Зона Страхов (продолжение)
Автор рассказа Руслан Самигуллин
Продолжение!
Первую часть можно послушать по ссылке Зона Страхов часть первая
Автор рассказа Руслан Самигуллин
Продолжение!
Первую часть можно послушать по ссылке Зона Страхов часть первая
Автор рассказа - Руслан Самигуллин
В этой жуткой истории группа молодых ребят, охваченных жаждой адреналина и захватывающих приключений, решает отправиться в далёкую тайгу на поиски старой заброшенной советской тюрьмы. Их любопытство и искушение запретным ставят их жизни под угрозу смертельной опасности. «В зоне страхов» — это новый ужастик и захватывающий рассказ о жажде приключений, которая превращается в битву за выживание. Каждому из них придётся противостоять собственным страхам, чтобы раскрыть правду о мрачном прошлом этого места и остановить зловещую силу, что скрылась в его глубинах. Все их решения приводят к истинному испытанию, где каждый шаг может стать последним, и где выживание — это только начало бесконечного кошмара, из которого нет спасения.
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
- Что?
- Пошли-пошли, Кость, только ничему не удивляйся, - он уже не смотрел на Костю, он уже шагал вперед, будто всю жизнь на этой секретке провел, едва ли ее не проектировал. Бухали его тяжелые сапоги по коридорам, распахивал двери, одну, даже не попытавшись толкнуть, саданул с ноги тяжело и увесисто, и она, дверь, высадив рассохшийся косяк запертым язычком замка, распахнулась. Всё было так, словно он знал всё наперед, хотя… почему «словно» - его эхо зацепило чуть больше, чуть больше он узнал и познал в том видении.
Они шли мимо каких-то огромных установок, больше всего похожих на трансформаторы, только обвешанные дополнительными шарами, обмотками, и, что самое удивительное, в этом царстве тьмы, эти установки чуть-чуть светились холодным синеватым светом. Призрачным, слабым, едва угадываемым, если посветить в их сторону фонарем, то и не видно будет. А так, оглянувшись – видно: светятся, и едва слышно – гудят.
- Сюда, - он остановился у последней двери, толстенной, железной, даже на вид бронированной.
- Что там?
- Полигон.
- Такой же?
- Нет. Этот весь армированный. Наученные уже были.
Костя потянул ручку, боясь, что дверь может быть заперта, или же просто – приржавела, сдвинь теперь такую многопудовую громадину, но нет. Дверь пошла плавно, беззвучно, без единого скрипа, легко. Отворилась и пред Костей предстал зал, огромный, высокий, будто наполненный синеватым фосфорицирующим туманом. Им было окутано всё кругом, он плавно, медленно, слоисто выплывал из громоздких саркофагов, стекал вниз, как туман в фильмах про ведьм, растекался.
Костя шагнул в зал, шагнул в этот плывущий туман, замер на входе. Фонарь в его руке моргнул, тихонько зашипел и погас. Тут даже горение похоже не дозволялось, не то что работа электрики, электроники.
Костя сделал еще шаг вперед, туман расползался от его движений, обтекал его. Оглянулся, Сергеич стоял всё там же, за дверью. Он курил, глубоко затягивался, задерживал вдох, и выдыхал уже почти прозрачный сизый дымок.
- Сергеич, - почему-то не громко, едва ли не шепотом, позвал он, - Ты чего там?
- Не хочу я, не хочу я, Костя, вот так вот, как скотина на убой.
- Ты вообще про что?
- Про это я, Кость, - и вдруг, внезапно, закричал так, что заметалось, загремело эхо под сводами этого огромного зала, - Про это вот всё! Про это!
Зло бросил окурок, вдавил его в пол, сплюнул смачно, и резко, порывисто вошел в зал. Вошел, и не остановился, пошел вперед, к саркофагам, по дороге хватанул плечом по замершему Косте, да так, что тот едва не повалился, прошел к центральному из саркофагов, встал над ним, смотря туда, внутрь. Дышал он тяжело, грудь его вздымалась и опадала, кулаки сжимались и разжимались, вздувались ноздри.
Костя поспешил за ним следом, чуть испуганно озираясь, и было от чего. Вокруг стала кишеть жизнь. Будто из нор, то ли из вентиляционных отверстий, то ли еще откуда-то, стали появляться мелкие твари. Странные, гротескные, разные. Какая напоминает лисицу, какая куницу, а всё больше таких, что на крыс похожи. Они словно зрители, выбегали, останавливались, замирали. Вставали на задние лапы, смотрели.
Костя встал рядом с Сергеичем, глянул в саркофаг и… там, в питательном растворе, лежал человек. Как живой, как спящий. Обычный, среднестатистический, чуть пожилой, голый, облепленный электродами, как там, в видении. Глянул в соседний саркофаг. Там старик. Тоже голый, обвисшая плоть, закрытые глаза, электроды, провода.
- И что это? Что дальше? – голос у Кости дрожал.
И тут случилось дальше!
Весь проект выложился у него перед глазами, расстелился пред его памятью от начала, от больших надежд и до самого конца, до последних его минут, и понесся дальше, сквозь время, вперед, набирая обороты, уже обгоняя дни сегодняшние, улетая в далекое-далекое, предполагаемое будущее.
Давно-давно, чуть не тысячу лет назад. Шаман, камлающий на взгорке в одиночестве, чувствующий, как место это волшебное вытягивает из него душу, и он выходит в след за ней, погружается в камень, в почву, и чувствует жизнь вокруг. И видит уже глазами птицы, и сам парит. И птица потом следует за ним его извечным спутником.
Уже много позже. Другой ведун, что принес кровавую жертву, и смог уйти в медведя, стать им навсегда. А человеком – нет, не перестал быть, и потому медведь этот всё больше на задних лапах, и всё больше похож на человека.
И дальше-дальше – через время, поколения. Слуги шаманов, волхвов, колдунов. Познание. И потом – проект. Все так же – через малое сначала. Попытаться управиться с управлением мелких тварей, грызунов, и распахивающееся нечто иное, новое, непостижимое. Эфир, астрал – называйте как угодно. Знания. Знания о прошлом, знания о будущем, ведовство грядущего. Но не неотвратимого. Разного. Оно может быть любым. Убей, спаси, уйди – всё может изменить грядущее, всё оставит след в завтрашнем дне.
Желание отдать, выложить центральному комитету компартии новое, непознанное, но… Видение: полыхающий ад, танки, вгрызающиеся в растрескавшуюся, обгоревшую землю траками. Зарево ядерных вспышек. Захват. Война. Неуемность… Надо остановиться. Нельзя отдавать знания – эти знания, нельзя отдавать никому! Никогда! Даже там, далеко в будущем!
И тогда, чтобы никому не была дана власть, злые электрические хлысты зарядов бьющие по людям на этой секретной точке, паника, огонь, бег, никого нельзя отпускать! Смерть… Они – те кто здесь в саркофагах, хранители. Потому что придут, пришли за их знаниями, и придут после. Нельзя… никому нельзя отдавать… Потом, к телам пришли они – мелкая живность. Они рвали тела, доставали из них всё то, что было нужно для физиологического раствора, для поддержания жизни в телах лежащих в них людей. Органы, глаза. Потом они с годами перестроили себя, доросли до того, чтобы органика была не родной – животных. Так и появились хранители в открытом мире. А точка эта секретная: произошло землетрясение, обрушение подъездных путей, осел целый склон, и всё – заблокировало вход. И забыли про них, был год больших перемен, 1953 – умер Сталин. Хватало того, что творилось в мире, а точку – списали, дело легло в архив, на потом, на далекое потом. И больше нет путей сюда, а там, где пробрались они… Тот путь, кому нельзя – не увидят, не заметят, блуждать будут и уйдут.
Костя пошатнулся, едва не упал. Отступил на пару шагов, помотал головой. Теперь он знал свою задачу, свою миссию. Он должен подняться, он должен выйти из глубин, он должен защитить их, хранителей этого места.
Глянул на Сергеича, тот уселся на пол, привалился спиной к стенке саркофага, снова закурил. Тут, внутри, где гасли карбидные фонари, его сигарета тлела нехотя, но всё-же, кое-как, протягивалась, чадила.
- Пошли?
- Нет, Кость… нет. Ты иди. А я нет. Мне нельзя, - он расстегивал ворот своей штормовки, застежки на рукавах, - я уже тут… я тут буду. Привет Фоме там передавай, - вздохнул, - да и вообще.
- Сергеич…
- У каждого свой путь, Кость. Я – смена… - вздохнул, сдергивал с себя уже штормовку, - Я тут теперь буду, там место одно есть свободное для меня, - живность подтягивалась ближе, и до Кости вдруг дошло, что они, мелюзга эта для того подбираются, чтобы когда Сергеич уляжется, прицепить к нему всё это, что кругом, чтобы облепить его так же электродами, как остальных, и то, что правда – останется тут Сергеич навсегда, - Ладно, ты не унывай. Свидимся еще.
Костя шел следом за шустрой мелюзгой. Его вели наружу не тем же ходом, а вверх, по самой базе. Подвели к широкому проему вентиляционной шахты, он ухнулся на четвереньки, пополз в след за бегущими перед ним голенастыми, длиннолапыми то ли ласками, то ли крысами. Оцинкованный, отржавелый короб шахты кончился, дальше труба, узкая, тоже ржавая, но там, впереди – виден свет дня. И он пополз, пополз вперед, обдирая локти, колени, плечи. Уже пахло свежестью, лесом, тайгой. И…
Он выполз, оказался снаружи, в высоких зарослях какого-то куста. Он дышал глубоко, никак не хватало у него сил просто перестать валяться и глубоко-глубоко вдыхать этот чистый, прекрасный, живой таежный дух.
Но надо, очень надо. Будущее, оказывается, очень зыбкое. И даже тогда, когда его знаешь наперед, оно может быть очень маловероятным, как сейчас. Он должен сделать так, чтобы никто не ушел, он должен… Только сможет ли? Он не убийца.
Перевернулся, на корточках, взобрался на вершину кряжа. Там, внизу, простирался вид на ту поляну, с которой они несколько часов назад сбежали в пещеры. На поляне уже была развернута бурная деятельность: один малый вертолет, и один большой, грузовой что-ли? Рядом, наверное из грузового, что-то наподобие передвижной лаборатории выкатили, только уж совсем футуристического вида она. Рядом с нею суетятся будто пузатые, люди в каких-то странных, защитных костюмах, бликует, холодно отблескивает материал их комбезов. Меж ними снуют военные, немного, но все же – это сила. А вон и спецы стоят. Те, двое, что загнали их с Сергеичем, в пещеру, что уложили таки Хозяина тайги. Интересно – жив ли он? Жив… Вон, подняли на носилках вчетвером, тащат тяжело, а он слабо отбрыкивается такими большими, такими страшными, но такими бессильными сейчас лапами.
Кусты, чуть в отдалении, зашуршали, затрещали тонкие веточки, Костя вздрогнул, обернулся. Рядом лежала винтовка в обвесе из мелкой поросли, обмотанная тряпьем цвета зелени, и рядом подсумок с уже снаряженными магазинами. В кустах уже никого не было, только хвост чей-то рыжеватый на прощание вильнул.
- Прям как в мультфильмах, - грустно усмехнулся Костя, взял винтовку, в которой признал СВ-8, приложил ее к плечу, улегся на нее щекой, приник глазом к прицелу. Вот они все, как на ладони. Только… не успеть. Не успеть. Да. Начать со спецов, дальше – военные, дальше…
- Да что же ты! – Костя отпрянул от прицела, упал на спину, уставился в небо, - Это же люди! Живые люди, а ты…
Закрыл глаза, и снова накатило: горящий термоядерный горизонт, спекающаяся в красноту пылания броня танка, остовы тел, война, где не будет победителей. И это пришло не как информация, не как просмотренная сцена фильма, а насыщенное болью, потерями, агонией еще живых, но умирающих людей. Он все это почувствовал. Почувствовал своей нервной системой, это он бился в агонии, это он умирал, это его города пылали, сносились ветром под ножкой циклопического ядерного гриба там, на горизонте, под сгорающими небесами.
- Надо, - снова приник к прицелу. Спецы.
Навелся. Спец сидел спокойно, курил, винтовка лежала у него на коленях. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Выстрел!
Спец сделал еще одну затяжку, прищурившись, глянул в небо, выдохнул облачко дыма. Палец Кости закаменел на спусковом крючке, из глаз текли слезы. Он не мог, он просто не мог вот так взять и убить человека. Нет… Не получалось. Он не послушный инструмент в их руках. Они, те – в саркофагах, просто привыкли к власти и не хотят ее отпускать, а ему – ему они могли показать какие угодно картинки, ведь так? Сейчас он просто поползет вниз, тихонько исчезнет, тихонько уйдет в тайгу, и никто его уже не найдет.
Все эти мысли пролетели у него в голове за секунды, и он уже собрался оторваться от прицела, когда на поляне началось действо. Стали появляться они – Эхо. Один за другим. Они явились из ничего, проявились мерцающими своими, будто электрическими, силуэтами, и пошли вперед. Тут же и ожил лес вокруг, затрещали ветви, и на поляну, громко дыша, играя мускулами на боках, вылетел лось, вскинул ближайшего бойца лопатистыми рогами, быстрыми, стремительными силуэтами промелькнули волки, меж кустов своей седой рыжиной промелькнула рысь, с небес спикировал сарыч.
Застрекотали очереди, а те, в спецкостюмах, засуетились, торопливо выволакивая из своей передвижной лаборатории какие-то установки. Выстрелили разряды из силуэтов по людям, но лишь пара бойцов завалилась, а тем, что были в комбезах – ничего.Разряды просто разбились об них, разлетелись синим маревом. Костя не отрывался от окуляра прицела, торопливо осматривал поле боя. Бойцы быстро сориентировались, прятались за научников в защитных костюмах, стрекотали быстрые выстрелы, живность валилась. Научники, под шумок, суетливо что-то монтировали, и в следующее мгновение – полыхнуло вспышкой от центра поляны.
Голова Кости взорвалась от крика. Он услышал, как воют, бьются в агонии те, кто там, внизу в саркофагах. Их ментальный крик, их боль, настоящая – ее не подделать, и отзвук их мыслей, который дал ясность, осознание ему – Косте. Они знали, что погибнут. Погибнут все… Это их последняя схватка, они знали, о его нерешительности, о том, что не сможет и это и было той самой точкой невозврата, неопределенностью будущего, где он либо уйдет, либо начнет бой. Но они погибнут в любом случае – это была их плата. Потому и Сергеич остался. Он останется один, но он будет хранить точку.
Костя выцелил установку. Нажал на курок – выстрел! Установка заискрила, сияние ее померкло, животные всё еще напирали, лес огласился медвежьим ревом, на поляну из леса валила целая толпа крупных кабанов, падали, но следующие перелетали, перепрыгивали через трупы поверженных, поднимали на клыки научников, сбивали, топтали. С треском вылетели из подлеска олени.
Костя перевел прицел на бойца с РПК, выстрел – завалился. Ствол в сторону, мимо меркнущего силуэта одного из саркофаговцев, тот уже испарялся, но еще жил, еще руководил наступлением животных, выцелил еще кого-то – выстрел!
Затренькали рикошеты рядом с ним по скале – быстро нашли! Костя перектился за разваленный валун, выглянул на мгновение, снова к прицелу – выстрел. Перекат – выстрел! Перебежка…
Он так не умел воевать. Он вообще не умел воевать, кое чему научился в армии – азам, кое что узнал от бывалых, что еще на чеченские катались – воевать не умел, но сейчас… Как будто ему дали эти знания. Как надо, как лучше. И он вовсю ими, знаниями, пользовался.
Скатиться ниже по холму, там в глубине кустов, меж ветвей – еще два выстрела! Обожгло плечо – задели! Пока не понятно. Сильно? Нет? Поменять точку, выцелить – вот он, спец! За вертолетом! Целит, сволочь, куда надо. На опережение! Выстрел! И выстрел от него в это же мгновение. Пуля высекла искру в сантиметре от головы Кости, а вот спец – завалился.
Дальше! Уже перебежкой, загромыхало что-то крупнокалиберное, ноги подкосились, упал, навелся – выстрелил. Перезарядил магазин, взвод – выстрел!
***
Темнело. Тяжело было быть в сознании. Глаза закрывались. Костя знал – нельзя. Нельзя отключаться. Надо держаться. Надо… Было тихо. Никого больше не было. Кого не успел добить он, дострелить, с теми закончили хозяева тайги. Ему должно было быть страшно, но ему было спокойно, легко, и даже, почему-то, не больно.
Затрещали рядом кусты, он хотел повернуть голову, но сил не было. Краем глаза увидел что-то огромное, здоровенное, а вот и он – Хозяин тайги, дух леса. Оклемался, бедолага. Он бережно поднял Костю с залитого его кровью валуна, и пошел в лес, в чащу. Еще несколько мгновений, и всё – бездвижие, тишина, покой.
***
«На месте высадки группы никого не был обнаружили. Оборудование по гашению мю-ноль поля так же не обнаружено. Все остальное в целостном состоянии. Во время операции связь с группой была потеряна, последний контакт был в 5:32, потом связь пропала. Местоположение базирования точки 72 «Идол» не установлено. Поиски в округе не дали результатов. Тел, крови, следов нападения, ведения боя – не обнаружено»
- И? – Селиверстов поднял докладную записку Нехорошкова, - Что вы мне этим хотите сказать? О чем говорит ваше заключение? Что я в этом, - потряс листами, - должен увидеть? А?!
- Павел Владимирович, но это все…
- Что это, я вас спрашиваю?! Вы мне заявляете, что люди просто пропали? Всё?! И что дальше? Действия? Что предпринимали? Мент этот… летеха, как его? Бабенко. С ним что?
- Пропал. Нет его.
- Егерь? С ним?
- Пропал.
- Всё? Концы в воду? Операция на смарку? Сворачиваемся? Действия! Действия! Семья, окружение, деревни эти. С собаками, цепью – всё вокруг!
- Было… Было сделано. Следов не найдено. Там, посмотрите, на втором листе расписаны предприня…
- Хватит! – заорал Павел Владимирович, тяжело ухнул ладонью по столу, - Хватит вешать мне лапшу на уши. Плохо искали! Плохо! Хоть землю рой мне, но…
- Не помешаю, - в кабинет без стука вошел молодой паренек в строгом костюме, простой офисный сотрудник по виду, правда чуть бледноватый, будто недавно тяжело переболел.
- Что? – Павел Владимирович повернулся к нему, а Нехорошков, оглянувшись на гостя, вдруг как-то побелел, примолк, - Вы кто? От кого?
- Я к вам, Павел Владимирович. От Сергеича. Но вы его лично не знаете.
- От кого?- он мотнул головой, и тут же заорал, - Да кто вы, в конце то концов, такой?!
Молодой человек, не обращая внимания на крик, уселся, достал пачку красного «Максима», закурил, спросил:
- Ничего если я закурю? Я Бабенко. Константин Бабенко. Лейтенант полиции. Был.
Павел Владимирович сел, недоверчиво уставился на гостя, глянул на Нехорошкова, спросил:
- Он?
- Он, - Нехорошков торопливо закивал.
- Ну так вот, Павел Владимирович. Людей ваших нет. Они, - помахал рукой в воздухе, - в астрале, растворились в мировом эфире. В дальнейшем, при повторных попытках вашего, хм, - усмехнулся, - весьма интересного отдела, результат будет тот же. Не по зубам оно вам… пока.
- И что? Вы думаете, что мы вас так спокойно сейчас отпустим, поверим вам? – наигранно улыбнулся Павел Владимирович, по хозяйски развалился в своем кресле, для пущего эффекта открыл шкатулку с сигарами, стал крутить одну из них в пальцах, - Всё будет так просто?
- Нет. Я знаю, что вы мне поверили. У них там… На точке, оно знаете – с будущим тоже связано. Я был нужен, чтобы передать информацию, вы эту информацию примете к сведению, будете продолжать попытки к исследованиям, но действий предпринимать не будете никаких. Еще на протяжении почти семидесяти лет. Потом будет предпринята еще одна попытка. Тоже, кстати, провальная. Но это уже не наше с вами дело. Нас к тому времени и в живых то не будет.
- Всё?
- Почти. Меня вы в покое не оставите. Об этом они, ну и я, тоже знаем. Поэтому… Я буду работать у вас.
- Так просто?
- Да. Сейчас у вас в разработке еще одна точка, и две аномалии. Если не ошибаюсь, точка на дальнем востоке, там с генетикой что-то, а аномалии – это смерть геологоразведочной группы, и, как это у вас называют «шахты мертвецов» - под Адлером пещеры. Точка – глухо, там нет информации. Просто землятресение, обрушение. Геологоразведка – потрясите местных, хорошо потрясите, банальный грабеж, убийство, антураж просто такой, после перевала Дятлова немного на этом все поехали. Мода, - улыбнулся, - Шахты мертвецов. Пока не знаю. Но рано это. Результатов не будет. Время потеряете, людей… возможно. Не стоит.
- Э-э-э… - протянул Павел Владимирович.
- Поэтому я сейчас буду вами направлен в архив, кстати, папочку можно с делом по «Точке 72 Идол» - я занесу, и там пороюсь, выберу направление. Хорошо? – он встал, взял папку со стола, вложил туда листочки докладной записки, что так и лежали на столе, направился к выходу, оглянулся у дверей, - Не провожайте. Я знаю дорогу.
Дверь закрылась, Нехорошков, глядя на Павла Владимировича, сглотнул. Павел Владимирович выдвинул ящик стола, достал оттуда коньяк, два низеньких стакана, налил, выпили. Протянул сигару Нехорошкову, тот взял, попытался раскурить.
- Не так… - отрезал кончик, раскурил сам, протянул подчиненному, - Не затягивайся только, - вздохнул, сказал, - Оформи его там. Ну там перевод, все дела. Чувствую – сработаемся.
***
Костя вошел в архив, под мышкой он нес папочку с делом по своей точке, положил папку на стол перед архивариусом, что преспокойно дремал, возложив седую голову на руки на столе. Рядом кружка с остывшим уже чаем.
Прошел мимо него и дальше, в глубины, в архивы. Высокие, метра в три стеллажи, убегали вдаль, тянулись и тянулись долго и длинно, и так же, проходя ряд, глянув по сторонам, виделось – как далеко они разбегались в стороны. Стадионы секретных дел, аномалий, утерянных точек, тайн. Большая страна, долгая история, бесконечность тайн. Он шагал вперед, ведя рукой по папкам, коробкам, ящикам, дыша пылью архивной, улыбаясь. Да, наверное он об этом и мечтал, когда шел учиться в школу полиции – расследовать такое, а не бытовуху. Да… наверное…
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
- Подожди, - Костя сдернул с плеча рюкзак, конечно Сергеич этого не увидел в кромешной тьме, но услышал, как тот тяжело брякнулся об пол, взвизгнула молния, значит есть у него еще что-то при себе. Тихое шебуршание, а потом вспыхнул фосфорицирующий зеленый, призрачный свет – вспыхнул маленький экранчик спутникового телефона, - Во!
- А это…
- Да, чтобы связь держать, но у него аккумулятор должен быть – мама не горюй. Видно плохо, но лучше чем ничего, - он выставил руку вперед, сделал шаг в слабо освещенный проход пещеры, и тут и его хваленый аккумулятор спутникового телефона дал сбой. Замерцала экранчик, нехотя стал тусклеть и вот – погас.
- Круто, да, - съехидничал Сергеич.
- Да нет! Да быть не может, там полная зарядка была!
- Ладно, - уже очередь Сергеича была шуметь своим рюкзаком, только он шумел уже гораздо дольше. Слышалось позвякивание, похрустывание полиэтилена, и вот, чиркнула кремнием зажигалка, слабосильный язычок ее огонька пропал за склонившимся над чем то на полу Сергеича, и вот он уже распрямляется, держит в руках железную кружку вверх донышком, а на донышке том синеватым пламенем горит таблетка сухого горючего.
- Как-то так, - Сергеич вздохнул.
Побрели вперед, уже не торопясь, медлительно, чтобы таблетка сухого горючего не соскользнула с донышка кружки. Огонек был прозрачным, тщедушным, и тени в его пламени вытанцовывали, кривились, гримасничали, прятались за уступами пещеры, и всё казалось, что тут что-то мелькает, что-то бродит, а они этого просто не могут поймать, успеть за ним взглядом.
- У тебя много таблеток? – спросил Костя, глянув в очередной раз на кружку в руках Сергеича. От таблетки осталась в лучшем случае половина.
- Две упаковки. Запасливый я.
- Это хорошо… - Костя вздрогнул, глянул в сторону, ему вновь показалось, что что-то прошмыгнуло, исчезло в одном из плавных ответвлений пещеры, только в этот раз явственно – реалистично.
- Что? – напружинился как-то сразу Сергеич.
- Тихо… - шепнул Костя.
Они замолчали. Огонек таблетки уже пыхал, а не горел ровно, и это пыхание даже слышно было во влажной, капающей тиши пещеры. Шуршание. Да-да, шуршание оттуда, куда ему показалось скрылось движение.
- Там, слышал? – шепотом спросил Костя. Сергеич кивнул, - Крыса наверное?
- Крыса тоже знает куда бежать, - тихо ответил Сергеич.
Они заспешили следом. Этот проход был вихлястым, длинным, и больше не было в нем никаких ответвлений. Гладкие своды, может река тут раньше проложила свое русло, намыла, капли влаги отблескивают мерцающему свету огонька на кружке, и больше нет никаких звуков, никакого света, хотя Костя, где-то внутри, надеялся, что вот свернут они за крысой, и где-то там, далеко впереди, увидят едва заметный, рассеянный белый свет выхода. Никогда и никому он не признался бы, не рассказал, что где-то внутри, в глубине его души по сию пору из был жив страх из детства – страх перед темнотой, страх замкнутых пространств. Пещера давила на него своими сводами, заставляла дышать отрывисто, колотиться сердце. Сергеич шел впереди, поводя рукой с кружкой из стороны в сторону, а Костя оглядывался то и дело, ему было страшно.
- Всё, - сказал Сергеич, и негромкое это слово отразилось от завала впереди, понеслось обратно по длинному извилистому коридору, тихим шепотом, дуновением. Костя тоже глянул вперед, уставился на завал. Коридор был перекрыт намертво. Здоровенные валуны, усыпанные камнями поменьше, - Пошли назад.
- Давай отдохнем, - Костя оттянул воротник своей штормовки. Да, тут было морозно, но его давило это чувство потерянности в глубинах, - Сергеич, покури что-ли. Хочется теплого запаха.
- Давит? – догадался Сергеич.
- Есть малеха, - чуть нахраписто ответил Костя, пытаясь за этой пренебрежительностью, бравадой спрятать свой страх.
Сергеич присел, скинул с плеч рюкзак, поставил кружку на пол, полез за сигаретами.
- Сергеич, смотри! – Костя показывал пальцем на огонек пламени, - Смотри!
Сергеич посмотрел, сдвинул брови. Пламя клонило, немного, но клонило в сторону от завала, будто легким сквозняком оттуда тянуло, а еще, на полу каменном, на граните, или какая тут была порода, стали видны будто ржавые потеки, буроватые пятна. Можно было спутать эти пятна, потеки с текстурой камня, но нет – ясно было видно, что они как натекшие что ли. Он аккуратно поднял кружку и на четвереньках, стал по малу, по чуть-чуть двигаться вперед. Пятна эти, размытые, едва заметные уже, тянулись к завалу, и дальше, выше, громоздились на камни, взбирались выше и выше.
- Сергеич, ты что?
- Кость, а это кровь тут. Вот, посмотри. Сюда что-то тащили. И это было в крови.
- Давно? – он тоже присел на корточки, вглядывался в рыжие разводы на камне.
- А я знаю? Почти не видно, может и давно, - ему на макушку упала холодная капля воды, потекла за шиворот, его передернуло, - а может и недавно. Каплет здесь вона как.
- Посвети повыше, - Костя глянул туда, на вершину завала, что отсюда, казалось, упиралась в самый сводчатый потолок пещеры. Сергеич послушно приподнял кружку, даже на один валун взгромоздился, залез, но все одно – наверху завал плавно изгибался вдаль, и не видно было, что там. Зато было видно, что пятна крови тут, на камнях, были куда как заметнее, не столь размыты, как внизу.
- Я полез, - Костя скинул рюкзак, застегнул верхнюю пуговку своего камуфляжа, чтобы меньше цеплялось за камни, и полез вверх. Застучали падающие, соскальзывающие вниз мелкие камушки, слышалось его, Костино пыхтение. И вот уже Сергеич видит только ноги его, и ползет Костя куда-то, прямо под сводом пещеры. Сергеичу даже страшно за него стало, вдруг у него клаустрофобия, или еще что из этого, а он сейчас там протискивается. Вот и ноги из виду пропали.
- Эй, слышишь? – голос Кости был приглушенный.
- Да.
- Проход под потолком. Можешь рюкзаки закинуть?
- Да.
Сергеич поставил кружку с уже почти сгоревшей таблеткой на валун, схватил рюкзаки, полез вверх. Вот и вроде проход, не видно толком, но там темнее чем кругом, не хватает отсветов, полез туда, и отпрянул, едва не сверзился вниз с насыпи. Оттуда, из глубины, из черноты, выпростались грязные руки, послышался голос:
- Давай.
- Держи… - сглотнул, голос у него дрожал. Всучил рюкзаки Косте, сам вниз, за кружкой.
Уже на той стороне, когда спустился, когда осветили проход, увидели то, чего тут особо то и быть не должно. Чуть поодаль, по сводчатой стене пещеры, на уровне глаз, протянулся тонкой ниткой провод, что убегал вперед, дальше.
- Это что?
- А это, похоже, секретка, - сказал Сергеич. Он поднял светоч повыше, и стал виден в высоком полумраке висящий плафон лампы, - ну и путь они себе сделали.
- Может вход где-то в другом месте был, а это – эвакуационный выход?
- Может и так, пошли.
Все такая же пещера, и если бы не провод этот, не редкие отсветы, отблески от плафонов ламп сверху, можно было бы подумать, что идут по, по природному рукаву давно промытого русла подземной реки. А потом, в ровном камне стены – провал, и проход уходит дальше, а этот провал – он ровный, резанный. Сергеич остановился, поднес огонек к провалу, там была древняя, ржавая дверь с окошком, уже навеки забранным металлическим листом – приржавело насмерть. Сергеич взялся за влажную ржавую ручку, потянул на себя и дверь со скрежетом пошла, распахиваясь все больше и больше, а за ней – темнота.
- Что там? – спрашивал Костя за спиной, а Сергеич не отвечал. Он молча выставил руку с огоньком вперед, стены, уже не своды, а именно что стены беленые. Шагнул вперед, в коридор. Сделал несколько шагов, Костя следовал за ним, остановился, присел на корточки. Перед ним, на полу, лежало тело. Древнее, высушенное годами, почерневшее, больше всего напоминавшее мумию. Тело было в форме, в стандартной армейской советской форме, тускло поблескивали пуговицы, пряжка со звездой. Мертвец слепо, безглазо, уставился в потолок коридора. На поясе у него, виднелась растрескавшаяся кобура.
- Глянь, - тихо сказал Сергеич, и Костя глянул. Там, в кобуре, был ТТ. Самый настоящий. На черных его щечках так же была звезда.
- ТТешник… Круто.
- С поясом вместе снимай.
Костя послушно выполнил действие, сдернул с тела пояс с кобурой, протянул Сергеичу, а после уже, с интересом, стал рассматривать самого мертвеца.
- Сергеич, поближе посвети, пожалуйста.
Тот приопустил огонек пониже, и Костя чуть отвернул ворот рассыпающейся в его пальцах гимнастерки, потянул дальше. Присохшая ткань рвалась легко, с тихим, будто бумажным, треском. Там, на груди, на животе, Костя увидел распахнутый разрез, как и у тех мертвецов, что были на поляне. Он наклонился поближе, пытаясь вглядеться в черноту провалов глазных впадин, надеясь там, в глубине, увидеть высохшие глаза или что-то в этом роде, сам не знал как оно должно выглядеть, но вместо этого увидел рваность краев кожи. Так и есть – глаза тоже извлечены. Все точно так же - та же картина.
- Как те, на поляне, - сказал Костя, спросил, - Ты пользоваться то пистолетом умеешь? Показать?
- Не в те времена рос, в армии все служили, - ответил Сергеич.
Поднялись, двинулись дальше. И снова – тело, не одно, поверх него навалился еще один мертвец. Тоже оба в форме, тоже высохшие донельзя, растрескавшаяся черная кожа, свалявшиеся редкие патлы волос.
- Переверни.
Костя перевернул. Всё так же. Глаза, грудь - выпотрошены. Пистолет взял себе, у следующего мертвеца только обойму выщелкнул, патрон из ствола тоже, положил в карман.
Шли дальше. Тел становилось больше. Все одинаковые. Разве что некоторые попадались и в гражданской одежде, у одного из мертвецов был калашников, старый, еще под калибр 7,62. Костя поднял его, осмотрел, перекинул через плечо.
- Сколько их тут?
- Все, наверное. Все кто был, - тихо сказал Сергеич, - Случилось, и они сюда, а тут… вот оно как тут вышло. Смотри, что там?
Костя послушно шагнул вперед, открыл ящик на стене, там в несколько рядов угнездились фонари. Старые, пыльные, но, что радовало – карбидные. Тут же коробка картонная, разорванная, из нее торчат, ссыпались знакомые белые камушки того самого карбида.
- Кость, это выходит, что не сбежали они сюда, а притащили их после… - Сергеич сглотнул, - так бы разобрали. Не тут они полегли, чую, не тут, дальше. Ладно, давай проверим.
Дальше шли освещая путь фонарями. Лучше, много лучше, но все же это не электрический свет, а пламя, свет был желтый, тусклый, не яркий. Но ровный.
Там, вдалеке, на границе света этого длинного коридора, превращенного кем-то в огромный склеп, что-то промелькнуло, тень низенькая, но нет – не крыса, исчезла за углом. Костя, свободной рукой, вырвал из кобуры табельный ПМ, выставил вперед.
- Видел?
- Еще бы не видел, - так же шепотом ответил Сергеич, - пистолетик не убирай.
- Ага.
Дошли! Всё, вот она – та самая секретка, после длинного эвакуационного коридора, тут же раздались вширь стены, взметнулся вверх потолок, так что, развернув фонарь вверх, можно было разве что угадать его, не то что увидеть. Кругляки света их фонарей забегали по сторонам. Тут всё было как в старом кино: шкафы электроники с круглыми экранчиками, пыльными, матово отблескивающими, множество тумблеров на шкафах, кнопок квадратных. Столы кругом, на них громоздились старые, еще те, что надо было подключать к розетке, калькуляторы, бумаги на полу веером разлетевшиеся, опрокинутые стулья, кадки, в которых, когда-то давно, что-то росло, а теперь висит сухими тряпочками-остовами. Вымерло всё. Давно вымерло. Костя присел на корточки, посветил фонариком вниз, на пол. Вроде именно тут пробежало то нечто, мелкое, быстрое. Он ожидал увидеть на пыльном полу следы наподобие крысиных, но вместо них увидел совсем уж непонятное. Да, следы были, тут много их было, сновали тут эти существа, только форма их больше напоминала то ли кошачьи, то ли человечьи – нечто среднее. Чуть вытянутое от пятки, и отпечаток пяти пальцев в ровное полукружье.
- Сергеич, глянь, видал такие?
Тот тоже присел рядышком, посветил, прищурился, вглядываясь, отрицательно помотал головой. Поднялся, двинулся дальше. Похоже это был большой вычислительный зал. Слишком тут много всего было понаворочено. Вдоль стен стояли все те же шкафы – некое подобие компьютеров того времени, на некоторых из них стояли здоровенные бабины с магнитной лентой. Всё это обветшало, покрылось пылью, хоть воздух тут был и сухой, не то что в пещере – вентиляция все еще исправно работала, не засыпало ее, но всё одно, тут и там темнели пятна ржавчины, а может быть и не ржавчины… может быть и крови… Одна из стен вместе со шкафами была испещрена дырками, разбитый экранчик монитора поблескивал острыми осколками, трещинами. Кто-то даванул очередью сюда, душевно, во весь рожок, попал или нет? Теперь уже не узнать.
Дальше, за шкафами с ламповой электроникой, стояли столь привычные взгляду, белые шкафы, этажерки, какие стояли, кажется, во всех советских регистратурах. На их полках ровными рядами картонные, пожелтевшие от времени папки, на их корешках фломастерами надписи.
Сергеич подошел ближе, стал светить на корешки. Названия были странные, месиво какое-то из науки, колдовства, поверий. Тут, на одной полке, соседствовали: «Напряженность Мю-ноль поля в активном излучении» и «Духи леса 1921», рядом папка «Ведомость расходных материалов Апрель Отдел 16/4» и «Шаман Ныыыкан Огонньор», следующая «Черные и белые люди». Сергеич вытянул папку с Мю-ноль полем, картон крошился под пальцами, слоился. Потянул за тесемки завязок, открыл, пролистал. Формулы, графики, надписи разъяснений, приложено несколько фотографий. На снимках все больше рябь, будто помехи на телевизоре, смазано нечто - наподобие перекрученного жгута и от него ветвистые, тонкие разряды в стороны. Попытался вчитаться, осознать формулы, все же тоже – физик, даже поработал на этом поприще неплохо, но это было все равно, что пытаться понять квантовую физику, не пройдя школьного курса обучения.
Закрыл, поставил на место, взял следующую. Духи леса. Тут тоже были фотокарточки, совсем немного их было, с десяток от силы. Старые, растрескавшиеся, но уже много более понятные. На одной из фотографий он признал прообраз того духа леса, что остался там, наверху. Такой же большой, такой же плечистый, морда тоже вытянутая, но взгляд у него был другой, более дремучий, дикий взгляд. На других фотографиях было много непонятного. Какие-то крысы, странные, гротескные, на вытянутых лапах, и тоже в дикой среде, смазанные, бегущие. Фотография солдатика довольного, в пилотке набекрень, что в одной руке держит АК47, а в другой, держит за хвост, подняв над высокой, по пояс травой, нечто наподобие лисы, только измененной, с приплюснутой мордой, с удлиненными то ли когтями, то ли пальцами. А дальше шли рисунки, наброски по описаниям надо полагать. Ну и сами описания прилагались: «лисица «укун» – сообразительная, сложно загнать, по рассказам шаманов, в ней живут духи учеников, не смогших выйти из камня. Явственно видны физические изменения. Укороченная морда, концы передних лап удлинены, напоминают пальцы, видна прогрессия развития противостоящего пальца. Может лазить по деревьям. Перекликается со своими лаем, но лай имеет различную тональность, присутствуют звучания, по модальности, схожие с согласными звуками. Внутреннее строение тела изменено, размерность легких и головного мозга увеличен».
Пролистал до страницы где значилось: «Хозяин тайги» - этого он знал. Стал читать. Описание было коротким, дальше шли, в основном предположения. Ну понятно – не смогли взять, не смогли отловить и исследовать. Но все же, как-то , умудрились поймать его в объектив фотоаппарата.
- Что там? – Костя глянул ему через плечо.
- Легенды таежные.
- Интересно?
- Очень. Но бесполезно, - поставил папку на место, - нам не поможет.
- Думаешь? Они нас сюда привели, привели, Сергеич, ты это понимаешь? Мы должны были оказаться здесь, и у этого есть какая-то большая цель, - Костя говорил горячо, истово, почти фанатично. Ну да, для него эти чудеса были внезапные, непривычные, с бухты барахты, а Сергеич уже привык к своей маленькой роли во всем этом, потому и не было в нем горячности, желание искать, изыскивать. Привели? Хорошо. Значит всё, что нужно, они и так увидят. А если не нужно – не увидят. Всё просто.
- А может они нас просто спасали? Об этом не подумал?
- Может, всё может, но я в это не верю. Ты тут уже лазил по этим пещерам, искал – не нашел. А сейчас – на раз вышли и…
- Ладно, если они нас сюда притащили зачем-то, то всё равно, свою роль мы исполним. Они наперед знают.
- Но может мы должны им помочь, может… - Костя смотрел на Сергеича просительно, умоляюще.
- Изучай, - широким жестом повел вдоль полок с папками, а этих самых полок, этих папок было от него и до конца огромного зала, - Я уверен, что это лишь малая часть. Давай, приступай, отвлекать не буду.
Костя повел взглядом в след за его рукой и тут же как-то скуксился, плечи его опустились, значимость момента – погасла. Хорошо ощутить себя избранным, этаким героем на белом коне, и вот – открывай, изучай, и сразу будет дано тебе и… А тут – нет, не получается.
Он все же поднял свой фонарь, и пошел вдоль полок, изучая корешки папок, вглядываясь в них, читая, думая, что может быть, сейчас увидит, и сразу поймет – вот оно! Оно самое – нужное, необходимое. Шум, фонарь в сторону, и увидел сидящую на заднице крысу на полу вдалеке. Крыса смотрела на него черными глазками, изучала. Он сделал к ней шаг, она тут же плюхнулась на все четыре лапки и шустро исчезла в темноте. Костя подошел, осветил фонарем пыльный пол, уставился на следы – такие же, неправильные, необычные.
- Сергеич.
- Что.
- Эти… крыса с непонятными следами. Туда побежала.
- Пошли.
И они пошли, освещая пол низко опущенными фонарями, изыскивая свежие следы. Залы, кабинеты, запыленные стекла, но тел тут больше не было, похоже и правда – стащили всех в тот эвакуационный коридор. Поворот, приоткрытая дверь, на ней надпись «Полигон 1», распахнуть и… Обрушенный зал. Посреди него стоит нечто наподобие то ли гроба огромного, то ли саркофага, и прямо на этот саркофаг рухнул потолок. Рядом куча шкафов управления, черные, будто выгоревшие, на полу валяется костяк – сгоревшее тело, выгоревшее по самое нехочу. Торчат белесые кости, покрытые черными чешуйками сгоревшей плоти, щерится белыми зубами серый, в налете огарков кожи, череп.
Сергеич посветил фонарем вверх, на обрушившийся потолок, прищурился, сказал:
- Похоже давно, еще тогда упало.
Костя смело, не обращая внимания на возможность повторного обвала, пошел к заваленному саркофагу посреди зала, желтый луч его фонаря метался по сторонам, выхватывал то этот самый саркофаг заваленный, то камни, то еще что из темноты. Среди прочего осветилась и нечто наподобие клетки из оргстекла, внутри высохший трупик крысы.
- Смотри, смотри что здесь, - Костя указал светом фонаря, там, из саркофага торчала высушенная рука, внутри этого высокотехнологичного ложа пятидесятых годов было тело, и вот – рука его.
Сергеич подошел ближе, посветил на руку так, этак, на ней были заметны какие-то черточки, линии. Он присел, прищурился, осторожно взялся за высохшую руку, повернул чуть удобнее, она чуть слышно затрещала, разобрал на ней рисунок солнышка, и подпись внизу «С.Л.О.Н.».
- Заключенный это. Соловецкий Лагерь Особого Назначения.
- А я другое слышал, - подал голос Костя, - Смерть легавым от ножа.
- Все одно – сиделец, - Сергеич выпустил руку, и… Их настигло эхо. Все было не так, как тогда, не как привычно. Не было фигур, не было явления, разрядов, родившихся в голове знаний. Нет. Это было именно эхом, отзвуком жизни этого вот, сидельца, подопытного кролика, что уже много лет лежал в саркофаге, сох.
Всё вокруг проявилось светом, и сквозь него, как сквозь голограмму, проглядывалась тьма реального окружения, обвал этот, похоронивший саркофаг. Воспоминания похороненного были размытыми, с помехами, будто при просмотре старой, много раз перезаписанной, видеозаписи. Работники лаборатории в тяжелых полных костюмах защиты с капюшонами, будто бы даже освинцованных, в респираторах, и этот самый подопытный, которого укладывают в саркофаг. Саркофаг наполнен питательной смесью, заключенный словно в теплой ванне. На него лепят великое множество электродов, их присоски испещряют его тело, голову, грудь, руки. Там, где сейчас видны выбитые стекла, за ними, в видении сидят люди. Тоже в костюмах, тоже в респираторах, ни единого участка кожи без защиты.
Голосов не слышно, но есть чувство ощущения происходящего, знание окружения. Он, подопытный, бывший военнопленный, что был отправлен на работы в Германию, во времена Великой Отечественной Войны, и вот, чтобы искупить свой плен, он вызвался добровольцем сюда, для экспериментов. Тут он два дня, за которые его всё больше опрашивали, брали множественные анализы, проводили какие-то тесты, где он отвечал на вопросы, а в это время у него на голове была шапочка с множеством электродов, и он видел как на экранах осциллографов, на лентах самописцев рисуются кривые, когда он отвечает. Их привезли много, под полсотни человек, а выбрали только его, только он подошел для эксперимента. Сейчас его уложили, принесли клетку со здоровой крысой, та металась, вставала на задние лапки, тревожно нюхала своим розовым носиком воздух, беспокойно поблескивали ее черные глазки.
Всё. Всё подготовлено к началу эксперимента, ученые, что готовили его, ушли, в зале «Полигона» остался только один человек. Отправился к управляющим шкафам, а он, тот, над кем должны были проводить эксперимент, вдруг, неожиданно даже для самого себя, покрылся холодным потом. Ему, вдруг, стало страшно до дрожи, появилась вера, что он отсюда уже не выберется. Защелкали тумблеры, закрутились бабины с пленкой на шкафах управления, люди за стеклом смотрели в показания приборов, отдавали какие-то команды, их голоса доносились через динамики в зале. Голоса приглушенные, слова непонятные, и тот, что остался в зале, ходил меж шкафами, щелкал, переключал, включал – выполнял указания.
В зале разлилось синее сияние, будто сам воздух засветился, подернулся поблескивающим туманом. Туман набухал, ширился, превращался уже в матовую, искрящуюся пелену, и он, подопытный, будто пророс сквозь себя, вырвался из своего тела, ощутил, как он высвобождается. Раскинулся своим ощущением окружения. Он почувствовал мысли, желания, стремления всех тех, кто был вокруг него, он почувствовал, что станется с ними потом, позже, но не поверил этому знанию – не захотел верить. Он протянулся мыслью к крысе в клетке, и эта мысль его обрела визуальную форму, тонкий, светящийся белым светом, извивающийся отросток от него к клетке. Поймал ее скомканное, рваное мышление, где был только страх, желание бежать. Вошел в сознание, и уже сам в ней перестал метаться по клетке, он стал ею. И подумал, сможет ли так же с человеком, мысль была быстрее, чем понимание, и тут же выпростался лучик энергии к мечущемуся меж шкафами, человеку. Тот замер, покачнулся, его повело, он оперся об шкаф, нажал что-то, затрещали искристые разряды, засуетились люди за стеклом. Хлысты излучения били по шкафам управления, выжигали их, прожгли защитный костюм этого, покачнувшегося. Он заполыхал искристо, ярко, не пламенем, а разрядами, ветвящимися молниями. Лопнули стекла, и те, что там были, в контрольной рубке, тоже заполыхали.
Подопытный бился в этом пространстве, пытался вернуться в себя, в свое тело, но нет – потолок пошел трещинами, мигнул свет, и вроде уже должно было всё отключиться, обесточиться, но нет – реакция поддерживалась им самим, его жизнью. Потолок рухнул, упал прямо на него, огромные валуны скалы, что высилась над ними, раздавила его тело – всё. Но он был во вне, он чувствовал, что будет после, что было до – он словно слился со временем, с эфиром, и всё это было вариативно, можно было изменить, можно было подтолкнуть, но… Он уже угасал, растворялся, исчезал. Еще чуть-чуть и видение погасло, растворилось в темноте, отзвучало.
- Кость, - Сергеич сглотнул, - видел?
- Видел.
- Это…
- Хрен знает. Пойдем отсюда, - его трясло.
- Куда?
- Куда угодно, лишь бы отсюда… - Сергеич чуть не бегом сорвался с места, громко забухали его сапоги по пыльному полу, послышался хлопок двери. Костя не торопился. Он сначала подошел к тем самым разбитым окнам, что разлетелись в видении, заглянул за них, посветил фонариком. Так и есть – тела. Тоже такие же выгоревшие, как и то, что в зале. Только после этого он вышел прочь.
Сергеич стоял за дверью, и, чего уж от него он никак не мог ожидать, крестился, бесшумно, одними губами, читал молитву.
- Э… - протянул руку, положил на плечо товарищу, тот вздрогнул, как от удара, оглянулся испуганно, - ты чего это? Ты…
- Кость, ты это… Ты, у меня там в избушке схрон, ну как схрон, заначка есть небольшая. Там немного, да и вещи хорошие тоже есть. Ты в деревне, тому же Фоме отдай. Он на вид только такой вот, вороватый, а по душе то – мужик хороший, надежный, справедливый. Ему завези всё потом, и…
- Сергеич, - он замахнулся, едва-едва остановил ладонь рядом с его небритым лицом, едва не залепил ему хорошую такую отрезвляющую оплеуху, - Ты, что себя хоронишь то? Если вместе, то…
- Кость, я знаю, я по делу же всё, - он посмотрел Косте в глаза так холодно, так обжигающе ясно, что Костя примолк, - знаю я… Знаю. Ты, похоже, только свое видел, а мне еще чуть показали… Так там это, у меня то, дома, под дровами, за печкой, колода полая, в ней. Нашел такую, долбленую, - Сергеич улыбнулся, неловкая это улыбка у него получилась, грустная, - думал, интересная вещь, может сгодится под что, может что выстругаю. А руки не дошли. Вот я ее под заначку и взял. Так. Вот. Ну ладно, Кость, ну что ты смотришь так, хорошо всё будет, хорошо. Пойдем, дорогу покажу.
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
***
- Костя, - легонько толкали в плечо, он открыл глаза, и тут же ладонь легла ему на рот. Ладонь разила табаком, костром.
- Кость, не кричи только. У нас, похоже, гости, - рука освободила его рот, и он, прекрасно помня о вчерашнем разговоре, только подивился оперативности москвичей, но тут же Сергеич его огорошил, - Похоже от избушки за нами шли. Ты не знаешь кто?
- Нет, - истово замотал головой, сел. Заозирался по сторонам. Предрассветная прохладная тайга была сырой, туманной, скоро польется краснота солнечная, и все вокруг очистится, станет звеняще прозрачным, - А где?
-Не знаю, где они. Слышал я по темноте еще - хрустят, да провожатый сказал…
- Кто?
- А ты думал я тебя в одну каску сюда дотащил?
- Я… я слышал, я просыпался и мне показалось… - он заглянул в глаза Сергеича, - мне показалось, что меня зверь тащил.
- Зверь не зверь, а дух местный. Тебе этого знать пока не положено, а так – не поверит никто. Вроде двое их. Далеко шли, он их не чуял, а теперь вот – вблизь пошли. Подбираются.
- А он где?
- Где надо он. Так, ты давай, собирайся. У тебя же больше дел тут нет? Ну и пойдем по малой до дому.
Торопливо накинули рюкзаки, поспешили вниз, с горы. В туманном утре все звуки, все шумы были приглушенные, словно через вату доносились, и это придавало их скорому бегству привкус какой-то нереальности. И еще это одеяло туманное, чем ниже, тем плотнее, гуще, под ноги смотришь, и не видишь толком ничего.
Послышался в отдалении щелчок, вроде резкий он должен быть, знакомый звук для Кости, по армии еще знакомый, но туман свое дело сделал, приглушил звук, утопил его хлесткую резкость.
- Выстрел. С глушителем. Дозвуковая, - сказал он тихо Сергеичу. Тут же, только он договорил, снова щелкнуло, а дальше тихий, будто на излете, вскрик.
- Один гость отбегался. Кость, ты бы мне рассказал, а то не хорошо это всё, - он торопливо шагал вперед, иногда останавливался, ждал, когда Костя за ним поспеет, - Кто они, сколько, чего опасаться, чего хотят?
- А я то…
- Кость, ну за дурачка не держи. Да и эхо кое-что шепнуло. Я всю дорогу – молчал, думал сам разговоришься, проникнешься…
- Так ты…
- Да, так я, - не совсем ловко шагнул вперед, по тропе заструилась вереница катящихся камушков, - знал, видел как ты вчера побежал докладываться, но не подслушивал. Знаю, что не спроста, и знаю, что не по душе это тебе. Злился вон, поначалу, а потом… Хорошо шли, душевно.
Они уже сбежали вниз, к подошве Моловки, оказались в царстве зарослей невысокого можжевельника. Веточки его хвоистые были уже изукрашены фиолетовыми шариками плодов, пахли ярко, сильно.
- На меня вышли после дела. На тебя информацию дали, на тех, на троих. Я в отказ, говорю через официальный порядок, на доследование, а они… видео мне скинули слежки за моими. За семьей. Ничего больше не сказали, но намек – очень прозрачный.
- А что же сразу?
- Так я… я не знал. Зачем, почему и… - он повышал голос, Сергеич одернул его:
- Тише.
И тут же снова щелчок, но уже ближе, и искру высекло по валуну, что чуть поодаль от Кости был, он тут же повалился на сырую от тумана землю, Сергеич бухнулся рядом.
- Откуда били? – Сергеич быстро стянул с плеча свой карабин, - Видел?
- Нет, - прошептал Костя.
- Лежим. Ждем.
- Чего ждем, он сейчас точку поменяет и…
- Ждем. Не мы одни его слышали.
Костя всё же переполз в сторону, за прикрытие куста, в ложбинку меж крупными валунами и там замер, а Сергеич тем временем пристально вглядывался в молочную завесу тумана, вслушивался. Снова хлесткий выстрел, но в этот раз не по ним, и тут же вскрик, короткий, оборванный.
- Всё, Кость, можно выходить, - он на манер посоха оперся об карабин, вставая, отряхнул колени, - можно идти.
Костя тоже начал подниматься, но замер, вглядываясь вперед, а там, в тумане, обрисовывался большущий, плечистый силуэт. Никак не меньше трех метров в высоту, и лучи восходящего солнца пробивались мимо него, обрисовывали его, тяжелого, раскачивающегося, бредущего к ним.
- Это…
- Это дух леса. Местный. Ему спасибо скажи.
Он уже проявлялся, из неясного, из размытого, превращался в нечто более реалистичное. Уже было видно, что покрыт он шерстью, что руки его, именно руки, длинны непомерно, что он громаден, и…
Снова щелчок, и эту громадину мотнуло в сторону, было видно, как выбило из нее капли крови, еще щелчок, фигура замерла, и Сергеич уже бежал вперед, к этому нечто, а Костя лишь стоял в нерешительности.
Щелчок, фигура упала, завалилась на бок медленно и грузно, и Сергеич, уже добежавший до нее, тоже пропал в глубине высоких трав. Залег.
Костя сглотнул, мысли шальной чехардой неслись в голове. Значит они изначально планировали никого не оставлять в живых, раз команда так рано вышла, значит… Значит сейчас единственное, что можно сделать, это помочь Сергеичу. А помочь он мог только одним способом – выдать место этого невидимого спеца Сергеичу. Он понадеялся на то, что Сергеич сейчас в траве не просто так валяется, а с карабином наготове, ждет, высматривает где и что.
- Ну… - подбадривал Костя себя, - Ну давай… Давай… Сейчас…
И он соскочил, и с криком: «Смо-о-отри!» - побежал по травам, перепрыгивая через валуны, через валежник, через кусты, к ранее замеченной невысокой рощице шиповника.
Щелчок, мимо прожужжало так, что у Кости кровь замерзла в жилах, и тут же громко, эхато бахнул карабин Сергеича. Костя уже влетел в шиповник, с разлету, вкатился в его шипастые ветви, затрещало, больно впилось в кожу. Снова выстрел из карабина раскатился в туманном утре. И оглушающая тишина.
Костя полежал с минуту, вдыхал редко, все больше вслушивался. Может ветка где хрупнет, а может и снова щелчок выстрела приглушенный туманом донесется. Нет, тишина. Приподнялся, и на четвереньках, чтобы из травы высоко не высовываться, заторопился в сторону Сергеича. Добрался, бухнулся, глянул на образину, которую Сергеич называл лесным духом. Та была еще жива, и правда она напоминала медведя, но выглядела иначе. Нечто среднее меж гориллой и медведем. На длинных пальцах столь же длинные когти, на окровавленной груди волос поменьше чем на теле, и грудь эта вздымается и опадает быстро-быстро, и сипит дух, кровь толчками из раны льет. Сам Сергеич на корточках, карабин к плечу, высматривает по сторонам, медленно движет стволом.
- Как? – тихо спросил Костя.
- Глянь, что с духом.
- Так его же…
- Он крепкий. Кровь останови. Отлежится.
Костя быстро скинул с плеч рюкзак, вытащил бинт, торопливо стал делать перевязку. Было неудобно, дух леса был громоздок, тяжел, просовывать руку под него – тот еще труд. За всей этой суматохой, за трудами, он не обращал внимания, что происходит вокруг, поэтому не увидел движения, не приметил, как Сергеич поднялся медленно. Услышал только, когда Сергеич разжал поднятую руку, когда карабин упал в траву рядом с ним, и громкий шепот Сергеича:
- Не вставай.
Костя упал, потянулся к карабину, стал смотреть сквозь траву туда, куда смотрел Сергеич. А там, от леса отделился будто куст. Нет – это снайпер был в маскхалате, весь в веточках, в поросли какой – такого захочешь, не разглядишь. Шел этот снайпер бесшумно, вроде бы и неспешно, но в то же время выходило, что перемещался быстро, ствол винтовки его, тоже изукрашенный порослью, неотрывно смотрел на Сергеича.
- Второй где? – раздался голос снайпера, - Пусть голос подаст.
- А я откуда знаю, где, - Сергеич умудрился пожать плечами при вскинутых к небу руках, - залег где-то.
- Эй, Константин Викторович, - закричал снайпер, не отрывая прицела от Сергеича, - я твоему другу сейчас плечо прострелю, если не высунешься.
Костя уже подтянул к себе карабин, уже навел его на снайпера. Метиться было неудобно, боялся, что не уложит с первого выстрела, поэтому чуть двинулся, взгромоздил локти на грудь духа леса, замер, готовясь нажать на спусковой крючок.
Щелкнуло, звонкой искрой выбило по стволу карабина, выбило его из рук, и голос со стороны:
- Эй, Кость, вставай.
Костя встал, тоже поднял руки. Из травы поднялся еще один снайпер.
- Сколько вас тут, ребят, - спросил Сергеич этак с насмешкой, - За двумя калечными пошло.
- Четверо. Двое – двести, а ты, старый – мазила.
- На человека – рука не поднялась.
Зашуршала рация на плече у одного из снайперов, затрещала помехами, и хрипатый, из-за наводок, голос произнес:
- Лейтенант не нужен, егеря брать, - тут же щелчок, едва заметная дульная вспышка из громоздкого глушителя на винтовке, Костя вздрогнул и…
Пуля зависла перед ним, переливалась в воздухе в искристых всполохах, выцветала трава под ней, и проявлялся, проявлялся из ничего силуэт, как тогда, как у избушки Сергеича. Снова вспышка выстрела, и снова в воздухе, и уже появляются новые силуэты, на глазах под ними жухнет трава. Да – именно так, как было там, на поляне с тремя трупами – такие же круги мертвой травы. И приходит знание от эха, рождается в мозгах информация: «бежать, к горе, за Сергеичем. Он знает».
Они рванули, за спиной были слышны щелчки выстрелов, Сергеич летел впереди, вот он исчез в разлапистых высоких зарослях можжевельника, захрустели ветви, за ним влетел Костя, споткнулся, кубарем покатился куда-то вниз, по пологому склону, хотя там вроде должна начаться гора. Скатился, отбил бока, бросил взгляд наверх – пещера, заросшая, сверху едва свет меж ветвей пробивается. Слышно журчание воды, редкая капель из под сводов, морозно тут, дыхание вырывается с паром.
Сергеич хватанул его за руку, рывком поставил на ноги, кивнул в сторону:
- Туда.
И вперед, дальше.
- Нас запрут… - порывисто, с предыханием, вырвалось у Кости.
- Руки коротки.
- Что здесь?
- Не знаю… - повел плечами, - пещеру находить-находил, плутал, знаешь сколько тут всего, а вот куда нам сейчас дорога… я не знаю. Раз позвали – выведут. Может с той стороны вынырнем – не знаю. Фонарь есть?
- Ага, - достал на ходу смартфон, включил фонарик.
Пропадал свет за спиной, Костя оглянулся – едва заметен вход в пещеру, а тут – тишина, темнота, блестят капельками воды каменные своды пещеры, пар рвется изо рта, мерзнут, зябнут пальцы что держат телефон.
Сергеич идет рядом, по сторонам поглядывает с интересом.
- Что то их долго нет, - сказал Костя.
- Кого? А, тех? Ну не знаю, может там заваруха какая сейчас, - вздохнул, - сглупили мы, Кость, надо было хоть дорогу отмечать. Повороты помнишь?
- Нет, - оглянулся, позади уже был непроницаемый мрак. И ответвлений они прошли уже штук пять, если не больше.
Телефон в его руках замерцал, свет погас.
- Зашибись, - прокомментировал это Сергеич.
- Куда сейчас?
- Прямо, - послышался из тьмы голос Сергеича, - хоть глаз коли…
Автор Волченко П.Н.
Ссылки на предыдущие части:
- Ладно, Кость, посидели, спать пора. Завтра день тяжелый будет, - Сергеич скомкал очередной окурок, бросил его, не глядя в сторону, тот звякнул о ведро там стоящее.
- А… а завтра что? – голос Кости, так и не отошедшего от зрелища, всё еще чуть-чуть дрожал.
- А завтра, Костя, нам в путь дорогу. Ты же не просто так пришел, у тебя, наверняка, и рюкзачок с собой уже имеется, и одет ты, наверняка по-походному. Темно – не вижу. Так?
- А ты… вы… - он все еще путался, в какой манере он должен к Сергеичу обращаться. Вроде как, когда устраивал разбор полетов, сам перешел на «ты», а теперь вот – уже и не знаешь, как лучше обращаться.
- Нет, Кость, «ты» так «ты». Давай уж так разговаривать, и мне приятнее – не таким старым себе кажусь. А знаю я, Кость, о пути-дорожке, потому как не ты один аудиенцию с эхом сейчас поимел, мне тоже малость перепало.
- И? Нас ждут? Почему… - он резко занервничал, это было слышно в голосе, в дыхании его.
- А я почем знаю, такова судьба. Эхо-духи, как хочешь называй, до этого никогда не ошибались, и сейчас не думаю, что ошиблись. И, потому, думаю, что москвичи тоже не зря полегли. Кстати, кто они? Узнал?
- Узнал… - зло буркнул Костя, - только это секретная информация.
- Ну как знаешь, как знаешь, Костя, - он поднялся, - В дом что ли пойдем. Найду и тебе место. Ночи еще не холодные, так что топить не буду.
- Подожди… Сергеич. За тех троих. Нам туда завтра, а я… - вздохнул, Сергеич не сел, ждал, - они все спецы. Кто из ГРУ, кто еще откуда-то. Все трое. Но… я думаю, что ты…
- Да, конечно знал. Цацки их навороченные в болоте утопил. У них с собой электроники всякой – на барахолку хватило бы. Вот если бы ты мне сказал, от кого они, зачем они – это было бы куда интереснее. Но… - он дал задумчивую паузу, - ты бы даже если знал, то не сказал бы. Верно говорю?
- Верно… - через секунду, - Сергеич, ты не подумай, я не знаю и…
- Ладно, в дом пошли. Подмораживает.
***
Поутру в их ложбине, где притулилась под высоким утесом избушка, было зябко, сыро, туманно. Сергеичу не спалось с утра, и, когда Костя проснулся, тот уже был весь в делах: на печурке жарилась картошка, шел аромат по малой избе жаркий, вкусный и сытный. На полу вещи разложены, что должно было уложить в рюкзак, а сам Сергеич сидел на табуретке, потемневшей от времени, и чистил свой карабин.
- Проснулся, - Сергеич отложил в сторону шомпол с тряпицей, карабин к столу приставил, - тогда завтракать, умываться и в дорогу. Путь не близкий.
- А там… Мне Фома Ефремыч рассказал, что не только солдатиков видал. Это...
- Ты про волкодлаков, йети и прочую чушь что ли?
- Ага, - кивнул Костя, - он говорит уже после, уже в девяностых, когда ходил, когда там секретки не стало…
- От оно как. Весь мир ищет твоих снежных человеков, найти не может, а запойный браконьер, что в девяностые не просыхал, половину дичи в окрестностях перебил, так сразу и нашел. Сам-то веришь?
- Не очень.
- Ну и зря, - усмехнулся Сергеич, взглянул на вытянувшееся лицо лейтенанта, улыбнулся, - да не бойся, шучу я. Бродила бы там эта нечисть, Фома бы уже никому ничего никогда бы не рассказал.
Как сошел туман, вышли в путь. Солнце уже поднялось, стало припекать, но уже не так жгуче, как тогда, когда они встретились в первый раз на поляне с тремя телами. Костя был одет в простую камуфляжку, в берцы, Сергеич же был в мягких сапогах, а одет – как простой деревенский мужик, разве что штормовка вместо фуфайки, да кепка, вместо шапки ушанки.
- Сергеич, - после долгого молчаливого пути по дорогам, чащам, начал разговор Костя, - Слушай, а как вообще так, вроде физик, вроде уважаемый человек и время такое было для тебя золотое. Не как сейчас – наука! А ты вот – в леса, в тайгу подался, что дома не сиделось?
Сергеич остановился, Костя за его спиной тоже встал, они поднимались по узкой тропе на взгорок, потом и обогнать, поровняться с Сергеичем он не мог. Сергеич обернулся, глянул Косте в глаза, сказал:
- Ты же мне не сват, не брат, а может я даже и не знаю, кто – гнида какая… а ты мне под шкуру лезешь.
- Я же…
- А рука потом не дрогнет? – это он уже сказал вперед, не глядя на Костю, уже отвернувшись от него и снова зашагав по узкой тропе.
- Ты… Сергеич, да ты вообще за кого меня держишь?!
- За кого надо, за того и держу. Зачем табельное взял?
- Да я ж не знал, что как ты будешь! Я… Сергеич, я не знаю, что ты там себе надумал, но…
- А зачем сюда пришел? Так тебя совесть заела, зуд такой пошел. Ладно, не говори, просто я тебе сейчас душу лить начну, а ты…
- Сергеич, я серьезно. Да! Ты прав: меня зуд заел. Сначала. Все слишком просто выходило. Просто очень и удачно. Вот тебе и деревня ближайшая, вот тебе и подсказки все, не как в криминалистике, и даже не как в фильмах, а как в мультах. Все на виду, все и сразу. Да, сначала радость, по горячим следам такое дело и так быстро. А потом, уже вечером – грызть стало. Я и поехал, и нашел, и поэтому за москвичей стал справки наводить. А потом… А потом мне сверху спустили, что надо доследование. От больших людей, вроде как, там не понять что откуда, но, раз имен не называют, раз на словах, а не распоряжениями, то тут много ума не надо, вот я и…
- Мне сказали – я пошел. Мое дело маленькое, я человек служивый, - Сергеич говорил, не оборачиваясь, - а ты до последнего всё при себе держал и никому ни слова, ни полслова, и всё что у тебя было в наработках, что ты там следы нашел и…
- Сергеич! – рявкнул Костя, Сергеич встал, обернулся.
- Ну? – сказал с вызовом, в сторону сплюнул.
- Я никому ничего не говорил о тебе, - сказал Костя раздельно, чеканя слова, - Все мои наработки были при мне. Я пришел к тебе, как к человеку, не как к преступнику. Один, без оперов, без группы захвата. Что тебе еще надо?
- Ладно, пошли, - зашагал вперед, тропка все вилась и вилась меж сосен, иногда пропадала в зарослях орляка, по сторонам поблескивали лаково на кустах с зелеными листами ягоды костяники, дух стоял смоляной, чистый, жаркий.
- Слушай, раз так интересно, - подал голос Сергеич, где-то через полчаса, - да, у меня всё в гору перло, само тащило. Образование, хоть и сам из глухой таежной деревни, а тогда это проще было. Связей не надо, общага, учись себе и учись, лишь бы мозгов хватало. Аспирантура, труды, статьи, диссертация. Хороший оклад, жена… Катенька, дочь. А потом, раз – и нет жены и дочери. В один день не стало. Авария. Так бывает. И всё. И больше не хочется ничего, и в голове не формулы, а… ничего путного. И хочется бежать, исчезнуть, не стать. Вот я на малую родину и подался. Этого нет в моем личном деле?
- Да я ваше личное дело как-то и не… Так, то что по верхам было. Специальность и прочее…
- Ясно. Ну а тут… Тут ушел подальше от людей, от всего этого, в деревне же в моей – все люди сердобольные, каждый же хотел как чем помочь. А это знаешь, как душу рвет, когда тебе помочь хотят, а ты об одном только и мечтаешь, чтобы тишина вокруг, и небо полное звезд. И ушел. Заимку себе сделал. Ну как заимка – землянка. Дерном обложился, робинзонаду себе устроил, там меня дед Петро и нашел. Это тот, кто до меня был. Он вообще – из староверов, только путался, где обычное наше православие, где их прибабахи. Он меня к себе позвал, сказал, что одному век доживать – больно тяжко и страшно, и покаяться надо и вообще. Ну и в первую же ночь к нам Эхо и заглянуло. И понял я тогда, что это вот всё – и есть мое место. И звезды с моей хибарки по ночам видать, что залюбуешься, и тихо, ветер где то только по верхам гуляет, внизу шепотом шумит, и нет никого.
Пока он всё это обстоятельно рассказывал, они уже и на взгорок высокий поднялись, меж деревьев, если вдаль глянуть, небо проглядывалось, округа с высоты по низу стелилась зеленым ковром. Сергеич свернул в чащобу, где совсем уже было много сухостоя наваленного, кряжились палые деревья, валуны дорогу устилали, полез через всё это понаваленное.
- Сергеич…
- Иди-иди, ноги не переломай, - Сергеич протискивался, шел легко, уверенно, будто не через полосу препятствий, а по давно натоптанной, привычной тропе, - скоро будем.
И вывалились, как-то разом оказались около небольшого такого взгорка, метра в три высотой, а может и того меньше. Поверху с его отвесного края, этакой шевелюрой свисала трава, а еще выше, если вверх глянуть, на взгорке том взметались высокие ели, а дальше – дальше уже небо, и птица одинокая в той выси черной галочкой едва различима – темнеет уже.
- Тут, сейчас, - он протиснулся меж здоровым валуном и взгорком, раздался его голос, приглушенный, - сюда иди.
Следом за ним полез и Костя. Протиснулся мимо каменюки, шаркнул своим камуфляжем о шершавую стену взгорка, и увидел – пещерка ли, землянка ли – проход, пригнувшись только и пролезешь.
- Сюда зверь не ходит, - Сергеич сбросил свой рюкзак, карабин снял, пошел в глубь пещерки, - место хорошее. Всегда тут останавливаюсь, если по вечеру поблизости оказываюсь. Безопасно. Веришь, даже комар это место стороной обходит, прям священная пещерка. Не удивлюсь, если тут когда какой монах подвижник святой обитался. Тут и ключ даже есть, фляжку можно набрать, ты как, пустой уже?
- Да.
- Ну вот, наберешь, - Сергеич уже из темноты уходящей вглубь пещерки притащил деревяшек, бросил на золу прошлых кострищ, - Запаливай пока. А я… там у меня и остальное есть для сна. Не царски конечно, коек с балдахинами не держим, но тряпье какое-никакое я тут припрятал.
Костя развел костерок, заплясали язычки пламени, затрещали хорошо просушенные ветви. И тут же стало ясно, как темно то, до этого, пока шли, все казалось – светло-светло, а тут, при сравнении с огнем, солнечный свет, льющийся в щель меж валуном и стеной взгорка, померк, стал тусклым. И как только пришло понимание, что вечер уже, навалилась усталость, загудели у Кости ноги.
- Умаялся? Сейчас чаек поставим, поклюем чего горяченького и на боковую, - Сергеич все никак не мог избавиться от своего деревенского говора, этакого былинного, хотя… Кто он теперь больше, тот ли физик из стародавнего советского времени, или же таежный житель, мудрый егерь? Скорее всё же уже егерь, а всё остальное – слетело с него с годами, ушло в небытие.
Костя зевнул широко, до хруста в скулах, прикрыл глаза, в ожидании, пока подвешенный над огнем чайник, закипит, и, незаметно для себя, уснул, провалился в темноту.
Проснулся от какого-то звука. Тихого совсем, негромкого, открыл глаза – темно, едва заметно шаят красные угольки в кострище, тихий серебряный свет звезд льет в щель меж валуном и взгорком.
Костя замер, вслушиваясь в тишину. Журчит где-то в глубине пещеры, ключ, откуда-то издали на единой ноте тянет какая-то ночная птица, и вроде всё, и вроде тихо. Сергеич вон негромко похрапывает – не мог он от этого проснуться. И тут фырканье, громкое, мощное, то ли медведь тут, то ли лось. Хотя откуда лосю взяться у пещеры, он на этих валунах ноги переломает. Нюхает зверюга там, за валуном, слышно, как втягивает крупными ноздрями воздух, и фыркает после мощно, грузно. Треснула ветвь, камень с пристуком скатился в пещеру. Костя медленно, чтобы не шуметь, потянулся к поясу, к кобуре с табельным макаровым, хотя если это и вправду медведь, что он ему своей пукалкой сделает? Разве что разозлит. Но не должен, не должен медведь сюда залезть, не зря же Сергеич, знающий человек – эту пещеру выбрал.
Захрустели ветки сухостоя, зашелестела листва зарослей, что там, у входа, значит прочь зверюга пошла. Костя почти бесшумно, как учили в армии, по-пластунски прополз к выходу, выглянул из-за каменюки, что вход заслоняла, и увидел в серебряном лунном свете огромного зверя. Мохнатый, но как-то клоками, играют здоровые мускулы на боках, силой переливаются под шкурой, плечи согбенные, и то ли человечьи, то ли медвежьи они – плечи эти, не разобрать. В тень, во мрак под деревья он уже уходит. Остановился, повернул морду назад, у Костю в мороз бросило, побежали мурашки по спине. Хоть и плохо было видно, но морда показалась ему не звериной, не медвежьей, а какой-то получеловечьей, жутко вытянутой, но – человечьей. Зверюга потянула носом, и снова фыркнула, отвернулась и зашагала прочь, захрустел толстый валежник под ее лапами, и все, пропала во мраке и больше никаких звуков. Тишина, струение вод ключа, посапывание Сергеича – всё.
Костя вполз обратно в пещеру, думал было разбудить Сергеича, рассказать о ночном госте, но потом передумал – зачем? Что он сейчас сделает? Не полезет же туда, где возможно бродит тварь. Поэтому взял карабин, положил себе под руку, и стал сидеть, слушать ночь. Вдруг снова услышит? Вдруг… глаза смыкались, закрывались…
***
- А зачем тебе моя ружбайка понадобилась, - Сергеич крутил в руках свой карабин, поглядывая на него то так, то этак, - учти, испортил – тебе же хуже будет. Я ж тебя прикрывать буду, а если…
- Нормально всё, - Костя потянулся, продрал глаза, сел резко, - Тут ночью тварь ходила. Здоровая, нюхала, ушла. Я взял твой… Мой то, - достал из кобуры, продемонстрировал, - много не навоюешь.
- Медведь. Местный. Знаю его. Это его территория. Увидишь, просто стой спокойно, не двигайся, не ори, не убегай, побежит на тебя – за дерево вставай. И всегда держись вокруг дерева, чтобы ему обходить надо было. Этот – спокойный, как с соседом расходимся. Сейчас позавтракаем и…
- Сергеич, не медведь это был. Я выглядывал, он…
- Фомы наслушался, - вздохнул Сергеич, - в чертовщину верить стал. Хотя… Если по первости, да еще и ночью увидел, тебе хоть черт с хвостом привидеться мог.
- Сергеич…
- Всё, хватит. Это я, житель глубинки, тебе должен байки травить, а не ты, городской, меня тут всякими страшилками пугать. Завтракать и в дорогу, сегодня к вечеру на Моловку поднимемся, на идольный кряж.
- Куда?
- Идольный кряж. Тебе же туда надо?
- Да откуда…
- Всё оттуда. Всё оттуда и знаю. Тебе это нужно, они не против. Собирайся, - Сергеич отчего-то озлобился, порывисто забросил на плечи рюкзак, карабин набросил, полез на выход, и Костя тоже, нехотя, поплелся за ним следом, хотелось сказать о завтраке, о том, что чаю на дорожку неплохо было бы хлебнуть, но… нет. Промолчал.
На выходе из пещеры, все же на следы хотел глянуть – лапы, или ноги? Но что там увидишь – не земля, одни камни, крошево, ветви сухостоя – ничего не увидел.
Уже когда отошли прилично от пещеры, вспомнил, что вчера так и не набрал флягу, тут же захотелось пить, взял в руки ее, понял – Сергеич всё же набрал. Сделал пару глотков, зашагал бодрее.
- На воду шибко не налегай, только у Моловки набрать получится.
- Хорошо, - буркнул Костя. Ему тоже передалось это злое настроение. И всё вокруг становилось настроению под стать. Куда-то стала уходить эта спокойная таежная краса, все эти горы скалы, запашистые леса, переходы поля. Всё вокруг становилось мрачным, тяжелым.
Рощица, через которую они шагали, была гулкая, тенистая – давила. Кряжистые деревца, что у тропы, словно специально изгибались, выставляли сучья над дорогой, чтобы зацепиться за них, корни бросались под ноги, старались уронить. Костя то и дело спотыкался, уже и взгляда с тропы не отрывал, а все одно – нет-нет, да споткнется.
Хоть еще и не ночь была, а все же где-то в отдалении затянул волк свою заунывную песню, будто на луну выл, и стало так тоскливо, так холодно в груди. Костя чуть прибавил шаг, за что тут же поплатился – снова споткнулся, бухнулся на колени, на ладони – ударился больно, коленом об торчащий корень, чертыхнулся. Сергеич остановился, оглянулся.
- Как?
- Нормально, - зло буркнул Костя. Поднялся, зашагал, но колено и правда болело. Поначалу не сильно, но чем дальше, тем сильнее, тягучей разливалась боль от колена по ноге, он уже хромал, тяжело дышал, холодный пот струился по лицу.
- Нормально у него, нормально, - зло забухтел Сергеич, - сказал бы, у меня эластичный бинт есть, мазь, а сейчас-то уже что…
Все же скинул рюкзак, обмотал Косте ногу, шагнул с тропы, глазами по сторонам поводил, поднял из высоких зарослей кустов хороший такой сучковатый дрын. Ножом обрубил сучки, вручил.
- Что?
- Посох тебе. Может полегче будет.
Костя поднялся, нога болела, оперся на посох – и правда, полегче, захромал рядом с Сергеичем.
- Слушай, а почему Идольный кряж?
- Там капище было у каких-то староверов. Это еще до войны было. Ничего там не трогали. Историческую ценность представляет. А до этого, говорят, ну это местные, из племенных, говаривали, что туда уходили души шаманов, жили в камнях и идолах, и верховные приходили туда за советом, только душой своей за эти советы платили. Через нижний мир уходили, потом возвращались. Всякое поговаривали. А еще раньше, говорят, там стояла золотая баба – слыхал про такое?
- Нет, а что это?
- Ну это уж совсем брехня, - будто не заметив его ответа, продолжал Сергеич, - Идол тоже такой был. Хрен пойми, то ли он из золота, то ли просто, то, что волосы блондинистые у этого идола. Но поклонялись и ей, причем все местные племена. В золотую то бабу я совсем уж не верю. То, что место это издавно у них, у местных, каким заколдованным считалось – это да, тут я не спорю. Но сколько там ночевал, знаешь… Нормально всегда всё было. У меня, у избушки – эхо, а там – ничего. Просто болвашки эти деревянные на тебя пялятся и всё. Буркало свои выпятят и зырят – да, страшно поначалу, потом привыкаешь. Я же то, когда еще сильно душу рвало, хотел через этот нижний мир тоже – к своим пробиться, к жене, к Кате своей, к Юле. Понаслушался, про то, что шаманы мухоморы жрут. Сначала нажирался там в усмерть водкой – ничего, хорошо хоть, что на таком воздухе похмелье не такое страшное, а потом уже и мухоморы попробовал. Блевал я с них знатно, вот я тебе скажу, тут тебе и нижний мир, и верхний, и всё что хочешь – небо с овчинку. Так поносило, так несло – врагу не пожелаешь!
Уже темнело, а Моловку все не видно было, хотя и вообще – толком ничего впереди видно не было: ели, пихты, кедровые сосны – укрывали, тенили, вперед глянешь, а там только стволы-стволы, и не видать ничего. Заблудиться по здешней сумрачности – легче легкого.
Краснота пошла промеж деревьев, это там, где-то, за этим лесом, за деревьями, по-над миром наступают сумерки, гаснет солнце за горами, а они все бредут и бредут. Колено у Кости уже вовсю ныло, но он всё одно, шел вперед, не канючил, не просил лишний раз остановиться. Он больше даже боялся остановок на передохнуть, потому как мог и не встать потом, а так – иди пока идется.
- Темно скоро будет. Места тут плохие, - Сергеич, хоть и не любил курить в лесу, но все же от нервов, достал пачку, закурил, вонь табака была особенно едкой в этом чистом воздухе, - давно не редили. Слышал волков? Бывают тут стаи. Вредная скотина. Они, конечно, не нападают за здорово живешь, помнят, что такое человек с ружьем, но всё равно – не очень. Рыси опять же. Эти отбитые, росомахи – не лучше. А самое, я тебе скажу, страшное – это лось. Лося если увидел, то сразу на дерево сигай. Чем выше – тем лучше.
- А медведи.
- Да что ты заладил с этими медведями. Нет тут медведей!
- Ты же говорил…
- Мало ли что я говорил. Именно тут один хозяин, других не пускает, а нас с тобой он не тронет. Так и запомни.
- Запомнил-запомнил, - торопливо сказал Костя, видя, как портится настроение Сергеича.
- Ну и хорошо. А если рядом увидишь, не беги, - Сергеич подуспокоился, сделал последнюю затяжку, скомкал в кряжистых пальцах окурок, сунул в карман, - если хозяин рядом, то значит- всё хорошо будет.
- Ага, - не удержался Костя, усмехнулся, - когда медведь рядом, хорошо будет…
- А, - Сергеич махнул рукой, - ну тебя. У меня, Кость, тоже свои секреты есть, и я их тебе рассказывать не намерен. Пока. Будет время – сам увидишь. Не увидишь, тогда, значит, тебе и не надо было.
Стемнело.
Костя шагал уже совсем тяжко, едва не подвывая на каждом шагу, крепился, но всё же покряхтывал как-то жалобно, тихо, изредка вскуливал, когда ногу неудачно ставил.
- А эти, - слова ему давались тяжело, - твои, они и наперед знают, или только то, что случилось? Они же, - вдох, - если предупреждали то, когда это… - тяжелый выдох, - предшественников твоих смерть приберет, они же, как бы будущее видели? Или как? - после столь долгой тирады голос его стал каким то совсем уж плачущим, скулящим.
- Как по мне, они всё наперед знают и всё на назад, - Сергеич тоже шел уже тяжело. Нет, был бы он один, то переход бы ему легко дался, давно бы он уже был там, на Моловке, но тут, с Костей, ему тоже приходилось не сладко. Где помочь, а где и вовсе, чуть не на руках, перетащить.
- Так, фу-у-у, - тяжелый выдох, - выходит знали они о моей ноге то… так что ли?
- Выходит знали.
- Сказали бы. Я бы… твою мать, - снова выдох, - костыль бы себе заранее замоздрячил… Что это? – он остановился, тяжело оперся на посох, в сторону рукой указал. Там, в темноте, разливалось зеленоватое фосфорицирующее свечение из низинки, где клубился жадный, будто живой, туман.
- Гнилушки это светятся. Внимания не обращай. А то тоже, понапридумываешь себе потом. Побежишь, сковырнешься – я тебя волоком тащить не буду.
- А… Ну если нормально, - он сглотнул, снова заковылял, опираясь при каждом шагу на свой сучковатый посох. Но все же по сторонам поглядывал. Ночная тайга - это вам не дневная, тут жизнь, тут чувство, что за тобой следуют, шагает кто-то позади. Ветка хрупнет, скрипнет что, ветер в ветвях протяжно провоет, а в отдалении ему будет вторить стая волков. Костя поглядывал, и может от того, что он особенно сильно пытался вглядываться, а может и вправду было, казались ему желтые точки, будто глаза издали на него смотрят, из чащи. Стоны ему слышались тяжелые. Может с болот газ где выходит, может ветер шалит, а может… а что может – думать уже не хотелось.
- Кость, ты крепись. Уже чуть осталось.
- Какой там, - тяжелое дыхание его срывалось, - чуть, как по ровному шли, так и идем… уже сколько…
- Уже почти.
Рядом завизжало, взвыло что-то, Костя вздрогнул, выронил посох, быстро выхватил из кобуры табельный ПМ, повалился на тропу, тыча стволом в темноту.
- Тихо ты, птичка это, птичка. В ветвях где-то сидит, - Сергеич помог Косте подняться, вручил ему посох, - пистолет спрячь, а то еще меня подстрелишь.
- Не, я лучше с ним…
- Ладно, с ним ты много не находишь. Давай, присядь уже, отдохнем. Завтра с утра дальше, - Сергеич тяжело уселся на поваленный ствол, скинул с плеча рюкзак, засмолил сигарету.
- А ты ж говорил, в тайге не куришь.
- А что делать? Курить охота. Давай, устраивайся. Есть будешь?
- Да.
- Костерок сейчас разведу, приготовлю. Ты засыпай. Как готово будет, так я тебя толкну. Спи.
Сергеич хлопнул ладонями по коленям, встал, исчез в темноте. Еще некоторое время было видно, как мелькает меж черных стволов огонек его сигареты, а потом всё – темнота, зеленоватое свечение в отдалении, звуки ночные, ветер.
Костя так и не выпускал из руки ПМ, вглядывался, вслушивался, но моргал всё медленнее и медленнее, а Сергеича всё видно не было, и вот его сморило, навалился сон. А потом… Может ему снилось это, может казалось. Чувство, будто движется он, будто его тащат, и голова у него мотается. И слышно тяжелое пыхтение, сопение впереди, а Сергеич идет рядом, курит. Костя захотел встать, подняться с волокуш, головой покрутить, увидеть, кто там, впереди, его тащит, но Сергеич что-то заговорил ласково, можно только разобрать: «спи-спи» - и это спокойствие его, размеренность шага, размеренность убаюкивающая движения, луна над головой в прорехах меж высоко взметнувшихся деревьев… он снова закрыл глаза. Снова спал.
- Разморило тебя, - легкие потряхивание плеча, слышен треск костерка, звенят острые, быстрые искры. Костя открыл глаза, глянул, сел резко. Нет – не сон. А может и… Они были на уступе скалы, и вокруг, залитый лунным серебряным светом широко раскинулся пейзаж из лесов, отсвечивающей, блестящей лунной дорожкой, реки, озеро поодаль тоже поблескивает, а вокруг, вместо деревьев, что были там, на тропе – только чахлый кустарник, и много-много идолов. Деревянных, каменных, высоких, низких – всяких, какие в висюльках с косточками да веточками, какие без, где и черепа на камнях лежат, где с рогами, где без, вот этот волчий, этот, похоже, олений, а этот – человеческий череп, изукрашенный красными росписями. И все они смотрят на костер, выпучили свои слепые бельма на огонь, молчат, и в тихом потрескивании огня будто их шепот угадывается. Костя посмотрел на свои руки, торопливо хлопнул рукой по кобуре – тут родимый, тут привычный ПМ, на месте.
- В кобуру убрал, выронил бы, потерял, столько бумажек потом заполнял, - Сергеич отсел, уже успел закурить, - патроны на месте, боек не сточил. Не беспокойся. А лучше сам проверь – уверенность в оружии – многое значит.
- Ага, - Костя кивнул, торопливо выдернул пистолет из кобуры, выщелкнул обойму, посмотрел – вот они, желтенькие патрончики, поблескивают в пляшущем свете костра. Потом уже понял – не болит нога, ноет, но так, лишь чуть-чуть, на нее тоже глянул. Штанина закатана высоко, а на коленке намотано тряпье, и тепло-тепло под ним.
- Компресс. Травы там, грязь местная, ну еще и наговоры. Я сам в это не особо верю, но рецепты древние, может и поможет. Кто знает. Встречался я тут, в тайге, со всякими людьми. И шаманы были. Место у них это популярное. Приходят порой, со мной парой слов перекинутся. Провожатый им, знамо дело, не нужен, но как к хранителю, ко мне заходят. Спрашивают, можно или нет? Ну скажу я «Нет» - не пойдут, что ли? Хотя может и не пойдут. Странный это народ – шаманы, - Сергеич сделал глубокую затяжку, выдохнул дым, что тут же был подхвачен ветром, разметало его, и даже запах табака пропал.
- А как ты меня…
- А так, - махнул рукой, - не далеко же было. Поспал чуток, оклемался. Завтра делами своими займешься. Я тебя доставил. То что Эхо сказало – выполнил, всё – моя задача выполнена. Дальше это уже твоё всё. Умаялся я, Кость, вздремну. Чаек вон, в термосе, может перекусишь чего, - Сергеич зевнул, - а я, баиньки.
Он улегся, сунул под голову рюкзак, закрыл глаза, сказал уже сонным голосом:
- Спокойной ночи, - и всё, почти сразу засопел, как тогда, в пещере.
Костя подождал для порядка еще минут десять, чтобы сопение Сергеича вошло уже в стадию храпа, после этого еще чаю попил горяченького из термоса, и только потом накинул рюкзак на плечо, и зашагал прочь, чуть подальше от идолов, от Сергеича. Свернул за кряж, прошел вниз немного, уселся на валун, положил рюкзак на колени. Откинул клапан и полез в глубь его, под вещи, под припасы, вот она – тряпица шершавая, а в ней замотано…
Достал, размотал, вытащил спутниковый телефон, откинул антенну, включил, загорелся зеленым светом экранчик, набрал номер. Гудки. Долгие, тягучие, хруст, взяли трубку.
- Слушаю, - сонный голос.
- Это Константин Бабенко… - торопливо зашептал он в телефон.
- Знаю-знаю, говори, лейтенант, что случилось.
- Мы на месте.
- Хорошо. Происшествия?
- Не знаю. Доподлинно сказать не могу. Но были странности. Непонятный медведь, и… Я не могу утверждать с полной достоверностью. Как по мне – странности были. Насчет призраков – вы были правы. Я их видел.
- Это хорошо. Что за медведь?
- Видел прошлой ночью, и сегодня… сегодня повредил ногу, уснул в предгорьях. Кто-то тащил и… но это мог быть сон. Тут достоверности нет, могло со страху показаться.
- Ясно. Хорошо. Включай маячок, там просто – одна кнопка. Включишь – всё, считаю свою часть сделки выполнил, брось там и уходите. С утра пораньше и уходите. Твоих никто теперь не тронет.
- Обещаете?
- Да. Наблюдение с жены и сына снимаем.
- А отец?
- Отец подождет. Группа прибудет, тогда снимем и с отца. Расслабься, если не врешь, то всё – опасность прошла.
- Хорошо… - хотел уже сбросить вызов, но всё же добавил, - вы обещали, что если дойду до точки, то всё, больше никаких угроз, никакой опасности, слежки.
- Да-да-да, - голос был усталый, словно уже в который раз мальцу одно и то же объяснял, - и слово своё мы сдержим. Давай, иди спать, тебе просыпаться рано. И сваливай оттуда. Отбой.
- Отбой.
Костя сложил телефон, снова замотал его в тряпицу, спрятал на дно рюкзака. Вытащил оттуда же маячок в пластиковом футляре, открыл, нажал кнопку, вспыхнула лампочка на нем. Все – сигнал дан. Маячок он сунул меж камней, так, чтобы света не было видно, и потом поднялся, захромал обратно, к Сергеичу, на кряж. Дошел, достал уже свой телефон – обычный смартфон, полосок связи не было, оно и понятно, иначе бы не выдали ему спутниковый, посмотрел на время – половина второго ночи. Поставил будильник на полшестого, улегся, по примеру Сергеича, сунул под голову рюкзак, закрыл глаза.
Автор Волченко П.Н.
Сергеич сидел на пригорке и ждал. Ноги гудели. Устал. Набегался за ночь.
Дорога меж кряжистых елей, вилась как раз под ним, а где-то там, вдалеке, за лесистыми холмами медленно и неторопливо всходило солнце. Туман легкими сизыми клочьями расползался из низин, из зарослей, рвался, тончился, и под ним стали проглядываться уже и деревца, и поросль, и сохлый валежник, облепленный зелено-черными плямбами моха.
Хотелось курить, но именно тут, именно в тайге, он себе не позволял дымить – воздух свежий, чистый, напоенный хвойной тягучестью, да еще и с утречка такой морозно свежий. Не гоже такой воздух дымом табачным поганить, разве что запахом костра, да под потрескивающий звонкой искрой уголька – тогда да, но не табаком.
Вдали, по рассветному громко, послышался одинокий звук мотора. Эхато еще по-утренне, после, как туман сойдет, так разноситься не будет. Сергеич прищурился, вглядывался вдаль. Глаза уже не молодые, уже плохо видит в отдалении, а нет – можно углядеть, вон, меж деревьев несется серебристая машинка, следователь из самого района. Ну а как без следователя то по такому делу, тут никак без него, хотя… Кому он тут нужен со своими городскими познаниями, только понатопчет, не углядит ничего и будет в рот заглядывать, слушать и в блокноте своем помечать. Знаем, видали уже пару раз, потому как тайга – это вам совсем не город, не поселок городского типа, тут совсем иначе, и дятлов, да лис не выловишь, чтобы опросить, по камерам не посмотришь, местных элементов судимых не опросишь, кто набедокурить мог. Нет тут ничего – дико тут все, пусто, для них, для городских, для работы в городах же ученых.
А вот уже и близко. Слышно уже и как крошево под шинами хрустит, и даже синие полосы на бортах машины разглядеть можно, где значится столь не родное для русского уха «Полиция», чем им милиция то не угодила. Всё, встала машина, это он, значится, по навигатору шел, до точки добрался, что была обозначена, и встал.
Открылась дверь, вынырнул из салона молодой еще совсем парнишка в форме, фуражку напялил и давай по сторонам оглядываться, высматривать. А ума то вверх глянуть и не хватает. Это тайга, тут надо округ смотреть: и в чащу, и вниз, под пригорок, да и вверх очи ясные поднять никогда не помешает – жизнь то она кругом, и кругом ожидающий может быть.
- Тут я, тут, - подал голос Сергеич, зевнул сладко, перекинул через плечо ремень своего карабина, и неторопливо зашагал вниз. Тропинка сама спешила под его ноги, подставляла спины вросших в землю камушков да крупных валунов, чуть торчащих поверх земли змеистых кореньев. Другому бы они под ноги бросались, чтобы тот споткнулся, покатился вниз с кручи, а ему, Сергеичу, что с малых лет бегал по здешним чащобам, такая дорога только в помощь шла.
- Ну, привет, городской, - протянул мозолистую руку молодому полицейскому, - как доехал, как дорога?
- Поплутал, - лейтенантик виновато улыбнулся, - тут у вас без навигатора…
- Да и с навигатором не сладко. Сергеич я, Иван Сергеевич, а ты?
- Константин Викторович, Костя. А вы тут…
- Да, егерь. Давно я тут, почитай что с самых коротких штанишек, босой тут бегал. Уже почитай тридцать лет тут работаю. Места здесь тихие, спокойные, дичи особо нет, такой чтоб охотник косяком шел, да и красот – можно в округе и покрасившее найти. Такого у нас, почитай, уже лет как сорок не бывало. Тихие места.
- А это недалеко?
- Да, не сильно далеко. Тут тропы у нас в предгорья, так что редкий брат турист здесь идет, - вздохнул, - тама, у тропы и приключилось. Ты, Кость, как, желудком не сильно слаб? А то ж знаешь – там юшки хорошо пустили, не всякому смотреть на такое сил хватит.
- Да, - он закивал торопливо, но от взгляда многоопытного Сергеича не утаилось, что сбледнулось малость лейтенантику, да и брови выгнулись этак мученически, будто на заклание его сейчас поведут, - мы в криминалистическом морге…
- Ну если в морге, то тогда осилишь, пойдем, Костик, хорошо что по утрянке приехал, свежо еще всё, а то бы… - пока говорил, уже шагал он по едва заметной тропке меж зеленых, росистых кустов, по холодку, по влажной еще с тумана траве, и всё вокруг просыпалось, оживало, где-то далеко-далеко, выдал эхатую очередь-трель дятел, вот неймется птахе. Перелезли через высокий, давно уже поваленный комель сучковатой ели, что замшелил уже, спрятался в высоком разлапистом папоротнике. Сергеич шел легко, лейтенант же позади тяжело дышал, слышались его порывистые выдохи, и потому Сергеич нет-нет, да улыбался украдкой в бороду, оглядывался, посматривал на молодого, растрепанного чуть надменно, этак свысока.
- Ну что, Кость, отдохнем?
- Э… - вдох и тяжелый выдох, - а далеко еще?
- Почитай дошли уже, всего ничего осталось, - прищурился, вперед глянул, - Низинку пройти, и как на взгорок выйдем, так и место.
- Тогда, давайте, - выпрямился, тоже вперед глянул, - давайте дойдем.
- Ну давай дойдем, - прищурился, вздохнул. Жалко служивого, не знает он, что такое ложбинка в тайге, что такое подъем по ней, ну да и шут с ним – пускай учится.
Поднялись, лейтенантик уж и вовсе из сил выбился, штанишки вона свои отутюженные где-то свежей грязью обмуслявил. Сергеич остановился у комеля здоровой, заваленной ели, спросил:
- Кость, ты это… серьезно. Там зрелище такое – не дай бог. Отдохни сейчас чутка, и давай выдвигаться. А то с устали тебя вывернет, - посмотрел на серьезное, даже с вызовом вскинутое лицо лейтенантика, сказал, - я же не со зла, не так… я ж как лучше.
- Пойдемте, Иван Сергеевич, лучше сразу, по живому. А то я себе напридумываю…
- Это ты молодец. Это верно. Только ты в сторонку, в травку там, не вблизи. Хорошо.
- Что в сторонку.
- Ну пойдем, - похлопал тяжелой ладонью лейтенанта по плечу, по погону вышло, - крепись только.
Мирная, должна была быть, поляна. Все как в книжках в иллюстрациях рисуют: палатка, кострище, котелок над прогоревшими полешками черный, обожженный, чуть поодаль кучка валежника собранного, гитарка валяется, к бревнышку притуленная – красиво, да вот только. Сами отдыхающие – туристы, все вповалку тут. И этак жестко, как на смотре в анатомическом театре. Все пузом кверху, все разверзнуты кишками из этих самых пуз, пялятся безглазыми, пустыми дырами в небеса безоблачные чистые. Все трое, и руки на груди, как в насмешку, сложены, аккурат над взрезанными животами. И все они без обуви, и все они кровью залиты, будто мясник топором махал, и все такие вроде упокоенные, спокойные в своих позах, с руками этими на груди. И воняло тут… жутко. Подсохлой кровью несло, нутряной, особой вонью из вспоротых развороченных животов, гудел охотный до этого дела гнус – мелкий и тот, что покрупнее тоже – лез во чрева, ползал по кровавой, вывернутой коже, обернувшейся к ним своей желтовато противной стороной – с жирком.
- Я… - лейтенант с лица сошел, глаза его подернулись поволокой, замаслились, и…
- В сторонку давай, в сторонку, - Костя успел чуть отбежать, согнулся и его таки вырвало, обнесло душевно, он отвернулся стыдливо, засуетился, надо полагать потащил откуда-то из карманов своих платок, губы торопливо обтер, и только после этого выпрямился, одернул чуть попорченную дорогой форму, обернулся, вздохнул пару раз глубоко, с присвистом даже.
- Это у вас тут первый случай такой?
- Ну был бы не первый, в районе бы про то знали. Глушь, у нас это так, по зверству то не часто бывает. Нет, случалось конечно, что волки задерут, или там медведь, особливо если по пьяному то делу, зверь он шибко хмельной запах не любит, а вот так, чтобы… Нет – это по первости.
- Есть какое подозрение? – спросил лейтенант, старательно не глядя в сторону выложенных мертвецов.
- А какое тут может быть подозрение. У нас не город. Все люди на виду. Да, есть и сидевшие, и такие, что за кадык принять не дураки – куда ж без этого, всё как у людей. Но на такое способного – нет у нас таких. Нет – никого на подозрении. Если только охотники какие проходили.
- Ясно, - кивнул лейтенантик, зачем-то снова поправил фуражку, после выудил из кармана рубахи смартфон, стал обходить место. Не глядя на мертвецов водил над ними своим телефончиком, говорил, - три трупа, предположительно туристы, убийство выполнено, предположительно, в ритуальных целях. У всех трех трупов вскрыты животы, вырезаны глаза, - он сбивался, говорить было ему тяжеловато, хоть и не смотрел на пялящихся пустыми глазницами мертвецов, но вонь то их он всё одно чувствовал, задыхался.
Отошел в сторонку, отключил запись, уселся на валун, снял фуражку, отер лоб.
- Что, друг, тяжко?
- Да, - кивнул, вздохнул, - я, Иван Сергеевич, только же школу милиции закончил и… вот…
- А, что же тебя, молодого да раннего сюда? Так сразу одного?
- А, - зло махнул рукой, - утер пару носов, вот и сослали…
- А это… покойных же как же ты в одного? Ну мы с тобой… Там это… забрать. Эти ваши, медицина, я же понимаю, что с ними еще надо что-то там?
- Конечно. Маячок на телефоне поставлю. Прилетят, заберут, - вздохнул, - дело то большое, тут можно и на вертолете, а по этим вашим низинкам, да ложбинкам – не протащат, все следы уничтожат. Так, всё! – встал, хлопнул себя по коленям, - дела делать надо. Фу-у-ух! Начнем.
Он снова включил запись на телефоне, заговорил в камеру:
- Первичный осмотр места преступления осуществляется в присутствии местного егеря – Ивана Сергеевича…
- Медведкова, - торопливо вставил Сергеич.
- Медведкова, - повернул телефон, так, чтобы показать егеря на камеру, - дальнейшую оперативную съемку будет выполнять непосредственно он. Иван Сергеевич, - протянул телефон, - тут на экране все видно, снимайте так, чтобы было видно и меня и мои действия. Понятно?
- Конечно.
- Спасибо.
И молодой лейтенант Костя, теперь уже много больше похожий на Константина Викторовича серьезностью своих действий, двинулся к телам.
- Итак. Повреждения тел носят, предположительно, ритуальный характер. Так, - присел на корточки, и в этот раз он уже так не сходил с лица, хоть и бледный был, - Руки сложены на груди, вскрыты животы. Руки, - потянулся, с небольшим усилием, перебарывая окоченение, отодвинул ладонь мертвеца с груди, - кулаки не сбиты, повреждений на ладонях нет. Вполне вероятно, что жертвы были застигнуты в спящем состоянии, или же в состоянии алкогольного опьянения, так как сопротивления не оказывали. Хотя, возможно, и в виду опасности, в случае наличия у преступника, или же преступников, огнестрельного оружия. Так, а что это… - он отодвинул и вторую руку мертвеца, обнажив грудь, там, под ладонями был то ли ожог, то ли гематома – повреждения, - похоже на ожог. Форма интересная. Немного напоминает небольшую ладонь. Женскую, или же детскую. Интересная деталь. – он так же отодвинул руки на втором теле, - Тут та же картина. Полагаю, что и у третьего погибшего те же повреждения. Так, дальше. Края ран на животах имеют рваный характер, либо последствия извлечения внутренностей, либо первичное ранение имело небольшой размер – тычок ножом, или иным острым предметом, с последующим разрыванием. Нда, - снял фуражку, провел запястьем по чуть вспотевшему лбу, - жестокие тут у вас ребята, Иван Сергеевич, водятся…
- Да нет вроде… Свежевать то, у нас тут каждый с малых лет… Тайга все ж, а вот это вот всё – не, это нет. Наши – нет, наши такого бы не учудили.
- Да я же так, к слову только. Ладно. Продолжим. Иван Сергеевич, поближе, пожалуйста, снимайте. Досмотр личных вещей сейчас проводить буду. Да-да, вот так, чтобы было видно мои руки и что из карманов достаю. Хорошо, спасибо.
Он достаточно сноровисто выложил все содержимое карманов погибших рядом с телами, комментируя свои действия. Набор, в целом, был весьма традиционен: сигареты, зажигалки, спички, коробки с солью, складные ножи, у одного из погибших так и вовсе мультитул обнаружился, какая-то мелочь по деньгам, крупных купюр не было, телефоны. У двоих оказались с собой паспорта в карманах, у третьего видимо паспорт был в вещах, в палатке, в каком то из рюкзаков. Из нагрудного кармана куртки одного из погибших Костя достал то ли сучок, то ли веточку обструганную – интересную. Необычную, над ней явно кто-то поработал старательно ножиком.
- Э… Так же найдено… Иван Сергеевич, а вы не знаете, что это? – и поднес деревяшку на ладони еще ближе к телефону, к камере.
- Как же не знать. Знаю конечно. Это свистулька. У нас детвора такие делает. Нет, прости Костя, делала. Нынешнее поколение такое не особливо любит строгать, это вот, лет с пятнадцать назад такие еще да, делали.
- А эта – свежая, новая. Новодел однако.
- Ну может он и сделал. Этот вот…
Костя поднял паспорт, что лежал рядом с телом, прочитал:
- Мещяриков Антон Владимирович. Родился в городе Москва, паспорт выдан был там же, и… вот, - выдернул из под обложки сложенные вдвое билеты авиалиний, - добрался сюда, в глушь, так же из Москвы, и собирался вернуться туда же. Лет Антону Владимировичу э-э-э, - прикинул в уме, - двадцать восемь, следовательно вашу стилистику изготовления свистулек он знать не мог, сам бы не сделал. Как-то так выходит.
- Ну проходили где, может кто сделал внучатам на радость.
- Может. А как это вообще?
- Вот, смотри, - Иван Сергеевич взял из его рук свистульку, как-то по хитрому сложил губы, приложился, и по над поляной застонало, засвистело на одной тягучей ноте, - и эта, тут если пальцем прикрывать, то вот так будет, - снова свист, но уже чуть другой.
- Занятно-занятно. Ясно. Телефон, пожалуйста. Спасибо.
И уже сам с телефоном пошел по поляне этак кругами, все дальше и дальше отходя от мертвецов, от кострища, что был в ее центре.
- Иван Сергеевич, - крикнул он уже почти из подлеска, что был в отдалении, - подойдите пожалуйста.
Сергеич подошел.
- Взгляните, на что это похоже? – Костя присел на корточки в траве рядом с округлым, будто выгоревшим пятном перед ним. Трава в пятне была желтая, жухлая, будто уже отошедшая, но особенно интересно то, что она, вернее – оно, пятно этой желтой жухлой травы, было весьма геометрично, округло.
- Не знаю. Может там, - кивнул на пятно, - пролили что. Керосин какой, ну я не знаю, вот трава и погибла. Я б отсюда в покос не брал, потравится еще скотина.
- Хорошо, понял вас. Там вон, - махнул рукой в сторону, - еще пара таких же пятен. Весьма интересно, я бы даже сказал очень весьма.
- Почему? Ну налили гадость и…
- Потому! Потому, что выходит это было не этаким наитием произвести обряд, а место готовилось! Гадость какую-то разливали, не удивлюсь, что весь бивак окружен такими вот пятнами. Прямо как на заказ, как на заклание наши московские гости пожаловали и расположились в очень интересном месте. Может им кто подсказал именно тут встать? Обычно туристы тут останавливаются?
- Да кто ж их знает. Место вроде хорошее, полянка удобная, как раз после перехода тут остановиться и… - осекся, оглянулся, помотало головой, - Кострище малое, не похоже что часто тут останавливаются.
- Вот и я про то. Фатально неудачно ребята место выбрали для лагеря. А вот и оно, - он победно ткнул пальцем вперед, - еще пятно.
И уже едва не рысью заспешил вперед по разнотравью:
- И тут! – еще вперед, - И тут! Как раз весь лагерь вкруг! Шесть пятен. Все, - окинул взглядом поляну, - все этак равноудалены от центра. Идеально. Версия о ритуальном убийстве в ритуальном месте становится очень даже обоснованной!
- Костя, ну что ты так радуешься, как ребенок прямо. Это же не приключение, не книжка, не роман – люди погибли. Москвичи…
- Это да, конечно, - чуть пристыжено опустил взгляд, - извините. Просто вот… Ну как то сразу оно всё выходит. Давайте теперь на палатку что-ли взглянем? А?
- Давай.
Досмотр вещей из палатки так же делали под съемкой Сергеича. Тот старательно наводил камеру на все действия Костика, а Костя знай себе горазд: вытряхивал, выкладывал содержимое рюкзаков, искал что-нибудь интересное, но что там интересного могло быть? Свитера, штаны, термобелье, еда, таблетки сухого горючего, аптечные принадлежности.
- О! – он победно выдернул из распахнутого рюкзака карту, разложил ее под поблескивающим объективом камеры телефона, - Смотрите, Иван Сергеевич, тут прочерчено. Я полагаю это их маршрут весь. Как думаете, откуда шли?
- Знамо понятно откуда, вот, от речки и… там то, куда шли, и нет ничего – глушь.
- А куда шли?
- Да там гора и… Нет там ничего. Туристы туда и не ходят, разве что кто из опытных – места красивые, а вокруг – ни души.
- Ага. И где они проходили… Вот. Посмотрите. Где они могли по населенным пунктам пройти?
- Какие тут, Кость, населенные пункты. Так, деревни. Старики где доживают, где еще что… Ну вот тут, Симовка. Деревенька. Там живут то в пяти домах. Старики да Гуська.
- Гуська?
- Вова, бедолага. Он говорит непонятно, за то его Герасимом прозвали. Он убогий. Как ребенок. А он, знамо дело, и Герасим выговорить не может, всё Гуся-гуся повторяет. Потому теперь Гуськой стали называть.
- Это далеко?
- Ну если пешим драпом, то к вечеру отсюда доберемся, а если на машине… за часа три доехать можно.
- Едем?
- А эти… тела тут как же?
- Маячок я отправил. Места тут не людные. Ничего страшного. Вы водить умеете?
- Конечно, что же я то и… Умею.
- Вы за руль сядете, а я пока отчетик накропаю, ну и указания, на что внимание обратить. Хорошо?
- Ну… ну хорошо. Только это… Кость. Там про ритуальное ты говоришь убийство. Это что? Сатанисты, что ли?
- Ой, Иван Сергеевич, знаете сколько всякой погани есть. Хоть сатанисты, хоть вудуисты, хоть почитатели дагона – этой швали во, выше крыши! А в ваших краях, может еще и язычники какие найдутся.
- А то, что денег при них крупных не было. Грабить то оно же тоже – не хорошо, если там по обряду. Должны же были быть у них, москвичи же, и деньги при себе хорошие…
- Иван Сергеевич, не смешите. Не хорошо… Скажете тоже.
Пока ехали Костя мало того, что успел что-то там в своем телефоне написать, он еще и прикорнуть успел, поспал. Сергеич только диву давался, вроде молодой, вроде такого сейчас насмотрелся, да и дело такое – редкое, а нет – вон, давит себе храпака, сопит в две дырочки, спит. Ну не будить же. Сделал музыку потише, а после так и вовсе радио выключил, окно чуток приоткрыл, чтобы покурить, пока хозяин машины спит. Докурил, торкнулся было, как у себя, на уазике, в пепельницу, а нет ее. Ни выдвижной, над прикуривателем, ни на дверце. В окно бычок выбрасывать не стал, зачем портить чистую тайгу, в карман сунул – потом выбросит.
- Эй, служивый, приехали, - легонько расталкивал он крепко прикорнувшего Костю, - Симовка.
Костя вздрогнул, распахнул глаза, а после потянулся сладко, зевнул, нахлобучил фуражку, телефон, что рядом на сиденье валялся, в карман запихнул. Огляделся. Деревенька была и правда из умирающих. Покосившиеся черные избы, завалившиеся сарайчики, почерневшие, заросшие по самую макушку малые заборчики палисадников, разномастные, вкривь и вкось заборы. Даже столбы ЛЭП тут были покосившиеся, едва не падающие, и тоже – чернявые.
Из одной калитки, вышел дедок в фуфайке, в ватных штанах, в сапогах. Засмолил едко запахшую самокрутку, уселся на лавочку у своих ворот.
- Сергеич, а чей это ты нам полицианера привез? Случилось чевой?
- Михал Дмитрич, ничего не случилось, хорошо всё. Это он так, поспрашать, узнать. Туристы пропали, - наклонился к Косте, сказал тихо, - ты им ужасы то особо не рассказывай. Старые люди, нервничать будут, а там и до… Сам понимаешь.
- Да-да, конечно. Иван Сергеевич, я вас понимаю, - Костя закивал торопливо, - У меня у самого дедушка всё близко к сердцу принимает, так ему лучше…
- Ну вот и хорошо, - перебил его Сергеич, обернулся, громко заговорил, - Ну что, Михал Дмитрич, видал ты тут туристов на днях? А?
- А как же шь не видал то? Видал. Тутава проходили вчерась. Кабыздох то мой улаялся весь. Интересный, я те скажу, Сергеич, турист был. Не простой. Обычный то че, идет себе, как в нашу деревеньку зайдет, то давай своими телефонами щелкаться. Эту, сельву делают значится…
- Сельфи? – спросил Костя.
- Да-да, ее самую. Ну там с нами тож, как с этими, с папуасами в Африке, нашли невидаль – стариков в тайге. Будто у них своих пенсионеров не хватает. А енти, значитса, по другому. Эти искали чей-то, они вона, к Фоме Ефремычу в гости, значит, пошли, и тама, у него сидели. А ты ж Фому знаешь, тот еще охотничек, браконьерская его ити душа мать. Он же тута всяк уголок по молодости облазил, вот они с ним и обчалися долго. Хорошие мужики. Денег, значит, дали всем по чуть… И.. ну вот такое дело значит.
- Фома Ефремович, а это, - начал Костя.
- Пойдем, покажу, - Сергеич мотнул головой в сторону, - Ладно, Михал Митрич, спасибо тебе.
- Это, Сергеич, а турист то че? Случилось чего?
- Да пропали, вот нам Фома и расскажет – куда. Найдем, не боись, не один Фома тут все подлески знает, я тоже на что-нибудь да сгожусь.
- Ну эт-то да, найди, обязательно найди, хорошие ребята. Трое их было.
- Знаем-знаем, Митрич, что трое.
Дом у Фомы и правда был очень даже охотничий. Тут тебе и голова лося на стене, и ковер с оленями, и на большом, пузатом телевизоре, на салфеточке ажурной, чучело белки восседает, и ружьишко – старая ИЖевка, вертикалка, на стеночке, рядом с головой лося, висит.
Сам Фома Ефремович, был сгорбленным, плюгавеньким, но все еще весьма шустрым дедком. А может это он так, по старой браконьерской памяти, при виде человека в форме, да в сопровождении егеря суетился. И потому, вместо того, чтобы сразу к расспросам приступить, они за стол уселись, тут же появилась и бутылочка, и старуха его – тоже не шибко рослая, сухонькая, бабулька, на кухоньке засуетилась, чайник поставила, хлопнул холодильник, звякнул нож, сдернутый с подвеса, - снедь нарезала.
- Ну, по маленькой мож?
- А чего бы и нет, - почесал шею Сергеич, - Константин Викторович, ты как на это дело смотришь?
- Я это… при исполнении, да и за рулем.
- По маленькой же. Где тут тебя, в тайге, гайцы ловить будут?
- Ну если по маленькой…
После первой, пока хозяйка все еще суетилась, Костя всё же приступил к опросу.
- Фома Ефремович, тут к вам вчера поутру заходили и…
- Да-да, конечно, справные ребята, с Москвы. Искали они значит чегой-то, к горе, к Моловке путь надо было. Ну им то не то, что сама Моловка надо была, - утер нос, глянул искоса в сторону кухоньки, где бабка его по хозяйству кипишила, и шепотом сказал, - свой у них интерес был. Им надо было места, где духи обживаются, ну и там, где секретка была, Сергеич, может помнишь.
- Не, не помню. И про духов… Тут тайга, тут кругом этим туристам, то дольмены, то духи, то идолы. Куда не плюнь.
- Не, Сергеич, ты это зря. Там то слух такой еще при советах ходил, что де места нехорошие. Я туда и не ходил. Думал сначала - охота будет, раз места не хоженые. Пошел, совсем еще тогда пацан был, с флота только вернулся – свободный, ни жены, ни скотины, а как подходить, солдатик там, солдатик тут. Не, думаю, оно ж мне разве надо? Но места то запомнил.
- А что за места?
- Кость, тут кругом места такие. И части секретные, и шахты ракетные, и точки. При союзе тут, говорят, даже секретные железные дороги были. Фома, ты за туриста говори, легенд и без тебя наслушаться можно.
- А что еще? Я им на карте помалякал, да и рассказал, где чего видал. Там делов на пять минут было, да только справаживать не хотел. Ребята справные, душевные, с расспросами – молодость вспомнил. Закуска у них хорошая была, магарыч поставили, спасибо сказали.
Тут и бабка его с чаем подоспела, присела рядышком, бутерброды на стол выставила, конфетницу раритетную на стол поставила с печеньем да сушками, розетку с вареньем запашистым.
- Да не надо было, - начал было Костя.
Автор - Павел Волченко
Почитать можно у Павла на странице - https://pikabu.ru/@volchek1024
Их двое. Спаслись от тайги, ушли от духа леса, от охотников из спецподразделений в глубинах пещер, а там - секретка. Военная научная станция, мертвая, и следы - следы ужасного, и непонятного, что тут случилось много лет назад. Выбоины от пуль, высохшая кровь, папки документов с жуткой чертовщиной, что раньше считались мифами, страшилками. Но там, внизу, в секретке - есть еще кто-то, живой...