Упоминая о предательстве русских войск в Чечне, нельзя обойти стороной роль в ней наших либеральных правозащитников. И прежде всего речь идет о такой фантастической мрази, как Сергей Адамович Ковалев. В период 1993-2003 годов был депутатом ГД, в 93-96 гг. председателем Комиссии по правам человека при Президенте РФ, в 96-2003 гг. член ПАСЕ. Был одним из учредителей гайдаровской партии «Демократический выбор России», а с 2006 года и по сей день состоит в «Яблоке».

С началом боев за Грозный в декабре 1994 года Ковалев приезжает в ставку Дудаева и предлагает свою помощь в «организации переговоров по прекращению кровопролития». Боевики сначала не верили своим ушам и даже хотели его расстрелять, но потом раскусили нутро россиянского либерала и посадили его в подвал к радиостанциям. Отсюда Ковалев без устали предлагал русским солдатам сдаваться в плен, а танкистам обещал безопасный выход из города в обмен на указание ими маршрута. «Я правозащитник. Ребята, я, Сергей Ковалёв, беру на себя ответственность. Выходите, сдавайтесь, и вас сейчас на машинах вывезут в ваши части»…

Что было с теми парнями, которые, поверив слову «правозащитника», попали в плен, говорить не хочется, но поднять эту тему необходимо: им отрезали головы, кастрировали, насиловали, расчленяли заживо, снимали скальпы, распинали в окнах домов или, в лучшем случае, просто убивали на месте. Когда много позднее его спросили, почему он защищал бандитов, но не поднимал вопрос геноцида русского населения Чечни, Сергей Адамович без обидняков ответил, что «всегда защищал тех, кто нуждается в защите». В 1995 году, признавая заслуги Ковалева перед самопровозглашенной республикой Ичкерия, Джохар Дудаев наградил его орденом «Рыцарь чести». Кроме него такой награды удостоился только Шамиль Басаев.

Генерал Геннадий Трошев в своей книге «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», отрицательно оценивая роль Сергея Ковалёва в чеченском конфликте 1994—1996 годов, писал, что российских солдат после сдачи в плен ожидали пытки:
В боях за Грозный появились первые пленные, вокруг которых развернулись баталии с участием московских политиков, правозащитников и журналистов. Особо недобрую роль в этом сыграл тогдашний уполномоченный по правам человека в РФ С. Ковалёв, который открыто призывал наших солдат сдаваться в плен под его могучие гарантии освобождения. А о том, что их ждёт в плену у «добрых» чеченцев, особо и не задумывались. Приведу здесь слова капитана Сергея Н., томившегося восемь месяцев в яме под Шали: «Об одном просил Бога — быстрее умереть…» Об избиениях, садистских пытках, публичных казнях и прочих «прелестях» чеченского плена говорить можно долго — читателя этим не удивишь. Но вот отрубание голов, снятие кожи и скальпов с живых солдат, распятые тела в окнах домов — с таким федеральным войскам впервые пришлось столкнуться в Грозном.

Это же подтвердил Александр Петренко, заместитель командира батальона 131-й мотострелковой бригады:
Вот он в эфире говорил: «Я правозащитник. Ребята, я, Сергей Ковалёв, беру на себя ответственность. Выходите, сдавайтесь, и вас сейчас на машинах вывезут в ваши части». А на самом деле они вышли, их взяли в плен, потом этих пацанов кастрировали, изнасиловали…

Автор: Дмитрий Хандога.

Русские кампании свеев в XVIII веке начинались примерно так ….

В годы Северной войны не существовало никаких международных организаций типа Красного Креста, но ни русский царь, ни шведский король о своих верноподданных не забывали: с обеих сторон существовали должностные лица, в задачу которых входило ездить к неприятелю для взаимного урегулирования вопросов содержания солдат, а также гражданских лиц, волею судеб оказавшихся в качестве военнопленных: выделялись средства, оговаривались вопросы проживания, оказания медицинской помощи раненным. Даже пытались произвести равноценный массовый обмен, но, к сожалению, это так и осталось на уровне дипломатической переписки.

А дальше может не повезти таким образом

До 1709 года Москва, Подмосковье и иные города Центральной России вполне справлялись с приемом пленных каролинеров, но когда прогремели русские победы при Лесной и Полтаве, то поток значительно увеличился. Встал вопрос: КУДА ДАЛЬШЕ? Ну что ж, дальше были Казань, Урал, ну и какая же это Россия, да без Сибири? Кому-то из шведов крупно повезло: тем, кто попал в армию имея гражданскую специальность удалось устроиться весьма неплохо, и переселять их из бывшей столицы и центральных регионов никто не собирался. Они занимались ремеслами, например, военные врачи (лекари) вели медицинскую практику, некоторые офицеры даже смогли попасть на гражданскую службу, работали в русских предприятиях или открывали свои лавочки. Однако, были в шведской армии и такие, кто кроме как воевать ничего больше не умел и, более того, считал ниже своего достоинства (особенно офицеры) заниматься чем-то другим.

…или не повезти таким образом…

Эта категория всецело зависела от того денежного содержания, которое присылал на них Его Величество король Карл, а средства поступали с опозданием, не регулярно, и русским приходилось кормить шведов за свой счет. Беда в том, что русский царь был все ж человеком справедливым в этом вопросе, и когда, например, в 1707 году, он узнал что русские военнопленные в Швеции живут в худших условиях, чем шведы в России, то приказал прекратить денежные отчисления из нашей казны на каролинеров.

После 1710 года шведов из центральной России стали отправлять на Урал и в Сибирь, т.е. если ранее это все происходило ограниченными партиями, то с увеличением числа пленных было решено, в том числе при помощи них, осваивать этот непростой регион нашей империи, который оказался вообще не готов к такому повороту событий. В итоге, кому-то из бывших викингов повезло, они оказались в тогдашних крупных городах вроде Томска или Тюмени, а кому-то серьезно не свезло, и он приехал в Иркутск и Якутск, или в области, прилегающие к ним. С другой стороны, в нахождении в Сибири были и свои плюсы: тамошняя местная власть не практиковала постоянную охрану (ибо куда ты, родной, отсюда денешься?), и некоторая свобода передвижения присутствовала.

… или вот так ….

В тех же местах в Сибири и на Урале, где охрана практиковалась, эту функцию выполняли гражданские лица (ну, сами понимаете, где в тогдашней Сибири мы могли набрать столько своих псов режима военнослужащих). Конечно, столкновения местных с «пришлыми» происходили, но это не носило систематического характера и сразу же пресекалось имеющимися силами. На мой взгляд, как автора, уж лучше было оказаться в дальних регионах необъятной России, чем на строительстве, например, города Санкт-Петербурга, ибо условия их содержания мало чем отличались от тех, в которых жили простые русские мужики, также направленные на возведение новой столицы будущей империи

Пленным шведам оставлялось право на переписку с родственниками, но в порядке военной цензуры вся корреспонденция просматривалась. Впрочем, в XVIII веке с грамотностью у людей было не все в хорошо, и королевство Швеция тут исключением не была. Также, пленным шведам в России никто не воспрещал исповедовать их лютеранскую веру, но, естественно, без прозелитизма.

А это когда ОЧЕНЬ не повезло

Случались, также, и межконфессиональные браки. Притом военнопленным не требовалось переходить в Православие что бы жениться на русской женщине. Изначально было просто молчаливое одобрение/равнодушие власти, но со временем это переросло в нормативно-урегулированные отношения. Другое дело, что переход из Лютеранства в Православие отменял статус военнопленного и каролинер, сделавший такой шаг, существенно облегчал свое положение в России, но домой уже вернуться не мог, ибо становился верноподданным русского царя. Чаще всего веру меняли ещё и в связи с переходом на русскую службу, поскольку огромная страна очень нуждалась в грамотных специалистах (а шведы отметились не только в военном деле и мелких ремеслах, но и в торговле, и в горной промышленности), и власть не скупилась на немалые оклады для новых служащих (в целом же, в России ни до Петра, ни после иностранцу не требовалось менять религию для поступления на службу, но в данном случае не будем забывать что шла война и военнослужащие Швеции являлись врагами, которым вот как поверишь? Только если они докажут что «свои», а свой тогда – это, в первую очередь, единоверец.

Предваряя возможные вопросы по картине Геранссона Гёте «Пленные шведы в Москве», хотел бы сказать, что я НЕ знаю что там держит наш улыбающийся дяденька в высокой шапке, но явно не айфон новой марки))

Подытоживая, хочется сказать, что жизнь пленных шведов в России не была однородной. Кто-то из них попадал в частные хозяйства, т.е. наравне с русскими крестьянствовал. Кто-то попадал на строительство или в горно-добывающую промышленность (где, кстати, пленным можно было практически все, кроме побега, за который запросто и на смертную казнь нарваться), или, используя свои умения в гражданской жизни, становился востребованным в тех местах, куда его занесла судьба, но кому-то везло намного меньше. Были те несчастные, кто в результате злоупотреблений местной власти оказывался в положении рабов, и кем торговали как скотом на рынках. Дабы не утяжелять участь русских пленных, находившихся в Швеции, российская центральная власть старалась с подобным бороться, но, к сожалению, получалось это не всегда.

После окончания Северной войны немалая часть пленных вернулась в свое родное королевство, которое уже мало напоминало страну, виденную ими когда-то: теперь это была разоренная многолетним противостоянием земля. Однако, данный факт не мешал каролинерам обращаться с прошением на имя своего нового короля с целью получения солдатского жалования за годы плена. Безусловно, для бюджета Швеции это был немалый удар, и он оказался не готов к таким испытаниям. Поэтому выплаты могли тянуться годами. Однако, к чести властей Швеции, своих верноподданных слуг они не бросили.

Справедливости ради, в России с русскими, бывшими в плену у шведов, поступили тоже по-человечески, не оставив наедине со своими бедами.

К пленным-невозвращенцам, согласно российским законам по итогам Северной войны, относились лица, принявшие Православие и поступившие на русскую государственную службу. Всех же остальных, даже тех, кто женился на православных, российская власть не удерживала (тут интересный вопрос, что если такой муженек уедет от своей русской жены на родину, и через 2 года от него ни ответа ни привета, то женщина считалась свободной, т.е. автоматически разведенной). Также, невозвращенцами считались лица, понесшие уголовное наказание.

Что ж, тема «русского плена» в период 1700-1721 года достаточно интересна, но, к сожалению, не может уложиться в рамки одной статьи, потому что этот вопрос достаточно многогранен, и, что самое интересное, по состоянию на сегодняшний день, не до конца исследован специалистами.

С уважением ко всем прочитавшим,

Хандога Дмитрий.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_53837

Автор: Дмитрий Хандога. Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_257533688

Личный хештег автора в ВК - #Хандога@catx2, а это наш Архив публикаций за апрель 2020

Администрация Пикабу предложила мотивировать авторов не только добрым словом, но и материально.

Поэтому теперь вы можете поддержать наше творчество рублем через Яндекс-деньги: 4100 1623 736 3870 (прямая ссылка: https://money.yandex.ru/to/410016237363870) или по другим реквизитам, их можно попросить в комментах. Пост с подробностями и список пришедших нам донатов вот тут.

Судьба Сергея Воропаева - непростая. Это судьба обыкновенного советского солдата, который стал узником лагеря и военнопленным во время войны. Он пережил трудности и лишения в грязных голодных бараках, он пережил адский труд в угольных шахтах, но лагерь не отпустил его на свободу. Он умер в нём.Судьба Сергея Воропаева - судьба тысяч голодных, рваных, истощенных советских военнопленных, которые так и не вернулись домой.

В Костанайском краеведческом музее, в котором я не давно был, в зале где находится экспозиция о Великой Отечественной войне у прохода лежит книга. Эта книга - копия дневника советского военнопленного, нашего земляка Сергея Воропаева. На страницах этой книги, на пожелтевших страницах этого документа отражена боль, отражены страдания и воля к жизни простого человека. Мало кто из костанайцев знает о книжице, которая стала одним из главных доказательств зверского отношения фашистов к советским военнопленным. Мало кто знает и Сергея Воропаева человека отразившего лагерную действительность и человеческую боль в своём маленьком блокнотике. «Мало кто знает» но свою историю, историю своего края каждый человек должен знать в лицо. И вот оно лицо, судьба человека нашего земляка, который пережил то что нам и не снилось.

Сам Сергей родился 20 сентября 1921 года в Пресногорьковском районе Костанайской области в селе Пресноредуть. В 1940 году - 18 летнего Сергея призвали на службу в ряды Советской Армии. С этого момента Сергей ни своих родителей ни своего дома никогда больше не увидит. 22 июня 1941 года - началась Великая Отечественная война. В июне 41 - ого Сергей Воропаев оборонял Минск от фашистов в составе второго стрелкового корпуса. Минск удержать не удалось. Советская Армия отступила, а Сергей, как и многие солдаты попал в плен. Точная дата пленения Сергея Воропаева неизвестна. Предположительно это июль - август 1941 года. Долгое время Сергей находился в мелких фашистских лагерях, которые находились на оккупированной территории Советского Союза. В 1942 году его отправили в Германию в лагерь Ламсдорф.

Ламсдорф на тот момент был самым крупным лагерем для военнопленных и как многие лагеря фашисткой германии он находился в Польше. В нём содержались около 200 тысяч военнопленных. В основном это были британские и советские солдаты, которые попали в плен во время войны. Поразительна разница в содержании советских и британских пленных, которую Воропаев прибыв в лагерь прочувствует полностью на своей шкуре. Главной каторгой Ламсдорфа являлась угольная шахта. В ней работали до изнеможения только советские военнопленные.

Лагерь Ламсдорф.

Ламсдорф - был адом для советского солдата. Адом, который выжимал из человека все силы превращая пленного в подобие иссушённого скелета. И в этот ад в середине апреля 1942 года прибыл - Сергей Воропаев.

Дальше я буду приводить выдержки и цитаты из дневника Сергея, чтобы рассказать о его жизни в лагере с марта 1944 по март 1945 года. Именно этот период в длинной в один год и был описан Воропаевым в своём дневнике. Все слова выделенные жирным шрифтом - это выстраданная боль, это холодные слёзы в холодном бараке, эти слова и есть сам Сергей Воропаев. Прочитайте их переживите это время вместе с ним, попробуйте понять что хотел объяснить он в своём дневнике.

Тяжесть работы.

29 марта 1944 года.

«Тревожно. Жизнь изломана. Сам искалечен. Ночь. Только что вернулся с работы, хочется жрать. Но, увы, нечего, 0,7 л. брюквенного бульона заменили ужин. Ложусь спать»

Это первая запись сделанная Сергеем Воропаевым в своём дневнике. До этого он уже 2 года находился в Ламсдорфе и прочувствовал всю «прелесть» лагерной жизни с её бесконечным трудовым днём на себе. Сергею надоел этот ад и дневник был единственной ниточкой, единственной вещью, которая давала ему надежду на спасение и жизнь. После 9 часового рабочего дня в шахте и скудного пайка на обед, просто удивительно что у Сергея оставались силы на размышления, но возможно эти размышления и дали возможность Сергею продержаться так долго в лагере. Ведь мысли имеют способность оттягивать трудности и выставлять на первый план хоть какую то имеющуюся в человеке надежду.

2 апреля 1944 года.

«Ночь. Только что вернулся с работы. Слишком измучился. Тонн 30 выкидал угля. Дорогой, я только пленный и не хочу ежечасно получать пощёчин, пинков, разнообразных ударов»

В Ламсдорфе на каждого советского военнопленного по обязательной норме приходилось около 10 тонн выработанного угля. Но как пишет Сергей, чтобы не получать ударов и пинков от надзирателей приходилось перевыполнять план и в два и три раза. Невозможно представить себе этот тяжелейший труд, когда в тёмной и пыльной шахте под чутким присмотром охраны Сергей и его сотоварищи гнули спины ради ненавистной фашисткой германии. До самой ночи они махали киркой и лопатой, зная, что возможно завтра умрут, а если нет то в этом им помогут звери в фашисткой форме. От чрезмерно тяжёлого труда на шахте больше года никто не работал. Из шахты выходили или больными калеками или вперёд ногами. И такое отношение было только к советским военнопленным. Им давали самую тяжёлую работу их били над ними издевались, тем временем как с британскими военнопленными фашисты образовались по всем нормам международного права того времени.

Так описывает в своём дневнике Сергей Воропаев - пленных англичан:

«Сегодня, стоя на поверке, видел идущих союзников - англичан. Никогда и никто бы не поверил, что это пленные - идут в колонну по три, чистые, все в своей форме и с музыкой. Задний шёл с футболом - видимо, играли. Только посты, вооружённые по бокам, говорили об их пленении»

Невооружённым глазом можно увидеть «особенное» отношение фашистов к советским военнопленным. Фашисты ненавидели советских пленных, надзиратели и охранники считали своим долгом с поводом и без повода дать прикладом промеж лопаток любому «русскому», который посмотрел бы на них «не так» или косо. За любое неповиновение - удар. За любое промедление в шахте или в бараке - избиение или даже смерть. Но советские военнопленные от этих ударов, становились только сильнее. Они цеплялись за жизнь своими чёрными от угля пальцами и жажда жизни пересиливала в них и боль и страх и всё плохое, что происходило с ними здесь.

Тяжёлое обращение.

4 апреля 1944 года.

«Запах весны. Но огромная облачность на душе. Сегодня 9 часов работать. Задумал великую мысль - свободу. Вернулся с работы, отработал адский день. Да! Здоровье подорвано, сегодня целый день ломит кости. Больно. В 23 года старик»

Работа в шахте изводила Сергея Воропаева. Шахта ломала ему кости, гнула ему спину и постепенно забирала у Сергея самое дорогое что было у него в лагере, его жизнь. Весна мало кого волновала в лагере. Времена года в Ламсдорфе были похожи один на другой. Вся жизнь пленных делилась по простому фашистскому принципу - больше работы, меньше сна. И кто не выполнял этот принцип был обречён на смерть. Поэтому Сергей Воропаев и узники лагеря терпели. Терпели нечеловеческую боль и нечеловеческие страдания. Они терпели палки, камни, приклады, сапоги и всё остальное чем уродовали их фашистские солдаты. Все они мечтали выжить и стать свободными. Мечтали вернуться на Родину, которая была чёрт знает где, но точно не в этой шахте. Мечтали. Но приклад надзирателя становился тяжелей и крепче. И многих из узников ждала лишь смерть. От голода от холода или от надзирателя фрица неважно, всё это лютая, страшная смерть. И Воропаев понимал это как никто другой.

6 апреля 1944 года.

«Опять работали 9 часов. Один немец аузир (надзиратель) встал с палкой в руках и погонял. Одна минута простоя стоит палки. Так что кидай и кидай. У меня зачесалась спина, я послал руку назад и давай, было, чесать, но палка-змея поднялась над моей головой. Удар был устранён возобновлением работы. Вчера на моих глазах этот надзиратель избавил двух товарищей. Сопротивления, конечно, не последовало, ибо это не возможно. Это стоит жизни»

«Сопротивление стоит жизни» - это самое главное правило лагеря Ламсдорф. И это правило знали все узники по своему печальному опыту. «Лучше не нужно» «Лучше не надо»- многие думали так, потому что неповиновение в лагере оплачивалось кровью.

Фашисты считали их не военнопленными, а рабами, которые должны были делать то, что прикажут, ведь у рабов выбора нет. Но это не значит что люди не боролись с фашистской системой. Оборванные, слабые и вечно голодные, физически они не чего не могли сделать экипированным фашистским охранникам. Но внутри каждого военнопленного надежда боролась с фашистской реальностью, в которую загнала их жизнь. Та самая жизнь которую они стремились сохранить.

Но многие и ломались. В первые месяцы пребывания в лагере Сергей Воропаев думал о самоубийстве. Свои мысли по этому поводу он записал в дневник:

«В мирное время часто бывают самоубийства из - за каких – ни будь пустяков в личной жизни. Здесь, наоборот, ни одного случая»

Сергей объяснял это тем, что человек находившийся в лагере тратит всю свою силу на выживание. Умирать добровольно из советских военнопленных никто не хотел. Потому что каждый день выстраданный в лагере, прожитый под гнётом и агрессией, намного дороже обыкновенных дней. И терять свою жизнь так дорого им обошедшеюся никто не хотел.

Год на шахте — два года в лагере.

22 апреля 1944 года.

«Сегодня исполнился один год, как я работаю на этой шахте. 365 дней проведено в подземном полумраке на глубине 350 метров. Глубина - не важно, важно то, сколько перекидано угля. Допустим, я каждый день выкидываю по 10 т, и это составляет в год 3650 т угля. Беря в расчёт железнодорожный вагон по 20 т , это составляет примерно 2 эшелона угля в количестве 80 - 85 вагонов. Это грубо рассчитывая, будет стоить до 30000 руб. В это самое время на меня уважаемый хозяин израсходовал 180 кг хлеба, 365 кг картошки и столько же брюквы, 12 кг маргарина, немного больше мяса. Расходная сторона обойдётся на 1000 - 1500 руб. Можешь представить, каков доход от одного меня предпринимателю! А сколько всего этих лагерей!»

Хоть Воропаев попал в лагерь в 1942 году на шахте по своим воспоминаниям он стал работать с апреля 1943 года. Сколько за это время через его руки прошло тонн угля одному Богу известно. По личным подсчётам Сергея это 3650 тонн угля. Если считать что в месте с Воропаевым на шахте работали 900 человек (другие узники работали в шахтах неподалёку ) то получится очень внушительная сумма. Фашизм процветал на костях и адском труде людей, которых они и за людей не считали. Сотни тысяч пленных и угнанных в Германию людей работали в ужаснейших условиях труда на фашистских заводах фабриках, шахтах и прочих предприятиях. Но на рабском труде, агрессии, ужасе и уничтожении - государство не построишь, как бы выгодно для некоторых лиц это не выглядело.

Откуда взялся фашизм?

Он вырос из человеческой гордыни. «Я лучше всех» «Я сильнее всех» «Мой народ лучше других народов», а если мой народ лучше других народов, то все остальные «низшие» народы должны нам подчинятся или быть уничтоженными - вот такая фашистская логика. И вот на этой фашистско - нацисткой логике люди построили государство. И это ужасно! А почему они лучше, а мы хуже!? На чём основывается их доминирование? Оно основывается на идиотских стереотипах и лживой фашистской идеологии.

Во времена средневековья люди сжигали «так называемых ведьм» - красивых женщин якобы замеченных в занятиях чёрной магией. Сожгли около 100 тысяч человек. На чём основывались европейцы во время своей борьбы с магическими силами? Они основывались на стереотипах. Стереотипах, которые были в их обществе. На чём основывались фашисты убивая в Освенциме сотни тысяч евреев, на чём они основывались когда сжигали в Белоруссии в сеновалах и сараях невинных людей. Они основывались на тех же стереотипах, которые вертелись в Германии в то время. «Во всём виноваты жиды, евреи, русские» и прочая ложь.

Фашизм - самая страшная идеология существовавшая когда - либо на Земле. Но её сумели победить такие люди, как Воропаев. Люди не сложившие надежды и оружия.

Лазарет

Сентябрь 1944 года.

«Мне кажется, что у меня лопнули лёгкие, ибо с отхаркиванием вылетают совершенно маленькие кусочки мяса»

После полутора лет работы в пыльной, удушливой шахте организм Воропаева сломался. Сергей понял, что он тяжело болен и скорее всего обречён. Холодный барак, голод, истезательнный труд в шахте всё это накладывало свой отпечаток на здоровье, которого за 2 года вовсе и не осталось. Воропаев прошёл обследование в лагерном лазарете. Страшный диагноз подтвердился это - был туберкулёз.

Воропаева перевели в лагерный лазарет. Многие в лагере умирали не от избиений и издевательств, а вот так, от кого не будь заработанного тяжёлым трудом туберкулёза в лазаретной кровати. Но отчасти Сергей радовался своей болезни, потому что шахта с этого дня становилась для него лишь страшным сном. Больше он в это чёрное, фашистское подземелье никогда не вернётся. В лазарете был совсем другой порядок жизни, в лазарете был другой мир.

И хоть кормили здесь похуже, потому что вся еда доставалось рабочим военнопленным, условия здесь были мягче чем в Ламсдорфских бараках. Холод был единственной вещью, которая объединяла лагерные бараки и лазарет. Холод пробирающий до костей.

Так в своём дневнике Воропаев описывает бытовые условия в лазарете:

«Вечером дали 100 -120 г хлеба, 10 г маргарина, 10 -12 г масла, 15 г мясных консервов, и пока что всё… Бытовые условия таковы: матрац, набитый соломой, подушка - мелкой стружкой, одна простынь, одеяло и пододеяльник. Масса клопов»

«Находимся в одном белье, поэтому в холодные дни приходится целыми сутками находится в своей скудной постели и только во время прогулки в 4 - 5 часов можно погулять на воле внакидку под своим одеялом»

Основным занятием больных в лазарете было - лежание. Только на небольшое количество времени больных выпускали на улицу. Весь остальной остаток времени они проводили в койках в окружении клопов и голода. Фашисты ни кого из больных не лечили. Лазарет в лагере существовал лишь для того, чтобы скидывать туда не годящихся для работы безнадёжно умирающих военнопленных. Это был морг с живыми людьми. Каждые 3 дня кто - то в лазарете умирал, от истощения, болезни или голода и его труп похожий на скелет обтянутый кожей отвозили на свалку - яму для трупов. Такова была судьба всех лазаретных больных. Вопрос был только один - когда именно? Когда? Когда настанет моя очередь?

Многие жили в этом ожидании, но большинство находящихся в лазарете больных, поведавшие зверства на войне и на шахте - не боялись, ни смерти, ни жизни, ни фашистов.

27 декабря 1944 года.

«Война и ранний плен. Плен с этим словом связан весь ужас и кошмар жизни. Пережито много бесчеловечного, страшного. С этим связаны огромные изменения в психической, моральной и физической жизни. С этим связана и болезнь. Туберкулёз - смертоносное явление. Полное иссыхание костей и тела. У меня сейчас как у вымученной клячи торчат кругом мослы. А они бедные подвергаются такому истязанию. На которых приходится лежать по 20 часов в сутки. Угля до 1 января не обещают давать. А холода стоят до 13-15 С. Картошки совсем не стали давать. Сегодня была самая жидкая и не чем не заправленная брюква»

Кончался 1944 год. Лагерь Ламсдорф продолжал калечить и мучить советских военнопленных. Каждый день лазарет пополнялся новыми везунчиками, которых не успели убить в шахте или на производстве. Каждый день из лазарета вывозили мёртвых.

Сергей Воропаев медленно умирал на своей койке. Он чувствовал свою слабость, он чувствовал что болезнь прогрессирует и отнимает у него последние силы. Но Сергей продолжал писать. Он описывал свою жизнь, описывал жизнь своих сотоварищей, будто зная, что его записи и его судьба станут не опровержимыми доказательствами зверства фашизма над человеком. В лазарете где все больные по 20 часов в день лежали в койках у Воропаева появилось много свободного времени.

В своём дневнике он рассуждает о своём прошлом и о тяжёлом настоящем. Очень часто Воропаев размышлял о плене. Потому что плен - именно фашистский плен изуродовал его жизнь и жизнь других узников. Именно плен отнял у них здоровье, силу и со временем выдолбил в их психике лишь одно слово - повиновение. Плен изменил их, Ламсдорф изменил их и лишь немногие на «повиновение» отвечали нет. Надежда продолжала жить.

Узники лагеря видели как некогда весёлые и упитанные лица надзирателей стали бледными и ещё более злыми. Советские военнопленные не могли не замечать изменений, той суеты которая стала царить среди фашистов. Советские войска стояли уже под Польшей. И это вселяло огромную надежду на жизнь и освобождение. Кормить стали хуже, угля по иронии в лагере где была своя шахта не было, или не давали. А всё потому что фашисты стали затягивать пояса. Всё продовольствие шло на нужды армии, всё шло на фронт. Фашисты стали понимать каково это было советскому солдату в июне 1941 года.

Все в лагере и пленные и фашисты осознавали что конец близок. И все ждали этого дня с восторгом и ужасом. Дня когда Красная армия откроет ворота лагеря и всё это кончится навсегда. Но лагерь еще стоял, а охрана и надзиратели крепко держали оружие в руках. Мучения продолжались и Сергей Воропаев продолжал записывать ужасающие преступления фашистов в свой дневник.

Продолжение следует.

Кто не любит читать, можете сразу переходить к видео

За спасение подполковника Айсила Хэмблтона США отдали жизни одиннадцати военных, десять потерянных и безвозвратно повреждённых самолётов и вертолётов.

«Дуглас B-66» взорвался, убив пять членов экипажа. Несколькими секундами ранее успел катапультироваться штурман Айсил Хэмблтон. Теперь он висел на стропах — один над джунглями и заливными полями, над мутной рекой и 30 тысячами северовьетнамских солдат, идущих в крупнейшее наступление этой войны.

Ни тогда в небе, ни потом, сломав руку при ударе о землю, Хэмблтон сдаваться не собирался. Выживать, прятаться, до последнего отстреливаться и пробиваться к своим. До пенсии ему оставалось служить 9 месяцев.

53-летний подполковник Хэмблтон слишком много знал. Перед войной во Вьетнаме он командовал девятью пусковыми установками межконтинентальных баллистических ракет.

Катастрофическая ошибка, почти преступление — из-за некомплекта лётчиков в кресло штурмана на боевое задание сел планировщик эскадрильи Айсил Хэмблтон. Теперь со всеми своими знаниями о радиоэлектронной борьбе, ядерном оружии и авиационной тактике он прятался в леске посреди развёртывающегося наступления Народной армии Вьетнама. В радиусе 8 километров вокруг него располагались три пехотные дивизии, 150 танков, полсотни артиллерийских орудий и самая большая в истории войны группировка ПВО, включавшая ракетные комплексы и 75 зенитных установок.

Минус — сломанные палец и кость в левой кисти, четыре компрессионных перелома позвоночника, осколочные ранения. Плюс — пройденные тренинги по выживанию в джунглях, две аварийные радиостанции, аптечка, нож, револьвер, компас, карта, пустая бутылка для воды.

Эвакуация сбитых пилотов требовала немедленных действий: уже через четыре часа после парашютирования шансы спасти их падали до 20%. Получив от Хэмблтона координаты по радио, к нему вылетела пара вертолётов «Хьюи» под прикрытием двух штурмовиков. Без шансов. Лётчики скажут, что огонь с земли в этом районе был плотным, как над Ханоем, столицей коммунистического Вьетнама. Один из вертолётов упал, трое членов экипажа погибли, четвёртый попал в плен.

Когда стало ясно, что быстрое спасение не состоится, Хэмблтон вырыл себе земляную нору. В ней он проведёт следующие шесть дней.

Из своей норы Хэмблтон не мог видеть, как над ним изрешетили спасательные вертолёты Джея Кроуи и Билла Гарриса — оба еле дотянули до ближайшего аэродрома. Не видел, как в попытке проложить дорогу спасательной команде серьёзно пострадали восемь штурмовиков «Дуглас А-1». Не видел, как сбили самолёт-корректировщик OV-10 и взяли в плен пилота. Второй, Кларк, приземлился на другом берегу реки и теперь тоже ждал эвакуацию.

Зато он своими глазами наблюдал — и позже назовёт самым тяжёлым моментом эпопеи — как вьетнамцы пропустили к нему «Jolly Green Giant» Питера Чапмена. Хэмблтон уже запустил сигнальную ракету, чтобы обозначить позицию, когда вертолёт был обстрелян со всех сторон и взорвался с шестью людьми на борту. На следующий день ракетой был сбит ещё один корректировщик. Пилоты успешно парашютировались, но были схвачены вьетнамцами и пропали без вести.

Операция по спасению Хэмблтона неудачно шла уже седьмой день, когда он услышал по радио слова: «Мы сейчас поиграем в гольф на „Тусон нэшнл“. Выбивай с первой лунки».

Полчаса понадобились штурману и увлечённому гольфисту, чтобы разгадать код. Зная о прослушивании переговоров вьетнамцами, штаб задавал пилоту направление и дистанцию движения с помощью ориентиров хорошо известного ему поля. Выбивать с первой лунки там нужно было на 400 метров юго-восточнее. Хэмблтон пополз.

«На месте? Теперь пятая лунка в клубе Шо» — 360 метров строго на восток. Каждый отрезок пути заканчивался укрытием: перелеском, оврагом или зарослями высокой травы. При помощи 18-ти воображаемых лунок, радиосвязи и воздушных наблюдателей штаб провёл пилота мимо минных полей, деревушек и нескольких вражеских батальонов. Потеряв четверть массы тела, страдая от дизентерии и галлюцинаций, он теперь скрывался в кустах на берегу реки Му Ганг.

После войны Хэмблтон любил пофилософствовать о роли личности в истории. Ключевую в его истории личность звали Томас Ролланд Норрис. Один из последних «морских котиков», оставшихся в Южном Вьетнаме после вывода основной части американского контингента, служил советником в местных подразделениях.

Эвакуировав Кларка, он три дня пробивался к Хэмблтону мимо чужих патрулей и продолжал попытки, когда тяжело раненым был эвакуирован его американский напарник, а вся, кроме прапорщика Нгуен Ван Кайета, группа поддержки южновьетнамских коммандос вернулась на базу из-за слишком высокого риска.

Норрис нашёл на берегу и починил брошенное каноэ-сайпан. Вдвоем с Ван Кайетом, переодевшись рыбаками, они ночью смогли добраться до Хэмблтона, уже практически потерявшего способность двигаться.

Когда к нему в лодке подплыли два человека в местной одежде и с «калашниковыми» в руках, пилот вспомнил мать, жену — но тут услышал пароль.

— Красный!

— Белый! Подтверждаю.

— Подполковник, давайте мы вывезем вашу жопу отсюда.

Только через 11 дней после прыжка с самолёта Хэмблтон оказался на безопасной территории.

Айсил Хэмблтон после отставки стал чаще играть в гольф, дожил до 86 лет.

В видео задается вопрос, где тот предел количества жизней, которыми можно рисковать, спасая одного человека

В огороде дома, где жила моя прабабушка во время войны, была землянка. Её вырыл и оборудовал ещё прадедушка.

И однажды в ней поселился сбежавший из плена солдат.

Лагерь военнопленных находился тут же, в центре города. Через колючую проволоку местные жители видели несчастных, вымученных, голодных советских бойцов, но подходить, разговаривать с ними, передавать пищу, было, конечно же, запрещено под страхом расстрела.

Как этот солдат умудрился бежать - одному Богу известно. Почему никто из охраны концлагеря его не хватился? Всё просто, никто из оккупантов не вёл учёт военнопленных. Они все были обречены на смерть. Да и умирали ежечасно, на глазах местных жителей.

Вот в своём доме, в землянке, прабабушка и обнаружила сбежавшего солдата. Видимо, кто-то из местных ему про эту землянку рассказал, так как соседи знали о нём, и даже приносили прабабушке для него еды.

- Это твоим сыночкам, вдовушка. - Говорили соседи, чтобы квартировавшийся в её доме немецкий генерал не догадался.

Да, весь ужас ситуации состоял в том, что в доме моей прабабушки квартировался немецкий генерал, а в огороде жил пленный солдат.

Генерал относился к прабабушке с уважением. Она вообще обладала удивительной харизмой. Не смотря на то, что не имела даже малейшего образования, могла лишь читать и писать, местные жители до конца её жизни ходили к ней и просили совета в тех или иных обстоятельствах. Вот и генерал уважал. И, не смотря на её удивительную красоту, никогда не пытался приставать к молодой вдове.

А пленного солдата звали Сергей. Он был очень юн и удивительно белокур, что придавало его внешности настоящую детскость.

Каждый вечер под видом прогулки прабабушка выходила в сад и передавала истощённому ослабленному солдату еду. Пока однажды генерал не встретил вернувшуюся прабабушку в дверях со словами:

- Что-то либби фрау довольно часто вечерами на прогулку выходить стала.

Хладнокровно пожав плечами и сохранив видимое равнодушие, прабабушка вошла в дом. Хотя внутри всё оборвалось. Ведь было, безусловно понятно, что после обнаружения солдата расстреляют и её, и её сыновей. Моему дедушке на тот момент было около 15 лет, младшему брату около 10.

Но солдата не нашли. Каким удивительным чутьём он догадался об опасности - одному Богу известно. Но в ту же ночь бежал.

Немецкие солдаты обнаружили землянку, и было понятно, что ещё совсем недавно в ней находился человек, но дедушка и его брат уверенно заявили, что это они играли и долго находились в этой землянке.

Безусловно, можно было под пытками выведать правду. Но, повторюсь, генерал испытывал уважение к моей прабабушке, и сделал вид, что поверил.

- А Серёжу нашли? - Взволнованно спрашивала моя мама у своей бабушки, когда она рассказывала ей об этом.

- Нет, не должны. - Отвечала та. - Не слышно было выстрелов.

А мне очень хочется верить, что Серёжа не только вернулся в родные войска, но и благополучно дошёл до конца войны.