(впечатлительным читать не рекомендую. публикуется с разрешения автора)
В помещении почти темно, горят две тусклые свечи, одна приютилась на раковине, вторая - на полочке напротив. Обе наполовину оплавились. Приглядевшись внимательнее, можно увидеть бледный силуэт ванны. В ней кто-то сидит, кажется, две или три фигуры. Когда глаза привыкают к мерцанию свечей, то становится понятно, что их трое: два взрослых человека и один маленький.
Царит глухая тишина, ни звука, только ребенок шмыгает носом. Тем не менее, все к чему-то прислушиваются.
Их настороженность в итоге оправдывается. Откуда-то снаружи раздается грохот, стены слегка дрожат. Ребенок, это мальчик лет шести, хныкает от испуга. Он сидит в объятиях скрючившейся в три погибели матери, ее руки обвивают малыша в желании скрыть его полностью от темноты помещения. У матери усталый безжизненный взгляд в пустоту, она лишь, молча, гладит ребенка по спине и по голове.
Рядом, сложившись пополам, с коленками на уровне головы, сидит мужчина, видимо, отец семейства. Бледность и растерянность его лица не может скрыть даже полумрак. Он пытается придать себе бодрый и уверенный вид, но у него это плохо получается.
Грохот прекращается также быстро, как начался. Тишина словно гудит и скрывает в себе нечто ужасное и губительное. Одна из свечей потрескивает.
Ребенок пытается освободиться от ладоней матери, поворачивается к отцу и спрашивает неуверенным голосом:
Отец потирает затекшую шею, отвечает с напускной и ненатуральной бодростью:
Отец ненадолго задумывается:
- Ты же читаешь сказки. Там всегда хорошие побеждают плохих.
- Папа, ну это же сказки, - укоризненно говорит мальчик.
- И что ж с этого? – возражает взрослый. – Сказки пишут по настоящим событиям, иначе откуда бы они взялись?
Ребенок размышляет и приходит к выводу, что отец скорее всего прав.
- Скорей бы уже победили, – заявляет он, - надоело тут сидеть.
Снаружи слышится нарастающий гул. С каждой секундой он всё ближе и ближе.
- Кажется, танки, - оживляется отец, - прямо по нашей улице.
- Я хочу посмотреть, - ерзает мальчик.
Мать хватает его крепче и скорее позой, чем словами, приказывает ему сидеть на месте.
Гул становится невыносимым. Дрожат стены, ванна, свечки предательски мигают. Слышатся какие-то крики или команды, неприятный хруст, что-то ломают, раздаются звуки падающего камня.
Мальчик зажимает уши ладошками и снова начинает похныкивать.
Грохот перемещается дальше за дом и удаляется, но одна машина остается буквально у стены внизу, от шума ее мотора вибрирует ванна. С улицы доносится нецензурная брань.
Затем кто-то начинает истошно вопить, наверху, наверное, пару этажей выше. Непонятно женщина или мужчина. Мальчик убирает ладошки от ушей и прислушивается.
- Что это? - спрашивает он.
- Орет кто-то, - отвечает отец, голос его слегка дрожит.
Отец не отвечает и вслушивается в надрывный вопль, переходящий в визг.
Звенит разбитое стекло, что-то падает, звуки, будто сверху швыряют вещи, и они звонко отскакивают от толстой брони машины. В ответ неразборчиво кричат матом, среди которого понятно только слово «заткнись». Вещи продолжают падать, визг не замолкает. Треск лопнувшей бутылки, - кажется, кому-то попало по голове. Четкое громкое неприличное слово. Автоматная очередь. И снова дребезжит мотор большой железной машины.
Женщина испуганно смотрит на мужа, тот нервно поправляет свечку на раковине.
- Шуганули кого-то, истерику прекратили, - заявляет он.
- Что такое истерика? – спрашивает мальчик.
- Тсс! – отец подносит палец к губам.
Где-то вдалеке раздается пулеметная очередь. Затем к ней присоединяются еще две. Мотор машины меняет обороты и кажется, что ванна от вибрации ходит ходуном. Надрывные голоса перекрывают шум. Выстрелы где-то совсем рядом. К вакханалии звуков добавляются щелчки по стене с внешней стороны.
- Ничего себе, - еле слышно говорит мужчина.
Неожиданно воздух с треском разрывается. Это стреляет машина на улице. Дом перетряхивает, а с потолка что-то сыпется. Ребенок плачет и хватается за мать, ей больно, но она лишь гладит мальчика и что-то шепчет. Вдали раздается взрыв. Одна из пулеметных очередей замолкает.
Слышится несколько далеких гулких выстрелов, а за ними – взрывов. Над домом что-то со свистом пролетает. Последующую смесь звуков нельзя идентифицировать: тут и скрежет, и рёв, и глухие удары, визг словно от тысяч дисковых пил, и всё это превращается в речь на неведомом страшном языке, как будто злой и беспощадный великан читает заклинание, перемежая с проклятьями.
Свечи тускнеют, еле дают свет, и фигур совсем не видно. Может, они что-то и говорят или даже кричат – но ад снаружи заглушает всё.
Концерт заканчивается мощным взрывом где-то рядом, дом перетряхивает, что-то лопается. Машина за стеной больше не шумит, и не понятно, то ли она уехала, то ли уничтожена. Где-то с шумом водопада льется вода, дом скрипит и постанывает.
- Мама, мне страшно, - подает голос ребенок.
- Потерпи, - не слышно шепчет мать, она уже не чувствует затекших рук.
Неподалеку раздается автоматная очередь. Одиночный взрыв. Дом издает протяжный вой, волна боли дрожью растекается по всем этажам и перекрытиям.
- Слушай меня, - отец обращается к сыну, - настало время тайного плана.
- Какого плана? - хныкая отзывается мальчик.
- Помнишь, я тебе уже говорил, что наша бабушка умела колдовать?
Малыш удивленно поднимает голову.
- В общем, я у нее кое-чему научился, когда был маленький. Одному волшебству…
- Папа, волшебства не бывает, - оскорбляется ребенок. За стеной - громкий хлопок, что-то тяжело осыпается.
- Подожди, ты послушай, - перебивает его взрослый, - в сказках тоже про это есть. Но обычно это секрет, и такое волшебство применяют только в трудных ситуациях.
- Как сейчас? – недоверчиво спрашивает малыш. Двойной взрыв в соседнем дворе.
- Именно, - отец очень убедителен, - мне придется это сделать, ты главное не пугайся.
- Ты так шутишь, папа? – ворчит ребенок, не замечая пулеметных очередей.
Отец привстает и жестикулирует руками.
- Я сделаю так, что ты станешь птичкой.
- И мы с мамой станем птицами.
- Зачем? – спрашивает мальчик.
- Мы улетим отсюда. Переждем эту бомбежку в другом месте.
Свист и сильный взрыв очень близко. Дом уже не трясется, а качается – что-то упало с полочки и прокатилось по полу.
- Некогда объяснять подробности, - спешно говорит отец, - запомни, когда мы превратимся в птиц, нужно будет лететь на юг, к лесу. Помнишь, тот лес за рекой, где мы грибы собирали в прошлом году, а потом еще дождик пошел с радугой?
Гулкие надрывные выстрелы чего-то крупнокалиберного.
- Папа, - укоризненно говорит ребенок.
- Не перебивай, я серьезно! – отец привстает и показывает рукой куда-то в сторону. – Там в лесу большой старый дуб, ты его знаешь, мы возле него белку кормили орешками – помнишь же?
- Да, помню, - отвечает сбитый с толку ребенок.
- Отлично, как станешь птичкой, лети туда. И мама пусть летит – не отвлекается, хорошо? – он глядит на мать. Та пристально смотрит снизу вверх и кивает.
Очередной взрыв во дворе, шум падающего кирпича, осколки щелкают по наружной стене дом.
- А что мы будем есть? А если потеряемся?
- Не ной, - уверенно перебивает отец, - не потеряемся. Дорогу ты знаешь. Есть будем червячков. Для нас они не вкусные, а для птичек как конфеты – сам удивишься, какие они вкусные в клювике. Ну и семечки всякие, грибы. Белке можно будет напомнить, как мы ее кормили.
Кто-то отчаянно и истошно кричит. Одиночные выстрелы.
- Папа, а обратно как? Мы птичками не навсегда же останемся? – ребенок забывает о недоверии.
- Ну, если понравится, то почему и нет. Гнездышко построим, маме готовить не надо будет каждый день – еда сама по земле ползает.
- Уууу, - снова захныкал мальчик.
- Но не бойся, заклинание я знаю, захотим – снова превратимся в людей. Главное, всем встретиться у дуба. Понял? На всякий случай мы должны сказать кодовую фразу!
Зловещая тишина паузы между полифоническими тактами расстроенного оркестра.
Отец взял малыша за руку:
- Это навроде пароля. Чтобы мы точно друг друга узнали. Все-таки птички похожие, и мы с непривычки можем не узнать друг друга сразу. Согласись?
Свист на грани ультразвука, переходящий в шипение. Даже не представить, что это может быть.
- Разумная идея! И какой пароль, папа?
Отец делает вид, что задумался.
- Давай так: чирик-чирик-чик-чик!
- Мама, ты запомнила? – поворачивается к матери.
- Конечно, - впервые прозвучал ее голос, и потерялся в оглушительном взрыве внизу за стеной. Треск десятков или сотен автоматов и пулеметов. Визг мотора. Серия нарастающих взрывов.
Троица крепче прижимается друг к другу.
- А может сразу сейчас станем птичками? - спрашивает ребенок.
Но его уже не слышат. Дом словно нагибается, что-то рушится в соседней комнате. Свистит, рвет, мечет. Невидимый великан идет по городу и крушит все на своем пути.
Вдруг грохот, яркая вспышка, или наоборот… и становится светло. Нет больше мрака ванной и тусклого света свечей - сквозь пыль пробиваются солнечные лучи, освещая груду бетона и арматуры. Ручейком струится песок и мелкий камень. Торчащие прутья словно камертоны. Слышен вопль «отход», и кто-то кричит в телефон невнятные позывные. На фоне коды симфонии огня и свинца как-то совсем бесшумно рушится последняя стена многоэтажки. Большого дома как будто бы и не было. Боевая машина, дымясь, скрывается в пыли. На то место, где она только что стояла, падает снаряд и эффектно взрывается. Волна горячего воздуха оголяет черный край треснувшей ванны – остальная ее часть покоится под обломками.
И становится почти тихо. Шум моторов исчез вдали. Стрельба прекратилась. В воздухе висит пыль и искрится в теплых солнечных лучах. Где-то капает вода, с шуршанием катится потерявший равновесие кусок плитки.
Чуть выше над облаком пыли и сажи, между столбами черного дыма в чистое голубое небо вспорхнули три маленькие птицы и деловито устремились к лесу, блестящему на горизонте над руинами города.