В ту зиму начались события в Украине, в результате которых свергли президента Януковича. Игорь Николаевич в разгаре этих событий взял несколько баллонов самого дешевого семипроцентного пива и устроил спор на всю ночь со своим соседом по комнате. Сережа со своим другом не могли заснуть, пока двое мужиков, которым было далеко за сорок, едва не дрались, обсуждая события в далекой Украине. Игорь Николаевич, считал, что Украине следовало присоединиться к России и это могло бы быть началом восстановления СССР. Его соседу совсем не хотелось возвращаться в советское время, да и он не считал это возможным. Он считал, что украинцы имеют право хотеть интегрироваться в Европу, хотя и не хотел бы, чтобы в Латвию начали приезжать украинцы на заработки в массовом порядке. А в целом латыши как-то безразлично отнеслись к украинской революции.
А у меня из-за этих событий произошел конфликт со своим редактором Совиным. Ему и ранее не нравилось, когда я что-то положительное писал о Европе, а тут он просто начал требовать от меня писать гадости про украинцев, про то, что европейцы все извращенцы, а американцы умственно неполноценные захватчики. Сам он начал печатать о том, что Украина является периферией России, которую пытается захватить Запад. Со второго аккаунта он писал стихи призывающие латышей ехать в Сибирь, осваивать новые земли. Он грозился меня выгнать со своего портала, если я не начну «работать на совесть». Я перестал писать для него, не смотря, на то, что он отрекся от своих угроз, предлагал писать то, что я считаю нужным и за деньги, но отвечать на его послания я перестал, а потом и вовсе заблокировал его в своей социальной сети. Девушка, которая тоже работала на него, как-то узнала, что он пишет за двоих и после этого в нем сильно разочаровалась. Он часто откровенно требовал от неё, как и от меня искажать исторические факты в статьях путем замалчивания некоторых обстоятельств, а его последние требования вероятно шокировали её, как и меня.
В социальной сети начались жуткие баталии между сторонниками евроинтеграции Украины и её противниками. Споры шли даже в группах, в которых о политике ранее вообще никогда не заходила речь. Я удивлялся тому, откуда у людей столько свободного времени для того, чтобы печатать с утра до вечера длинные посты. В той социальной сети было много украинцев и русских живущих в Украине. Большинство из них очень хотели в Европейский Союз, многие там побывали на заработках, многие только в качестве туристов. Представления многих из них о вхождении в Украины в Европу были наивными, даже фантастическими. Им казалось, что практически на следующий день после вхождения у них сразу появится и высокооплачиваемая работа, и государственная социальная защита, как в Германии, а цены на все будут прежними. Но были и реалисты, которые понимали, что вхождение в Евросоюз является процессом длительным и наладится все только при их детях, а то и внуках. Они от этого хотели в основном права на безвизовый въезд в Европу и права там работать.
Россияне в дискуссиях со мной уже не звали меня в Россию, все чаще пускались на оскорбления, а были и такие, что прогнозировали вооруженное вторжение в страны Балтии, в результате которого обещали анальные пытки таким предателям, как я. Да, мне писали, что я намного хуже латышей, потому что я предал своих великих предков. Однако я тогда соблюдал установленные для себя правила, среди которых было никого лично не оскорблять, избегать обсценной лексики, никого не блокировать, ни на кого не жаловаться. Постепенно я уже перестал удивляться тому, что меня ненавидят заочно, ничего обо мне не зная, только, потому что мое мнение не совпадает с доминирующим мнением в их стране.
На занятиях кроме стирки и глажки делать было особенно нечего, часто мы просто занимались разным рукоделием, плели рождественские венки из кустов черники, учились пришивать пуговицы, мастерили всякие безделицы из картона и цветной бумаги. Неожиданно прибыла проверка и зафиксировала перерасход моющих средств в нашей прачечной. Это заставило нервничать двух наших начальников, и они приняли меры. С тех пор в машины стали запихивать в два раза больше белья, чем прежде, но свое личное белье, как и белье других преподавателей стирать не перестали. И пятна стали выводить не после стирки, а перед ней, чтобы потом ничего не перестирывать.
Я часто гулял с Игорем Николаевичем по морскому берегу, иногда мы брали бутыль легкого пива. Он постоянно генерировал бизнес идеи. Правда идеи эти были однотипны – купить дешево в одном месте и продать в другом месте подороже. Он собирался поехать в Россию, купить там по дешевке водки и сигарет и поехать в Финляндию или Норвегию, чтобы все это продать в десять раз дороже. Я пытался ему объяснить, что норвежцы вряд ли будут покупать алкоголь и сигареты с рук у иностранца, что для того, чтобы поехать в Россию ему надо будет делать визу, да и на границе есть таможня и вряд ли у него получится ввезти в Европу беспошлинно большую партию сигарет и алкоголя. Потом он начал планировать бизнес производства и продажи сахарной ваты на улице. Он уверял меня в том, что может собрать агрегат для производства этой ваты в домашних условиях из того, что можно найти на свалке.
Иногда он вспоминал счастливое советское время, когда он двадцать лет своей жизни беспробудно пил, работая при этом на стройках. Он рассказывал, как можно было выносить со стройки разные материалы и выгодно продавать их дачниками и тем, кто затеял у себя ремонт. Хватался тем, что мог неделями практически ничего не делать на работе и не быть за это наказанным. Порой он предавался воспоминаниям о своих женитьбах и разводах, которые сопровождались для него потерей какой-либо жилплощади. Иногда он рассказывал и о том, как он жил в то время, в старой аварийной квартире без удобств, с братом, который тоже был инвалидом, но почему-то только второй группы, хотя и практически ничего не видел и психическое состояние его было таково, что одного его оставлять надолго было нельзя. У него был отец, который жил отдельно, сильно пил и иногда приглядывал за его братом.
Алексей устроил еще один скандал, в тот раз уже по любви. С некоторых пор он положил глаз на одну девушку из группы швей, с которой у нас иногда проводили совместные занятия. Я предлагал ему помочь с ней познакомиться, но он говорил, что настанет час и он справиться с этим сам. И одним утром он явился в школу пьяный и возбужденный с букетом пластмассовых цветов и пакетом не совсем чистых мягких игрушек. После завтрака он пошел не в прачечную, а на урок кройки и шитья. Мы с Игорем Николаевичем пытались его удержать, но он кричал о цене любви и отталкивал нас и шел напролом. Полицию не вызвали, его скрутил одногруппник той девушки, с которым она давно была в отношениях. Он зашел в прачечную, очень расстроенный, кричал, что его кулаки горят, что он всего этого так не оставит, а потом отдал грязные игрушки Виктории и решил отправиться в первое отделение психиатрической больницы своим ходом. Вернулся он только перед самой практикой в середине февраля. И его после написания объяснительной с помощью преподавателей, простили, и он продолжил обучение.
Случилась неприятность и с нашим преподавателем Гунаром, тем, что большую часть своей жизни отработал учителем физкультуры. Эта неприятность была запоем, в который он вошел где-то на неделю. И всю эту неделю он каждый день приходил на работу, дышал на нас перегаром, говорил глупости, проигрывал в шахматы даже Дагу, а потом еще и где-то завалился, разбил лицо и ходил уже окровавленный. Виталий, видя, что с нашим учителем что-то не так, иногда пел ему песни, чтобы тот успокоился и убеждал всех, что лицо Гунару разбили бандиты.
Виталий примерно в то время вдруг начал носить сетчатую старомодную шляпу и уверял всех в том, что он Уокер техасский рейнджер, иногда для пущего эффекта показывал нарукавную нашивку, которую приклеил к своему бумажнику. Как-то в очереди в столовую, я сказал Виталию, по секрету, что полицейским дают маленькие пистолеты, а лесникам большие ружья, и с тех пор он захотел стать не полицейским, а лесником. Он тоже влюбился в одну ветренную хрупкую девицу из группы печатников. Пару раз он подходил к ней и с ходу предлагал ей выйти за него замуж, а потом пел песню про то, что он шоколадный заяц. Девица заливисто над ним хохотала, а он страдал, и Алексей настолько ему сочувствовал, что даже обругал его возлюбленную.
Дагу так же не были чужды человеческие чувства и влечения. Как-то раз он подошел к Виктории во время работы и сказал, что очень хотел бы видеть, как она стоит в душе и вода струиться по её обнаженном телу. Девушка не сразу поняла, куда он клонит, а когда все начали прыскать смехом в ладони, она взяла мокрое полотенце и начала хлестать им своего ухажера. Он бегал от неё по всей прачечной, а она за ним. С тех пор она иногда гоняла Дага, и Виталия за плохое поведение. Даг потом спрашивал у меня, что ей не понравилось в его изысканном поэтическом комплименте, и мне пришлось долго ему объяснять, что не стоит начинать с таких сильных комплиментов, подсказал ему несколько более невинных, но и за них он тоже получил по голове. С ней так же любил общаться и Игорь Николаевич, которого она за горячие комплименты не била, а стыдливо опускала глаза. Он говорил, что она похожа на его первую любовь и огорчался, когда она ему напоминала о том, что он для нее слишком старый.
Практику нам предложили поискать самостоятельно, но никто толком ничего за неделю не нашел. И тогда наш учитель Гунар позвал очень деловую женщину, которая примерно за час с помощью компьютера и телефона пристроила нас всех по маленьким прачечным. Меня, Дага и Альберта устроили в пансионат для слепых, который находится в спальном районе Риги. В этом пансионате какое-то время проживал Даг, тогда он уже начал выбивать для себя муниципальную отдельную жилплощадь и довольно успешно. Прачечная в том пансионате была кошмарной, как и белье, которое там стиралось. Самое чистое постельное белье отправляли в большую прачечную, а у нас стирали только то, что было все в моче и фекалиях. Было очень много фасонного белья, которое надо было долго сортировать перед стиркой, а потом гладить утюгами. Коландер там был совсем маленький, примитивной конструкции. Стиральные машины совсем старые, плохо работавшие, а сушили белье не в сушильных машинах, а развешивая его на палках в помещении, полном батарей.
Троим лбам в той прачечной делать было особенно нечего, старушка, которая там работала, только следила за тем, что мы делаем. Самым утомительным было находить на белье номера палат и раскладывать его в стопки. Слепые часто жаловались на то, что белье не слишком хорошо отглажено, делать им было особо нечего, вот и ощупывали они простыни. Как-то я один раз решил зайти в пансионатскую столовую, чтобы поесть там за деньги, я там пообедал, но больше туда идти не хотел, не смотря на низкие цены. После вкусной еды в нашей школе пансионатскую было есть невозможно. Большую часть рабочего дня мы сидели на кроватях в комнате отдыха для прачек и играли в шахматы. Альберт рассказал мне, что уже нашел работу в Риге, и боялся, что там не дождутся, пока он закончит учебу. Он хотел собирать помидоры в тех самых теплицах, которые построили на мусорном полигоне и вроде как отапливали их, сжигая мусор. В прачечной он работать не планировал, и в школу учиться пошел только для того, чтобы бесплатно получить водительские права.
Пока я проходил практику случилась аннексия Крыма Россией. В середине практики я вышел на больничный, и две недели просидел дома у компьютера, потому мог следить за событиями по социальным сетям. До последнего россияне отрицали то, что в Крыму российские военные, отрицали они и намерения Путина захватить этот регион Украины. А потом вдруг сказали, что всех перехитрили, и Крым теперь их. После такого мне уже не хотелось с ними дискутировать, до меня, наконец дошло, что это совершенно бесполезно. Некоторые украинцы начали ругаться с россиянами, некоторые просто ушли из той социальной сети, мои русские друзья, жившие в Украине, сначала пребывали в растерянности, а потом начали проклинать Путина с его военными хитростями. В одной группе, где не было редактора и каждый писал, что хотел, редакторский пост захватил один очень скандальный мужик, который удалил все мои темы и комментарии выгнал меня оттуда, не потрудившись даже объяснить за что. Вычистил оттуда он и многих моих друзей и стирал все, что вызывало у него малейшее недовольство.
Я был в то время подавлен, мне было почему-то стыдно за русских, которые радовались тому, чего следовало стыдиться. А тут еще этот террор в социальной сети, которая занимала много места в моей жизни. Я решил развивать свою группу с той социальной сети и печатать только в ней. Каждый день я рассылал тысячи приглашений в свою группу, которую усиленно наполнял материалами. Была одна трудность, которая заключалась в том, что автором я там был один, комментариев было мало, в основном это были всякие гадости в мой адрес, но я был за свободу слова и не считал себя в праве удалять этот мусор и даже аккуратно отвечал на каждую глупость. Чтобы позабавить публику, я начал писать разными стилями сначала за двоих, а потом создал себе аж шесть аккаунтов и порой спорил сам с собой. Это было чем-то похоже на написание пьес, и в эти длинные диалоги бесцеремонно влезали несколько пенсионеров со своими категорическими и банальными суждениями.
Игорь Николаевич проходить практику не стал, ибо проработать где-то месяц совершенно бесплатно, было для него уже слишком. Он еще раньше подал документы в психиатрическую комиссию по инвалидности и после практики получил вторую группу инвалидности, и у него еще появились проблемы с рукой. Предоставив несколько справок о том, что он совершенно не в состоянии работать в прачечной, он соскочил с курсов, не заплатив за обучение, питание и проживание. По второй группе ему насчитали пенсию чуть больше ста евро. Это было лучше семидесяти евро по третьей, но жить на эти деньги было невозможно, хотя квартиру ему, как малоимущему оплачивало государство, так же ему бесплатно привозили дрова. Только пенсия его брата в двести евро позволяла ему как-то сводить концы с концами. У него очень много денег уходило на сигареты, и он иногда вместо того, чтобы купить себе поесть, покупал пару баллонов пива. Каждые полгода он ложился в психиатрическую больницу санаторного типа, за которую не надо было ничего платить, но положить туда могли не чаще, чем раз в полгода и только на месяц.
Перед практикой Гунар откуда-то взял экзаменационные вопросы, скопировал и роздал нам, чтобы мы попробовали на них ответить. Вопросов было где-то пятьдесят и к ним давались три варианта ответа. Все, ответили на них нормально только с несколькими ошибками, трудности были только у Дага, Виталия и Виктории. У них ошибок было больше, чем правильных ответов, потому им велели пройти это тестирование еще раз, дав предварительно изучить правильные ответы на все вопросы. Результат повторного тестирования всех потряс, они допустили еще больше ошибок, чем в прошлый раз. И посадили меня и Альберта позаниматься с ними, чему я не очень возмущался, делать мне все-равно тогда было нечего, и было интересно попробовать себя в качестве педагога младших классов.
После практики нас всех поселили в одной большой комнате общежития, всего на несколько дней, в течении которых мы должны были сдать экзамены и получить дипломы. Раймонд сказал мне, что со дня на день собирается уехать в Ирландию навсегда, практику он прошел в больнице у себя в маленьком городе Кулдига, в котором находился единственный в Латвии водопад. Арнис тоже прошел практику в больнице недалеко от родной Скрунды, он сильно сомневался в том, что его примут туда работать. Виталий прошел практику в маленькой прачечной, и ему там очень не понравилось, он говорил, что собирается работать охранником в гостинице, чтобы ему дали белую рубашку, значок с его именем, наручники и пистолет.
Экзамен все успешно сдали, как теоретический, так и практический. Я не вполне понял, как это получилось у Дага с Виталием и Виктории, но мы в прачечной дождались объявления результатов, а потом пошли в общежитие, где решили отметить получение дипломов распитием дешевого пива. Виталий праздновать с нами отказался, ушел гулять. Пива было выпито очень много, и дипломы мы на следующий день получали не в самом лучшем состоянии. В Ригу я ехал вместе с Алексеем, который был ужасно рад диплому, но работать в прачечной он категорически не хотел. Он говорил, что способен на большее, что он специалист по ремонту и обслуживанию электроники, и не собирается заниматься такой ерундой, как стирка и глажка белья.