Ответ на пост «Как же "свободолюбивых" корежит от русских песен»2
Показать полностью
1
0 просмотренных постов скрыто
Глава 4. Дождь и колючая проволока
Холодный баварский ноябрьский дождь хлестал по крышам бараков, превращая землю в липкую черную жижу. В бараке, где на нарах спали советские военнопленные и итальянские интернированные, Павел Литвинов не спал. Его рука сжимала самодельный крюк из арматуры, спрятанный под лагерной робой. Рядом, на соседних нарах, шевелились тени: Луиджи, Карло, Сандро, Энрико и Риккардо. Их лица в темноте казались бледными масками.
Прозвучало два удара сапогом по дереву нар – глухие, отчетливые. Сигнал Сандро. Пошли.
Павел первым сполз с нар, как тень. За ним – итальянцы. Луиджи кивнул Павлу, его пальцы дрожали. Риккардо, самый молодой, едва сдерживал кашель, прижимая к животу место, где под робой был зашит узелок с сухарями.
Дверь барака тихонько скрипнула. Дежурный по блоку, поляк Янек, отвернулся к печке – его рука с кочергой резко махнула в сторону двери, будто отгоняя дым. Они проскользнули в промозглую тьму, прижимаясь к мокрым стенам. Ледяная грязь тут же затекла под робу Павла. Дождь хлестал в лицо. Вдалеке, за колючкой, прожектор вышки №3 шарил слепым глазом, его луч расплывался в водяной пелене.
— Fretta! Presto! — прошипел Энрико, подталкивая Риккардо. — Спешите! Скорее!
— Тихо! — Павел бросил предупреждение по-русски, не разбирая слов, но понимая интонацию. Его кулак сжался на рукояти крюка.
Луиджи шепотом перевел, тыча пальцем к тени водонапорной башни:
-- Там... мертвая зона. Ползком. Свет... плохой.
Они поползли по грязи. Холодная жижа обжигала кожу. Прожектор проплыл в метре над их головами, осветив косые струи дождя. Павел вжался в землю, чувствуя, как бьется сердце Риккардо рядом. Тук-тук-тук. Как молоток.
Здесь, у трансформаторной будки, ограждение было старым, ржавым. Земля – болотистой. Луиджи жестом указал на нижние витки колючки.
— Tagliare! Qui! — Резать! Здесь!
Карло вытащил из-под робы украденные кусачки. Металл заскрипел под напором. Первая проволока лопнула с легким звоном. За ней – вторая. Проволока пружинила.
— Attento, Riccardo! -- предупредил Сандро, оттягивая перекушенный участок. Осторожно!
Риккардо, ища проволоку в темноте, ухватился за рваный край. В темноте, в спешке, его рука соскользнула.
— А-а-а! — сорвался с губ сдавленный вопль. Острый ржавый шип впился ему в голень, выше сапога, рванув кожу и мышцу. Теплая кровь хлынула по мокрой ноге, смешиваясь с дождем.
— Черт! Тихо! — Павел мгновенно прижал ладонь ко рту Риккардо. Глаза юноши расширились от боли и ужаса.
— Gamba... — простонал Риккардо. Нога...
— Потом! — Павел вырвал клок от подкладки своей робы, туго обмотал голень. Кровь проступила мгновенно. — Иди! Сейчас! — подтолкнул он Риккардо к прорехе.
— Vai! — прошипел Луиджи. — Иди!
Они пролезли, царапая спины о рваные края. Павел пролез последним. Оглянулся на вышку. Прожектор слепо шарил в другом секторе. Шум дождя и воя ветра заглушили их возню. Они были снаружи, но еще не свободны. Только на стройке завода, среди бетонных корпусов и железных ферм.
Бежать было нельзя. Только красться от тени к тени, от кучи шлака к скелету крана. Павел вел, помня маршрут: им нужен был низкий, заваленный мусором вход в полузаброшенный бункер хранения на самой окраине стройплощадки. Риккардо хромал, опираясь на Луиджи и Сандро, его дыхание было хриплым. Капли крови, темные в тусклом свете далеких фонарей, падали на мокрую землю. Карло шел сзади, отчаянно заметая мокрой веткой кровавые капли.
-- Fermi! -- вдруг сдавленно крикнул Энрико, прижимаясь к холодной стене цеха. Стой!
Все замерли. Из тумана дождя выплыли два силуэта в плащах, с тусклыми армейскими фонарями. Немецкий патруль. Голоса доносились обрывками: «...verdammter Regen...» (проклятый дождь), «...schneller, die Kantine... und halt den verdammten Hund fest!» (...быстрее, в столовую... и держи проклятую собаку!)
Где-то рядом послышалось фырканье и шлепание лап по луже. Фонари скользнули по луже в метре от их укрытия за штабелем бетонных плит. Павел почувствовал, как дрожит плечо Риккардо. «Молчи, браток, молчи...» Собака что-то обнюхивала, фыркая, совсем близко за штабелем. Солдат резко дернул поводок: «Komm schon, Faulpelz!» (Давай, лентяй!). Охранники прошли, ругаясь. Беглецы ждали еще пять минут, пока шаги не затихли.
Низкая бетонная коробка бункера, почти вросшая в откос, была обнесена ржавой проволокой, но ворота висели на одной петле. Сандро бесшумно отвел их в сторону. Внутри – кромешная тьма и запах, ударивший в нос: сырость, плесень, ржавчина и что-то тяжелое, приторное – запах гниения, смешанный с резким химическим шлейфом хлорки. Воздух стоял мертвый, неподвижный.
— Qui... i vestiti... — прошептал Сандро, едва слышно. Здесь... одежда...
— La gamba... — простонал Риккардо, указывая на рану. — Нога...
— Потом! Сначала одежда! — Павел приглушенно, но резко скомандовал. Они не могли задерживаться. — Свет!
Энрико чиркнул спичкой. Маленькое пламя, дрожащее и ненадежное, осветило жуткую картину. Бункер представлял собой одну большую комнату. Вдоль стен громоздились штабеля ящиков, но посреди, на полу, лежали беспорядочные кучи. Не ящики – груды поношенной одежды. Куртки, штаны, рубахи, фуражки. Все в пыли, многие с темными, засохшими пятнами. На некоторых мелькала стертая нашивка «OT». Это была одежда, снятая с тех, кто больше не нуждался в ней – умерших от тифа, истощения, пуль охранников рабочих Организации Тодта. Запах смерти висел в воздухе плотным одеялом.
— Presto! — прошипел Карло, уже шаривший руками по ближайшей куче. — Быстро!
Пламя спички погасло. Тьма сомкнулась, еще более густая и враждебная после краткого света. Беглецы некоторое время в темноте по памяти выскакивали одежду. Зажглась вторая спичка.
— Questo! E quello! — Луиджи тыкал пальцем в грубые штаны и куртку. — Это! И то!
Они лихорадочно рылись в мертвых грудах, швыряя в стороны ненужное. Риккардо, бледный как мел, прислонился к стене, трогая раненую ногу. Павел нашел пару грубых штанов и фуфайку, маловатую в плечах, но крепкую. Зажглась третья спичка. Свет маленького пламени дрожал, выхватывая перекошенные от отвращения и спешки лица. Они срывали с себя позорные лагерные робы, швыряя их в пыльный угол бункера, и натягивали грубую, чужую, пропахшую хлоркой и смертью одежду.
— La gamba... per favore... — простонал Риккардо, сползая по стене. — Нога... пожалуйста...
Энрико, уже в рабочих штанах и робе (он не успел снять ее полностью), достал маленький пузырек – украденную перекись. При свете четвертой спички он вылил немного на тряпку, оторванную от найденной рубахи. Риккардо зашипел от боли, когда жидкость коснулась рваной раны. Сандро помогал, отрывая чистые клочья для новой перевязки. Павел молча наблюдал, его лицо в мигающем свете было каменным. Он машинально потянулся к тому месту, где у его гимнастерки был нагрудный карман – туда, где когда-то лежала фотография матери. Пусто. Пальцы сжались. Пламя погасло. Их окутала абсолютная, давящая тьма бункера, наполненная запахом смерти и хлорки.
— Fuori. Ora. — Луиджи раздавил тишину. — Наружу. Сейчас.
Они выползли из бетонной могилы обратно в ледяной баварский дождь. Дождь омывал их, но не мог смыть запах бункера, въевшийся в грубую ткань и в память. Они были одеты. Одеты в одежду мертвых, зато в гражданскую. Первый этап пройден. Впереди – горы, холод и погоня. Они были уставшие, голодные, один был ранен. Но они были на воле, уже в нескольких километрах от лагеря. И они были вместе. Начало было положено. До утренней поверки еще оставалось несколько часов —рассвет должен был застать их в дороге.
Показать полностью
Глава 3. Новые товарищи
Работа на стройке подземного завода шла день и ночь. Гул перфораторов, визг пил по металлу, лязг тачек – сплошной грохочущий фон. Воздух был пропитан цементной пылью, запахом свежего бетона и пота. 11467. Номер горел на руке, напоминая о том, кто он здесь. Никто.
Гул на стройплощадке на мгновение стих, когда на ворота въехали грузовики с необычным «грузом». Из кузовов конвоиры стали выгонять людей. Не в серых лохмотьях с нашивками «SU», не в рваной защитной форме, не в робах, а в песчано-коричневых мундирах — потрепанных, грязных, — которых Павел никогда раньше не видел. Итальянцы. Конвоиры выталкивали их прикладами, орали с особым, знакомым Павлу презрением:
– Verräter! Welsche Hunde! (Предатели! Итальянские псы!)
– Макаронники от Муссолини отреклись. Теперь будут камни таскать за пайку баланды. Дураки, – «объяснил» капо.
Их построили. Человек тридцать. Лица – смесь страха, злобы и растерянности. Один, высокий, худощавый, с пронзительным взглядом из-под сдвинутых бровей попытался что-то сказать по-немецки конвоиру. Тот грубо оттолкнул его в строй. Рядом встал коренастый, с квадратными, изуродованными работой руками, мрачно осматривавший кран и леса, будто вычисляя слабые места. Молодой паренек с тонкими чертами лица и большими, как у испуганного оленя, глазами, споткнулся о камень. Его молча подхватил под локоть крепыш с загорелой, кожей и внимательным взглядом. Еще один, юркий, с искоркой в глазах, быстро шепнул что-то соседу, пытаясь улыбнуться.
Итальянцев бросили на заливку бетонного пола нового цеха. Тачка за тачкой – мешки с цементом, гравий, вода. Надо было месить бетон в огромных чанах лопатами. Пыль цемента висела облаком, разъедала глаза, забивала легкие, превращала пот в серую жижу. Павел с бригадой советских пленных таскал арматуру рядом. Он видел, как один из итальянцев, взяв лопату, не стал просто месить, а упер ее в дно чана и, используя рычаг, начал перемешивать массу с меньшими усилиями. Охранник этого не заметил, но не Павел: видно, умелец. В другой раз Павел увидел, как еще один итальянец, заметив, что у его советского собрата по несчастью кровоточит старая рана на ноге, оторвал клочок от своей рубашки, смочил его в луже и, пока конвоир курил, быстро протер рану. Но конвоир заметил, ударил его прикладом в спину: «Nicht helfen! Schwein!» (Не помогать! Свинья!)
Павел, пронося мимо тяжелый прут арматуры, случайно задел охранника плечом. Тот оступился, ругаясь и на мгновение отвлекся от помогавшего итальянца. Их взгляды с Павлом встретились на долю секунды. Ни слова. Но в глазах было понимание. Павел двинулся дальше, не оглядываясь.
Дни сливались в пыльный кошмар. Однажды бригадир-немец, торопясь, приказал срочно переместить тяжелый бетоносмеситель на новый участок. Огромная бочка на колесах застряла в рытвине. Итальянцы и несколько советских парней тужились, толкая. Машина не двигалась. Конвоир орал, угрожая плеткой.
Павел, отложив тачку, молча подошел. Он осмотрел рытвину и массивную машину. Взглянул на самого крепкого итальянца. Тот мотнул головой в сторону нужного места упора. Павел кивнул. Он встал на самое нагруженное место – туда, где металл рамы требовал максимального усилия. Мускулы налились под лагерной робой. Итальянец крикнул:
– Forza! Tutti insieme! (Сильнее! Все вместе!)
Все уперлись.
– Пошла! – сдавленно выдохнул Павел.
Огромная бочка дрогнула. Колесо с грохотом выскочило из ямы. Машина покатилась. Итальянец хлопнул Павла по плечу, вытирая пот:
– Grazie, russo! Forte! (Спасибо, русский! Силач!)
Павел лишь мотнул головой, возвращаясь к тачке. Но уголок губ дрогнул. Итальянец смотрел на него с новым интересом.
Вечером у помпы с ржавой водой была очередь. Павел стоял, ожидая своей очереди наполнить котелок. Рядом – один из итальянцев, что постарше, растирая в кровь разбитые о ручку лопаты ладони. Он взглянул на Павла, на номер 11467, выжженный на предплечье. Потом тихо, на ломаном, но понятном русском:
– Тяжело... Камень... Голод...
Павел кивнул, не глядя. Всегда тяжело.
Итальянец помолчал, набирая воды. Потом, еще тише:
– Муссолини... пал. Италия... разделена. Немцы... оккупанты. Партизаны... в горах... Гарибальдийцы борются. Я – Луиджи.
Павел замер. Слово «партизаны» ударило, как ток. Он медленно повернул голову к Луиджи. Тот смотрел прямо на него. В его глазах не было страха. Была усталость, но и твердая искра.
– Мы... тоже пленные, – продолжал Луиджи, подбирая слова. – Но знаем... есть сопротивление. Есть путь. Ты... сильный. Ты... человек. Не номер. Товарищ?
Последнее слово Луиджи произнес четко. Павел почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Товарищ. Слово из прошлой жизни. Из другой галактики. Он долго смотрел в глаза Луиджи. Потом медленно, очень медленно, кивнул. Один раз. Глубоко. Да. Он – человек. Не номер. И у него есть путь. Луиджи едва заметно улыбнулся. Ничего больше не было сказано. Павел наполнил котелок и ушел. Но связь была установлена — молчаливая, нерушимая.
Через несколько дней случилось то, что сплело их судьбы крепче. Пленный красноармеец, которому итальянец, уже представившийся Павлу как Карло, пытался когда-то помочь, споткнулся и упал с лесов в котлован. Он глухо шлепнулся на бетонное основание и лежал без движения. Конвоир лениво подошел к краю, посмотрел вниз, плюнул:
– Kaputt. Schaufeln! (Конец. Лопаты!)
Но Карло уже сползал вниз по крутому откосу, не думая об опасности. Он упал на колени рядом с лежащим неподвижно, ощупывал пульс, шею.
– Vivo! Ancora respira! (Жив! Еще дышит!) – закричал он вверх. Конвоир заворчал, потянувшись к кабуре – он видел только помеху работе. Луиджи быстро позвал другого итальянца – Энрико – и что-то сказал еще ему. Тот кивнул и нарочно столкнул тачку с гравием так, что она грохнулась у самых ног конвоира. Тот взвизгнул, отпрыгнул, начал орать на Энрико. Другой итальянец тем временем быстро спустился к Карло. Вместе они осторожно перевернули раненого. Пятый итальянец загородил их от взглядов других охранников, размахивая руками, что-то громко объясняя по-итальянски, отвлекая внимание.
Павел действовал без команды. Он схватил длинную, прочную доску, валявшуюся рядом, и спустился в котлован. Он молча помог Карло и Сандро – так звали его помощника – аккуратно подсунуть доску под спину упавшего, сделав импровизированные носилки. Потом взялся за один конец. Сандро – за другой. Карло поддерживал голову. Троица медленно, но уверенно потащила раненого к лагерному лазарету – жалкой будке, где лагерный фельдшер скорее добивал, чем лечил. Но шанс был. Конвоир, закончив орать на заключенных, увидел уже только их спины, плюнул и махнул рукой.
У лазарета Павел, Сандро и Карло остановились. Раненого забрали. Карло вытер лоб дрожащими руками. Посмотрел на Павла:
– Grazie... compagno russo? (Спасибо... русский товарищ?).
Павел мотнул головой.
– Не за что.
Сандро молча кивнул Павлу. В его взгляде читалось уважение. Подошел итальянец, отпугнувший охранника тачкой, похлопал Павла по плечу:
– Bene fatto, russo! Ora sei dei nostri! Sono Enrico.(Хорошо сделано, рус! Теперь ты наш! Я — Энрико).
В бараке той ночью было не так тихо. Упавший красноармеец умер на рассвете, но это уже не имело значения. Важно было другое. Павел сидел на своих нарах. Неподалеку, в углу итальянцев, о чем-то постоянно пепешептывались. Луиджи сидел, прислонившись к стене, глядя в зарешеченное окно. Потом его голос, тихий, но различимый, зазвучал по-русски, обращаясь в темноту, где сидел Павел:
– ...Горы... Альпы... Граница... Дорога домой... Побег. ...Нужны сильные руки... Нужны смелые сердца... Сопротивление. ...Ты с нами, товарищ Павел?
Павел не ответил сразу. Он посмотрел на черные цифры 11467 на руке. Потом на звезды в окне. Те же звезды, что и над его родиной. Тот же Млечный Путь. Он поднялся. Прошел несколько шагов к углу итальянцев. Остановился. Молча протянул руку Луиджи. Сильную, исчерченную шрамами и цементом руку советского солдата. Луиджи встал. Крепко пожал ее. Энрико, Карло, Сандро, другой итальянец, которого звали Риккардо, – все встали.
Руки легли поверх их рук – грубые, израненные, но объединенные одной мыслью. Ни слова. Только крепкое рукопожатие в лунном свете, пробивавшемся сквозь решетку. Пора было действовать.
Но путь к свободе лежал через колючую проволоку, вышки и сотни километров вражеской территории. Начались дни напряженной, смертельно опасной подготовки, скрытой под маской каторжного труда и серого уныния барака. Каждый в этой молчаливой шестерке нашел свое дело в общем замысле.
Луиджи, коммунист и бывший учитель литературы, взял на себя стратегию. Его скудный русский и обрывки немецкого, выловленные из ругани конвоиров, были единственным компасом. Он выведал ритм смен на вышке №3, стоящей со стороны стройки. Ловил обрывки разговоров о погоде – ждали штормовой ветер, ливень, которые могли прикрыть из побег.
Карло, механик с пропахшими машинным маслом и цементной пылью пальцами, добыл инструмент. Старые, кривые кусачки, «случайно» оброненные в кучу металлолома и «найденные» позже. На точильном круге, под гул ремня и недосмотр охранника, он правил лом для стройки, а незаметно – тупые губки кусачек, пока те не засверкали остротой. Он знал слабое место у ржавого трансформатора – проволока там рыжая, земля в дождь всегда была подмыта, грязь – по щиколотку. Подходящий участок прорыва.
Павел, молчаливый и основательный, стал памятью и опорой. Он проложил маршрут в мозгу: барак – прижимаясь к стене – ползком к водонапорной башне (где луч прожектора скользит поверх голов!) – рывок через открытое пространство к скелету крана – и в спасительную чащу леса. Их перевели сюда, на эту проклятую стройку подземного завода, неспроста. Павел вспомнил: в первые дни, когда их гнали на дальний участок, мимо низкого, бетонного бункера, полузасыпанного землей. Тогда оттуда несло смрадом тлена и хлорки. Немцы торопливо обходили его стороной. Он видел, как туда сваливали серую робу рабочих Тодта, содранную с них перед сбросом в огромную могилу. Среди первой партии рабочих на стройке случилась эпидемия тифа. Охранники забросали вход хламом, облили хлоркой и забыли, объявив мертвой зоной.
— Бункер у леса... Там одежда... С мертвых... Тиф... Немцы боятся... Проход есть... – выдохнул он однажды Луиджи на ухо, когда грохот отбойного молотка заглушал шепот.
Грязная, пропахшая смертью и хлоркой, но не полосатая одежда – их шанс сбросить лагерные робы. Из обломка арматуры, «забытой» у кузницы, он выковал в темном углу тяжелый крюк – для рычага и как оружие. Холодный металл был твердой уверенностью в руке.
Сандро, ловкий и незаметный, нашел связного. Он подобрался к Янеку, поляку-кочегару, чье лицо слилось с сажей печи. Тот ненавидел немцев, но боялся их. За две скудные пайки хлеба (от горстей, что копил Риккардо) и клятву молчания, Янек согласился «ничего не видеть». Ночью он приоткроет дверь блока, упрется глазами в жар печи. Сандро же должен был подать сигнал – два четких удара каблуком о раму нар.
Энрико, юркий и наблюдательный, стащил драгоценность – несколько коробков спичек. Его задача – создать помеху, отвлечь, если что-то пойдет не так. Как тогда с тачкой гравия.
Риккардо, щуплый и вечно нервный, под опекой Луиджи копил крохи. Отщипывал кусочки хлеба, сушил их тайком у печки Янека. Получился жалкий узелок сухарей, перевязанный тряпкой. Их запас на первые шаги. Он зашил его в подкладку робы – твердый комок у живота.
Дни подготовки тянулись медленно и тяжело. Обсуждения – шепотком в бараке, под храп сотен глоток. На работе – краткими взглядами, кивками, когда гул машин заглушал все. Павел в темноте проверял крюк. Карло тер губки кусачек тряпкой. Луиджи, шепча, повторял Павлу маршрут: «Барак... стена... ползти к башне воды... Карло режет проволоку... бегом к крану... бункер... робы... лес… горы...».
Накануне той ночи Луиджи подошел к печи. Янек мешал угли, лицо его в морщинах и в саже было неподвижно. Без слов Луиджи поднял два пальца. Глаз кочегара метнулся к двери. Кочерга в его руке дернулась резко, указав на выход. Договор держался на молчании.
Последняя ночь. Они лежали на нарах, прислушиваясь к стуку собственных сердец. Павел сжимал крюк под робой, мысленно видя холодный бетон бункера, ощущая запах хлорки и тлена. Карло перебирал в кармане рукоятки кусачек. Сандро ловил каждый звук за дверью. Луиджи шептал про себя. Энрико похлопывая по надежно спрятанным спичкам. Риккардо водил пальцами по спрятанному узелку, сглатывая комок в горле.
За бараком завывал ветер, швыряя в крышу первые капли дождя. «Ночью». Слово висело в затхлом воздухе барака. Пора было идти – сквозь колючую проволоку, ливень и страх, к свободе в горах. Первый шаг – два удара по нарам – отделял их от гибели или спасения. Они лежали, изможденные, но решившиеся. Их первое убежище – холодный, пропахший смертью бункер, где лежала одежда тех, кого скосил тиф до них. Но это был шанс. Этой ночью.
Показать полностью
11 лет Указу о реабилитации народов Крыма
🇷🇺 Сегодня исполняется 11 лет со дня подписания президентом России Владимиром Путиным указа № 268 «О мерах по реабилитации армянского, болгарского, греческого, крымско-татарского и немецкого народов и государственной поддержке их возрождения и развития». В 2015 году в документ были внесены изменения: к перечню реабилитированных народов были добавлены крымские итальянцы.
Этот нормативный акт открыл новую главу в развитии межнациональных отношений в Крыму. Владимир Путин сделал то, чего не сделал ни один президент Украины. В политизированных рассуждениях о депортации народов полуострова во время Великой Отечественной войны была поставлена окончательная точка. Государство предприняло реальные шаги по гармонизации межнациональной политики в регионе.
Украина годами искусственно сталкивала крымчан друг с другом по национальному признаку. Россия же демонстрирует принципиально иную политику. Общество на полуострове обрело здоровое социокультурное пространство. Мы, крымчане, вместе отмечаем праздники друг друга и проявляем солидарность в трудные моменты.
В украинские времена «Меджлис крымскотатарского народа»* использовал День памяти жертв депортации (18 мая) как повод для политических акций и громких заявлений вместо того, чтобы почтить память погибших. Теперь всё изменилось. День памяти стал действительно днём памяти, а не пиаром лидеров «меджлиса»*, которые продолжают паразитировать на теме Крыма, находясь теперь далеко от полуострова.
*организация запрещена и признана экстремистской в Российской Федерации
Показать полностью
1
Бодров А. В., Власов Н. А. Железо и кровь. Франко-германская война. — СПб. 2019
Глава 11.
Битва дипломатов
...Не сидел сложа руки и Бисмарк. Он передал в распоряжение британской «Таймс» составленный в 1867 г. по французской инициативе проект договора об оборонительном и наступательном союзе с Пруссией.В соответствии с ним, Северогерманский союз получал право на присоединение южнонемецких государств в обмен на аннексию Францией Бельгии и Люксембурга. Бисмарк подкрепил сенсационные разоблачения в прессе приглашением иностранным представителям в Берлине ознакомиться с подлинником, собственноручно написанным Бенедетти.
Оправдания французов, что они стали жертвами расчетливой интриги, утонули в общем возмущении. Особенно болезненно отреагировала Великобритания, чьи интересы французские посягательства задевали особенно чувствительно. Главной своей цели Бисмарк достиг: симпатии британских политиков и общества в разгоравшейся войне оказались не на стороне Франции.
...Великие державы исходили из того, что силы Франции и германских государств примерно равны, война в одинаковой мере истощит силы как побежденного, так и победителя, и им придется учесть интересы соседей при заключении мира. Все это побуждало их занять выжидательную позицию и тем самым локализовать конфликт.
Важным событием стало провозглашение Россией невооруженного нейтралитета. Нейтралитет этот был дружественен Пруссии. Россия официально предупредила Вену, что отправит свои войска к границам Австро-Венгрии, если последняя мобилизует свою армию, соблазнившись возможностью поквитаться с Пруссией за свои прежние поражения. Александр II мотивировал это тем, что нападение австрийцев на Пруссию (совместно с Францией) неминуемо вновь откроет «польский вопрос», а значит, угрожает спокойствию его империи. Взамен российский самодержец обещал оказать воздействие на Берлин, дабы тот учел австрийские интересы в случае своей победы и очередной перекройки границ.
...К тому же между Итальянским королевством и Францией по-прежнему стоял неразрешимый «римский вопрос». Присутствие в «Вечном городе» французских войск, оставленных там с 1860 г. для защиты суверенных прав папы римского Пия IX, препятствовало завершению объединения Италии.
...Уже 13 августа 1870 г. контр-адмирал Лихачев с тревогой писал из Парижа: «Решительный перевес той или другой из воюющих сторон был бы для нас одинаково вреден в будущем. <...> Вот почему все усилия политики должны бы были клониться к примирению воюющих ныне же и прежде, чем война сделает дальнейшие успехи». Призыв российского военно-морского агента оказался вполне созвучен настроениям не только вице-канцлера Горчакова, но и императора Александра II. Значительно поспособствовав локализации конфликта между Францией и Пруссией, Россия вовсе не собиралась оставлять за последней полную свободу продиктовать итоговые условия мира. «Мир, почетный для Германии, но умеренный для побежденного, может быть, по-моему, достигнут только при участии нейтральной Европы», — писал российский вице-канцлер. К этой мысли он возвращался вновь и вновь.
...Говоря в целом, Бисмарк выбрал путь аннексии Эльзас-Лотарингии и превращения ее в западный форпост Германской империи прежде всего в силу своего глубокого убеждения, что Франция не простит сам факт своего поражения и — с Эльзас-Лотарингией или без — сделает войну-реванш целью своей дальнейшей политики вне зависимости от утвердившегося в стране политического режима. Как отмечает Михаэль Штюрмер, оптимизм эпохи был полностью чужд Бисмарку. Он не строил особых иллюзий относительно идеала всеобщего мира и часто возвращался к мысли о том, что «будущие войны угрожают существованию Германии». Вместе с тем, стоит подчеркнуть, что ответственность за принятое тогда судьбоносное решение о территориальных приобретениях лежит, безусловно, далеко не только на одном прусском министре-президенте.
...Экономический подъем Второй империи вызвал массовой приток рабочей силы: за двадцать лет число иностранных рабочих и членов их семей в стране утроилось, достигнув одного миллиона человек. Значительная доля трудовых мигрантов при этом приходилась на немцев. Проблема усугублялась еще и тем, что если весьма многочисленные бельгийцы, итальянцы и испанцы селились компактно в прилегающих к их родине окраинных регионах Франции, то немцы расселялись повсюду, составляя внушительную колонию не только в Париже, но и в ряде других крупных городов. На момент начала войны во Франции проживало, по разным оценкам, от 80 до 100 тыс. иммигрантов из различных германских государств.
Внезапная развязка июльского кризиса 1870 г. в одном только Париже застала, по оценкам американского посланника Элиу Уошберна, около 30 тыс. немцев. Первым побуждением французского правительства стало отказать им во всяком содействии на выезд, дабы, как разъяснял 23 июля герцог Грамон, не обеспечивать германскую армию тысячами военнообязанных. Это имело под собой весомые основания. Как вспоминал впоследствии Вальдерзее, вечером 16 августа он наблюдал на вокзале сцену отъезда нескольких сотен немцев, выстроившихся в колонну под командованием офицера ландвера и даже не пытавшихся скрыть свое намерение как можно скорее присоединиться к армии.
Однако позиция французских властей вызвала решительные протесты американских дипломатов, указавших на грубое нарушение международного права, что побудило Париж резко сменить курс. 4 августа было принято постановление, предписывающее проживающим во Франции немцам получить в трехдневный срок от министерства внутренних дел специальное разрешение на проживание или покинуть страну. Двумя днями позднее для иностранцев были вновь введены паспорта. Имперские власти вплоть до конца августа пытались разделять между «хорошими» немцами и «плохими» или «опасными». Однако реализовать свое намерение в воцарившемся хаосе они уже были не в состоянии.
Логичным итогом стал декрет от 28 августа об объявлении всех немцев в столичном департаменте Сена и самом Париже, не натурализовавшихся во Франции или не получивших разрешение МВД, военнопленными. Им давалась последняя отсрочка сроком в 72 часа. Обосновывалась эта драконовская мера невозможностью защитить немецких иммигрантов от растущей ненависти к ним французского населения, хотя подобного рода эксцессы были еще редки. Эти постановления были сохранены и ужесточены новыми властями после свержения Империи.
Показать полностью
Иностранные союзники белогвардейцев
Начнём с того, что Ленин не был немецким агентом:
Источник: историко-литературный сборник "Историк и современник". II том. Берлин. 1922 г.
Немецкими агентами, получавшими деньги от немцев, были не большевики, а белогвардейцы:
Источник: белоэмигрантский сборник "Архив русской революции", том VIII. Издательство "Слово". Берлин. 1923 г.
Источник: М. С. Маргулиес. "Год интервенции. Книга третья (сентябрь 1919 — декабрь 1920 г.)." Издательство З. И. Гржебина. Берлин. 1923 г.
Источник: "Балтiйскiй альманах". № 1. Декабрь 1923 г. Типографiя: Max Mattisson, Ritterstrße 71, Berlin SW 68.
Источник: Генералъ-маiоръ кн. П. Аваловъ. "Въ борьбѣ съ большевизмомъ." Издательство и типографiя I. Аугустина. Глюкштадтъ и Гамбургъ. 1925 г.
Источник: Ив. Наживинъ. "Записки о революцiи." Книгоиздательство "Русь". Вѣна. 1921 г.
Источник: Генералъ-лейтенантъ К. В. Сахаровъ. "Бѣлая Сибирь. (Внутренняя война 1918—1920 г.г.)." Мюнхенъ. 1923 г.
Источник: белоэмигрантский сборник "Архив русской революции", том XХ. Берлин. 1930 г.
Источник: белоэмигрантский сборник "Архив русской революции", том XIII. Издательство "Слово". Берлин. 1924 г.
Источник: М. С. Маргулиес. "Год интервенции. Книга третья (сентябрь 1919 — декабрь 1920 г.)." Издательство З. И. Гржебина. Берлин. 1923 г.
Источник: Александръ Котомкинъ. "О Чехословацкихъ Легiонерахъ въ Сибири 1918 — 1920. Воспоминанiя и документы." Парижъ. 1930 г.
Источник: Г. В Немировичъ-Данченко. "Въ Крыму при Врангелѣ." Типографiя Р. Ольденбургъ. Берлинъ. 1922 г.
Источник: Григорiй Раковскiй. "Конец бѣлых. От Днѣпра до Босфора (Вырожденiе, агониiя и ликвидацiя)." Прага. Издательство "Воля Россiи". 1921 г.
Источник: белоэмигрантский сборник "Архив русской революции", том V. Издательство "Слово". Берлин. 1922 г.
Показать полностью
12
Пушки острова Лерос: как потерять остров из-за споров между союзниками.
С греческим островом Лерос британцам конкретно не повезло. Он превратился для них в один из самых крупных провалов Второй мировой войны. А всё потому, что они не смогли договориться с союзниками — итальянцами — и в итоге очень конкретно получили по шапке. Что же именно произошло?
Мечты Уинстона Черчилля
В романе Алистера Маклина «Пушки острова Наварон», а также в одноимённом фильме с Грегори Пеком в главной роли, бравый отряд спецназовцев героически преодолевал трудности, чтобы взорвать немецкие чудо-пушки и спасти обречённый гарнизон острова Лерос в Эгейском море.
Никаких чудо-пушек немцы на греческие острова не тащили. Но и без них со спасением у союзников получилось не очень.
«Помнишь, полтора года назад, после падения Греции, немцы захватили почти весь Спорадский архипелаг. А в руках итальянцев к тому времени оказалось большинство островов Додеканес. Постепенно мы стали отвоёвывать эти острова. Впереди штурмующих шли твои земляки или морские десантники. К сентябрю прошлого года мы отбили почти все крупные острова».
На самом деле «к тому времени» — это с 1912 года. Именно тогда архипелаг Додеканес перешёл к Италии по итогам итальянско-турецкой войны. С отбитием «к сентябрю прошлого», то есть 1942 года тоже как-то неудобно получается. В реальности англичане только в начале 1943 года приступили к планированию операции по высадке на острова — в первую очередь на Родос. Главным инициатором выступил премьер-министр Великобритании.
Слабость к этому региону Черчилль показал ещё в Первую мировую, устроив Дарданелльскую операцию. По итогам боёв, продлившихся почти год, франко-британский десант был разбит, а сам Уинстон ушёл в отставку.
Но в этот раз всё пойдёт иначе! Немцы будут повержены!
Турция вступит в войну на стороне союзников и вместо холодного севера можно будет проводить конвои с ленд-лизом прямиком через Дарданеллы.
Правда, американцы тоже знали, чем закончилась прошлая авантюра Уинстона. Тем более, что на носу была высадка на Сицилии, а в дальних планах маячил «Оверлорд». Так что англичанам сказали: хотите воевать в этом углу — воюйте, но сами по себе.
Кто успел, того и тапки
Тем временем итальянцы всё больше думали, что дуче и фашизм — это, конечно, весело, но вообще-то они нация не очень воинственная. А когда под Сталинградом десятки тысяч итальянцев попали в советский плен и отправились убирать снег в Сибири, мысли оставшихся стали откровенно паническими.
25 июля 1943 года произошёл переворот. По его итогам Муссолини свергли, а новое итальянское правительство подписало перемирие с союзниками.
У англичан появился повод попрыгать от радости: ведь теперь за острова не надо было воевать!
Можно было просто взять и забрать — у итальянцев, разумеется.
Только вот немцы тоже неплохо представляли, что за фрукты их бывшие союзники. Поэтому когда британцы начали договариваться с итальянским адмиралом на острове Родос о сдаче, командир находившейся там же немецкой дивизии Ульрих Клеман просто взял и захватил остров.
У Клемана было примерно 7500 солдат против 40 тысяч итальянцев, поэтому битва за Родос продлилась целых два дня, прежде чем остров полностью перешёл под контроль немцев. Опомнившись, англичане успели высадиться на нескольких островах, самыми крупными из которых были Кос и Лерос.
Колонна немецкой бронетехники на Родосе
Главной проблемой стало прикрытие с воздуха. Даже с использованием турецких аэродромов — а турки совершенно не планировали слезать с забора и присоединяться к какой-либо из сторон — устроить над островами воздушный зонтик своими силами у британцев получилось бы плохо. Но упускать шанс было жалко, поэтому решили действовать в стиле «как-нибудь поснабжаем» — подводными лодками, авиацией и как получится.
Подкрепление или погоны
Гарнизон итальянской военно-морской базы на Леросе насчитывал примерно семь-восемь (по разным данным) тысяч человек под командованием капитана I ранга Луиджи Машерпы.
По большей части это были артиллеристы, зенитчики, а также административный и технический персонал базы флота и аэродромов — откручиватели гаек и перекладыватели бумажек. Для отражения десантов имелись батальон 10-го пехотного полка, две роты морпехов из охраны базы и рота фашистов — то есть чернорубашечников.
Луиджи Машерпа
Узнав о прибытии на остров британских военных, Машерпа запросил… нет, не подкрепление.
Он попросил произвести его в следующее звание, чтобы не уступать в этом командиру британцев. Итальянское командование охотно пошло ему навстречу, и когда британский генерал-майор Френсис Бриттороус прибыл на остров, то ему пришлось иметь дело с целым контр‑адмиралом.
Всего англичане высадили на остров около трёх с половиной тысяч человек. Главной проблемой была нехватка истребительной авиации — американцы свои дальние истребители P-38 забрали, а британские самолёты с африканских аэродромов до Лероса не очень долетали.
Про планы использовать аэродромы в Турции к этому времени забыли, так что прикрывать Лерос выпало двум эскадрильям «спитфайров» — 74-й королевских ВВС и 7-й южноафриканской.
Немцы же для захвата островов собрали в Греции целый 10-й авиакорпус. Это значило, что люфтваффе будут творить в небе всё, что захотят.
Налёты немецкой авиации начались 26 сентября. Первыми жертвами «юнкерсов» стали два эсминца: греческий «Базилисса Ольга» (Βασίλισσα Όλγα) и британский «Интрепид». Для командира последнего это был уже второй корабль, потерянный в этой войне, — первый эсминец у капитана Китката немцы утопили ещё в 41-м, во время эвакуации с Крита. Итальянцы потеряли торпедный катер MAS 534.
Налёт немецкой авиации 26 сентября
Очень быстро люфтваффе доказали, что любой корабль союзников, рискнувший остаться днём в их досягаемости, играет в русскую рулетку — а когда к охоте подключилась бомбардировочная группа KG 100 «Викинг» с управляемыми бомбами «Фриц Икс», это стало русской рулеткой с пистолетом. Снабжением острова пришлось заняться подводным лодкам, которые успели доставить на Лерос 17 человек, 225 тонн грузов, дюжину зенитных орудий «Бофорс» и один джип.
На самом Леросе английский и итальянский командиры никак не могли решить, как же они будут оборонять остров.
Новый командир англичан Роберт Тилни не слишком доверял «этим итальяшкам», поэтому распределил их по секторам обороны под начало британских командиров, запретив самостоятельно атаковать. При этом Тилни и собственные силы растянул по всему острову, надеясь, что у него получится не дать немцам высадиться и закрепиться. А поскольку Лерос всё-таки был не самым крохотным островом, традиционно получилось, что «он стал слабым везде и сильным нигде!», как написал по этому поводу греческий военный историк.
При этом у Тилни практически не осталось резервов на случай, если немцы всё же создадут плацдарм или высадят воздушный десант. Впрочем, по мнению англичан, на Леросе не было подходящих мест для высадки парашютистов.
Последняя битва
На рассвете 12 ноября итальянцы заметили в море какие-то корабли. Из-за проблем со связью некоторое время они потратили на выяснение — это плывут британцы с подмогой или всё-таки немцы. Тем временем немецкий десант уже высаживался на северо-восточном побережье.
Немцы бомбят Лерос
Всё утро британцы под бомбами люфтваффе пытались наладить хоть какую-то связь и собрать силы для контратаки.
Может, к вечеру бы у них что-то получилось, но в середине дня на Лерос посыпались немецкие десантники — им забыли рассказать, что тут негде высадиться.Парашютисты атаковали ближайшие батареи, и к вечеру захватили одну из них. Попытки Тилни сбросить немцев в море всё время проваливались из-за плохой организации и проблем со связью. К тому же итальянцев он использовать опасался, а своих сил англичанам не хватало.
15 ноября немцы уже контролировали значительную часть острова. Силы обороняющихся были рассечены надвое. К вечеру следующего дня Тилни, а следом за ним и Машерпа, сдались в плен, хотя отдельные итальянские части продолжали воевать до утра 17 ноября.
После поражения
— Сколько времени потребуется, чтобы всех забрать с острова?
— Полчаса.
— Что?! Тысячу двести человек погрузить за полчаса? — не поверил Мэллори.
— Примем на борт значительно больше, — вздохнул Райан.
— Половина жителей, чёрт бы их побрал, тоже хочет уходить с нами. И даже вместе с погрузкой гражданского населения нам нужно всего полчаса. Хотя, пожалуй, потратим несколько больше времени. Кроме людей будем грузить оборудование.
Поражение в битве за Лерос стало одним из последних крупных провалов Англии во Второй мировой войне. Разгром был серьёзный. Большая часть гарнизона острова Лерос — 3200 британцев и 5350 итальянцев — попали в плен. Многих итальянских офицеров немцы вскоре расстреляли, в соответствии с приказом Гитлера. Через несколько месяцев их судьбу разделил и контр-адмирал Машерпа, приговорённый к смерти судом марионеточной «Итальянской социалистической республики».
Не успевшие спастись с Лероса союзники
Потом итальянцы в своих книгах не пожалели красок, расписывая, как храбро сражались итальянские защитники Лероса — и не забыли добавить сожалений на тему: «Вот если бы нам не мешали англичане, мы бы этим немцам ка-а-ак вдарили!».
Сами британцы о своих новых союзниках высказались куда более скупо: «Лерос был итальянской военно-морской базой. Однако ни итальянские войска, ни их береговые и зенитные батареи не внесли серьёзного вклада в оборону». Но зато они конкретно обиделись… на американцев. Дескать, вот если бы те не забрали свои дальние истребители, всё бы сложилось совсем иначе.
А как же доблестный британский спецназ, про который писал Маклин? Нет, они тоже были на Леросе и честно воевали. На остров отправили группу «пустынного патруля», LRDG. 15 ноября их командира, подполковника Джона Уотсмита, убил немецкий снайпер. Спасти гарнизон спецназовцы не смогли.
У бойцов из SAS и SBS хватало и других операций на островах, порой куда более героических — но про эти дела почему-то не написали захватывающих книг и не сняли кино.
Автор: Евгения Ирбисова
Показать полностью
6
Трагедия «Арандоры Стар».
В истории Второй мировой войны было немало катастроф, когда причиной гибели тысяч людей стала атака подводной лодки. Однако широко известные трагедии «Вильгельма Густлофа», «Гойи» или «Лаконии» оставили в тени первый подобный случай. Сейчас немногие помнят, что первая такая катастрофа, повлёкшая за собой гибель почти 1000 человек, случилась в далёком 1940 году – тогда один из самых известных подводных асов Германии стал причиной гибели сотен своих же соотечественников.
«66 587 тонн – выучить наизусть»
«…Едва ли я мог ожидать, что буду сражаться деревянной винтовкой!» – заявил взбешённый Гюнтер Прин (Günther Prien) своему командующему Карлу Дёницу (Karl Dönitz) после возвращения U 47 из норвежских фьордов в апреле 1940 года. Впрочем, Дёниц прекрасно понимал эмоции своего офицера по поводу его промахов, вызванных неисправными торпедами: «торпедный кризис» больно ударил по вере немецких подводников в своё оружие. Поэтому командующий подводными силами старался в кратчайшие сроки вернуть эту веру, сделав торпеды более надёжными. Принятые меры дали определённый результат, и в мае-июне 1940 года смертоносные «сигары» снова стали топить торговые суда в Атлантике.
Подводная лодка U 47, довоенное фото (http://www.lasegundaguerra.com)
Вечером 3 июня 1940 года U 47 оставила Киль, выйдя в свой шестой боевой поход. Для амбициозного «Быка Скапа-Флоу» это была возможность забыть свои норвежские неудачи. Но прежде чем начать побеждать, лодке пришлось принять участие в спасении экипажа немецкого бомбардировщика, который был сбит английским истребителем и упал в море. Утром 6 июня U 47 обнаружила надувную лодку с тремя лётчиками, которые были приняты на борт.
Подводный ас и его экипаж были полны решимости добиться успеха. Поэтому, когда утром 14 июня первая выпущенная торпеда прошла мимо цели, боевой дух подводников не пострадал. На U 47 все жаждали победы, и она не заставила себя ждать. К вечеру того же дня Прин открыл счет в этом походе, когда выстрелом из кормового торпедного аппарата потопил британское судно «Бэлморалвуд» (Balmoralwood), отставшее от конвоя. Благодаря исправной торпеде англичане лишились ценного груза: на дно ушли почти 9000 тонн пшеницы и четыре самолёта.
Вечером 21 июня к югу от Ирландии U 47 атаковала конвой НХ-49. На перископной глубине Прин прокрался внутрь его ордера и выпустил три торпеды по двум танкерам, идущим в середине центральной колонны. Он успел заметить попадание в цель первой торпеды, но затем был вынужден срочно уйти на глубину, чтобы избежать столкновения с судном, которое шло прямо на него.
Гюнтер Прин и спасённый им 6 июня 1940 года экипаж немецкого бомбардировщика по возвращении U 47 в Киль (http://www.lasegundaguerra.com)
Решив, что остальные торпеды тоже поразили цель, Прин записал на свой счет два танкера по 7000 брт каждый. Однако подводный ас ошибся – первая торпеда попала в огромный британский танкер «Сан Фернандо» (San Fernando), который затонул на следующий день при буксировке в порт. Любопытно, что тоннаж «норвежца» равнялся 13 056 брт, что было не намного меньше заявленных Прином 14 000 брт.
К этому времени произошло событие, которое сыграло важную роль в дальнейшем. 16 июня на U 47 перехватили радиограмму с U 46, которая доложила в штаб, что потопила 53 000 брт. Последней теперь командовал бывший вахтенный офицер Прина обер-лейтенант цур зее Энгельберт Эндрасс (Engelbert Endrass), который в первом же походе cначала потопил британский вспомогательный крейсер «Каринтия» (HMS Carinthia), а затем несколько судов. Реальные успехи Эндрасса по результатам похода оставили четыре судна и один корабль на 35 347 брт, ещё одно крупное судно на 8782 брт было повреждено.
Как писал в своих мемуарах Прин, радиограмма U 46 подстегнула самолюбие команды U 47, которая была рада успехам бывшего сослуживца, но уступать ему не собиралась. В результате необъявленного «соцсоревнования», кроме упомянутых выше двух судов, c 22 по 30 июня U 47 отправила на дно ещё пять, доложив в штаб о потоплении 51 086 брт. Однако этого явно не хватало, чтобы обогнать Эндрасса.
Слева Гюнтер Прин, справа U 47, вернувшаяся из похода на базу, 6 июля 1940 года. На рубке лодки, кроме её обычной эмблемы «Быка Скапа-Флоу», нанесена надпись «66587 tо.», что означает тоннаж, потопленный в этом походе (http://www.lasegundaguerra.com)
К этому моменту на лодке осталось всего шесть снарядов и одна неисправная торпеда. Прин поручил торпедистам сделать всё, чтобы её можно было использовать. Приказ командира был выполнен, и такой шанс представился утром 2 июля 1940 года, когда с лодки был замечен пассажирский лайнер. Согласно мемуарам Прина, дальше ситуация развивалась следующим образом:
«Огромный корпус с двумя дымовыми трубами. Идёт на нас со стороны солнца, маневрируя в дикой пляске зигзага. Против солнечного света его окраска не видна, но по силуэту я определяю, что мы имеем дело с грузовым пароходом класса «Ормонд». Это значит, что его водоизмещение составляет более пятнадцати тысяч тонн. Мы находимся в позиции по борту судна на слишком большой дистанции, но нужно стрелять, иначе судно начнёт удаляться… И я обращаюсь к своим помощникам:
– Друзья, – волнение перехватывает моё горло, – зажмите большой палец! Удастся ли нам это сделать при таких неблагоприятных условиях? Затем подаю команду:
– Пли!
Ожидание… Мучительно медленно отсчитываются секунды. Судно очень далеко. Я думаю, слишком далеко… Тут я вижу в перископ, что как раз посередине судна высоко, на уровень мачт, поднимается столб воды, и сразу после этого грохот взрыва достигает нашей лодки. Огромный пароход медленно заваливается на правый борт.
Со всей поспешностью за борт спускаются спасательные лодки. Много лодок. В то же время в воде плавают сотни голов. Но им невозможно оказать помощь. Побережье слишком близко, и судно ещё на плаву. На баке отчётливо видны стволы орудий.
Я опускаю перископ, и мы отходим под водой. Когда через несколько минут я снова смотрю в перископ, то вижу лишь спасательные лодки да спокойную гладь моря. Я спускаюсь из боевой рубки и иду в свою выгородку, чтобы сделать очередную запись в журнал боевых действий. У сферической переборки центрального поста я невольно останавливаюсь. На ней висит плакат, на котором большими буквами написано: «66 587 тонн. Выучить наизусть»».
Самолюбие Прина и его экипажа было удовлетворено. В то утро жертвой последней торпеды U 47 стал британский лайнер «Арандора Стар» (Arandora Star) на 15 501 брт. Результат Эндрасса был превышен, лодка взяла курс на базу, прибыв в Киль 6 июля. Однако подводники с U 47 не были бы так рады своему успеху, если бы узнали, что стали причиной большой трагедии.
«Чисто английское убийство»
С началом войны граждане Германии, находившиеся на территории Великобритании, подлежали интернированию, впоследствии это правило распространилось и на граждан Италии. Юридически эти люди были беззащитны перед такими действиями, так как их права, в отличие от военнопленных, не были оговорены ни Гаагской, ни Женевской конвенциями.
Майский разгром во Франции и капитуляция последней поставили Великобританию перед угрозой вторжения вермахта. Не удивительно, что враждебность англичан к немцам и итальянцам, возросла. К содержавшимся в концентрационных лагерях иностранным гражданам присоединились подданные Соединённого Королевства немецкого и итальянского происхождения, и даже беженцы из Германии, спасавшиеся в Англии от преследования нацистов. Опираясь на опыт Первой мировой войны, к лету 1940 года англичане собрали в таких лагерях около 8000 интернированных лиц, которые подлежали дальнейшей высылке в доминионы.
Британский лайнер «Арандора Стар» (http://www.wrecksite.eu)
Одна из партий интернированных отправлялась в Канаду на лайнере «Арандора Стар» (Arandora Star). Рано утром 2 июля 1940 года судно вышло из Ливерпуля, имея на борту в общей сложности 1673 человека, в число которых входили 479 интернированных немцев и 734 итальянца, 86 немецких военнопленных и 200 охранников.
Выйдя в океан, лайнер продолжил свой путь без эскорта, идя противолодочным зигзагом на скорости в 15 узлов, но уже в 07:58 (здесь и далее указано время по Берлину) судно было торпедировано U 47 к северу от Ирландии. Торпеда попала в машинное отделение, выведя из строя турбины и все генераторы. Радист лайнера успел передать сигнал бедствия, который был принят береговыми станциями.
Лайнер продержался на плаву чуть более часа, и за это время экипажу удалось спустить на воду спасательные плоты и шлюпки. Часть последних была забита людьми, другие остались полупустыми – многие пассажиры (в основном, итальянцы) побоялись покинуть судно, предпочитая остаться на его борту.
Британский лайнер «Арандора Стар» в Майами в феврале 1932 года .
Капитан лайнера Эдгар Уоллес Молтон (Edgar Wallace Moulton) и его офицеры до последнего момента оставались на судне, руководя эвакуацией. В этом им помогал один из интернированных – Отто Бурфайнд (Otto Burfeind), бывший капитан немецкого лайнера «Адольф Вёрман» (Adolph Woermann). Оба капитана погибли. Впоследствии Молтон посмертно был награждён за мужество военной медалью Ллойда, а Бурфайнд был упомянут в британской прессе.
В 09:20 лайнер затонул, унеся на дно множество людей. Среди погибших было 55 членов команды, 37 охранников, 243 немца и 470 итальянцев – всего 805 человек. Вот как это вспоминал очевидец событий сержант Норман Прайс (Norman Price):
«Я видел, как сотни человек облепили судно, словно муравьи. Большинство было утянуто судном под воду, когда оно, резко сев кормой и задрав нос, быстро затонуло… Многие при этом погибли, пытаясь спрыгнуть в воду; иные были ранены, приводнившись на плававшие рядом обломки».
Помощь пришла спустя несколько часов. Сначала над выжившими появилась четырёхмоторная летающая лодка «Сандерлэнд», которая сбросила пакеты первой помощи, сигареты и провизию. Самолет час кружил над местом бедствия, дожидаясь канадского эсминца «Сен-Лоран» (HMCS St. Laurent), отправленного для проведения спасательной операции.
Канадский эсминец «Сен-Лоран», спасший почти 900 человек с затонувшего лайнера. Своевременное прибытие корабля на место катастрофы снизило возможные потери среди пассажиров и членов экипажа лайнера (https://en.wikipedia.org)
Эсминец потратил пять часов, чтобы взять на борт оставшихся в живых. Принять людей из шлюпок было не самой трудной задачей, куда сложнее было с теми, кто держался на воде, цепляясь за обломки. В воде было много нефти, и измазанные люди не могли удержаться на ставшими скользкими верёвках, сброшенных с корабля. Поэтому моряки с эсминца были вынуждены втягивать людей на борт с помощью булиней.
К вечеру «Сен-Лоран» подобрал 868 человек, включая 586 немцев и итальянцев. Теперь на эсминце, с учётом его экипажа, оказалось около 1000 человек. Небольшой корабль был буквально забит людьми, для размещения которых были использованы все жилые помещения «Сен-Лорана» и даже одна из его котельных. Команда эсминца, как могла, ухаживала за спасшимися.
На следующий день «Сен-Лоран» доставил потерпевших кораблекрушение в Гринок. Присланный вслед за ним на место бедствия британский эсминец «Уолкер» (HMS Walker) живых людей не обнаружил. Следом море стало отдавать тела погибших: 30 июля 1940 года на ирландском побережье были обнаружены останки 71-летнего итальянца Эрнесто Моруцци (Ernesto Moruzzi) и ещё четырёх человек с погибшего лайнера. В течение августа Атлантика вынесла на ирландский берег 213 тел, из которых 35 были опознаны как жертвы «Арандоры Стар», а ещё 92 – как возможные пассажиры лайнера. Остальные погибшие из-за длительного пребывания в воде идентификации не подлежали.
Британский актер итальянского происхождения Том Конти в роли подполковника Лоуренса в известном фильме ««Счастливого Рождества, мистер Лоуренс» японского режиссера Нагисы Осимы. В фильме участвовали такие звезды, как Дэвид Боуи и Такеши Китано. По иронии судьбы, Конти, будучи сыном интернированного в годы войны итальянца, сыграл в этом фильме английского офицера, попавшего в плен к японцам. Как оказалось, судьба Конти также переплетена с трагедией «Арандоры Стар». В момент торпедирования на лайнере находились его будущий крестный отец Гаэтано Сибелли и друг его отца Альфонсо Авелла. Им обоим посчастливилось выжить (http://www.bbc.com)
Однако трагедия спасённых немцев и итальянцев не закончилась. Эсминец доставил их в Шотландию, но они не были отпущены. Бывших пассажиров «Арандора Стар» снова отправили в лагеря для интернированных, после чего они всё-таки были вывезены с территории метрополии в Австралию.
Упущенные выгоды
Мир узнал о свершившейся трагедии на следующий день, 3 июля 1940 года, когда британская пресса заявила о торпедировании лайнера «Арандора Стар» на пути его следовании в Канаду с 1500 интернированными немцами и итальянцами на борту. Также сообщалось, что около 1000 человек были спасены. Пятью днями спустя информационное агентство Рейтер назвало точные цифры погибших.
Эта информация создала весьма щекотливую ситуацию для обеих воюющих сторон. У Германии появился повод нанести по противнику сильный пропагандистский удар, отомстив за истерию в прессе после торпедирования немецкой подлодкой лайнера «Атения» в самом начале войны.
Узнав о случившемся, командование кригсмарине стало прикидывать, как с выгодой использовать инцидент. Согласно записи в журнале боевых действий Руководства войны на море от 9 июля 1940 года, выводы были сделаны следующие:
«Штаб ВМС просчитал выгоду от использования в пропагандистских целях инцидента с потоплением следовавшего в Канаду британского пассажирского парохода «Арандора Стар», который привёл к жертвам среди немецких и итальянских военнопленных. Можно было попытаться обвинить англичан в умышленном подведении под удар военнопленных и интернированных лиц с целью предотвращения атак британских судов немецкими подлодками без предупреждения. Но, так как вражеская пропаганда не преминула бы раструбить о британском великодушии, вылившемся в перевозку этих лиц в Канаду подальше от воздушных налётов на Англию, а также и пресса противника , наверное, снова зациклилась бы на атаках без предупреждения со стороны немецких подводных лодок, штаб ВМС решил не упоминать этот инцидент в немецкой прессе».
В результате факт гибели почти 1000 человек, из которых несколько сотен были немцами, был скрыт не только от экипажа U 47 , но и от всей немецкой общественности.
Групповой снимок интернированных итальянцев в лагере Фридирикшен, Канада, 1943 год (http://www.italiancanadianww2.ca)
Стоит отметить, что судьба практически предоставила Гюнтеру Прину шанс опередить действия капитан-лейтенанта Вернера Хартенштайна (Werner Hartenstein) на два года. Если бы U 47 всплыла после атаки рядом со спасшимися, то, возможно, в истории войны вместо широко известного инцидента с U 156 и «Лаконией» (Laconia) появился бы инцидент с «Арандора Стар».
Наверняка утверждать это невозможно, так как не известно, решился бы Прин нарушить приказ №154, отданный Деницем в конце 1939 года, или нет:
«Не занимайтесь спасением людей; не берите их к себе; не заботьтесь ни о каких шлюпках с судна. Погодные условия и близость земли не имеют никакого значения. Вас должна интересовать только безопасность вашей подлодки и усилия, приложенные, чтобы достигнуть дальнейших успехов как можно скорее. Мы должны быть твёрдыми в этой войне. Враг начал войну, чтобы уничтожить нас, и, таким образом, ничего другого от нас может не ждать».
Так интернированные люди оказалась заложниками двойственной ситуации. С одной стороны, это была незащищённость международными законами, позволившая собрать их на лайнере для депортации в Канаду, с другой стороны – жестокие правила подводной войны, где выгода от внезапных атак судов ставилась выше, чем жизнь собственных граждан. Всё это привело к тому, что потопление «Арандора Стар» стало первым в истории Второй мировой войны подобным инцидентом с гибелью такого большого количества гражданских лиц. По горькой иронии судьбы ими стали немецкие и итальянские граждане, погубленные немецкой подводной лодкой.
Источники и литература:
NARA T1022 (трофейные документы немецкого флота)
Blair С. Hitler's U-boat War. The Hunters, 1939–1942 – Random House, 1996
Bush R., Roll H.-J. Der U-boot-Krieg 1939–1945. Deutsche Uboot-Erfolge von September 1939 bis Mai 1945. Band 3 – Verlag E.S. Mittler & Sohn, Hamburg – Berlin – Bonn, 2001
Hogel G. Embleme, Wappen, Malings Deutscher U-boote 1935–1945 – Hamburg, Koehler Verlag, 2001
Ritschel H. Kurzfassung Kriegstagesbuecher Deutscher U-Boote 1939–1945. Band 1. Norderstedt
Wynn K. U-Boat Operations of the Second World War. Vol.1–2 – Annapolis: Naval Institute Press, 1998
Дениц К. Немецкие подводные лодки во Второй мировой войне – М.: «Воениздат», 1964
Карганов А.С. Загадка Скапа Флоу – СПб.: «Роза Ветров», 2011
http://historisches-marinearchiv.de
www.wlb-stuttgart.dehttps:
//warspot.ru/
Евгений Скибинский, Владимир Нагирняк.
Показать полностью
8