2001 год. Июнь. Левая и правая рельса железной дороги проложили мне путь до Минусинска. Я уже год прожил в Ужуре. Гитара однажды ночью упала у моего изголовья, давая понять, что пора двигать всë это струнно-щипково- песенное дело дальше и пора осваивать ноты. Оправившись от шока и, со страху сходив в туалет, я понял, что надо срочно что то делать! Кто то из знакомых шепнул мне, что в Минусинске есть училище. И я поехал туда осваивать гитару. Ну, по крайней мере, мне так хотелось. А надо было всего то гвоздь в стену вбить надежнее и спокойно ехать в Минусинск со свободными мечтами...
Бабушка, смирившись с обстоятельствами ( вот только из Украины приехал и опять куда то рвется, блять его мать) сокрушаясь от беспокойства за мою (по ее мнению) безмозглую персону, собрала мне туесок. Кусочек хлебушка, пирожок, молочка в крынку, бумажкой завернула, в узелок упаковала, на палку привязала, перекрестила (Ага! Член совета депутатов от района советского времени) в дальнюю дорогу и благословила.
Паровоз со мною внутре деловито пересекал степи Хакасии, обруливая сопки, самым аккуратным образом, дергаясь на стыках, рывках на разгонах и перегонах, нëс меня в прекрасное далëко - к неизведанному, к открытиям, ухабам, шишкам (на лбу), знаниям, песням, к стадиону Уэмбли (в мечтах). В общем - в Минусинск!
Все годы до этого события я связывал имя этого города исключительно с Лениным. И еще знал, что недалеко есть Шушенское с шалашом, где вождь мирового пролетариата палил из ружжа по пернатым, находясь в ссылке и в перерывах между Крупской и охотой, скрипя пером, писал невидимыми чернилами ( чтобы жандармы не спалили) и проворачивал колесо истории. Кстати, если отвлечься от темы, я добавлю, что в районе Красной Сопки ( это населенный пункт у трассы Ачинск-Ужур-Троицкое) с дороги виден встроенный в косогор проход, отделанный досками. Он очень ветхий и, судя по виду, давно не посещаем. Всякий раз, проезжая мимо него с пассажирами, я, заходя издалека, рассказывал историю о перипетиях семейной жизни Ленина и Крупской. Все, развесив уши, внимали рассказу до той поры, пока я его не заканчивал словами о том, что, в случае семейных размолвок Крупская, обидевшись, покидала шалаш в Шушенском и сбегАла в шалаш под Красной Сопкой. Потом Ленин приезжал с бухлом и конфетами извиняться и так далее. Реакция у слушателей была отменная. Конечно, эта шутка всегда актуальна, когда рядом ровесники. Молодежь не оценивает. Мимо денег.
... Семь часов утра. Перрон столицы Хакасии. Абакан в то время был ужасно пыльным, весь в тополином пуху, серенький и неприглядный.
В моих руках сумка с вещами, и гитара без чехла. Как то всë по простому...
Минусинск показался мне городком, где на одной ноге скакать от тесноты. Общее ощущение сложилось такое, что, казалось, весь Минусинск из бревен, ставень, староверческих ворот. Как то более современная его часть не особо тогда вошла в память ибо я эту часть быстро проехал.
Я ехал на вступительный экзамен в Училище Культуры. А оно как раз находилось в старой части города.
Я опоздал на экзамен и ввалился в тишину аудитории вместе с сумкой и гитарой. Странная картина... Все приехали, как люди, один я, как белый ворОн. Ща я вам тут спою...
Тишина. Ручки скребут изложение в двойных листах из тетрадей про то как белый бил черного в ухо.
Ну, вроде отписался. Дальше нас проверили на наличие слуха, такта и ритма в одном из кабинетов. Пока я ждал в коридоре своей очереди на прием, раза четыре слышал из кабинета, как очередная по счету экзаменуемая пела, виновата ли она, что любит, виновата ли она, что еë голос дрожал, когда она милëнку песню свою пела. Я был со своей гитарой, зашел в кабинет, слобал, что весна опять пришла и лучики тепла достаточно доверчиво глядят в моë окно. Опять защемила грудь и в душу еë мать...
Со своим скарбом иду в кабинет к заведующей заочным отделением, Нине Ивановне Середе. Эта замечательная Женщина, с которой я поддерживаю связь до сих пор! Честно говоря, иногда ловил себя на мысли, что надо как то провернуть авантюру и стать еë сыном! Я, безусловно, любил и люблю свою маму, но ощущения от общения и прожитых периодов в отношениях с этим Человеком в стенах Училища безумно приятно вспоминать! Воистину это была Великая Мама Всея Заочного Отделения!!!
-На какое отделение поступаете? - спросила она.
Я набрал вдох, чтобы рассказать Нине Ивановне своë поэтапное обучение на гитаре и был готов ей расписать шахматный турнир Москва-Васюки с ежемесячными гастролями по просторам стран бывшего Союза, да что греха таить - всей планеты. Но, в этот момент сзади мне на плечо упала тяжелая ладонь Судьбы в виде Александра Алексеевича Никитина, который не дал мне даже вдохнуть нужную для моего шикарного монолога дозу кислорода. За мной стоял человек одного роста со мной и в два раза шире меня, что моментально повергло меня в бездну комплексов из за моего маленького роста. Я просто к тому времени привык на всех смотреть с высоты птичьего полета и, до сих пор, всякий раз, встречая людей одного роста со мной, начинаю невольно тянуться еще выше.
...Сердешная Наталья Викторовна Тарадецкая... Умница! Красавица! Женщина с великолепным, красивым голосом... Она старалась разговаривать со мной на некотором расстоянии. При вхождении в мою личную зону ей приходилось задирать голову в небо, ведь рост еë был в половину меня. Но этот факт нисколько не бросает на нее никакой тени. Она любима и обожаема всеми хоровиками и мной тоже. Мне лично Наталья Викторовна любезно помогла разжевать непонятки выпускной курсовой работы. А гитару мою в том июне 2001-го на экзамене по наличию "алло, мы ищем таланты" она слушала сидя и, когда она встала и подошла, кажется, мы оба неловкость испытали. Потому, кажется, дистанция в пару метров была самым лучшим решением для общения. В конце концов она -преподаватель, я - студиозус и мне положено стоять. Хотя, по логике вещей, лучше, прости, Господи, сесть на пол в позу Лотоса и разговаривать с Натальей Викторовной на равных.
Сан Сеич ( так, любимого всеми, его называли студиозусы училища) из-за моей спины сказал:
-Нина Ивановна, записывайте его мне в хоровое! Мне мужички нужны!!! А то одни девки понаехали!.. Тебя как звать? Ммм, понятно! Ну пошли!
Он вывел меня из здания, мы перешли дорогу и я почти увидел и физически почувствовал тоску и слезы в глазах Пако де Лючии, который махал мне мокрым от слез платочком и уезжал от меня по улице Красных Партизан на выезд из Минусинска, да и вообще - из страны, понимая, что рухнули все его надежды и планы, связанные со мной. А я понял, что фламенко на сцене стадиона Уембли мне не сыграть и поклонники, швыряя от злости и разочарования букеты цветов и постеры с моим лицом в мусорку, уходят от меня к другим кумирам. Всë.
-Ну вот, - сказал Сан Сеич, - этот второй корпус теперь твой дом!
Нам, поступившим студиозусам, указали путь в общежитие. Это было пятиэтажное здание на Советской. Обитель культуры, танцев, хорового пения, домры, баянов, аккордеонов, гитар, хореографов, танцующих в кодидорах, общей кухни, где, моргнув глазом, можно было потерять жареную картошку вместе со сковородой; тысячей тапок и их хозяев и хозяек и прочих атрибутов общаги. Заходя в коридорный карман с комнатами можно было нарочно грохнуться плашмя на спину и при этом ничего себе не повредить. Более того, тебя отпружинит в потолок. Потому что все пространство пола накрыто тапками-сланцами.
Можно с гордостью говорить о четырех летнем стаже и огромном опыте поедания роллтона в любом виде и положении! Эта лапша с гордостью носит звание Героя кулинарии за спасение жизни студиозуса. Безусловно, женская половина общаги, вы не поверите - умела готовить и очень вкусно! Главное - бдительность в процессе на общей кухне! У них еще были эти... Как их?.. Холодильники!
Шпингалеты на дверях в туалет красноречиво вещали о том, что дверь лучше еще придержать за ручку.
Вечерами и ночами кто то на этажах, тщательно выпевая и выпивая, пытался узнать у ворона, что ж он вьется над его головой. А кто то все четыре курса выходил ночью в поле с конем. Кого то несла река за крутые берега. У кого то в любви села батарейка... Общага не "останавливалась" даже ночью. Кто то, высунувшись из форточки на весь Минусинск истошно звал на помощь халяву, искренне надеясь, что завтра прокатит даже чистый листик на экзамене и можно сразу ехать на работу в качестве директора учреждения!
На цинковом подоконнике, с улицы, зимой, можно было найти, присыпанные снегом, запасы сала и масла от других заочников,( слава Богу, что не "И ДРУГИХ ЗАОЧНИКОВ) которые спасают от голодной смерти своих последователей. Общага пела, плясала, веселилась, с азартом влюблялась и с таким же азартом расставалась.
Я попал в хоровое отделение. На более чем получасовых распевках отрыгивались огурцы, съеденные четыре дня назад, но зато как работалось!.. Я погрустил с месяцок от тоски по стадиону Уэмбли с фламенко и забросил это дело. Петь в хоре нравилось. То и дело представлялось, как "хааадииил-гУлял Иииван- сударь" и как Ермак бился с ханом Кучумом. В общем камыш достаточно плотно шумел и деревья гнулись. И ночки, соотвтствн, были темные.
Нашу хоровую группу вел Сан Сеич. Сколько хорошего хочется написать о нем, но регламента моего рассказа безумно мало. Высокий, здоровенный , ладонь, как мои две. Его очень любили все студенты, кто занимался у него в хоре и ходил к нему на баян. Его надо было принять таким, какой он был и любить безусловно. Поразительно, что Сан Сеич до последнего сопротивлялся прогрессу и отказывался от сотового телефона. Его, к слову сказать, и домашний телефон раздражал. Но прогресс всë равно его со временем проглотил. Сан Сеич однажды рассказал, что как то раз позвонили на домашний. Видя, что кто то из детей взял трубку, успел прошипеть: - Меня нет дома!!!
-Здравствуйте! А папа не может подойти! Он сказал, что его нет дома!
...Баян в процессе слегка "западал" и Сан Сеич кэээк треснет по меху и дело пошло дальше...
Всë, ну, или почти всë, что задавалось на дом, выполнялось на следующей сессии. Невыполненное задание оперативно повышало скорость передвижения. Заставляло пораньше встать. Позже ложиться. Давало потрясающую возможность похрустеть сухим роллтоном на ходу. Я, конечно, преувеличиваю, но в каждой шутке есть доля шутки.
С 13-ти лет я с гитарой и вдруг... балалайка! А я еще и левша. Три струны. После моих двенадцати...Сан Сеич строго запретил мне перестраивать инструмент на левую руку и я сдал экзамен на вялую четверку. Ну и ладно! Играя всю прожитую сознательную жизнь на гитаре, можно сказать, родившись с ней... Можно сказать, что бабуля, собирая меня в садик, запихивала меня в корпус гитары! И... четверка по балалайке! Как то неубедительно показал я себя "во саду ли в огороде". Ну и ладно! Будет, что вспоминать!
... Вечером, после занятий плетусь в общагу. Впереди еще подниматься на пятый, там наша комната. Плюхнешься и утонешь в сетке кровати. Закрыть на пару минут глаза. Но их не закрыть. Кто то с колокольным звоном в коридоре уронил эмалированную тарелку на кафель пола, пару культурных восклицаний для комментария, вслух слышны искренние красноречивые сожаления о потерянном блюде. Сон, как рукой сняло. Осталось пару минут покоя. Сейчас в комнату ввалятся толпой пацаны и ноты в тетрадях на столе смешаются с магазинной тушенкой, хлебом, новостями, лапшой и прочим содержанием предстоящего вечера. Это прекрасно, но... У девчонок на третьем, в 326-й так издевательски пахло картошкой... Они как то жаловались на плохо работающую розетку. Пойду, починю и заработаю на пару ложек. Своя картошка в мешке грустит, а ты ходишь с ложкой по общаге... Не стыдно? Нет, господа, не стыдно! Это было нормально. И ни капли попрошайничества.
Училище превратилось в Колледж. Закрылся занавес. Мы сдали главный госэкзамен. И от воплей радости треснула штукатурка на потолке. Сан Сеич сидел с баяном на коленях в составе ансамбля в абсолютно мокрой от пота рубахе. Отпели мы свои заочные песни. Дипломы получены. Сидя под деревьями, на берегу Минусинской протоки, мы сдвинули водку в пластиковых стаканчиках. Всë как то по простому... 2005-й. Минусинский Колледж, как перевернутая страница в книге. Всегда в памяти! Вместе с событиями, прекрасным преподавательским составом. Это общество прекрасных, сильных, умных людей живет в моем сердце!
2005-й...Абакан стал чист, величав, статен и красив. Поезд Абакан -Москва везет меня обратно, в Ужур, к бабуле. Лоб в проемах разбивать, прости, Господи. Я не за дипломом ездил. Я просто жил дальше...