Вельдхейм. Часть 11
Если детство Ивана Колосова было окрашено пылью архивов, то детство Алисы Воронцовой прошло под знаком хрустальной ясности и такого же хрустального одиночества. Она росла в идеальном, стерильном мире новосибирского Академгородка. Ее родители были людьми цифр и формул, гениями прикладной математики, в чьих глазах отражались экраны мощных ЭВМ, но их никогда не восхищало пламя живого костра или тайна ночного леса.
Их квартира была образцом порядка: книги стояли ровными рядами и главным развлечением по вечерам было разгадывание шахматных этюдов. Родительская любовь здесь измерялась точностью решенных задач, которые Алиса решала блестяще, но при этом была бесконечно одинока.
Ее побегом стал мир за стеклом. Сначала - стекло аквариума с причудливыми рыбками, за которыми она могла наблюдать часами. Потом - стекло окна, за которым копошилась жизнь: муравьи, строящие свои города, пауки, плетущие смертельные сети, птицы, клюющие зимой замерзшие ягоды рябины. Этот мир был хаотичным, жестоким, непредсказуемым и невероятно живым. В нем были свои правила, сильно отличающиеся от строгих математических формул. В нем была логика, но она не поддавалась четкому просчету. Это была логика жизни и смерти.
Ее первой тайной, первой личной мистикой стал подарок деда - старого, отринутого академической средой биолога-полевика. Он привез ей с экспедиции на Алтай не куклу, а странный камень с отпечатком древнего папоротника.
- Смотри, Алисочка, - сказал он, и его глаза, обычно усталые, вспыхнули. - Это не просто камень, это письмо. Письмо из времени, когда не было ни людей, ни Новосибирска, ни даже динозавров. Мир в то время был другим, и он оставил нам свои послания, нужно только уметь их читать.
И он учил ее. Пока родители вычисляли траектории полетов к Марсу, дед учил ее определять птиц по голосам, находить съедобные коренья, читать следы на влажной земле. Он рассказывал ей не сказки, а невероятные, но реальные истории из мира биологии. О грибах, опутывающих под землей целые леса единой сетью, о глубоководных рыбах, у которых на голове светятся фонарики, о существах, живущих в кипящей воде кислотных гейзеров или во льдах Антарктиды.
- Жизнь, детка, вездесуща, - говорил он. - Она лезет в каждую щель, приспосабливается к самому немыслимому адy. Она сильнее любой математики так как она и есть главная тайна мироздания.
Дед умер, когда Алисе было четырнадцать. Ее мир снова стал стерильным, но теперь она знала, что под тонким налетом цивилизации, под асфальтом и бетоном бьется другой, дикий, древний мир. Она с головой ушла в учебу, но не в математику, а в биологию. С яростным, почти фанатичным упорством, она не просто заучивала латинские названия, она искала аномалии, существа, ломающие парадигмы, живые доказательства того, что мир бесконечно страннее и сложнее любых учебников.
В университете ее прозвали «сумасшедшей Воронцовой». Пока другие зубрили анатомию лягушки, она писала курсовую о теоретической возможности существования многоклеточных организмов в верхних слоях атмосферы Юпитера. Ее диплом по экстремофилам - существам, живущим в экстремальных условиях - был шедевром эрудиции и безумия одновременно. Она доказывала, что жизнь возможна при температурах, давлениях и уровнях радиации, считавшихся абсолютно смертельными. Научное сообщество хвалило ее мозг, но отшатывалось от ее идей, в ней видели блестящего, но опасного еретика от науки.
Ее тянуло не к мистике в духе спиритизма или призраков. Ее манила биологическая мистика. Тайны эволюции, загадки вымерших видов, возможность существования реликтовой мегафауны в забытых уголках планеты. Она читала отчеты криптозоологов не как сказки, а как полевые заметки, полные ошибок, но содержащие крупицы возможной истины. Йети, Мокеле-Мбембе, морские змеи - для нее это были не монстры, а потенциальные виды, ждущие своего открытия.
Ее карьера рухнула после статьи о возможностях сохранения изолированных популяций гигантских приматов в горных районах Памира. Статью высмеяли, назвали «фэнтези под соусом псевдонауки». Ее перестали пускать в серьезные лаборатории, лишили финансирования, она стала изгоем. Преподавала детям за гроши, писала популярные статейки о природе, копила деньги на собственную экспедицию, которая казалась все более несбыточной мечтой.
И вот тогда, в самый темный час ее научной одержимости, она наткнулась на статью малоизвестного историка Ивана Колосова. В ней, сухой и академичной, упоминалось дело НКВД и странные, обрывочные данные: размеры следов, описание повреждений, химический анализ «биологических образцов». Это было не криптозоологическое сумасшествие. Это были протоколы, документы, с подписями и печатями.
Ее сердце, привыкшее к ровному, научному ритму, заколотилось. Она не увидела тут мистику, она увидела данные - аномальные, шокирующие, но данные. Чудовищную силу укуса, способную резать сталь, устойчивость к огнестрельному оружию, биохимический состав слюны, не имеющий аналогов.
Она связалась с Колосовым через емеил. Сначала из чистого научного интереса, а потом, когда он поделился с ней немецкими архивами, ее охватил восторг. Восторг исследователя, нашедшего Эльдорадо. Это точно было оно, существо из самых смелых ее гипотез, реликт, живое ископаемое. Совершенный продукт миллионов лет изолированной эволюции.
Ее не пугала опасность, ее не смущали смерти эсэсовцев. Она видела в этом не трагедию, а проявление законов природы: столкновение примитивного человеческого воинства с высшим, ужасающим хищником. Как неандертальцы, впервые наткнувшиеся на пещерного льва.
Для Алисы Воронцовой эти документы стали величайшим научным открытием века. Шанс прикоснуться к тайне, ради которой она жила. Увидеть и самое главное подтвердить нечто, что перепишет все учебники биологии.
Она была готова изучать материалы как жрица, жаждущая лицезреть своего бога. Пусть даже этот бог был древним, голодным и абсолютно безразличным к ее научным теориям. Она была готова умереть за один единственный образец его ткани. В ее умных глазах горел огонь, который когда-то зажег в ней старый дед с его камнем-посланием. Она захотела больше всего на свете прочитать самое древнее письмо на Земле, написанное не на камне, а на плоти и крови.
Продолжение следует...
Предыдущие части:
