324090391123

На Сенной площади неожиданно нашлись курсы поваров.

С перспективой гарантированного трудоустройства, дипломом установленного образца, бесплатным пробным занятием и «высокопрофессиональным преподавательским составом».

Я купилась на диплом установленного образца и отмешав смену майонезных салатов потянулась на бесплатное пробное занятие.

Оказалось, что в здании курсов учат всему.

В двух классах обучали языкам (причём не только европейским), готовили финансовых менеджеров, мерчендайзеров, IT – специалистов, визажистов, радиоведущих, ландшафтных дизайнеров и т.д. Здесь же располагались школы скорочтения, рукоделия, ораторского исскуства, фотографии и стенографии.

И ещё сотни специальностей.

И все за умеренную плату, по индивидуальному графику.

Дипломы выписывали в офисе-закуте корявым почерком девочки-секретаря.

На пробное занятие по поварскому искусству пришли двое потенциальных слушателей: я и испуганный мальчик-украинец. И бабулька-преподаватель.

Это на нашем ряду класса.

На втором ряду класса проистекало другое пробное занятие – по программе мастер ногтевого сервиса (энергичная тётка с красивыми ногтями окучивала трёх провинциалок).

Не смотря на разницу в программах нам говорили одно и то же: вас всему научат и дадут диплом с водяными знаками который откроет двери в прекрасное будущее.

Главное – уплатить пятнадцать тысяч.

И курсы даже не будут требовать 100 % посещаемости.

Пятнадцать тысяч за корявый почерк девочки-секретаря я, к сожалению, не могла себе позволить.

Нужен был другой способ получить поварские документы, а какой - неизвестно.

Время для поисков способа появилось неожиданно и несколько трагично.

Я попала в тестомеску.

Если точнее – в тестомес планетарного типа. Без защитной решетки.

Конечно, не вся.

Вся в пятидесятилитровую чашу я не влезу.

Только левой рукой.

В самом-самом конце смены в пекарне подвальчика я неловко доставала из включенной тестомески будущий багет «Спортивный».

(Техника безопасности здесь была понятием фантастическим).

И мою левую руку втянуло крюком, чуть выше запястья.

Коллектив пекарни - таджик Фархат, татарка Амина – испугались. Ленинградка Алёна стала звонить управляющей.

Вызвать скорую было нельзя – фирме пришлось бы объяснять моё не легальное присутствие на производстве.

Поэтому обошлись рафинированным растительным маслом.

Нина-украинка (обработавшая за три года много пекарен фиолетовой ветки метро) догадалась полить на крюк и мою руку масла.

Ужас придал силы – и я вытянула руку. Мне даже не было больно.

Больно стало только дома.

Пока я одевалась – кассирша из магазина по распоряжению управляющей принесла окончательный расчет. И сказала, что руководитель беспокоится и желает мне скорейшего выздоровления.

В травму у дома я не пошла – с белорусским гражданством, без полиса.

Сделать рентген руки мне не довелось.

Было не за что; мы просто купили лекарств.

Все лекарства (кеторол, баралгин в уколах, индовазин и т.д) мне прописал интернет и милая аптекарша из «Аптеки Невис».

Тугую повязку лихо накладывала Алиса.

Работать я не могла; зато времени на решение проблем с документами было – завались.

(На приезжих и бродячих собаках всё заживает само.

Левая рука у меня есть и теперь, правда, несколько другой формы чем правая. Пальцы гнутся, почти все, но - не все в нужную сторону).

Китель я купила в полуподвальном ателье на Ваське.

Чёрно-белый, на пуклях. За восемьсот рублей.

Там же, на Ваське, в магазине старой книги (где алкаши приносят книги на «чекушку»), я купила «Практическое пособие повара третьего разряда», «Кухарка-кулинарка», «Технология общественного питания» и ещё три самоучителя. Всего за сто рублей.

(Самым бесполезным пока оказалась «Нормы питания на кораблях ВМФ» - я там пока ещё не работала. Остальное - мне почти пригодилось).

Дома, померяв китель и посмотрев три серии «Кухни» я почувствовала себя профессионалом. Но – в опасности.

В детстве я читала книгу про разоблаченного немцами советского разведчика. При блестящем знании немецкого и хороших документах он был одет в слишком новый мундир.

Провал меня-повара был невозможен! И я спешно постирала новый китель в кипятке.

Теперь он приятно-серый.

Располагая двумя козырями в виде личной медицинской книжки и хорошо застиранного кителя я тронулась в карьерном росте.

В смысле – стала расти.

На той же помойке вакансий Авито требовался повар холодного цеха/помощник повара на пищевое производство.

С «договорной зарплатой».

Прямо на моей станции метро.

Набравшись наглости - я пошла наниматься.

На пищевое производство в подвале жилого дома требовались крепкие рабочие руки с личной медицинской книжкой. Поэтому поваром, а тем более помощником повара брали всех.

Всех, кто мог отличить морковку от топора.

Меня сразу взяли.

И даже дали наставницу.

Наставницу мою звали Таня. В ней было 150 килограмм веса, 220 давления и всего 42 года по паспорту. В повара она попала, почти, как и я, по призванию.

(Ей остро не хватало денег, а её коммуналка была как раз над подвальчиком-кулинарией.

А по диплому она была дворник: озеленитель).

Ассортимент продукции холодного цеха был страшно велик.

Маянезные мешани с максимально оригинальными названиями – «Любовь поросёнка», «Василиса прекрасная», «Неополитанское танго» (подозреваю, что от смеси салата айсберг с рыбной консервой в томатном соусе Неаполь действительно танцует).

Всё это очень хорошо продавалось на вес, в магазинчике при производстве гордо именуемом «Супермаркет».

Ещё мы квасили капусту, солили огурцы, сворачивали рулеты и ролы и т.д.

На протяжении десяти рабочих часов.

За месяц работы я прошла экспресс-курс кулинарного техникума.

Простые действия вроде оттаривания, пользования роботом и слайсером, замены недостающих продуктов имеющимися и т.д.

Именно там я узнала истинные поварские меры веса вроде «горсть», «щепотка», «жменя» и «жменька». А ещё специальный термин «пыш-пыш» (это не тонкая французская кулинария, нет, это слова, произносимые поваром при посыпании чего либо дорогостоящим товаром вроде кунжута или пармезана – «пыш-пыш» сверху).

Технологических карт там, понятно, не было.

Рецепты записывались (на всякий случай) в заляпанную тетрадь, в понятных поварских мерах – жменя, горсть. Она называлась «талмуд».

Именно здесь мне раскрыли главный (страшный) секрет холодного цеха – замазав маянезом можно продать всё.

Выходных моей наставницы (5-6 штук в месяц) мне было мало, а фирме были очень нужны рабочие руки с санитарной книжкой, поэтому мне предложили заменять выходные горячего цеха + выходные пекарни.

Мне явно фартило. Карьера шла в рост на глазах.

За следующие пять недель непрерывных смен в холодном и горячем цехах плюс пекарня я стала отличать вок-сковороду от блинной, расстойку от парконвектавтомата, лихо просеивала сухарную крошку, делала льезол и фюмэ. И уже могла самостоятельно собрать и отпечь багет «Зерновой» или простенький чизкейк или тартилью.

Фирма-подвальчик была мною очень довольна и настаивала на оформлении наших трудовых отношений. И угрожала написать в трудовую (которой у меня ещё не было) «кухонный рабочий».

Взамен обещая переводить белую часть зарплаты на карточку.

Все работавшие там числились кухонными рабочими, чтобы не ушли в элитный сербский ресторан.

Кухонному рабочему платили (регулярно!) 1200 за десятичасовую смену.

В штате подвальчика было несколько человек с дипломом кулинарного училища или записью «повар» в трудовой. Им платили больше. Но, выяснить сколько было невозможно – секрет фирмы.

Можно было, правда, «жрать в три горла» всё что попадалась под руки и на глаза (это кроме официальных стафф-обедов).

Но, подвальчик был маленьким, а коллеги – большими, рыхлыми и гиперемичными. Было ясно к чему это приведёт меня за полгода.

Особенно в чине «кухонный рабочий».

И, я решила добывать поварские документы.

Наконец-то я стала работать по призванию!

До этого я не могла поставить сама себе диагноз: какое у меня призвание. И поэтому работала на всяких никчемных работах – преимущественное главно-ведущим экономистом.

(Согласно полученному самым тернистым путём никчемному образованию. Точно такой диплом, каким я могу с гордостью бить мух, стоит в Санкт-Петербурге с курьерской доставкой в квартиру 5-6 тысяч. А если не полениться и не пожадничать, можно лично выбрать дешевле в переходе у нескольких станций метро. Столичного ВУЗа или диплом с отличием.

Мне мой диплом-мухобойка достался самой дорогой ценой: на дневном бюджетном отделении технического ВУЗа. Кроме того – ВУЗ находился в соседнем городе и не давал общежития. Дорога к знаниям занимала два часа в одну сторону в любую погоду.

Сразу вспоминается Михайло Ломоносов).

Теперь я – повар.

Судя по ощущениям и документам, которые я сама себе сделала – 4 разряда.

Памятуя, что театр начинается с вешалки я начинала свою поварскую карьеру в Санкт-Петербурге с самых низов.

С мойки.

Тем более, что посуды за свою жизнь я перемыла не мало.

Материальное положение семьи из двух человек: меня и Алисы, называлось «плюнь и свистни». Денег не было совсем и ни на что. Включая на оплату съемной квартиры и еду.

На свалке работ Авито я удивительно быстро откопала объявление о найме мойщицы в «элитный сербский ресторан». В десяти минутах ходьбы от дома.

За 1200 в смену (плюс питание) «дружный трудовой коллектив» искал «чистоплотную, трудолюбивую мойщицу без вредных привычек». Сопоставив себя с требованиями я пришла к выводу – а почему бы и нет?

И позвонила.

В Санкт-Петербурге мойщицами принято нанимать две вида дам: приехавшие из Средней Азии плохо/совсем не говорящие по-русски и местные алкоголички.

Мне в ресторане очень обрадовались (видимо, посуду несколько дней мыли сами) и просили подойти к пяти на кастинг.

Будет управляющий.

Разволновавшись донельзя я решила тренироваться дома: перемыла всё что было в кухне.

И сантехнику.

И обувь.

И квартиру в целом (окна, правда, не удалось – не было стеклоочистителя).

Когда кончилось моющее – наступило пять часов. Время смотра-конкурса.

Конечно, меня взяли.

Не смотря на слишком правильную речь и хорошую куртку.

Мне выдали серый фартук и просили прийти завтра к десяти часам.

(Основная сотрудница уехала в Узбекистан, а лица, её заменяющие дорабатывали только до первой зарплаты, а после получения – целиком посвящали себя вредным привычкам).

Быстро освоившись с трофейной посудомоечной машиной я чистила овощи и полировала мельхиоровые вилки за официантов. Официантка Таня меня даже премировала пятидесятью рублями в конце своей смены.

Из закута моечной, натирая тарелки, я изучала элитную сербскую кухню. Она отличалась от «не сербской» досками и соусами.

Мясосодержащее изделие (прицепив к нему окончание «вица» - любовица, плескавица и т.д) отпускалось гостям на деревянной доске. С мисочкой соуса.

Соусы имели ещё более экзотические названия и изготавливались из магазинного кетчупа в смеси со всякой бредятиной.

Днём ресторан отпускал обычную ленинградскую кухню (бизнес-ланчи из тефтелей и салатов из маргеланской редьки), а уже вечером переходил на элитную сербскую.

Желающих пообедать за триста рублей в атмосфере Сербии было крайне не много.

Поваров ресторан держал две смены (Слава/Лера и Сергей/Галя). Откуда выпускники сорок девятого ленинградского кулинарного училища, бывшая воспитательница детского сада и учитель биологии знали элитную сербскую кухню – я так и не поняла.

Видимо, это врождённое. Или от проживания в Сербии.

Меня действительно кормили.

До обеда можно было пить чай с булочками из вчерашней хлебной корзинки. Сколько хочешь.

Ввиду того, что Галя и Лера пекли булки по секретному сербскому рецепту («на собаку вылить – хвост отвалится», но: с разными наполнителями!), мне и тараканам оставалось много-много булок.

За три смены я отъелась булок на всю жизнь.

В обед для всего персонала готовилось стафф-питание.

Это всегда была пицца. Из того, что завалялось в холодильниках.

Трезво рассудив, что солёными огурцами и усохшим сыром после термообработки отравиться трудно – я её ела. Тем более, что морковку и лук туда клали свежую. Я их лично чистила.

По документам я ела как лошадь. Даже, наверное, уместно сказать – жрала.

Ресторан вёл некое подобие учёта.

Случайно заглянув в тетрадь списаний я ужаснулась. Каждый божий день там была запись – «Кормили мойщицу». И количество порций маянезных салатов трёхдневной давности.

Никак не меньше шести!

Порчи по документам не было совсем.

(Мне только теперь понятен странный интерес управляющей к моему здоровью. Она периодически меня спрашивала:

- Вы себя хорошо чувствуете? - и получив утвердительный ответ удивлялась стройности моей фигуры).

Однажды, когда поварам давали зарплату, я поняла, чего я хочу от жизни. Горячему повару платили две тысячи за смену, холодному – тысячу восемьсот. А мне – тысячу двести.

Стать поваром.

Срочно.

Я выпытала у Славы-повара секрет перевоплощения из учителя биологии в Зажопинске в сербского повара в Санкт-Петербурге. Вот он: надо учиться и снимать квартиру (квартиру снимать обязательно – это стимулирует учёбу!).

И я решила учиться без отрыва от мытья туалетов, зала и чистки овощей. И полирования вилок, конечно.

Хочу выразить огромную благодарность повару-биологу Славе за термины «гастроёмкость» и «мармит». А особенно – за порядок включения парконвектавтомата.

Больше там учиться было нечему.

В положенные мне выходные я сделала всё что смогла для начала поварской карьеры в Санкт-Петербурге. А именно: добыла личную медицинскую книжку и китель.

Личные медицинские книжки у поваров Санкт-Перербурга разные.

Есть за тысячу – тебе её привозит к нужной станции метро мальчик-курьер. Но – заполнять придётся самому. И вклеивать фотографию.

А есть дорогая, настоящая – за четыре с половиной тысячи. Ради неё надо идти в медцентр, сдавать анализы и показывать всякие места докторам.

Я решила: раз пошла такая пьянка – режь последний огурец (белорусский вариант русской пословицы «Полюбить - так королеву»).

И поехала в медцентр.

Там, в регистратуре, вежливая в пределах уплаченных денег девушка спросила у меня:

- Вы кто? – имея ввиду род деятельности.

Я гордо сказала:

- Повар.

(Мне показалось – она посмотрела на меня уважительно).

Так начался новый этап в моей жизни.

Поварской.

В Санкт-Петербурге заборной расклейки нет.

Или от отсутствия заборов, или от обилия дворников.

А – зря, там столько интересного!

В небольших городах ещё принято искать клиентов объявками.

Не так давно я сама это практиковала.

По пятницам я всегда расклеивалась, потому что в выходные дворники сидели по гнёздам и не обрывали объявки. Делала я это в сумерках – не смотря на отсутствие денег – на свету стеснялась.

Процесс был поставлен на поток, каждое движение отточено.

Я обзавелась спецодеждой и инструментами: сумка-патронташ через плечо, бутылка для клея авторской конструкции, старые удобные джинсы и кроссовки, бейсболка из секонда с козырьком прикрывающим лицо.

Маршрут занимал ровно два часа, охвачены были все остановки и дворы.

Чтобы не было скучно я считала котей у подъездов и читала расклейку на досках, столбах, заборах, остановках.

Это:

Домашний мастер Сергей, муж на час, услуги сантехника (электрика), студия развития детей «Барбарики», магические услуги, грузчики с машиной (трезвые и просто), почти бесплатный отдых в Затоке, тур к мощам Матроны Московской, анонимные алкоголики, йога (ушу, айкидо и т.д.), парикмахер-универсал на дому/с выездом, деньги в долг, купим дорого (волосы, рога, янтарь, ломаную технику и авто), обучение (все языки мира, программирование, танцы), высокооплачиваемая работа за рубежом, продам (баян б/у, породистых котят) и т.д.

Многих людей из этой заборной белиберды я со временем узнала лично.

Среди них было несколько хороших приятелей, с которыми мы давали друг другу заработать - это магические услуги, трезвые грузчики и сантехник с консерваторским образованием.

Валентина Васильевна специализировалась на оказании магических услуг (чистка ауры квартиры, тушение очага семейных конфликтов, снятие венца безбрачия, приворот-отворот и т.д.).

Но только в вечернее время суток.

В дневное время она преподавала психологию в ВУЗе.

Поздний сын-балбес (моих лет) Валентины Васильевны неоднократно женился и редко где то работал; а наплодив внучат, уехал из города в поисках счастья неизвестно куда.

Теперь, три невестки требовали алиментов лично с Валентины Васильевны, угрожая найти и посадить сына-балбеса в тюрьму. Преподавательница психологии очень любила сына-балбеса и внука-Павлика под номером три.

А денег у неё не было.

Так и открылся дар.

Мы познакомились с Валентиной Васильевной на квартире с плохой аурой – покупатели требовали от меня снизить цену, а от неё – убрать негатив из воздуха. Мне очень нужно было продать квартиру, а ей - купить Павлику велосипед. Мы объединили усилия – и сразу две мечты сбылись.

Теперь мы рекомендовали друг друга.

Валентина Васильевна уже дважды тушила очаги семейных конфликтов мной: трёшка с дуэтом «свекровь-невестка», однушка в долевой собственности сестёр. А я приводила её, когда покупатели говорили «мы не можем понять что, но что-то не здесь не нравится».

Сантехник Женя - преподаватель музыки.

У него тонкие длинные пальцы пианиста и абсолютный слух, что немаловажно при замене труб.

Попробовав прожить за преподавательскую зарплату он поставил на музыке жирный крест и попросился учеником к сантехнику-алкоголику в ЖЭУ.

Консерваторское образование не препятствовало изучению видов засоров и течей. Освоившись в видах унитазов и гофр Женя купил вместо синтезатор + пианино подобие машины и оказывает все виды сантехнических услуг с выездом к заказчику (диагностика бесплатно).

Все продаваемые мной объекты текли на соседей и нуждались после покупки новыми хозяевами в услугах сантехника с консерваторским дипломом.

Приходившие ко мне от Жени клиенты оторваны от реальности совсем, они не верят, что из двушки не получится две однушки, но зато очень интересно рассказывали о музыке.

И я уже отличаю кларнет от контрабаса.

Лидер «Трезвых грузчиков» - Петька, вообще, мой бывший клиент.

(Я немножко по продавала его новостройку, но потом он расторг договор).

Петька - трезвый завязавший алкоголик с выдающейся физической силой. На работу к себе он берёт только бывших пьющих.

Он их понимает.

На одной из моих работ (со свободным графиком и оплатой в процентах от добытого) у меня была коллега – Аллочка.

Деньги в работе для неё были не главное, главное – общение.

У неё был муж и основной род занятий (она работала Просто Женой), и приходила в офис развеяться.

Пообщаться.

Аллочке крайне редко удавалось собрать такую большую аудиторию – мы все всегда в бегах и промыслах. Поэтому сейчас она в ударе.

Она упорно отказывается от периодических предложений сесть, подозреваю – боится помять модную юбку. И стоя выступает с монологом о Пусе.

Интересно, в машине мужа она что - тоже стояла?

Аллочке пятьдесят два и она красивая-красивая женщина.

Работник она никакой.

Аллочкин муж, Семён Семёнович, начинал вместе с нашим директором – бандитами. Поэтому Аллочка ходит на работу проветрить шубки-платья, показать «камешки» и выступать с монологами.

Семён Семёнович привозит и отвозит Аллочку. Он сейчас старый, облезлый, с батарейкой в сердце, ведёт здоровый образ жизни на лавочке во дворе, по скверу с собачкой и на замкоподобной даче.

Правда, иногда ездит в офис - за урожаем денег. Он - бизнесмен, ещё из лихих девяностых. Фирма приносит стабильный доход без присутствия Семёна Семёновича каким-то удивительным образом. Что она производит или продаёт – тайная тайна.

Сын Аллочки и Семёна Семёновича Пашка, живёт в отдельной квартире, меняя девочек. Аллочке – скучно и хочется внуков. Заботиться. Пока их нет, Семён Семенович, за многолетний нездоровый образ жизни и выпитую Аллочкину кровь, подарил ей шпица Пусю.

Аллочка и Пуся каждый вечер гуляют по парку вдвоём: за тридцать лет брака супругами друг другу всё сказано, а Пуся - маленький и ничего из Аллочкиной жизни не знает. Она вводит его в курс постепенно, уже год.

Сейчас она с упоением рассказывает нам об игрушках, витаминах, кроватке и воспитании Пуси. Дойдя до кормления, входит в раж:

- Очень важно правильно выбрать мясо для каши! И менять крупы – они приедаются. Грубые крупы надо молоть, но даже молотый рис, представляете, он не ест! – она торжествующе обводит нас глазами, - Свинину и крольчатину я беру на рынке у верных людей, домашнюю. На костном бульоне он ничего не ест, чувствует, я хотела обмануть – а он чувствует, - и одобрительно глядя на мои круглые глаза продолжает на выдохе:

- Пусенька аллергик, от магазинного мяса чешется. Я ленюсь готовить каждый раз свежее, замораживаю. Беру свинину и куриную грудку (только без шкурки, нельзя!), варю, перетираю блендером, разливаю в формочки и хоп: в морозилку. А утром в свеженькую овсянку, кубик – раз! И никаких хлопот.

И так минут сорок непрерывных подробностей нежной собачьей жизни.

Наконец, Аллочка заканчивает, и довольная переходит с монологом о Пусе (или другим шедевром) в соседний кабинет.

«И никаких хлопот!» - вспоминаю я последнюю фразу счастливой Аллочки и, с нежностью, моего Барсика.

Выспавшийся в шкафу Барсик не опускался до перетёртой пищи – он беспроблемно крал тающую на мойке куриную грудь (основу ужина). И терзал её на полу у газовой плиты: с костями, кожей и местами, с целлофановым пакетом.

Вся история с котом закончилась удивительно хорошо – как в детской сказке.

«И стали мы жить-поживать и добра наживать».

Пропитый мною курс антибиотиков явно пошёл на пользу – царапины и укусы на руках постепенно сходят.

(Да, вчера сняли швы с правой руки).

Я пишу эти строки сидя на диване, милашка-котя лежит рядом тесно прижавшись тушкой к моей ноге. И мурчит, зажмурив янтарные глаза.

Врач сказал – изменится гормональный фон. А вслед за ним характер.

И не обманул.

Первая половина марта прошла ужасно.

Коть метался по квартире - бросаясь на окна и метил всё, что видит.

Но, это не главное.

Главное – он кричал.

Точно так как в фильме ужасов при отрезании пилой конечностей. Только - громче.

Две недели мы с Алисой проводили сеансы аутотренинга: себе и коту – «Всё будет хорошо». Не помогало.

Одновременно мы покупали коте валерианку, но - пили сами.

«Контрасекс» был придуман для менее темпераментных самцов и не давал никакого эффекта в лошадиной дозе (наш коть, видимо, был горячим кавказским парнем).

Последней каплей марта была встреча в лифте с соседкой Светланой Николаевной. Она тактично поинтересовалась у нас - кто из нас стал мамой и кого мы родили – мальчика или девочку?

Я кастрировала кота.

Конечно, не лично.

Руками бородатого дяденьки-ветврача.

Все жизненно важные решения (развод, переезд и прочие мелочи) дались мне легче.

От многодневной бессонницы я позвонила в ближайшую ветеринарку и стала осторожно спрашивать у медсестры: не будет ли коте больно? Может пройдёт само? А как это делают?

Потом к трубке подошёл коть – и медсестра сказала мне:

- Срочно приезжайте!

Сборы в клинику были ужасны: я бегала по квартире с одеялом и пыталась накрыть им котя.

Сорок два квадратных метра жилья мы перевернули напрочь за полчаса.

В клинике мы (с котем) вели себя крайне безобразно. Нарушали все возможные правила поведения людей/котов.

Мы ловили друг друга, роняли препараты и вещи, ругались и плакали на русско-котином языке. Бородатый котиный доктор и полная медсестра скромно сидели в уголке.

Потом нас разделили. Пьяного от наркоза котю забрал врач, а восхищённая моим героизмом медсестра обрабатывала мне рваные раны на руках.

Теперь у нас идиллия.

Он научился тереться об ноги, но, боюсь, скоро меня завалит.

Он познал радость сна на диване. Особенно на подушке.

На мою он помещается весь, а с Алисиной – свисает хвост. Нет никакой возможности объяснить ему, что мы тоже любим спать с подушкой.

И поэтому мы спим без.

По очереди.

Зато, лёжа рядом со своей подушкой, можно насладиться мурлыканьем котя (с громкостью бензопилы STIHL MS 180).

Писает он уже в лоток. А вот с остальным…

Он делает нам подарки. И одновременно приучает Алиску к аккуратности.

Годы жизни в общаге привили ей дурную привычку – разбрасывать вещи. Коть, видимо, желает ей добра. И если свитер или платье брошены на пол - он заворачивает туда подарок. Закапывает.

А в остальном – всё прекрасно.

Аппетит нашего коти улучшился в разы. Один пакетик Вискаса выложенный в мисочку вызывает оскорбленное выражение на серой морде. Куриную грудку он просил не нарезать кусочками. Зачем?

Ему так хочется догнать в размерах бабушку-тигру!

Мы вполне счастливы вместе, если бы не одно...

Как его назвать?

Переехав в другой город человек оказывается в социальной изоляции.

Я, например, после переезда в Санкт-Петербург оказалась в полнейшей.

Новые знакомства возникают из соседей по коммуналке (исключено, мы сняли квартиру), работы (тоже: приличной работы у меня долго-долго не было, а по-узбекски я, к сожалению, не говорю). В крайнем случае – другого сообщества.

Ни к какому сообществу я не принадлежала. Но - я не атеистка, и обнаружила, что люди здесь верят в разных богов и по разному. В моём Мухосранске такого не было.

В интернете мне попалось одно религиозное сообщество (с собственным каналом на ютубе в удивительно удобной локации – две станции метро).

Оно верило с песнями и танцами под хорошую джазовую музыку.

Не найдя чем себя занять, я пошла в кинотеатр.

(Они почему-то молились в кинотеатре).

На входе, самая приятная (не так: приятная-наиприятная) девушка-администратор обратилась ко мне:

- Добрый вечер. Вы впервые к нам?

И не дав опомниться – повела в зал.

Меня, как самого дорогого гостя, посадили в первый ряд и наклеили скотчем имя на одежду.

Верующих было много – разных возрастов, полов и достатка.

Ничего ужасного на служении не было.

Все пели религиозные гимны, их пастор читал проповедь о добре и любви, а потом танцевал на сцене во славу их создателя. Он был на редкость располагающим и харизматичным. Сидя в первом ряду я с удовольствием любовалась его часами с бриллиантиками и дорогущими ботинками.

(Требовать десятину никто не подходил).

Гостям был оказан царский прием.

Нас несколько раз поднимали и представляли второй половине кинотеатра; зал приветствовал каждого в отдельности и всех вместе аплодисментами, потом нас садили и понимали снова – наверно не могли запомнить.

И так часа два.

В довершении этого благополучия гостей с наклеенными именами покормили, дали навынос шоколадку в обёртке «Бог тебя любит» и много красивых брошюрок и книжек с правильными словами.

Мне, правда, понравилось.

Я заполнила анкету (где указала особенно милой женщине-диспетчеру мой номер мобильного).

Она вскоре позвонила.

И радостно предложила мне пойти на домашнюю собрание, уточнив где мне будет удобнее. Уверяя, что меня ждёт новая семья и никаких обязательств.

Я ухватилась за возможность расширить контактную аудиторию.

И – пошла.

Первыми пришли три старушки с просветлёнными верой лицами, потом - активная пенсионерка с девушкой за руку, больная крайней полнотой от углеводистой пищи женщина в костюме лыжницы и т.д.

Все участливо поздоровались со мной:

- Добрый день! Бог привёл?

Когда нас собралось человек двадцать пришёл руководитель с ключом от двери.

Глава группы – лысый бывший алкоголик в клетчатой рубашке навыпуск - Анатолий.

Мы радостно вошли.

В бывшем почтовом зале стояли столы, пирамидки из стульев, пианино. На одной из стен – зеркала.

Две бабульки полезли в шкаф доставать кружки, чайник и тарелки с печеньем, третья села за пианино и разминала пальцы.

- У нас новая сестра! - радостно сказал Анатолий, - К богу пришли? Хорошо. Как вас зовут?

Я представилась.

- Очень хорошо! У вас добрые глаза. Здесь вы в семье! – сказал Анатолий, - Это дом отца.

Бабули это уже слышали сотни раз и поэтому начали шуршать пакетами с печеньем и сушками. Закипели чайники.

- Споём! – призвал Анатолий.

Пришедшие встали.

Бабуля за пианино начала играть весёлое и знакомое.

Моя «новая семья», пританцовывая и любуясь собой в зеркала, начала петь: «По синему морю к зеленой земле, плыву я на белом своём корабле…».

Гимн оказался песенкой мамонтёнка из мультфильма, только в ней мы плывём к богу. Семьёй.

Спев, все уселись пить чай и беседовать.

Анатолий умело направлял застольную беседу в правильное русло: сбившиеся на тему рассады и дороговизны продуктов бабки уже приводят свидетельства высшей воли:

- И тогда я мысленно помолилась создателю: помоги! И, чудо, продавщица сразу уступила мне курицу за то, что у меня было. Ещё и лаврушка вышла! – говорила старушка в обруче на волосах.

- А я в электричку с дачи с сумками вскочила. Полнёхонька! Ну, думаю буду молить его о месте. Еду, прошу. И через две станции, у Пышево, парень место уступил, - измождённая старушка в янтарных бусах блаженно улыбнулась.

- На всё воля его, - после каждого рассказа говорят собравшиеся хором.

(Я сидела и думала: что я здесь делаю?).

Когда чудеса создателя в случившемся с ними за неделю закончились, Анатолий сказал:

- Запишем молитвенные просьбы, пора.

Все полезли за блокнотами и тетрадями. И - я тоже.

- Что у тебя, Раиса? – спросил Анатолий у старушки игравшей мамонтёнка на пианино.

Бабуля Раиса теребя кружевную кофточку (обдавая волнами нафталина) и волнуюсь, просила:

- Во-первых, чтобы сдох Веркин бульдог – он мою Масю пугает; во-вторых, в бра какое-то мигание – сяду слово божие читать, а оно мигает – перед глазами мельтешит. Пусть перестанет!

- Рая, сдох – не гуманно, пусть сбежит, - сказал Анатолий, - Записываем!

Все увлечённо пишут, я тоже – прямо среди списка покупок домой.

Слово перешло по кругу к старушке с янтарными бусами.

- Снова внучка приходила квартиру простить. Говорит, бабушка, невозможно жить с двумя детьми в пятнадцать метрах, помоги. Хочет опять чтобы я трёшку продала и денег им дала! А я говорю – помру, всё вам достанется. На всё воля его! Анатолий, какой мне молитвой посильнее молиться чтобы больше не пришла? – спрашивает она.

Записавший просьбу «о не хождении внучки за квартирой» Анатолий задумчиво отвечает:

- Попробуй главу третью стих седьмой, всем помогало!

Слово дают активной пенсионерке с бессловесной девушкой.

(Это мать и дочь. Я наблюдала как они пили чай после мамонтёнка. Сначала мать положила дочери три печеньки на салфетку, потом подумала – и одну забрала. Когда девушка с испуганным лицом и косой в дурацких цветных резинках потянулась за сахаром – мать её одёрнула.)

Активная пенсионерка достала лист с просьбами к творцу, одела очки и стала читать за себя и за дочь:

- Зинке-невестке: почтения ко мне, Сашке-сыну: сквернословить и трубку, когда я звоню, бросать перестать, Таиске-соседке: площадку лестничную мыть в срок, Евочке-дочери: мужа хорошего, верующего и по-богаче.

Страшненькая и бессловесная Евочка порозовела и сказала:

- Да, мужа!

Анатолий, страдающий провалами в памяти от прежней, до религиозной жизни, переспросил:

- А что пора уже замуж тебе? Сколько лет то?

- Тридцать пять будет, - сконфузилась Евочка, выглядящая вчерашней школьницей.

(Она ужасно одета и совершенно не накрашена.

Богатого мужа ей даст только чудо!)

Мы записали.

Мне предложили вынести свою молитвенную просьбу, но я пребывала в ступоре от увиденного и промолчала.

Дальше по регламенту домашней группы шло коллективное чтение первоисточников. Часа на два, не меньше – им совсем некуда себя девать.

С трудом досидев до конца я, счастливая, пошла домой.

В полную социальную изоляцию.