Серия «Рассказы без продолжения»

Бабушка Агафья всегда была женщиной с характером. В молодости бойкая, решительная а с годами, казалось, ее решительность трансформировалась в некую … подозрительность. Сначала это были мелочи: она могла часами обсуждать, почему почтальон задержался на пять минут или почему соседский кот так подозрительно на нее смотрит. Мы, внуки, посмеивались, списывая это на возраст и богатое воображение, но со временем "мелочи" стали приобретать зловещий оттенок.

Все началось с "прослушки" - бабушка Агафья была уверена, что ее телефон прослушивается и начала говорить шепотом, когда звонила кому либо, постоянно оглядывалась, будто ожидая увидеть кого то за дверью.

- Ты знаешь, Валя - шептала она мне по телефону, названивая мне, ее внучке - они знают, что я собираюсь печь пирожки с капустой, я слышала, как кто то в трубке дышал, это они, точно они!

Я пыталась ее успокоить, говорила, что это, наверное, помехи или просто кто то рядом говорил, но бабушка была непоколебима и даже начала заклеивать щели в окнах бумагой, чтобы "никто не подглядывал". Потом появились "шпионы", по ее мнению, каждый человек, который проходил мимо ее дома, был агентом какой то таинственной организации, следящей за каждым ее шагом. Она могла часами сидеть у окна, наблюдая за прохожими и комментировать их действия с такой серьезностью, будто читала сценарий шпионского триллера.

- Вот этот мужчина в шляпе - говорила она мне, когда я приходила в гости - он уже третий раз проходит мимо и каждый раз он смотрит на мой балкон. Он что то ищет, я чувствую!

Я пыталась объяснить, что, возможно, он просто идет на работу или возвращается домой, но бабушка лишь качала головой и загадочно улыбалась.

- Вы еще молодые, не понимаете - говорила она - мир полон опасностей и они не дремлют.

Самым тревожным стало ее убеждение, что ее "пытаются отравить", она перестала есть еду, которую мы приносили и начала готовить себе сама, тщательно проверяя каждый продукт, могла часами варить чай, добавляя в него какие то травы, которые, по ее словам, "нейтрализуют яд".

- Не ешь это, внученька - говорила она мне, когда я пыталась попробовать ее пирог - я не уверена, что в муке нет ничего лишнего, лучше съешь яблоко, я его сама помыла ровно тридцать три раза.

Мы пытались обратиться к врачу, но бабушка Агафья была категорически против и считала, что врачи - это часть заговора, они только усугубят ее положение. Однажды, когда я приехала, бабушка была особенно взволнована, она сидела на кухне, обхватив голову руками, и бормотала что то себе под нос.

- Они подменили мои фотографии! - воскликнула она, когда увидела меня - посмотри, это не я, глаза другие и улыбка какая то … зловещая!

Я посмотрела на старые фотографии на стене - на них была моя бабушка, молодая и счастливая, ноона была уверена, что это подделки. Я не знала, что делать, любые мои попытки разубедить ее только усиливали ее подозрительность, она видела в моих словах попытку ее обмануть или заставить замолчать. Со временем ее паранойя стала настолько сильной, что она перестала выходить из дома и жила в своем мире, где каждый шорох был угрозой а каждый человек - потенциальным врагом. Я начала замечать, что бабушка Агафья стала уделять особое внимание новостям по телевизору - могла часами смотреть выпуски, выискивая в них подтверждение своим страхам, любое упоминание о преступлениях, о заговорах, о каких то тайных обществах - все это тут же становилось для нее неоспоримым доказательством. И даже начала вести свой собственный "дневник наблюдений", куда записывала все, что казалось ей подозрительным: "Соседский пес лаял в 3:17 ночи. Не просто так. Наверняка передавал сигнал."

Я пыталась найти ей какое то занятие, которое могло бы отвлечь ее от этих мыслей - предлагала вязать, читать, даже записаться на курсы, но она отказывалась, говоря, что ей нужно быть начеку, что она "последний бастион против зла". Ее мир сузился до размеров ее квартиры а ее единственной целью стало противостояние невидимому врагу. Самым тяжелым было видеть, как она теряет связь с реальностью - когда она начала говорить о том, что ее "враги" пытаются проникнуть к ней через вентиляцию, я поняла, что мы упустили момент, когда можно было что то изменить. Ее страхи стали настолько реальными для нее, что никакие мои слова, никакие логические доводы не могли их поколебать.

Я помню, как то она попросила меня принести ей "особый чай" из аптеки. Когда я принесла ей пакетики с ромашкой, она посмотрела на меня с таким недоверием, что мне стало страшно:

- Ты уверена, что это тот самый? - прошептала она - ведь ни могут подменить все, что угодно!

Бабушка Агафья ушла тихо из этой жизни тихо, через три месяца после начала такого поведения,  освободившись от бремени страхов а я научилась быть внимательнее и терпимее к тем, кого я считаю самыми близкими для себя людьми ...

Его звали Игорь или как его чаще называли за спиной - придурок. Не потому, что он был злым или вредным, нет, Игорь был скорее … не от мира сего, его мысли витали где то в облаках а реальность для него была лишь туманным намеком на что то более интересное. В школе он был объектом постоянных насмешек, пока одноклассники обсуждали последние футбольные матчи или новые видеоигры, Игорь мог увлеченно рассказывать о том, как он наблюдал за полетом жука-носорога или как ему приснился сон, где он разговаривал с говорящим деревом. Его ответы на уроках часто были настолько непредсказуемыми, что учителя сначала терялись а потом просто вздыхали и ставили ему тройку, лишь бы не тратить время на объяснения.

На одном из уроков биологии, когда учительница рассказывала о фотосинтезе, Игорь вдруг поднял руку и спросил:

- А если дерево очень грустит, оно перестает фотосинтезировать?

Класс разразился хохотом - учительница, Надежда Александровна, попыталась сохранить серьезность, но уголки ее губ дрогнули:

- Игорь, деревья не испытывают эмоций в том смысле, в котором их испытываем мы, люди.

- Но ведь они чувствуют, когда их поливают, когда им солнышко светит, это же радость, да? - не унимался Игорь, его глаза сияли искренним любопытством.

Его родители, люди вполне обычные, давно смирились с особенностями сына - мама иногда пыталась его "приземлить", покупая модную одежду и записывая на спортивные секции, но Игорь предпочитал проводить время в парке, собирая листья необычной формы или наблюдая за белками. Отец же, будучи инженером, пытался найти логику в его рассуждениях, но часто сам запутывался в собственных мыслях, пытаясь понять, как Игорь мог прийти к своим выводам. В мае, когда Игорь уже заканчивал школу, в их город как то приехала передвижная выставка редких насекомых. Все были в восторге, но Игорь был просто вне себя от счастья и провел там несколько часов, завороженно разглядывая каждую букашку, каждый усик и даже умудрился разговорить смотрителя, пожилого энтомолога, который, к удивлению всех, с интересом слушал его рассуждения о мимикрии и адаптации.

После школы Игорь не стал поступать в университет, так как не видел смысла в зубрежке и формальностях а вместо этого он устроился работать в местный ботанический сад. Там его "придурковатость" оказалась не недостатком а достоинством, он мог часами разговаривать с растениями, ухаживать за ними с такой нежностью, что даже самые капризные цветы расцветали под его руками, знал названия каждого растения, его историю, его потребности. Садовники, сначала относившиеся к нему с недоверием, вскоре стали уважать его за удивительную интуицию и любовь к своему делу. И когда в ботаническом саду произошла какая то поломка в системе орошения и все растения начали увядать, именно Игорь, благодаря своему необычному способу наблюдения, заметил тонкую трещину в трубе, которую никто другой не видел. Он не стал ждать ремонтников а сам, используя подручные материалы, смог временно устранить утечку, спасая ценные экземпляры.

Игорь так и остался чудаком для многих - но для тех, кто знал его поближе, он был просто человеком, который видел мир иначе и который находил красоту в мелочах, умел слушать природу и возможно, был гораздо мудрее многих "нормальных" людей. Его жизнь не была похожа на стандартный сценарий, но она была наполнена тихим, удивительным счастьем.

Игорь уже больше двух лет отработал в ботаническом саду и к ним летом на несколько дней приехала делегация из столичного университета. Ученые, занимающиеся редкими видами растений, искали новые подходы к их сохранению и разведению, они были впечатлены коллекцией сада, но столкнулись с проблемой: один из привезенных экземпляров, экзотический цветок, который цвел лишь раз в десятилетие, никак не хотел приживаться - все попытки реанимировать его проваливались. Игорь, услышав о проблеме, подошел к горшку с несчастным растением и не стал изучать научные трактаты или консультироваться с профессорами а вместо этого он просто сел рядом, прислушиваясь к тишине, которая окружала цветок и провел так несколько часов, наблюдая за мельчайшими изменениями в его листьях, за тем, как он реагирует на свет и тень.

А потом, к удивлению всех, он попросил принести ему старую, потрепанную книгу, которую он сам когда то нашел на чердаке старого дома:

- Этот цветок - сказал Игорь - скучает по дому, он помнит запах земли, где он вырос и шепот ветра, который пел ему песни ... нужно не просто правильное освещение и влажность а восстановить память.

Ученые скептически переглянулись, но директор ботанического сада, который уже успел оценить Игоря, дал добро. Игорь начал "разговаривать" с цветком, рассказывая ему истории из своей жизни, описывая звуки и запахи, которые, как он чувствовал, могли быть знакомы растению и даже принес ему горсть земли с того места, где, по его ощущениям, мог расти этот цветок, основываясь на его внешнем виде и той самой старой книге. Прошло несколько дней - и к полному изумлению всех, цветок начал оживать, его листья стали зеленее а на стебле появились крошечные бутоны. Ученые были поражены - и все пытались понять, как это возможно, но Игорь лишь улыбался своей тихой, загадочной улыбкой - он знал, что для некоторых вещей нет логического объяснения, есть только чувство и понимание.

Однажды в ботанический сад пришла девочка лет десяти по имени Аня, тихая и замкнутая, и, казалось, боявшаяся всего на свете. Аня часто приходила в сад после школы, садилась на скамейку под старым дубом и просто смотрела на растения а Игорь заметил ее и решил познакомиться.

Он подошел к ней и протянул ей маленький росток фиалки:

-Это тебе - сказал он тихо - она очень любит, когда с ней разговаривают ...

Аня взяла росток и робко улыбнулась и с этого дня они стали друзьями. Игорь рассказывал ей о растениях, о насекомых, о том, как важно беречь природу, учил ее слушать тишину и видеть красоту в мелочах. Аня, в свою очередь, рассказывала ему о своих страхах и переживаниях и постепенно стала раскрываться. Она перестала бояться людей, стала более уверенной в себе, начала помогать Игорю в саду, ухаживая за растениями и учась у него необычному способу общения с природой.

Прошло несколько лет - Аня выросла и поступила в университет на биологический факультет и была одной из лучших студенток, часто приезжала в ботанический сад, чтобы навестить Игоря и поделиться своими успехами. А Игорь продолжал работать в саду, окруженный растениями и любовью людей, которые его понимали и ценили.

Когда Игорь стал уже совсем стареньким, он сидел на скамейке под старым дубом, наблюдая за тем, как Аня, уже дипломированный ботаник, проводит экскурсию для группы школьников и улыбался, глядя на нее - знал, что его дело продолжается и что мир станет лучше, если в нем будет больше людей, которые умеют видеть красоту в мелочах и слушать тишину природы. Игорь закрыл глаза и почувствовал, как теплый ветер ласкает его лицо и был счастлив - ведь он прожил жизнь, полную смысла и любви.

А потом тихо прошептал:

- Спасибо, мир ...

И уснул навсегда под шепот листьев старого дуба, став частью той самой природы, которую он так любил.

Аня, став известным ботаником, продолжила дело Игоря - не только изучала редкие растения, но и активно занималась их сохранением, создавая новые методы выращивания и адаптации, ее лекции и статьи часто начинались с историй о встрече с Игорем в ботаническом саду, который научил ее главному – слушать природу. Она рассказывала о том, как Игорь мог часами сидеть рядом с увядающим цветком, не делая ничего, кроме того, что просто "чувствовал" его боль, и как это помогало ему найти решение.

Слава Ани росла, но она всегда оставалась скромной и верной принципам Игоря - основала фонд его имени, который занимался поддержкой молодых ученых, проявляющих нестандартное мышление и глубокую связь с природой. Фонд также финансировал образовательные программы для детей, прививая им любовь к окружающему миру и уча их видеть его глазами Игоря.

Прошли годы, Аня, уже пожилая женщина, часто приходила в ботанический сад, который стал для нее вторым домом, садилась под старым дубом, где когда то ушел в иной мир Игорь и каждый раз чувствовала его присутствие - видела его в цветах, в листве, в луче солнца.

И каждый раз, когда она видела, как ребенок с восторгом рассматривает жука или слушает пение птиц - на ее лице невольно возникала улыбка, зная, что где то там, в глубинах природы, Игорь тоже смеется ...

Аркадий ненавидел людей и он не был мизантропом в классическом понимании, не испытывал экзистенциального отвращения к самому факту существования человечества, его ненависть была куда более приземленной, конкретной и, что самое главное, направленной. Она концентрировалась на одной, казалось бы, незначительной детали - на том, как люди ходят по тротуару. Для Аркадия существовал только один правильный способ передвижения по пешеходной дорожке - строго по правой стороне и это было не просто предпочтение, это был закон, высеченный в его сознании с такой же незыблемостью, как законы физики и каждый, кто осмеливался нарушить этот неписаный, но для Аркадия священный порядок, вызывал в нем бурю праведного гнева.

Практически каждое утро начиналось с битвы - выходя из подъезда, Аркадий уже напрягался, предвкушая неизбежные столкновения. Вот он, его дом, его личный, пусть и общественный, тротуар и вот они - идущие навстречу. Большинство, к счастью, соблюдали правило, но всегда находились те, кто словно нарочно, двигался по левой стороне навстречу, вынуждая Аркадия либо резко сворачивать либо что еще хуже, идти по встречному потоку, рискуя быть сбитым.

- Идиоты! - шипел он себе под нос, стараясь не смотреть на нарушителей, но взгляд сам собой цеплялся за них и внутри начинало бурлить, это было похоже на медленное закипание чайника, где каждая новая встреча с "левоходцем" добавляла градус.

Но настоящая истерика начиналась, когда кто то осмеливался обогнать его с правой руки, что являлось абсолютным святотатством. Аркадий шел со своей обычной, неспешной скоростью, погруженный в свои мысли и вдруг - резкий, наглый толчок сбоку. И кто то, не удосужившись даже извиниться, проносился мимо, нарушая его личное пространство и  что самое главное, его священный порядок. В такие моменты Аркадий терял контроль, его лицо искажалось гримасой ярости, глаза наливались кровью, мог начать кричать, сыпать отборной бранью, которая казалось вырывалась из него с такой силой, что могла бы снести стены.

- Ты, сука! Ты, мать твою, куда прёшь?! - раздавалась ругань из его рта, когда очередной "правообгонщик" проносился мимо.

Он мог даже попытаться схватить обидчика за одежду, но чаще всего его попытки были тщетны, люди, шокированные такой агрессией, либо ускоряли шаг либо просто уворачивались, оставляя Аркадия с его невыплеснутой яростью. Иногда, когда гнев достигал апогея, Аркадий мог пустить в ход кулаки и не то чтобы он был драчуном по натуре, но в моменты таких "нарушений" он чувствовал себя гладиатором, защищающим свой ристалище - мог ударить по плечу, по спине, по руке - главное, чтобы причинить хоть какое то физическое неудобство, чтобы показать, что его терпение не безгранично.

- Получи, сволочь! Не смей меня обгонять справа! - кричал он, размахивая кулаками и его слова тонули в шуме города.

Люди вокруг шарахались, кто то вызывал полицию, кто то просто старался пройти мимо, не привлекая внимания, Аркадий же, выплеснув часть своей агрессии, чувствовал временное облегчение, но знал, что завтра все повторится снова. После таких вспышек Аркадий чувствовал себя опустошенным, его трясло, сердце бешено колотилось а в голове гудело от криков и ругательств. Он не понимал, что его поведение ненормально, что он переходит черту и ничего не мог с собой поделать - каждый раз, когда кто то шел ему навстречу, когда он шел по правой стороне или обгонял со стороны правой руки, все начиналось заново.

Однажды, после особенно бурной истерики, когда он разбил нос какому то студенту, осмелившемуся обогнать его со спины со стороны правой руки у автобусной остановки, Аркадия задержала полиция и его доставили в участок, где он провел несколько часов, отвечая на вопросы и давая объяснения, ему грозило обвинение в хулиганстве и нанесении телесных повреждений. И в этот раз ему крупно повезло, молодой человек отказался писать заявление, Аркадий долго извинялся перед ним в полиции, провели с ним профилактическую беседу и на том все завершилось.

Но потом после недельного охлаждения Аркадий все равно продолжал ходить по правой стороне тротуара и выискивать каждый раз новую угрозу и препятствие в пешеходах. Как то поздно вечером в конце сентября, в субботу после тяжелой работы на стройке, где он трудился подсобным рабочим, он возвращался домой, в руке была открытая стеклянная бутылка пива и снова увидел, как навстречу ему, по его стороне, идет молодой здоровый лысый парень с бородой и с изуродованными от сломанных хрящей ушами и с большой спортивной сумкой на ремне через плечо. Несмотря на свой маленький рост, около 165 сантиметров, на то что имел худощавое телосложение это его не остановило - снова зашумело в голове и он, сравнявшись с парнем, неожиданно и резко выкрикнул ему в лицо:

- По правой стороне! ходить надо по своей, правой стороне тротуара! понял, ты? собака сутулая! ты чё, тупой что ли? или слепой? или глухой?

Здоровяк отшатнулся от него и пошел дальше не оглядываясь, Аркадия это еще больше взбесило, в глазах потемнело, он разбил бутылку о поребрик, догнал его и засадил ему "розочку'' в шею, ниже правого уха:

- Сучара! понял теперь, гнида или башку тебе отрезать, а?

Парень даже ничего не успел сделать, так все неожиданно произошло - сквозь хлюпанье и попытки вздохнуть прижал руку к шее, кровь стала заливать плечи, грудь, спортивную сумку и упал набок, через минуту закатив глаза, потерял сознание, лужа крови под ним становилась все больше и больше.

Аркадий со злобой харкнул ему в лицо, развернувшись зашагал по пустынной улице, каждый шаг отдавался глухим стуком в груди, в голове пульсировала только одна мысль: "Он не должен был этого делать".

Утро принесло с собой холодную реальность - мертвое тело спортсмена было обнаружено ночью, Аркадий попал под запись нескольких уличных видеокамер и вот полицейские уже входят в его квартиру,  он даже не понял, что это они так долго ему зачитывают какие то документы и о чем спрашивают. На руках защелкнулись наручники, его увезли в полицию, сопротивления он не оказывал - ведь все эти люди не нарушили правило ходьбы по правой стороне на тротуаре.

Последовали допросы, бесконечные вопросы, которые казались бессмысленными, он пытался объяснить, но слова путались, теряли смысл, его взгляд блуждал, пытаясь ухватиться за что то реальное в этом сюрреалистичном кошмаре, затем после заключения под стражу и нахождения в одиночной камере несколько недель по решению суда была проведена психиатрическая экспертиза, которая длилась около месяца. Белые стены кабинета, безразличные глаза врача, вопросы, которые проникали в самые потаенные уголки его сознания  - Аркадий чувствовал себя как экспонат в музее, выставленный на всеобщее обозрение. Он говорил о своих страхах, о навязчивых мыслях, о том, как иногда мир вокруг казался ему искаженным, как будто он смотрел на него через мутное стекло и не понимал, зачем все это, но чувствовал, что это его единственный шанс. Выяснилось, что у Аркадия были проблемы с психическим здоровьем, он часто испытывал приступы агрессии и паранойи,  происходили паника по любому поводу,  мог не спать несколько суток, на все смотреть будто с другой стороны, высказывал абстрактные рассуждения о религии, садизме, наносил сам себе физические повреждения в виде порезов бритвой - но никогда не обращался за помощью. Экспертиза вынесла заключение и  подтвердила опасения: врачи отметили, что он страдает от тяжелого психического расстройства, которое могло спровоцировать его агрессивное поведение.

Суд на основании выводов психиатрической экспертизы отправил Аркадия на принудительное лечение в медицинской организации  специализированного типа с интенсивным наблюдением, где срок нахождения определялся состоянием психического здоровья и где комиссия, собирающаяся раз в полгода определяла период нахождения в этом учреждении, итак могло длиться десятки лет, до конца жизни.  

Солнечный день, смех детей, звонкие крики - все это казалось чужим и далеким для Андрея. Сидя на скамейке,  он сжимал в руке старую, потертую игрушку - плюшевого медведя, который когда то был любимцем его сына, теперь же этот медведь напоминал ему о другом, о том дне, который навсегда изменил их жизнь.

Сыну Мише было всего семь лет и был он таким светлым, таким жизнерадостным, с копной золотистых волос и глазами, полными любопытства. Они гуляли в парке, недалеко от дома, как всегда, Миша бегал по траве, собирая одуванчики, Андрей наблюдал за ним, чувствуя ту самую безмятежную радость, которую может испытать только родитель.

А потом случилось это.

Из за кустов выскочила большая, лохматая собака - немецкая овчарка, как потом выяснилось, она была без поводка, без намордника и в ее глазах горел дикий, неконтролируемый гнев, Андрей просто не успел ничего сделать - собака бросилась на Мишу. Крик сына, полный боли и ужаса, до сих пор звучал в ушах Андрея, он помнил, как бросился к нему, как оттаскивал собаку, как видел окровавленную ногу своего ребенка.

И в тот момент мир для него рухнул ...

Миша выжил, но шрамы остались и не только на теле, но и в душе - стал пугливым, боялся громких звуков, резких движений и конечно, боялся собак, любых, даже самых безобидных. Андрей же очень сильно изменился после этого случая - в нем поселилась какая то глухая, постоянная ярость и стал видеть в каждой бездомной собаке потенциальную угрозу, в каждом хозяине, который не следит за своим питомцем, безответственного человека, который может причинить такую же боль, как та овчарка. Он начал читать, искать информацию, узнавать о проблеме бездомных животных, о случаях нападений и чем больше он узнавал, тем сильнее росло в нем желание что то сделать. Что то, что могло бы предотвратить подобные трагедии.

Он не стал кричать на улицах, не стал писать гневные посты в интернете а выбрал другой путь, который многие осуждали, но который, как он считал, был единственно верным - стал догхантером. Для Андрея это стало призванием - действуя тихо, осторожно, он изучал места скопления бездомных собак, выслеживал агрессивных животных и тех, кто представлял реальную опасность - убивал, но не ради удовольствия а с целью устранения угрозы. Он знал, что его осудят, что его будут ненавидеть, но каждый раз, когда видел, как дети спокойно играют на улице, как родители не оглядываются с тревогой на каждую проходящую собаку, он чувствовал, что делает что то важное - что защищает таких же маленьких детей, как его сын, от угрозы нападения собак. В один из вечером, когда он возвращался домой после очередной "работы", он увидел на детской площадке своего сына - Миша смеялся, играя с другими детьми, бегал, не оглядываясь, не прижимаясь к отцу в страхе и в этот момент Андрей почувствовал, как тяжесть, которая давила на него последние месяцы, немного ослабла.

Он знал, что его путь не будет легким, что тень той собаки, того дня, всегда будет преследовать его, но Андрей так же знал, что он делает все, что в его силах, чтобы другие дети не пережили того, что пережил его сын и в этой тихой, мрачной борьбе он находил свой собственный, горький смысл. Он смотрел на сына, и в груди его боролись два чувства: гордость за его вновь обретенную беззаботность и глухая боль от осознания того, какой ценой эта беззаботность была достигнута. Андрей понимал, что его действия, какими бы оправданными они ни казались ему самому, никогда не будут поняты большинством, ведь он стал человеком, который взял на себя роль, которую общество предпочитало игнорировать или решать другими, более "цивилизованными" способами, которые часто оказывались неэффективными. Он видел, как приюты переполняются, как бездомные собаки, несмотря на все усилия зоозащитников, продолжают плодиться и представлять опасность, видел как люди, искренне любящие своих животных, порой проявляют поразительную беспечность, выпуская их без присмотра, не задумываясь о последствиях. И каждый такой случай, каждая новость о нападении, каждый испуганный взгляд ребенка, заставляли его стискивать зубы и продолжать свой путь.

Его методы были не для слабонервных, он не гордился ими, но и не стыдился, это была его война, его личная борьба с тем, что он считал злом и действовал в тени, избегая внимания, потому что знал, что любое публичное признание принесет ему лишь осуждение и, возможно, юридические проблемы, он был невидимкой, призраком, который появлялся и исчезал, оставляя за собой лишь тишину и, как он надеялся, безопасность. Иногда, в моменты усталости и сомнений, он вспоминал тот день в парке - не только боль сына, но и свой собственный страх, свою беспомощность и каждый раз Андрей видел себя тогда - молодого, неопытного отца, который не смог защитить самое дорогое.

И эта память была для него вечным двигателем, его напоминанием о том, почему он выбрал этот путь.

Он знал, что его действия не решат проблему полностью, но верил, что каждое устраненное им агрессивное животное - это спасенная детская улыбка, спасенная детское здоровье, спасенное детское сердце от травмы, Андрей считал себя щитом, который он сам для себя создал, щитом, который он теперь пытался распространить на других. Вечером, когда Миша уже спал, Андрей сидел у окна, глядя на темнеющее небо и думал о том, что будет дальше. Будет ли он когда-нибудь свободен от этой тени? Сможет ли он когда-нибудь снова почувствовать себя обычным человеком а не охотником, вечно выслеживающим свою добычу? И не знал ответа ни на один из этих вопросов, но четко понимал одно: пока в мире есть дети, которые могут пострадать от неконтролируемой агрессии, пока есть родители, которые испытывают тот же ужас, что и он, Андрей будет продолжать и пусть его путь был мрачным, одиноким, но он был его путем, который он выбрал, чтобы защитить своего сына и, возможно, других детей, от той тени, которая навсегда осталась на его собственной детской площадке.

И в этой мрачной решимости он находил свое горькое, но непоколебимое призвание.

Но прошлое его не отпускало - как то вечером, когда он возвращался домой, рядом с ним резко остановилась машина, из нее выскочили трое мужчин, они были одеты в черное, их лица скрывали маски, знали, кто он и чем занимается. Ни слова ни говоря, они просто напали, Андрей попытался защищаться, но они избили его до полусмерти, оставив лежать на тротуаре - с пробитой головой, с переломанными пальцами рук и предплечий, со сломанным носом и выбитыми зубами. Когда Андрей очнулся через полторы недели уже в больнице, он увидел Мишу, который сидел рядом с ним, в его глазах был страх, но и решимость.

- Папа, я знаю, что ты делал  - сказал он тихо.

Андрей молчал и не знал, что сказать.

Но ...  - продолжил Мишенька - я знаю, что ты не злой а просто хотел защитить меня ... Ведь правда?

Андрей кое как просипел "да" и Мишка прижался к нему всем телом. Эти слова были для Андрея дороже всего на свете, он понял, что его сын, несмотря на все, любит его и понимает и что его жертва не была напрасной. После этого случая Андрей решил остановиться, поняв что его путь привел в тупик, что насилие порождает только насилие.

И теперь он становился просто отцом, стремящимся сделать мир безопаснее, но не насильственными действиями, пока еще не зная как к этому придти и как именно это делать ...

Три года прошло с тех пор, как мир моего отца начал сжиматься, как старая фотография, выцветая и искажаясь, как его глаза, когда то полные живого любопытства и доброты, стали смотреть сквозь меня, сквозь стены, сквозь реальность ...

Деменция - это слово, такое сухое и медицинское, не могло вместить в себя весь тот хаос, который оно принесло в нашу жизнь. Последние месяцы стали особенно тяжелыми, отец, всегда такой аккуратный, такой гордый, теперь был пленником собственного тела и разума и самым мучительным проявлением этой болезни стало его поведение с подгузниками. Это началось незаметно, как будто он просто пытался их снять, но потом становилось все хуже и хуже.

Я помню первый раз, когда увидел это - зашел в его комнату, чтобы помочь с переодеванием и замер на пороге, он сидел на кровати и его пальцы, когда то уверенно державшие молоток или книгу, теперь были грубыми, рвущими инструментами. Подгузник был разорван в клочья а он, с каким то странным, отрешенным выражением лица, жевал его содержимое - кал.

Это было так унизительно, так страшно, что я почувствовал, как земля уходит из под ног ...

С тех пор это стало его ритуалом, каждый раз, когда мы меняли ему подгузник, он ждал момента, когда оставался один, чтобы снова начать этот ужасный процесс, я пытался объяснить, уговаривать, даже кричать - но он не слышал, его мозг, словно запутавшийся в лабиринте, не мог найти выход из этого порочного круга.

Мои нервы сдавали.

Я чувствовал себя выжатым до последней капли - бессонные ночи, наполненные тревогой и чувством вины а днем - постоянное напряжение, страх, что я что то упущу, что он причинит себе вред. Я стал раздражительным, вспыльчивым, иногда я ловил себя на том, что кричу на него, на человека, который когда то был моим героем, моей опорой и потом, когда он смотрел на меня своими потерянными глазами, я чувствовал себя самым ничтожным человеком на свете. Я пытался найти помощь - врачи говорили, что это часть болезни, что нужно терпение.

Терпение ...  

Как можно терпеть, когда видишь, как любимый человек разрушает себя на твоих глазах? Как можно терпеть, когда каждый день приносит новую боль, новое унижение? Я помню, как однажды, после очередного такого эпизода, я сидел рядом с ним, пытаясь убрать последствия, он вдруг повернулся ко мне и в его глазах на мгновение мелькнуло что то знакомое и протянул руку, как будто хотел меня обнять. Я замер, сердце забилось быстрее - может быть, он вспомнил? Может быть, он понял? Но потом его взгляд снова потух и он отвернулся, погрузившись в свой собственный, искаженный мир.

Это было как биться головой о стену, каждый день - новая битва, которую невозможно выиграть, я чувствовал себя одиноким в этой борьбе, хотя вокруг были люди, которые пытались помочь, но никто не мог понять глубину моей боли, моего отчаяния. Иногда я ловил себя на мысли, что хочу, чтобы это закончилось, не потому, что я не любил отца а наоборот. Я любил его так сильно, что видеть его страдания было невыносимо и хотел, чтобы он обрел покой, даже если это означало его уход. Но потом я вспоминал его смех, его истории, его мудрость, вспоминал, каким он был и я понимал, что должен быть сильным. Должен быть рядом - даже если это означает наблюдать, как он рвет на куски подгузники с калом и жует их, даже если это означает, что мои нервы сдают с каждым днем - потому что это мой отец и я его люблю и пока он здесь, я буду рядом.

Даже в этом аду.

Я начал искать другие способы справиться - перечитал горы литературы о деменции, консультировался с разными специалистами, кто то советовал медикаменты, кто то - поведенческую терапию, кто то - просто больше любви и терпения.

Я пробовал все.

Медикаменты давали лишь временное облегчение, но приносили побочные эффекты, отец становился сонливым, вялым, еще более отстраненным, поведенческая терапия казалась бессмысленной - как можно изменить поведение человека, который не понимает, что делает? Тогда я решил сосредоточиться на том, что мог контролировать - на окружающей среде, убрал из его комнаты все, что могло представлять опасность: острые предметы, мелкие детали, старался, чтобы в комнате всегда было светло и тихо, включал его любимую музыку, читал ему вслух книги, которые он когда то любил. И начал замечать маленькие изменения, иногда, когда я читал ему, он улыбался, когда звучала его любимая музыка, он начинал подпевать, хотя слова были неразборчивыми, это были маленькие проблески, искры в темноте, но они давали мне надежду. Я понял, что дело не в том, чтобы остановить его поведение а в том, чтобы понять, что за ним стоит, может быть, это был способ выразить свой дискомфорт, свою тревогу, свою боль а может, это был просто бессмысленный импульс, вызванный повреждением мозга.

Я начал менять подгузники чаще, чтобы он не чувствовал себя некомфортно, стал использовать специальные подгузники, которые было сложнее разорвать, старался отвлекать его внимание, когда видел, что он начинает проявлять беспокойство. Это было похоже на игру в кошки-мышки - я должен был быть на шаг впереди него, предугадывать его действия, предотвращать их.

Как то после особенно тяжелого, изматывающего дня, когда я снова убирал последствия его действий, я почувствовал, как меня накрывает волна отчаяния, сел на пол рядом с ним и заплакал.

Я плакал от усталости, от бессилия, от горя, страха и злости - от такой жизни, что отец стал таким, от того что нет никакой помощи ни от кого, близким родственникам другим это все было не нужно и ждать от них ничего не приходилось, даже звонка телефонного с вопросом как там отец, не говоря уже о чем то большем.

А он посмотрел на меня и его взгляд был ясным, пронзительным, протянул руку и вытер слезу с моей щеки:

- Не плачь, сынок ... - сказал он, голос был слабым, но я узнал его - это был голос моего отца.

Я обнял его и заплакал, уткнувшись в его плечо ... А он гладил меня по голове, как когда то в детстве ...

Но этот момент длился недолго - вскоре его взгляд снова потух и он отвернулся. Но я запомнил его - запомнил его прикосновение, его слова и это было напоминание о том, что он все еще там, внутри, за стеной болезни ...

С тех пор я стал смотреть на все по другому - перестал видеть в нем только больного человека и начал видеть в нем своего отца, начал ценить каждый момент, проведенный с ним, даже если эти моменты были наполнены болью и страданием. Я понял, что моя задача не в том, чтобы вылечить его а в том, чтобы любить его таким, какой он есть, до самого конца.

Бывали моменты, когда он впадал в ярость, когда его глаза наполнялись страхом и непониманием - срывал шторы и занавески, пытался ломать мебель и бил посуду, не спал ночами, бродил по квартире и пытался уйти из дома - а я учился оставаться спокойным, даже когда его крики разрывали мой мозг на части - я знал, что это не он, это болезнь, которая забирала его, обнимал его, шептал успокаивающие слова, даже если он не понимал их, старался быть его опорой, даже когда сам чувствовал себя на грани.

Но даже в этой преисподней, наполненной страданиями  я продолжал любить его, потому что любовь - это то, что действительно имело значение в жизни ...

Коля не был из тех, кто гонится за призраками - ни карьерных лестниц, ни блестящих офисов, ни звонких титулов - все это казалось ему суетой, лишним шумом в тихой мелодии его жизни. Он был слесарем и это было его осознанным выбором и его руки, крепкие и мозолистые, знали толк в металле и могли с легкостью разобрать и собрать любой механизм - от старого велосипеда до сложного промышленного станка. В его мастерской, пропахшей машинным маслом и металлической стружкой, царил порядок, понятный только ему, каждый инструмент лежал на своем месте, каждый винтик знал свое предназначение.

Коля не стремился к "успешному успеху", как его называли по телевизору, не мечтал о виллах на Лазурном берегу или личных самолетах, его "успех" заключался в другом - чтобы утром, когда первые лучи солнца пробивались сквозь пыльное окно мастерской, он чувствовал удовлетворение от предстоящей работы, в том чтобы видеть, как оживает старый, казалось бы, безнадежный механизм под его умелыми руками, чтобы видеть благодарность в глазах людей, чьи проблемы он решал.

Его соседи, многие из которых работали на заводах или в офисах, часто недоумевали:

- Коля, тебе 40 лет, ты бы хоть подумал о будущем, о пенсии! О том, чтобы как то выбиться в люди! - говорили они, похлопывая его по плечу, но Коля лишь улыбался в ответ - знал, что его "выбиться в люди" уже произошло и он из тех, кто ценят свое время, свои руки и свой труд. Он не был беден, его заработка хватало на скромную, но уютную жизнь, мог позволить себе качественную еду, новую одежду, когда старая изнашивалась и даже иногда выбраться на рыбалку, свое любимое хобби.

Но главное - он не тратил свои силы и нервы на погоню за тем, что ему не нужно.

Как то  к нему пришел новый сосед, молодой парень по имени Артем - полон амбиций, в мечтах о собственном бизнесе, о миллионах.

Он свысока смотрел на Колю, на его простую жизнь.:

- Ты, Коля, как будто застрял в прошлом веке, мир меняется а ты все с гаечным ключом бегаешь - говорил он, размахивая модным смартфоном.

Коля слушал его терпеливо а потом предложил:

- Артем, у тебя там что то машина барахлит, я слышал, давай покажу как это чинится а ты мне расскажешь, как этот твой телефон работает.

Артем сначала отмахнулся, но потом, когда его машина действительно встала, пришел к Коле, тот не говоря ни слова, принялся за работу - не спешил, не суетился а просто делал свое дело и через час машина завелась. Артем был поражен - никогда прежде не видел, чтобы кто то так ловко и уверенно справлялся с поломкой. Постепенно Артем стал чаще заглядывать к Коле, наблюдал за его работой, слушал его неторопливые рассказы о механизмах, о том, как важно понимать их суть а не просто следовать инструкциям, видел, как Коля с удовольствием чинит старый велосипед для соседской девочки, как ремонтирует соседскому подростку мопед.

В один из поздних осенних вечеров Артем, уставший от своих бесконечных бизнес-планов и встреч, сказал:

- Знаешь, Коля, я, кажется, начинаю тебя понимать, может и мне стоит иногда остановиться и просто … сделать что то руками? А?

Коля улыбнулся - знал, что его выбор не был простым и требовал внутренней силы, умения отличать настоящее от наносного. Но он так же знал, что этот выбор принес ему не только спокойствие, но и глубокое, подлинное удовлетворение, ведь он не был рабом чужих амбиций или общественных ожиданий а был хозяином своей жизни, своей мастерской, своих рук. Артем, хоть и не отказался от своих стремлений, начал смотреть на мир иначе, стал замечать детали, которые раньше ускользали от его внимания, понял что "успешный успех" - это лишь одна из множества дорог и далеко не самая прямая или счастливая для всех и увидел в Коле не просто слесаря а человека, нашедшего свой путь, свою гармонию.

А Коля продолжал жить своей жизнью, наполненной смыслом и тихим достоинством - не искал признания, не жаждал славы, его мир был прост, но в этой простоте заключалась его сила. Он был слесарем и это было не просто ремесло а философия осознанного выбора, где главное - не то, что ты имеешь а то, кем ты являешься и то, что ты делаешь с любовью, пониманием.

И в этом была его настоящая, незыблемая свобода и что приносило ему не только спокойствие, но и глубокое, подлинное удовлетворение.

Однажды, в один из тех редких дней, когда мастерская Коли была особенно тихой а солнце играло бликами на полированных поверхностях инструментов, к нему зашел старый друг, Петр, когда то тоже работавший на заводе, теперь занимал солидную должность в крупной компании и в его глазах читалась усталость, которую не могли скрыть дорогие костюмы.

- Коля, привет - сказал Петр, оглядываясь по сторонам с легким недоумением - все так же, как и двадцать лет назад а я вот … знаешь, иногда думаю, правильно ли я выбрал. Бесконечные совещания, отчеты, интриги ... А ведь когда то тоже любил что-то руками делать ...

Коля кивнул, не прерывая своей работы над сложным механизмом:

- Каждый выбирает свой путь, Петр, главное, чтобы он был твоим.

- Но ведь ты мог бы! Ты же умный, руки золотые, мог бы свою фирму открыть, цех построить. А так … просто слесарь ...  

В голосе Петра проскользнула нотка жалости, которую Коля давно научился не принимать близко к сердцу.

- А что такое "фирма" или "цех" для меня? - спокойно спросил Коля, поднимая взгляд - это новые заботы, новые долги, новые люди, которых нужно контролировать. А здесь … я сам себе хозяин, я знаю, что делаю и делаю это хорошо. И мне этого вполне достаточно.

Петр вздохнул:

- Ты прав, наверное, просто я … как будто потерял что то важное в этой гонке. А ты, кажется, нашел ...

Коля улыбнулся:

- Я нашел свое место, где я чувствую, что мои руки не просто инструмент а продолжение моей души, где каждый винтик, каждая гайка - это часть моего мира, который я создал сам, без чужих правил и ожиданий.

Петр постоял еще немного, наблюдая за его ловкими движениями и в глазах мелькнуло что то похожее на зависть, но не злую и черную а скорее светлую, как будто он увидел в Коле отражение того, что сам когда то потерял.

- Знаешь - сказал Петр, когда уже собирался уходить - может и мне стоит иногда заглянуть к тебе, просто посмотреть, как ты работаешь. Может и мне что то вспомнится ...

Коля кивнул:

- Всегда рад, если что то сломается - обращайся, всегда готов помочь.

Петр ушел, оставив после себя легкий аромат дорогого парфюма, который, казалось, диссонировал с запахом масла и металла в мастерской. Коля же, не отвлекаясь от работы, продолжал собирать сложный механизм и для него это было не просто ремесло а своего рода медитация - каждый щелчок, каждый поворот ключа приносили ему чувство глубокого удовлетворения. Он не осуждал Петра, как и других, кто гнался за призраками успеха - ведь каждый человек искал свое счастье, свой смысл, просто пути у всех разные. Коля знал, что его путь - это путь мастера, путь созидателя, он не стремился к власти над другими, к контролю над их жизнями. Его власть была в его руках, в его знаниях, в его способности превращать хаос поломок в порядок функционирующих механизмов.

Иногда к нему заглядывали молодые ребята, студенты технических вузов, которые искали подработку или просто хотели понять, как устроены вещи и Коля с удовольствием делился с ними своими знаниями, показывал, как правильно держать инструмент, как чувствовать металл, как слушать, что говорит машина, видел в их глазах тот же огонек любопытства, который когда то горел и в нем самом. Он учил их ремеслу, уважению к труду, умению находить радость в процессе а не только в результате и говорил им:

- Не гонитесь за тем, что вам навязывают, ищите то, что отзывается в вашей душе. Если это гаечный ключ или компьютер - значит, это ваша дорога. Главное - чтобы это было ваше!

Когда Коля уже заканчивал рабочий день, к нему зашла соседка, бабушка Анна. Она принесла ему пирог, испеченный по старинному рецепту:

- Коленька, спасибо тебе, дорогой - сказала она, ставя пирог на верстак - ты мне опять кран починил а то я уже думала, всю ночь с тазиком сидеть буду ...

Коля улыбнулся, принимая угощение:

=Да что вы, Анна Петровна, это же пустяк.

- Пустяк для тебя а для меня - большое дело - ответила она, глядя на него с теплотой - вот ведь как бывает - одни за миллионами гонятся а ты вот так, просто людям помогаешь и ведь счастлив же, вижу ...

Коля кивнул - счастье для него было не в количестве денег или статусе а в возможности быть полезным, в ощущении гармонии с собой и миром, его мастерская была его крепостью, убежищем, местом силы, здесь он чувствовал себя настоящим, живым. Он не нуждался в признании или похвале, ведь эго удовлетворение было внутренним, знал что его труд важен, что делает мир чуточку лучше, чиня то, что сломалось, восстанавливая то, что утратило свою функцию.

В этом и был его осознанный выбор: жить просто, работать честно, быть полезным людям и обществу, быть самим собой - таким какой есть, без ломки сознания, характера и образа жизни.

И в этой простой, незамысловатой философии он находил настоящее счастье, которое не купишь ни за какие деньги и его жизнь была полна смысла а его руки - заняты делом.

В огромном торговом центре  в продуктовом магазине собралась очередь, люди ждали продвижения к кассе, которое шло очень медленно - кто то перебирал покупки, кто то просто смотрел в телефон. Вдруг в магазин вошел парень с явными признаками ДЦП, худой и с больными ногами,  его руки дергались, он с трудом держал в руках пластиковую карту, немного погодя с булкой хлеба прошел в конец очереди, но его пропустили постепенно вперед, подошел к кассе и как только попытался расплатиться, карта выскользнула из его рук и упала на пол.

Тут же заржали как кони и начали подшучивать над ним, указывая пальцами четверо подростков, лет по 15-16 от роду - здоровые, высокие акселераты и выглядевшие старше своего возраста, с широкими спинами и отъевшимися мордами:

- Смотри, как он дергается! - сказал один из них и остальные тут же дружно загоготали.

Парень покраснел от стыда, его лицо исказилось от неловкости, он снова попытался поднять карту, но руки не слушались.

В этот момент несколько крепких, среднего возраста мужчин, стоящих в очереди вместе полукругом и о чем то тихо говоривших между собой, обернулись на шум. Они увидели, что происходит и их лица изменились - один из них, лысый и с квадратной черной бородой в кожаной короткой куртке, с татуированными перстнями на пальцах, подошел к подросткам и, не сдерживая гнева, схватил одного из них за шиворот:

- Вы чё, барбосы, ваще нюх потеряли? А? - прогремел он, остальные мужчины поддержали его и схватив каждого за шкварник, вытащили их на улицу, где там же, у входа в магазин каждому молча без угроз, и криков досталось по нескольку пинков хорошенько под зад и те разбежались в разные стороны.

Парень с ДЦП, увидев, что его защитили, почувствовал, как стыд и страх постепенно уходят, кое как поднял карту и, наконец, хоть и с трудом, расплатился на кассе.

Молодая, симпатичная девушка на кассе, увидев его усилия, ободряюще ему улыбнулась и сказала:

- Молодец, ты справился!

И это было хоть и небольшое, но очень важное для него признание.

Когда парень вышел из магазина, он увидел, как мужчины возвращаются к нему и лысый бородач, чуть похлопав его по плечу сказал:

- Не обращай внимания на этих придурков, ты сильнее, чем думаешь! Я тут живу недалеко, вот мой телефон, я всегда на этих цифрах, звони сам в любое время или кто рядом будет, если не сможешь, ну а кто еще вздумает посмеяться, любому поясню и подведу! - и он аккуратно скинул визитку в пакет с хлебом и они быстро расселись по двум иномаркам и уехали.

Парень медленно, сильно хромая пошёл по улице, чувствуя, как его сердце бьётся быстрее. Он не привык к такому вниманию, к тому, чтобы кто то встал на его сторону - в детстве над ним смеялись, в школе его избегали а в двадцатилетнем возрасте он научился прятаться от насмешек, прячась за стенами своей комнаты.

Но сегодня что то изменилось.

Когда он дошёл до своего дома, мама встретила его с тревогой:

- Что случилось, Саша? - спросила она, заметив его красные глаза.

- Мам, я … я встретил хороших людей - тяжело, с длительными паузами сказал Саша и его голос дрожал от эмоций.

Мама обняла его и он почувствовал, как её руки дрожат от волнения:

- Я так рада, что ты нашёл поддержку ... - прошептала она.

Саша кивнул - и в его сердце зажглась надежда, что доброта и человечность все еще существуют в мире, что не все люди злые и жестокие а есть те, кто могут помочь и на чью помощь можно рассчитывать.

И в дальнейшем визитку с номером всегда бережно хранил у себя на столе, на видном месте, глядя на которую, каждый раз с теплотой в душе вспоминал тех мужчин, кто заступились за него в магазине и ободряющую улыбку кассирши, поддержавшую его словом  ...