1983 год.
...Гулять! Мне уже целых пять!..
Напяливаешь коричневого цвета колготки. И следишь - ага, тут две полоски, тут одна. Значит, это перед. Всë правильно. Маечку. Заправить в колготки. Агаааа. Зелененькую, вязаную кофточку. Пуговки... Ееесть. Вязаные бабушкой Галей носочки. Тээээкс. Проходя вдоль длиннющей стенки, занимающей всю стену в зале, успеваю понажимать кнопки на проигрывателе пластинок. Отца пока нет, он на службе и не видит. Напяливаю теплые, черные штанишки и, прокряхтев, заправляя непослушные полы кофточки в штаны, психованно попрыгав на месте от злости на эту кофту, бегу к маме на кухню, чтобы она ее заправила и завязала шнурком в штанах.
Ну же, еще чуть-чуть... Мама в полутемной прихожей надевает на меня шапочку ушанку, помогает влезть в рукава черной шубки, застегивает еë пуговицы, тоже непослушные, скользкие и вечно тонущие в искусственном мехе шубы. Поднимает воротник и завязывает шарф узлом сзади. Варежки болтаются из рукавов на резинках, щас мама наденет... Теперь залезть в валеночки. Готово! Хватаю санки и спускаюсь, гремя ими по ступенькам маршей со второго этажа на улицу. На улице около одиннадцати утра. Почему то в детстве всегда казалось, что мороз по воскресеньям всегда крепче, и солнышко ярче. За спиной закрылась подъездная дверь. И весь двор мой! Даже не двор - весь городок. А точнее - горки во дворах. Куда бы пойти?.. Ммм... Тааак, туда не пойду, там мальчишки-драчуны, могут санки отобрать. В тот двор не пойду, там собака злая бегает. А может, к Сережке во двор?.. Неа, не пойду, далеко. Тогда к Димке, там из нашей группы, может, кто придет...
И горка там огромная, деревянная, залитая. Здорово! Я аж чуть в прошлый раз до своей бабушки чуть не улетел!
Бегу туда... Накатался! Напыхтелся! Насмеялся! Варежки в крупинках льда, а руки теплые. Устал. Очень. День прожит не зазря! Зато с горки я сегодня летел, как всемделишная ракета! Дальше всех! И с Серëнькой в снежки поиграли! Ух, я, как из пулемета ими кидал!
Поплелся домой, ведь скоро стемнеет. Мама сказала, как только начнет смеркаться - сразу домой. Наша пятиэтажка через три таких же. Пар изо рта. Санки стали тяжелее. Кое как открываю дверь подъезда и тащу санки за веревку прямо так, елозя полозьями по ступенькам. На площадке полумрак. До звонка не дотянуться. Стучу ногой. Санки стоймя рядом, я держу их одной рукой, а второй, зубами стянув ледяную рукавичку , уже расстегиваю пуговицы шубы и развязываю шарфик с шапкой, и стою спиной к дверям. Я всегда заходил первым, затаскивая за собой санки и их сразу ставили за дверь, а я мог раздеваться.
... Дверь открыли. Я зашел, поставил санки, скинул валенки, шубку, шапку. Пошел спать.
Наступило утро. Я открыл глаза. Возле дивана, на котором я спал, на корточках сидел чужой дядя. Стенка с посудой... Проигрывателя отцовского нет.
-А где моя мама?
-Мальчик, а тебя как зовут?
-Денис... И я заплакал...
...Мама посмотрела на часы в пять вечера. Деньки нет. В шесть я не пришел. В семь часов я не пришел. В восемь мама бросилась меня искать. Не нашла. В девять вечера на ноги подняли сотрудников милиции и мамины сослуживцы, все, кто был не на службе, рыскали по маленькому военному городку. Мама сидела на кухне, в резиновых сапогах, в которые она почему то прыгнула еще в восемь вечера и проплакала весь остаток ночи. До утра.
В девять утра в дверь позвонили. Мама открыла. Мужчина. А рядом стоял заплаканный и растерянный я.
-Ваш мальчик? Он постучал вчера в пять, я открыл. Он зашел, запëр за собой санки, сказал, мол, я устал и хочу спать. Сбросил на пол шубу и шапку. Улегся в зале на диван и уснул. Я даже свет там включать не стал. Утром проснулись, я подошел к нему, а он смотрит на меня и: -Где моя мама? В общем, выяснили...
Я не помню реакцию мамы, но, кажется, она была вполне очевидной. Усталость. Одинаковость типичного военного городка во всем, ну, или почти во всем. Цвет дверей, обои, мебель. И прочее. За исключением мелочей. Люди были добрее и отзывчивее... А я... А я всего лишь подъезд перепутал...