Когда началась война, семья жила в Ленинграде, отец служил в ВМФ артиллеристом, инженер-капитаном 2 ранга, а бабаушка была домохозяйкой с пятью детьми от 1 года до 14 лет. Мама была средняя, самая любимая, т.к. была болезненной, плаксивой, с вечным диатезом на коже, а дочь перед ней умерла в голодном 1933 году. За месяц до начала войны им дали новую квартиру на проспекте Стачек, в красивом новом доме сталинской архитектуры. И маму записали в 1-й класс новой школы, т.к. она была 1933 г.р. Бабушка как и дед была членом партии и всегда делала так, как партия решила и радио объявило. Сразу после начала войны бабушка собрала все детские вещи в рюкзачки, нашила на всю одежду и рюкзаки бирки с ФИО и годом рождения, прибрала всё в квартире, собрала документы и чудом попала на поезд в эвакуацию. Неверочтно трудно было попасть в вагон, где можно было лечь, а им повезло, один партиец доверил им вывезти свою дочь и достал билеты. Дед запер пустую квартиру, выписал всю семью с этого адресу и перешёл жить в казарму, а ключи передал в домоуправление. Без выписки они не смогли бы получить карточки в эвакуации.
С пересадками и трудностями они добрались до деревни Крутцы в Горьковской области и жили там у бабушкиной сестры. Было голодно, работали в колхозе. Оказалось, что если живёшь в деревне, то продовольственные карточки не положены и тогда они прописались к дальним родственникам в город Ветлуга. Но жить там было негде и там жили только старшие дети, чтобы ходить в среднюю школу, а мать с тремя младшими жила в деревне, но карточки получала как городская.
В 1943 году деда перевели из Ленинграда в Комсомольск на Амуре и он ехал туда в поезде из Москвы через Урень. И дал телеграмму, что хочет передать бабушке продукты в Урене, там остановка 20 минут. От Крутцов до Уреня 50 км и бабушка послала туда мою маму с двоюродной сестрой. Им тогда было по 9,5 лет. Транспорт никакой не ходил и они пошли пешком по разбитой грунтовой дороге через огромные глухие леса с волками и медведями. На полпути они ночевали у знакомых в деревне Карпуниха. И мама запомнила невероятную бедность, нищую тесную, пустую избу, где они еле-еле на полу поместились до рассвета и там еды самим не хватало, даже и воды не попить было, надо было куда-то далеко ходить за питьевой водой. Все ходили в лаптях и домотканой одежде как в 19 веке.
Всю дорогу девчёнки шли в лаптях, а уже на станции мама переоделась в тапочки и дождалась своего отца. Говорит уткнулась лицом в его живот и была счастлива. Он им нагрузил в "сидоры" продукты, консервы и круглую голову сыра - она и не знала, что это такое. И они всё это тащили обратно и ужасно боялись, что на ночёвке в Карпунихе у них продукты отберут, но всё донесли и выжили.
А в другой раз когда дед снова ехал в командировку через Урень, к нему пошла бабушка и потом в 1944 году родилась ещё одна моя тётя.

Писал как одержимый. 120 тысяч слов, кофейная кома, 3 месяца без выходных. Казалось, что творю шедевр.
А потом перечитал.
Это было плохо. Не "ой, я стесняюсь" плохо, а по-настоящему. Скучно, надуманно, без ритма. Почему?

Вот 5 ошибок, которые убили мой роман — и которые ты, возможно, тоже совершаешь:

1. Я писал без плана. Надеялся на «музу». Получился винегрет без логики.

2. Главный герой был… мной. Без характера, без арки. Просто наблюдал и страдал.

3. Каждая сцена была «важной». Я не знал, что сцены должны работать на сюжет.

4. Диалоги — как в учебнике английского. Никто так не разговаривает. Никто.

5. Я боялся переписывать. Думал: «раз написал — значит, гениально». Ха.


Я не жалею, что его угробил. Этот провал научил меня больше, чем все курсы.
Хочешь писать лучше? Сначала убей в себе желание быть идеальным с первого черновика.

Санкт-Петербург. Примопский район. Сегодня.