Раннее утро 22 июня. Иван Иванович Иванов поднимает И-16 с полевого аэродрома в Ровенской области. Немцы только что перешли границу. Воздух гудит от моторов бомбардировщиков.

Догоняет одиночный Дорнье-215. Первая очередь - попадание в мотор. Вторая - по фюзеляжу. Немец задымил, но не валится. А патроны кончились.

Иванов газует до упора и винтом рубит немцу хвост. Дорнье камнем идёт вниз. Иван выпрыгивает с парашютом, приземляется в болоте и пешком добирается до своих.

Так началась война, где наши лётчики превратили отчаянный приём в боевую тактику.

Сколько было таранов на самом деле

За войну зафиксировали 595 воздушных таранов и 506 ударов по наземным целям. Всего в таранных атаках участвовало 598 советских лётчиков.

Вот что поражает: больше семидесяти процентов таранщиков выжили! Это не просто камикадзе - это расчёт. Умение превратить последний шанс в победу.

Немцы такое не практиковали. У них были единичные случаи - когда пилот терял рассудок от ужаса. А у нас получилась настоящая школа.

Борис Ковзан вообще четыре раза таранил и все четыре раза оставался жив. Уникальный случай в мировой авиации.

Талалихин: мастер тёмного неба

Виктор Талалихин служил в 177-м истребительном полку ПВО Москвы. В ночь на 7 августа 1941-го дежурил на аэродроме под Подольском.

Немцы начали массированный налёт на столицу. В темноте зенитки работали вслепую, а ночных истребителей у нас практически не было.

Талалихин взлетел на И-16 без всякой надежды что-то найти. Ночью в самолёте - как в подводной лодке. Ничего не видно.

Но повезло. Лунный свет выхватил из тьмы силуэт Хе-111. Талалихин зашёл в хвост, дал очередь - немец только закачался. Вторая очередь - то же самое.

Патроны на исходе, а бомбер летит бомбить Москву.

Виктор идёт на сближение и винтом рубит немцу руль направления. Хейнкель штопором вниз, Талалихин прыгает с парашютом.

Утром его уже знала вся страна.

Зеленко: единственная в мире

Екатерина Зеленко командовала эскадрильей Су-2 в 135-м бомбардировочном полку. 12 сентября 41-го вылетела на разведку в районе Ромен.

Там её поджидала группа Ме-109. Семь против одного - обычное дело для начала войны.

Первой атакой немцы убили стрелка-радиста. Самолёт превратился в решето, но ещё держался в воздухе. У Кати был шанс уйти на бреющем - Су-2 живучая машина.

Не ушла. Развернулась к ведущему "мессеру" и врезалась в него на полной скорости.

До сих пор она остаётся единственной женщиной в истории авиации, совершившей воздушный таран.

Горовец: девять за раз

6 июля 1943-го над Курской дугой произошёл бой, который не укладывается в голове. Лейтенант Александр Горовец на Ла-5 встретил группу пикировщиков Ju-87.

Горовец летел один - напарник остался на земле с поломкой. А немцев было штук двадцать.

Саша зашёл сверху и начал отстреливать "лаптёжников" по одному. Ju-87 - лёгкая добыча для истребителя, но их было слишком много.

Восемь немецких пикировщиков Горовец сбил из пушек. Девятый остался, а снаряды кончились.

Ла-5 на полном ходу врезался в Юнкерс. Оба самолёта разлетелись в щепки. Саша погиб, но установил мировой рекорд - 9 самолётов в одном бою.

Как это работало технически

И-16 был машиной-молотом. Толстая дюралевая обшивка, мощная моторама, крепкие лонжероны. При таране такой самолёт пробивал немца насквозь.

А вот "мессеры" и "фокке-вульфы" строили для скорости. Тонкий металл, лёгкие конструкции - красивые, быстрые, но хрупкие как фарфор.

Наши лётчики быстро вычислили правильную технику. Не в лоб бить, а сбоку или по касательной. Винтом по крылу или хвосту. Тогда есть шанс остаться целым.

Психология крайних мер

Немецкие мемуары пестрят упоминаниями о "безумных русских". Они не понимали - как можно идти на верную смерть?

Дело в том, что наши защищали родную землю. Когда немец летит бомбить твой город, где живут жена и дети - тут не до калькуляций. Либо ты его остановишь, либо он убьёт твою семью.

Плюс советская пропаганда работала на полную катушку. Каждого таранщика делали героем - фильмы, книги, песни. Весь народ знал эти имена. Это мотивировало других лётчиков.

А ещё командование поняло - таран как психологическое оружие работает отлично. Немцы начали бояться доводить бой до конца. Инициатива переходила к нашим.

Конец эпохи героев

В 1945-м появились реактивные самолёты - МиГ-9, Як-15. Скорость под тысячу километров в час сделала управляемый таран невозможным.

Новые ракеты били на 20-30 километров. Радары видели цель за горизонтом. Необходимость в рукопашной схватке отпала.

В 1984-м майор Александр Куликов последний раз применил таран - перехватил нарушителя границы над Балтикой. После этого приём окончательно стал достоянием истории.

Что остается

598 человек за четыре года войны рискнули жизнью ради победы. Не от фанатизма - от понимания долга. Их самолёты стоят в музеях, имена высечены на мемориалах.

Воздушный таран остался символом времени, когда людям приходилось делать невозможный выбор. И они его делали.

Смогли бы вы решиться на такой шаг? Кто из героев впечатлил больше - ночной ас Талалихин, бесстрашная Зеленко или рекордсмен Горовец? Пишите в комментариях - эти истории нельзя забывать.

Источник: Авиаобзор | Артём Гилямов

У бабы Зины жил кот-некромант. Я много раз наблюдала за тем, как он выкапывает в палисаднике мышиный трупик, пялится на него несколько минут в полной неподвижности, а потом издаёт короткий странный мяв. После чего мышь воскресала: вставала, отряхивалась и пыталась убежать. Но кот быстро ловил её и начинал с ней играть — отпускал, затем опять ловил и так до тех пор, пока замученная мышь не умирала. Тогда кот, убедившись, что несчастный грызун больше не подаёт признаков жизни, закапывал трупик на прежнем месте. А на следующий день выкапывал снова и всё повторялось с начала.


Утром первого сентября бабу Зину увезли в больницу с острой сердечной недостаточностью. А вечером того же дня дверь в её квартиру уже открывал некий неприятный молодой человек, представившийся обеспокоенным соседям Зининым племянником. Он сообщил им, что баба Зина скоропостижно скончалась от обширного инфаркта и вынес на помойку два больших мешка с её вещами, а также выгнал жалобно орущего кота. Кота я хотела взять к себе, но он убежал. А ещё через два часа, ближе к полуночи, кот вернулся вместе с бабой Зиной, жутко напугав «племянника» — который оказался всего лишь каким-то дальним её родственником. Он тут же уехал восвояси. А мы помогли бабе Зине принести вещи обратно и навести в квартире порядок. Баба Зина рассказала, что её, действительно, уже отвезли в морг, но там сердце заработало вновь, и она очнулась. Обнаружив рядом кота, она поняла, что дома творится неладное и сбежала из больницы, даже не оформив выписку. Ошарашенные врачи не стали её удерживать.


Я уходила из квартиры бабы Зины последней. Путь ко входной двери мне преградил кот, вопросительно на меня глядевший. Я тихо пообещала ему, что ничего никому не скажу, и почесала за ушком. Кот замурлыкал и пропустил меня к выходу. Очень люблю этого кота — ведь он был первым живым существом, которое я увидела после того, как два года назад меня сбил грузовик.


Кота любили все — за редким исключением — поскольку он отличался добрым характером, был красив и фотогеничен. При этом я полагала, что единственная знаю его тайну. Но однажды выяснилось, что это не так.


Как-то утром я глянула в окно и увидела в палисаднике деда Кислю. Кисля (ударение на последнюю букву) был алкоголиком, достаточно безобидным. Но всё же он принадлежал к тем немногим обитателям нашего дома, которые не любили кота бабы Зины. Кот, не будь дурак, отвечал деду тем же. В результате между котом и алкоголиком шла вялотекущая война — не то, чтобы очень всерьёз, но и полностью шутливым назвать их противостояние было нельзя. Так, однажды алкоголику удалось вылить на кота целое ведро воды. Однако радовался он недолго. Уже на следующий день кот забрался к нему в квартиру через форточку (дед жил на первом этаже), сожрал забытую на плите курицу и распустил на живописные лохмотья все занавески. Ну и так далее, и тому подобное.


И вот теперь дед Кисля ковырялся в палисаднике. Когда я вышла на балкон, он уже выкопал столовой ложкой любимую дохлую мышь кота и рассматривал её, бесстрашно подняв за хвост. А заметив меня, широко улыбнулся, показав редкие зубы, и выдал буквально следующее:


— Вот где он свою забаву ныкает, храмкемштейн вшивый! Щаз мы его озадачим!


Вытащил из кармана другую мышь — опрятную и блестящую, со шкуркой очень яркого кислотно-зелёного цвета — и бросил в ямку, где до того лежала выкопанная. А выкопанную спокойно убрал в карман.


— Пластиковая! — похвастался алкоголик, зарывая ямку. — Скелет из проволоки, шкура сто процентов синтетика! Проследи, как он с ней сладит, хорошо? Потом расскажешь. А мне по делам надо. Да и не подойдёт он, пока я рядом.


Я только неопределённо кивнула, так была удивлена. А дед Кисля, приподняв в знак прощания воображаемую шляпу, удалился сквозь кусты в направлении ближайшего продмага, щупая в кармане свой сомнительный трофей.


Через полчаса в палисадник, как обычно, заявился Зинин кот. Выкопал с привычного места мышь и уставился на неё в совершеннейшем изумлении. Посидев немного в полной неподвижности, кот издал свой характерный короткий мяв — после которого дохлая мышь всегда оживала. Но эта мышь не ожила. Ведь она была искусственной — и проведённый котом ритуал на неё не подействовал.


Кот повторил мяв, но ничего не изменилось. Тогда он обошёл мышь кругом, опять посидел немного и опять мявкнул. И снова пластиковая мышь не проявила признаков жизни.


Кот снова обошёл мышь, снова посидел неподвижно и снова мявкнул — причём я различила в его мяве истерические нотки. Похоже, кот начал нервничать. Но и на этот раз ничего не произошло.


Кот опять обошёл мышь, опять посидел и опять мявкнул — ничего. Пластиковая мышь продолжала неподвижно лежать на земле, посверкивая своим неестественным зелёным мехом. Ну а чего ещё можно было ожидать?


Но кот не бросал попыток. Я уже собралась пойти на кухню, чтобы принести коту в утешение какое-нибудь лакомство, как вдруг после очередного мява мышь зашевелилась! Приподнявшись на проволочных лапках, она сделала несколько неуклюжих шагов, после чего шустро засеменила в направлении подвального окошка, с каждой секундой двигаясь всё уверенней. Кот лишь глазами её проводил, не пробуя поймать. Можно было подумать, что он просто очень устал, если бы не явное торжество, отчётливо написанное на его морде.


А на следующий день деда Кислю увезла скорая психиатрическая помощь. Около четырёх утра он разбудил соседей истошным воплем и продолжал вопить, стучать и греметь ещё целый час, покуда разгневанные жильцы не вломились к нему в квартиру вместе с полицией. Вломившимся открылась следующая картина: дед, крепко сжимая в руке молоток, сидел на тумбочке, водружённой на кухонный стол. Квартира была разгромлена, причём пол, стены, мебель и вообще всё выглядело так, как будто Кисля долго и остервенело лупил по всему этому молотком.


Посмотрев на вломившихся безумным взглядом, дед сказал фразу, окончательно убедившую всех в том, что у него началась белая горячка:


— Удрала, нежить пластиковая! Скелет из проволоки, шкура сто процентов синтетика!


После чего был скручен и передан в руки быстро подъехавшим санитарам.


Вернулся он через две недели — тихий, спокойный, благообразный, в аккуратной и чистой одежде. Сразу же отправился в церковь, откуда вернулся с огромной баклажкой святой воды. Друзья-алкаши, которые через пару дней попытались по старой памяти завалиться к нему «на хату», были Кислей пристыжены и отправлены восвояси. Но вот что они успели заметить в квартире у деда — и о чём потом рассказывали каждому встречному-поперечному — так это почти полное отсутствие всякой мебели, удивительную чистоту и мощные самодельные плинтуса, которые дед приколачивал во время их визита.


Вообще, после того случая дед Кисля сильно изменился. Бросил пить, стал истово религиозен и большую часть времени проводил в церкви — на службах или помогая по хозяйству. При этом он не расставался с баклажкой, наполненной святой водой — а встретив во дворе Зининого кота, начинал громогласно читать «Отче наш» и брызгать на кота из баклажки. Кот же, к вящему Кислиному удовлетворению, вёл себя при этом ровно так, как и полагается всякой нечисти: шипел и убегал. Но трудно было избавиться от впечатления, что кот просто подыгрывает бывшему алкоголику — а дед, всё, в общем, понимая, тем не менее продолжает свои церемонии, блюдя пафосную серьёзность.


Так что всё закончилось хорошо — и даже, можно сказать, вернулось на круги своя в ещё лучшем виде. Лишь одно меня немного беспокоит — то, что в подвале нашего дома продолжает обитать оживлённая котом-некромантом искусственная зелёная мышь. Я-то на втором этаже живу. А вот, например, семья Васильевых, где двое малышей — на первом. И недавно я слышала, как один из них спрашивал у мамы, почему ночью из всех игрушек оживает только одна, самая маленькая.


Вряд ли эта мышь способна причинить вред ребёнку или, тем более, взрослому. Но вот надолго отправить взрослого подлечиться в дурку, как это случилось с Кислей — запросто. Обыкновенная пластиковая мышь — скелет из проволоки, шкура сто процентов синтетика.


Но при этом живая.


© Екатерина Коныгина

КОТ-НЕКРОМАНТ

По словам водителя транспортного средство: водитель не имел отношения к этому делу, ехал по своим делам. По словам пишехода на электро самокате, торопился на учебу.

Виноват 16 летний Подросток, в случае чего было возбуждено уголовное дело по порче имущества.

Самолёт как будто не мог определиться с эпохой. Винт торчал спереди - привет от старой авиации, сопло высовывалось сзади - дыхание будущего. Ryan FR‑1 получил прозвище Fireball и стал уникумом в истории - единственным серийным истребителем ВМФ США, на котором стояли сразу два разных типа двигателей: поршень и турбореактивная силовая установка.

Эта техническая химера появилась в 1943-м не случайно. Военные ВМС мучились дилеммой: реактивная авиация обещала скорость, но старые добрые поршневики пока надёжнее. А палубному истребителю отказ двигателя над океаном грозил смертью.

Что из этого вышло - история поучительная.

Когда новое ещё сырое

Первые реактивные движки были капризными штуковинами. Мощности хватало, а вот с разгоном беда - слишком медленно набирали обороты. Попробуй взлететь с короткой палубы авианосца на таком двигателе. Ещё и японцы в Тихом океане наступали, "Зеро" всё лучше становились.

Американским адмиралам требовались быстрые истребители, но без риска для жизни пилотов. Поршневые машины уперлись в потолок скорости, реактивные для палубы не годились. Выход нашли компромиссный - поставить оба двигателя на один самолёт.

Ryan Aeronautical в феврале 1943-го получила заказ на три опытных машины плюс один планер для краш-тестов. Контракт подписали 11 числа. Расчёт простой: поршневик для надёжного взлёта, турбореактивный для скорости в воздушном бою.

Техническая головоломка

Конструкторы Ryan взялись за дело. В нос поставили проверенный Wright R-1820 на 1425 лошадиных сил - надёжная "звёздочка", которую ставили на множество американских машин. В хвост засунули турбореактивный General Electric J31 с тягой 1600 фунтов.

Умно сделали - оба движка жрали один бензин. Не нужно городить две топливные системы, морочиться с разными видами горючего.

Хитрее всего оказались воздухозаборники для реактивного двигателя. Их встроили прямо в корни крыльев, из-за чего профиль получился толстоватым. Зато центровка не поплыла. Крыло сделали ламинарным - для палубников новинка.

По вооружению всё стандартно: четыре "браунинга" калибра 12.7 мм, подвески под ракеты и бомбы. На двух движках машина должна была летать быстрее 400 миль в час.

Первый полёт состоялся 25 июня 1944-го. Правда, пока только на поршневом двигателе - реактивный поставят позже.

Испытания показали зубы

А дальше начались проблемы. Первый прототип разбился в октябре 1944-го на базе Чайна-Лейк. Крыло не выдержало нагрузок - сказались эффекты сжимаемости воздуха на высокой скорости.

Военные инженеры вскрыли причину: слабоватая конструкция крыла для таких режимов полёта. Решили просто - заклёпок поставили в два раза больше на внешних панелях. Грубовато, но сработало.

Беда в том, что все три опытных машины угробили именно из-за разрушения крыла. Только после серьёзной переделки самолёт стал относительно безопасным.

ВМС заказали было 700 штук, да война кончилась раньше времени. Успели построить всего 66 машин, может чуть больше - источники расходятся в цифрах.

Исторический момент по случайности

6 ноября 1945-го случилось событие, которое попало во все учебники. FR‑1 из эскадрона VF‑41 заходил на посадку на эскортный авианосец Wake Island. И тут поршневой движок заглох.

Обычно это билет в один конец. Но у Fireball был козырь в рукаве - запасной реактивный двигатель. Пилот сумел его запустить и дотянул до палубы, еле зацепившись за последний аэрофинишер.

Так получилась первая в мире посадка реактивного самолёта на авианосец. Правда, есть подозрения, что поршневик ещё немного тянул, но историческое значение события от этого не меняется.

Эскадрон пытался подготовить пилотов к палубным операциям, но из 22 лётчиков только 14 смогли выполнить норму - шесть взлётов и посадок. Остальные разбивались или ломали шасси.

Почему затея провалилась

FR‑1 стал хорошей учебной площадкой - познакомил морскую авиацию с реактивными технологиями. Но как боевая машина не сложился.

Два двигателя - это два источника головной боли. Техобслуживание сложнее, вес больше, ломается чаще. А палубные перегрузки до смерти не любят слабые места в конструкции.

Хуже того, пока Ryan возился со своим гибридом, другие фирмы штамповали нормальные реактивные истребители. McDonnell выкатил FH‑1 Phantom, Grumman готовил F9F Panther. Машины проще, легче, перспективнее.

В 1947-м Ryan Fireball официально списали. Два года службы - и всё. Единственный эскадрон расформировали после очередной серии аварий.

Последняя попытка

Ryan не сдались сразу. Сделали ещё один опытный самолёт - XF2R Dark Shark. Вместо поршневика поставили турбовинтовой двигатель, реактивный оставили в хвосте. Идея та же: винт для экономичности, сопло для скорости.

Но время упущено. Проект так и остался в единственном экземпляре.

Что в итоге

FR‑1 Fireball прожил короткую, но яркую жизнь. Единственный серийный истребитель с комбинированной силовой установкой остался символом переходного времени.

Авиация тогда стояла на развилке между прошлым и будущим. За три года - с 1944 по 1947 - технологии рванули вперёд настолько, что компромиссное решение Ryan потеряло смысл. Реактивные движки дозрели до нужной надёжности.

Сегодня уцелевшие экземпляры стоят в музеях. Памятник инженерной смелости и техническим экспериментам времён, когда будущее авиации ещё не определилось.

Этот самолёт напоминает: не всегда золотая середина оказывается лучшим решением. Иногда надо делать решительный выбор и идти до конца.

А как считаете - стоило ли вообще связываться с таким гибридом? Или лучше было сразу делать ставку на чистые реактивные машины? Напишите в комментариях - всегда интересно узнать мнение знатоков истории авиации.

Источник: Авиаобзор | Артём Гилямов