В кресле сидел.

Сказал, что это кресло «как будто создано для важных зверей».

А потом уточнил: «Ну, то есть для меня».

Посидел ещё минутку, покивал серьёзно, будто утверждая какой-то внутренний указ, и добавил: «Запишите, я буду приходить сюда регулярно. Для поддержания статуса».

И важно ушёл, прижимая полы своего пиджачка.

Характеристики:

Каждая коллекционная игрушка шьётся вручную! Повтор невозможен.

Рост 9 см, Весит около 26 граммов

Подвижные голова и лапки

Одежда снимается

Материалы: вискоза, кедровые и можжевеловые опилки, стеклянные глазки, мулине, крепления (металл и пластик), нитки, стеклянный гранулят, ткань-хлопок, много любви)

Кресло: 10х8х6см. Увесистое. Фанера, хлопковая ткань, иск.замша, клей.

Анонс: Приму участие в выставке Hello teddy в Москве на м.Белорусская. Приходите и насладитесь красотой, которую создают люди.

Библиотека Вечной Субботы находилась на Улице Бывшего. Или, если быть точнее, не находилась на Улице Бывшего, что было гораздо точнее в онтологическом смысле.

Мы с Элиасом стояли перед... пустотой. Не темнотой, не туманом — именно пустотой. Воздух здесь был разрежён до неприличия, словно кто-то выкачал из него не кислород, а саму субстанцию реальности. Соседние здания — жилой дом в стиле модерн слева и табачная лавка справа — подпирали друг друга под странным углом, образуя арку над провалом. Шов здесь был не тонкой трещиной, а зияющей раной шириной с добрый особняк.

— Здесь была библиотека, — Элиас сверился с блокнотом в который раз за последние пять минут. Он уже успел забыть моё имя дважды, зачем мы сюда идём — трижды, и один раз спросил, не я ли украл вторники. Я терпеливо объяснял каждый раз. Терпение — недооценённая добродетель. — Три этажа, красный кирпич, витражные окна с изображением книг. Я записал до того, как она исчезла. Я всегда записываю.

Я подошёл ближе к краю пустоты и принюхался. Запах несуществования был здесь особенно силён — корица, пепел и что-то ещё. Старая бумага. Типографская краска. Кожаные переплёты.

Библиотека ушла, но её аромат остался. Как призрак книг.

— И где же мадам Цитата? — я вытащил монокль и протёр его платком. Иногда проблема не в зрении, а в том, что реальность недостаточно отполирована.

— Там, — Элиас указал вниз.

Я заглянул в пустоту и вздрогнул.

На дне провала, метрах в двадцати ниже уровня улицы, на единственном уцелевшем куске мозаичного пола сидела кошка. Антропоморфная, естественно — в этом мире, казалось, все предпочитали ходить на задних лапах и носить одежду. Она была серая, дымчатая, в строгом библиотечном платье викторианской эпохи — тёмно-синем, с высоким воротником и серебряными пуговицами. На носу сидели очки в тонкой оправе. Хвост был обёрнут вокруг лап с той аккуратностью, которая выдавала многолетнюю привычку.

Перед ней громоздилась гора книг. Сотни, тысячи томов, аккуратно сложенных в невероятно высокую башню, которая каким-то чудом не рушилась. Кошка читала, периодически перекладывая прочитанную книгу в другую стопку.

— Мадам Цитата! — крикнул Элиас вниз. — К вам посетитель!

Кошка не подняла головы. Но голос её донёсся снизу, звонкий и отчётливый, с лёгким британским акцентом:

— «Библиотеки — это сокровищницы всех богатств человеческого духа». Готфрид Вильгельм Лейбниц.

Я переглянулся с Элиасом.

— Она всегда так говорит, — пояснил часовщик, снова заглядывая в блокнот. — Только цитатами. Ни одного собственного слова. Говорят, это защищает её от исчезновения.

Интересно. Весьма интересно. Я наклонился над краем провала:

— Мадам Цитата! Меня зовут Реджинальд Фоксворт Третий. Меня прислала Морриган. Мне нужна ваша помощь.

Кошка наконец оторвалась от книги и посмотрела наверх. Глаза за стёклами очков были огромными, янтарными, с вертикальными зрачками.

— «Тот, кто делает добро другому, делает добро самому себе, не в смысле последствий, но самим актом делания добра, так как сознание сделанного добра само по себе даёт уже большую радость» — Сенека Младший. — Она закрыла книгу и встала. — Как говорил Конь Александра Македонского, Буцефал: «Иго-го».

Несмотря на обстоятельства, я усмехнулся.

— Как нам спуститься к вам? — крикнул я.

— «Лёгок путь через Аверн». Вергилий, «Энеида».

И, словно в ответ на её слова, от края провала вниз потянулась... лестница. Нет, не совсем лестница. Скорее, идея лестницы, материализованная из тумана и забвения. Ступени мерцали, то появляясь, то исчезая.

— Это безопасно? — спросил Элиас, глядя на эфемерную конструкцию с понятным сомнением.

— «Опасность — моя профессия». Марлоу Раймонда Чандлера, — донеслось снизу.

— Воодушевляет, — пробормотал я и ступил на первую ступеньку.

Она выдержала. Едва, но выдержала. Я начал спускаться, держась за воздух — поручней не было, но создавалось устойчивое ощущение, что они должны быть, и этого было достаточно. Элиас последовал за мной, бормоча что-то себе под нос и яростно строча в блокноте.

Спуск занял странное количество времени. То ли ступеней было больше, чем казалось, то ли расстояние растягивалось. Но в конце концов мои лапы коснулись мозаичного пола — единственного, что осталось от библиотеки. Пол изображал огромную розу ветров, в центре которой красовалась надпись на латыни: "Hic sunt libri" — здесь есть книги.

Теперь здесь были только книги и кошка.

Мадам Цитата смотрела на меня с выражением, которое я не мог расшифровать. Заинтересованность? Подозрение? Скука? С кошками всегда сложно.

— Благодарю за приём, — я поклонился с должным изяществом. — Как я уже сказал, меня прислала Морриган. Она застряла в петле времени в Кафе Незаконченных Разговоров. В её записке упоминался... — я достал блокнот Морриган и прочёл, — ...«Коллекционер», «Библиотека Несуществующих» и то, что «кошка знает». Полагаю, вы и есть та самая кошка?

— «Я знаю, что ничего не знаю». Сократ, — мадам Цитата кивнула. — «Умники присоветуют вам

Ждать, чтобы кот вас заметил сам.

На деле же правила таковы:

Первым должны поклониться вы

(С почтеньем — в отличие от собак,

Он панибратства лютейший враг).

Я шляпу всегда сниму наперед

И с поклоном приветствую: МЯУ КОТ!». Т. С. Элиот, «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом».

Превосходный источник. Я оценил.

— Значит, вы знаете о Коллекционере?

Кошка села, обернув хвост вокруг лап. Достала откуда-то из складок платья маленькую книжку — явно каталожную карточку, но размером с том — и протянула мне. Я взял её и открыл.

Внутри была единственная запись, сделанная каллиграфическим почерком:

КОЛЛЕКЦИОНЕР МОМЕНТОВ

Класс: Паразит Памяти

Место обитания: Библиотека Несуществующих Книг

Питание: Забытое, упущенное, несостоявшееся

Особые приметы: Не имеет формы. Является формой того, что было забыто

Опасность: Критическая

Примечание: Собирает вторники с 13 марта. Причина неизвестна. Метод кражи — стирание из коллективной памяти. Украденное попадает в каталог секции "Утерянное и Найденное"

Я перечитал дважды. Потом посмотрел на мадам Цитату:

— Библиотека Несуществующих Книг. Где она находится?

— «Есть только одно действительно неистощимое сокровище — это большая библиотека», Пьер Буаст, — кошка подошла к одной из книжных стопок и вытащила потрёпанный том. — «Но некоторые сокровища спрятаны там, где их не ищут». Пиратская мудрость, источник утерян.

Она раскрыла книгу. Внутри оказалась не книга, а карта. Старая, пожелтевшая, с надорванными краями. На ней был изображён Город Между-Часами, но... странный. Улицы шли не так, здания стояли в других местах, а некоторые районы были просто пустыми пятнами с подписью: "Было здесь. Вторник".

В центре карты, там, где сходились все линии улиц, стояла метка. Красная. В форме ключа.

— «Невозможно найти то, чего нет». Льюис Кэрролл, приблизительно, — произнесла мадам Цитата. — «Но всё невозможное возможно в шесть часов вечера перед завтраком». Тоже Кэрролл, с вольностями.

Элиас, который всё это время стоял в стороне и что-то записывал, вдруг поднял голову:

— Простите, а как вас зовут? — он посмотрел на меня растерянно. — И почему мы здесь?

Десять минут прошло. Я терпеливо повторил. Элиас кивнул и снова начал писать.

Я изучал карту. Метка находилась... нигде. В центре пустого места. Там, где когда-то было что-то важное, но теперь не было ничего.

— Как туда попасть?

— «Иногда дорога менее проезжая оказывается правильной». Роберт Фрост, «Неизбранная дорога», — мадам Цитата закрыла карту и протянула её мне. — «А память — лучший проводник в места, которых нет». Марсель Пруст, дух его творчества.

— Звучит чертовски неудобно, — пробормотал я, пряча карту в карман плаща.

— «Приключение — беспокойство, которое ты покупаешь за деньги». Г. К. Честертон, приблизительно.

Я хотел было задать ещё вопрос, но тут до меня дошло кое-что важное. Я достал блокнот и перелистал записи:

- Исчезновения начались 13 марта

- Всегда по вторникам

- Всегда в 13:00

- Исчезают не только здания, но и люди

— Мадам Цитата, — я посмотрел на кошку. — А что произошло 13 марта? До первого исчезновения?

Кошка замерла. Медленно обернулась. За стёклами очков глаза сузились в щёлки.

— «Есть вещи, о которых лучше не спрашивать». Г. Ф. Лавкрафт, общий принцип всех его произведений, — она помолчала. — «Но человек, который не задаёт вопросов, не получает ответов». Английская пословица.

— Значит, что-то всё-таки было, — я записал. — Событие. Триггер. Что-то, что запустило кражу вторников.

— «У каждого следствия есть причина». Аристотель, основы логики, — мадам Цитата вернулась к книгам. — «Ищите в библиотечном каталоге. Истина систематизирована на карточках». Мелвил Дьюи, создатель десятичной классификации.

— Но где этот каталог? В Библиотеке Несуществующих?

— «Элементарно». Артур Конан Дойл, «Приключения Шерлока Холмса», хотя сам Холмс произнёс это лишь однажды.

Я усмехнулся. Она явно знала об искажениях народной памяти.

Я развернулся к Элиасу:

— Нам нужно вернуться. Составить план. И мне нужно освободить Морриган из временной петли.

— А как вы это сделаете? — Элиас посмотрел на меня с искренним любопытством. — Как можно вытащить кого-то из застывшего времени?

Хороший вопрос. Отличный вопрос. Вопрос, на который у меня не было ответа.

Зато у меня был зефир.

— Скажите, мистер Элиас, — я достал из кармана розовую зефирку и задумчиво её осмотрел. — А вы случайно не знаете, почему зефир здесь так ценится? Морриган просила захватить его с собой. Сказала, что здесь его не достать.

— Кондитерская Мадам Суфле была на Улице Вторников, — Элиас записал это в блокнот, даже не глядя. Привычка. — Она исчезла в первый же день. А зефир... говорят, зефир не подвержен забвению. Потому что он сделан из воздуха и сахара, а воздух нельзя забыть, пока дышишь, а сахар — пока помнишь сладость.

Логика безумная. Кэрроллианская. Но здесь она, похоже, работала.

Я посмотрел на зефирку. Потом на мадам Цитату, которая снова читала, игнорируя нас.

— Мадам Цитата, последний вопрос, — я подошёл ближе. — Если Коллекционер крадёт воспоминания, то почему вы помните? Почему ваша библиотека исчезла, а вы — нет?

Кошка не подняла головы от книги. Но ответила:

— «Мы сделаны из звёздной пыли». Карл Саган, — её голос стал тише. — «Но я сделана из слов других людей. А слова живут, пока их помнят». Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту», дух цитаты.

В её голосе не было страха. Только... грусть. Старая, библиотечная грусть книг, которые никто не читает.

Я положил на край её стопки зефирку.

— За информацию, — сказал я. — И за честность.

Кошка посмотрела на зефирку. Потом на меня. И вдруг улыбнулась — насколько кошка вообще может улыбаться.

— «Доброта — это язык, который глухой может услышать, а слепой — увидеть». Марк Твен, — она бережно взяла зефирку и спрятала её в карман. — «Удачи, благородный лис. Вам понадобится». Традиционное напутствие искателей приключений, источник — фольклор.

Мы с Элиасом поднялись по призрачной лестнице обратно. Наверху я обернулся. Мадам Цитата уже снова читала, одинокая фигура на клочке мозаичного пола посреди пустоты.

— Нам нужно в Департамент Временных Дел, — сказал я, доставая карту. — Если исчезновения начались 13 марта, значит, в архивах должны быть записи. Что-то произошло в тот день. Что-то важное.

— Но для доступа к архивам нужна форма 47-Б, — Элиас вздохнул. — А получить её можно только...

— ...доказав, что событие произошло, — я усмехнулся. — Классическая бюрократическая ловушка. Но, мистер Элиас, я провёл два столетия в окружении библиотечных правил. Поверьте, я знаю, как обходить системы.

Мы двинулись по улицам города, где швы становились всё шире, а воздух — всё более разрежённым. Я записывал всё, что видел. Каждую деталь. Каждую странность.

Где-то в этом городе был ответ. Где-то здесь был ключ к Библиотеке Несуществующих.

И где-то здесь, в каталоге под буквой «У», хранились украденные вторники.

Мне просто нужно было их найти.

И, желательно, до того, как исчезнут среды.

Продолжение следует...

Портал в Пень

Когда ты живёшь в лесу долго, очень долго, и пьёшь зелёный чай, сваренный на каплях тумана и корнях, оставленных ежами в полнолуние, однажды случается вот что: под пнём появляется вход. Куда — непонятно. Но пахнет шампиньоном, свободой и слегка варёной сосной.

Крот Кротон первым заметил странную вибрацию в коре пола. Он тихо сказал:

— Ребята… кажется, пень поехал.

— Это ты поехал, — отозвался Лось Дебилось, жуя мох с медом.

— Нет. Серьёзно. Он вибрирует по фазе. Это или грибная галлюцинация… или грибной портал.

Чер Вяк шевельнулся и пробулькал:

— Я ЗА.

Тапир поднёс ухо к пню, и услышал музыку. Очень мягкую. Как будто кто-то поёт «Space Oddity» на флейте из бамбука и тумана.

И тут появилась она — Косуля Сосуля. Вся белая, с розовой гривой, как облако, только копытная.

— Привет, грибняки. Вы готовы взлететь?

Никто не спросил «куда». Все только дружно кивнули.

________________________________________

Взлёт через спору

Пень вспыхнул изнутри. Воздух стал густым, как грибной крем-суп, и вдруг — фьююююх — всё завертелось, и друзья полетели вверх.

Вниз ушёл лес. Вверх — споры, шляпки, гигантские опята, и даже летающий мухомор, который махнул им шляпкой, как капитан корабля.

Снаружи было пусто. Но и бесконечно.

— Добро пожаловать в Грибной Космос, — сказала Сосуля, её голос эхом вибрировал в копытах. — Здесь реальность на вкус как чеснок. А правила... такие же мягкие, как тапирова бочина.

________________________________________

Гриботроны и Лоселёты

На первой станции они встретили Гриботронов — разумные шампиньоны с глазами, как звезды.

— Почему вы пришли? — спросил один, пульсируя спорами.

— Не знаем, — честно ответил Кротон.

— Но у нас есть чай, — добавил Тапир.

— И копыта, — заявил Дебилось.

Чер Вяк молча полз по прозрачной панели, оставляя за собой след в форме пентаграммы.

— Проходите, — сказали гриботроны. — Вы те, кто «между». Между землей и галлюцинацией. Между ложкой и правдой.

В это время Косуля Сосуля уже договаривалась о посадке на Лоселёт — космическое судно в виде бегущего лося, собранного из мха, гриба и звёздной пыли.

________________________________________

Великий матч среди звёзд

В глубинах Грибной Галактики шёл межзвёздный матч: Команда Плесневых Повстанцев против Созвездия Бледных Трюфелей.

— Ставим на трюфелей, — сказал Кротон.

— А я за плесень, — хихикнул Чер Вяк.

— Я просто хочу посмотреть и попить чай, — улыбнулся Тапир.

— Я придумала правила, — шепнула Сосуля.

— Я не понимаю ничего, — сказал Дебилось, — и мне НРАВИТСЯ.

В финале они все болели за ничью, потому что ничья — это про дружбу, грибницу и терпимость.

________________________________________

Возвращение в шляпку

Когда пень снова распахнулся, было утро. Лес дышал. Всё было, как прежде, но навсегда изменилось.

Кротон налил ещё чаю.

Тапир гладил бок.

Чер Вяк тихо крутился в спирали.

Дебилось боднул облако.

А Сосуля осталась где-то между листьями — там, где поют грибы.

________________________________________

Мораль

Полететь в космос можно, не выходя из леса.

Достаточно верить, пить чай и не бояться пней, которые вибрируют.

А если встретишь Косулю с розовой гривой — обязательно спроси, куда дальше.

Сидел на небе ангел, в иерархии ангельской был он не высоко и не низко, а так, по серединке, и занимался привычной работой: вносил в код Вселенной новорождённых детей. Скучно ему стало, ведь делал он это уже две тысячи лет, отвлекся ангел, засмотревшись на проплывающее внизу облако, похожее на прекрасного лебедя. Чёрт тем временем воспользовался моментом, перемешал команды в коде, долго смеялся своей проделке и был чертовски доволен собой.
Всё смешалось: вместо мальчиков у женщин стали игрушки рождаться, с неба вместо дождя начали ячмень, пшеница да рожь падать, раввин очнулся в норе с морковкой в зубах, а в московской синагоге обнаружили большого белого кролика. В Белом доме президент прямо во время пресс-конференции превратился в плавленый сыр.
Попытался ангел исправить ошибки, да только всё хуже стало. Небо позеленело, и по нему начали летать коровы, у людей в домах из крана пошёл фарш, кошки залаяли, птицы заквакали, ботинки стали носить на голове, а в Австралии люди начали ходить вниз ногами.
Позвал ангел серафима – начальника своего, тот поворчал и взялся за дело. Да только как ни старался, больше и больше всё запутывалось: Луна превратилась в огромного тунца, Земля стала плоской. Впрочем, Лоза заявил, что так оно всё и было. По морям стали люди плавать на овцах, бобры и утки смешались в утконосов, а Бузова начала петь. А потом всё настолько перемешалось, что само время стало идти то вперёд, то назад, и не поймёшь, где завтра, где вчера, где суббота. а где среда, надо идти на работу или можно ещё поспать, закончил ты уже что-то делать или ещё даже не начинал. Затем и пространство запуталось, так что не понять, где вверх, где вниз, летишь ты или падаешь, бежишь или стоишь на месте.
Поняли ангелы, что сами не справятся, и пошли с повинной к Богу. Щёлкнул Бог пальцами, и встало всё на свои места в тот же мгновение. Почти всё.

Несите ваши денежки — иначе быть беде.
И в полночь ваши денежки заройте в землю там,
И в полночь ваши денежки заройте в землю, где?
Заройте в землю, где…)