Фото из 1945 года
Экипаж советского тяжелого танка ИС-2 у здания поверженного Рейхстага.
1 мая 1945 год.
Автор фото Марк Редькин.
Экипаж советского тяжелого танка ИС-2 у здания поверженного Рейхстага.
1 мая 1945 год.
Автор фото Марк Редькин.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Автор: Евгений Норин.
Примечание @Cat.Cat: очень длиннопост.
Берлин готовился заранее. В феврале столицу Германии объявили крепостью и принялись укреплять, готовя к боям в окружении.
Самым сильным элементом защиты города стала мощная система ПВО. Еще задолго до всяких уличных боев Берлин подвергался опустошительным бомбардировкам союзников и начал быстро обрастать сетью укрытий и ощетиниваться зенитками. К апрелю 1945 года в частях ПВО Берлина насчитывалось почти 600 орудий, по большей части тяжелых. Помимо обычных батарей в городе появились странные плоды немецкой инженерной мысли — башни ПВО. Эти огромные бетонные сооружения служили одновременно и бомбоубежищами, и площадками для зенитной артиллерии. Хотя «флактурмы» выглядели экзотично, они вполне справлялись со своими основными функциями: ни одна из башен так и не была разрушена в боях.
Другим своеобразным инженерным шедевром стали баррикады. В Германии 1945 года баррикады строились на совесть: бревна, камни, металлические крепления.
Однако на этом достоинства Берлина как крепости исчерпывались. Город был огромен: 45 на 38 км. Чтобы все это оборонять, требовались войска, а их не хватало. К тому же военное строительство тут же столкнулось с трудностями. За подготовку Берлина к обороне отвечали одновременно генерал-лейтенант Рейман, армейский командир, и д-р Геббельс, имперский комиссар обороны Берлина. Они немедленно поругались из-за амбиций Геббельса. Но проблема была даже не в этом: два командующих конкурировали за материалы, технику и рабочую силу, которых и так было мало. Строительство то останавливалось, то возобновлялось. Военные полагали, что они лучше понимают, как должна выглядеть система укреплений (логично — в конце концов, защищать Берлин готовились как раз они). Однако за превращение города в настоящую крепость отвечал как раз Геббельс, и он не желал советоваться с армейскими, полагая, видимо, что война слишком важное дело, чтобы доверять ее генералам. Поэтому фортификационные сооружения строились часто без учета тактических требований, наспех, и больше мешали защитникам, чем помогали им. Рабочих вечно не хватало, а доставка материалов регулярно срывалась из-за хаоса на перегруженных и бомбардируемых железных дорогах. А с боеприпасами вообще получился откровенный фарс: три основных склада располагались на окраинах Берлина и 25 апреля достались русским в нетронутом виде.
Принципиальная схема штурма Рейхстага
Гарнизон города представлял собой разномастное сборище из серии «всякой твари по паре», сколько-нибудь внятно управлять им было невозможно. 19 апреля, когда Рейман еще считался комендантом Берлина (вскоре он с облегчением сдаст эту должность генералу Вейдлингу), в Берлине имелась 41 тысяча человек, но настоящих солдат и офицеров — всего 15 тысяч. Еще 24 тысячи — фольксштурм, остальные — полиция и гитлерюгенд. За счет пожарных, полицейских, рабочих, подростков и стариков удалось натянуть 90 тысяч без учета тыловых подразделений и регулярных сил (цифры последнего коменданта, Гельмута Вейдлинга). Но вот с регулярными силами дело обстояло скверно. По данным того же Вейдлинга, в город отступили около 10 тысяч человек — остатки разбитого на Одере 56-го танкового корпуса. Кроме них в Берлин в последний момент успели проскользнуть более мелкие части — в частности, батальон, собранный из остатков разгромленной французской дивизии СС «Шарлемань» и батальон курсантов морской школы.
В итоге цифры получались вроде бы серьезные, но управлять всем этим было решительно невозможно: только 1-я танковая армия Катукова за время штурма набрала пленных из 70 разных частей. Гарнизон имел до 60 танков, артиллерию, включая гаубичную, но против закаленных, отлично снаряженных и ни в чем не испытывающих недостатка русских все это было бесполезно — тем более что РККА вошла в город, имея 464 тысячи человек.
Тут нужно заметить, что такие комфортные условия для штурма русские создали себе своими руками — 9-ю полевую армию, которая должна была отступить в Берлин с одерского рубежа, отрезали от города, загнали в леса и там добили. В итоге 150-тысячная группировка оказалась наголову разгромлена без всякой пользы для обороны.
22 апреля штурм окруженной немецкой столицы начался. Быстрого штурма требовали сразу несколько факторов. Оборона Берлина действительно была слабой — достаточно слабой, чтобы пасть при решительном штурме. Основную угрозу РККА представлял не гарнизон, состоявший из людей, как тогда шутили, «или уже способных ходить, или еще способных ходить», а части Вермахта, у которых еще хватало сил на самостоятельные действия. Воля нацистов к сопротивлению держалась во многом на личности Гитлера, и пока тот рассылал из бункера указания, немецкая армия еще пыталась бороться. Возможность убить или захватить фюрера стоила риска.
Город атаковали три основных группировки — с севера, юго-запада и юго-востока/востока. Хотя самой мощной и многочисленной была юго-восточная группировка, наши сегодняшние герои — это «северяне». Общим ориентиром для наступающих стал комплекс строений в центре Берлина, включая старое здание парламента — Рейхстаг. Вскоре его падение станет символом крушения обороны Берлина и всего Третьего рейха.
Поруганный парламент
Печально знаменитый Рейхстаг возвели в конце XIX века. До этого народные представители заседали в других местах, и только в 1884 году для них начали строить отдельное здание. В 1918 году с балкона Рейхстага провозгласили республику, и до 1933 года это учреждение действительно оставалось средоточием немецкой политики.
27 февраля 1933 года здание Рейхстага загорелось. Внутри был задержан некий ван дер Люббе, левый радикал голландского происхождения, сумасшедший. Его обвинили в поджоге парламента — что было, скорее всего, правдой, и в заговоре — что было явной ложью. Нацисты использовали выходку пироманьяка по полной программе. Сам же орган законодательной власти переехал в соседнее здание Кроль-Опера и несколько лет влачил жалкое существование. В 1942 году его окончательно распустили. Само здание от случая к случаю использовали для разных целей — от места для пропагандистских выставок до роддома. Собственно, к 1945 году для Германии Рейхстаг уже ничего не значил — центром власти давно стала новая Рейхсканцелярия, построенная Шпеером, а в последние дни войны — «фюрербункер» рядом с ней.
В планах русского командования Рейхстаг занимал важное место, но никакого маниакального желания любой ценой без оглядки прорываться к нему мы не обнаруживаем. Ориентиром для вступающих в город армий стал комплекс зданий в центре Берлина, который Рейхстагом не исчерпывался. Многие подразделения вообще наступали мимо центра города. Речь шла о зачистке крупного мегаполиса — часть сил РККА так или иначе оказывалась в центре города. Во вполне официозных мемуарах Федора Зинченко, командира полка, штурмовавшего здание, Рейхстаг описывается как «историческое олицетворение германского государства». Что не так уж далеко от истины: немецкий парламент так и заседает в стенах, на которых до сих пор сохранились полсотни автографов русских солдат.
Шаг за шагом
Всю работу по штурму столицы Третьего рейха выполняли три основные ударные группировки. Самая крупная, включающая «сталинградцев» из 8-й гв. армии, наступала с востока и юго-востока. С юго-запада в Берлин вошли части 1-го Украинского фронта Конева, которые по первоначальному плану вообще не должны были попасть в город, но приняли участие в штурме. Но в конечном итоге приз достался наступавшей с севера 3-й ударной армии, всю операцию действовавшей спокойно и методично. Командующий, генерал-полковник Василий Иванович Кузнецов, относился к числу самых испытанных военачальников РККА. Как и многие, он начал службу в армии старой России, закончил Первую мировую войну подпоручиком, двигался по карьерной лестнице без резких поворотов, а с 22 июня 1941 года участвовал в самых яростных боях новой войны. Он прорывался из окружения в Белоруссии в июне — июле 1941 года, воевал под Москвой, оборонял Сталинград, освобождал Украину, а в марте 1945 года получил новое назначение и еще успел познакомиться со своими войсками за время операции в Померании. Немецкую столицу потрошил опытный и закаленный боевой офицер.
Василий Иванович Кузнецов
Для 3-й ударной наступление по улицам с севера на юг началось почти с конфуза. 23 апреля Кузнецов разбранил командующих корпусами за потерю управления частями, неправильную организацию боя и низкую активность. Армия втягивалась в зону плотной застройки и начинались неизбежные в таких боях сложности. Одной из основных проблем стало обилие гражданского населения. Приходилось заботиться о том, чтобы ненароком не убить штатских — и тут огромные сложности создавали немецкие солдаты в гражданской одежде. Кузнецов считал, что это целенаправленные попытки обмануть и запутать штурмующих, но часть этих хамелеонов, скорее всего, были просто банальными фольксштурмистами, которым не хватило формы. Еще одной проблемой стала вода. Армия наступала, преодолевая берлинские каналы, а впереди лежала Шпрее, отделявшая русские войска от правительственных кварталов. Форсировать водные преграды в городе тяжело — отвесные каменные набережные не позволяют делать это сходу.
К счастью, подготовленных солдат и офицеров в 3-й армии хватало с избытком. Первые дни армия посвятила штурму пригородов, и вскоре вышла к первому на своем пути каналу. Мосты были взорваны, и одну из дивизий отправили в обход в поисках слабого места в обороне противника. В итоге на южном берегу появились плацдармы. Бронетехники было полно, но использовать ее в городе единым кулаком не получалось — танки и САУ придавали стрелковым частям. 9-й танковый корпус растащили по стрелковым дивизиям, часть боевых машин оставили в резерве. Несмотря на поддержку бронетехники, командарм считал, что войска двигаются слишком медленно, и корпуса иной раз меняли направления ударов, обходя узлы сопротивления.
Берлин штурмовали дивизии, которым хватало всего, кроме людей — шел четвертый год войны, и люди начали просто заканчиваться. Зато техники было сколько угодно. В результате получались стрелковые дивизии по 3–5 тысяч человек, но с огромным весом залпа. Полностью укомплектованный матчастью полк самоходок мог сопровождать стрелковый полк численностью в комплектный батальон. Людей так не хватало, что в пехоту местами шли артиллеристы. Недостаток числа с лихвой компенсировало умение. За четыре года РККА отработала массу эффективных приемов по вскрытию даже очень прочной обороны. В Берлине своего рода репетицией штурма Рейхстага и прилегающих зданий для 3-й ударной стало взятие квартала Моабит с его знаменитой тюрьмой для политических заключенных.
Город брали штурмовые группы. Такие подразделения были нештатными и комплектовались на лету под конкретные задачи. Типичный состав такой группы — стрелковая рота (в реалиях Берлина это всего 40–50 человек), несколько орудий, стреляющих с прямой наводки, в том числе одно тяжелое, 1–2 танка или САУ, взвод саперов, взвод огнеметчиков, крупнокалиберные пулеметы, минометы и в тылу — артиллерия поддержки. Командир группы имел под рукой все необходимое и мог не тратить драгоценное время, запрашивая поддержку у старших начальников: в уличном бою обстановка могла меняться стремительно. Пехотинцы и саперы получали шанцевый инструмент, дымовые шашки, гранаты сверх обычного количества, зажигательные средства, взрывчатку. Саперы нагружались как мулы: взрывчатку приходилось расходовать в огромном количестве. Поздняя РККА была обескровлена, но вооружена до зубов — и имела огромный арсенал отработанных приемов на любой случай.
Именно штурмовые группы решали основные тактические задачи. Захват или уничтожение здания, разгром узла сопротивления, уничтожение вкопанного танка, создание плацдарма, устранение завала — повторить по необходимости. Перед атакой объект оценивала разведка. Затем по обнаруженным огневым точкам молотили танки или приданная артиллерия. Использование перекатываемых на руках пушек может показаться странной идеей, но они были удобнее, чем танки: расчет, не зажатый в башне, лучше видел, что происходит, и мог быстрее отреагировать на появление новой угрозы. К тому же артиллеристы всегда работали в связке с прикрытием. Постоянно использовались дымы, а высунувшегося из окна фольксштурмиста с фаустпатроном ждал теплый прием автоматчиков. Пока стрелки били по окнам и амбразурам, орудия и минометы отсекали жертву от потенциальных спасителей заградительным огнем. Для пехотинцев-штурмовиков пробивались проходы — это делали либо саперы при помощи взрывчатки, либо танки. Отдельную задачу выполняли тяжелые пулеметы: их устанавливали на верхние этажи захваченных ранее зданий, чтобы бить через головы своих стрелков и прицельно простреливать подходы к атакуемому объекту. Сама атака начиналась как можно быстрее — в идеале еще до того, как оседала пыль от последнего разрыва. Пробившись внутрь, штурмовики тут же начинали зачистку, стараясь захватить верхние этажи и чердаки — опять-таки, чтобы перекрыть пути отхода и отрезать подкрепления. Захваченные здания тут же начинали готовить к обороне — на случай контратаки. Инструкции прямо требовали вести бой непрерывно — до полного истребления или сдачи противника.
Один из специфических приемов — использование эрзац-артиллерии: 300-мм реактивные снаряды запускали по одному, прямой наводкой, прямо с переносных пусковых рам. Точность стрельбы такого фугаса была невысока, но он причинял чудовищные разрушения. Стены пробивали трофейными «фаустпатронами», которые доставались победителям в огромном количестве — немецких танков в Берлине было немного, на них хватало огромной массы бронетехники и артиллерии. А вот для создания лишних дверей «фаусты» оказались незаменимы.
Описанное, само собой — это идеальный вариант: хорошо налаженное взаимодействие, хорошо работающая голова и быстрая реакция. Но офицеры стремились именно к такой организации боя. На практике этот комплекс приемов действительно оказался эффективным. Работали и более незатейливые вещи: например, опорный пункт могли без затей уничтожить парой центнеров тротила, который саперы на себе доставляли на первый этаж.
Солдаты и офицеры сами чувствовали вкус к такой войне. Один из командиров так описывал свои ощущения:
Мне нравилось, когда получалось так, как задумал. Нравилось налаживать взаимодействие с артиллерией, авиацией, пехотой. Ты совершенно в другом измерении ведешь бой.
Постепенно 3-я ударная армия вышла на Шпрее и приблизилась к самому Рейхстагу.
Финальный штурм
К 27 числу основная часть Берлина была уже занята русскими. Остатки гарнизона пятились к Рейхсканцелярии и парламенту. На Рейхстаг 3-я ударная выходила с севера. Этот район был одним из последних серьезных опорных пунктов города. Здесь Шпрее делает изгиб на север, так что Рейхстаг, здание МВД (в советских источниках часто и ошибочно — «гестапо» или «дом Гиммлера»), театр Кроль Опера и площадь между ними оказываются естественным образом укреплены. Этот опорный пункт занимали несколько тысяч солдат из разных подразделений (точных данных не знает никто — их уже неоткуда было взять) с артиллерией и бронетехникой, в том числе по крайней мере двумя «Тиграми». Считается, что район защищало около 5 тысяч человек, в том числе курсанты морской школы из Ростока. Ходили слухи, попавшие даже в документы, что моряков сбрасывали к Рейхстагу с парашютами, но они, конечно, попали туда куда более прозаическим способом.
Полковник Негода
28 апреля 3-я ударная взяла Моабит, освободила заключенных и прорвалась к Шпрее. В ночь на 29 число героями дня стали солдаты 171-й дивизии под командой полковника Негоды. Дивизия и приданные отряды усиления захватили мост Мольтке, ведущий через Шпрее. Мост оказался серьезно поврежден, но после некоторых усилий саперов смог пропускать людей и даже технику. Для помощи стрелкам на прямую наводку поставили 152-мм гаубицы. Под прикрытием артогня пехота переправилась на южный берег Шпрее, захватила здание рядом с мостом и попыталась выдвинуться к Рейхстагу, но встретила организованное сопротивление и отошла. Зато удалось зачистить — хотя и не целиком — «дом Гиммлера», который легко перекрывал любые подходы к Рейхстагу огнем. На каждое окно штурмуемого здания назначили по пулемету или нескольких стрелков, бивших по площадям. Под прикрытием этой бешеной пальбы штурмовые группы добрались до здания. Затем штурмовые группы ушли в глубину комнат и коридоров, и к четырем часам утра следующего дня прочно владели положением. «Дом Гиммлера» стал основной опорой русских при штурме самого Рейхстага.
Удивительно, но даже незадолго до падения Рейхстага и города командовавший обороной офицер СС Бабик был полон оптимизма. Его подчиненный писал:
На своем КП он чувствовал себя в полной безопасности: пространство снаружи и ход сообщения, соединявший нас с Рейхстагом, охраняли эсэсовцы, а на углу стояли несколько «королевских тигров», наших лучших танков. Он разделил своих людей на несколько групп. Одну, под командованием унтерштурмфюрера СС Ундермана, так, по-моему его звали, он разместил к югу от Мольтке Брюкке в здании министерства внутренних дел, откуда можно было простреливать мост. Вскоре на КП появился молодой эсэсовец, лет девятнадцати, и доложил Бабику, что Ундерман и его люди принесли на позиции спиртное и напились до бесчувствия. Парень притащил в стельку пьяного Ундермана на себе и оставил его на улице. «Пристрели его на месте», — приказал Бабик. Юноша вышел наружу, и через мгновение мы услышали длинную пулеметную очередь. Когда парень вернулся в подвал и доложил: «Приказание выполнено», Бабик назначил его командовать обороной министерства внутренних дел вместо расстрелянного им же Ундермана. Наши силы в Рейхстаге таяли на глазах. Часть наших батарей была полностью уничтожена противником, и ночью 30 апреля подвал покинуло около 50 человек, военных и гражданских, которые были озабочены поиском более безопасного места. Нам оставалось только сидеть и ждать, когда придут русские.
Захват моста Мольтке стал для немцев очень неприятным сюрпризом. Мост пытались взорвать, но не смогли, и теперь пришлось отбиваться от переправляющихся по нему русских солдат.
На южный берег Шпрее подтягивались части двух дивизий, 171-й и 150-й. Еще одну дивизию нацеливали на Кроль Оперу. В этот первый день штурм Рейхстага не получился, две стрелковые дивизии потеряли 32 человека погибшими, но создали задел для атаки на следующий день.
Конец войны не обходился без трагических случайностей. Нелепо погиб танк лейтенанта Нуянзина: отправленный в разведку экипаж пропустил нужный поворот и выехал точно под огонь со стороны Кроль Опера. Однополчанин-танкист оставил жуткое описание гибели людей:
Вдруг со стороны этого театра выстрел, и танк загорелся сразу. На наших глазах в 50 метрах горит танк, где девочка, где ребята, которые поехали за Героями, и мы ничего не можем сделать. Они все выскочили, но, видимо, был пробит бак, они облиты все дизтопливом, в пламени… Вернулся только командир взвода Нуянзин, он был в боевом отделении, в шинели внакидку, хотя было довольно тепло. Может быть, он был просто предусмотрительный мужик… Когда танк загорелся, он выскочил, сбросил с себя горящую шинель. Волосы у него горят. Он прямо головой в кювет, заполненный водой, и ползет к нам… Мы, конечно, постреляли по театру, но остался очень неприятный осадок. Конечно, мы их потом всех наградили посмертно…
Между тем вовсю готовился штурм. За ночь на берегу Шпрее выставили 135 орудий, танков и самоходок для стрельбы прямой наводкой. Наутро 30 апреля вся эта техника открыла огонь. По Рейхстагу с 200–300 метров били из самых разнообразных орудий, включая тяжелые. На прямую наводку выкатили даже 203-мм осадные гаубицы с их стокилограммовыми фугасами. Легкую артиллерию на руках поднимали на вторые этажи зданий и вели огонь оттуда. Орудия и бронетехнику немцев на подходе к зданию методично выбивали. Тот же танкист, Константин Шипов, описывал прорыв через площадь:
Вошли мы в парк через первые ворота. В парке было много зенитных орудий. Мы начали бить по этим орудиям. Приблизиться к Рейхстагу было невозможно из-за траншеи метро, строившегося вскрышным методом, заполненной водой из реки Шпрее. Через нее был мост, но годный только для проезда автотранспорта. Всем было ясно, что по этому мосту танкам не проехать. Короче говоря, мы постреляли по зениткам, пока все не побили.
Преодолев ров напротив Рейхстага и отбив несколько контратак, части двух дивизий ворвались внутрь (напомним, дивизии конца войны были малочисленны, то есть одно здание не штурмовали десятки тысяч человек). Кстати, с этим моментом связана одна из интриг боя за Рейхстаг. Командир 150-й дивизии Шатилов не удержался от выдачи желаемого за действительное и сообщил наверх о взятии Рейхстага в 14:25 пополудни. Около трех часов смущенный командир полка сообщил подчиненным, что Жуков уже объявил благодарность войскам, взявшим Рейхстаг. Между тем в немецкий парламент еще только предстояло войти. На деле это произошло уже ближе к вечеру, после тяжелого боя перед зданием.
Василий Шатилов. Командир взявшей Рейхстаг 150 стрелковой дивизии
В самом Рейхстаге шел свирепый ближний бой. Артиллерия по понятным причинам не могла заметно помочь штурмовой пехоте, поэтому путь прокладывали при помощи старых добрых средств — автоматы, гранаты и тротил. Бои продолжались весь день, немецкий гарнизон постепенно загнали в подвалы. В этих подвалах к концу боя скопилось полторы тысячи человек.
Одновременно снаружи русским пришлось отбивать отчаянную контратаку группы пехотинцев и танкистов. На что надеялись эти люди, сказать трудно: танки быстро оказались подбиты — огромная масса артиллерии напротив Рейхстага никуда не делась. Пехота отошла.
В здание почти одновременно вошли отряды из четырех разных полков, и началась запутанная история с водружениями знамен. Первыми на престижном трофее хотели отметиться все, поэтому в ближайшие дни на Рейхстаге оказалось более сорока разнообразных флагов, включая сброшенные на парашютах с воздуха. Известная каждому школьнику группа лейтенанта Береста, в которой были Егоров и Кантария, действительно водрузила знамя на крыше. Однако у нее имелись конкуренты — первой на крыше побывала группа капитана Макова, двумя часами раньше, а до этого знамя якобы установили у входа. Собственно, обилие претендентов и породило неразбериху.
Между тем, пока в Рейхстаге шел бой, неподалеку, в Рейхсканцелярии, произошли важные события.
29 апреля Гитлер попытался выяснить, где находятся части, которые могли бы спасти Берлин и лично его персону. Последняя радиограмма из бункера вопрошала:
Где авангард Венка?
Когда он подойдет?
Где 9-я армия?
Где группа Хольсте?
Когда она прибудет?
Ответы по всем пунктам оказались неутешительными. Выяснив, что остатки 9-й армии мучительно пробиваются из окружения, а армия Венка пятится под ударами, фюрер покончил с собой. В этот момент авангарды наступающих стояли в нескольких сотнях метров от Рейхсканцелярии. Вскоре последний начальник немецкого генштаба, генерал Ганс Кребс, явился на командный пункт наступавших с юга «сталинградцев», 8-й гвардейской армии Чуйкова. Кребс пытался выставлять условия, которые русские не приняли. После этого генерал застрелился. Это ничего не изменило: мысль о капитуляции прочно утвердилась в руководстве гарнизона.
В Рейхстаге в это время продолжался бой. Запертые в подвале немецкие солдаты попытались пробиться в главный зал, но были выбиты обратно. Русские офицеры считали, что на 1 мая по зданию еще перемещалось около 25 немецких боевых групп по 20–35 солдат. Каждую комнату и каждое подвальное помещение зачищали отдельно. Полных схем планировки не было — действовать приходилось в значительной степени наугад.
Одновременно 3-я ударная активно сражалась с немецкими войсками, пытавшимися прорваться к Рейхстагу, и штурмовала немецкие позиции вокруг здания. Избиения младенцев не получилось — немцы дрались отчаянно, армия за день потеряла 254 человека погибшими. Рейхстаг горел. Немцы вели контратаки из Кроль Опера. В журнале боевых действий 150-й дивизии это побоище описано лаконично: «Противник два раза предпринял контратаку с десятью танками на южную часть Рейхстага. Успеха не имел».
В подвалах добивали остатки гарнизона — не самым куртуазным, но зато эффективным способом: в подходящие дыры заливали солярку, а следом закидывали гранату. Иногда вместо гранаты немцам отправляли дымовую шашку, выкуривая их наверх. Гарнизон агонизировал.
Гельмут Вейдлинг — последний комендант Берлина
Поздно вечером 1 мая (по московскому времени уже 2 числа) кровопролитие прекратил комендант Берлина Гельмут Вейдлинг. Вейдлинг был согласен на любые условия. Он составил призыв следующего содержания:
30.4.45 фюрер покончил с собой, предоставив нас, давших ему присягу, самим себе.
Вы думаете, что, согласно приказу фюрера, все еще должны сражаться за Берлин, несмотря на то что недостаток тяжелого оружия, боеприпасов и общее положение делают дальнейшую борьбу бессмысленной.
Каждый час вашей борьбы увеличивает ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. Каждый, кто гибнет сейчас за Берлин, приносит напрасную жертву.
Поэтому, в согласии с Верховным командованием советских войск, я призываю вас немедленно прекратить сопротивление.
Вейдлинг, генерал артиллерии и командующий обороной Берлина.
Для избиваемых в подвалах солдат гарнизона Рейхстага это распоряжение подоспело как нельзя вовремя. Впрочем, они еще ранее начали собственные переговоры о сдаче. Теперь, когда сдавался весь гарнизон, о продолжении сопротивления не было и речи. Остатки немцев выходили и складывали оружие. Они защищали свою последнюю крепость упорно и отчаянно, но русские были им не по зубам. Организованное сопротивление берлинского гарнизона прекратилось 2 мая, а 9 мая война официально кончилась.
Один из солдат, штурмовавших немецкий парламент, вспоминал комичную сцену: 2 мая, день, двое немецких солдат несут раненого русского в медпункт на носилках, наскоро сделанных из винтовок. С носилок периодически раздается окрик: «Не трогать! Это мои пленные!»
Штурм Рейхстага, конечно, сложно отнести к решающим сражениям мировой войны. Однако путь 3-й ударной к германскому парламенту и взятие крепости оказались важны в нескольких отношения. Рейхстаг был серьезным узлом обороны Берлина, и его захват означал более плотную блокаду Рейхсканцелярии, до которой оставалось теперь несколько сот метров и с юга, и с севера. Рейхстаг обороняли крупные по меркам берлинского гарнизона силы, и их уничтожение ускоряло падение немецкой столицы. Наконец, уверенная зачистка Берлина северной группировкой и конкретно 3-й ударной армией — это просто грамотная наступательная операция. С 1941 года армия прошла огромный путь, и это сказывалось. Задачи, которые весной 45-го выполнялись легко и даже с азартом, в 43-м стоили бы неоправданно большой крови, а в 42-м поставили бы офицеров в тупик. Именно взятие Рейхстага — и от этого обстоятельства никуда не деться — символически обозначило окончание войны в Европе. Как водружение знамени над Иводзимой не означало конца сопротивления Японии, но продемонстрировало неизбежность победы союзников на Тихом океане, так и взятие Рейхстага имело существенное военное, но в первую очередь грандиозное символическое значение. Русские солдаты принесли в Европу мир гораздо лучший, чем довоенный — и безусловно продемонстрировали победителя в крупнейшей войне человеческой истории. Можно менять политические взгляды, по-разному оценивать конкретные персоналии, но наступление на Берлин стало одним из величайших военных триумфов в истории планеты, а штурм Рейхстага — его апогеем.
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригиналы: https://vk.com/wall-162479647_130037
https://sputnikipogrom.com/ww2/54896/reichstag/
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Интервью с героем ВОВ Александром Григорьевичем Овечкиным – отказавшимся от ордена «Красной звезды» после взятия Берлина
О том, как при живом отце скитался по Кирову (Кировская область), как брал Рейхстаг, как «по совместительству» стал поваром на фронте и почему отказался от ордена «Красной звезды», 101-летний ветеран Великой Отечественной войны Александр Григорьевич Овечкин рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.
В прошлом, 2020 году, Александр Григорьевич перенес коронавирус, а до этого все делал по дому сам – готовил (в этом он профи), убирал. Ветеран уже слышит не очень хорошо и почти совсем не видит – лишь очертания движений, но по-прежнему поднимает стопку «За Берлин!» и «За Победу!». Пока мы разговаривали, герой войны не стеснялся слез, смахивая их морщинистой рукой, а иногда, вспоминая «веселые» моменты на войне, улыбался.
____________________________________________________________________________________________
-- Александр Григорьевич, у Вас было сложное, можно сказать, беспризорное детство. Как так получилось при живом отце и деде?
Сложно все это вспоминать, но меня такая жизнь закалила. Я ни о чем не жалею, и ни на кого не обижаюсь. Родился я 17 декабря 1919 года в деревне Гожевцо Лузского района Кировской области. Рано остался без матери, у нее были осложнения после родов, она умерла, когда мне было всего два месяца от роду. Отец женился второй раз, и меня отдали на воспитание деду. Время было тяжелое, голодное. Когда я чуть подрос, меня посадили на поезд и отправили в Киров, одного, сбагрили в общем – выживу-не выживу, а я выжил (улыбается).
В Кирове меня спасла и вырастила моя приемная мама Серафима Михайловна. Тогда таких женщин были единицы, она все для меня сделала. После окончания четырех классов, мама отправила меня на летние каникулы к отцу. Я там был как чужой человек – жил на кухне, спал на палатях, в комнату не заходил. Осенью меня опять отвезли на вокзал, там оставили, не дали ни копейки денег, даже куска хлеба в дорогу не дали, так я второй раз остался брошен своим отцом. Подошел я к паровозу, меня какой-то мужчина в вагон запустил, там у них печка, тепло было, я всю дорогу до Кирова проспал, денег с меня за проезд не взяли. Ну а в Кирове я, конечно, к приемной маме пошел.
Тогда ведь образование было неважно, нужно было работать, денежку зарабатывать, чтобы кушать. Меня устроили в сапожную мастерскую на улице Ленина пересечение с Орловской, всю зиму я там и проработал. Потом меня и еще нескольких ребят, таких же беспризорников, как я, устроили на фабрику обувь делать. Летом мы там пробыли, денег не платили, карточки на хлеб не давали. Меня перевели работать в студенческую столовую на улице Дрелевского, там я поваром работал. Кстати, на войне мое умение готовить вкусно и быстро, что называется «из ничего», пригодилось (смеется). Мы куски в столовой собирали, чтобы выжить, не на что было купить, в магазинах не было ничего, но ничего – выжил (плачет).
-- Вы с самого начала на войне оказались?
В Армию я был призван в 1939 году, до войны еще. На Финской не успел побывать, пока нас готовили на Кавказе, финская война закончилась и началась Великая Отечественная война. Но на фронт я попал не сразу. Сначала нас направили на войну в Иран (Иранская операция или англо-советское вторжение в Иран длилось с 25 августа по 17 сентября 1941 г. – Ред.). Хоть иранская война и была короткой, мы пробыли там до 1942 года. Потом была учебка. Я был минометчиком, и боевое крещение у меня случилось в битве на Курской дуге. До наступления Армии я находился в артиллерийской разведке. Нас, когда привезли в полк, всех как-то быстро разобрали, остался я один. Меня командир спрашивает: «Куда направить?», я говорю: «Куда направите, там и буду врага бить».
Я вам расскажу, как во фронтовую разведку брали, чтобы в тыл врага ходить за ценными сведениями. Приехали офицеры, весь личный состав построили, отобрали только отличников боевой и политической подготовки, подкованных выставили. Подходят командиры-разведчики и говорят, что им нужны ребята, кто ходил в самоволку, да на гауптвахте сидел (смеется). «Нам надо смелых и отчаянных ребят, в тыл врага ходить. У нас Устава нет», – сказал разведчик.
-- В разведке языка брали?
Я же в тыловую не ходил. В артиллерийской разведке другое – там обычное гнездо, панорама стоит… Само орудие находится далеко в нашем тылу, и солдатам не видно, куда снаряд попал. Вот для этого артиллерийская разведка и нужна. Орудие выстрелило, а разведка корректирует огонь – повернуть влево на столько-то градусов и т.д. Попали, молодцы, и продолжают уже лупить туда, куда мы их навели.
Погибших товарищей на войне было много, столько потерял (плачет). У нас солдата-заряжающего ранило (это моя специализация была), главное, только на тропу вышли, раздался легкий хлопок, и первого номера ранило (нас три человека – расчет по номерам в минометном). Пошли дальше, дошли до оврага, остановились. Подходит ко мне майор: «Пойдешь в психическую атаку?», это когда на дот идешь можно сказать с голыми руками, одна винтовка. Бежим с товарищами, майора ранило, мы его оттащили, сдали санитарам, а сами дальше бежим. Едет наш танк Т-34, мы к нему, нас на танк десантом усадили, дошли и раздавили дот. Взяли в плен тогда 91 немца.
Меня на Курской битве ранило, долго очень лечили меня. Тогда можно было из госпиталя перевод делать, так мама моя приемная договорилась, и меня в госпиталь Кирова перевели. Иду я как-то в магазин и встретил старого друга, он мне говорит: «На фронт больше не пойду». Спрашиваю: «Тебя что, комиссовали?». «Нет, бронь сделают», – отвечает. Вот так я друга потерял, и не в боях на передовой, а в глубоком тылу.
А я пока в кировском госпитале был, мама узнала, что есть школа самоходного артиллерийского полка и говорит: «Иди и получи специализацию». Я в танковый полк не хотел, знаете, как танки горели постоянно… Закончил я эту школу, дали нам машину, мы доехали до Горького (Нижний Новгород – Ред.), там сколотили экипаж самоходки и передали нас в танковые войска (смеется). Теперь у меня куча праздников: и пехота, и артиллерия, и танковые войска – все отмечаю. Перебросили в Москву и снова на фронт врага гнать.
-- Голодно на войне было?
Ой, все было (плачет). Дня по три-четыре одни сухари ели. Боев нет, есть нейтральная зона, там в поле лошадь убитая лежит, солдаты пытались до нее доползти, а немцы огонь постоянно открывали, видимо, думали, разведка. А когда поняли, что мы голодные, перестали стрелять. Так ребята отрежут кусок мяса, мы из конины бульон сварим, а кому и по небольшому кусочку мяса доставалось. Этим и жили. Нам говорили, что поезд с продовольствием разбомбили, а потом выяснилось, что свои же воровали еду. Спали, бывало, прямо на снегу, под дождем – просто отрубались, ни холода, ни дождя не замечали. Ничего, выдержали.
Кстати, мои навыки повара, как я вам говорил, очень пригодились на фронте, мне даже проверку устроили (смеется). Вызывают и говорят: «Пошинкуй лук», я такой раз-раз, быстро-быстро, народ глаза квадратные сделал, увидев такой высший пилотаж, так что в перерывах между боями я еще и еду солдатам готовил.
А в Берлине интересно было, в какой-то момент нам форму перестали выдавать (смеется). Когда воюешь, она же изнашивается, горит, приходит в негодность. Вот приходишь к старшине, просишь новую выдать, а он говорит: «Так завтра тебя убьют, зачем новое выдавать». И ходили мы так: либо низ или верх гражданский, главное каску было нельзя снимать, чтобы нас ни с кем не перепутали.
-- Александр Григорьевич, Победу в Берлине встретили?
Да, прямо в Берлине. Войну закончил 2 мая 1945-го в звании старшего сержанта. Я не лез в начальники. Почему помню, потому что нас в этот самый день пригнали к Рейхстагу. У нас был приказ – не бомбить, не стрелять, а за мародерство – расстрел. Мы такие глаза выкатили, волосы дыбом – как так, немцы к нам что ли в гости пришли, что мы к ним так должны относиться, но приказ выполнили. Нашей Армией по Рейхстагу не было сделано ни одного выстрела из пушек, из пулеметов были, и то в подвале и на первом этаже, на остальных этажах боев не было. Три дня мы стояли перед зданием, пытались его штурмом взять, а на третий немцы сами белый флаг выбросили и вышли сдаваться. Все бомбардировки по Берлину вели союзники, они попросту уничтожали конкурента – Германию, поэтому весь город и был разрушен.
Историю постоянно переписывают, так всегда было. Вообще на войне было много несправедливости. Вот нам 30 апреля 45-го часа в 3-4 дня сообщили, что наш вятский паренек водрузил знамя на Рейхстаге, а на следующий день все поменялось, и героями стали другие. При штурме Рейхстага было пять знамен, план был такой – водрузить хотя бы одно. На каждом знамени был номер воинской части написан. И так получилось, что именно рядовой разведчик Григорий Булатов его первый водрузил, но не на самую верхнюю точку, потому что на верхней был серьезный обстрел. Булатов не получил никаких почестей, наград за это, он умер в Слободском (Кировская область) непризнанным героем, потому что тогда ему было приказано молчать об этом, хотя ведь хроника есть. Это сейчас стали поднимать эту тему и рассказывать о тех, кто водрузил знамя над Рейхстагом, а раньше этого делать было нельзя, книга о Булатове есть, люди докопались до правды.
-- Как Победу отметили?
В ночь с 8 на 9 мая 45-го я был в наряде с товарищем, ходим, вдруг ракеты в лесу начали выбрасывать – зеленые, красные, белые. Стрельба началась, все «Урааа!» кричат, мы понять ничего не можем. Бегом к лейтенанту, что делать-то – тревогу поднимать. Лейтенант бегом в штаб, там ему и сообщили, что война кончилась. Вот так мы Победу и отметили.
Чуть позже подходит ко мне лейтенант, говорит, чтобы я срочно в штаб полка бежал. Там говорят, кто участвовал в боях за Берлин, каждому положен орден «Красной звезды». Я отказался от него. Ну не люблю я всего этого. Я ведь не за медали и ордена воевал, мне это было без надобности, я на фронт шел гнать врага со своей земли. У меня наград всего несколько: орден «Отечественной войны 2й степени», медали «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина». Вот за Кавказ и Польшу нет.
Потом домой стали солдат отправлять. Эшелоны через Польшу гнали поляки, несколько эшелонов пропали, исчезли с нашими солдатами. Слухи быстро поползли об этом, и остальные эшелоны уже везли немцы, они доставляли до Буга, а дальше нас пересаживали и до дома.
На гражданке познакомился со своей женой (она покинула нас), родились двое сыновей Владимир и Виктор, внуки у меня. Часто ко мне приходят. Мой стаж работы 56 лет, это без войны. Я только в 1971 году уволился с завода на Филейке, работал там токарем. Раньше он назывался «Завод 211», а сейчас «Авитек» – это оборонка. Сейчас у меня одна мечта – дожить до 76-летия Победы и поднять за нее стопку.
http://mskvremya.ru/article/2021/0577-vov-interview-veteran-...
Берлин! Наконец-то!
Не верится, что дошел живым. Мы ждали подхода самоходки (СУ-152). Страшная машина, говорят что своим фугасом может перевернуть Тигр. За углом из окон яростно сопротивлялись фашисты. Уже час как не можем перейти улицу и взять дом. Двоих наших уже серьезно ранило. Наконец среди трескотни автоматных очередей мы услышали лязг гусениц самоходного орудия. После короткого разговора нашего старшего, самоходка выехала на середину улицы и задрала свой огромный ствол вверх.
Раздался чудовищный выстрел... Сквозь звон в ушах прорезался зычный голос командира - "в атаку".
Все пошли в атаку добивать сопротивлявшихся, но... никто уже не сопротивлялся. Часть дома была сильно обрушена. Пыль стояла столбом. Все осторожно рассыпались по дому. Я вошел в одну из полуразрушенных комнат и услышал шорох. Вскинув ствол я замер... Все вокруг было в пыли, в грязи и в крови... А в углу с глазами полного ужаса, ожидая конца на полу сидел мальчик лет десяти-двенадцати и пытался нажать на курок своего шмассера направив его на меня. Погнутый магазин шмассера валялся в стороне от него, но он не понимая ничего, от страха рефлекторно продолжать нажимать на курок. Нога мальчика была вся в крови неестественно выгнута, видна была кость - последствия выстрела самоходки. Я застыл смотря на эту ужасную картину. Рука онемела, какая то сила не давала мне спустить курок. Время для меня остановилось. Я видел только маленького мальчика с почти оторванной ногой, который плакал обессиленно опустив оружие на пол. Кажется он что-то тихо говорил на своем. Продолжая плакать, смотрел на меня глазами полными ужаса. Колени вдруг подкосились и я медленно опустился перед ним. Я протянул медленно руки к нему. Он закричал от страха вытянув руки перед собой. Я медленно обнял его, этого мальчишку, который должен был сейчас играть с такими же детьми как и он, обнимать свою маму и который не должен был видеть всего того, что происходит вокруг. Мальчик уже не кричал, он замер...
А я плакал, прижимая его к себе, проклиная эту войну и вспоминая сына, погибшего дома под бомбами.
Простые солдаты впервые тогда столкнулись с сопротивлением Гитлерюгенд...
29 апреля 1945 года передовые батальоны 150-й и 171-й стрелковых дивизий под командованием капитана Неустроева и старшего лейтенанта Самсонова переправились через реку Шпрее, взяли здание швейцарского посольства и здание министерства внутренних дел («Дом Гимлера») и приступили к штурму Рейхстага.
30 апреля. Рахимжан Кошкарбаев и Григорий Булатов
На рассвете 30 апреля к штурму Рейхстага подготовились бойцы трех дивизий 3-й ударной армии. План штурма был таким: 150-я стрелковая дивизия во взаимодействии со 171-й штурмом овладевает Рейхстагом, а 207-я должна была уничтожить противника в театре Кроль-опера и выйти на южную окраину Тиргартена, где ей надлежало соединиться с частями 8-й гвардейской армии.
3-я ударная армия вообще не должна была штурмовать Рейхстаг — эта честь предназначалась другим частям. Но в хаосе уличных боев получилось так, что к мосту Мольтке вышла именно 3-я ударная. Но к Рейхстагу ее дивизии вышли после прорыва Зееловских высот и нескольких дней боев на берлинских улицах, так что личного состава любой едва хватало на полноценный батальон.
Сначала комбат Неустроев вообще Рейхстаг не узнал. Он принял за него большой дом, полуразрушенный и медленно дымящийся в хмурое апрельское небо Берлина. Комбат все утро провел, пытаясь прикинуть, как лучше к нему подобраться, минуя неказистое серое здание, из которого немцы простреливали всю площадь. Потом комбату объяснили, что это серое — Рейхстаг и есть.
— С группой разведчиков я выскочил из окна. Вскоре нам пришлось всем залечь. Начался сильный огонь. Возле меня остался один боец. Это был Григорий Булатов. Он все спрашивал: «Что мы будем делать, товарищ лейтенант?», — вспоминал Рахимжан Кошкарбаев.
И лейтенант придумал, что делать:
— «Давай поставим свои фамилии на флаге», — предложил я ему. И мы химическим карандашом, который у меня оказался в кармане, тут же под мостиком лежа, написали: «674 полк, 1 б-н». И вывели свои имена: «Л-т Кошкарбаев, кр-ц Булатов». Мы тут пролежали до темноты. Потом началась артподготовка, и с первыми же выстрелами ее мы подбежали к рейхстагу. Я поднял Булатова, придерживая его за ноги, и тут на высоте второго этажа установили флаг…
Это был первый красный флаг на Рейхстаге. Тут Кошкарбаев получил пулю в ногу и больше в штурме не участвовал. А Булатов потом сражался в самом здании, прикрывал Егорова и Кантария их пути к куполу. Оба были представлены командованием к званию Героя Советского Союза, обоим было отказано. Кошкарбаев, и Булатов получили по ордену Красного Знамени.
В 1999 году указом президента Казахстана Рахимжану Кошкарбаеву, после войны работавшего управляющим гостиницы «Алма-Ата» в казахской столице, была посмертно присвоена высшая степень отличия — звание «Народный Герой».
Судьба Григория Булатова сложилась трагично. Видимо, он тяжело переживал отказ в награждении, так что первые 20 лет после войны, работая на лесосплаве в городе Слободской Кировской области, скрывал свой подвиг. А потом вдруг резко изменил свое отношение, начал настаивать на уважении к своим заслугам, пробовал с помощью документов доказать свою важную роль в штурме Рейхстага. Односельчане Булатова подняли на смех. Знакомые дали ему прозвище Гришка-Рейхстаг, на улице за его спиной раздавались смешки и издевки. Когда Григорию все это окончательно осточертело, он повесился.
1 мая. Алексей Берест
В здании Рейхстага около пятисот отдельных помещений, и после того, как советские бойцы ворвались внутрь, бой не только не стих, а напротив, разгорелся с новой силой. Тем не менее, было принято установить Знамя Победы на куполе Рейхстага, хотя здание еще и не было взято до конца. Знаменосцев Егорова и Кантарию прикрывал замполит батальона лейтенант Алексей Берест и рота автоматчиков сержанта Ильи Сьянова.
Берест отличился и на следующий день — по сути, лично ему сдался гарнизон Рейхстага, или, точнее, его остатки ко 2 маю. Оба этажа уже были заняты советскими войсками, немцы держались в подвале, но было очевидно, что положение их безнадежно. Они запросили переговоров, но поставили условие — будут разговаривать только с советским офицером в ранге не ниже полковника. Никаких полковников в здании Рейхстага на тот момент не было, и не тащить же начальство через простреливаемую площадь, потому что немцам взбрела в голову такую блажь. С другой стороны, отказ от переговоров — лишние жертвы.
После войны Неустроев вспоминал: «Я искал выход из положения и кое-что придумал.
— Кузьма, зови сюда Береста.
Манера лейтенанта свободно, с достоинством держаться и соответствующий рост всегда придавали ему внушительный вид.
Оглядев еще раз с ног до головы нашего замполита, я подумал, что он вполне сойдет за полковника. Стоит лишь заменить лейтенантские погоны.
— Никогда не приходилось быть дипломатом? — спросил я его.
— На сцене? — задал он встречный вопрос, не понимая, о чем пойдет речь.
— На сей раз придется тебе быть дипломатом в жизни, да к тому же еще стать на время полковником: комплекция, так сказать, позволяет. Да и взгляд весьма основательный.
Алексей Прокопьевич очень удивился. Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая объяснения.
Я открыл ему свой замысел.
— Раз надо, я готов идти, — ответил Берест».
Его переодели в кожаную куртку, нашли где-то перчатки, капитан Матвеев дал свою фуражку… Настоящий полковник! Правда, в рваных штанах — сказывались сутки ползания по битому кирпичу под обстрелом.
Переговоры замполит провел блестяще. Два настоящих немецких генерала не имели такой внушительный вид, как один этот фальшивый советский полковник в рваных штанах. На попытку немцев выторговать для себя условия сдачи "полковник" ответил, что поубивает тут всех, кто не сложит оружие здесь и сейчас. Немцы взяли час на поразмыслить, а потом сдались.
За исключительную отвагу и мужество, проявленную в боях, Берест был представлен к награждению Золотой Звездой Героя Советского Союза, но награждён был орденом Красного Знамени.
Алексей Прокопьевич отнесся к этому внешне спокойно. Он вообще был человеком спокойным, но в принципиальных вопросах абсолютно неуступчивым. Ему трудно пришлось в послевоенные годы, когда на первые роли в жизни вылезали те, кто отсиделся в тылу. Берест часто менял работу из-за конфликтов с начальством.
Петр Цуканов, бывший старшина милиции из села Покровское Ростовской области, вспоминал: «У нас сосед умер, Бересты в эту хатку и поселились, с детьми — четверо. Пол земляной, стены саманные, крыша камышовая. Оконца — у земли. Приехали — чемоданчик и узел с бельем. Ну, я мог выписывать в колхозе картофель, капусту, делились с ними. Его назначили заведующим райотделом кинофикации. Он меня иногда пригласит в кинобудку — выпьем, сидим, он рассказывал, как Рейхстаг брал, вроде даже и знамя водружал. А я и сам до Балатона дошел…
Я был начальником КПЗ. Однажды входит следователь прокуратуры: «Вот вам — человек, а вот — постановление на арест». Я глянул — сосед мой! «Алексей Прокопьич, что такое?» — «Да вот...» Обыскали его и — в камеру… Оказалось: из Ростова нагрянул ревизор. Тайно. В Синявке во время киносеанса выявил: народу в зале больше, чем проданных билетов. Заявился к Бересту. «Вы что же, за моей спиной? — возмутился Берест. — Да я бы сам помог вам». Ревизор держался нагло, ответил резкостью. Берест, вспылив, приподнял его за грудки и вышвырнул со второго этажа. Вместе с креслом. Сам же явился к начальнику милиции: «Я сейчас ревизора выбросил». — «Ну, выбросил и выбросил»…
За растрату 5 665 рублей уголовное дело возбудили против Береста и бухгалтера Мартынова. 14 апреля 1953 года районный суд приговорил Береста к стандартной сталинской «десятке».
С лесоповала пермских лагерей он писал жене: «Ты спрашиваешь, какой я здесь стал. Я стал очень спокойным. Чем страшнее, тем спокойнее я становлюсь».
После освобождения работал на черной работе — грузчиком, пескоструйщиком, завальщиком. После смены работал на стройке дома, в котором позднее получил квартиру. Официально этот способ получения жилья назывался тогда «горьковским». Неофициально — «кровавым», с намеком на кровавый пот.
Его дочь, Ирина Берест, вспоминала: «В шестидесятых годах несколько раз приезжал к нам Неустроев: «Что ж ты в коммуналке живешь, в таких скотских условиях?» Не то, чтобы с сожалением, а с каким-то чувством... Самодовольства, что ли: «У тебя что же, даже телефона нет?» А как выпьют, Неустроев снимает свою Золотую Звезду и протягивает отцу: «Леша — на, она — твоя». Отец отвечает: «Ну, хватит...» Отцу это было неприятно, больно. Он до конца жизни страдал. Когда по телевизору показывали военные праздники или парады, он его выключал».
3 ноября 1970 года Алексей Берест вел внука, пятилетнего Алешу, из детского сада. Было семь часов вечера, темно. На разъезде «Сельмаш» они переходили железнодорожные пути. Впереди шла женщина с девочкой. Подходила электричка, и огромная толпа людей кинулась к платформе. Кто-то толкнул девочку на рельсы, а по параллельному пути мчался скорый поезд «Москва—Баку»... Раздался многоголосый крик. Приближающуюся трагедию видели все. Под поезд за ребенком прыгнул только Алексей Берест.
«Накануне мама сказала отцу: «Ты мне почти никогда не дарил цветов». А он ответил: «На этот день рождения у тебя их будет много». У мамы день рождения 7 ноября, а накануне, 6-го, мы хоронили отца, и все комнаты были завалены цветами».
6 мая 2005 года указом президента Украины Алексею Бересту присвоено звание Героя Украины с удостаиванием ордена «Золотая Звезда».
Максим Кузнецов.
Фото:
1. Алексей Берест.
2. Штурмовавшая Рейхстаг разведгруппа лейтенанта Сорокина. Григория Булатова разведчики поставили на первый план, как самого отважного.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689