Часть 1.
Современные искусствоведы не ищут легких путей — с таким девизом я заканчивала августовскую командировку в соседнюю Беларусь. В столичном Музее современного искусства выставлялись художественные произведения молодых Сальвадоров Дали.
Экспозиция меня порадовала: таланты оказались настоящими, а крепкая школа академического рисунка уживалась со свежим взглядом на искусство. Поэтому я, поклонница усатого мастера сюрреализма, возвращалась в Москву в благодушном настроении и надеялась до темноты добраться домой на своем автомобиле, но дорога через Смоленскую область почему-то затягивалась.
Глаша, мой навигатор, последние километры упорно уводила меня в сторону, уговаривая съехать с дороги или развернуться. «Не пудри мне мозг, девочка, — беседовала я с электронным разумом за неимением попутчика. — Чем лучше асфальт, тем правильнее направление».
Тем временем пейзаж вдоль дороги становился все живописнее: замелькали пригорки с пролесками, на заливных лугах появились пятнистые коровы с колокольчиками на лоснящихся шеях, а сельские домики с яркими ставням в окружении садов и огородов под вечерним солнцем намекали о придорожном отеле с чистой кроватью и плотным ужином.
Наблюдая пасторальные картинки сельской жизни, я не заметила, как онемевшая Глаша невидимой рукой поставила финишный флажок сегодняшнему маршруту рядом с какой-то гостиницей.
Проехав еще несколько километров, я оказалась у центральной площади населенного пункта, название которого пропустила. В центре площади, украшенной бетонными клумбами без цветов, торчала водяная колонка. Старые двухэтажные строения с вывесками из прошлого «Парикмахерская», «Дом быта», «Управа» окружали площадь, а гостевой дом, выбранный навигатором, находился здесь же и назывался «Приют».
Паркуясь на безлюдной площадке, я заметила, что свет в окнах горит только в гостинице, — спасибо Глаше, не подвела.
Открыв деревянную дверь, я попала в небольшой холл. Меня никто не встретил, но на ресепшене, переделанном из резного комода, я увидела современный колокольчик для вызова персонала. В глубине слабо освещенного холла просматривались распахнутая дверь в другую комнату, откуда доносились звуки переставляемой посуды и ароматы свежеиспеченного хлеба.
Рот наполнился слюной, голова закружилась, и я взялась за колокольчик:
— Здравствуйте! Можно у вас снять комнату?
После мелодичного «дзынь-дзынь» ко мне вышли, вытирая руки полотенцем, две стройные седовласые женщины, похожие друг на друга как близнецы: одинаковые ситцевые платья с короткими рукавами, крепкие загорелые руки и тонкие щиколотки в удобных тряпичных туфлях. Открытые лица с правильными чертами обрамляли густые серебристые волосы, заплетенные в свободные косы. Когда сестры подошли ближе, стало заметно, что одна старше другой.
Я снова попросилась на ночлег, а они закивали: «можно-можно» и сразу предложили перекусить с дороги. Я захотела вернуться к машине и забрать вещи, но хозяйки настояли на ужине: печь остывает, еле теплая.
Я была рада и отдыху, и горячему ужину. Рассказывая за едой о своем путешествии, заметила, что сестры странно двигаются. Касаются друг друга руками, трогают стены, поверхности, ощупывают предметы. Вот младшая несёт мясо в горшочке, перед тем как поставить передо мной на стол, медлит, проверяя ладонью, есть ли место…
— Вы плохо видите? — сообразила я, проговорившись вслух о своей догадке. — Извините, не хотела обидеть.
— Да, плоховато, — ответила мне хозяйка, улыбаясь краешками губ. — Не волнуйся, барышня, я привыкла.
— Вы тоже? — обратилась я к другой сестре, уже зная ответ, — глаза старшей, не мигая, смотрели на догорающий огонь в печи.
— Сестра тоже не видит, — ответила за нее младшая. — Только свет различает, как и я. В молодости друг за дружкой ослепли, после болезни. Полвека так живем-маемся. Не волнуйся за нас, барышня, мы справляемся, дома нам хорошо.
Еще раз извинившись, я спросила их о детях, но они замахали руками, — здоровье плохое, никто замуж не звал, откуда дети.
«Но кто-то же вам помогает?» — удивлялась я храбрым женщинам. «Соседи помогают. Постояльцы иногда. Дрова рубят, воду таскают». «А еда? Без своего хозяйства здесь сложно, наверное?» — «Добрые люди мясо приносят. Им готовим, и сами кушаем».
Старшая сестра вдруг нахмурилась и залопотала на непонятном мне языке — сербский, венгерский? Мне показалось, что она ругает младшую за болтовню со мной.
Я умолкла и продолжила ужинать, кролик в горшочке был вкусным. «Если проснусь рано, то успею позавтракать дома», — планировала я завтрашний день, наблюдая за сёстрами, которые ловко справлялись с хозяйскими делами.
К концу ужина труба в печи задышала, загудела. По моим ногам прошелся холодок, и я поежилась.
«Ветер проснулся, барышня», — объяснила младшая сестра. — «Лето кончается».
Словно в подтверждение ее слов окно в кухне заскрипело и захлопнулось, а карниз со шторами, отлетел одной стороной от стены и повис вдоль окна, открывая вид на садик за домом и потемневший лес под вечерним небом.
Сестры засуетились и, спросив у меня, что произошло, зашептались на своем языке.
Я предложила свою помощь. Женщины обрадовались, попросили не трогать карниз и побыстрее занавесить окно.
Я старалась, как могла, натягивая штору на деревянную раму, но плотная ткань все время соскальзывала.
— Кому это нужно! За окном ни души, кто сюда будет смотреть? — взмолилась я, покрываясь испариной от усердия.
Помогавшие мне руки хозяек задрожали:
— Надо занавесить. У нас так принято. Ты должна закрыть его, — твердили они, отворачиваясь от окна.
Кое-как закрепив ткань за торчащий из стены гвоздь, я спрыгнула с табурета и попросила ключ от своей комнаты.
— Спальня на втором этаже, барышня. А ключей нет, — сказала мне младшая. — Сходи лучше к колонке, набери себе воды на ночь.
Она ловко вложила в мою ладонь ручку от ведра и направила меня к выходу.
Нащупав в кармане ключи от машины, я решила забрать рюкзак с вещами, а потом заняться водой.
Звук захлопнувшейся дверки багажника прогремел как гром с небес — городок был густо по самые крыши залит тишиной: лягушки не квакали, насекомые не стрекотали. Даже собаки с кошками не околачивались у гостиничной мусорки. Зато колонка скрипела на всю округу, недовольно выплевывая влагу. Сомневаясь в качестве воды, я заглянула в ведро и через секунду отшатнулась — на прозрачной поверхности рядом со своим отражением увидела еще одно лицо — женское и темное.
Ойкнув от неожиданности, решила, что пора отдохнуть и освободить подсознание от картинок сюрреализма. Закинув рюкзак за спину и подхватив ведро с водой, я направилась назад в гостиницу.
На пороге меня встретила старшая сестра. Протянув за ведром руку, спросила, зашло ли солнце.
Я оглянулась: над горизонтом горел тонкий оранжевый след заката.
— Как же у вас красиво! — Не в силах оторваться от пейзажа, я остановилась на пороге гостиницы. — Вы только ведро проверьте на всякий, а то я видела что-то на дне, — пошутила я, найдя повод для мини-лекции за вечерним чаепитием «об особенностях восприятия обществом концептуального искусства» — но осеклась, почувствовав на спине две твердые ладони.
Меня вытолкнули на улицу и захлопнули дверь.
Услышав, как задвигается засов изнутри, я начала стучать кулаками по двери:
— Откройте! Вы меня забыли! Эй!
Через какое-то время до меня донеслось:
— Извини, барышня. Тебя заметили. Постарайся не открывать глаза.
Часть 2.
— Откройте! Я даже не знаю, где нахожусь!
Стукнув ногой в последний раз, я в растерянности опустилась на ступеньки, раскаиваясь в собственной глупости, — нашла, называется, ночлег на свою голову.
Какие-то звуки, тихие, шаркающие, показались мне похожими на шаги, и я приложила ухо к двери — вдруг старушки передумали? — но там было тихо как в склепе.
Понимая, что никто не собирается мне помогать, я достала телефон.
Связь показывала три палочки, что было неплохо в моей ситуации. Я открыла карту, чтобы посмотреть название городка, в котором застряла, но мое местонахождение не определялось — карта выдавала «неизвестную локацию», а потом и вовсе зависла.
Сообразив, что всеравно придётся здесь куковать до утра, я огляделась. Окна домов, выходивших на площадь, все как один были темными, словно в них никто не жил. О каких соседях говорили хозяйки? В этом городишке даже вороны не летают, а я ищу, к кому бы напроситься в гости. Еще неизвестно, кто откроет, старушки тоже сначала показались милыми…
Успокаивая себя, что можно переночевать и в машине, а уже утром разобраться с дорогой, я поднялась со ступенек.
От обильного ужина в животе было неуютно, а перспектива искать туалет в незнакомой местности ночью совсем не радовала.
Открывая машину, я чувствовала, как темные глазницы окон, насупившись, пялятся на меня, словно я главный нарушитель их спокойствия. Здания на площади стояли плотно, опираясь боковыми стенками на соседа, боясь развалиться от старости. Между потертых бревенчатых стен не было ни одного прохода или лазейки, поэтому я не заметила животных в городе. А единственная дорога, объезжая площадь, замыкала кольцо и уходила на выезд в том же самом месте, откуда я приезжала несколько часов назад.
Деревянный мешок какой-то, а не город, подытожила я, садясь на заднее сиденье машины. Сунув рюкзак под голову, я с наслаждением вытянула ноги.
Разбить бы окно старушкам за из выходки, размышляла я о случившемся, стягивая кроссовки и разминая пальцы.
Вдруг зашумел ветер и машину качнуло. Потом еще раз. И ещё.
Не хотелось встречаться ещё и с грозой, испугалась я, одновременно замечая движение в центре площади.
Под светом взошедшей луны у колонки я обнаружила двух девочек лет семи-восьми, спокойно играющих то ли в классики, то ли в резиночку. У одной девочки из заплетенной на голове «баранки» вылезла косичка и развязался бант. Белая лента болталась, подпрыгивая вместе с хозяйкой, пока та старательно выводила пируэты. Такие косы-баранки полвека назад заплетали всем школьницам, вспомнила я фотографии, которые показывала мне мама. И платья девочек выглядели как школьная форма того периода — на тёмных силуэтах белели воротнички и манжеты.
Тем временем девочки остановились и заспорили. Одна надувала щеки и злилась, а другая тянула ее за руку куда-то.
Правильно, домой пора, куда только смотрит ваша мама, осуждающе качала я головой, когда зазвонил мой телефон:
— Привет, мамуль! Как ты? — обрадовалась я.
— Ты уже дома? — Мамин голос был теплым и сонным.
Девочка с развязанной косичкой подбежала к колонке и закрыла лицо ладошками.
— Нет ещё. Километров триста до Москвы.
— Ты что, в дороге? Ночью? — заволновалась мама.
— Нет, я в гостинице. Утром поеду.
Вторая девочка начала топать ногами и широко открывать рот, будто кричала на свою подружку.
— Умница, что решила не ехать по темноте. Утром звони, мне что-то тревожно…
Мама отключилась, а я продолжила наблюдать за детьми.
На городской площади кроме девочек никого не было, что мне совсем не нравилось. Не мое дело присматривать за чужими детьми, уговаривала я себя, вглядываясь в окна домов, в надежде увидеть кого-то из взрослых, наблюдающих за своими чадами. Мне бы самой выспаться и свалить отсюда, а не следить за незнакомыми детьми...
Пока я так думала, ветер снова завыл, нагоняя холод. Я вытащила из рюкзака куртку, собираясь утеплиться, но увидела, что девочки начали ссориться. Одна схватила подругу за болтающуюся ленту и дернула ее не по-детски, другая в ответ отбивалась кулаками…
Забыв, что сняла кроссовки, я распахнула дверь автомобиля и чуть не упала, споткнувшись и ударившись головой. В голове потемнело. От боли и обиды я вернулась на сиденье машины и закрыла глаза.
«Дура! Глупая дура! Она на нас даже не смотрит! — услышала я детские голоса. — «Это ты дура. Кто меня теперь заплетет? Все волосы выдрала. — Я тебя заплету. Я тебя так заплету, что ты лысой ходить будешь! — Как ты думаешь, она умеет прятаться?»
Я открыла глаза и посмотрела на девочек.
Они все так же мутузили друг друга, а их рты двигались, словно кричали, но на улице было тихо.
Осторожно, словно кто-то мог услышать мои мысли, я медленно прикрыла глаза.
«Я же говорила, что ты дура. Она даже не вышла из машины. — В прошлый раз сработало. — Ну и что? — Ничего! Сама тогда придумывай, что делать».
В этот раз глаза открылись сами.
Девочки продолжали шевелить ртами, а я их не слышала.
Мои ноги стали тяжелыми, деревянными, я вспомнила, о чем мне шептали старушки.
Стараясь все делать быстро, я захлопнула дверь и заблокировала машину.
Боковым зрением увидела, что девочки как по команде, перестали драться. Переглянувшись, они медленно, словно сомневаясь в своих намерениях, направились в мою сторону.
Я почувствовала, что мои ноги задергались и стали отбивать чечетку.
Когда девочки подошли очень близко, я закрыла глаза.
«Надо было по-другому выманивать! — Это все ты испортила. Надо было плакать. Слёзы всегда работают. — Ну, давай, поплачь, рёва-корова! — Смотри, она с закрытыми глазами сидит — Точно. Старухи предупредили? — Больше некому».
Мои ноги стучали по дну автомобиля. Еще немного, и машина начала бы качаться.
«Что теперь делать? — Заткнись, она нас слышит».
Я набралась храбрости и открыла глаза. Рядом с моим автомобилем стояли две девочки: в форменной одежде, похожей на школьную из советских времён, в одинаковых темных платьях и фартуках, туфлях, гольфах, с одинаковыми бантами и одинаковыми лицами. Одна из них открыла рот и, скорее всего, что-то сказала. Вторая начала смеяться.
Я боялась шевельнуть даже пальцем.
Девочка хохотала и хохотала, а потом вдруг дёрнувшись как изображение в старом телевизоре, оказалась так близко к автомобильному окну, что заглянула мне в лицо.
Меня затрясло.
Глаза девочки ничего не выражали — ни любопытства, ни радости. Темные, равнодушные глаза-дыры.
Я снова вспомнила старушек и зажмурилась.
«Дура! Зачем ты ее напугала? Теперь она точно играть не захочет. — Зато смешно было. Всеравно ты сегодня вóда. — Нет, давай возьмем ее. Ну, пожалуйста! — Давай, она хотя бы не такая дура как ты…»
Стараясь не слушать близняшек, я начала вытаскивать вещи из рюкзака и прилаживать к окнам машины.
«Раз, два, три, четыре, пять — выходи меня искать!» — звенело их веселое двухголосие.
Руки танцевали и не слушались, а я вспомнила старушек.
«Шесть, семь, восемь, девять, десять…»
Когда поняла, что багажа не хватит, чтобы прикрыть все окна, я забилась в угол заднего сиденья.
«Смотри, как прыгает. Как кузнечик в банке. Помнишь, когда мы лапку оторвали…»
Я стала собирать разбросанную по салону одежду и укрываться ею с головой.
Под кофтами и куртками было душно. Я постаралась дышать спокойнее, чтобы сэкономить кислород — раз, и, два, и, три…
Наладив дыхание, открыла глаза.
Чертовы голоса исчезли.
Стараясь не шевелиться, я достала телефон из кармана и включила его прямо перед носом — было три часа ночи.
(продолжение следует)
«Безглютеновая Жизель», 12.09.2022 г.