Зато обувью лавку не испачкал)

Хуево, когда не умеешь читать(

Назавтра нас разбудил гул самолетов в небе. В нашем жилище в полумраке раннего утра внезапно появился Кузьмичев и приказал быстро одеваться и приступить к упаковке ценного имущества в ящики для транспортировки.

Мы, толком не проснувшись, собрались сонные вокруг столов с аппаратурой. Кузьмичев показал, как надо откручивать ушастые гайки, прижимающие приборы к столу. Мне это напомнило крепление слесарных тисков к верстаку в школьной мастерской. Но там надо было орудовать гаечным ключом с немалым усилием. Здесь же это происходило на удивление просто. После откручивания крепежных гаек мы поднимали легкий, не сравнить с тисками, прибор и бережно укладывали в специально предусмотренный для него по размеру и по форме отсек фанерного ящика.

Через полчаса все было готово к отъезду, но машина так и не появилась. Сначала мы решили подождать еще, но с каждым часом товарищ Кузьмичев нервничал все сильнее, пока, наконец, не приказал разбить и сжечь всю аппаратуру с деревянными ящиками в печи.

Процесс уничтожения выглядел так. На земле расстелили мешки и засунули в них научную аппаратуру. Каждый взял по лопате, и мы приступили к выполнению задания, высоко поднимая и ударяя лопатами по мешкам. Больше всего это занятие огорчало Лёшку, которому было жалко гробить новую технику. Зато мы с Аркашей соревновались, у кого это получится эффектнее, занося свои лопаты над головой и с размаха опуская их плашмя на ни в чем не повинные приборы, укрытые плотной тканью, только хруст и треск разносились вокруг.

Если бы не мешковина, осколки брызгами разлетались бы в разные стороны.

Затем мешки с тем, что осталось от приборов, бросали в топку, где они сгорали без остатка с легким потрескиванием.

Не то, что бы мы имели склонность к разрушительству, просто нам нравилось выполнять все поручения товарища Кузьмичева и дяди Коли. Настолько в нас была сильна убежденность в правоте каждого их слова. И это убеждение возникло не на пустом месте.

Фанерные ящики Кузьмичев разрубал топором, чтобы обломки было легче просовывать в топку.

Когда все было уничтожено, наступил черед самой печи. Ведь она тоже было своего рода научным оборудованием. Мы все отошли на безопасное расстояние и укрылись за домиком. Кузьмичев заложил в печь взрывчатку, поджег шнур и прибежал к нам, тяжело дыша. Через несколько секунд раздался взрыв. От нашей кормилицы, которая давала нам не только тепло для приготовления пищи и электричество, но и выполняла важную научную работу, остались одни печальные руины.

Между тем, мы всё ещё не теряли надежды увидеть свою полуторку и то и дело вглядывались в дорогу, прикладывая ладонь козырьком ко лбу. Но вместо неё ближе к полудню из-за пригорка показалась колонна из трех мотоциклов с колясками. Мы собрались под навесом и смотрели на приближающихся мотоциклистов в серой, непохожей на нашу - зеленую, военной форме и железных шлемах на головах. Красноармейцы, которых я каждый день встречал в своем городе, не носили касок, поэтому мотоциклисты в шлемах выглядели необычно.

На коляске переднего мотоцикла был установлен пулемет. Оказалось, что это немецкие солдаты, я узнал их по кадрам кинохроники, которую нам показывали перед фильмом в городском кинотеатре. Просмотр кинохроники входил в программу нечастого, и потому с нетерпением ожидаемого культпохода всем классом в кино. Кажется, там был репортаж о том, как советская военная делегация осматривала немецкую технику – артиллерийские орудия, танки, бронемашины, а наши военспецы фотографировались рядом с немецкими офицерами и пожимали им руки. Оттуда же мне запомнилась торжественно-героическая музыка, похожая на марш из кинофильма «Цирк». Вот и сейчас она заиграла у меня в ушах.

Колонна, не доезжая, остановилась, расположившись уступом во всю ширину дороги, и первый водитель стал подзывать нас жестами. Я вопросительно переглянулся с Кузьмичевым и Николаевым, который кивнул мне, и побежал к мотоциклистам.

Немец выглядел жутковато в своем шлеме, широком прорезиненном плаще и защитных очках с черным от грязи лицом. Коверкая польско-белорусские слова, он начал выспрашивать, сколько человек здесь живет и нет ли среди нас русских солдат.

Я решил щегольнуть знанием немецкого и бодро прокричал, стараясь заглушить треск мотоциклетных моторов: «Нас шестеро, трое школьников и трое взрослых, есть один лейтенант технических войск товарищ Хромов!».

Аркашиным словам, сказанным накануне, я не придал ровным счетом никакого значения, и решил, что немцы просто заблудились, и им нужна помощь.

Немец, выслушав мой рапорт, удивился и насторожился одновременно, что-то крикнул своим, дернул меня за руку к себе, и отрывисто и громко скомандовал в сторону сбившихся в кучку ребят и взрослых: «Рэ́цэ до гу́рэ! Хэнде хох!», а солдат в коляске повернул свой пулемет в сторону моих товарищей, после чего те быстро сообразили поднять руки и стояли так не шевелясь.

Я начал сбивчиво объяснять немцу, что мы – научная экспедиция, собираем материал для экспериментов, и не представляем никакой опасности.

Немец, слушая меня в пол-уха, раздавал команды солдатам, видимо он был у них старший по званию. Один солдат спрыгнул с заднего сиденья мотоцикла и с опаской приблизился к Кузьмичеву и Николаеву с ребятами, держа их на прицеле винтовки, другой немец побежал осматривать домики и территорию лагеря. Вернувшись, он доложил, что в домиках пусто. Вспоминая об этих событиях, я уже потом понял, что лейтенанта Хромова мы в то утро и не видели, так что, оправдываясь перед немецким офицером за его отсутствие, мне не пришлось врать. Видимо, это его и подкупило. Еще его удивляло, откуда я знаю немецкий язык. Я объяснил, что мы изучаем его в школе. То, что моя мама владеет немецким, я не стал говорить.

Выслушав это, немец жестом дал понять, чтобы я возвращался назад.

Когда я подходил к своим товарищам, то увидел такую картину. Немецкий солдат, стоявший рядом с ребятами, закинул свою винтовку на ремень за спину, подошел к Аркаше, противным голосом протянул «А-а-а!» и, приподняв его за воротник, засмеялся нехорошим смехом. Аркаша как-то весь съежился, а Николаев и Кузьмичев побледнели. Леха, как мне показалось, разозлился и пронзительно закричал немцу: «Отпусти его!» Немец быстро развернулся в его сторону и, пригнувшись, сдернул винтовку с плеча и прицелился. Солдаты на мотоциклах, глядя на это, захохотали.

Внезапно из-за пригорка до нас донеслись звуки частых винтовочных выстрелов, длинные пулеметные очереди, затем глухо прозвучали два взрыва. Мотоциклетные моторы взревели, разворачивая тяжелые трехколесные машины на 180 градусов. Бросившийся со всех ног от нас немец запрыгнул на ходу на заднее сиденье, и колонна, глухо тарахтя и пуская серо-черный дым, взобралась на холм и скрылась из вида, спустившись по противоположному склону. Только последний мотоцикл забуксовал на подъеме, и спрыгнувший с заднего сиденья солдат стал подталкивать его, смешно упираясь и быстро перебирая разъезжающими во все стороны ногами по еще не просохшей земле. Наконец и эта трехколесная машина преодолела возвышенность и исчезла.

Стало тихо. Птичьи трели, доносящиеся из леса до моих ушей, вернули мне спокойствие и как бы подтверждали, что вот они – реальность, а немецкие солдаты на мотоциклах с пулеметами – это привиделось.

© Геннадий Кирюшин.

Однажды зазвонил телефон и голос а трубке спросил: могу ли я убрать психотравмы, полученные в перинатальном периоде. Я ответил, что могу. На приеме этот странный человек рассказал, что полтора года назад он прошел модуль регрессивной гипнотерапии. Результат был отличный: ушло чувство стыда и обида на родителей, но через полгода восторги поубавилось. Все стало возвращаться, пока не восстановилось прежнее состояние.

На удивление гипнабельность у моего субъекта оказалась чрезвычайно высокой. Именно это меня озадачило. С такой восприимчивостью и нулевой результат. Что-то тут не так. Начали работать и я обнаружил, что не смотря на стойкую амнезию, которую я почти мгновенно получил, эмоциональный отклик был почти никакой. Тогда я решил воспроизвести стандартную модель регрессивной гипнотерапии, чтобы повторить опыт моего безвестного коллеги и посмотреть, что происходило.

- Сконцентрируйся на разговоре с мамой. Что именно цепляет больше всего?
- Учит жизни, вмешивается, и я понимаю, что человек пожилой, но все равно злюсь и как-то не по себе. Стараюсь не спорить лишний раз.
- Вообрази, что смотришь на себя глазами мамы, что видишь?
- Слабый, нужно вести, помогать. Всю жизнь ненавижу эту жалость.
- Просканируй тело и отметь, в каком месте скапливается напряжение?
- Чуть выше груди, не могу точнее определить.
- Сконцентрируйся на этом напряжении и войди внутрь его, как как входишь в помещение. Я буду считать, а ты на счёт три вернёшься назад и вспомнишь, связи с чем ты первый раз испытал это чувство. Один. Сосредоточься, соберись. Два. Двигайся по этому чувству назад по времени, туда, где это чувство зашкаливает. Три. Ты вспомнил как это было.

Таким образом мы шаг за шагом добрались до периода беременности месяце, примерно, на пятом. И я начал понимать, в чем проблема.

- Что происходит?
- Родители ругаются, мама плачет и думает, что не будет жизнь с папиной родней. Лучше аборт, чем калечить жизнь себе и ребенку.
- Стань этим чувством, синхронизируются с ритмом колебаний этого напряжения. Как будто это музыка.

Прямым внушением усиливаю дискомфорт, чтобы спровоцировать абреакцию. Мой собеседник, понимая, что от него хотят, принялся “регировать”, опыт есть - он уже делал это. Механические подергивания убили и без того слабую эмоцию, тем самым создав иллюзию абреакции. Мой собеседник со знанием дела сообщал мне выводы: “Мама любит, не любила бы сделала аборт”, “Со мной все в порядке”, “Я прощаю себя за то, что стал обижаться”.

Это был классический самообман, которым является всякая неспонтанная абреакция. А после сеанса включается эффект плацебо, который некоторое время создает иллюзию успеха.

Чтобы не продолжать этот цирк, я вернул своего подопечного в послеродовой период его жизни, где мы с ним скучно и методично прошлись по всем заряженным ситуациями с помощью образной гипнотерапии. Так мы работали два сеанса, попутно ликвидируя запреты на выражении эмоций, которых оказалось немерено. А потом вновь вернулись перинатальный период. На это раз мой собеседник поплакал по настоящему. Бремя наконец-то разрешилось.

Этот случай показался мне забавным и я даже записал его. Вот и пригодилось.

(с) Книга "Методы психотерапии: как лечить страхи и детскую психосоматику" ➟ https://t.me/ClassicalHypnosisRu