Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Обычные девчонки Алиса и Вика отправились на поиски друга, который перестал выходить на связь, и угодили в безумный водоворот странных событий на затерянном острове. Им очень нужна ваша помощь! Играйте три-в-ряд и выполняйте задания. Удачи!

ВегаМикс 2

Казуальные, Три в ряд, Головоломки

Играть

Топ прошлой недели

  • Animalrescueed Animalrescueed 43 поста
  • XCVmind XCVmind 7 постов
  • tablepedia tablepedia 43 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
2
SharkOfVoid
SharkOfVoid
Книжная лига
Серия Победитель Бури: Источник Молчания

Источник Молчания | Глава 3⁠⁠

8 дней назад

Глава 3: Долг, отлитый в металле

Следующий шаг дался им тяжелее всех предыдущих. Виктор и Павлин стояли у самого порога додзё, почти не решаясь переступить его. Их выдавали опущенные плечи, тени под глазами и та подавленная тишина, что висела между ними.

Камико, одетая в безупречное тренировочное кимоно, вытирала длинный шест тряпицей. Она не повернулась, но её голос, чёткий и режущий, прозвучал сразу.

— Входите. Пол оставили чистым снаружи?

Только тогда она обернулась. Её взгляд, острый и всевидящий, мгновенно скользнул по ним, считывая каждую деталь — дрожь в руках, потухший взгляд, немой вопрос на губах.

— Столкнулись с тенью не только в зале, но и в душах, — констатировала она без всяких предисловий. — Рассказывайте.

Они заговорили сбивчиво, перебивая друг друга, выплёскивая накопившийся ужас. О бумажных журавликах, о внезапно погасшем свете, о треснувших зеркалах, из которых выползали чёрные нити, складывающиеся в зловещее требование: «Назовись». Они рассказывали о безликих куклах, в которые превращались одноклассники, о всеобщей панике.

— Я… я вспомнил про ваш амулет, — Виктор посмотрел на Павлина. — И крикнул тебе…

Павлин кивнул, его обычно оживлённое лицо было серым от напряжения.

— Я его схватил. Не думал, просто… жахнул. И он сработал. Серебряный свет, зеркала — просто рассыпались в пыль. Но потом… — голос Павлина сорвался.

— Но потом нас обвинили, — мрачно продолжил Виктор. — Евгений, Гарадаев, какой-то легионер… Говорили, что артефакт неучтённый, что мы чуть ли не сами всё подстроили. Заставили сдать всё, что нашли. Амулет забрали. Выговор с занесением в дело. Пятно. Как на преступников.

Воцарилось молчание. Камико медленно, с почти церемониальной точностью, поставила шест в стойку. Её лицо оставалось непроницаемой маской, но в глубине глаз читалась не осуждение, а глубокая, оценивающая мысль.

— Подойдите ближе, — она указала на татами перед низким столиком.

Она опустилась на колени напротив них, движения её были плавными и экономичными. Молча налила три чашки простого травяного чая с терпким, горьковатым ароматом.

— Вы использовали меч, когда он был нужен, — её голос прозвучал тихо, но с железной уверенностью. — Не для нападения. Для защиты. Для спасения жизней. Это — единственно верное применение силы. Вы поступили как воины. Не как ученики, соблюдающие правила Агоры, но как люди, защищающие других. Этому не учат в вашей школе. Этому учат здесь.

Она сделала небольшой глоток чая. Виктор и Павлин смотрели на неё, потрясённые. Они ждали упрёков за потерю драгоценного дара, а не… этого.

— Но… амулет… ваш дар… — попытался возразить Виктор. — Его конфисковали! И из-за него теперь это клеймо…

— Тише! — её голос резко ударил по ним, но в нём не было гнева, лишь непререкаемый авторитет. — Артефакт — инструмент. Как этот шест. — Она слегка коснулась стоящего рядом оружия. — Ценность не в дереве или серебре. Ценность — в руке, которая держит, и в духе, который направляет. Амулет выполнил своё предназначение. Он сломал ловушку теней, дав вам и другим шанс. Его дух выполнил долг. Сожалеть о потерянном инструменте — всё равно что плакать над сломанной стрелой, спасшей тебе жизнь. Глупость. Благодарность — вот что уместно. Благодарность за то, что он был у вас в нужный миг.

Павлин нерешительно взял свою чашку. Виктор всё ещё сидел в напряжённой позе, сжав кулаки.

— Потеря артефакта, клеймо в деле… Это цена. Цена спасения. Система боится того, чего не контролирует. Она наказывает не за нарушение, а за независимость. За то, что вы действовали вне её сценария. Примите эту цену как шрам чести, а не позор. Шрам напоминает о битве и о том, что вы выжили.

Она поставила чашку на стол. Её взгляд стал острым, аналитическим, заставив их встрепенуться.

— Теперь о главном. Такое нападение… Столько теней, так скоординировано, прямо в сердце школы Агоры… Это не случайность. Не просто «удачное» для них время. Их приманили. Как железные опилки — магнитом.

— Да… — Виктор вспомнил. — Гарадаев тоже что-то такое говорил… что что-то привлекло их.

Камико кивнула.

— Тени жаждут имён и плоти. Но чтобы прорваться сквозь защитные барьеры школы, создать столько порталов в зеркалах… Им нужен мощный катализатор. Сигнал. Как кровь в воде для акул. — Её голос стал тише, значительнее. — В старых свитках, которые хранил мой учитель, говорилось о подобном. Магия Смерти. Её след, её практика, даже сильный намеренный всплеск некромантии… Это как раскалённый нож для реальности в местах скопления теней. Она ослабляет границы, притягивает их роем. Самый сильный магнит.

Виктор и Павлин замерли. Слова «Магия Смерти» повисли в воздухе, тяжёлые и запретные.

— Но… в школе? — прошептал Павлин. — Кто бы осмелился? И зачем?

Камико лишь пожала плечами, и её лицо снова стало непроницаемым.

— Кто? Не знаю. Возможно, ученик. Возможно, артефакт. Или… эксперимент, вышедший из-под контроля. Зачем? Власть. Знание. Безумие. Страх. Причины у некромантов всегда темны и извращённы. Но факт остаётся: след Магии Смерти, пусть мимолётный, пусть скрытый — единственное, что объясняет масштаб и дерзость этой атаки. Будьте бдительны. Если тени пришли так легко однажды, значит, дверь приоткрыта. И магнит… он может всё ещё действовать.

Она поднялась, её движение было ясным сигналом — беседа окончена.

— Вы сделали то, что должны были. Не сожалейте о выборе. Несите свою «цену» с достоинством. И помните: тень боится не только серебра. Она боится прямого взгляда, ясного духа и твёрдой руки. Тренируйте дух. Тренируйте руку. — Она посмотрела прямо на Виктора. — Тренировки ждут. Завтра. На рассвете. Не опаздывай. И… — её взгляд смягчился на долю секунды, — …спасибо, что спасли других.

Они молча поклонились и вышли. Воздух додзё, наполненный мудростью и спокойствием, остался позади, словно глоток чистой воды после удушья. Они всё ещё были под клеймом, всё ещё в опасности, но почва под ногами казалась чуть твёрже. А в головах у обоих теперь навязчиво жужжал новый, пугающий вопрос: «Магия Смерти? Кто? Где?»

***

Утро в школе было похоже на пробуждение в логове гигантского механического паука. Воздух гудел от сдержанной тревоги и был пропитан запахом озона и распылённого серебра. Повсюду, куда падал взгляд, мерцала тонкая, почти невидимая сеть — легионеры оплели всё здание защитными нитями, натянутыми между стенами, дверными косяками и оконными рамами. Они дрожали от малейшего движения воздуха, издавая едва слышный высокий гул, действовавший на нервы. На уроках ученики вздрагивали от каждого случайного блика, им повсюду чудилось движение в углах — будто тени, отступившие накануне, всё ещё шепчутся за этой сверкающей, хрупкой на вид завесой.

Атмосфера на уроке Городоведения была столь же напряжённой, сколь и за пределами класса. Гарадаев стоял у своего стола, его тень, отброшенная на стену, сегодня полностью повторяла действия учителя, будто боясь спровоцировать окружавшие их нити. Перед учителем лежало несколько угольно-чёрных, будто обгоревших, осколков, собранных после позавчерашнего побоища в актовом зале.

— Сегодняшнее занятие посвящено теме, которую по программе вы должны были бы изучать лишь в конце третьего года. Забудьте всё, что вам известно о призраках, фантомах и прочих сказках. Как вы все убедились, Шепчущие Тени — не просто твари из потустороннего мрака, не выдумка.

Он взял один из осколков, и в классе повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь гудящими за окном серебряными нитями.

— Они — материализованные отражения самых подавленных, самых тёмных страхов, облечённые в форму энергией того, чьё имя они жаждут украсть. Но есть и те... — Гарадаев сжал осколок в кулаке, и тот издал тонкий, леденящий душу вой, похожий на скрежет когтей по стеклу. Несколько учеников на задних партах вздрогнули. — ...кто при жизни был сильнее собственного страха. Маги, воины, титаны воли. Их тени не просто помнят отголоски — они хранят своё подлинное имя, свою последнюю цель, свою незатихающую ненависть. Они — стратеги, а не охотники. Им нужны не просто тела — они жаждут переписать саму ткань реальности, навязав ей свой извращённый закон.

Виктор наклонился к Павлину, стараясь, чтобы его шёпот тонул в общем напряжённом гуле.

— Камико говорила почти то же самое про магнит... но она умолчала про эту часть с «переписыванием реальности».

— Либо она не хотела нас пугать раньше времени, либо даже она не знала всей правды, — так же тихо ответил Павлин, непроизвольно сжимая в кармане серебряный кастет. Его взгляд скользнул к окну, где серебряные нити мерцали, словно находясь под напряжением, чувствуя невидимую приближающуюся угрозу. Рядом с ними, положив голову на парту, что-то тихо бормотала Лиза «Картограф», а Соня «Кисть» с невозмутимым, отстранённым видом что-то быстро чертила в своём блокноте, её серебряные глаза лишь изредка поднимались на чёрные осколки.

Ирина «Протокол» подняла руку с механической, почти роботизированной точностью.

— Параграф 12.7, подпункт «Г» Устава Магической Безопасности Фидерума, — её голос прозвучал громко и чётко, разрезая тяжёлую атмосферу, — запрещает распространение информации о Шепчущих Тенях, их тактике и стратегических целях среди учащихся ниже третьего курса без наличия разрешения от трёх членов Агоры. Ваши действия, Григорий Галинович, являются прямым нарушением регламента и могут быть расценены как провокация паники.

Гарадаев усмехнулся, но в его глазах не было ни веселья, ни снисхождения — лишь усталая твердость.

— Всё верно, Ирина. Однако отметь для себя, что Агора в экстренном порядке временно приостановила действие целого ряда параграфов Устава, включая и этот. После вчерашнего инцидента... — его взгляд скользнул по бледным, испуганным лицам, — ...вы все, хотите вы того или нет, стали солдатами на передовой войны, о самом существовании которой даже не подозревали. А на войне знание — не привилегия, а единственный шанс выжить.

После уроков, когда потоки учеников, не задерживаясь и не болтая, поспешно разошлись кто куда, Виктор и Павлин вышли на школьный двор. Воздух здесь был чуть свежее, но та же серебряная паутина покрывала деревья и скамейки, делая место похожим на заброшенный чертог. Именно там, у подножия старого, могучего дуба, чьи корни уходили глубоко под Нищур, они заметили Тельдаира.

Переведённый ученик из Мидира что-то деловито и методично копал маленькой сапёрной лопаткой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он закапывал в землю маленькое, изящное зеркальце в массивной, явно кустарной работы, серебряной оправе.

— Зеркала — их двери, — произнёс Тельдаир, не оборачиваясь и не прерывая своей работы. Его голос был ровным, без намёка на эмоции. — Даже самые маленькие. Даже треснувшие. Серебро глушит резонанс, земля поглощает остаточную энергию, не давая образоваться мостику. В Мидире этому учат с детства... как чистить зубы или завязывать шнурки. Странно, что здесь, в Нищуре, до сих пор были так беспечны. Будто не знали, с чем имеете дело.

Он аккуратно разровнял землю над тайником и встал, отряхивая ладони.

Виктор кивнул, но его мысли были далеко. Он машинально достал из кармана компас, подаренный отцом. Стрелка, указывающая на север, была неподвижна, а вот вторая, загадочная — снова дёргалась, словно пойманная на крючок рыбка, упрямо показывая в сторону спортзала, где тренировалась Анна «Щит».

Что же с ней не так?..

***

Придя на насосную станцию после уроков, Виктор и Павлин застыли на пороге. Их крепость из ржавого металла и старых труб была опутана с ног до головы. Мерцающая серебряная паутина покрывала стены, двери и крышу, отбрасывая призрачные блики под тусклым светом Нищура. У самой двери лежал смятый клочок бумаги. Виктор поднял его.

«Подарочек от лояльных друзей».

Почерк был угловатым, узнаваемым — Марк.

Несмотря на неожиданную заботу друга, сжимавшую горло, их переполняло одно и то же чувство. Они уже пресытились этим повсеместным серебряным блеском, этим постоянным напоминанием об угрозе, от которой не спрятаться. Павлин резко развернулся, его глаза горели решимостью, смешанной с яростью.

— Сидеть тут, как в аквариуме? С ума сошёл? — он схватил Виктора за рукав. — В воздух! Надо двигаться!

Он пнул свой воздухат — плоскую пластину с мерцающими гравитационными контурами. Аппарат отозвался тихим гулом и завис на уровне пояса. Виктор, лицо которого всё ещё хранило следы оцепенения после ужаса линейки и унизительного допроса, машинально активировал свою платформу. Его доска загудела чуть глуше, с ленцой.

Их взлёт был не плавным парением, а нервным, срывающимся рывком вверх. Павлин рванул первым, его доска дёрнулась, описала резкую дугу над крышей станции, едва не задев одну из серебряных нитей. Виктор последовал за ним, вцепившись пальцами в рёбра жёсткости своей платформы до побеления костяшек. Ветер тут же ударил в лица, заставив их щуриться и отворачиваться.

Они понеслись низко над крышами Нищура, и это был не полёт, а серия дёрганых виражей, резких наборов высоты и стремительных падений. Павлин вёл свою доску агрессивно, с яростью вымещая на ней всю накопившуюся злобу и разочарование. Он пронёсся в сантиметрах от острых антенн, спикировал в узкий, как щель, проулок между мрачными громадами зданий и вынырнул с другой стороны, прямо напротив своей же школы.

— Видишь эту паутину?! — его крик едва пробивался сквозь рёв ветра и навязчивый гул двигателей. — Как клетка!

Он указал вниз, на серебристую сеть, которую легионеры натянули на здание, словно пытаясь запеленать монстра.

Виктор, пригнувшись на своей доске, чтобы уменьшить сопротивление, крикнул в ответ, глядя на мелькающие внизу улицы:

— Они... они просто исчезли... Глеб, Ольга... — его голос сорвался, не в силах вынести тяжести этой мысли.

Павлин не ответил. Он вдруг сбросил газ, и его доска потеряла скорость, но не стабильность. Он повёл её плавнее, но не менее искусно, направляя в лабиринт гигантских ржавых труб заброшенного гидроэлеватора. Они скользили между этими монстрами ушедшей индустрии, облетая их по спирали, ныряя под прогнившие мостки.

— Пав! — крикнул Виктор, его голос стал отчётливее на меньшей скорости, но всё равно напряжённым. — Источник Молчания! Осмир дал задание до всей этой катавасии с тенями!

Павлин резко развернулся вокруг очередной трубы, его платформа накренилась почти вертикально, он едва не задел торчащую арматуру.

— И? — он выровнялся, летя спиной вперёд и глядя на Виктора. — Ты думаешь, совпадение? Осмир говорил о «Забытых»... Это же те, кого Тени забрали!

— Именно! — Виктор прибавил газу, догнал Павлина, летя рядом. — Связь очевидна! Источник — ключ ко всему этому! Найти его — значит понять Теней, понять Осмира, доказать, что мы не приманивали их тем амулетом!

Он махнул рукой в сторону темнеющих на горизонте очертаний Старых Мельниц, где, как они подозревали, могли скрываться входы в самые глубокие тоннели.

Павлин молча сжал кулаки на рукоятках управления по бокам своей платформы. Затем резко рванул вперёд. Его доска взмыла вверх над трубами, как выпущенная стрела.

— Но где его искать?! — его крик донёсся сверху. — Кольцо? — Ноль! Библиотека? — Гарадаев сам сказал, что инфы нет! Учителя? — Громов рычит как медведь, Биос боится слова «тень», твоя мать... ты сам знаешь!

На пике набора высоты он вдруг выполнил мёртвую петлю — чистый, отчаянный выплеск эмоций. Виктор, летевший следом, инстинктивно пригнулся.

— Тихо! Вылетим! — прокричал Виктор, выравниваясь после его рискованного манёвра. — Значит... значит, нужен кто-то вне системы! Контрабандисты или культисты!

Павлин, завершив петлю, завис рядом с Виктором у верхней точки труб. Ветер трепал его волосы, которые больше походили на щупальца кракена. Внезапно на его лице появилась дерзкая, уставшая ухмылка.

— Слабо до Ржавого Моста? — он бросил вызов. — Наперегонки! Победитель решает, к кому идти первым!

Не дожидаясь ответа, он рванул вперёд, его доска оставила в вечернем воздухе лёгкий голубоватый след.

— Да ты шутишь! — крикнул Виктор ему вслед, но тут же пригнулся и вжал в полную рукоятки газа. Его доска взвыла, устремившись за Павлином. — Ладно! Держись!

Гонка была яростной, но короткой. Павлин летел как сама стихия — используя малейшие потоки воздуха, ныряя в аэродинамические тени зданий, совершая немыслимые по точности виражи. Виктор пытался догнать, кричал предупреждения о внезапных препятствиях, но его доска была менее маневренной, а навыки — скромнее. На последнем прямом участке перед Ржавым Мостом — древней металлической конструкцией, перекинутой через канал с мутной водой — Павлин сделал финальный, отчаянный рывок. Он пронёсся под аркой моста, резко развернулся на месте, используя магический импульс стабилизаторов, и замер в воздухе прямо перед изумлённым Виктором, который только подлетал к месту финиша.

Они зависли друг напротив друга над тёмной водой канала, тяжело дыша. Адреналин ещё бил в виски, заставляя сердца выстукивать быструю дробь. На их лицах появились первые за этот долгий день намёки на что-то, кроме ужаса и ярости, — азарт, усталое, лихорадочное возбуждение.

— Ну что, проигравший? — Павлин вытер рукавом пот со лба, его глаза блестели. — Мой выбор!

Он выдержал паузу, глядя на Виктора, потом решительно кивнул.

— К Марку.

Виктор перевёл дух, кивнул. Его доска слегка покачивалась под ним.

— Прагматично. Культисты... слишком темно и непредсказуемо сейчас. Марк что-то знает или знает, кто знает. И он уже помогал. — Он замолчал, его взгляд стал тяжелее. — Хотя...

— Всегда спрашивает, — Павлин закончил за него фразу. Он оглянулся на закатное небо, окрашивающее Нищур в багровые и свинцовые тона. — Завтра. В школе найдём. Сейчас... сил уже нет.

В его голосе прозвучала внезапная, навалившаяся вся разом усталость, пришедшая на смену адреналину гонки.

Виктор посмотрел вниз, на вечерний, зажигающий огни Нищур. Потом кивнул.

— Завтра.

Он медленно развернул свою платформу в сторону насосной станции. Павлин последовал его примеру. Они полетели обратно не спеша, молча, неся с собой тяжёлую ночь дня, ложное клеймо и единственное твёрдое решение, принятое в вихре скорости над ржавыми трубами.

***

Воздух у теплиц живологии был густым и влажным, пахнущим сырой землёй и озоном от серебряных сетей, что опутали школьные здания, мерцая под хмурым небом. Именно здесь, в заброшенном углу двора, они нашли Марка.

Он прислонился к кирпичной стене, нервно перебирая в пальцах чёрную шестерёнку с трещиной. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто он обдумывал сложный и опасный ход. Он выглядел не просто отстранённым, а глубоко озабоченным.

Виктор подошёл первым, его голос прозвучал тихо, но настойчиво, врезаясь в тяжёлую тишину.

— Марк. Нам нужно поговорить. Срочно.

Марк вздрогнул, словно возвращаясь из далёких мыслей. Он быстро сунул значок в карман, а его взгляд, остекленевший секунду назад, стал собранным и настороженным.

— Да? Что случилось? Опять тени?

Павлин, кивнув в сторону насосной станции, сделал шаг вперёд.

— Спасибо за паутину. Твои... люди? Это помогло.

— Наши, — коротко, без эмоций кивнул Марк. — Стараемся держать свои углы чистыми. Рад, что пригодилось.

Он перевёл взгляд на Виктора, изучающе всматриваясь в его лицо.

— Но ты не за благодарностями пришёл. Вижу по глазам. Что-то стряслось? Или стрясётся?

— Источник Молчания, Марк, — выдохнул Виктор. — Задание от Осмира. Мы уверены — он ключ к этому кошмару. К этим... Шепчущим. Кольцо глухое, библиотека — пустота, учителя молчат или не знают. Гарадаев дал лишь азы.

Он сделал шаг ближе, понизив голос почти до шёпота.

— Ты знаешь Нищур как свои пять пальцев. Знаешь людей. Знаешь проходы. Помоги. Где искать этот Источник?

Марк замер. Его лицо стало каменным, непроницаемым. Он медленно, почти нехотя, вынул значок из кармана и снова принялся крутить его в пальцах, разглядывая трещину, будто в ней был скрыт ответ.

— Источник Молчания... — его голос прозвучал низко и обречённо, придавая словам куда больший вес, чем они ожидали. — Это... не просто точка на карте. Это тайна. Запертая, охраняемая. Даже для тех, кто... знает дороги.

Он упорно смотрел на значок, избегая встречаться с ними глазами.

— Но ты можешь узнать? — не выдержал Павлин. — У тебя же связи! Твои друзья...

— Партнёры, — резко поправил Марк, поднимая голову. Его глаз вспыхнул предостерегающе. — Не друзья. И их интересы... специфичны. Запрос о таком месте — не просто вопрос. Это знак внимания. Не всегда желанного.

Он сжал значок так, что послышался скрежет металла.

— Я... могу спросить. У кого-то, кто... возможно, в курсе. Но это потребует времени. И осторожности. Огромной осторожности. Риск не только для вас.

Виктор почувствовал холодок под лопатками. Он понимал, куда ведёт этот разговор.

— Что ты хочешь взамен, Марк? Мы уже в долгу за станцию.

Марк медленно повернул к ним лицо. В его глазах читалось не холодное корыстолюбие, а тяжёлое, выстраданное решение.

— Станция — это... профилактика. Общая безопасность. Это не в счёт вашего личного долга мне.

Он сделал паузу, тщательно подбирая слова.

— Запрос информации такого уровня... Это моя шея на кону, если что-то пойдёт не так. Мои партнёры не любят лишних вопросов, особенно о местах Силы. Поэтому... цена будет выше.

Он ещё раз взглянул на значок, а затем резко, почти бросая, протянул его Виктору.

— Держите. Это не просто железка. Это маяк. И расписка. Я найду способ узнать про Источник. И когда узнаю... я приду к вам. Однажды я скажу: «Сделайте это». Одно дело. Без вопросов. Без колебаний. Без обсуждений.

Его голос зазвучал твёрдо, как закалённая сталь.

— Цена может быть вашей свободой, вашей репутацией, вашей... чистотой. Возможно, вам придётся переступить черту, которую вы себе рисовали. Вы готовы подписать такую расписку? За информацию, которая может спасти школу... или погубить вас и меня?

Тишина, наступившая после его слов, давила тяжелее, чем вся серебряная паутина Легиона. Павлин смотрел на значок в руке Виктора, как на живую гремучую змею. Виктор чувствовал, как ледяная тяжесть расползается у него в груди. Марк не продавал знание — он продавал доступ к нему через свою опасную сеть контактов, ставя на кон себя, и требовал за это их будущее.

— А если твой... источник... ничего не знает? — спросил Виктор, сжимая в ладони холодный металл.

— Тогда ваш долг аннулируется, — Марк горько усмехнулся. — Вы получите пустоту, а я — проблемы. Но... — он бросил взгляд куда-то за их спины, в сторону дальних корпусов школы, — ...я знаю, где спрашивать.

— И сколько ждать? — тихо спросил Павлин.

Марк пожал плечами, но напряжение в его глазах выдавало, что это не простое дело.

— День? Два? Неделю? Зависит от... доступности источника информации и от того, насколько велика будет плата с их стороны. — Он посмотрел на значок в руке Виктора. — Когда придёт ответ — этот значок... даст знать. Ждите знака. И будьте готовы. К информации... и к моему приходу за оплатой. Не теряйте его.

Последние слова прозвучали особенно мрачно и весомо.

Он резко развернулся, чтобы уйти.

— Марк... — окликнул его Виктор. — Почему ты рискуешь? Спрашивать у таких людей?

Марк обернулся наполовину. Его профиль казался особенно резким на фоне серого, низкого неба.

— Потому что безликой куклой мог стать кто угодно, — прозвучало тихо, почти шёпотом. — Даже... кто-то из наших. Тени не разбирают. А я отвечаю за своих. Или пытаюсь.

Он бросил последний взгляд на значок.

— Ждите знака. И не играйте с огнём, пока ждёте. Вы уже в игре глубже, чем думаете.

С этими словами он быстро зашагал прочь, растворившись в потоке учеников, спешащих на урок. Виктор и Павлин остались стоять у кирпичной стены, сжимая в руке холодный металл значка с трещиной — символ опасного долга, неминуемой расплаты и единственный ключ к тайне, окутанной мраком и тишиной. Они не получили ответа — лишь обещание вопроса и страшный аванс на своё будущее.

Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Роман Темное фэнтези Авторский мир Текст Длиннопост Самиздат
0
95
awww1
CreepyStory

Беги⁠⁠

9 дней назад

«Ваши документы», — потребовали люди в форме.

«Мои документы?» — едва не вырвалось у меня на автомате. Ну да. А чьи же ещё? Паспорт, как всегда, лежал в заднем левом кармане. Нащупал. Взял. Успокоился. Обычная проверка, ничего страшного. Я протянул документы.

«Ожидайте», — звучало как приказ.

Документы забрали, оставив меня наедине с одним сотрудником. Чего он ждал? Что я убегу? Разговаривать мы явно оба не хотели. И что же сказать в такой ситуации: «Как работается?» Глупо выглядеть не хотелось.

Тот посмотрел на меня оценивающе и, вероятно, не увидев ничего подозрительного, вошёл в режим ожидания.

Стоим, рассматриваем воздух. Он великолепен в это время года, слегка морозный. Невидимый в лучах солнечного света, но вполне осязаемый, настраивает на размышления. «Часы, минуты, секунды? Кто мы перед временем? Лишь пыль, пролетающая над вечностью», — пронеслось в голове. Всякая ерунда приходит в голову, когда ты ничего не можешь поделать...

«Всё в порядке, можете идти», — внезапно сказал мне голос старшего, вырвав меня из размышлений.

«Всё в порядке», — повторил я про себя. Можно идти по привычному маршруту домой. Зайти в пару магазинов, купить продуктов. Сесть в автобус и ты почти дома.

«Кто ты? Куда ты идешь? Это не твое. Беги»

Проверка документов, проблемы на работе, прекрасная погода и та девушка, что улыбнулась мне... Всё это стало не важно. Мир стал не моим. Я перестал быть частью. Я стал собой. На мгновенье. На чуть-чуть. Этого хватило.

Я знал, куда иду. Я знал, кто я. Я знал, что эта мысль — моя. Единственная моя мысль за всё время. Люди смотрят подозрительно, как будто читают мои мысли. Понимают, что именно я почувствовал. Хищные взгляды обычных людей под ярким осенним солнцем.

Путь домой прошёл как в тумане. Привычные места, всё те же люди. Магазины на месте. Никто уже не смотрит на меня подозрительно, вообще не обращают внимания. Прикладываю ключ к домофону, дверь открывается, слегка скрипя. Поднимаюсь в лифте, не обращая внимание на панель с этажами, по времени подъёма и звукам я уже знаю, когда он остановится. От моей двери тянет запахом жареной рыбы. «Опять рыба?» — недовольно думаю я, испытывая легкое раздражение. Впрочем, завтра выходные, а я наконец-то дома. Осталось только раздеться и спрятаться за домашними делами.

«Ты сегодня опять задержался?» — слегка недовольный голос жены. — «Всё уже остыло!»

Чужой голос неизвестной мне женщины. Она всё знает про меня, видит насквозь.

«Кто ты? Это не твое. Беги.»

Страх не дал мне до конца развязать шнурки. Я смотрел на неё снизу вверх в полумраке коридора. На то, что было моей женой. Это не она. Её никогда и не было у меня.

«Что-то случилось? Не смотри на меня так! Рассказывай», — её обеспокоенный голос вывел меня из ступора.

«Всё нормально, просто заработался. Спину ещё прихватило...», — не раздумывая ответил я. Странные взгляды, страх, что за мной наблюдают, мысли, которые возникают из ниоткуда.

Просто заработался и устал. Сколько я уже без отдыха? Выдох-вдох. Закрыть глаза и успокоиться. Это ненормально. Всё-таки настал тот случай, когда нужно обратиться к врачу. Завтра с утра, сейчас главное — поесть и поспать.

Как назло, в субботу работала единственная клиника на окраине города. Придётся раскошелиться на такси. Мир стал привычным, вчерашние переживания исчезли словно сон. Может, и не стоит ехать? Впрочем, решение принято, вызываю такси.

Я стою перед входом в клинику, не решаясь войти. Новое здание, огромные окна, начищенные до блеска, отражающие окружающий мир. Прямо храм науки.

«Беги»

Внутри никого нет. Ни одного человека. Так, мне в 315-й кабинет, как было написано в сообщении, видимо, на третьем этаже. Полное отсутствие людей и эхо пустых коридоров немного пугает. Яркий бледный свет не оставляет ни единой тени, всё им залито. Негде спрятаться.

Дверь открылась автоматически прямо перед тем, как я попытался постучать.

«Проходите. Присаживайтесь», — услышал я женский голос, прозвучавший довольно непривычно в этой тишине. Впрочем, я пока её не видел. В кабинете стояло удобное, с виду мягкое кресло, в которое я сел с облегчением.

«Добрый день...», — начал было я.

«На что жалуетесь?» — без церемоний начала врач, выходя из соседней комнаты, отряхивая руки от воды. Села за стол, показывая своим видом, что готова слушать.

«Даже не знаю, с чего начать... Давайте расскажу, что со мной было, а затем попробую сформулировать, на что жалуюсь...», — начал я свой пересказ событий вчерашнего дня.

«...мир как будто не мой...»

«...жена напугала меня, как будто она не человек...»

«...просто проверили документы, но все на меня пялились...»

Говорил я сбивчиво, она внимательно слушала, постоянно кивая головой. И всё время пыталась поправить несуществующие очки.

«Как выглядели люди, которые проверяли ваши документы?» — спросила она в конце рассказа. Странный вопрос.

«Я... не помню», — ответил я к своему изумлению. — «Это важно?»

«Всё с вами, к сожалению, ясно», — с жалостью в голосе сказала молодой врач. — «Повторяйте за мной».

— «6640fad8»

— «6640fad8», — ответил я против своей воли.

— «1364», — её голос звучал уже почти как гипноз.

— «1364», — ответил я не своим голосом. Нет, не надо.

— «4987», — звучало как приговор.

— «4987», — вторил уже не я.

Я не мог двигаться. Закрыть глаза. Перестать слушать.

«Алло, — сказала доктор. — Мне нужна команда техников. Ещё один неисправный».

«Поздно»

Я? Неисправный?

Он лежал в мягком удобном кресле, не дыша и не двигая глазами. С виду страшная картина, на деле — мои рабочие будни. Ненавижу работать по субботам. Второй за сегодня. Первого, находящегося в состоянии дикого ужаса, привели люди. Идеальная система: любой сбой в их работе приводит к психозам, шизофрении, неадекватному поведению. Они сам придут, или неравнодушные граждане приведут. Работает без сбоев.

«Где пациент?» — радостно сказал мне техник. Мне бы его оптимизм.

«В кресле, как и всегда. Где ему ещё быть?» — как можно более спокойно ответила я, поправив очки. — «Я пошла...»

«По регламенту вы должны присутствовать», — с улыбкой и явным удовольствием сказал техник. Непонятно, он наслаждается своей работой, просто дурак или любит мучить людей вроде меня?

«Хорошо. Давай только побыстрее.»

Мне не нравилось за этим наблюдать. Людей от подобных проблем можно вылечить или исправить. Их — только в утиль, дешевле воссоздать нового, удалив фрагменты ненужных воспоминаний. Неважно, для чего их создавали. Работодатель, который не хотел платить компенсацию за смерть сотрудника. Родственники, скрывшие факт смерти человека. Супруг, который не может оправиться от потери. Всё это лишь копии. Не люди. Но мне всё равно неприятно наблюдать за этим.

«Подпишите здесь, здесь и вот здесь».

Ещё одного убили. Пора домой.

Смена наконец закончилась. Люди со своими проблемами, машины со своими сбоями. Хватит думать. Работу нужно оставлять на работе. Скорее к машине, включить автопилот, отключить свои мысли. Отдохнуть. Почувствовать себя человеком после горячего душа. Заказать вкусной еды. Завтра можно отдохнуть.

Машина стояла на привычном месте, полминуты — и я уезжаю. Сделать документы дочке, не забыть. Зачем ей документы, ей ведь 6 лет?

«Ваши документы», — послышалось сзади.

«Беги»

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Проза Судьба Тайны Авторский мир Нуар Фантастика Фантастический рассказ Текст Длиннопост
12
9
user11271199
user11271199
Книжная лига
Серия цитаты

Бэздэз⁠⁠

9 дней назад
Печальник

Печальник

Главы книги https://author.today/reader/151994/1241589

У печальника особый рыкарский дар — своим голосом он может навести на врага морок, как сон пройти сквозь дозоры, разведать обстановку, добыть языка. Так запоёт печаль свою песню и катит ее перед собой через лес, через поле, через ночную реку, к вражеским порядкам. Вот ночь, часа три, спряталась за тучи луна, стоит вражеский дозор — четверо Соло на опушке леса не спят, не ленятся, как всегда внимательны и собраны, будто бы и не люди — мышь мимо них не проскочит. Вдруг на глаза их сходит задумчивость, память вспять идет, как будто бы слышится песня из прошлого, и на сердце ложится тоска. Вот уже один Соло позабыл свой дозор, опустил глаза, внутрь себя смотрит, носки ботинок разглядывает, о чём-то своём думает, вдруг раз, и ботинки у самого носа, дышать больно и нечем, и кровь под щеку натекает. А это подошёл печаль со своей песней к самому посту, зачаровал бойцов, троим снял головы острым мечом, а четвертому накинул  на шею аркан и увел за собой.

Тяжело петь эту песню, самому нужно держать много печали на сердце, нужно уметь не потерять тонкой голубой нити. Отвлечешься, и будто проснешься посреди дурного сна, тогда слетит вся невидимость с печальника, с врагов морок спадет, а сил уже мало останется, так мало, что уже не спастись. После таких походов печаль всё больше спит, и на привале, и в седле, и в лагере. В атаки они не ходят, хотя боевым рыком не обделены, но они должны беречь себя от веселой рыкарской ярости и хранить на сердце холодную грусть.

Показать полностью 1
[моё] Городское фэнтези Самиздат Отрывок из книги Лор вселенной Роман Магический реализм Авторский мир Фэнтези Еще пишется Русская фантастика
0
2
user11271199
user11271199
Авторские истории
Серия Бэздэз

Бэздэз⁠⁠

9 дней назад

Глава 3.2

Царь Ставрии Клим XXVI по прозвищу Царь-Колесо видел избиение, сожжение и гибель ройского флота с палубы удирающей в Ставроссу собственной яхты. Он хотел показать сыну, своему единственному наследнику грозную славу их варваросской силы, а теперь закрывал ладонью его мокрые от слез глаза и между пальцев жгло от его детского горького взгляда на позор и ужас панцарства.

Спустя несколько часов царь сидел у дальней стены Зелёного зала своего дворца и устало смотрел на плотную, неподвижную толпу столичных генералов и маршалов. Они стояли над картами, как над операционным столом с пациентом, который только что умер и унёс собой какую-то важную для всех тайну. Тихо, слышно только, как тлеют папиросы и тикают хором сверенные часы командиров.

Флот потерян, все шесть линкоров, двадцать два миноносца и сорок один корабль поддержки — погибли. Только несколько быстроходных катеров спаслись на мелководье Детского Моря. Остальной флот вместе с экипажами, а также бастионы Церрерских островов со своими гарнизонами, а также без счёта морских зевак были сожжены и погибли в коротком бою, длившемся двадцать семь минут.

После Погрома, как позже прозвали то избиение в Устье Дунавы, Соло разделились — один из пяти саркофагов, часть малых боевых и транспортных судов пошли на Понурту. Там Соло, не получив никакого урона, сожгли береговые батареи, без труда подавили рассеянное сопротивление, выжгли начисто несколько кварталов вокруг порта и беспрепятственно начали проводить высадку значительных сил пехоты, артиллерии, бронемашин и припасов.

Основная часть армады двинулась на Ставроссу. Единственным препятствием перед выходом на большую дунавскую воду были старинные бастионы бывшей столицы. Впрочем, как стало ясно, для Соло это никакое не препятствие. Самые современные и куда более мощные укрепления и батареи показали вчера свою несостоятельность перед противником. Оказалось, что у Варвароссы просто нет средств, способных поразить вражеские саркофаги. А значит, утром Соло минуют Узкую глотку и выйдут на большую воду Дунавы.

Для Варвароссы Дунава — не просто река, это как хребет для животного, в нём и опора, и кровь, и нервы. На дунавских берегах и притоках стоят все главные и богатейшие города империи. Если, а точнее, когда армада выйдет на простор главного русла, то будет подниматься вверх по течению и сжигать по пути все города, разрушит семь великих мостов, уничтожит Василиссу.

Придётся снимать войска Великого Простора, но тогда степные цари и горные королевы соберутся и нанесут удар с запада. И без того два последних года на Просторе неспокойно, появился новый вождь. Он подчинил себе народы северных притоков, равенских долин и захватил ключевую крепость Победим на притоке Покой. Великий Простор одолеет засечные линии или прорвёт степные валы, ордам захватчиков откроются незащищённые внутренние земли, что тогда спасёт Варвароссу? Тогда она погибнет так же, как её флот, только мучительнее и медленнее.

Генералы молчали. 6:30 утра. После Погрома армада снова двигалась медленно, будто переводя дух. Таким ходом в начале девятого часа она подойдёт к Ставроссе. Проходя мимо городов Малев и Муранга, Соло походя сожгли их. Жителей даже не успели эвакуировать. По всей видимости, в этих городах и Понурте погибли тысячи людей.

Известия о потере флота и гибели трёх городов вызвали панику в Ставроссе, жители бежали из города. Армия, подчиняясь растерянным приказам, занимала позиции по берегам, в восточных кварталах и бастионах, чтобы помешать возможной высадке десанта. Генералы спорили — одни говорили, что нужно отводить войска, чтобы уберечь их от бессмысленного истребления, другие отвечали, что не годится оставить славную столицу Ставрии без боя. Так или иначе, к утру, с приказами или без, большая часть сил всё же была отведена из города.

К утру Ставроса опустела и затихла. Солнце поднималось всё выше, вот уже и девятый час. Должны уже вовсю звенеть трамваи, сновать машины, из открытых окон петь приёмники; школьники, чиновники, торговцы, служащие, военные должны шагать по своим делам в прогулочном темпе небольшого старинного города. Вместо этого — тишина и безлюдье, как будто в пять утра. Ставрийского царя эта картина приводила в отчаяние, к горлу подступала обжигающая пустота. Отсюда, с верхнего крыла крепости, город и Ставрийский Рукав как на ладони. Ещё позавчера был такой праздник, прекрасные корабли уходили за победой… но вместо победы — дурной сон. На Ставросу ползёт легко одолевшая их флот чёрная армада. Вон они — гробы проклятые. Армада уже хорошо видна, перемахов пять до них — ползут, не торопятся.

Уже под утро после всех совещаний генералы убрались из дворца, забрав свои беспомощные карты и оставив забитые пепельницы, — да, Зелёный зал помнил и более славные вечера. Царь получил приказ отвести свою гвардию и взорвать орудия. Звучит серьёзно и драматично. Только вся его гвардия — это 28 отборных молодцов, отобранных по росту и приятной наружности. Мундиры цвета бирюзы, фуражки с золочёными кокардами, ленты длиною ниже колен и ослепительно чёрные сапоги с голенищами выше колен. Встречи, приёмы, сопровождения, парады, скрип портупей, рёв приветствий молодыми тенорами — вот что такое его гвардия.

Ещё его гвардия — это четыре часовые пушки, стреляющие дважды в день, в девять утра и в девять вечера. Их-то и нужно взорвать. Какая глупость. И ещё для усиления в распоряжении царя Драконобоица — звезда туристических открыток. Её тоже надо взорвать?

И крепость Ставрос уже давно забыла про свою давно минувшую геройскую молодость — последние лет сто это музей. Теперь на стенах крепости экскурсии и сувенирные лавки, а в казематах, помнящих признания и вопли испытуемых врагов берёзовой короны, детская комната с привидениями и музей восковых фигур.

Сам ставрийский царь был под стать и своей крепости, и своей гвардии — он был холен, наряден, высок, тучен и совершенно не воинственен. Все его предки — череда отчаянных рыкарских рубак в золочёных картинных рамах. Даже отец его — Ставр XXXVI, правивший в спокойное время, только что спал без мундира и характером был как обыкновенный роевой рыкарь — грубоватый, взрывной и чувствительный. Всю молодость свою он провёл на Великом Просторе, зрелость — на парадах и манёврах, а смерть настигла его в 35 лет — на очередных учениях его задавил броневик.

А вот наследник получился совсем гражданским человеком, сроду царевич не носил мундиров, только самые дорогие и удобные вещи свободного покроя. Балы, карнавалы, рулетка, карты, лучшие виды горючих вод, опера, еда, скачки, собаки, голуби, лошади и женщины — вот усечённый круг его обыденных увлечений. Обычно народ не жалует таких правителей, но этого добродушного балагура украшали удачливость и щедрость.

Любое затеянное им предприятие, даже самое, на первый взгляд, бестолковое — вроде строительства самого высокого в мире колеса обозрения, или разведения в затопленных областях долгого риса, или возрождение древних богатырских игр, со скачками и гвардейским многоборьем, — все, что могло скорее привести к убыткам и надрыву сил этого не самого богатого царства, приводило к большому успеху и выгоде. Игры привлекали народ со всей империи, долгий рис давал богатые урожаи, а весной цвёл солнечно-розовым цветом, и на всё это хорошо было глядеть с самого высокого в мире колеса обозрения.

Любимым же детищем Царя-колеса была церковь Трояна-Оправдателя, вон она парит на невысокой скале. Ещё в строительных лесах, ещё без куполов, в лёгкой резьбе, как в прозрачной одежде на белое тело. Внутри ещё до вчерашнего вечера расписывал стены его любимый художник Воробьев-Ангел. Снаружи церковь была как невеста, а внутри — темна, как баня по черному. Недописанные фрески со святыми матронами, апостолами бесстрашия и ястребиными ангелами глядели со стен удивительными тёмными ликами, написанными как будто сорок тысяч лет назад, хотя их краски ещё даже не высохли. Как же крепко получалось каяться под их взорами. А царь, к стыду своему, любил каяться.

Вместе с Воробьевым они задумывали ещё одну церковь. Она, наоборот, должна была быть снаружи чёрной, похожей на терем злой ведьмы, но внутри быть белой и расписанной самыми светлыми образами голубиных ангелов и василисковых невест. Там бы проводили венчания и отпевания добрых людей. Прекрасные, прекрасные планы, и неужели им не судьба сбыться из-за дурацкой войны?

Сегодня царь, конечно, не спал. Эвакуация, паника, бесполезный военный совет, бестолковый собачий ужин на ходу — всё это было тяжело его толстому порывистому телу и лёгкой голове. Перед тем как поехать из дворца в крепость, он забылся на несколько минут, и в полусне его будто распяло, он очнулся с острой болью в груди и тупым осознанием, что всё кончено. Наступает что-то жестокое, злое и необратимое, как тяжёлые увечья, как Звероворот. Счастливая невеста задела стол, золотое яйцо покатилось и вот-вот упадёт. Теперь всё изменится, всё станет намного хуже, и зачем тогда он, со всей своей страстью к бесполезной красоте и неполезному веселью?

Он показался себе таким ненужным. Как не нужен на свадьбе человек, убитый горем, как не нужен на похоронах человек, у которого большая радость, так и он не нужен в этом наступающем злом времени. Но такое осознание вызвало в нём не хандру и не бессилие, чего можно было бы ожидать от человека с таким мягким лицом, большими глазами и длинными ресницами — напротив, в нём вдруг заклокотала его жидкая рыкарская кровь и ярость закурлыкала в пухлом зобу.

То есть что это значит — взорвать, отступить и оставить свой город врагу? Нет. Он не будет бесполезен, он останется здесь, на верхнем крыле крепости. Сегодня он будет командовать “Огонь!”, пока его не разорвёт. У него есть наследник, царевич весь в деда, пусть он знает, что его отец не балагур, не колесо, не большое, толстое пятно в родовой галерее героев, а тоже герой, не хуже других. От этой идеи он очнулся, как от удара током. Еще вечером он отправил семью и двор из Ставроссы, а сам после военного совета должен был принять последний часовой залп в крепости, в девять утра, и сразу же после этого убраться к дьяволу вместе со своей гвардией. Но вместо этого он решил поступить несколько иначе…

Царь-Колесо примчался в крепость, забрался по пяти крутым лестницам на самый верх и, страдая от боли в натёртых ляжках, задыхаясь от волнения, срывающимся голосом проорал своим гвардейцам, что никуда он отсюда не уйдёт. И если с ним не останется хотя бы трое смелых, то он сам будет заряжать и стрелять по врагу, покуда его не разорвёт.

Капитан его гвардии, самый породистый красавец из всех, с завитыми пшеничными усами, так же, как и его царь, совсем не был похож на человека, готового скоро умереть, но от прозвучавшей, в общем-то, истерической речи он тоже пришёл в большое волнение и сумбурно и несколько многословно сообщил строю отборных красавцев, что если кому из них недостаёт примера царя для того, чтобы остаться, то он остаётся тоже. Несколько человек в строю помялась, но никому не хватило смелости уйти. Красивые всегда смелы.

Теперь царь боялся только одного: что подведут его нежные нервы, тренированные только азартом. Он криво улыбнулся, вспоминая, как жена, которой он больше не увидит, напоследок сухо поцеловала его и сказала, что повар поедет с ними в машине, так что, что бы там ни было, на обед у него будут яваньские рёбра под калиновым соусом. Хорошо же она о нём думает. Царь хохотнул. То-то будет у неё лицо, когда она узнает, что к обеду он сам зажарился, как яваньские рёбра. Через секунду он вспомнил макушку сына под своей ладонью и густо закашлял, чтобы не разрыдаться.

Уже второй раз за утро к нему подбежал Горянов — смотритель музея-крепости. Он снова затарахтел про то, что нужно приготовить Драконобоицу к выстрелу, мол, всё равно взрывать. Царь был удивлен, это же глупость какая-то, Драконоборца — это памятник, ей 400 лет, она в жизни не стреляла. Подошел капитан гвардии и сказал, что пушку разорвёт, если она стрельнет.

— Нет, не разорвёт, — крикнул смотритель. После чего они сцепились в споре. Царь оборвал их.

— Тихо!

Он сказал, что не нужно её трогать. Когда-нибудь город вернут, и, возможно, Драконобоица будет цела, и тогда она ещё порадует предков. Потомков. Позади него стоял открыточный киоск, каждая вторая открытка с Драконобоицей, самые дешёвые — по копейке, большие тиснёные — по две кроны. Царю не понравилась эта идея ещё и потому, что он и сам парадная фигура, его армия — это набор солдатиков-манекенщиков, артиллерия — часовые пушки, не хватало ещё погибнуть, сражаясь исторической достопримечательностью. Достаточно того, что его прижизненное прозвище — Царь-Колесо, так ещё прилипнет какое-нибудь обидное последнее имя — он стал сам перебирать в голове подходящие варианты: кукольный царь, щелкунчик…

С другой стороны, если подумать — попробовать стрельнуть из Драконоборцы по-своему красиво. Главное, что он не сбежал, никто не посмеет смеяться над ним. Да, потешная гвардия, да, музейная пушка, но настоящая-то армия ушла из города, а он нет…

Святые Духи, вот уже совсем близко армада. Царь чувствовал себя пугалом, набитым соломой, все внутри кололось, ноги держали слабо, в голове всё путалось — какие-то минуты, кажется, остается жить, а директор музея всё не отстаёт — ну хоть трёх бойцов ему, хоть двух, одному ему не справиться с подъёмным краном для заряжания. И всё просит, просит, и уж такой он маленький и невзрачный. Царь не любил находиться рядом с маленькими и некрасивыми людьми, ему было их сильно жалко, казалось, он ненароком обижает их своей царственной величественностью. Ему было уютно в окружении людей больших, красивых, ну или хотя бы очень талантливых. Царь капризно замахал рукой, чтобы от него отстали.

Тем временем первый саркофаг уже, как яд, вошёл в Узкую Глотку, за ним ещё три горбатых великанских палача и процессия броненосцев следом. Здесь на левом берегу начинались предместья Ставроссы. У царя не укладывалось в голове, что он наяву видит вражеские корабли на фоне этого до невидимости знакомого вида. Жестяные и черепичные крыши, телеграфные столбы, тополя, зернохранилище, его любимая церковь, старинный речной порт, и мимо них по-настоящему, не во сне, ползут эти твари, как надутые клещи, полные огня и мучительной смерти. Они всё ближе и ближе.

Начальник стражи здорово разошёлся и командовал часовой батареей, наводя орудия на головной саркофаг. Это что, все всерьез? Интересно, а если сейчас предложить всем убраться отсюда, то они успеют спастись и не погибнуть с минутки на минутку? Его красавцы-гвардейцы тоже мялись у пушек. Бедные мальчики хотят жить. Один только капитан стоит, как памятник. Дурак. Но что же делать? До чего же жуткие и мерзкие эти саркофаги. Сейчас без одной минуты девять, через минуту они выстрелят, и он прикажет всем бежать. Это же будет достаточным подвигом? Или, может быть, не обязательно стрелять, кажется, это вполне бесполезно.

Не успел царь уверится в своих трусливых намерениях, как первый саркофаг вдруг безо всякой причины дал залп из термитной мортиры. Небрежно, необязательно, походя, и вдруг любимая церковь царя, белая красавица, вспыхнула целиком с ног до головы, будто её окатили горящим мазутом.

Царь слабо вскрикнул и затих. Секунду он молчал, а потом, потеряв всякое самообладание, стал орать, орать, хрипеть, брызжа слюной и огромными слезами. Он самыми страшными проклятиями и грязными угрозами осыпал саркофаги, требовал немедленно открыть огонь, продырявить эти вонючие гробы и пустить их на дно.

Часовые пушки навострили свои комариные жальца на громадных чудищ и с курантной точностью дали залп. Пух, пух, пух-пух. Это привело лишь к тому, что первый саркофаг издал недовольное великанское бурчание и поворотил на крепость свою низколобую носовую башню.

Залп. Гудение. Шар огня закрыл от царя горячим, жёлтым пятном всю левую сторону мира и досыта напоил его кислым жаром. Царь захлебнулся.

Ещё выстрел. И каменные плиты крепости дрогнули у него под ногами, тяжёлая твёрдая сила грубо подняла его, царь почувствовал, что летит, как что-то хрустит за его спиной, разлетается в щепки и вихри видовых открыток, потом удар, тепло в затылке и приятное чувство, как будто он ломоть правильно приготовленного вишнёвого пирога, из которого на фарфор тарелки вытекает драгоценная рубиновая начинка.

Царь очнулся от удушливой пороховой гари и кашля, бережно ощупал тело, ожидая вляпаться дрожащими пальцами в кровь или плоть, но всё было сухо и будто бы цело. Только ощупав затылок, он почувствовал что-то липкое, к тому же он, кажется, ничего не слышал.

— Эй! — крикнул он и не услышал себя. Сглотнул, рыкнул, в ушах что-то стрельнуло, как будто окошко в голове приоткрылась, послышались глухие крики.

Царю в его несчастной, разбитой голове нарисовалась картина с растерзанными и обгоревшими гвардейцами, которых он погубил ради собственной глупой гордости. Ничего, ещё секунда, ещё один выстрел, всё зальётся жаром, и он, немножко покорчившись, отдаст богу душу. Сейчас, вот-вот. Но ничего не происходило, только крики становились громче, к ним присоединялись новые вопли. Вместе с рёвом саркофага они склеивались в гнетущий сумасшедший вой, а потом в какой-то человеческий лай. Но какого дьявола там творится? Сумасшедший дом! Царь раздражённо заворочался, как жук на спине, кое-как поднялся на карачки, подполз к парапету и выглянул через край.

Внизу на батарейном плече несколько гвардейцев лежали раненые, остальные орали и прыгали, как дикие обезьяны. Впереди, поперек Узкой Глотки, стоял первый саркофаг, ближний к удивлённому зрителю. Бок его был разворочен, за раскуроченной броней полыхало пламя, густой, как резина, дым чёрным уродом выбирался наружу. То там, то здесь на верхней палубе шипящие столбы пламени выбивали люки и куски обшивки и запускали их высоко-высоко в синее небо.

Что-то чудовищное творилось внутри, в проклятом корабле. Он весь гудел и трясся, будто живой, подыхающий зверь, в брюхо которому выстрелили зажигательной ракетой. “Драконабоица!” — крикнуло сердце. Царь повернулся, ожидая увидеть пушку разрушенной, но орудие было цело. От выстрела с неё только слетела вся накладная резьба, её осколками убило директора музея, но даже мёртвый он замер в ликующей позе.

В корму первому саркофагу шёл второй, с исполинским стоном он сбрасывал ход и отворачивал, стараясь избежать столкновения. Со скрежетом бортов он прошел мимо своего горящего товарища, вылез за пунктир серебристых буёв на фарватере и с тяжёлым резким ударом сел на мель.

Первый саркофаг горел огнём своих зажигательных зарядов, как гигантская фосфорная свеча, и не мог не поделиться своим теплом с товарищем. Его шипящее пламя перекинулось на второй саркофаг, и скоро оба полыхали одним синеватым огнём.

Жар доходил до царя мягким теплом и нежным ароматом горящего неприятеля. От этого зрелища невозможно было оторвать глаз, хотелось сесть тут же, в своё любимое кресло, греть пальцы на вытянутых руках и смотреть, смотреть. На верхней палубе и в бортах второго саркофага тоже выбило люки, из них вырвался дым, пар, и что-то, похожее на далёкий ликующий хохот.

— Жарко вам? Жарко? — заорал царь.

На воду стали сыпаться матросы в жёлтых комбинезонах, из кормовых отсеков спускались катера и шлюпки.

— Бей их!!! — орал царь, потрясая кулаками и жирным зобом. Тут-то часовые пушки оказались не бесполезны, их заряжали картечью и лупили по катерам и шлюпкам, разнося в щепки.

— Стоять, никто отсюда не уйдёт! Бей, бей! — орал царь, держась двумя руками за сердце.

Никогда и никто из тех, кто принимал участие в этом избиении, уже не был так счастлив, как в те минуты. Никто из них никогда в жизни больше не занимался таким хорошим, приятным и справедливым делом.

Тот день остался в истории под именем Гроболом. Драконоборца сделала ещё два выстрела. Добила второй саркофаг и не попала по третьему. Соло вовремя оценили обстановку, и два уцелевших саркофага смогли отступить. Вечером того же дня остатки вражеской армады вышли из Ставрийского Рукава и взяли курс на Понурту.

Главы книги https://author.today/reader/151994/1241589

царь Колесо

царь Колесо

Показать полностью 8
[моё] Городское фэнтези Самиздат Роман Длиннопост Лор вселенной Авторский мир Арт Фэнтези Волшебные существа Магический реализм
0
KiteketT
KiteketT
Авторские истории

Глава 7. Библиотека⁠⁠

9 дней назад

Троица кралась по ночной библиотеке, пробираясь к Запретному отделу. Тени от их палочек плясали по корешкам древних фолиантов, будто предупреждая об опасности. Воздух был густым и неподвижным, пахнущим старым пергаментом и чем-то еще — озоном и тревогой.

Кейт шла, сжимая в кармане амулет. С каждым шагом голос в ее голове звучал все настойчивее.

«Влево... мимо стеллажа с астрономией... там потайная дверь за гобеленом с единорогами...» — шептал Кассиус, и его слова отдавались в висках болезненным эхом.

Когда Скорпиус сложным заклинанием вскрыл замок, из-за двери пахнуло волной пыли и древней магии. Пока Эмми искала нужный фолиант, Кейт прислонилась к стеллажу. Где-то в глубине зала слышалось мерцающее дыхание магических артефактов, хранящихся под стеклом.

«...Круратус... Игнис Интернус... Витаэ Абсинтиум...» — голос перечислял странные заклинания. От каждого слова у Кейт кружилась голова, и ей хотелось скорее убраться из этого места.

— Нашла! — Эмми вытащила толстый том в черной обложке. — «Обряды разрыва ментальных связей».

В этот момент из коридора донеслись тяжелые шаги. Сердце Кейт замерло.

— Дирд! — прошипел Скорпиус. — Бежим!

Эмми, не раздумывая, вырвала из книги страницу со сложной схемой. Они бросились к выходу, едва не столкнувшись с завхозом в соседнем коридоре.

*****

В гостиной Гриффиндора они уселись на мягком ковре перед камином. Эмми разложила вырванный лист, ее пальцы тревожно скользили по магическим схемам.

— Заклинание требует одновременного воздействия на все артефакты, — пробормотала она. — Но согласно схеме, разрыв связи может оставить... пустоту в сознании. Без артефактов психика может не выдержать разрыва с тем, что стало частью ее самой.

Внезапно Кейт вздрогнула и зажмурилась. Перед глазами проплыли видения — «Кассиус в комнате без окон, темная энергия, вырывающаяся из его рук, бездыханный студент на полу.«

— Нет... — прошептала она, чувствуя, как комната плывет. Привкус крови во рту был таким реальным, что вызвал тошноту. Но хуже было другое — странное, пьянящее чувство власти, которое она ощутила в тот миг вместе с Кассиусом. — Он... он наслаждался этим. И я... я почувствовала...

— Снова? — Скорпиус пристально посмотрел на нее. Его пальцы сжали край мантии. Он не мог допустить, чтобы Кейт повторила судьбу его дяди, сошедшего с ума от темного артефакта. — Ты сказала, что голос перестал с тобой говорить. Но он показывает тебе это, не так ли?

Кейт молчала, глядя в пол, все еще ощущая эхо той ужасной силы.

Скорпиус встал и прошелся перед камином.

— Нам нужно уничтожить оба артефакта. Камень и зеркало. — Он остановился, глядя на бледное лицо Кейт. — Но мы сделаем это без жертв. Я найду способ. Обещаю. Библиотека Малфоев хранит не только темные секреты, но и способы защиты от них.

Эмми покачала головой:

— Магия требует баланса. Мы не можем просто забрать одну силу, не предложив ничего взамен.

В этот момент огонь в камине выбросил сноп искр, и на мгновение тень Скорпиуса на стене показалась огромной и древней, словно призрак всех Малфоев, наблюдающих за их решением.

Кейт молча кивнула, но ее пальцы сжали угол стола. Скорпиус заметил это и невольно протянул руку, но остановился, сжав ладонь в кулак. Путь был выбран, но цена еще не была назначена.

*****

Кейт ушла, шатаясь от усталости и пережитых видений, оставив Скорпиуса и Эмми наедине в гостиной Гриффиндора. Огонь в камине уже догорал, отбрасывая длинные, пляшущие тени.

— Я прокрадусь домой на выходных, — тихо сказал Скорпиус, не отрывая взгляда от огня. — В нашей библиотеке есть раздел, куда даже отец заглядывает редко. Там могут быть ответы.

Эмми изучала его с необычным для нее любопытством.

— Вопрос не в том, сможешь ли ты найти информацию, Малфой. Вопрос — почему ты это делаешь? Почему помогаешь ей? И... мне?

Скорпиус повернулся к ней, его лицо было серьезным.

— Все ждут, что я буду соответствовать ожиданиям Малфоев. Холодный, расчетливый, ставящий семью выше всего. — Он горько усмехнулся. — Но я другой. И Кейт... она другая. Она как младшая сестра, которая слишком рано столкнулась с настоящим миром. Та, кого нужно защищать, даже если она сама об этом не просит.

Эмми подняла бровь, в ее глазах мелькнула редкая для нее игривость.

— Младшая сестра? — она слегка наклонила голову. — Интересная аналогия. Хотя мои наблюдения показывают, что твое поведение выходит за рамки братской заботы. Возможно, это что-то... большее?

Скорпиус замер, его уши покраснели. Он открыл рот, чтобы возразить, но затем неожиданно сдался.

— Ладно, возможно, ты права. Но сейчас это не важно. Важно то, что впервые я чувствую что-то настоящее, а не играю по навязанным правилам. И это стоит того, чтобы рискнуть.

Он встал, отряхивая мантию.

— Так что да, я помогу. Потому что хочу. А не потому что должен.

Эмми смотрела ему вслед, когда он уходил. На ее лице появилась легкая, едва заметная улыбка.

*****

Вскоре  и она  удалилась в свою когтевранскую башню, оставив Скорпиуса наедине с догорающим камином в гостиной Гриффиндора. Он опустился в кресло, и тишина комнаты оглушила его.

Пламя выбросило сноп искр, и в его свете перед мысленным взором Скорпиуса пронеслись воспоминания.

«Кровь — это всё, что у нас есть, Скорпиус. Всё, что отличает нас от них». Холодный голос деда, Люциуса Малфоя, звучал так же ясно, как если бы он стоял здесь. «Не опозорь наше имя».

А потом — голос отца, Драко, тихий, но твердый: «Быть чистым по крови — не значит быть жестоким по натуре, сын. Мир изменился».

Две правды. Две версии наследия, которые он нес в себе с детства.

И тогда, как вспышка, перед ним возникла она. Первая встреча в «Оливанде». Рыжие волосы, яркие, как пламя, которые невозможно было забыть. Девочка-маглорожденка, случайно испортившая его книгу заклинанием, о котором даже не подозревала. Он тогда покраснел от ярости и унижения, но сейчас, спустя годы, понимал — уже тогда она зацепила его. Чем-то неуловимым, каким-то внутренним огнем, которого ему так не хватало.

Потом — бесконечные стычки на протяжении четырех курсов. Ее колкости и его насмешки. То, как она никогда не отступала, даже когда вся школа смотрела на нее свысока. То, как она сражалась за свое место в этом мире с упрямством, достойным настоящего Слизеринца. Или Гриффиндорца? С ней всё было сложно. Как и с ним самим.

Он провел рукой по лицу. Дедушка был бы в ярости. Отец... он не был уверен. Но глядя на угасающие угли в камине, Скорпиус понял, что впервые его собственный выбор, а не голос предков, диктовал ему, что делать дальше. И этот выбор был — помочь ей.

Глава 7. Библиотека
Показать полностью 1
[моё] Мистика Авторский рассказ Рассказ Роман Гарри Поттер Хогвартс Авторский мир Тайны Фантастический рассказ Длиннопост
0
23
SGiPS
SGiPS
Секретный гараж А.Ткаченко
Серия Истории, которых не было

Ракета Света. Рассказ Константина Костина по иллюстрациям Андрея Ткаченко. Часть 1⁠⁠

9 дней назад

UPD:

Читать вторую часть

Читать финал

Ракета Света. Рассказ Константина Костина по иллюстрациям Андрея Ткаченко. Часть 1

Воздух в гараже кооператива «Красный Октябрь» был густым и слоистым, как пирог. Нижний, самый устойчивый пласт — едкий, въедливый дух машинного масла, пропитавший каждый кирпич. Посередине — сладковатый, тревожный запах бензина. А сверху — вездесущая марсианская пыль, мелкая, как тальк, и ржаво-красная, оседающая на все и вся, будто пытаясь закрасить память о синем небе далекой Земли. Пыль покрывала ровным слоем запасные части на полках, ящики с инструментами, старую, пожелтевшую лампу дневного света и выцветший плакат, на котором улыбающийся космонавт показывал большой палец, подписанный слоганом: «Мир! Труд! Марс!».

В луче света, что пробивался из-под роллеты, парили мириады пылинок. Девушка, копошившаяся под капотом «Волги», резко дернула ключом. Сорвавшаяся гайка звякнула, покатившись по бетону в темный угол.

— Опять! — вырвалось у нее сдавленным шепотом — Сколько можно-то!

Она выпрямилась, смахивая тыльной стороной ладони пот со лба. На коже остался черный мазок, подчеркнувший россыпь веснушек. Короткие, выгоревшие на марсианском солнце волосы торчали взъерошенными прядями, а в голубых глазах, цвета того самого земного неба, стояла упрямая решимость, сейчас подернутая пленкой усталости.

Сквозь приоткрытую форточку доносились звуки Марсодольска. Света, не отрывая взгляда от карбюратора, автоматически идентифицировала их: снаружи с характерным сиплым перегаром протарахтел автобус ЗИЛ-158, а следом, с едва слышным гулом, просквозила правительственная «Чайка-Электрон».

Будущее, о котором когда-то мечтали фантасты, наступило. Но здесь и сейчас, в 1975 году на Марсе, это будущее насквозь пропахло соляркой и щами из концентратов.

Взгляд Светы наткнулся на стену. На нем — мужчина в шлеме с безбашенной улыбкой за рулем салатовой «Волги». И рядом — вырезка из «Марсианской правды»: та же машина, разбитая в хлам. «Трагедия на Кольце Прогресса: погиб выдающийся гонщик Виктор Лаптев.»

Девушка закрыла глаза, и воспоминания накрыли с головой. Не крик, не грохот — отец никогда не кричал. Его спокойный голос в наушниках сквозь помехи:

— Все, Ракета, на прямой Гл'арр меня берет. Попробую отыграть на подкове…

А потом — оглушительная тишина. И темно-зеленый шутинг-брейк ЗИЛ-111, который даже не притормозил, когда ГАЗ-24 Лаптева вылетел с трассы.

Комок подкатил к горлу. На мгновение она опустила голову на прохладный металл крыла, чувствуя, как дрожь бессилия подступает к пальцам. Но тут же, с силой выдохнув, снова сжала в руке ключ. Она снова открыла глаза, глядя на остов «Волги». Не памятник, нет. А молчаливого сообщника, свидетеля той трагедии. И ее единственную надежду на месть.

— Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!

Слова отца всплыли в памяти, словно сквозь шум ветра. Девушка снова почувствовала тот восторг и ужас, когда восьмилетней девочкой впервые неслась по марсианской равнине в салатовой «Волге», сидя справа от отца. Он разогнался так, что купол Марсодольска поплыл за стеклом мутным пятном, а маленькая Света вцепилась в трубу каркаса безопасности и завизжала. Он рассмеялся тогда, убавил газ и потрепал ее по коротко стриженной голове:

— Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!

Фраза отца вспыхнула в сознании с такой ясностью, будто он прошептал ее на ухо. Девушка даже невольно обернулась — в гараже стояла лишь гулкая тишина, нарушаемая размеренными щелчками стрелок часов «Слава».

Отец всегда назвал дочь только так — «Ракета». Сначала, в детстве, это была игра. Потом — тайный пароль их мира. Мира скорости и бензина. Теперь же это прозвище звучало как насмешка. Какая уж тут ракета, когда ты прикован к земле — вернее, к красной марсианской пыли — в душном гараже на задворках Марсодольска.

Пальцы сами потянулись к крылу «Волги», провели по нему, оставляя на пыльном налете четкий след. Под слоем марсианской пыли угадывался тот самый салатовый цвет. Казенный, заводской. Цвет, в котором отец в последний раз выехал на трассу. Теперь этот цвет резал глаза — он напоминал о финише, которого не должно было случиться.

— Мы еще посмотрим, чья возьмет, Гл'арр... — прошипела она, глядя сквозь пыльное окно в сторону трассы. Трассы, где темно-зеленый ЗИЛ инопланетянина превратился в ЛЕГЕНДУ. Для всех он был неоспоримым королем гонок. Но не для отца. Помнился его уверенный смех перед заездом:

— Непобедимых не бывает, Ракета. У каждой машины своя слабость, своя сила. Надо просто найти к ней подход.

Света сжала гаечный ключ. Все эти разговоры про «инопланетную магию» и «непостижимые технологии» она считала оправданиями для тех, кто сдался без боя. Отец никогда не верил в чудеса на трассе — только в законы физики и мастерство пилота. И сейчас, глядя на разобранный двигатель, она знала — где-то здесь прячется ответ. Не магия, а простая механическая истина, которую все почему-то не замечали.

Девушка снова нырнула под капот, в знакомый мир запахов бензина, масла и металла. Этот двигатель давно перестал быть для нее просто куском железа. Каждый винтик, каждый провод был страницей учебника, который они читали вместе с отцом. Здесь, в этом сердце машины, должна была таиться разгадка.

Света должна была его починить. Должна была победить. Не ради славы — чтобы доказать, что отцовская правота сильнее любых легенд. Чтобы Гл'арр и все, кто в него верил, наконец увидели: даже у неоспоримого чемпиона есть своя слабинка. А у ракеты, нашедшей правильный курс — своя победа.

Шум марсианского вечера — ровный гул вентиляционных шахт и приглушенные голоса с проспекта — внезапно разрезал скрип ржавой петли. В гараж ворвался поток холодного отфильтрованного воздуха, а с ним — Игорь в новеньком оранжевом горнолыжном комбинезоне, сверкающем как обшивка только что приземлившейся тарелки с Сириуса. Парень замер на пороге, и его взгляд — медленный, оценивающий — скользнул по замасленному бетону пола, ржавым стеллажам и карбюратору «Волги», темнеющем открытыми внутренностями, будто осматривал место катастрофы.

— Ну что, чемпион, опять в свих железках копаешься? — его голос прозвучал нарочито бодро, но в уголках губ пряталась усталая усмешка. — Бросай это дело. Снег на Олимпе — как пух. Команда ждет, лыжи готовы.

Света не вылезла из-под капота, только сильнее уперлась ключом в упрямую гайку.

— Не сейчас. Почти закончила.

— Почти… — Игорь фыркнул и раздраженно забарабанил пальцами сложную дробь по дверному косяку. — Слышал я это. В прошлый раз, когда мы должны были лететь на Фобос смотреть восход. И месяц назад, когда в обсерваторию собирались. Знаешь, Свет, — его голос внезапно сбросил показную легкость, став угрожающе тихим, — у меня уже коллекция твоих «почти» собирается.

Парень шагнул ближе, и Света наконец увидела его лицо — не просто раздраженное, а усталое до серости. Нет, это не было физической усталостью, это была усталость от груза отношений, в которых один тащит на себе другого. Отношений, в которых битый небитого везет.

— Я тебе позавчера карточки с трассами Олимпа показывал. Рассказывал, что там все наши соберутся – Алиса, Пашка, Модель-7У. Ты сама же гривой мотнула… сама согласилась!

— Угу…

— Что – «угу»? Что «угу», Света? Тебе ведро с болтами дороже живого человека! А еще комсомолка…

— Она не ведро! — девушка резко выпрямилась, сжимая в руке ключ так, что металл впился в ладонь. Голос сломался на полуслове. — Это...

— Что? — Игорь перебил без злости, с каким-то странным, почти научным любопытством. — Продолжи. Что это, Свет? Памятник? Гроб? Или просто удобное место, чтобы спрятаться от всего, что не пахнет соляркой?

Он не дал ей ответить, повернувшись к выходу.

— Ладно. Все. С меня хватит… знаешь, я ведь мечтал о нашем будущем, об уютной комнате в семейке, о детях… но я хочу, чтобы каша наших детей пахла сублимированным молоком. Молоком, Света, понимаешь? А не соляркой…

Дверь захлопнулась не с грохотом, а с тихим щелчком. Света стояла, слушая, как его шаги растворяются в сумерках. Тишина в гараже стала густой, как масло в поддоне.

Потом ее взгляд упал на «Волгу». Не на машину отца, не на символ мести, а просто на старую, помятую железку. И что-то в ней дрогнуло.

— Из-за тебя... — это был уже не крик, а сдавленный, горький выдох. Со стоном она изо всех сил пнула колесо, отчего по всему кузову прокатился глухой звон. — Из-за тебя!..

Она прислонилась лбом к холодному металлу, и предательские слезы потекли по грязным щекам, смешиваясь с маслом и пылью. Она ненавидела Игоря в этот момент. Ненавидела за его правоту. И ненавидела эту машину — за то, что та стала стеной, которую сама Света и построила. Алая марсианская пыль, будто чувствуя слабость девушки, гуще оседала на помятую крышу, медленно затягивая рану равнодушным саваном.

Глухой рев «Явы-350» разорвал вечернюю тишину гаражного кооператива. Еще секунду назад механик-самоучка стояла, прислонившись лбом к холодному капоту «Волги», а теперь уже мчалась по пустынным переулкам Марсодольска, не помня себя. Это был бег. Бег от давящей тишины гаража, от запаха машинного масла, смешанного с запахом собственного предательства, от немого укора неподвижной «Волги».

Она влетела на мотоцикле в сумасшедший калейдоскоп марсианского вечера, будто пытаясь в его пестроте растворить свою боль. Старомодные автомобили с дутыми, пузатыми крыльями и аэродинамическими килями соседствовали на дороге с бесшумными капсулами на магнитной подвеске. Неоновые вывески «КосмоМясо» и «ГлавМарсРыба» отражались в их гладких боках, создавая размытую картинку чужой, нормальной жизни. Под самым куполом медленно проплывал дирижабль с бегущей строкой: «Товарищи женщины! Выполним и перевыполним пятилетний план рождаемости!» — и эта фраза сейчас казалась особенно горькой и насмешливой.

Света не пыталась догнать Игоря — все кончено. Она слишком долго испытывала терпение своего молодого человека. Девушка просто неслась вперед, позволяя ветру выдувать из головы обрывки фраз: «...пахла молоком, а не соляркой...», «...удобное место, чтобы спрятаться...». Ее «Ява», верная, подаренная отцом на шестнадцатилетие, рычала, будто разделяя боль и ярость хозяйки. Она прибавила газу, обгоняя неторопливый грузовик с цистерной, на которой было выведено «Вода Олимпа — чистота Красной планеты!» — та самая вода, что питали снега склонов, куда уехал Игорь. Казалось, весь Марс ополчился против Светы, напоминая об одиночестве.

Ветер выл в ушах, пытаясь выдуть последние крупицы здравого смысла. Девушка мчалась по проспекту Трех Капитанов, где неоновые спирали реклам сливались в сплошное световое месиво, когда в зеркале заднего вида возникло ровное, неумолимое синее мерцание.

Она на мгновение зажмурилась — нет, не сейчас. Еще несколько минут, и Света скрылась бы в лабиринте рабочих кварталов. Но синий свет в зеркале нарастал, неотступный, неотвратимый.

Короткий, пронзительный сигнал ударил по ушам. Сердце гонщицы упало куда-то в кеды. В зеркале, заполняя его собой, висел «Москвич-407-ГАММА» — модернизированный, с широкими фендерами и низким, хищным бампером. Его широкая решетка радиатора оскалилась, как пасть акулы, почуявшей добычу.

— Товарищ водитель, прижмитесь к обочине и остановитесь. Вы нарушили скоростной режим, — изрек динамик ровным, безжизненным голосом, не оставляя пространства для споров.

Света сжала руль так, что кожа на ладонях затрещала. На секунду мелькнула дикая мысль — дать газу, попытаться уйти. Но это был не зеленый выпускник милицейской академии, это был робот. От него, еще и на такой машине, не оторваться. Будет только хуже.

С ругательством, которое потонуло в реве мотора, девушка послушно прижалась к обочине.

Из патрульной машины плавно выплыл робот. Его хромированный корпус отсвечивал холодным блеском в свете неоновых вывесок, словно напоминая, что здесь нет места человеческим слабостям. Механическая рука, без суеты, протянулась за документами.

— Лаптева Светлана Викторовна, — отчеканил он, сканируя ее права. Пауза повисла в воздухе. Густая, как отработанное машинное масло. Его оптические сенсоры повернулись, фокусируясь на нарушительнице. — Лаптева... Ваш отец — Виктор Лаптев. Гонщик.

Робот не спрашивал — он констатировал факт.

Света лишь кивнула, сжав челюсти. Слова застряли в горле комом обиды и ярости.

— Быстрая, как и он, — произнес патрульный, с почти человеческими оттенками в голосе. — Он часто говорил: «Настоящая скорость — не в моторе, а в сердце». — Механическая рука жестом, полным неожиданной грации, указала на проспект. — Но на дорогах общего пользования превышение скоростного режима — нарушение. И я не могу его игнорировать.

Света стояла, опустив голову, ожидая характерного скрипа принтера и желтой квитанции-штрафа. Но вместо этого перед ней оказалась ее же пластиковая карта водителя, которую милиционер аккуратно держал в хромированной руке.

— Меня зовут Сергей-212. Я был знаком с вашим отцом, — голос робота звучал мягче, обретя странную, человеческую глубину. — Он был человеком чести. Никогда не использовал улицы как трассу — только гоночное кольцо. Он уважал Правила. И других гонщиков. Даже тех, кто... предпочитает нестандартные технические решения.

Света медленно подняла на него взгляд. В его оптических сенсорах, как в глубине озер, отражались оранжевые огни города.

— Гл'арр, — выдохнула она, и имя пришельца прозвучало как обвинение. — Он использует эти «решения». Вы знаете. Все знают! Но никто не может доказать...

Сергей-212 издал короткий звук, напоминающий отдаленное гудение трансформатора.

— Доказательства — прерогатива технических экспертов и следователей. Моя задача — обеспечивать порядок на дорогах общего пользования, — он сделал паузу, и световые индикаторы на корпусе замедлили свой бег. — Однако формально... то, что не запрещено регламентом гоночной комиссии, не является нарушением. Даже если это противоречит... духу соревнований.

Робот наклонился ближе, и его оптические сенсоры снизили яркость, словно в заговорщическом жесте.

— Машина Гл'арра... дышит особым воздухом, —голос милиционера стал тише, модуляции приобрели конфиденциальный оттенок. — Закись азота. Мощный окислитель. Чрезвычайно опасная в обращении, но пока не внесенная в регламент техническим комитетом.

В голове у Светы будто щелкнул выключатель. Мгновенная, ослепительная ясность. Вот она — причина фантастического ускорения на прямых. Никакой инопланетной магии. Грубая, приземленная химия. Хитрость, обращенная против духа гонок.

Сергей-212 выпрямился, и в его голос вернулись официальные интонации.

— На первый раз ограничусь предупреждением. Но я возьму с вас слово, товарищ Лаптева. — Сенсоры патрульного ненадолго встретились с ее взглядом. — Превышать скорость вы будете только на официальных соревнованиях. Вы меня понимаете?

Света сжала руль мотоцикла. Слез больше не было — только холодная, отточенная решимость.

— Понимаю.

— Тогда — свободны. И... удачи.

Милиционер развернулся и направился к своему «Москвичу». Света провожала его взглядом, а в сознании уже выстраивался дерзкий, отчаянный план. Лаборатория. Ее родной Марсианский Биоинженерный Институт. N2O. Теперь она знала, как уровнять шансы.

Конец первой части. Рассказ написан @kka2012

Показать полностью 1
Андрей Ткаченко Константин Костин Фантастический рассказ Авторский мир Иллюстрации Длиннопост
4
2
borovitsky
borovitsky
Авторские истории
Серия Мирное небо

Глава 18 — Попытка к бегству⁠⁠

9 дней назад

Короткая передышка. Но неумолимая трёхактная структура тянет героя к водовороту.

Ссылка на книгу:
https://author.today/work/434487


Конечно, ни в какую кают-компанию я не поехал. Я вообще про всё забыл, даже позавтракал кое-как. Выкатив велик, я рванул на Тихую, к Мышкиному дому. Из-под колёс с воем кинулась соседская кошка.

Родриго я увидел сразу — надев старую безрукавку, он энергично отмывал окно на первом этаже. Смуглые руки блестели от пота. Стекло жалобно подрагивало.

— Привет! — сверкнула белозубая улыбка. Пружинисто спрыгнув на траву, Родриго обтёр руки о штаны и поздоровался.

— А Маруська с вами? — недоверчиво спросил я.

— Да куда ж она денется, — хохотнул Родриго. — По дому шуршит, сейчас выйдет. И это… — сказал он уже серьёзнее. — Спасибо, что взял её с собой, дедушку увидеть. Она его любит… любила очень.

— Никитка!

Выскочив из дома, Маруська бросилась мне на шею. Я заулыбался. Ужас и тоска прошлого дня немного отступили.

— Пойдём, — потащила Мышка. — Я пирог готовлю. Лимонный.

Мышка, хоть и мелкая, готовит хорошо. Родриго любит повторять, что ему теперь и жениться необязательно.

Мы пошли на кухню и болтали о всём подряд, стоя у горячей, вкусно пахнущей духовки. Я был страшно рад, что Мышку освободили. Неужто майор и правда вмешался?

Я так заболтался, что не услышал приближавшихся голосов. В дверь позвонили, Родриго крикнул «открыто», и к нам вошли Хасан, Лейла, Классручка и… Джавад.

Лейла с Мартой Алексеевной бросили пакеты и кинулись нас обнимать. Марта Алексеевна прижимала к себе Мышку, Лейла — меня. Обе плакали — от счастья. Лейла прошептала:

— Вудта, хабиби.

— Ну тихо, тихо. Налетели, — мягко вмешался Хасан. — Никита, дорогой, мы так рады, что ты вернулся! Джавад, а ты что встал? Поздоровайся.

— Здравствуй, — пробурчал Джавад. Он всё так же стоял в дверях и буравил меня взглядом. Хасан нахмурился:

— Что происходит, сын? Ты ведёшь себя невежливо.

Выходит, Джавад им не сказал про фестиваль. Я не знал, что делать, но Хасан меня опередил. Он внимательно посмотрел на нас и сказал:

— Предлагаю заключить перемирие, хотя бы сегодня. А потом разберётесь, что там за кошка между вами пробежала.

Идея мне понравилась. Я шагнул к Джаваду и протянул руку:

— Мир?

Джавад нехотя её пожал, и мы пошли на кухню.

Мы расселись за стол и начали говорить. Лейла с Классручкой меня о чём-то спрашивали, а я смотрел на молчащего Джавада и думал, что жизнь всё-таки очень странная штука. Не так давно я его не знал, потом узнал, а теперь он снова — чужой. «Разошлись пути-дорожки». Но они не сами разошлись — это я виноват. Я предал Генриха, предал всех на фестивале. И теперь сижу и боюсь, что Джавад меня не простит. Что встанет и уйдёт, и я останусь один. Навсегда. Как Толька.

Всё изменил вопрос Маруськи. Посреди общей радости и оживления она придвинулась ко мне и тихо спросила:

— Никита, а дедушке было больно?

Разговор словно в стену на полном ходу влетел. Все замолчали, Родриго опустил взгляд.

— Что случилось? — строго спросила его Марта Алексеевна.

— Я хотел как раз сказать…

— Дедушка умер. Вчера. — перебил я. — Меня дядя Витя усыновил и забрал.

Я говорил быстро, словно боялся, что снова разрыдаюсь. Но плакать не хотелось: во-первых, хватило вчерашнего, а во-вторых, я был ужасно рад, что Маруську с папой выпустили.

Лейла с Классручкой ахнули, Хасан переглянулся с Родриго и тоже потупился. Джавад всё так же молчал и как-то странно на меня смотрел. Я прижал к себе Мышку и жалобно спросил:

— Ну чего вы?

— Светлая память, — глухо сказал Родриго. — Хороший мужик был.

Он принёс из буфета стопки и разлил всем взрослым что-то крепкое. Они выпили и помолчали.

— Никита, если что-то надо… — сказал Хасан. Я не знал, что отвечать, поэтому кивнул и посмотрел в отмытое окно на зелёную лужайку и облака.

— В кино Триумфатор идёт, — протянул в тишине Джавад. Я с надеждой вскинул на него глаза. Джавад тоже посмотрел на меня и спросил:

— Пойдём?

Мы пошли в тот же день. А чего тянуть? Мышка тоже просилась, но ей по возрасту нельзя. Детям до пятнадцати…

Фильм был классный. Он про византийского генерала Константина, попавшего в плен к варварам и встретившего там старого философа Фабия. Варвары принуждали генерала сражаться в обветшавшем Колизее, а он хотел погибнуть, чтобы не переживать позор. Но Фабий сказал ему:

— Выбирай трудное.

И генерал понял. Он перестал думать о гибели, стал тренироваться и в конце победил на арене вождя варваров Альриха. Его отпустили, он собрал своих людей и пошёл на Византию, чтобы спасти её и сбросить прогнившую власть. Реальная история, между прочим. А «Выбирай трудное» Константин на перстне выбил — я в журнале «Фотон» читал.

— У Горизонта новый сезон показывают, — сказал Джавад, когда мы вышли из кинотеатра. — Смотрел?

— Джавад… — начал я.

— А! — Он досадливо отмахнулся. — Не хочу. Папа говорит «у всех своя правда». Только не делай так больше, никогда. Друзья так не поступают.

Я виновато кивнул, но в душе возликовал. Значит, всё-таки друзья!

— Приходи завтра на Дикое поле, — предложил я с надеждой. — Будем Индевор восстанавливать.

— Приду, — улыбнулся Джавад. — А ты сезон новый посмотри. Я тебе сервер дам, где скачать можно.

***

Пользуясь тем, что дядя Витя уехал в командировку, я и на следующий день «прогулял» и рванул к друзьям. Перезимовал «Индевор» плохо, но я захватил с собой мелки с картонками, и мы приступили к ремонту.

— Как на Ригеле, помнишь? — Джавад выгребал из мостика осыпавшуюся землю. — Когда Рой всех чуть не сожрал.

Я помнил ту серию. Конец сезона, где Леклерк вступил в смертельный бой с идущим к одной из колоний роем разумных инсектоидов. Индевор тогда еле выстоял, и его отогнали на верфи марсианского плато Утопия — ремонтировать. А в следующем сезоне выяснилось, что корабль уже не спасти, и капитан принял под командование новёхонький «Индевор-Б» — звездолёт класса «Федерация».

— Никитка, а что значит «схиелдс»? — Наморщив лоб, Маруська читала по слогам незнакомое слово на картонке. Мы прыснули.

— «Шилдс», — объяснил я. — «Силовые поля». Эх ты.

Мышка надулась и выпятила губу. Переходный возраст, ничего не попишешь. Пришлось успокаивать.

— Английский — сложный. — Я притянул Мышку к себе и ласково погладил. — Не переживай.

— А там не на латыни говорят? — удивилась Маруська.

— И на ней тоже — на западе, — пояснил Джавад. — А на востоке больше английский, язык бывших рабов. Они из-за этого даже воевали. Два раза.

Я промолчал. Я никому не сказал, что недавно получил от Катьки письмо. Она писала, что скучает, и что ей в Колониях не нравится. Я не знал, что отвечать. «Возвращайся»? Но ведь не вернётся.

— Ну что, играем? — спросил я, чтобы отвлечься.

— А больше никого не будет? — удивился Джавад.

Я хлопнул себя по лбу — я совсем забыл о ребятах. Пришлось звонить.

Вася пришёл почти сразу, потом подтянулись Димка с Серёжкой — вытянувшиеся, повзрослевшие. Жалко, конечно, что Лучик не вернулся. И Сабинка тоже. Но что есть — то есть.

Мы играли в высадку на Хайв — родную планету Роя. Леклерк тогда ослушался приказа и вместе с командой решил разобраться, почему инсектоиды такие агрессивные, а в плену сразу успокаиваются. Мы шли по улью с бластерами наголо, и я периодически вскидывал сжатую в кулак руку: «внимание» и «не стрелять!» Вася мастерски щёлкал языком, изображая инопланетные звуки. Мышка серьёзно вертела по сторонам картонным «сканером».

В той серии выяснилось, что инсектоидами руководили заговорщики из Адмиралтейства. Они подчинили «криж-ха» (это инсектоиды себя так называли) и собирались захватить власть, но Леклерк их раскрыл и арестовал. Мне очень нравилась финальная сцена: капитан молча срывал с заговорщиков погоны, а потом заставил их пройтись по живому коридору из выживших колонистов.

«Я убью их», — сказал тогда Укмал.

«Нет, — покачал головой капитан. — Они будут жить с этим».

Потом мы играли в бой при Омеге, потом ещё во что-то. А потом меня окликнули, я повернулся и увидел стоящего на насыпи Тольку.

— Здорóво, — сказал он.

— Тебе чего? — Я похолодел. Я решил, что Толька пойдёт в кают-компанию и всё расскажет.

Но Толька не торопился уходить. Он не спеша нас оглядел и ухмыльнулся:

— Играете?

— Играем, — вышла вперёд Маруська. — Хочешь с нами?

Толька замешкался. Потом запылил с насыпи вниз, подошёл к нам и сказал серьёзно:

— Хочу.

— А ты чего не в Заставе? — спросил я удивлённо.

— А ты? — набычился он.

— Я первый спросил, — нашёлся я.

— Не знаю, — Толька пожал плечами. — Неохота. Сказал, что к ним иду, а сам тебя искать пошёл. Вспомнил, что ты про это место рассказывал. И про корабль свой из ящиков.

Я б в жизни не подумал, что Толька может так увлечённо играть. Главное — он же Горизонт вообще не смотрел! Но при этом схватывал на лету, и даже комментарии отпускал — по делу. Например, рассказал, что такое варп двигатель:

— Это когда не корабль летит, а расстояние сжимается. Было сто километров, а стал метр. И ты его перешагиваешь, и сразу в Кобурге оказываешься. Как-то так.

Маруська слушала восхищённо, Джавад с Васей тоже увлеклись. Мы все единогласно постановили назначить Тольку научным офицером.

— Я тебя свергну и захвачу корабль, — злорадно сообщил он мне.

— Не по канону, — пробасил Вася. А Джавад добавил, голосом Укмала:

— Я вызову тебя на суд битвы.

Толька вскинул руки и сказал, что сдаётся. Я диву давался — до чего он оттаял.

— Что случилось-то? — улучив момент, спросил я. — Ты какой-то… не такой.

— На себя посмотри, — парировал Толька. — Думаешь, одному тебе осточертело?

— Что?

— Да всё! — Толька раздражённо отмахнулся, точь-в-точь как Джавад до этого. — Тошно уже слушать. Я думал, мы лучше делаем, а мы… И Стаська тоже — она ведь права.

Он недоговорил. К нам подбежала Мышка и потащила играть.

***

Следующим вечером к нам присоединился Родриго. Потом пришли Классручка и Лейла с Хасаном. Хасан развёл костер, а Родриго достал гитару и завёл красивую песню на испанском. Марта Алексеевна положила ему голову на плечо и счастливо улыбалась.

К ним подсела Мышка, Классручка прижала её к себе. Мышка довольно щурилась и не сопротивлялась.

Толька пихнул меня в бок и указал глазами на звёзды.

— А про варп-двигатель — это не фантастика, — шепнул он. — Есть такая физическая теория. Сложно — жуть. Но я разберусь.

Я улыбнулся. Я знал, что Толька разберётся.

«Hasta siempre…», — тянул Родриго. Хасан подмигнул Лейле, та достала пачку сосисок и бутерброды.

— Сгорят же, — кивнул на сосиски Вася. — А костёр тушить жалко. Давайте ещё посидим.

И мы сидели — пили обжигающий чай из термоса и смотрели на звёзды. Хасан расспрашивал нас о Горизонте — оказывается, он собирался посмотреть. Неподалёку лениво текла Сиротка — она в этом месте делала изгиб, и вдали темнел соседний берег с огоньками кафе и турбазы «Гавань». В кафе гулко бухала музыка.

— А помнишь, как мы здесь купаться ходили? — спросил Вася. — И Лучик чуть не утонул?

Я хохотнул и сказал что — помню. Даже Толька улыбнулся — хотя его тогда с нами не было.

— Этим летом снова пойдём, — пообещал я. — Всей компанией.

— И я! — сонно пробормотала Мышка.

Я сидел и думал, что вот оно — счастье. Когда все рядом, когда тепло от костра и пахнет дымом и летом. И не надо ни о чём думать, только смотреть на огонь и слушать, как Родриго играет.

Мышка задремала у Классручки на плече и тихонько посапывала. Марта Алексеевна осторожно поправила ей волосы.

— Мы, наверное, пойдём?

Родриго ласково посмотрел на дочку и вздохнул:

— Да, давайте расходиться.

— Ну вы же ещё придёте? — умоляюще сказал я.

— О чём речь! — Хасан взял меня за плечи и ласково встряхнул. — Завтра же и соберёмся, верно?

Родриго поднял правую руку и торжественно поклялся.

Домой ехать не хотелось. Я вдруг понял, что ужасно хочу в Ветерок — несмотря на предательство ЭфЭна, несмотря на «неполноценных», несмотря на всё. Просто тянуло туда, потому что там — хорошо. Так же, как здесь, у костра.

Я выехал на Гаранина, налёг на педали и пересёк мост. Привычно свернул на грунтовку и ещё больше ускорился.

Луч фонарика дрожал, выхватывая то кусты, то щебень, то комаров. Впереди показался поворот. И тут началось странное.

Поворот не приближался. Совсем! Я привстал в седле и разогнался так, что засвистело в ушах. Но это не помогло.

Потом стало страшно. Словно голос какой-то сказал: «уходи». Мне показалось, что кусты оживают, что из них лезет что-то огромное.

Я до смерти перепугался, но не свернул. Мне нужно было доехать до Ветерка!

«Уходи, — повторил голос. — Ты чужой. Уходи».

Новая волна страха. У меня сдали нервы, я остановился. Кусты ходили ходуном, неподалёку что-то выло. Изнутри поднимался первобытный какой-то ужас.

«Уходи».

В нагрудном кармане кольнуло и запульсировало. Я судорожно вздохнул, огляделся и понял, что всё ещё стою на съезде с трассы. Это что, мне всё привиделось?

Потрогав карман, я недоумённо выудил оттуда монетку. Десять стебельков, и профиль Юргена так же сколот. Но откуда?

Голова шла кругом. Я понял, что на сегодня хватит и поехал домой. Да и поздно уже.

Всю дорогу я не мог отделаться от ощущения, что за мной следят. Оглядывался, вздрагивал от каждого шороха. Только когда въехал в город и увидел фонари, стало легче. И совсем успокоился, когда свернул на Приречную.

На первом этаже горел свет. Забыл выключить?

Меня кольнуло нехорошим предчувствием. Я не ошибся — дома, на кухне меня ждал дядя Витя.

— Ну, проходи, — мрачно сказал он. — Дезертир.

Я сглотнул, прикрыл дверь и сел рядом. Было ясно, что разговор предстоит тяжёлый.

Показать полностью
[моё] Продолжение следует Самиздат Война Подростки Авторский мир Роман Фантастика Длиннопост
0
3
gens.007
gens.007

Ответ на пост «Пешеходу»⁠⁠

9 дней назад

Просто соблюдать ПДД.
А не срачи тут разводить .

[моё] ПДД Пешеход Водитель Авторский мир Текст
4
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии