Буглящая пламень заката
Парит вдоль старинных равнин.
Под небом рокочет подмятая
Веяньем бисная полынь.
Сомлели духмяные дали,
Что здешним людям знакомы,
И как травы негодовали,
От гори ли, от истомы?
В том краю, бедою забытом,
Промчалась двоякая тень:
Мальчонка, плетью избитый
И всадник, сносящий сирень.
За ним, как змеиное тело,
Волочился хвостом легион.
Лицо иль от жара краснело,
Иль от позора за свой эталон.
Как тысяча келпи их кони,
Усердно дышали огнём,
Ревя на запретном обгоне
И скачущие на пустом.
А наездник неугомонный,
Серьёзный, занудный ловкач,
Со всей яростью накоплённой,
Пустился околичным вскачь.
Догнав паренька у болота,
Охотник рванул как стрела.
На седле не осталась забота:
«Догнать, поднести беглеца!»
Он гнался покойной долиной
Средь зелёной, вязкой глади,
Где, стояли, качаясь, осины
По ве́тру в преющем смраде.
Вдруг разразился мордобой,
Один, размешанный с землёй,
Сражался бодро, но младой
Пал под натиском седого.
«Мы жаждем мира, но цена
Должна быть взвешена сполна!» —
Промолвил опытный боец,
Задливши юноше конец.
«Не добродетель ты, злодей!
Что хочет резать жён, детей,
Кому не нужен злостный Рим,
Чтоб было боязно другим!
Мы жили дружно, кров делили,
Растили райские сады,
Покуда ядом не споили
Их твои хлипкие бразды!
С тех пор и мор, почтивший нас
Не опускал голодных глаз.
Мы раньше пышили свободой,
А нынче миримся с невзгодой.
И с тем народ я свой не выдам,
А путь к ним тайною сокрыт,
В деревне, богом позабытой,
Пусть даже этот сложный выбор
Мне тяжкой смертию грозит.
Что не увижу вновь отца,
Хромого, хриплого жнеца.
И мать, встревоженную жницу,
Кой после горя не забыться.
Долой же враки, знаю я,
Как хочешь обмануть дитя.
И если поведусь на это,
То время и твои войска
От них оставят силуэты!»
Самовлюблённый царь затих,
Взглянул за спину молодого,
Где на просторах ветровых
Заметил тот в цветах чужого.
Там, на пригорке, забавляясь,
Девчонка исполняла песню,
А злыдень, к звуку направляясь,
Задумал пакость побесчестней.
«Скажи, дитя, откуда ты?
И это – галльские черты?» —
Спросила тёмная фигура
Взглянувши на ребёнка хмуро.
«Молчи!» — крикнул израненный галл —
«Я самолично всё расскажу,
Ничуть твою истину не искажу,
Покуда замертво сам не упал»
Довольной скалясь усмешкой,
Царь выслушал тихо условие.
И, взяв девчурку без спешки,
Бросил беднягу в открытое море.
Смешались острые волны
Диким течением вод,
Заплывая в кипящие штольни,
Где будто гномы варили свой мёд.
Сердце сжалось от боли,
Оборвался истошный крик.
Как девчонка в глубинах из соли
Затих молодой бунтовщик.
«Глуп ты, торговец душою,
И совестью заодно…» —
Насторожился Гай тишиною,
Ведь на слова мертвецу всё равно»
