Мы переживём потери
Седые времена. Жизнь народа барга на берегах Байкала
Часть вторая
***
Он ощутил тепло лёгкой руки на своей щеке. Мама...
- Поднимайся, сын, - прозвучал её голос. - Мы идём домой.
Не открывая глаз, Айдар спросил:
- Гоохон и малыши пойдут с нами?
- Нет, - помедлив, ответила Цирена. - Они не вернутся.
Из-под закрытых век Айдара потекли слёзы. От жгучей обиды он еле нашёл силы спросить:
- Тогда зачем это всё?.. Орёл... битва. Ты могла умереть, и никто бы никогда этого не пережил!..
Негромкий смешок раздался в ответ. А потом Цирена сказала:
- Жизнь бесконечна. Никто её не может прервать. То, что умирает, возродится. И снова умрёт для нового рождения.
- А все мёртвые, которые шли за тобой - да, я видел, и один даже спас меня, - тоже родятся заново?
Ладонь Цирены твёрдо опустилась на рот сына.
- Об этом молчи. Никто не должен знать. До срока, когда станет одним из них, - с внушительной строгостью сказала она. - Мёртвые так же бессильны, как и живые, против Бэй хала, Байрун-хальта-хойтин или путей, проложенных в Верхнем мире, который смотрит на нас с небес звёздными ночами. Ты помог мне изменить один из этих путей, остановить ураган. Иначе Байрун снёс бы наши земли в море. А плата... мы переживём это. Только помни: никто не должен знать.
Айдар резко сел и открыл глаза.
Цирена зябко куталась в изорванный, окровавленный халат.
По её лицу скользили тени от рваных туч, которые нёс ветер со стороны Бэй хала.
- Мама! - Айдар схватил Цирену за руку и поразился тому, как заходили под кожей обломки костей.
- Мама! - заорал он, пытаясь обнять её плечи. Впервые в жизни обнять: Цирена всегда держалась от людей на расстоянии, и никто не мог бы сказать, что когда-либо коснулся её.
Под его рукой хрупнули ключицы и распавшиеся суставы. Голова матери завалилась набок.
- Что с тобой, мама?! - взревел Айдар.
- Я давно... такая, - ответила она. - С той ночи, как попыталась спуститься в пропасть, чтобы спасти ребёнка, брошенного матерью в бездну. Увы, вернулась к спутникам одна. И только потому, что меня ждали твои братья. И ещё нерождённому должна была дать дорогу в жизнь. И научить всех терпеть... Никому не говори об этом.
Цирена за всю дорогу больше не сказала ни слова. Только возле крайних оград прошептала:
- Помни: ни слова. Иначе всё зря.
А дома было неспокойно. Их встретил потемневший лицом Туулдай, за невысоким забором столпились единородцы-барга.
- Где?! - раздался высокий женский вопль. - Где мой малыш, мой маленький сын, Цирена? Почему ты не привела его?
Люди заголосили, стали проклинать Цирену. Туулдай поднял руку вверх, и все замолчали.
- В урасе отказались от родства с нами, - начал он, глядя в сторону потравленного поля. - Нас винят во всём: в плохих рыбалке и охоте, падеже скота, неурожаях. За двадцать лет, пока мы обрабатываем здесь землю, край превратился в негодное место, обнищал и почти обезлюдел. Нас просят уйти добром. А ещё в урасе умирают от той же хвори, что и те дети, - голос Туулдая дрогнул, сорвался, но вновь окреп, налился злобой, - которые скончались, пока меня не было. Наш ячмень никто из ураса не травил. И я верю старикам, которые плакали, рассказывая о своих бедах. Я верю их шаману, который назвал виновного.
Тут Туудай глянул наконец матери в глаза.
- Что ты говоришь, брат?! - взвился Айдар. - Как ты можешь?..
- Могу, - ответил, как врагу, Туулдай и повернул голову в сторону толпы.
Его жена стояла вместе со всеми без платка и пояса, лицо было вымазано сажей, а волосы всклокочены. Это означало траур.
- Могу, - повторил он и рванул косую полу халата, раздвинул ворот рубахи. На белой незагорелой груди темнели пятна, похожие на кровоподтёки.
- Твоя власть, мама, держится на наших бедах, ведь так? Чем их больше, тем ты сильнее? - низким голосом, срывавшимся в яростный рык, продолжил Туулдай. - И ради неё ты навлекаешь на наши головы новые напасти! Ты подняла коней и направила их на поле!
- Отравила Гоохон! - послышалось из толпы.
- Напустила на нас хворь!
- Пообещала вернуть детей, а сама обрушила дома и раскромсала землю!
Только сейчас Айдар заметил, что на некоторых домах разрушены крыши и пошли трещинами обмазанные глиной стены, заборы рухнули, коновязи-сергэ стояли криво или попадали. Так, видно, откликнулась земля на битву матери и орла-чудовища. Но как сказать об этом людям, не нарушив запрета?
- Стойте! - выкрикнул Айдар, но уловил предостерегающий взгляд Цирены.
Она спокойно двинулась к дому, и Туулдай, не хотевший отступать, всё-таки отошел в сторону.
Люди покричали и разошлись. Их возмущение разбилось о спокойствие Цирены. Или о привычку подчиняться. Или о боязнь отступить от главного правила - терпеть всё, что ни случится.
Но тишина была какой-то зловещей, словно ясный день загнивал изнутри, выращивал чудовищный нарыв, который грозил прорваться в одночасье. Ведь чтобы отомстить, необязательно кричать об этом.
Айдар стал разделывать для вяления свою часть вчерашнего улова, постоянно оглядываясь и прислушиваясь.
В доме Туулдая раздался дикий вопль. Это означало ещё одну смерть.
Айдар выронил тесак для рубки хребтов особо крупной рыбы, хотел было идти разделить скорбь, но остановился. Нельзя оставлять мать одну.
Цирена сказала через дверной полог:
- Это не Туулдай... Иди, сын, помоги. Но помни!
Айдар на ходу вытер руки и бросился к дому брата.
Туулдай сидел босой во дворе, уставившись в безоблачное небо и вопя. В доме шныряли женщины, которые должны обрядить покойников и уступить место мужчинам для проводов до места упокоения в горах.
Он увидел Айдара, подскочил, сорвал уздечку с коновязи, взметнул дородное тело в седло и поскакал по улице, стуча пятками о бока коня.
Айдар перехватил коня у мужчины с погребальной телегой, перерубил гужи валявшимся во дворе топором и помчался за братом.
Доходяга, который годился лишь возить воду, дрова и покойников, пошёл легко и свободно, точно лучший скакун. Айдар настиг брата у развороченного копытами поля.
- Это всё она, - прорыдал Туулдай.
- Не горячись, брат, - попытался успокоить его Айдар. - Клянусь предками, ты, если б знал правду, стал бы кланяться следам матери на дороге. Она в самом деле спасла нас всех.
- Не нужна мне дорога, спасение... и жизнь не нужна, если нет мой Игишэ и ребятишек. Сними с меня кожу вместе с этим... - Туулдай рванул рубаху, ткнул пальцем в пятна и прокричал: - И отдай ей, пусть повесит вместо полога на дверь и твердит всем, что сыном пожертвовала!..
Туулдай вывалился из седла, упал на землю, стал рыдать и хватать ртом грязь.
Айдар не нашёл слов утешения. И в самом деле, если бы он потерял Ишээ, ставшую женой, детей, то, наверное, тоже крушил бы всё вокруг.
Может, рассказать ему?.. Правду, но не всю. О битве бургэда и хвостатой птицы нужно молчать, в этом мать права. Духи не люди, могут не простить. А вот тем, что пережито им самим, поделиться можно. Пусть Туулдай знает, что в мире не всё так просто.
Он положил руку на широкую спину брата, обтянутую мокрой рубахой и стал говорить. С каждым словом рыданья становились тише, и Айдар было обрадовался.
Но Туулдай, резко сел и повернулся к нему перепачканным лицом. Выплёвывая травинки и песок, захрипел:
- Ты ничего не знаешь... Ничего! Род матери всегда жил здесь. Богатый, заносчивый. Услышали от пришлых, что где-то лучше, и отправились через горы. Но потеряли почти всё, оставили след - кости своих покойников - на каждом перевале. Дошли до вожделённых земель нищими, больными и оказались никому не нужными. Ну разве что для тяжкого труда или войн. А когда пришла настоящая беда, которая ни один край не минует, мать решила вернуться. И повела род за собой. И снова всё то же: кости покойников, голод, болезни. Вернулись чужими, переселенцами на свои же земли. И снова не нужными тем, кто не бегал за удачей и богатством в иные земли, а обживался здесь. А теперь нас просят уйти. Пока просят...
- Брат...
- Ты не брат мне! - завопил Туулдай. - Спроси у своей матери-мертвячки, чьё семя проросло в её животе!
- Откуда ты знаешь, что она не такая, как все?.. - почти шёпотом спросил Айдар.
- А я видел! - ядовито сказал Туулдай. - И не только я. Но в живых мать оставила одного меня: у ребёнка-несмышлёныша легко отнять память, заменить её россказнями. Да, мать хотела безоговорочной власти и для этого могла пожертвовать собой. Дух её оказался крепче смерти. А платим за это все мы!
- Когда ты понял? - Айдар твёрдо посмотрел Туулдаю в глаза.
- Когда мать шагнула в пропасть, была ночь упавших звёзд. Проклятая ночь. Вчера они снова падали, - тихо ответил Туулдай и вдруг заорал, выкатив глаза: - Чем вы - ты и твоя мать - пожертвовали ради своей власти?! Не молчи! Что неведомо людям, известно шаманам. Они не станут молчать, поднимут все урасы. И я им помо...
В выпученных глазах Туулдая застыло удивление. И облегчение.
Айдар рывком вытащил из-под его рёбер нож.
- Я переживу эту потерю, брат.
Он поднял и посадил заваливавшееся тело в седло, примотал его верёвкой, взятой в перемётной суме, взял в руки уздечку, скользкую от пота Туулдая, зашагал к тому месту, где орёл убивал Цирену. Нельзя, чтобы всё было зря.
***
Айдар подошёл к чёрному порезу в земле, курившемуся едкими испарениями, подстегнул коня взглядом. Животное, не издав ни звука, прыгнуло в провал с мёртвым седоком.
На обратном пути Айдар рассказал брату всё: о битве, о попытках матери изменить предначертанные пути, о том, что любая власть придумана неумными людьми. Настоящая - там, куда человеку не дотянуться. А шаманы... что шаманы? Да, сильны, но их орёл не смог одолеть жёлтую хвостатую птицу.
Шумел ветер - это Туулдай не соглашался. Стал накрапывать мелкий дождь из одинокого облака - это он горевал о разлуке с прежним миром. Снова хлынули жаркие лучи из умытого солнца - это брат нашёл свой путь.
Запарило. Вытоптанное ячменное поле зазеленело ростками. Не проросшие вовремя семена вдруг опомнились и потянулись к жизни.
В тяжёлом аромате мокрой земли почувствовалась горчинка, а потом явственно запахло дымом. Бедой. Погибелью.
Айдар глотнул воздуха всей грудью, закашлялся и зарыдал: всё прорастает после дождя. Проросли и слова Туулдая, которые он необдуманно бросил в толпу. Нет больше Цирены. Барга расправились с ней, пока он расправлялся с единоутробным братом.
И точно: из-за косогора показался столб пожарища, нажравшегося деревом и кровью.
Смысла возвращаться в посёлок не стало. Айдар повернул к роще.
Если бы мысли были подобны топору, половина осин и берёз были бы срублены. Что делать? Как спасти барга от самих себя? Как поступить, чтобы всё сделанное матерью для рода было не зря? Эх, не научила она его ничему, не открыла ни тайну его рождения, ни страшного и великого - для чего вообще существует мир.
В этой роще он играл в детстве с Ишээ, пока ей не пришла пора надеть девичий наряд и сесть за рукоделие. С десяти лет шила приданое его невеста, но подарит самую важную его часть - халат, рубаху, рукавицы и шапку - кому-нибудь другому. Странно, что от таких мыслей не щемит сердце, не хочется скакать без передыха, не зудятся руки от желания схватиться с любым в рукопашном бое. Сердце ли его остыло? Нет. Наверное, просто теперь в нём - не одна Ишээ, а вся земля барга, весь его род.
Так чего ж он уселся средь деревьев и ревёт в голос, как медведь весной, когда пытается выгнать каловую пробку из нутра?!
Ноги сами понесли Айдара в посёлок.
Он ожидал, что его могут прогнать или вообще убить, поэтому изумился тишине. Она не была полной: в каких-то домах плакали, где-то стонали, подавала голос некормленая и недоенная скотина. Миновав чёрный остов материнского жилища, Айдар зашёл во двор Туулдая.
Над четырьмя покойниками склонилась хрупкая фигура с распущенными седыми космами.
- Мама?! - остолбенел Айдар.
Горевавшая стала поворачивать к нему голову, но рассыпалась пылью у обряженных для похорон тел.
Айдар понял: умерших нужно отвезти к могильнику. Он непременно сделает это, как только заглянет в дом Ишээ.
Холодные пальцы легли ему плечо. Айдар крутанулся на месте, словно во время борьбы, которую любили устраивать барга по праздникам.
Никого нет. И видения матери тоже.
В доме Ишээ стонал на последнем издыхании её отец.
Кровоподтёки на нём почернели и вздулись, один из них изливался зелёным гноем и сукровицей, а дыхание глухо рокотало в груди.
Умиравший поднял руку и указал на груду одеял в углу. Айдар перевёл взгляд. Рядом с одеялами стояла Цирена, зыбкая, словно бы на неё смотрели сквозь воду.
- Гх... - раздалось из губ, кожа которых была обмётана корками.
- Ты тоже видишь мою мать? Не нужно её винить. Причина всем бедам есть, но нам не суждено о ней узнать. Цирена спасла нашу землю, - начал было Айдар, но вспомнил, что человеку на границе между жизнью и смертью часто являются духи. Он прозревает в другие миры, готовится идти по тропам, на которые не ступала нога живого. Почему же к нему самому приходит мёртвая мать? Близка встреча со смертью, или он уже мёртв?
Больной еле-еле покачал головой. Это движение, видно, стоило ему громадных усилий, потому что из ноздрей потянулись струйки чёрной крови.
- Гх...
На одеялах лежала шапка, отделанная мехом тарбагана.
Весной оголодавшие стаи зверьков отогнала от полей и посёлка Цирена, из-за чего барга остались на неё в обиде. В соседних урасах люди добыли дешёвый мех и неплохое мясо. И сторговались с переселенцами, связанными по рукам запретами Цирены.
- Шапка? - спросил Айдар. - Виной всему шапка?
В новых шапках ходили почти все мужчины, кроме Айдара и нескольких стариков, которые расстались бы прежде с жизнью, чем со старым, прожжённым у костров, обтрёпанным ветрами, объеденным временем головным убором.
И призрачная мать, и больной разом кивнули.
Айдар внезапно понял: добавкой к удачному торгу стала смертельная хворь, которую переносили зверьки.
В голове Айдара завертелся водоворот из падавших звёзд, провалов в земле, мертвецов, среди которых были и Гоохон, и племянники, и незнакомец-спаситель, и брат Туулдай в новой красивой шапке, не снимаемой даже в жару. А над ними - клубок сцепленных в страшном брачном танце исполинских тел, чёрных и жёлтых перьев, смертоносных когтей, жадных до крови клювов.
Айдар не почувствовал, как его затылок ударился о земляной пол.
***
Кто-то теребил его руку, прижимался к ней мокрой щекой. Что-то невообразимо нежное и сладкое касалось его век, губ, лба, подбородка. Ухо щекотали непонятные звуки.
А перед ним вставала величественная бездна, в которой перекатывались тёмно-синие волны. Она жалила прикосновениями, тянула из груди тепло, вдувала прохладное забвение в измученную голову, обещала любую форму: гигантские щупальца, мохнатую шкуру, горевшие огнём глаза или клыки невиданной величины. Крылья, способные поднять к Верхнему миру. Силу, которая может сминать скалы, как шкурку горностая, и выворачивать недра наружу.
Казалось, откликнись он не движением, а просто желанием, бездна придёт и вольёт в него силу, которой ничему нет равной на свете, озарит ярким светом, перед которым поблекнет солнце. Откроет тайны, по сравнению с которыми всё было и есть глупая детская загадка. Потому что Айдар - часть её самой .
Но что-то удерживало.
А когда бездна стала грозить неописуемыми страданиями и невообразимой болью, он вспомнил слова, которые часто повторяла его мать.
И скользнул в жизнь.
- Айдар, два ураса объединились и идут жечь барга. Бежать нужно, Айдар! - Голос вонзился в уши и явил реальность страшнее всех ужасов, которые довелось ему пережить.
- Ишээ... ты жива... я пришёл за тобой... - прошептал Айдар.
- Это я пришла за тобой, - так же тихо откликнулась его невеста. - Шаманы сказали, что в смертях виноваты барга и Цирена. Крайние дома забросали горящими стрелами. Огонь стоит стеной. Посёлок окружён, стреляют в любого, кто выберется из пламени. Что делать, Айдар?
Решение возникло мгновенно, пока ещё звучал в ушах жалобный голос Ишээ.
- Нужно бежать в гору со стороны могильника. По её бокам обрывы. А дорогой мёртвых они идти убоятся.
Ишээ облегчённо всхлипнула.
Бежать не удалось. Пришлось идти, приседая к земле. Иногда ползти. Особенно последнее расстояние до скал. И лишь увидев, как от недавно принесённых тел оторвались орлы-могильщики, беглецы оглянулись.
Над посёлком стояла чёрная туча. Её брюхо щекотали красноватые отблески пожара. Только здесь, на ветру, Айдар и Ишээ ощутили мерзость смрада от горелой плоти и вони палёных шкур скота.
Айдар, шатаясь от слабости, пошёл мимо костей и тел. Его вело какое-то странное ощущение, словно бы ему указывали путь. Возле куртинки жёсткой травы его точно пнули под коленки. Айдар разбил бы лоб о небольшие булыжники, если б не успел упасть на руки.
- Эти камни мы принесли с мест гибели тех, кому было не суждено добраться... - то ли ветер просвистел, то ли прошептал голос в голове Айдара.
- Среди них есть камень с кровью твоего мужа? - спросил он.
- Конечно...
- Это ты убила его? - Айдар задал самый страшный для себя вопрос.
- Нож должен был поразить меня. Но Бургэд, мой супруг, заслонил...
- Твой нож... - горло перехватило, и Айдар не смог договорить.
- Тех, кто носит родовой знак, можно убить только его же оружием... - еле слышно, не то словно уносимые ветром, не то поглощаемые временем, прозвучали последние слова, которые он услышал от Цирены. Или её тени, которая не смогла оставить так тяжело доставшиеся земли.
Айдар точно сам превратился в камень. За что же мать оклеветала человека, который её спас? Может, для того, чтобы уберечь от расправы убийцу? Ведь наверняка он был семейным человеком с детьми. Кто бы стал заботиться об отродье преступника? Она пережила потерю ради всех. Ради него, тогда ещё не родившегося.
Его собственный нож... Он пронзил глаз чудовищного орла, который почему-то оставил в живых жалкую букашку, посмевшую бросить ему вызов. Это значит...
Айдар оглянулся в сторону Бэй хала. Хара шажон, чёрная вера, говорила о том, что Великий может воплощаться в кого угодно. Ибо он во всём, и всё сущее в этом краю - он сам.
И тут же жалобно, но требовательно заплакала Ишээ, которая села рядом и обняла Айдара за шею.
Позади могильника они обнаружили маленькую пещеру, сухую, защищённую от ветров. Ниже начинался довольно густой лес с полосами бурелома. По обломкам веток только с одной стороны Айдар понял, что здесь часто гуляют шквалистые ветра, а по выступавшим из почвы корням была видна сила потоков воды. Дичь была непуганой, изобильной, и для Айдара не составило труда кормить себя и Ишээ. Она оказалась робкой, высовывала нос из пещеры только для того, чтобы найти сухой мох и дрова для костра. Кресало же все барга с детства носили под рукой на поясе.
Айдар словно получил в дар от всех, кто вечно спал совсем рядом, выносливость и скальную твёрдость мышц, неслышную лёгкую поступь, умение быстро, по человеческим меркам - почти мгновенно, преодолевать большие расстояния, словно бы лететь над валунами, мерить гигантскими шагами дорогу. Он ночами часто спускался в сожжённый посёлок, чтобы раздобыть хоть какую-нибудь утварь.
Со стороны могло показаться, что это дух кого-то из мертвецов в скалах разыскивает прежнюю жизнь, силится понять, куда же она исчезла.
Иногда в безлунную ночь удавалось дойти до урасов. Там, несмотря на усилия шаманов и старшин, которые подняли народ на убийство, свирепствовала болезнь. Выживали только те, кто с началом весны уехал на летние стойбища.
Однажды Айдар оказался возле поля. Ячмень, который поднялся из спавших семян, не колосился. В лунном свете серебрились полёгшие растения. Их сплошь поразила болезнь. Мать знала о ней и о том, что уцелевшее зерно будет опасно для людей. Но как заставить их уничтожить буйные всходы? У кого бы поднялась рука убить надежду на сытую зиму?..
Айдар и Ишээ стали мужем и женой. Седые хрупкие кости были свидетелями соединения их судеб, буйные ветра пели свадебные песни, в высотах Верхнего мира праздничным хороводом мелькали звёзды, окружая поток молочного хмельного напитка, который изливался через всё небо.
Много было места в опустевшей долине, но Айдар решил уйти, оставить позади невидимую более тень Цирены, отыскать новый дом для будущих детей. Потом, через много лет, он вернётся сюда в окружении большого рода. Вернётся и по праву займёт землю, очищенную временем от заразы. Ведь он сын Бэй хала.
Айдар, плечи которого прикрывала невыделанная шкура барана, стоял возле пещеры и дожидался Ишээ. Что ж она мешкает? Опустил руку к бедру. Чего-то не хватает...
Да, именно его родового ножа. Сердце сжалось от мысли: Ишээ вовсе не хочет покидать обжитые места. Или не может простить Цирене прежнего холодного отношения к ней. Ведь мать хотела получить за Ишээ богатый калым. Или под сердцем жены дитя какого-нибудь духа хара шажон, и Цирена предвидела этот миг - нож вонзается в спину сына. Но он так любит Ишээ! Пусть делает всё, что пожелает. Всё равно больше нет народа барга.
Раздались шаги.
Айдар задержал дыхание.
Просвистел брошенный нож.
Айдар обернулся. Его нежная робкая жена, сдвинув брови и воинственно выпятив нижнюю губу, глядела на долину.
И он понял, что подумала Ишээ, метнув нож.
*урас - маленький посёлок, между жителями которого есть семейно-родовая связь
*имануха - коза, в некоторых местностях - овца.
*бургэд -- орёл, бурятское мужское имя Бургэд