Двенадцать лет я вытаскиваю утопленников. Работа у меня такая. Ведь кто-то должен это делать. Наш край – это сплошные карельские шхеры, озера и протоки. Туристы прут сюда как очумелые: рыбалка, байдарки, шашлыки под сосенками. А потом мы ныряем за ними в ледяную воду. В лесу, если потеряешься, еще есть какой-то шанс. Даже через неделю могут отыскать – искусанного комарами, отощавшего, но живого. А на воде шансов нет. Если вызывают нас, водолазов-поисковиков, это почти всегда означает, что ищем мы уже не человека, а «груз-200».
Вы не подумайте, я не жалуюсь. Привык уже. Но то, с чем однажды столкнулся я, подкосило даже меня, тертого калача.
Вызов поступил рано утром. Отец с сыном, Николаем, лет десяти, удили рыбу с берега. Мужик вогнал себе тройник в ладонь, пошел к машине за аптечкой. Вернулся а пацана уже нет. Я слушал его сбивчивый рассказ и уже знал, чем все кончится. Месяц лило как из ведра, река разнеслась вширь, течение бешеное. Плюс погода – холодрыга, хоть и лето на календаре. Надежды найти живым – ноль.
Через час я и пара ребят уже были на месте. Прочесали берег, покричали. Бесполезно. Стало ясно – Коля в реке. Я шагнул в воду, и меня едва не сбило с ног. Поток такой, что ноги от дна отрывает. Даже если бы пацаненок был чемпионом по плаванию, он бы не выгреб.
Мы работали до самого вечера. Подтянулись ребята из соседнего района, расширили зону поиска. Ничего. Вообще! И это было странно. Я не ждал, что найду его живым, но тело-то должно было где-то зацепиться. За корягу, за камень. Но – пусто.
Солнце уже садилось, когда я заметил кое-что. Старое, пересохшее русло ручья, заваленное буреломом. Обычно на такие и внимания не обращаешь. Но из-за дождей его снова промыло, и теперь по нему хлестал приличный поток. Этот ручей срезал излучину реки, и если пацана утащило туда, то он мог оказаться далеко за пределами нашего квадрата.
Я пошел вдоль ручья. Тревога нарастала. Я уже догадался, куда он впадает. В место, которое мы между собой называем «Чёрная вода». Участок метров в сто вдоль заросшего берега. Туда даже нам, спасателям, соваться было строжайше запрещено. «Не лезь в Чёрную воду», – это первое, что мне сказал мой наставник, когда я пришел в службу. Говорили, там подводные течения такие, что и в полном снаряжении утянет в ил за минуту.
Ручей вливался в реку аккурат посередине Чёрной воды. Я замер в раздумьях. Если вернусь и доложу, меня тут же остановят. Никто не даст разрешения на погружение. Но что-то внутри подсказывало: тело Коли там. Запуталось в донных водорослях. Мысль, что мальчишка лежит на дне, медленно раздуваясь и превращаясь в бесформенную массу, пока его родители сходят с ума на берегу, была невыносимой.
Я сказал себе: «Если не я, то кто?».
С берега Чёрная вода не выглядела такой опасной. Даже казалась спокойнее, чем основной поток. Но я знал, что это чувство обманчиво. Подводное течение – зверь коварный. Но я все же решился. Нарушил все инструкции. Погружаться в одиночку – самоубийство. Но я надел маску, взял фонарь и шагнул в холодную тьму.
Первое, что я почувствовал полностью погрузившись, – тишина. Течение на поверхности было слабым. Я пошел на глубину, ожидая, что сейчас меня подхватит и потащит. Но нет. Чем глубже, тем спокойнее становилась вода. В свете фонаря замелькали какие-то темно-зеленые силуэты. Я решил, что это и есть те самые густые водоросли. Подплыл ближе… и едва не захлебнулся рвотными спазмами... прямо в маске!
Это были не водоросли. Из вязкого донного ила, как уродливые подводные деревья, «росли» человеческие руки. Бесчисленное множество рук. Они торчали из дна, погрузившись в него где-то на уровне плеча. От их оснований в муть уходили тонкие, жилистые корни. Руки были разного размера: большие мужские, изящные женские и… крохотные детские. Они медленно, едва заметно шевелились, пальцы сгибались и разгибались в хватательном движении.
И тогда я увидел его... Колю!
Он был еще почти цел. Эти руки-твари только-только его поймали. Несколько рук облепили его тело и медленно втягивали в ил. Он уже погрузился по грудь. Пустые, мутные глаза смотрели в никуда. Я застыл, парализованный ужасом. А потом луч фонаря выхватил остальные тела.
Их было много. Наверное, десятки. На разных стадиях разложения. Некоторые уже превратились в разбухшие белесые ошметки, которые едва угадывались в толще ила, переплетенные этими мерзкими корнями-руками. Они ими питались. Использовали как удобрение!
Как только я выбрался на берег, меня вывернуло. Я стоял на четвереньках, задыхаясь, а перед глазами все плыла эта жуткая картина: подводный сад из человеческих конечностей, пожирающий человеческие тела.
Я бросился обратно в лагерь. Нашел Егора, по кличке Сохатый, – самого опытного из нас. Он здесь работал больше двадцати лет. Я, захлебываясь словами, рассказал ему все, что увидел. Он выслушал молча, а потом посмотрел на меня тяжелым, холодным взглядом.
— Я же говорил тебе не соваться в Чёрную воду.
— Да при чем тут это?! Ты слышал, что я сказал?! Там… там твари! Они людей жрут!
Он крепко схватил меня за плечо, его пальцы впились, как клещи.
— Заткнись! Никому ни слова. Узнают, что ты нырял там… плохо кончится.
— Плохо кончится?! Егор, сколько людей они сожрали?! Мы должны…
— У нас уговор, с верхами... помалкивать – жестко оборвал он меня. – ЭТИ не просто так сидят только в Чёрной воде. Не вздумай все испортить.
Я хотел возразить, но слова застряли в горле. В его глазах была какая-то жуткая решимость. Если я не замолчу, то тогда меня...
— Иногда приходится выбирать между плохим и очень плохим, – уже тише добавил он. – Поймешь когда-нибудь.
Он развернулся и громко объявил, что на сегодня поиски прекращаются. Мы искали еще два дня. Официально. Потом поиски свернули, семье выразили соболезнования.
Я не понимаю, что, черт возьми, здесь творится. Что за уговор такой? Что это за руки? Я хочу уволиться, уехать отсюда к чертовой матери. Но не могу. Тяжело жить, зная, что эти твари все еще там.
И что они медленно доедают тело, очередного маленького мальчика.
