Серия «Диктаторы, диктатуры и массовые убийцы»

Среди многочисленной плеяды авторитарных лидеров XX столетия можно найти как лиц с мировым именем, так и куда более экзотичных персонажей. Такой, например, правил одновременно с Иосифом Сталиным на небольшом острове в Карибском море. Рафаэль Леонидас Трухильо Молина являлся фактическим руководителем Доминиканской республики с 1930 по 1961 год.

При всех различиях, с советским коллегой его (помимо тяги к единоличной власти) роднит неоднозначность как исторической фигуры. Из-за ряда объективных и не очень особенностей Трухильо легко создаёт впечатление "мудрого царя". Насколько верно это впечатление - посмотрим, изучив путь обозначенного деятеля и его страны.

Проблемный берег

Рафаэль Трухильо увидел этот мир 24 октября 1891 года в городке Сан-Кристобаль на юге острова Эспаньола, также известного как Гаити. Как и в наши дни, этот кусок суши тогда делили две страны - Доминиканская республика и собственно Гаити.

Это были совсем молодые государства - оба появились в первой половине XIX века, в ходе процессов деколонизации в Америке. Изначально они являлись одним целым, но в 1844 году восточная половина острова отделилась, став Доминиканой. Поскольку в колониальном состоянии эти две части числились на сильно разном положении, ужиться им не удалось. Запад, бывший владением Франции, населяли потомки африканских рабов, а восток, контролировавшийся Испанией, представлял собой край мулатов от смешения тех же рабов и испанских колонистов, которые массово ехали за океан жить (чего французы не делали).

Сложившаяся на двух половинах Эспаньолы ситуация привела к появлению в них разных народов - и лингвистически, и ментально. Сближала их только борьба за изгнание заморских хозяев, что в долгосрочной перспективе не могло дать надёжной почвы объединению.

В 1861-1865 годах Испания опять контролировала Доминикану, но это были уже отголоски прошлого времени. Юное государство осталось независимым, несмотря на то, что и испанцев к возвращению мотивировал президент страны, пригласивший их, и запрос на присоединение к США потом власти подавали. Не просто так, конечно - после развода с соседкой Доминиканская республика оказалась в крайне удручающем состоянии. Основные причины:

- Отсталое аграрное хозяйство, которое едва позволяло гражданам выживать

-Отсутствие промышленности, кроме самой примитивной сельхозперерабатывающей

-Политическая нестабильность из-за очень короткого республиканского опыта. Военные перевороты долго являлись нормой для Доминиканы

-Зависимость от кредитов из Вашингтона, которые континентальные благодетели щедро раздавали. А доминиканцам с их полуживой экономикой было некуда деваться.

Вот в такой стране и родился Рафаэль Трухильо. Его родословная была пёстрой, что, впрочем, типично для Латинской Америки - среди предков затесались европейцы, гаитяне и доминиканские мулаты. Отцом мальчика был потомок испанского сержанта, прибывшего на остров во время вторжения 1860-х годов, а матерью - дочь мулата и гаитянки. Королевской генетики у него явно не наблюдалось.

Хотя это и хорошо - ведь энергии и здоровья у Рафаэля с ранних лет было хоть отбавляй, что очень важно в условиях жизни в нищей стране. Всего в семье родилось одиннадцать детей, наш герой прибыл третьим. В 1897 году его отдали в начальную школу. Будучи ребенком, Трухильо крайне много внимания уделял своим статусу и внешности, ему нравилось прикреплять к своей одежде крышки от бутылок - способ сымитировать ношение военных наград.

В 16 лет он устроился на должность телеграфиста, где провёл три года. Условия труда и оплата, видимо, не устраивали юношу, поэтому он принял волевое решение - уйти с работы на дядю и стать мелким преступником. Основные направления деятельности - угон скота, подделка чеков и почтовые ограбления. За такие проступки молодого гения криминала отправили на нары. Срок - несколько месяцев, за которыми исправления совершенно не последовало. Наоборот, выйдя на волю, Рафаэль перешёл на новый уровень - организовал банду грабителей под названием "42".

В общем, не самая оригинальная история активного парня из бедных слоёв общества. Не имея возможности реализовать себя в науке, производстве или ином легальном секторе, Рафаэль Трухильо выплёскивал энергию через насилие. Тем более, что слабое доминиканское государство не могло хорошо контролировать преступность - оно было слишком загружено регулярными переворотами, коих было какое-то дикое количество. С 1866 по 1916 годы случилось 28 актов внештатной смены руководящих лиц. И ни одно из быстро сменяющихся правительств не успевало (да и хотело ли?) решать фундаментальные проблемы республики, которая так и прозябала в крайней нужде.

В подобных условиях грабь - не хочу, действительно. Правда, иногда Трухильо пробовал и законные, но сопряжённые с насилием виды заработка - в середине 1910-х годов стал усердным надсмотрщиком на плантации сахарного тростника. Хоть рабство в Доминикане к тому времени давно отменили, отношение к аграрным сотрудникам оставалось ужасным, и владельцам угодий были нужны сильные мужчины для лучшей мотивации трудового ресурса. Перешагнувший 20-ти летний рубеж Рафаэль, полный сил и любивший утверждение своей власти над кем-либо, с удовольствие принял роль качественного надсмотрщика.

Любимчик демократии

Сколько бы ещё Доминиканская республика провела в таком чудном состоянии - неясно. Впрочем, гадать нет смысла, ведь судьбу малой страны решила большая империя. США, активно дававшие деньги куче своих южных соседей, очень хотели их назад. Ещё со времен президента Монро (1817-1825) самая свободная из держав надевала на испаноязычных партнёров неплохие кандалы, в том числе через их кредитование. И логично, что Доминиканская республика пошла по этому пути, став полностью закабалённой. А денег с продажи сахарного сырья не хватало на выплату долгов.

В начале 1900-х годов американский лидер Теодор Рузвельт (1901-1909) развил идеи Монро, слепив концепцию Политики большой дубинки. Суть была в том, что любой конфликт в Латинской Америке должен быть урегулирован с помощью мудрых США (а то эти дикари сами не разберутся, очевидно). Если же в стране-соседке есть что-то, связанное с американскими интересами, то без вмешательства ну просто не обойтись.

Придумка любителя моноклей не ушла вместе с ним - президенты Тафт и Вильсон, сидевшие в Белом доме с 1909 по 1921 годы, продолжили её. Именно при втором в 1916 году США объявили о том, что они вынуждены прислать военный контингент на территорию Доминиканской республики, дабы обеспечить своевременную выплату долгов. Так началась оккупация страны, продлившаяся до 1924 года.

Чтобы вытрясти из нищего островного государства средства, США задумали переустроить его. Они начали создавать подконтрольные силовые и правительственные структуры, чтобы после ухода интервентов власть осталась лояльной. Среди прочего, появилась местная Национальная гвардия, куда могли вступить доминиканцы. За помощь оккупационным войскам в ней платили немыслимые по меркам региона деньги.

Это и привлекло в ряды гвардии Трухильо, который после карьеры телеграфиста, бандита и надсмотрщика желал двигаться дальше. Он дальновидно понял, что теперь политическая власть на родине - чужеземцы, и раз им нужны головорезы в помощники, то необходимо подыграть и через это приобщиться к власти и весомым финансам.

С 1918 по 1923 годы Рафаэль служил в Национальной гвардии. Его ум и жестокость позволяли безукоризненно выполнять карательные функции, возложенные на членов формирования, поэтому он быстро шёл вверх по иерархии, став инспектором военного округа.

И вот, США выводят свою группировку из Доминиканы. В 1924 году президентом становится либерал Орасио Васкес, который сохраняет подчинённое американцам положение.

При нём Трухильо получает абсолютную власть над полицией, став её командующим. В какой-то момент силовики превратились в независимых агентов политики, подчиняясь лишь своему лидеру.

К 1930 году Рафаэль решил, что пора стать новым правителем. Он прибегнул к помощи не признававших власти Васкеса повстанцев во главе с Эстеллой Уреньей, пообещав им не чинить препятствий при захвате власти с условием разделения её с Трухильо. Когда бунтари пошли на столицу в феврале 1930-го, никто не стал её защищать. Васкеса изгнали в марте , тогда же президентом стал Уренья, но лишь временным. В августе того же года он уступил высший пост Трухильо, перейдя, тем не менее, в должность вице-президента.

Победоносный генералиссимус

Интересно, что непосредственно в президентском кресле Рафаэль пробыл до 1938 года, после чего сделал перерыв, вернувшись на 1942-1952. Однако, де-факто он безраздельно руководил государством аж до начала шестидесятых. С 1934 года обладал титулом генералиссимуса, от которого отказался лишь на том свете. Это и есть критерий его всевластия - сохранение полного контроля над армией и полицией, что обеспечивало подчинение всех остальных управленческих конструкций.

Оставаясь верным партнёром США, Рафаэль Трухильо обеспечил себе стабильное правление как внутренне, так и внешне. А ещё он разделил историю Доминиканской республики на "до" и "после", и вот почему.

Напомню, что до американской оккупации Доминикана была погрязшей в долгах "страной-бомжом" с чисто аграрной экономикой. США, силой получив деньги, оставили важное наследие - они принесли на эту землю эффективные и упорядоченные репрессивные практики, которые местные переняли. Как итог - самый успешный из американских учеников стал диктатором на десятилетия, чего ранее не было ни разу. Стабильность, однако.

И это именно то, что реально было нужно стране. На удивление, Трухильо, чья биография ни разу не намекает на интеллигентность, в некоторых аспектах был прогрессивным лидером. Но давайте поговорим о каждом отдельно.

Итак, что надо выделить:

Стиль правления Трухилью был типично авторитарным

Учитывая контекст эпохи, можно ожидать того, что латиноамериканский диктатор будет подсматривать у европейских коллег. Режим Трухильо поддерживал тёплые отношения с франкистской Испанией, а сам лидер скрыто восхищался Муссолини.

Выборы стали чистейшей фикцией - на самых первых Рафаэль получил 99% голосов, и в 1942 году ситуация была такая же. А те "президенты", что формально занимали пост в 1938-1942 и 1952-1961, являлись не более чем марионетками настоящего руководителя.

Всякая политическая деятельность была запрещена, а оппозиция подвергалась постоянным преследованиям. Чтобы устранять опасных людей, Трухильо использовал своих подельников по банде "42", которые ликвидировали тысячи неугодных. Чтобы подчеркнуть величие лидера, столица Санто-Доминго была переименована в Сьюдад-Трухильо ("город сами поняли кого"), провинция Сан-Кристобаль, то есть малая родина Рафаэля - просто в "Трухильо", а самая высокая вершина страны, Пико Дуарте, в Пико Трухильо. По всей уже номинальной республике возводились памятники отцу нации, в его честь назвали несметное число мелких мест и общественных объектов. И это всё началось буквально через пару лет после прихода к власти.

За Трухильо закрепилось прозвище "шеф". Хотя Доминикана не была военной державой ни в какой степени, это не помешало диктатору стать генералиссимусом и наградить себя тонной орденов. Он в целом обожал роскошь и пафос - имел коллекцию элитных автомобилей, десятки дворцов по всей стране, массу пышных мундиров на все случаи жизни, личную исполинскую яхту и прочее, абсолютно стандартное для великого лидера.

В руках его семьи были сосредоточены главные промышленные отрасли. Чтобы не мешали конкуренты, он ввел госмонополию на поставку мяса в столицу. Страна, естественно, покупала мясо у своего президента. После этого последовала молочная монополия, монополия на экспорт риса, соли. Хозяйство страны было выстроено таким образом, что предприятия были поделены - ими владел либо сам президент, либо кто-то из его родственников. Доходы семьи Трухильо составляли почти 40 процентов от всего национального дохода.

Трухильо открыто репрессировал людей по этническому признаку

Хотя ранее было выявлено, что потомок испанцев и африканцев, коим был и сам лидер, и подавляющее большинство его сограждан, вряд ли является примером расовой чистоты (по представлениям первой половины XX века), сам Трухильо был просто диким расистом. Он ненавидел чёрных гаитян и считал их глупыми и неполноценными. Наличие в своей родословной этих самых гаитян президент тщательно скрывал. Опять же, вопреки тому, что африканское наследие есть у большинства доминиканцев, идеологическая линия Рафаэля заявляла о превосходстве "белых" жителей его вотчины над "дикарями" из Гаити.

Исторически на восточной стороне острова была большая диаспора гаитян, а в правление Трухильо она даже выросла (по экономическим причинам, которые я освещу ниже). В какой-то момент генералиссимус повелел изжить этих негодяев с "цивилизованной" земли. В большинстве случаев они даже не депортировались, а просто шли в расход, как во время массовых убийств 1937 года (Петрушечная резня). Пока Трухильо руководил, волны гонений свели гаитянские общины в Доминикане на нет, и затем они восстанавливались практически с нуля. Хотя это оправдывалось необходимостью ликвидировать поселения нелегальных мигрантов, характер зверств ясно говорит о фанатичности и чрезмерной жестокости, вызванной запредельной ксенофобией.

Зато Трухильо был известен своей политикой открытых дверей, без проблем принимая еврейских беженцев из Европы, японскую миграцию в 1930-х годах и изгнанников из Испании после гражданской войны. На Эвианской конференции 1938 года Доминиканская Республика была единственной страной, готовой принять много восточноевропейских евреев, и предложила свои земли для 100 000 беженцев на щедрых условиях.

В 1940 году было подписано соглашение, и Трухильо пожертвовал 26 000 акров (110 км²) своей собственности для поселений. Большинство из прибывавших позже переехали в Соединенные Штаты.

Резиденты из Европы расширили налоговую базу Доминиканской Республики и добавили больше европейцев в преимущественно смешанную нацию. Правительство Трухильо отдавало предпочтение "белым" беженцам по сравнению с другими, что не должно вас удивить.

Достижения Трухильо были потрясающими на фоне прошлых правительств и Гаити

В общем и целом, изначально Доминиканская республика и Гаити различались лишь языком и отчасти - генетикой населения. Как было сказано выше, сам факт долговой ямы перед США красноречиво подтверждает полнейшую разруху, в которой погрязла страна. 28 революций на 50 лет - туда же. Но установление тирании, как ни странно, спасло Доминикану. Теперь, когда существовал один режим без угроз его падения, можно было реализовывать хотя бы какие-то полезные проекты. Естественно, подавление конкуренции, монополизация рынка семьёй диктатора и огромная коррупция были вредны, однако это же имело важное последствие - Трухильо фактически стал экономическим владельцем государства и был заинтересован в получении прибыли с него.

Он полностью выплатил ранее запредельный госдолг в 1947 году, а всё потому, что успешно переориентировал хозяйство на внешний рынок, создавая льготные условия иностранным инвесторам (в основном американским, конечно). Было реформировано сельское хозяйство, построена небольшая промышленность, как следствие - сильно увеличились грамотность и качество жизни граждан. Экономика росла огромными темпами, потому что страна выходила из кромешной нищеты на относительно сносный уровень бытия.

Кроме того, Рафаэль плотно взялся за экологию. Он запретил истощающий почву и леса подсечно-огневой метод расчистки места для земледелия, создал агентство лесного надзора и запретил вырубку сосен без его разрешения. В годы его руководства была организована система заповедников, которая позволила сохранить уникальную природу острова.

Трухильо совершил то, чего не осилило ни одно правительство до него. И хотя по факту это было лишь создание более-менее среднего уровня жизни и фундаментальная забота об окружающей среде, важно понимать, о каких местах мы говорим. Соседняя Гаити - этот тот самый фон, на котором легко сиять даже такому малоприятному товарищу, как Трухильо. Пока тот занимался худо - бедным развитием страны, по ту строну границы мулатская интеллигенция и негритянское большинство не могли решить, кто должен управлять. За этими спорами они всё так же забыли про экономику, что не только не ликвидировало, но и увеличило долги перед США. А большинство населения продолжило жить в откровенной бедности.

Но что более показательно, так это упомянутое отношение к лесным массивам - на Гаити не было выработано никакой экологической политики. Леса продолжали уничтожаться в рамках устаревших форм расчистки места для сельского хозяйства, а остальная их часть вырубалась и продавалась за рубеж, ведь долгов у государства по-прежнему немерено. И вот посмотрите, как в наши дни выглядит доминикано-гаитянская граница:

Кажется безумным, но так и есть - Гаити полностью лишилась лесного покрова, что непосредственно контрастирует с её соседкой. К сожалению, это результат не только вопиющей некомпетентности властей Гаити, но и печальных внешних обстоятельств. Дело в том, что французы в своей колонии действовали куда жёстче испанцев. Они не только держали местных в чудовищном рабстве, но и вырубали леса, что заложило пагубные традиции. В 1825 году эти же люди свободы, равенства и братства навязали бывшей уже колонии колоссальный долг как "компенсацию" за независимость.

Он был столь огромен, что его гаитяне полностью отдали только в 1947 году, то есть тогда же, когда Доминикана ликвидировала долги в принципе. А над Гаити и после висели американские коллекторы (США однажды опять устроят интервенцию по этому поводу).

Естественно, в сравнении с таким отвратительным положением соседа отчасти адекватная экономическая и природоохранная политика Рафаэля Трухильо не кажется явно плохой. Ещё яснее это видно из других событий - в 1957-1986 годах на Гаити правила семья Дювалье, которая устроила такой ужас с магическими культами личности, тайной полицией, замаскированной под зомби из народных мифов, и другими колоритными радостями, что какой-то средне-жестокий автократ-расист уже не вызывает ярких чувств.

Заложенная Трухильо стабильность позволила в дальнейшем развить туристическую отрасль, которая десятилетиями приносит Доминикане очень много денег. Гаити же, с её пустошами и кишащими преступниками трущобами, никем не посещается, кроме, наверное, блогеров-экстремалов.

Как бы там ни было, подавляющее большинство современных государств - авторитарны в той или иной степени. Даже те, что ассоциируются с такими словами, как "демократия" и "свобода слова", на поверку не гнушаются замарать руки и поуправлять жёстко время от времени - когда надо.

Однако всё-таки многие режимы наших дней (включая почти все развитые страны) характеризуются в основном коллективным управлением, когда система существует за счёт взаимодействия ветвей власти, состоящих из первоначально незнакомых друг другу людей, выполняющих свои определённые законом функции.

Это не значит, что такие государства мягки или "свободны", но в них ниже уровень коррупции и авторитаризма. В то же время древнейший способ организации управления совсем иной - он основан на кланово-семейных узах. Поскольку кровные родственники - самые логичные помощники в деле жизни вообще и связь с ними интуитивно понятна, то именно семья является базовой ячейкой общества даже сейчас.

А раньше её роль в жизни человека являлась тотальной - не только родители и братья с сёстрами, но и шире - тёти-дяди, бабушки-дедушки, племянники-племянницы и двоюродно-троюродные родичи сохраняли тесные контакты друг с другом и часто жили одной общиной. До промышленной революции иначе выживать было по сути невозможно - один долго не протянешь.

Из широкого круга разного калибра родни собирались кланы, из кланов - племена, из племён - союзы племён, а из последних - этносы. И всё всегда сводилось к семье, обеспечивавшей безусловное прикрытие своим членам.

Поэтому очевидно, что в таком обществе верховная власть тоже строилась по семейному принципу - через монархические династии, состоящие из близких родственников. В их рамках смена руководства и осуществлялась.

Таким образом, традиционная монархия (кроме некоторых частичных исключений вроде конфуцианского Китая) - это государство, пронизанное общинностью с низов до самых верхов. А значит, там будут процветать консервативность, кумовство, преобладание локальных правил везде вплоть до маленьких деревень, произвол повязанной кровью элиты (своим можно), деспотизм и коррупция.

Во всём мире схема была одна и та же, менялись только детали. Лишь в XVIII-XIX веках в Европе из-за ряда специфичных причин она отступила перед парламентаризмом и идеей верховенства Закона, а не семейных связей. Затем в ходе колониализма европейцы разнесли её по всей планете. В итоге - сейчас большинство стран республики, кое-где - демократические даже.

Но Европа шла к республиканству долго и поступательно, в то время как на занимаемых ей землях такой эволюции не происходило. Ввиду этого очень часто установленные извне порядки становились исключительно фиктивными - на бумаге республика с парламентом, а на деле всю власть держит... Нет, не грозная партия (это тоже вариация коллективного управления), а всё та же правящая династия, с единственным отличием - она вынуждена прикрываться модной демократической ширмой.

Да и происхождение у неё чаще всего ни разу не благородное, а случайное, как и сам приход семейства к власти. Подобные правления нередки, особенно в местах, где в XX веке происходили некоторые бурные события, затронувшие местный уклад по форме, но не по содержанию.

При этом интересно, что проникновение определённых концепций с запада (национализм, культ личности а-ля Муссолини и тп и тд) даже прижилось там и весьма своеобразно отразилось на некоторых развивающихся обществах, создав забавный синтез традиционного устройства с вестернизированной моделью.

Сходу можно назвать два бриллианта среди негласных монархий современности - КНДР и Туркменистан. В первой уже почти восемь десятилетий высший пост наследуют представители семейства Кимов, а во втором с 2007-го правят Бердымухамедовы, видимо, считающие свою страну не более, чем личным имуществом.

Тем не менее, надо сказать строго - данные примеры не до конца воплощают модель государства, основанную на клановых отношениях.

И если Туркменистан, находясь в Средней Азии - ещё да, то вот КНДР представляет собой скорее причудливый микс сталинского СССР и конфуцианского царства. В тех краях, как ни странно, не получится наблюдать подлинного кланового устройства. Хотя правительство контролируется одной семьёй, в остальном госсистема иная и даже не то чтобы невероятно коррумпированная.

Поэтому забудем о восточноазиатской стране, она тут фигурирует только как яркий наглядный пример. В конце концов, название поста явно отсылает к совсем другому региону, а я тут растёкся мыслью по древу. Но так надо - чтобы понимать контекст, а без него никуда.

Итак, как можно понять, речь в основной части пойдёт об Азербайджане - государстве, которое, конечно, не столь выделяется, как тот же Туркменистан, но зато может послужить отличным усреднённым примером того, о чём я говорил выше.

Древние горы и удачные низины

Современный Азербайджан - это 86 тысяч квадратных километров территории, расположенной в Закавказье. В отличие от своих соседей - Армении, Грузии, Дагестана (часть России) и южного Азербайджана (часть Ирана), он менее чем наполовину покрыт горами, а основная часть его жителей обитает на прикаспийских равнинах

Примечательный факт состоит в том, что само название страны (изначально - Атропатена) относилось именно к нынешней части Ирана, а берег Каспийского моря к северу стал именоваться подобным образом гораздо позже - уже в Средние Века. Гористую западную половину в Античности составляла кавказская Албания - царство коренных народов региона, крепко связанное с персидской и армянской культурами.

Не буду вдаваться в исторические детали, слишком долго выйдет. Так что пройдём быстро:

До того, как в 1813 году территории северного Азербайджана вошли в состав Российской империи, он являлся тюркоязычным регионом (спасибо вторжению турок-сельджуков в XI столетии) в составе иранского шахства Каджаров.

В его рамках имело особый статус, так как гремучая смесь персидских традиций, тюркского наследия и географических особенностей создала в локальном социуме сложную клановую сетку. Территория разделялась на ханства, каждое из которых было очень автономным. В каждом существовали собственные обычаи, влиятельные семьи и нюансы верных предписаний по жизни. Общими оставались только язык (огузский тюркский) и религия (как и в Иране, ислам-шиизм).

Легко описать следующие 178 лет - находясь в составе России и СССР, Азербайджан пережил колоссальные метаморфозы - индустриализацию (через разработку бакинского нефтеносного района, в основном), унификацию языка и построение нации. В особенности плодотворным оказался советский период, когда был окончательно разработан азербайджанский национальный миф (то же, что турецкий практически), ликвидированы неграмотность и самые неприкрытые традиции местных.

В числе дежурных вещей - построена железнодорожная система, много выросло население городов. В разы поднялся уровень жизни через политическое объединение и культурно-хозяйственную интеграцию.

Из мрачного - всё это время шёл конфликт с армянами. Развитие национализма вылилось в непримиримые противоречия между армянским и тюркоязычным населением на этой территории, потому что столетиями до того правители Ирана намеренно депортировали армян из Восточной Армении, не доверяя христианским резидентам на границе с Османской империей.

На место изгнанных приходили мусульмане, как правило - именно азербайджанцы. Россия, взяв Закавказье под контроль, разрешила армянам вернуться, что неизбежно привело к ненависти между коренным населением и исламскими колонистами, которые уже успели освоиться тут и начать считать землю своей.

С распадом РИ в 1917 году это вылилось во взаимные этнические чистки и войны, которые прекратили большевики. Они вынудили уже народившихся азербайджанских националистов оставить в покое большую часть восточной Армении. Остатки тюркоязычных жителей были оттуда переселены. Однако, по какой-то причине Нахичевань была присоединена к Азербайджану, и армян заставили смириться с потерей края.

Страж государства

Я не просто так акцентирую внимание на Нахичевани. Именно там вскоре после окончания Гражданской войны в семье железнодорожного рабочего родился первый из главных героев рассказа - Гейдар Алирза оглы Алиев, в русском варианте - Гейдар Алиевич Алиев. В будущем он сыграет ключевую роль в истории своей Родины, и даже не раз.

Как и для многих современников Гейдара, для него радикальным поворотом в жизни стала Великая Отечественная война. С 1939 года молодой человек учился в ВУЗе Баку на архитектора и не планировал никакой политической карьеры, но из-за известных событий два года спустя попал в НКВД, а с 1944-го серьёзно увлёкся работой в органах безопасности.

В 1945 году он окончил Курсы повышения квалификации Школы переподготовки руководящего оперативного состава МГБ СССР и в том же году вступил в ВКП(б). С 1948 года — начальник 5-го управления Министерства госбезопасности по Азербайджану. В период с 1949 по 1950 годы учился в школе переподготовки руководящего оперативного состава МГБ СССР в Ленинграде.

Служил во внешней разведке, работал резидентом в Турции, Иране, Пакистане и Афганистане.
В 1950 был назначен начальником отделения в Комитете государственной безопасности Азербайджанской ССР, в 1958 - начальником отдела контрразведки КГБ Азербайджанской ССР, в 1964 - заместителем председателя КГБ Азербайджанской ССР.
В 1966 окончил в Москве курсы усовершенствования руководящего состава Высшей школы Комитета государственной безопасности имени Ф. Э. Дзержинского и спустя год назначен на должность председателя КГБ Азербайджанской ССР с присвоением звания генерал-майора.

Иными словами, карьера Гейдара на протяжении двух десятков лет шла отлично. А скоро пошла ещё лучше. Но тут надо вернуться к информации, что я дал во вступлении.

Несложно догадаться, что устройство общества в Азербайджане являлось сугубо клановым в тот момент, когда нога русского солдата ступила туда. Всю власть в ханствах держали самые мажорные семьи, постоянно конфликтовавшие между собой.

И как это очень часто случалось с завоёванными в эпоху колониализма землями, правление Петербурга, несмотря на сильное развитие региона как одного из первых мест по массовой добыче нефти, никак не изжило эту систему. За пределами Баку, где селились русские и немцы, она осталась нетронутой.

Советская власть, в свою очередь, гораздо больше царского правительства пыталась модернизировать Азербайджан. На это работали создание литературного языка и национального мифа, продвижение местной интеллигенции, основание школ, ПТУ и университетов, ликвидация неграмотности, урбанизация и строительство не только нефтедобывающих предприятий.

Сработало не очень, это однозначно. По всей видимости, если в самом обществе нет запроса на отказ от традиционного порядка, то он не начнётся извне. Во всяком случае, в данном случае, вопреки всем мерам, население Азербайджанской ССР сохранило клановые устои.

Даже переезжая в города, оно не рвало связи в кровных рамках или в рамках своей области, селясь преимущественно со своими. Со своими же делали всё остальное - ходили на заводы, проводили досуг, воспринимали культурные и пропагандистские коды и, конечно, вступали в партию.

Азербайджанский филиал КПСС являлся ничем иным, как собранием людей самых влиятельных кланов. Вгрызаясь в управленческий аппарат, они вовсю занимались диким кумовством, не жалея для кого надо абсолютно ничего - ни должностей, ни просьб, ни государственной собственности, которую делали де-факто частной через махинации, чтобы застолбить за нужными лицами.

Можно было купить всё - от водительских прав до жирного места в ЦК. Главное - иметь авторитет и нужное происхождение. Вот такая полуфеодальная структура.

Вера в коммунизм среди тех кулуаров вряд ли обитала. А во главе всей лестницы в конце 1960-х стоял Вели Ахундов - врач по образованию.

Он даже не особенно усердствовал в том, чтобы скрыть от Москвы столь ужасающую ситуацию, полностью наслаждаясь ей. И вот, в 1969 всесоюзное начальство решило, что так больше продолжаться не может. Оно приняло решение сместить Ахундова и поставить на его место доказавшего лояльность, честного и сурового человека - и им стал Гейдар Алиев.

Таким способом началось правление династии Алиевых в Азербайджане.

Правда, пока что сам новоявленный глава республики не знал об этом. Но он действительно начал изживать родственников и друзей своего предшественника с нечестно занятых постов, рапортуя на север об успешном упразднении вредных пережитков прошлого. Но без фанатизма - однажды, будучи на публичной встрече, он сказал следующее (вопрос был об успехах за время руководства):

Гарантировать могу только одно — в ЦК партии Азербайджана взяток не берут

И он, вполне возможно, не совсем врал - ведь зачем брать взятки, если можно поступить намного удобнее! Это я о том, что на место союзников и родичей Ахундова Алиев тут же поставил своих - многочисленную партию земляков и родственников из Нахичевани.

Несколько кланов, связанных с Алиевыми, оккупировали буквально все важные посты в ССР. Они всё так же торговали должностями и практиковали взятки (да ладно), называя их «хормет» — «уважение». Правительственные дачи, по идее принадлежащие государству, стали резиденциями этих семейств и были недоступны для посторонних.

Когда в 1982 году Гейдар Алиев был снят с должности и отправился в столицу покорять самую верховную власть в Совете министров СССР и Политбюро, эта система не пошатнулась. Одной из причин является тесное переплетение Алиевых с кланом Пашаевых.

Вместе они создали единый блок, поделивший власть в Азербайджане. Альянс был скреплён кровью, как и полагается - в 1983 Ильхам Алиев, сын Гейдара, женился на Мехрибан Пашаевой, что окончательно создало влиятельнейшего властного спрута.

Идеологии - временны, жажда править - вечна

К распаду СССР Азербайджан подошёл в таких условиях - насквозь коррумпированным государством, которым безраздельно руководили два семейства. Это, естественно, радовало их самих, но отвратительно сказалось на стране - всё прогнило. Ни бюрократия, ни полиция, ни армия не действовали как должно. А большинство граждан, будучи конформистами с таким же традиционным мышлением, не воспринимало своё положение как проблему - всегда так было и будет, что такого-то?

Только вот кое-какие события показали, что ситуация запущена до неприемлемого состояния. В 1988 году, стоило власти Москвы на Кавказе немного ослабнуть, армяне Карабаха мгновенно послали Баку очень далеко, объявив о мятеже ввиду нежелания жить в одной стране со своими давними врагами.

Республиканские власти не смогли пресечь выход края из состава Азербайджана. Сепаратисты, несмотря на то, что находились в анклаве и имели крайне ограниченные ресурсы, успешно сопротивлялись. А в 1991 году, когда Союз совсем умер, провозгласили официальную независимость, вскоре после чего началась война между Нагорно-Карабахской республикой (НКР) и Азербайджаном.

Баку с треском проиграл. Он не только не смог подавить армянский регион, но и потерял часть своих собственных, что привело к бегству сотен тысяч людей в другие районы и гуманитарной катастрофе. Обладая намного большими ресурсами и населением, чем Армения и НКР вместе взятые, Азербайджан всё равно показал себя плохо.

Не нужно много размышлений, чтобы понять, почему - армия банально была разложена повальными кумовством и воровством. Армяне, мотивированные борьбой за малую Родину, оказались крепче, чем азербайджанские солдаты, в среде которых было больше мыслей о дезертирстве и личной выгоде, чем о чём-либо другом.

В 1993 году то состояние, в котором оказалась страна, можно описать как катастрофическое. Национальное унижение, шок от рыночных реформ и разрыва связи с соседями - всё это наложилось друг на друга в страшном винегрете.

Тут-то к власти вернулся Гейдар Алиев. С 1990 года он уже руководил Нахичеванью, а теперь, после провалов прошлого правительства, был призван на высший пост обратно. Так он стал президентом.

От человека, бывшего убеждённым коммунистом, не осталось ничего - лидера будто подменили. Без необходимости отчитываться в Москву он, аки хамелеон, сменил красную кожу на...не знаю какую, но точно другую, ибо резко проявил себя как великий националист.

Очевидно, что его интересовало в основном одно - власть. Он желал и сам упрочить её, и передать потомкам, благо что сынок с супругой к тому времени сами набрались влияния и породили двух прелестных дочурок.

Чтобы не разочаровать близких, а также более дальнюю родню из алиевско-пашаевского союза, Гейдар начал новый курс Азербайджана. Первым делом, хоть это и было больно, заключил мир с армянами в 1994-ом. По нему огонь прекратили, и Баку потерял 20% территории. принадлежавшей ему до 1988-ого.

Но президент не растерялся и решил, что проблемы можно ликвидировать. Он понимал важную вещь - сейчас бодаться с соседями не время и лучше подождать. А чтобы населению и в частности внезапно вылезшим из всех щелей националистам было не так неприятно, активно пошёл по пути создания нового национального мифа.

Он повторял старый, сконструированный ещё при СССР, но очень сильно возвеличивал народ Азербайджана и в равной степени принижал армянский народ.

Согласно новой идеологии, азербайджанцы - гордые тюрки, потомки жителей кавказской Албании (в начале поста о ней было), которые живут на этой земле несоизмеримо дольше подлых хаев (самоназвание армян). Те, в свою очередь, были гнусно завезены на "исконно" азербайджанские земли Россией после 1813 года, а до того ни в Карабахе, ни в Нахичевани, ни в Ереване их не было. Да и вообще, названные районы - западный Азербайджан, захваченный этими гадами.

Хотя любой человек, знакомый с историей Кавказа хоть немного, покрутит пальцем у виска после таких откровений, оскорблённое и замученное тяготами позорной войны население более чем приняло это мнение. Так началось активное и последовательное разжигание ненависти к армянам и одновременно совершенно одиозное возвеличивание азербайджанцев.

Почему - ясно как свет Солнца. Для реванша в войне нужно было дать бойцам прочную мотивацию. А что может быть лучше старой доброй ксенофобии для этой цели?

Помимо антиармянской риторики, обновлённый азерский национализма напрочь отрицал связи страны с Ираном - ведь тот в противном случае мог бы претендовать на земли. Кавказская Албания, тюрки-огузы - азербайджанцы происходят от кого угодно, но точно не от иранцев (и это при том, что само название страны - персидское, а древний язык азери, вымерший в Средние Века, был иранским). В конце концов, тот факт, что вплоть до XIX века северный Азербайджан был частью Ирана, а южный остаётся ей и поныне - тоже игнорировался.

Зато всячески подчёркивалось некое братство с турками. Сношения с Анкарой начались быстро и с каждый годом только росли.

Возможно, у неё Алиевы подглядели ещё один лайфхак - если хочешь укрепить державу национализмом, изживай "вредных" для него людей и не только. Так, следы армянского присутствия на западе Азербайджана уничтожались, будь то церкви, дома или фрески. Любой документ, свидетельствующий о древней жизни армян в Карабахе и окрестностях - объявлялся ложным и/или уничтожался, если у властей был к нему доступ.

Кроме того, ещё остававшиеся в Азербайджане иранцы (таты и талыши, близкие к персам), коих были сотни тысяч, подверглись суровой ассимиляции - их язык и культура порицались, обучение на родных языках запрещалось, иными словами - сама идентичность отрицалась и энергично уничтожалась. По сей день они не имеют представительства как национальное меньшинство.

Таковым был идеологический курс, начатый Гейдаром Алиевым. Но до своей смерти в 2003 году он успел сделать ещё кое-что очень важное - расшевелить экономику. Президент не был идиотом и, вероятно, осознавал тот вред, который текущая клановая система причиняла благополучию государства.

Однако отказаться от неё для него - значило вырыть могилу всевластию себя и своих родственников, так что Гейдар решил инако - начал максимально активно эксплуатировать богатейшие нефтегазовые запасы своей вотчины. Доход от них должен был перекрыть коррупционный след и таки повысить уровень жизни (а заодно бюджет армии).

Собственно, план удался - в нулевые цены на углеводороды шли ввысь, так что денег с продажи оных Азербайджан получил столько, сколько хватило на всё - и Баку преобразили, построив там пару небоскрёбов даже, и вооружённые силы модернизировали, и гражданам перепало, в том числе в провинции.

Ну и конечно, огромный буст к богатству получили любимчики президента - отпрыск, невестка и внуки. Первый, ко всему прочему, занимал при отце ряд должностей - депутата, председателя Национального олимпийского комитета и премьер-министра (незадолго до смерти родителя). Готовился к восшествию на престол.

Король умер. Да здравствует король!

В конце жизни старый Алиев тяжело болел и, понимая свою скорую кончину, решил превентивно совершить транзит власти. Он снял свою кандидатуру с выборов, которые должны были состояться осенью 2003 года. Вместо него на них пошёл драгоценный наследник, который, по всем канонам, выиграл. В октябре Ильхам Алиев стал новым правителем. Его отец, убедившись в том, что страна попала в нужные руки, со спокойной душой отбыл в США на лечение, где и умер 12 декабря 2003 года.

Если Гейдару пришлось очень долго подниматься к власти, то новый лидер получил её просто по факту происхождения, что, безусловно, оставило отпечаток на стиле руководства. Видно, что Ильхам прекрасно знал, какой вектор надо проводить.

Он расширил и углубил отцовскую политику - вливал всё больше нефтедолларов в армию и разработку плана по атаке на НКР (несмотря на имевшие место переговоры с правительством непризнанной страны), создавал очень красивый фасад в столице и раскручивал агрессивно-националистическую идеологию.

При Алиеве-младшем были построены два дополнительных газопровода:

В целом, за те 22 года, что он у власти, уровень жизни граждан Азербайджана заметно возрос - денег хватает. Хватает настолько, что Ильхам решил побаловаться кое-чем интересным - а именно, культом личности своего отца. Почивший президент был объявлен спасителем нации и хранителем культурного наследия, а также великим государственником. В его честь построили пафосный культурно-просветительский центр и основали фонд. Оба прекрасно функционируют до сих пор.

Наконец, нельзя не назвать важнейшее внешнеполитическое достижение Ильхама Алиева - победу во Второй карабахской войне 2020 года. Азербайджан, поддерживаемый Турцией и прибылью от нефти, идеально подготовился. В то же время Армения и НКР погрязли в коррупции и политическом раздрае.

В Ереване в 2018 свергли собственный спорный режим, что, возможно, помогло стране обновиться, но привело к нежеланию граждан умирать за Карабах. Армения пошла менее националистическим курсом. Поэтому армяне Арцаха в 2020-ом не могли рассчитывать на рьяную поддержку от западных соседей.

Боевые действия осенью названного года разбили НКР. Она потеряла часть изначальной территории и всё то, что было взято в 1992-94 из азербайджанских районов.

Спустя три года, в сентябре немного далёкого уже 2023-го, Алиев велел пойти в окончательное наступление на подорванный анклав, которое кончилось полной ликвидацией НКР 1 января 2024. Напуганные возвращением так ненавидимой власти, армяне бежали из региона. Почти сразу же Баку приступил к заселению Карабаха азербайджанцами и запустил программы возвращения беженцев на ранее занятые армянскими формированиями территории. Это был триумф Ильхама Алиева.

Короли, королевы, принцессы и нищие

Не возникает сомнений, что население, десятилетиями пропитываемое пропагандой против злостного внешнего врага, обожает маленького Алиева. Весь гнев народа был направлен на армян, да и до сих пор это так - ведь "западный Азербайджан", то есть сама республика Армения - всё ещё не под контролем. Расчёт Алиевых и Пашаевых оправдался полностью - национализм и деньги от углеводородов сделали их власть абсолютной.

Но это никак не может отменить одного простого факта - Азербайджан, несмотря ни на что, остаётся не самой благополучной страной с огромным уровнем коррупции и кумовства. Логично, так как верховную власть всё ещё держат два семейства, а более мелкие кланы заправляют на местах. Там по-прежнему в ходу потакание своим и любовь к быстрому получению благ.

Сидя на нефтяной и игле, азербайджанская элита думает в первую очередь о сохранении статус-кво. В стране очень слабо развиваются наукоёмкие производства и в целом недобывающий сектор, что потенциально чревато катастрофой. Но верхушку это не беспокоит - получая невероятный гешефт из недр земель и вод, она сказочно богатеет, и если не присваивает средства, то тратит на армию, пышный культ личности и создание великолепной витрины в столице.

В то время как Азербайджан по-прежнему не превзошёл куда более бедную на ресурсы Армению по уровню жизни (ВВП на душу населения у неё даже выше, чем у соседа), не говоря уже о России и других странах Европы. Он остаётся бедным на их фоне, что более чем показательно.

Ещё показательнее факты, которые вы, наверное, не найдёте неожиданными - та самая Мехрибан Пашаева, став Алиевой, после вступления мужа на трон превратилась во второго человека в государстве - ныне она вице-президент Азербайджана и президент Фонда Гейдара Алиева.

А их с Ильхамом дочери - Лейла и Арзу (1985 и 1989 годов рождения соответственно), внезапно открыли в себе множество талантов. Старшая является видной общественной деятельницей, вице-президентом фонда имени дедушки, главным редактором журнала "Баку", президентом Федерации йоги Азербайджана, и так далее. Такая одарённая особа, родители ей очень гордятся, я уверен.

Младшая - Арзу, на этом фоне не то чтобы блистает, однако снимает азербайджанское кино (не смотрел, про качество ничего сказать не могу), а также помогает матери и сестре во всё том же фонде.

Естественно, папины принцессочки напару владеют недвижимостью в Дубае стоимостью в несколько десятков миллионов долларов и компанией сотовой связи Azerfon. Кроме того, однажды сёстры были обвинены в отмывании денег в Великобритании, где они пытались купить роскошные квартиры через офшорную компанию (цена вопроса - 60 миллионов вечно зелёных).

Ещё у правящей парочки есть сын Гейдар (столько отсылок к своему старику, похвально), но он не так активен, как остальная родня. Честный семьянин, служил в армии, иногда принимает участие в правительственных заседаниях, но не более того. Любопытно только, что в девять лет этот молодой человек стал владельцем огромного особняка, расположенного в закрытом посёлке. Так тоже бывает, судя по всему.

Предлагаю ознакомиться с постами, связанными с текущей темой :

Исторический путь Южной Европы до XX столетия

Правление фашистов в Италии

Сказочное королевство

За исключением нескольких десятилетий в XVI веке, Португалия никогда не была ведущей мировой державой. До того она представляла собой небольшое королевство, воевавшее с сидевшими на Пиренеях до второй половины 1400-х годов мусульманами из Северной Африки, а после - хиреющую колониальную империю. Абсолютно все её коллеги по ремеслу завоевания заморских владений, в том числе и соседняя Испания, превзошли Португалию.

Хотя на самом раннем этапе колониализма Лиссабон вырвался вперёд за счёт очень удобного для атлантических плаваний географического положения и разработки передовых судов (наиболее известное - каравелла), удержать свои позиции он не смог.

К 1580-м годам португальцы освоили множество торговых точек в Африке и Азии, через которые контролировали доходную торговлю шёлком и специями. Они также первые использовали (а вообще-то изобрели) систему сахарных и табачных плантаций с африканской рабочей силой, которые приносили огромную прибыль. Эти достижения сделали Португалию одной из сильнейших империй того времени.

Однако данный расцвет был недолог - в 1580 году испанский король взял контроль над португальским престолом, устроив Иберийскую унию, продержавшуюся шесть десятков лет, пока восстание в Лиссабоне не свергло испанское правление в 1640 году.

Долгое отсутствие суверенитета подорвало возможности Португалии в контроле на своими владениями. Конкуренты, такие как Нидерланды, активно мешали португальцам отстаивать старые и занимать новые колонии. Например, именно Амстердам вытеснит южноевропейских соперников из Индонезии, что станет ударом по могуществу Португалии.

Но конечно, никакие внешние враги не могли способствовать португальскому упадку в той же степени, что сама элита страны. В какой-то момент XVII столетия она проворонила ключевые изменения в Европе, а именно начало перехода к капиталистическим отношениям и усложнение колониальных практик. Португальские колониальные методы продолжали концентрироваться на торговом господстве с точеным занятием территорий и на плантационном хозяйстве, что с конца 1600-х годов начало стремительно устаревать.

Такие державы, как Великобритания и Франция, переходили на индустриальную экономику и занимались колонизацией более глубокой, чем то было принято в XVI веке - завоёвывали огромные области и делали их источником ресурсов и одновременно рынками сбыта своей промышленности. Серьёзный масштаб получили поселенческий колониализм и превращение более слабых государств в свои полуколонии (Иран, империя Цин). Так или иначе, все сильнейшие игроки мировой арены с 1700-х и вплоть до 1940-х годов, за исключением разве что монархии Габсбургов, придерживались таких стратегий доминирования над слабыми и расширения своих территорий.

А Португалия меж тем ничем подобным не занималась, продолжая мыслить категориями XVI столетия, которые всё время только устаревали. Ни один руководитель государства за века так и не понял важности кардинального пересмотра политики в отношении заморских земель. Данное положение привело к тому, что Лиссабон потерял большую часть своего былого влияния.

Хотя за ним остались многие фактории в Азии (в том числе и Макао, некогда подаренное португальцам китайским императором), крупные куски побережья Африки и огромная Бразилия, это совершенно не улучшало ситуацию - колонии приходили в упадок вместе с метрополией, даже несмотря на то, что стабильно номинально расширялись всё это время.

Работорговля, выращивание сахара с табаком и контроль над торговлей специями (который, как уже говорилось, был ослаблен конкуренцией со стороны Лондона и Амстердама) становились только убыточнее с каждым десятилетием, а расширение пространств в Африке и Южной Америке, дабы выращивать больше сладкой сельхозпродукции и завозить на это дело больше рабов, никак не помогало.

Колониальная политика Португалии была закостенелой и ущербной, но проблема ещё и в том, что внутреннее управление представляло из себя нечто немногим лучшее. Тут владыки Португалии тоже застряли в XVI-XVII веках, поскольку не видели особой необходимости в устранении феодальных черт и начале индустриализации. Сохранялось колоссальное могущество Католической церкви и орлена Иезуитов, которые владели землями как в Европе, так и в колониях.

Хотя некоторые деятели всё же пытались что-то изменить. К примеру, приближенный короля Жозе I и фактический правитель страны в 1750-1777 годах граф Помбал провёл множество реформ, направленных на секуляризацию и модернизацию Португалии и Бразилии (как колонии). Он значительно смягчил власть землевладельцев над крестьянами, изгнал иезуитов из страны и старался поощрять добычу в Америке более актуальных ресурсов (в частности, золота).

Это дало некоторые улучшения в состоянии государства, но великого скачка совершенно не произошло. Более того, именно в этот период случится величайшая трагедия - землетрясение с цунами в столице (1755 год), которое разрушит Лиссабон и лишит его немалой части населения - десятков тысяч человек - за считаные минуты.

Главный и по совместительству крупнейший город империи был полностью разрушен как самим природным бедствием, так и разгоревшимися в его следствие пожарами, что стало последним гвоздём в крышку гроба величия Португалии, которая очень долго не сможет оправиться после разгула стихии.

Представьте себе, что сейчас в один день будут разрушены Париж, Нью-Йорк или Москва. Какие у данной ситуации появятся последствия? Очевидно, что самые печальные. А Португалия столкнулась с этим не гипотетически, а вполне реально. Поэтому она окончательно пришла в упадок.

Вторжение Французской империи в 1807 году и последовавшие войны с Парижем, казалось бы, тоже не поспособствовали улучшению страны. Однако их итогом стало проникновение на Пиренейский полуостров республиканских идей.

Нарождавшиеся португальские республиканцы полагали, что в упадке и деградации государства виновата консервативная абсолютная монархия, поэтому в 1820 году устроили Либеральную революцию против неё, первую в португальской истории. Король Жуан VI тогда перенёс свой престол в Бразилию, не заражённую республиканством и потому более для него приятную.

Ему пришлось спешно возвращаться в Европу и решать ситуацию с потерей власти, что вылилось в длинный конфликт и, в конце концов, гражданскую войну 1828-1834 годов, когда боролись абсолютисты и сторонники конституционной монархии. В итоге ситуация сложилась следующая - Конституция таки была сохранена и укреплена, но Бразилия перестала быть связанной с Португалией, став самостоятельной империей. В Лиссабоне на трон села внучка Жуана VI Мария II, ставшая конституционной королевой.

Несмотря на столь длительный кризис и частичное торжество республиканских идей, эти изменения слабо отразились на положении дел в стране. Она продолжала оставаться беднейшей на западе Европы (наряду с британской тогда Ирландией). У неё не было практически никакой промышленности, а за пределами Лиссабона и Порту с парой других крупных поселений имелось крайне мало грамотного населения.

К началу XX столетия 70-75 процентов португальцев всё ещё были неграмотными крестьянами, что абсолютный нонсенс для такой маленькой страны в западной части самого развитого тогда материка. Что ещё более поразительно, монархическое правительство сохраняло церковные владения, поэтому епископы и монастыри продолжали оставаться влиятельными в светском смысле.

В большинстве других держав Европы подобное давно было упразднено или по крайней мере ограничено, даже в весьма консервативных Австро-Венгрии и Российской империи, но не в Португалии. Короли же продолжали тяготеть к абсолютной власти, что выражалось в их очень высокой степени влияния на внутреннюю и внешнюю политику. Коллективные формы управления и законотворчества развивались медленно.

С экономической перспективы, Португальское королевство находилось в застое. Отсутствие в стране значимых запасов железа и угля вкупе с консервативной политикой властей не дало случиться индустриализации, а те очень немногие предприятия, что таки были, строились на деньги британских инвесторов (ещё одна проблема тогдашней Португалии - зависимость от Лондона как политически, так и экономически). С потерей Бразилии круг того, что Португалия могла поставлять соседям, заметно сузился. Метрополия производила традиционное для региона вино, а колонии.. Ну, это отдельная песня.

К началу века у Португалии во владении оставались: современные Гвинея-Бисау и Кабо-Верде, Сан-Томе и Принсипи, Ангола и Мозамбик в Африке, порты Гоа и Макао в Индостане и Китае соответственно, а также Восточный Тимор около Индонезии (ныне - независимое государство).

Эти территории, хоть и были обширны, но обладали слабой инфраструктурой. Вернее, это было в африканских владениях и на Восточном Тиморе - португальцы мало что строили там и почти не селились, будучи только административной верхушкой и солдатами на охране порядка. Внутренние же районы были плохо исследованы. В целом, от Африки Португалия извлекала совсем небольшую выгоду, поскольку, опять же, её колониальное управление очень устарело и не давало много возможностей для выкачивания ресурсов.

Порты в Азии по этой же причине не выступали точками притяжения торговли и производства. Пока Гонконг и Сингапур бурно росли и богатели, Макао оставался захолустьем на их фоне. Про Богом забытый Тимор, который и ныне, уже будучи суверенным - чрезвычайно бедная и незначимая во всех смыслах территория, и говорить нечего.

Португалия плохо справлялась с развитием своей колониальной империи, настолько, что на Берлинском конгрессе 1884-1885 годов, когда европейские державы делили Африку, всерьёз встал вопрос о лишении колоний тех стран, что управляют или "недостаточно хорошо", что было прямым намёком на Португалию. Тогда для Лиссабона сложилась опасная ситуация, ведь по сути колонии - это единственное, что у него ещё было из атрибутов "первосортной" державы той эпохи. Пока они оставались, Португалия имела какой-никакой повод для гордости и подобия равного разговора с соседями, но без них мгновенно стала бы просто маленькой бедной южноевропейской страной, той же Грецией, но на западе.

Поэтому король Карлуш I приложил все усилия, чтобы более сильные игроки не начали распределять колонии по принципу эффективного использования. В итоге конгресс даже выдал Португалии новые земли, определив границы того, что она может освоить. Эти границы в дальнейшем станут пределами Анголы и Мозамбика. Но это позднее, а пока что португальцы пытались лучше контролировать их, но выходило по-прежнему так себе. Карлуш I стремился к реализации проекта по соединению западной и восточной африканских колоний, чтобы создать на юге Африки очень весомое португальское владение, которое сильно повысило бы значимость Португалии на мировой арене. Данный проект станет главный лейтмотивом внешней политики страны в конце XIX века.

Пропащая республика

Но вполне ожидаемо, что британский империализм, бывший в десятки раз могущественнее португальского, легко пресёк планы короля и занял те территории, что должны были слить воедино португальскую южную Африку. Именно британские колонии растянулись непрерывной цепью от Египта до мыса Доброй Надежды, а португальские лишь значительно выросли, оставшись разделёнными. Очередная неудача Португалии, коих было очень много за прошлые века, ничего такого.

Однако так можно подумать, лишь смотря на дело со стороны. Образованная же часть португальского общества была в ярости - она считала монарха и его правительство виновными в провалах и бесконечных унижениях страны. То, что Великобритания, от которой Португалия к тому же сильно зависела, обыграла Лиссабон, стало очередным напоминанием о коме проблем, копившихся с XVII столетия, которые так и не были порядочно решены ни одним королём. Видимо, именно в тот момент новое поколение португальских республиканцев решило, что довольно этого, и задумало убить Карлуша.

Если есть среди читателей знакомые с культовым романом чешского писателя Ярослава Гашека "Похождения бравого солдата Швейка", то они наверняка помнят этот отрывок из самого начала книги:

Вы, может, помните, как в Португалии подстрелили ихнего короля? Во какой был толстый! Вы же понимаете, тощим король не будет...

В нём главный герой упоминает убийство Карлуша I, произошедшее 1 февраля 1908 года на Дворцовой площади Лиссабона. Монарх действительно был тучным, что, однако, не сберегло его и его старшего сына от смерти. Двое убийц были антимонархистами и желали через своё деяние пресечь правление королей в Португалии.

И у них пусть не сразу, но вышло - хотя новым правителем стал младший сын Карлуша Мануэл II, Португальское королевство пошатнулось. Сильных руководителей у него не осталось - Мануэл был очень молод (19 лет) и совершенно не готов к правлению. Республиканцы два года приближали свержение оказавшейся в уязвимом положении монархии, что и произошло в октябре 1910-го. В ходе государственного переворота Республиканская партия (местная, а не та, что со слоном в качестве тотемного животного) лишила Мануэла власти и провозгласила Первую Португальскую республику.

Так Португалия начала движение в славное светлое будущее без тиранов. Вернее, попыталась, потому что оказалось (никогда такого не было, и вот опять), что глубинные проблемы страны не решить щелчком пальцев сменой формы правления. Ещё сложнее их решить в условиях политической нестабильности, а именно с ней первая республика не расставалась ни разу за всё время своего существования. Видимо, португальский народ, привыкший к авторитарному правлению королей и королев, просто не мог найти точку опоры для себя в новых условиях. Правительства менялись как перчатки, обычным делом стали попытки силового свержения властей.

При этом элиты, занятые борьбой за влияние, не решали насущных проблем - неграмотности большей части населения, убыточности колоний и отсутствия промышленности. Не избавились они и от зависимости от Лондона, которое втянуло Португалию в борьбу с Германской империей - хотя с начала заварушки 1914 года Лиссабон придерживался нейтралитета, в феврале 1916 года Британия потребовала от Португалии задержать немецкие суда, находившееся в портах сраны, что спровоцировало кайзера объявить республике войну.

Мировой конфликт и последовавший за ним кризис окончательно разрушили стабильность в стране, и с 1920 по 1926 годы сменилось 23 правительства. Пучина разрушения отлично затягивала государство. Тут в историю вмешивается коллективный супермен - группа консервативных военных, которые, видя развал страны, решили своей железной рукой спасти нацию. В 1926 году произошёл военный переворот, после которого была установлена военная диктатура во главе с генералом Ошкаром Кармоной. Она организовала так называемую Национальную диктатуру, основанную на силовых методах наведения порядка в стране.

Кармона намеревался провести масштабные преобразования. Политическую часть дел он оставил за собой, но вот в экономику, которая находилась к тому времени в совсем плачевном состоянии, решил не лезть. Вместо личного вмешательства он назначил на пост министра финансов Антониу ди Салазара, известного профессора старейшего в Португалии Коимбрского университета. Его приглашали стать министром ещё в 1926-ом, но тогда Салазар отказался, аргументируя это тем, что ему не желают предоставить достаточно широкие полномочия для эффективной деятельности. Но теперь лидер пошёл на условия амбициозного профессора, и тот в 1928 году стал главным по финансам.

Всё новое - хорошо забытое старое

Салазар в последующие четыре года проводил вполне успешную относительно прошлых лет экономическую политику, смог хотя бы частично вывести страну из тотального кризиса. Португалия наконец стала более-менее стабильной страной, в чем немалая заслуга Антониу. Но ему было мало лавров министра - он возжелал власти на высшем уровне. Чего и добился, став в 1932 премьер-министром. Затем Салазар разработал и принял новую Конституцию, которая сделала его власть практически абсолютной. Приняв её в 1933 году, он крепко утвердил своё правление вплоть до конца 1960-х годов.

Режим Салазара сильно отличался от того, что установил Муссолини в Италии. Хотя португальский вождь вдохновлялся дуче, всё же он внёс ряд своих особенностей в создаваемый порядок.

Основой идеологии Португалии Салазара был интегрализм (нет, это не секта любителей алгебры), учение, популярное тогда не только в Португалии, но и в Бразилии и других католических странах. Интегрализм был основан на стремлении сохранить традиционные устои, католические ценности, а также на желании развить национализм и предотвратить левые революции. Интегралисты выступали против индивидуализма, но при этом говорили о важности социальной политики для поддержания благосостояния общества.

Довольно необычно, согласитесь. И тем не менее Салазар и его режим взяли за свою базу именно данный комплекс убеждений. На его основе была создана концепция Нового государства, ставшая фактической идеологией Португалии на десятилетия. Давайте рассмотрим это дело более детально:

Новое государство основывалось на идее, что общество должно быть организовано в строго иерархичные, корпоративные структуры, где каждый занимал определённое место. Это подразумевало, что рабочие, предприниматели фермеры и прочие категории граждан должны сотрудничать во имя общих интересов.

Режим немало акцентировал внимание на традиционных семейных и религиозных ценностях, стремясь к укреплению католической морали в обществе. Государственная поддержка Католической церкви была важной частью идеологии.

Экономика основывалась на вмешательстве государства, которое держало под контролем ключевые отрасли хозяйства. В то же время, Салазар в некоторой степени поддерживал частный сектор. Режим основывал свою систему на корпоративизме, что означало интеграцию интересов различных социальных групп в рамках государства. Создавались государственные организации, которые контролировали трудовые отношения и социальную жизнь.

Официальная идеология отвергала либеральные и демократические ценности, рассматривая их как угрозу порядку и стабильности. Режим гордился своей жесткостью, рассматривая репрессии как необходимую меру для защиты общества и авторитета правительства.

Система образования была направлена на воспитание лояльных граждан через разгон патриотической и религиозной пропаганды. Культура также находилась под контролем, действуя в рамках идеологии режима.

Как видно, такие вещи, как корпоративизм, португальский вождь прямо позаимствовал у итальянского дуче. Таким образом, правление Салазара - фашистское? Не совсем.

Хотя оно имело немало общих черт с фашизмом, Салазар не был радикален в той же степени, что Муссолини. Он не стремился фундаментально изменить общество, скорее наоборот - хотел зафиксировать в нём традиционные элементы. В отличие от Италии, в Португалии Церковь была не вторична и продолжала играть важнейшую роль. Салазар скорее склонялся к умеренному консерватизму, чем к фашистским концепциям про тотальное государство будущего.

В этом смысле он был даже немного либерален - профессор прямо говорил, что у людей есть выбор не участвовать в политике, а также выбор иметь личные взгляды на жизнь, хоть и нет права их публично высказывать. Салазар полагал, например, что уход в монастырь - вполне приемлемая практика, и человека не следует осуждать за уход от общественно-политической жизни. Фашисты и нацисты, конечно, так и близко не думали, тотальное государство ведь.

Кроме некой весьма относительной мягкости режима, имелось ещё одно отличие Португалии от Италии - руководитель в первой не был таким харизматичным лидером, как во второй. Салазар не обладал ораторскими навыками и вообще не любил выступлений на публике. Будучи интеллигентом-экономистом и достаточно спокойным человеком, он в основном занимался тихой работой, не создавая себе эксцентричного образа.

А вот что однозначно роднит два режима, так это имперская политика. Ранее уже говорилось, что Португалия невероятно гордилась своими колониями, они были, по сути, ключевым элементом её международного престижа. Но при этом управлялись плохо и были во многом убыточными.

Салазар серьёзно взялся за эту проблему - он объявил, что естественное состояние Португалии - колониальная держава, которая, в отличие от прочих европейцев, не грабит, а развивает свои владения, принося им невероятную пользу в виде богатства и прогресса. Да и вообще, то, что у нас - не колонии, а просто расположенные за океаном регионы. Так и назвал - "Заморская Португалия" (Ультрамар Португеш). К этому он пришёл не сразу, только к пятидесятым годам, но тем не менее.

Поэтому, утверждал Салазар, надо усиливать колониальную заморскую политику, дабы создать великое единство со своими далёкими землями и укрепить мощь Португалии.

Что же для этого делалось? Вот шаги, которые лидер реализовал в рамках "оздоровления" колониальной империи для увеличения её рентабельности и надёжности:

1)Было объявлено об упразднении колоний, теперь это стали "полноценные" заморские провинции (1951 год)

2)Теперь коренные жители заморских провинций могли через получение образования и службу в колониальных войсках стать "ассимиладуш" - персонами, воспринявшими португальскую культуру, а значит "белыми" по духу. Через это им предоставлялась возможность стать равноправными с португальцами.

3)Инициировались крупные волны переселения собственно португальцев в колонии, их процент среди жителей тех краёв заметно возрос.

4)Вливались большие средства с целью улучшить инфраструктуру заморских земель. Города перестраивались и облагораживались, появлялись дороги и предприятия.

Так Португалия и её колонии прожили до начала 1960-х годов. Что удалось достигнуть за это время? На самом деле, не очень-то и малого - была побеждена массовая неграмотность в Португалии, появилась серьёзная промышленность, возросла стабильность в обществе. После войны, в которую Португалия благоразумно не вмешалась, Салазар пошёл на сближение с США и был в первом ряду на вступление в НАТО (Португалия в альянсе с самого его основания). Это дало стране инвестиции из-за океана, что тоже помогло её благополучию.

Колонии также стали краше, в них появилась современная инфраструктура и начали разрабатываться ресурсы.

Фейковые газеты и роковые цветы

Надо сказать, что благостное описание выше имеет под собой одну цель - показать, что диктатура Салазара проявила себя не так уж плохо на фоне хаоса республики и застоя монархического периода. Она вывела Португалию из совсем уж позорной нищеты, но не более того - в действительности высокий консерватизм и корпоративность Нового государства со временем загнали страну в ту же ловушку, что и раньше. Авторитаризм, десятилетиями душивший развитие культурного и политического поля, тоже явно не приносил особенной пользы. Португальцы начали серьёзно уставать от Салазара.

Однако катализатором к упразднению Нового государства послужили все-таки колонии. Полагаю, не нужно много раздумывать, дабы осознать, что все красивые слова про "добрых" колонизаторов-португальцев, "возможность" стать ассимиладуш (что само по себе унизительно для африканцев) и развитие "заморских провинций" реальности слабо соответствовали. На самом деле, хороший уровень жизни поддерживался лишь там, где жили португальские поселенцы, а "чёрные" районы так и прозябали в нищете.

Не меньший нюанс был и с ассимиладуш - условия становления ими были столь суровы, что к 1960 году в Анголе таковых имелось 30 089 (0,74 % туземного населения), в Мозамбике – 25 149 (0,44 %), в Гвинее –1 498 (0,29 %). То есть 99% всех подконтрольных Португалии африканцев оставались вторым сортом. Правда, в мае 1954 года всё население Кабо-Верде, Сан-Томе и Принсипи и азиатских провинций получило португальское гражданство, но это были небольшие владения, так что общей картины они не поменяли.

По факту все идеи Салазара о "трансконтинентальной нации" и "единении с колониями" являлись не более, чем красивой сказкой для прикрытия продолжения колониализма. Более того, когда в пятидесятые годы страны Африки начали получать независимость, правительство Португалии гордо вещало о том, что оно никогда не уподобится прочим европейцам и свои заморские земли не оставит.

Но на деле всё оказалось сложнее - вдохновившись опытом соседей, жители португальских колоний начали в 1961 году восстания против Лиссабона. Их поддерживали другие страны Африки и СССР.

Португалию же особо никто не поддерживал, что ни капли не смутило Салазара - он ввёл в Африку войска, начав колониальную войну (1961-1974).

Это было длительное противостояние, с каждым годом которого шансы Нового государства на успех уменьшались. Мир тогда был нацелен на деколонизацию, и упорство Португалии не могло это изменить.

Войны стали ударом по международному престижу Португалии. Страны Африки и СССР требовали от Лиссабона ухода из колоний, росло напряжение и с союзниками по НАТО. Но самое главное - и без того начавшее уставать от однообразного курса Салазара общество с каждым годом войны становилось всё более недовольным. То же с армией - солдаты не понимали, за что они умирают и терпят лишения, постепенно взращивая в себе семена неповиновения.

Впрочем, сам Салазар не пережил созданную им систему и не умер вместе с ней - в 1968 году его настиг инсульт, после чего старый правитель был отстранён от власти, а на его место пришёл другой сторонник Нового государства - Марселу Каэтану.

Что примечательно, приближенные Салазара начали создавать для него иллюзию продолжения руководства, давали ему ежедневные отчёты и даже писали для бывшего главы государства персональную газету с альтернативной реальностью. Так продолжалось до тех пор, пока бывший вождь не умер 27 июля 1970 года в возрасте 81 года.

Новое государство после его кончины существовало не очень долго - в какой-то момент ресурсозатратная война в Африке, международное давление (самое болезненное его следствие - прекращение инвестиций из США и других стран) и общее недовольство португальцев режимом вылились в Революцию гвоздик 1974 года, когда вернувшиеся из-за моря военные вошли в столицу и, не встречая практически никакого сопротивления, свергли Каэтану

Новое правительство прекратило боевые действия, заключило мир с повстанцами и отказалось от всех колоний, кроме Макао (его Китаю вернут в девяностые). Оно приняло более либеральную Конституцию, которая отменила авторитарные порядки Нового государства, после чего Португалия открылась миру и перешла к полноценным рыночным отношениям, значительно увеличив своё благосостояние. Хотя она по-прежнему является менее богатой в сравнении со своими соседями, даже с Испанией, в общем и целом сейчас назвать её положение плачевным, как сто лет назад, или даже просто плохим, нельзя.

Такое вот замысловатое имя (что характерно для монгольской культуры) имел деятель, которого вполне можно назвать азиатским аналогом генерала Власова.

В тридцатые и сороковые годы не только Третий Рейх любил побаловаться созданием коллаборационистских движений и подогреванием межнациональных противоречий для поддержания своей экспансии, Японская империя также активно этим занималась, следствием чего стала политическая карьера описываемого персонажа.

Великий раздел

Впрочем, не японские спонсоры начали приобщать к власти Дэ Вана. Он был рождён в атмосфере власти в 1902 году в семье одного из ханов-чингизидов провинции Чахар, которая тогда, как и большинство территорий, населённых монголами, входила в состав управляемой маньчжурской династией, но культурно и демографически в основном китайской империи Цин.

К XVII столетию монгольские племена увязли в своих разборках, что сделало их лёгкой мишенью для маньчжуров. В 1636-1691 годах Цин завоевала как Внутреннюю, так и Внешнюю Монголию, однако местные быт и политическое устройство остались нетронутыми. Правившие различными областями ханы обязаны были учить китайский язык и быть вассалами Пекина, но сохранили свои традиции в управлении и ведении хозяйства. Так продолжалось очень долго, более двух веков.

В начале XX века такое устройство монгольских земель всё ещё было актуально. Отец Дэ Вана был верным подчинённым маньчжуров, а когда умер, то его владения достались шестилетнему сыну. Став номинальным правителем в 1908 году, мальчик учился китайскому и маньчжурскому языкам, с тем, чтобы в будущем стать копией своего родителя. Так бы, вероятнее всего, и вышло, живи Дэ Ван хотя бы на полстолетия пораньше, а не за четыре года до падения Цин. Когда оное произошло в первой половине 1912 года, судьба находившихся под маньчжурской имперской властью монголов круто изменилась.

Монголию принято делить на Внутреннюю и Внешнюю. Являясь смежными областями, они веками были неотделимы друг от друга, однако в 1910-ые годы навсегда разделились. Внешняя, которую населяло преимущественно племя халха, на волне окончательного сползания Китая в хаос после ухода циней смогла добиться независимости при поддержке Российской империи. В 1911 Богдо-гэгэн VIII, лидер монгольских буддистов (буддизм - доминирующая религия у монголов) стал независимым теократическим правителем Внешней Монголии. Он управлял до своей кончины в 1924-ом, успев вернуть страну в состав Китая на правах автономии, вновь обрести суверенитет и провести её через китайскую оккупацию в 1919-20 годах и правление белогвардейского барона Унгерна, который разбил китайцев.

В конце концов большевики победили барона и заняли Внешнюю Монголию, но повели себя вежливо и дождались смерти монархического главы государства, позволив просоветским силам в стране объявить о своём приходе к власти только после естественного ухода Богдо-гэгэна. Так под патронажем Москвы оформилась Монголия в современных границах.

Но все эти процессы никак не касались Внутренней половины, которая так и осталась под контролем Пекина (правда, в эпоху варлордов Китая этот контроль был часто формальным). Здесь ещё при маньчжурах массово селились китайцы, местами став большинством жителей в регионе. Монгольский сепаратизм в таких условиях не мог иметь успеха сам по себе, поэтому локальным ханам, и в том числе Дэ Вану, пришлось смириться с влиянием ханьцев на своих землях.

Освободитель степей

Но при этом монгольские руководители всё ещё имели власть, выжидая нужного момента. Китай все 1910-ые,20-ые и 30-ые годы был де-факто развален и переживал череду гражданских войн. Япония же, заняв ещё в 1910-м Корею, искала способы эффективно вторгнуться и в Китай. Сепаратисты Внутренней Монголии в этой ситуации пришлись как нельзя кстати, а конкретно Дэ Ван Дэмчигдонров оказался для Токио полезным в особенности.

В 1929 году он был назначен членом Чахарского провинциального комитета. В 1931 году занял пост главы Шилин-гольского сейма. В сентябре 1933 года Дэмчигдонров участвовал в съезде чахарских в храме Батхаалга близ Хухэ-Хото, обсуждавшим идею создания панмонгольского государства. В октябре им были разосланы прокламации к внутреннемонгольским князьям, а в Нанкин отправлено письмо с требованием самоуправления. Вестой 1934 года Китайская республика всё-таки предоставила Внутренней Монголии автономию, однако это только разожгло аппетиты Дэ Вана со сторонниками.

В начале 1935 года, став лидером Внутренней Монголии, попытался создать полноценное государство с собой во главе. Внутреннемонгольское Автономное правительство поддержал японский генерал Минами Дзиро, однако сначала Дэмчигдонров отказался от той формулировки договора о сотрудничестве, которую ему предложил Минами. После установления союзного договора между Мэнцзяном и японской марионеткой Маньчжоу-го в мае 1935 года маньчжурский император Пу И пожаловал ему титул «У-дэ циньван» («Воинственный и Добродетельный великий князь»).

24 декабря 1935 года генерал Минами послал два батальона нерегулярной маньчжурской кавалерии, эскадрилью японских самолётов и несколько танков, чтобы помочь князю захватить северную часть провинции Чахар. Шесть районов северного Чахара защищали всего несколько тысяч легко вооруженных китайских солдат. С помощью японцев силы Дэ Вана вскоре смогли захватить территорию.

Японская Квантунская армия в феврале 1936 года решила создать монгольское военное правительство с Демчигдонровым в качестве командира. Японцы заявили, что князь выполнял миссию «унаследовать великий дух Чингисхана и вернуть себе территории, принадлежащие Монголии, выполнив грандиозную задачу возрождения процветания нации».

В марте 1936 года войска Маньчжоу-го, оккупировавшие Чахар, вторглись на северо-восток Суйюаня. Союзники Японии захватили Байлинмяо на севере Суйюаня, где располагалась штаб-квартира прояпонского Автономного политического совета Внутренней Монголии. Три месяца спустя Дэмчигдонров, как глава Политсовета, объявил себя правителем независимой Монголии и организовал армию с помощью японского снаряжения и обучения.

Из-за отсутствия идеологического единства, плохих винтовок и их дефицита, у войска был низкий моральный дух. Оно насчитывала около 10 тысяч человек.

Несмотря на тяжёлое состояние своей армии, Дэ Ван смог сопротивляться китайским отрядам достаточно, чтобы дотянуть до полномасштабного вторжения Японии на материк, кое произошло в мюле 1937-го. После него дела монгольских сепаратистов резко пошли в гору.

22 ноября следующего 1937 года Дэ Ван провозгласил «полную независимость от Китая» — и военная власть была преобразована в формально гражданское Автономное правительство Объединённых монгольских аймаков. 8 декабря 1937 года Дэ Ван как председатель федерации, глава правительства и главнокомандующий монгольской армии подписал соглашение о сотрудничестве и взаимопомощи с Маньчжоу-го. Аналогичные органы власти создавались японцами по этой модели на уровне провинций почти во всех оккупировавшихся ими землях Китая.

28 октября 1937 года Автономное правительство Объединённых монгольских аймаков было слито с такими же по статусу администрациями провинций Южного Чахара и Северной Шаньси. В результате была образована коалиция «Объединённый комитет Мэнцзяна», а позже, 1 сентября 1939 года, — Объединённое автономное правительство Мэнцзяна со всеми внешними государственными атрибутами, включая единую валюту, банковскую систему и госсимволику.

Мэнцзян стал пограничной частью Японской империи. Имперское руководство баловало своего коллаборационистского подопечного, разрешая ему играться с монгольским национализмом, однако ничего серьёзного это из себя не представляло - возглавляемое Дэмчигдонровом образование не было полноценным государством и служило только токийским интересам.

Такая ситуация сохранялась до августа 1945 года, когда советские войска вошли на территорию Мэнцзяна и легко разбили его легковооружённые и преимущественно кавалерийские силы. Дэ Ван после этого попал в плен к правительству Китайской республики. При падении последнего на материковом Китае он сумел выбраться из тюрьмы и вновь попытался создать монгольское государство в регионе Нинся, но был быстро побеждён и попал в руки уже к китайским коммунистам.

Подержав бывшего коллаборациониста в заключении, Великий кормчий Мао таки помиловал его и дал возможность дожить спокойно. Последние годы перед смертью Дэ Ван работал в музее истории Внутренней Монголии и написал собственные мемуары. Он скончался в 1966 году, смирившись с уходом своей родины под полный контроль Китая.