весила более 200 тонн. Тем не менее, такие системы решили использовать в качестве орудий береговой обороны.

В 1891 году три пневмопушки установили в береговом форте "Уинфилд Скотт", прикрывавшем вход в гавань Сан-Франциско. Отдельные орудия некоторое время стояли и на других береговых позициях, но в 1904 году все их списали, разобрали и отправили на слом. Ни одного выстрела по врагу эти пушки не сделали.

В 1889 году три динамитные пушки в экспериментальном порядке установили в качестве основного оружия на легком крейсере "Везувий". Конструкция и размеры орудий не позволяли применить поворотные лафеты и менять угол возвышения. Поэтому целиться из них можно было только разворотом всего корабля. Разумеется, ни о какой точности стрельбы при этом говорить не приходится, пневмопушки годились только для стрельбы по площадям. .

Корабельный компрессор создавал меньшее давление, чем береговой, поэтому 500-фунтовые снаряды "Везувий" выстреливал всего на 1600 метров. Чтобы повысить дальность, пришлось изготовить более легкие и менее мощные боеприпасы массой 100 кг. Ими крейсер мог стрелять на 3,7 км, что, по тем временам, являлось далеко не выдающимся показателем.

Тем не менее, в начале испано-американской войны 1898 года корабль отправили к кубинскому побережью, где шли боевые действия. Днем его использовать не рискнули и применяли только для внезапных и непродолжительных ночных обстрелов кубинских городов. Первый такой обстрел состоялся в ночь на 13 мая, когда "Везувий" выпустил восемь динамитных снарядов по городу Сантьяго-де-Куба. О результатах обстрела не сообщалось.

По окончании войны корабль вывели в резерв, а в 1904 году переоборудовали в торпедно-испытательное судно, демонтировав пневмопушки и установив вместо них четыре торпедных аппарата. Далее - подборка фотографий "Везувия" и его вооружения, сделанных в те времена, когда он был "пневматическим крейсером".

Бразильцы, узнав об американской новинке, тоже решили обзавестись аналогичным боевым кораблем и в 1892 году заказали в США пневматическое динамитное орудие, которое было смонтировано на палубе вспомогательного крейсера "Нитерой" (см. внизу). На снимке видно, что пневмопушка "Нитероя" гораздо меньше, чем орудия "Везувия", что позволило разместить ее на поворотной платформе. Насколько я знаю, из этой пушки было сделано всего несколько демонстрационных выстрелов

Слева: разрез казенной части пневматического орудия Залински и его "воздушной торпеды".

Справа: другое интересное изобретение, запатентованное американцем М.Ф. Уокером в 1891 году. Это динамитный артиллерийский снаряд, который Уокер предполагал использовать в обычных пороховых орудиях. Как видно на патентном чертеже, снаряд фактически представлял собой гидравлический амортизатор, в поршне которого размещен заряд динамита. По замыслу автора, поршень при выстреле должен плавно перемещаться внутри снаряда от носка к донцу, тем самым гася энергию. Интересно, что снаряд не имеет взрывателя, так как динамит, из-за своей чувствительности, должен взорваться просто от удара о любое препятствие.

Мне не удалось найти информацию, был ли этот проект воплощен на практике и если да, то чем закончились испытания. Однако, судя по тому, что подобные снаряды не применялись ни одной армией в мире, Уокеру вряд ли сопутствовал успех. А в начале ХХ века попытки приспособить динамит к артиллерии окончательно прекратились.

В общем, не случайно здесь, в боливийских Андах, на серебряных приисках, и пристрелили Бутча Кэссиди с Санденсом Кидом – двух благородных разбойников-гринго, которые благородными были, увы, только в исполнении Роберта Редфорда и Пола Ньюмана. В общем, от Дикого Запада тут, в шахтерской Боливии, практически все—может, только стреляют пореже, а коров заменили такие же астеничные ламы. Да еще индейцы стали ковбоями—в смысле, народ здесь живет чуть раскосый и краснокожий, а выпить-погулять-чужой нос расквасить туземный чоло горазд ровно так же, как Джон Уэйн и герои вестернов. Ну, и Потоси – он такой себе вполне архетипический Доусон-на-Юконе из Клондайка: ветер гоняет по площадям пыльные клубы, трехсотлетние старухи спят в лавчонках, народ шастает в живописном рубище, где-то за околицей старают серебришко.

И всегда студено до ломоты в костях: Потоси расположен в горах, на 4 километрах, человеку из долины здесь одышливо дается каждый шаг, любое движение. Сороче (горняшка) паллиативно побеждается постоянным пережевыванием листьев коки. Свободная торговля динамитом связана со старательским промыслом. Правительство тут не требует выправлять лицензию на добычу серебра: вырос индейский мужик, созрел жениться и семью чичароном (шкварки из свиной шкуры, боливийский специалитет) обеспечивать—может устраиваться в шахтерский кооператив, а все, что под землей найдет—его и только его.

Как везде в Боливии, дОбыча ведется по старинке: кайло, вагонетка, толкаемая вручную, тормозок, «прощай, Маруся-ламповая». А породу, вестимо, рушат динамитом: перед взрывом в треке мужичок вращает рукоять ручной серены и народ шарахается в гнезда-укрытия. В общем, без общедоступной взрывчатки в горном деле – никак. Стоит шашка у бабки-лоточницы 8 боливиано, то есть – 1 доллар.

Ну, приличный фартовый чоло обязательно купит еще нитрат аммония в качестве усилителя взрыва и метр бикфордова шнура, что тлеет минуты 3 – тоже за бакс.

В другой бы стране да при боливийском накале политических страстей – бомбистам не было бы перевода: чиновники и партактивисты порхали бы под облаками безо всяких дополнительных приблуд, возносимые одной только силой динамитного чиха.

Но здесь о терроре слыхом не слыхивали: ну, разве что, шахтерская молодежь, шутки ради, подорвет в деревне чей-нибудь сарай. А в столице горняков городе Потоси и такого не бывает—нравы тут строгие, патриархальные, бузотерство пресекается быстро и безжалостно. Шашку взорвать можно за терриконом, в горах лам попугать, в крайнем случае – бабахнуть на соседской плантации коки: главное, чтоб не зашибло никого. В любом случае, народ здесь пуганный и всегда успевает шарахнуться в сторону, чтоб не задело – шахтёрский рефлекс.

Иностранцам динамит продавать запрещено. Формально – покупатель должен предъявить удостоверение шахтерского кооператива. Фактически же – только деньги давай: ну, в самом деле, представляете себе старуху, которая требует у покупателя «тугамент»? Нам, боязливым и законопослушным, взял динамит местный мужик. Швырнули 3 шашки куда-то в сумку и вспомнили про них пару дней спустя, по дороге в аэропорт. Между «выбросить, где полиции нет» и «шарахнуть, где получится» выбор был очевиден. Нашли пустынную с виду долину

Пустынной долина была только с виду. После первого взрыва выскочил невесть откуда индеец-пастух; ко второму взрыву он уже был в пределах разборчивой слышимости его ругани; после третьего взрыва он даже успел засветить камнем в стоп-сигнал нашего уезжающего такси. Не разбил, впрочем.

В свободной торговле динамитом есть бездна плюсов – в применении к Боливии, конечно. Для шахтерского промысла – это умеряет высоту порога на входе в профессию. В целом, много разнообразит и пестро раскрашивает жизнь в горах – саму по себе бедную, монотонную, выдержанную в охряных и пастельных тонах. И, главное, очень дисциплинирует туземное начальство: его не взрывают, конечно, но сама такая возможность воспитывает в чиновном брате добродетельность и нестяжательство. Короче, нашему брату, маленькому человеку, очень подходит проповедовать и распространять: «Бюрократ, помни про Боливию!»

Мы решили проверить полученные навыки, отъехав подальше от Потоси—голые скалы, ни души на километры вокруг: только взорвали шашку как выскочил неведомо откуда злой индеец и, по ощущениям, гнался за нашей машиной до самого города Сукре, полсотни км. А шахтеры в Боливии—совершенно особая публика, они всегда одной ногой в могиле, отчего абсолютно бесшабашны и очень суеверны. К ним в гости туриста снаряжают словно к аварийному реактору ведут: ведь и то, и другое легко и в любой момент взрывается.

Спецовка, каски, фонарь и приличные запасы коки, сигарет, лимонада и взрывчатки—всем, кого ты в шахте встретил, надо делать подарки-жертвоприношения. Включая черта, который здесь живет и хозяйничает. Более подходящего места для свидания с дьяволом точно не сыскать—он, шаловливый озорник, терпеливо ждет вас в штреках и штольнях серебряных рудников Боливии. Серебро из Потоси, кстати, на европейскую историю повлияло как-нибудь побольше любой из самых знаменитых битв—будь то при Каталунских полях, при Ватерлоо или при Гастингсе: любую резню можно повторять многажды, пока не добьешься реванша, а деньги меняют все необратимо. Короче, здесь добывалась изрядная часть колониальных сокровищ Испании, из-за которых сначала королевство разбогатело, а потом впало в ничтожество. И мир в целом тогда тоже переменился: в древности цена золота и серебра соотносились как 1 к 3, но металла в шахтах Потоси было добыто так много, что сейчас соотношение стало 1 к 100—Верхнее Перу, как называли эти места, взорвало серебряную бомбу под глобальной экономикой Нового Времени; кого-то разорвало, кого-то чуть присыпало, англосаксов же наверх вынесло.

В боливийской шахте я диагностировал у себя клаустрофобию: вернее—спелеофобию, боязнь пещер и штреков. Чувство жуткое: ты протискиваешься по узкому коридору, задевая головой свод, через полчаса хода поднимаешь голову, отрывая глаза от пола—и понимаешь, что ты не можешь дышать, что тебя расплющивают стены, ты как сыр в сэндвиче, который кто-то сжимает пальцами и готовится разжевать. Тебя охватывает паника, но дать ей волю нельзя—кто будет волочь тебя, визжащего и корчащегося, к выходу километр с гаком? Помогла кока, одного листика хватило—судорогой схваченные легкие расправились и задышали. Хотя какое задышали—штреки хоть и глубоки, но пробуравлены на высоте в 4 километра: в общем, паника попустила.