Отрицание.
Жара. Лето. Мы с трехлетним сыном стоим у двери психиатра, необходимо пройти очередной медосмотр. Мне трудно дышать, я на шестом месяце беременности младшим сыном. Мысли только о том, чтобы быстрее получить в карту заветный штамп и уехать домой.
Психиатр настораживается, как только мы заходим и здороваемся. Задает много вопросов. Предлагает сыну разные игрушки. Нет, ему неинтересно. Нет, он практически не говорит. Я списываю это на замкнутый, своеобразный характер. В конце концов, дети имеют право быть разными! Да и со здоровьем у него все в порядке – вот же, в медицинской карте все есть. Резкий, раздраженный голос звучит набатом в ушах: «У вашего ребенка аутизм. Надо смотреть сохранность интеллекта. Где вы были раньше?».
Этого не может быть.
Гнев.
Где мы были раньше? Мы были у педиатров, логопедов, психологов. Все в один голос на мои жалобы на отсутствие речи пожимали плечами и успокаивали: «Он еще маленький, подрастет и заговорит. Не волнуйтесь, мамаша, все в порядке». Я злюсь теперь на тех врачей и педагогов. Которые не увидели, не распознали. Я злюсь на себя за то, что я ничего не знала об этом слове «аутизм», не видела все звоночки и признаки. А они все налицо. Мой ребенок не желал говорить, не показывал пальцем на предметы, не задавал вопросов, не отзывался на имя. Играл в однообразные, странные игры, не тянулся к сверстникам, не смотрел в глаза, не чувствовал боли. Я погружаюсь в информацию об аутизме. Читаю книги, статьи, блоги, смотрю документальные и художественные фильмы. Я не могу больше ни о чем думать, кроме этого. У меня рушится весь мир, словно карточный домик. Я ненавижу всех нормальных детей и их родителей. Я ненавижу себя за то, что жила с закрытыми глазами два года. Я ненавижу вопросы незнакомцев, пытающихся заговорить с моим сыном.
Торг.
Я ищу средство. Волшебную таблетку. Должно же что-то помочь! Я знаю, что такое АВА-терапия, карточки Домана, томатис, холдинг, хелатирование, гипносон, БГБК-диета и многое другое. Я ищу способы. Временами мне кажется, что вот, уже есть прогресс. В другие дни у меня наступает полная апатия от многочасовых истерик неуправляемого трехлетки. Хочешь накормить непривычной едой? Получи истерику. Решила пойти новой дорогой? Пфф, мать, ты слишком многого хочешь. Получи истерику с валянием на земле. Задумала постирать любимые джинсы? Вот, держи новый скандал. А чаще всего причины вообще не нужны.
Я приспосабливаюсь. Я отрастила бицепсы, глаза на затылке, железную хватку и покерфейс для осуждающих взглядов и язвительных слов окружающих нас людей, видящих, как я хватаю бьющегося в истерике ребенка с земли и несу его подмышкой. Я всегда начеку, ведь мой ребенок не чувствует опасности, и лезет на проезжую часть. Я ощущаю себя торгашкой на рынке, дрессировщиком в цирке, диктатором. «Хочешь печенье? Покажи, где твои глазки! Хочешь гулять? Сначала скажи мне свое имя!» Мы работаем с ним на таких условиях с утра до вечера. У нас жесткий распорядок дня. Я тону в этом круговороте однообразных будней.
Депрессия.
Я могу утонуть. Каждый раз, идя в ванну, я долго и всерьез обдумываю оду и ту же мысль. Если я утону в ванне, это будет выглядеть как несчастный случай. Я - беременная, неуклюжая женщина с огромным животом, просто поскользнулась и захлебнулась в воде. Никто даже не подумает, что я сама свела счеты с жизнью! Я думаю над этим без слез, страха или драмы. Я просто обдумываю детали. Я не вижу перспектив. В моей голове только мрачные картины будущего, где я не справляюсь с двумя детьми, один из которых аутист, а второй – грудничок, требующий максимум внимания.
Я еще не знаю, что именно малыш спасет нас.
Принятие.
Я смирилась. Мы идем на самую унизительную в моей жизни процедуру ПМПК – я решила устроить сына в коррекционный детский сад. Да, я осознаю, что окружать его будут такие же дети, что не способствует социализации. Но я уверяю себя, что работать с ним будут первоклассные специалисты, умеющие вытаскивать таких детей из Зазеркалья (спойлер – нет!). Меня хватило на три месяца в том детсаду. После первого же родительского собрания я поняла, что никто не собирается помогать моему ребенку. Жалобы на наших «очень тяжелых» детей и суммы, необходимые собрать для нужд сада – это все, что было на собрании. Каждое утро и вечер я видела недовольных воспитателей, абсолютно равнодушных к детям. Одна из них, женщина весом примерно в 200 кг, практически не вставала со стула. Я осознала, что бесплатной квалифицированной помощи и поддержки для таких как я, просто нет.
Я кардинально меняю стратегию. Я перевожу сына в обычный детсад, умалчивая о проблемах. Днем он ходит в садик, а вечерами к платным дефектологам, логопедам и психологам. По счастливому стечению обстоятельств я нахожу действительно классных специалистов. И долгожданная коррекция пошла, побежала, обгоняя все мои самые смелые мечты.
Младший ребенок отчасти оказался той «волшебной таблеткой». Чуть подросший, он действительно требовал максимум внимания. Но не от меня, а от старшего брата. Он тормошил его, задавал миллион вопросов, требовал игр и общения. И это сработало.
Хэппи-энд? Для меня скорее да, чем нет. Я вернулась практически к первоначальной точке отсчета: он для меня обычный ребенок со своеобразным и замкнутым характером. Странности? А у кого их нет? Самого главного мы достигли: самостоятельность и социальное общение. Он ходит в обычную школу. У него есть друзья. Да, большей частью - виртуальные, в онлайн играх и сообществах. Однажды я увидела его общение с ними в дискорде: мой обычно молчаливый сын громко и заразительно хохотал, рассказывая анекдот, шутил и болтал без умолку, перебивая собеседников. Я на минуту потеряла дар речи от изумления. С тех пор я больше не сомневаюсь, что мой ребенок – обычный.