В пятничный вечер 7 октября 1955 года на Филмор-стрит, 3119 в Сан-Франциско в художественной галерее “Шесть”, которая не так давно была просто автозаправкой, собралась весьма пестрая публика. Можно сказать, цвет американского андеграунда с Тихоокеанского побережья. Три года спустя их придумают называть битниками.

Пришли они туда, чтобы послушать пятерку молодых и дерзких поэтов, которых мейнстримная литература пока не видела в упор, но которые были уверены – будущее за ними. Их звали Аллен Гинзберг, Филип Ламантия, Майкл Макклюр, Гэри Снайдер и Филип Уэйлен.

А организовал это мероприятие Кеннет Роксрот, видный американский поэт и критик, взявший на себя рискованную миссию покровительства этим юнцам. Он был одержим идеей поэтического ренессанса и прилагал колоссальные усилия для расцвета поэзии в Сан-Франциско. Позже один из журналов назовет его “отцом битников”.

Вечер был безумный. Это не мы так решили, это определение Джека Керуака – да, он тоже там был. В своем романе “Бродяги Дхармы” он описал то, что там происходило: алкоголь лился рекой, зрители бурно выражали эмоции, повсюду неслись какие-то вопли. Так что, когда на сцену взобрался Аллен Гинзберг со своей новенькой поэмой “Вопль” обстановка была самая подходящая.

“Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием…” – так начинается его текст. Срез поколения дается беспощадными мазками, без малейшей самоцензуры, но при этом дико поэтично.

Гинзберг описывает всех своих знакомых и незнакомых, отчаянно ищущих дзен на дне стакана или в порочном дыму. Всех активистов с листовками и религиозных фанатиков, всех отвергнутых гениев и больных графоманов, всех бесприютных бродяг по своей и чужой воле. Они спорят о Каббале и коммунизме, они с головой ныряют в разврат и грязь, они выныривают оттуда ничего не найдя и ничего не добившись.

Это яростный плач о поколении, которое чуяло в себе огромную силу, но так и не нашло, куда эту силу приложить. О поколении, презирающем мир, в котором живет, но так и не построившем нового мира. О поколении изгоев и бунтарей, которые не смогли сломать ни одной решетки и забились в подвалы заливать свое горе. О поколении, которое рассыпалось одинокими путниками по обочинам магистралей. О поколении, стертом в пыль, перемолотым в труху, спущенном в… Ладно, не будем продолжать.

Все это очень горько, очень безысходно, но очень красиво. А еще довольно непристойно, поскольку разные подробности прожигания жизни выписаны весьма откровенно. По нынешним меркам там нет ничего такого, сейчас пишут куда хлеще (жаль, что не так талантливо), но в 1950-е годы это был настоящий вызов.

Америка услышала этот “Вопль” и онемела. Зрители потрясенно молчали, слушая чтение Гинзберга, которое уже походило на какое-то шаманское заклинание. Со сцены он ушел под бурные овации.

Но целый год после этого никто не рисковал публиковать творение молодого автора. Пока, наконец, смелости не набрался американский бизнесмен Лоуренс Ферлингетти. Он издал “Вопль” в серии “Карманные поэты” (4-й номер), и выпуск этот мгновенно стал сенсацией.

Критики назвали поэму революционной, Гинзберга – гением. Зато ревнители общественной морали отреагировали максимально жестко. Тираж книги был арестован, а Ферлингетти отдали под суд по обвинению в нарушении благопристойности.

Однако “Вопль” за считанные месяцы стал настоящей классикой. А за классику сражаются до последнего – американские литераторы требовали снять все обвинения и разрешить публикацию. К 1961 году процесс завершился полным оправданием Ферлингетти.

На сегодня поэма Аллена Гинзберга заслуженно считается одной из крупнейших вех мировой поэзии середины XX века.

А вы ее читали?

Источник: Литинтерес

Если бы это поэтическое творение вышло в наши дни, то судьба его была бы незавидна. Во-первых, был бы велик шанс, что его бы совершенно неправильно поняли, пытаясь углядеть там двусмысленные намеки. Во-вторых, над названием бы долго ехидно посмеивались, поскольку это словосочетание как будто взято целиком из современного интернет-сленга.

Но в реальности поэма эта была написана больше полутора веков назад девушкой-эстеткой в пуританской Британии времен правления королевы Виктории. Так что какой уж там сленг, какая уж там жесть! Все совсем наоборот – стихи очень милые, хотя и странные.

Для начала скажем пару слов об авторе. Написала эту поэму Кристина Россетти. И если ее фамилия показалась вам знакомой, то все правильно – она родная сестра знаменитого английского поэта и художника, одного из основателей Братства прерафаэлитов Данте Габриэле-Россетти.

Про прерафаэлитов вы наверняка слышали, поэтому скажем только вкратце – они призывали отказаться от канонов классической и академической живописи, вернувшись к простоте, царившей в искусстве “до Рафаэля”. Со второй половины 1850-х годов движение эволюционирует в сторону эстетизма и культа красоты. Оно проникнуто духом романтизма и благоволит сказочным сюжетам.

Так вот, в поэтическом плане Кристина Россетти несомненно была близка идеям прерафаэлизма, которые столь усердно продвигал ее брат. И в поэме “Базар гоблинов”, опубликованной в 1862 году, это отразилось очень выпукло.

Сюжет ее имеет сказочную природу. Сейчас бы ее даже вполне могли назвать фэнтезийной. Судите сами.

Главные героини – сестры Лиззи и Лаура, которые живут в неком сельском домике почему-то совершенно одни. Как это соотносится с английской чопорностью? А никак – у нас ведь не реализм, а то самое фэнтези.

Однажды у лесного ручья они встречают гоблинов, которые… нет, не нападают на них, а предлагают купить замечательно сладкие фрукты. Одна из сестер – Лаура – оказывает падка на сладенькое и соглашается отведать лакомств, расплатившись за них прядью своих волос.

А на следующий день Лаура понимает, что жить не может без гоблинских фруктов и что ей срочно нужно их попробовать еще раз. Вот только гоблинов и след простыл. Девушка начинает слабеть и чахнуть, а ее сестра понимает, что спасение только одно – нужно разыскать гоблинов и купить у них немного фруктов.

И вот Лиззи отправляется в прибрежные камыши – к гоблинам. На что только не пойдешь ради любимой сестры! Ей удается найти коварных торговцев, но те отказываются продавать ей фрукты для кого-то другого. Хочешь – купи и съешь, а с собой не дадим. Вот только Лиззи совсем не хочет наступать на те же грабли и упрямо отказывается от угощения.

Дело кончается тем, что гоблины тычут эти фрукты ей в лицо, пытаясь накормить девушку. Но Лиззи вырывается и убегает домой к сестре. Ее лицо измазано фруктовым соком. Плача, она склоняется над Лаурой и дает ей слизать зачарованный гоблинский сок со своего лица.

“Я – как яблочный пирог:
Мякоть сладкая и сок
С шеи капают, со щек!
Это все от гоблинов,
Хоть и не по-доброму.
Ну, целуй скорей меня,
Ешь меня и пей меня!”

После этого сестра выздоравливает и, в общем-то, история заканчивается.

В самом финале нам сообщают, что обе девушки вышли замуж, родили детей, живут счастливо и не устают рассказывать своим малышам, что сестра – это самый лучший и самый верный друг.

“Мороз ли, буря ли, жара –
Нет лучше друга, чем сестра,
С ней весело шагать.
Обрыв заметит за версту,
Споткнись – подхватит на лету,
Поможет устоять”.

Кстати, Кристина Россетти, что совершенно логично, посвятила эту поэму своей родной сестре Марии Франческе, которая тоже была не чужда литературе, она пробовала себя в прозе. Позже Мария Франческа уйдет в англиканский женский орден Общество Всех Святых.

Поэма “Базар гоблинов” на современников произвела сильное впечатление. В ней достаточно легко считывается прерафаэлитский подтекст, гиперболизирующий силу искусства – раз отведав его, потом трудно жить прежней жизнью. Кроме того, в стихах чувствуется изрядный градус фантасмагоричности, который зацепил ведущих тогдашних поэтов – Альфреда Теннисона и Алджернона Суинберна.

Стоит добавить, что поэма еще и написана довольно необычно – размер в ней скачет, подражая вариативной ритмике народных песен.

Интересно, что позже Льюис Кэрролл весьма интересовался этой поэмой (и многие исследователи находят ее отклики в дилогии про Алису), а также самой поэтессой. Он даже сделал снимок, на котором она присутствует:

Здесь изображено семейство Россетти за игрой в шахматы. Кристина – крайняя слева. Ее брат передвигает фигуры, а напротив него сидит за доской мать. Мария Франческа сидит рядом с Кристиной.

Источник: Литинтерес

श्रीशिवस्तोत्रम् - स्वामी विवेकानन्दविरचितम्

ш́рӣш́ивастотрам - сва̄мӣ вивека̄нандавирачитам

ॐ नमः शिवाय ।

ом̣ намах̣ ш́ива̄йа .

निखिलभुवनजन्मस्थेमभङ्गप्ररोहाः

अकलितमहिमानः कल्पिता यत्र तस्मिन्।

सुविमलगगनाभे ईशसंस्थेऽप्यनीशे

मम भवतु भवेऽस्मिन् भासुरो भावबन्धः॥

никхилабхуванаджанмастхамабхан̇гапрароха̄х̣

акалитамахима̄нах̣ калпита̄ йатра тасмин .

сувималагагана̄бхе ӣш́асам̣стхе'пйанӣш́е

мама бхавату бхаве'смин бха̄суро бха̄вабандхах̣ ..

Поклонение Шиве! Чья слава неизмерима, подобно небу

Кто абсолютно чист, про кого говорят,

Что он творит, сохраняет и разрушает Вселенную!

Да предамся я полностью Ему,

Владыке всего, разрушающему заблуждения.

निहतनिखिलमोहेऽधीशता यत्र रूढा

प्रकटितपरप्रेम्णा यो महादेवसंज्ञः।

अशिथिलपरिरंभः प्रेमरूपस्य यस्य

प्रणयति हृदि विश्वं व्याजमात्रं विभुत्वम्॥

нихатаникхиламохе'дхӣш́ата̄ йатра рӯд̣ха̄

пракат̣итапарапремна̄ йо маха̄дева сам̣джн̃ах̣ .

аш́итхилапарирамбхах̣ премарӯпасйа йасйа

пран̣айати хр̣ди виш́вам̣ вйа̄джама̄трам̣ вибхутвам ..

Он основа любой силы, Уничтожающий заблуждения,

Чья величайшая любовь, провяленная ко всем,

увенчала Его именем превыше всех имен,

Махадева, Великий Бог!

Его крепкие объятия сама Любовь,

Ощущаются сердцем, а все силы -

лишь видимость и фальшь.

वहति विपुलवातः पूर्वसंस्काररूपः

प्रमथति बलवृन्दं धूर्णितेवोर्मिमाला।

प्रचलति खलु युग्मं युष्मदस्मत्प्रतीतं

अतिविकलितरूपं नौमि चित्तं शिवस्थम्॥

вахати випулава̄тах̣ пӯрва сам̣ска̄рарӯпах̣

праматхати балавр̣м̣дам̣ гхӯрн̣итевормима̄ла̄ .

прачалати кхалу йугмам̣ йушмадасматпратӣтам

ативикалитарӯпам̣ науми читтам̣ ш́ивастхам ..

В разуме бушуют бури прошлого,

Прошлые самскары, будоража энергии

С неистовством, как бурные воды;

Игра двойственного сознания "Я" и "Ты"

Я приветствую этот неустойчивый разум,

В центре которого Шива, Обитель спокойствия!

जनकजनितभावो वृत्तयः संस्कृताश्च

अगणनबहुरूपो यत्र एको यथार्थः।

शामितविकृतिवाते यत्र नान्तर्बहिश्च

तमहह हरमीडे चेत्तवृत्तेर्निरोधम्॥

джанакаджанитабха̄во вр̣ттайах̣ сам̣скр̣та̄ш́ча

аган̣анабахурӯпа̄ йатра еко йатха̄ртхах̣ .

ш́амитавикр̣тава̄те йатра на̄м̣тарбахиш́ча

тамахаха харамауд̣е читтавр̣ттерниродхам ..

Где корневые заблуждения и их порождения,

Благие мысли и бесконечно разнообразные формы,

сливаются в Реальном; где кончаются

представления, подобные "внутри" или "снаружи" -

Утихает ветер перемен.

Хара, которому я поклоняюсь, останавливает

Работу ума. Шиву приветствую!

गलिततिमिरमालः शुभ्रतेजःप्रकाशः

धवलकमलशोभः ज्ञानपुञ्जाट्टहासः।

यमिजनहृदिगम्यः निष्कलं ध्यायमानः

प्रणतमवतु मां स मानसो राजहंसः॥

галитатимирама̄лах̣ ш́убхратеджах̣прака̄ш́ах̣

дхавалакамалаш́обхах̣ джн̃а̄напун̃джа̄т̣т̣аха̄сах̣ .

йамиджанахр̣дигамйах̣ нишкалам̣ дхйа̄йама̄нах̣

пран̣атамавату мам̣ сах̣ ма̄насо ра̄джахам̣сах̣ ..

Рассеивающий мрак;

Лучезарный Свет, прекрасный как белый лотос;

Чей громкий смех распространяет свет знания;

Кто безраздельно погружен в медитацию

Кого можно ощутить в сердце, очищенным самоконтролем,

Пусть этот божественный лебедь прозрачных вод

Моего ума, охраняет меня, распростертого перед Ним!

दुरितदलनदक्षं दक्षजादत्तदोषं

कलितकलिकलङ्कं कम्रकह्लारकान्तं।

परहितकरणाय प्राणविच्छेदसूत्कं

नतनयननियुक्तं नीलकण्ठं नमामः॥

дуритадаланадакшам̣ дакшаджа̄даттадошам

калитакаликалан̇кам̣ камракалха̄рака̄м̣там .

парахитакаран̣а̄йа пра̄н̣авиччхедасӯткам

натанайананийуктам̣ нӣлакам̣т̣хам̣ нама̄мах̣ ..

Он, Учитель, избавляющий от зла,

Отмывающий тёмное пятно железного века;

Кому дочь Дакши отдала свою желанную руку;

Кто, подобен сияющей белой водяной лили;

Кто жертвует жизнью ради блага других,

Кто милостиво взирает на смиренных;

Шея Кого посинела от яда, предназначенного для других,

Его приветствую!

-- स्वामी विवेकानन्द

-- сва̄мӣ вивека̄нанда

Творческая адоптация