– Савоська обнаковенно пирует, – говорил рыжий пристанский мужик в кожаных вачегах, – а ты его погляди, когда он в работе… Супротив него, кажись, ни единому сплавщику не сплыть; чистенько плавает. И народ не томит напрасной работой, а ежели слово сказал – шабаш, как ножом отрезал. Под бойцами ни единой барки не убил… Другой и хороший сплавщик, а как к бойцу барка подходит – в ем уж духу и не стало. Как петух, кричит-кричит, руками махает, а, глядишь, барка блина и съела о боец.

– Што говорить! – соглашалась кучка слушателей. – Ежели по-настоящему, так Савоське цены нет…

В произведении переплетаются и зачатки капитализма, и социальная, и религиозная составляющая русского общества и русский индивидуализм.

После произведения, я снова пришел к выводу что в России не было никогда ни буржуазии, ни капитализма, ни социализма. Были лишь черты, но не воцарился ни один строй до конца.

Разгадка проста - если в Америке построили капитализм, на базе американской мечты, в Китае социализм на основе конфуцианства, в Европе стоицизм на основе философии просвещения, то в России расцветёт социализм или близкий к нему строй общества на основе православия.

В романе я снова и снова вижу подтверждение моему мнению, что русский человек это глубокий индивидуалист, но в тоже время, как бы не парадоксально это было, индивидуалист готовый в систему для решения сверхсистемных задач.

Обратите внимание на описание сцены и не забывайте о том, что люди на барке понимают всю опасность предприятия:

Мало-помалу все присмотрелись друг к другу, и на барке образовалось сплоченное общество, причем все элементы заняли надлежащее место. Меня всегда удивляла необыкновенная способность русского человека к быстрому образованию такого общества; достаточно нескольких часов, чтобы люди, совершенно незнакомые, слились в одну органическую массу, причем образовалось что-то вроде безмолвного соглашения относительно достоинств и недостатков каждого. Без слов все отлично понимали сущность дела, и общественное мнение сейчас же вступило в свои права.

Что смутило, не в первый раз, в произведениях что Чехова, что Мамина - так это то, как жестоко, порой по зверски, относятся к женщине. Прочтите:

На Маришку посыпался град ударов. Собравшаяся толпа с тупым безучастием смотрела на происходившую сцену, и ни на одном лице не промелькнуло даже тени сострадания. Нечто подобное мне случилось видеть только один раз, когда на улице стая собак грызла больную старую собаку, которая не в состоянии была защищаться.

– Жена – значит, своя рука владыка. Хошь расшиби на мелкие крошки – наше дело сторона…

Вердикт о книге: читать не задумываясь. Всего 150 страниц. Проглотите.

Не забывайте в какой могучей стране мы живем.

А еще был Порфирий Петрович — следователь, который играл с Родионом, как кот с мышкой. Прикидывался добрячком, цитировал его же статьи про «необыкновенных людей» и мягко так намекал: «Сознайтесь, голубчик, легче будет!». Раскольников в ответ бледнел, потел и нес околесицу про «право на преступление». Порфирий лишь ухмылялся: «Теория-то ваша дырявая, Родион Романыч. И совесть у вас — не GPS, а мина замедленного действия».

Кульминация настала, когда Родион, доведенный до ручки, приперся к Соне и выдал: «Я убил!». Та, вместо того чтобы вызвать полицию, сунула ему крестик: «Страдай, иди на перекресток, поклонись народу и скажи — я убивец!». Он попробовал. Но вместо катарсиса получил пьяный хохот толпы: «Ишь, Наполеон нашёлся!».

В итоге всё закончилось как в плохом сериале: Сибирь, каторга, чахотка и Соня, таскающая ему подметки в тюрьму. А теория про «кровь по совести» разбилась о простую истину: даже «сверхчеловек» не переварит трупный запах из собственной души. «Разве я старушонку убил? Себя убил!» — орал Родион, но было поздно.

P.S. Автор — Фёдор Михайлович Достоевский , толсто намекает: если вам приспичило стать мессией, начните с того, чтобы маме не врать про долги за квартиру. А то получится как у Родиона — и крест, и тюрьма, и вечная девушка с Евангелием, которая, впрочем, всё равно вас простит. Потому что русская литература — она такая: хочешь спасти душу? Укради, убей, но потом страдай красиво.