На кладбище американского города Троя (штат Мичиган) стоит фигура белого медведя. Оскалившийся зверь угрожающе выставил вперед правую лапу, а левой уперся в небольшой крест, на котором водружена солдатская каска. Это памятник 56 американским военнослужащим, погибшим на севере России в 1918—1919 гг. Каким ветром занесло их в нашу страну и при чем тут белый медведь?

ЭТА ИСТОРИЯ началась 95 лет назад. Воспользовавшись тем, что Троцкий сорвал мирные переговоры в Бресте, германские войска 18 февраля 1918 года развернули наступление по всему фронту. Одновременно Великобритания, Франция и ряд других держав под предлогом оказания помощи Советской России в отражении германского наступления подготовили планы интервенции. Одно из предложений о помощи было направлено в Мурманск, возле которого находились английские и французские военные суда. Заместитель председателя Мурманского Совета А.М. Юрьев 1 марта сообщил об этом в Совнарком и одновременно уведомил правительство о том, что на линии Мурманской железной дороги находится около двух тысяч чехов, поляков и сербов. Их переправляли из России на Западный фронт северным путем. Юрьев запрашивал: “В каких формах может быть приемлема помощь живой и материальной силой от дружественных нам держав?”

В тот же день Юрьев получил ответ от Троцкого, занимавшего в ту пору пост наркома иностранных дел. В телеграмме говорилось: “Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий”. Ссылаясь на Троцкого, мурманские власти вступили 2 марта в переговоры с представителями западных держав. Среди них были командующий английской эскадрой адмирал Кемп, английский консул Холл, французский капитан Шерпантье. Итогом переговоров стало соглашение, гласившее: “Высшее командование всеми вооруженными силами района принадлежит под верховенством Сов-депа Мурманскому военному совету из 3 лиц — одного по назначению советской власти и по одному от англичан и французов”.

Юрьев разослал телеграмму о заключении этого соглашения всем Советам по линии Мурманской дороги. Когда Петрозаводский Совет запросил Наркомат иностранных дел по поводу этой телеграммы Юрьева, то Троцкий ответил: “Мурманский Совет правильно ссылается на мое разрешение”.

Однако В.И. Ленин, И.В. Сталин и другие руководители Страны Советов иначе оценили действия Юрьева. Связавшись с ним по телеграфу, Сталин предупредил его: “Вы, кажется, немножко попались, теперь необходимо выпутаться. Наличие своих войск в мурманском районе и оказанную Мурману фактическую поддержку англичане могут использовать при дальнейшем осложнении международной конъюнктуры как основание для оккупации. Если вы добьетесь письменного подтверждения заявления англичан и французов против возможной оккупации, это будет первым шагом к ликвидации того запутанного положения, которое создалось, по нашему мнению, помимо вашей воли”. Однако Юрьев уже не контролировал ситуацию. Хотя Брестский мир был подписан 3 марта и немцы прекратили свое наступление к Петрограду, 9 марта был высажен первый десант на Мурманском побережье, который якобы должен был дать отпор немцам. Мурманский военный совет, в котором большинство принадлежало западным странам, объявил осадное положение. Высадившиеся на берег интервенты сформировали бронепоезд и связались с отрядами чехословаков, сербов и поляков, стоявшими в городе Кола. В Лондон были направлены телеграммы с просьбой послать подкрепления.

15 марта в Лондоне состоялась конференция премьер-министров и министров иностранных дел стран Антанты. На ней был рассмотрен доклад генерала Нокса, который рекомендовал направить в Архангельск 5 тысяч солдат. К докладу было приложено заявление британского военного представителя в Архангельске капитана Проктора, который предлагал довести численность интервентов на Севере до 15 тысяч. Однако начавшееся на Западном фронте наступление германских войск заставило союзников временно отложить эти планы.

6-ой из 14 пунктов Вильсона в его послании конгрессу 8 января 1918 года касался России. Стремление завладеть русскими владениями появилось у правящих кругов США еще во времена конфликтов вокруг Орегона и подготовки сделки по Аляске. Предлагалось «купить русских» вместе с рядом других народов мира. Свой план приобретения Сибири и создания там республики излагал и герой романа Марка Твена «Американский претендент» сумасбродный полковник Селлерс. Очевидно, уже в XIX веке такие идеи были популярны в США.

Накануне Первой мировой войны резко активизировалась деятельность американских предпринимателей в России. Будущий президент США Герберт Гувер стал владельцем нефтяных компаний в Майкопе. Вместе с английским финансистом Лесли Урквартом Герберт Гувер приобрел концессии на Урале и в Сибири. Стоимость только трех из них превышала 1 миллиард долларов (тогдашних долларов!).

Первая мировая война открыла новые возможности для американских капиталов. Втянувшись в тяжелую и разорительную войну, Россия искала средств и товаров за рубежом. Их могла предоставить не участвовавшая в войне Америка. Если до Первой мировой войны капиталовложения США в России составляли 68 миллионов долларов, то к 1917 г. они возросли многократно. Резко возросшие в годы войны потребности России в разных видах продукции привели к быстрому росту импорта из США. В то время как экспорт из России в США с 1913 по 1916 г. упал в 3 раза, импорт американских товаров возрос в 18 раз. Если в 1913 г. американский импорт из России был несколько выше ее экспорта из США, то в 1916 г. американский экспорт превышал российский импорт в США в 55 раз. Страна все в большей степени зависела от американского производства.

В марте 1916 г. послом США в России был назначен банкир и хлеботорговец Дэвид Фрэнсис. С одной стороны, новый посол стремился усилить зависимость России от Америки. С другой стороны, будучи хлеботорговцем, он был заинтересован в устранении России как конкурента с мирового рынка зерна. Революция в России, которая могла бы подорвать ее сельское хозяйство, скорее всего, входила в планы Фрэнсиса.

Посол Фрэнсис от имени правительства США предложил России заем в 100 миллионов долларов. Одновременно, по договоренности с Временным правительством, в Россию была направлена из США миссия «для изучения вопросов, имеющих отношение к работе Уссурийской, Восточно-Китайской и Сибирской железных дорог». А в середине октября 1917 г. был сформирован так называемый «Русский железнодорожный корпус» в составе 300 американских железнодорожных офицеров и механиков. «Корпус» состоял из 12 отрядов инженеров, мастеров, диспетчеров, которые должны были быть размещены между Омском и Владивостоком. Как подчеркивал советский историк A.B. Березкин в своем исследовании, «правительство США настаивало на том, чтобы присылаемые им специалисты были облечены широкой административной властью, а не ограничивались бы функциями технического наблюдения». Фактически речь шла о передаче значительной части Транссибирской железной дороги под американский контроль.

Известно, что в ходе подготовки антибольшевистского заговора летом 1917 года известный английский писатель и разведчик У.С. Моэм (трансгендер) и руководители чехословацкого корпуса выехали в Петроград через США и Сибирь. Очевидно, что свой заговор, который плела британская разведка с целью предотвратить победу большевиков и выход России из войны, увязывался с планами США по установлению их контроля над Транссибирской железной дорогой.

14 декабря 1917 г. «Русский железнодорожный корпус» в составе 350 человек прибыл во Владивосток. Однако Октябрьская революция сорвала не только заговор Моэма, но и план захвата США Транссибирской железной дороги. Уже 17 декабря «железнодорожный корпус» отбыл в Нагасаки.

Тогда американцы решили использовать японскую военную силу для захвата Транссибирской железной дороги. 18 февраля 1918 г. американский представитель в Верховном совете Антанты генерал Блисс поддержал мнение о том, что в оккупации Транссиба должна принять участие Япония.

После того как весной 1918 года чехословаки двинулись по Транссибирской железной дороге, за передвижением их эшелонов стали внимательно следить в США. В мае 1918 года Фрэнсис писал своему сыну в США: «В настоящее время я замышляю… сорвать разоружение 40 тысяч или больше чехословацких солдат, которым советское правительство предложило сдать оружие».

25 мая сразу же после начала мятежа чехословаки захватили Новониколаевск (Новосибирск). 26 мая ими был взят Челябинск. Затем — Томск. Пенза, Сызрань. В июне чехословаки овладели Курганом, Иркутском, Красноярском, а 29 июня — Владивостоком. Как только Транссибирская железная дорога оказалась в руках «чехословацкого корпуса», «Русский железнодорожный корпус» вновь направился в Сибирь.

6 июля 1918 года в Вашингтоне на совещании военных руководителей страны с участием государственного секретаря Лансинга был обсужден вопрос об отправке 7 тысяч американских войск во Владивосток на помощь чехословацкому корпусу, которого якобы атаковали части из бывших австро-венгерских пленных. Было принято решение: «Высадить имеющиеся в распоряжении войска с американских и союзных военных кораблей с целью закрепиться во Владивостоке и оказать содействие чехо-словакам». За три месяца до этого во Владивостоке высадился десант японских войск.

Еще весной 1918 года американцы появились на Севере Европейской территории России, на мурманском побережье. 2 марта 1918 г. председатель Мурманского Совета A.M. Юрьев дал согласие на высадку английских, американских и французских войск на побережье под предлогом защиты Севера от немцев.

14 июня 1918 г. Народный комиссариат иностранных дел Советской России заявил свой протест против пребывания интервентов в российских гаванях, но этот протест был оставлен без ответа. А б июля представители интервентов заключили с Мурманским краевым Советом соглашение, по которому приказы военного командования Великобритании, Соединенных Штатов Америки и Франции «должны беспрекословно выполняться всеми». Соглашение устанавливало, что из русских «не должны формироваться отдельные русские части, но, поскольку позволят обстоятельства, могут быть сформированы части составные из равного числа иностранцев и русских». От имени США соглашение подписал капитан 1 — го ранга Бергер, командир крейсера «Олимпия», прибывшего в Мурманск еще 24 мая.

После первого десанта к лету в Мурманске было высажено около 10 тысяч иностранных солдат. Всего в 1918–1919 гг. на севере страны высадилось около 29 тысяч англичан и 6 тысяч американцев. Заняв Мурманск, интервенты двинулись на юг. 2 июля интервенты взяли Кемь. 31 июля — Онегу. Участие американцев в этой интервенции получило название — экспедиция «Белый медведь».

2 августа ими был захвачен Архангельск. В городе было создано “Верховное управление Северной области” во главе с трудовиком Н.В. Чайковским, превратившееся в марионеточное правительство интервентов. После захвата Архангельска интервенты предпринимали попытки развернуть наступление на Москву через Котлас. Однако упорное сопротивление частей Красной Армии срывало эти планы. Интервенты несли потери.

В американской печати 1918 года открыто раздавались голоса, предлагавшие правительству США возглавить процесс расчленения России. Сенатор Поиндекстер писал в «Нью-Йорк тайме» от 8 июня 1918 г.: «Россия является просто географическим понятием, и ничем больше никогда не будет. Ее сила сплочения, организации и восстановления ушла навсегда. Нация не существует». 20 июня 1918 г. сенатор Шерман, выступая в конгрессе США, предложил воспользоваться случаем для покорения Сибири. Сенатор заявлял: «Сибирь — это пшеничное поле и пастбища для скота, имеющие такую же ценность, как и ее минеральные богатства».

Эти призывы были услышаны. 3 августа военный министр США отдал распоряжение направить во Владивосток части 27-й и 31 — й американских пехотных дивизий, которые до тех пор несли службу на Филиппинах. Эти дивизии прославились своими злодеяниями, продолжавшимися в ходе подавления остатков партизанского движения. 16 августа американские войска численностью около 9 тысяч человек высадились во Владивостоке.

В тот же день была опубликована декларация США и Японии, в которой говорилось, что «они берут под защиту солдат чехословацкого корпуса». Такие же обязательства взяли на себя в соответствующих декларациях правительства Франции и Англии. А вскоре «на защиту чехов и словаков» выступило 120 тысяч иностранных интервентов, включая американцев, англичан, японцев, французов, канадцев, итальянцев и даже сербов и поляков.

В это время правительство США прилагало усилия, чтобы добиться от своих союзников согласия на установление своего контроля над Транссибирской железной дорогой. Посол США в Японии Моррис уверял, что эффективная и надежная работа КВЖД и Транссибирской железной дороги позволит приступить к осуществлению «нашей экономической и социальной программы… Кроме того, разрешить свободное развитие местного самоуправления». По сути, США возрождали планы создания Сибирской республики, которыми грезил герой повести Марка Твена Селлерс.

В конце октября 1918 года Вильсоном был утвержден секретный «Комментарий» к «14 пунктам», который исходил из расчленения России. В «Комментарии» указывалось, что, так как независимость Польши уже признана, то нечего говорить о единой России. На ее территории предполагалось создать несколько государств — Латвия, Литва, Украина и другие. Кавказ рассматривался как «часть проблемы Турецкой империи». Предполагалось предоставить одной из стран-победительниц мандат для управления Средней Азией. Будущая мирная конференция должна была обратиться к «Великороссии и Сибири» с предложением «создать правительство, достаточно представительное, чтобы выступать от имени этих территорий», и такому правительству «Соединенные Штаты и их союзники окажут всяческую помощь».
В декабре 1918 г. на совещании на Государственном департаменте была намечена программа «экономического освоения» России, предусматривавшая вывоз из нашей страны 200 тысяч тонн товаров в течение первых трех-четырех месяцев. В дальнейшем темпы вывоза из России товаров в США должны были возрасти. Как свидетельствует записка Вудро Вильсона государственному секретарю Роберту Лансингу от 20 ноября 1918 г., в это время президент США считал необходимым добиться «расчленения России, по крайней мере, на пять частей — Финляндию, Балтийские провинции, Европейскую Россию, Сибирь и Украину».

США исходили из того, что регионы, входившие в ходе Первой мировой войны в сферу российских интересов, после распада России превратились в зону американской экспансии. 14 мая 1919 г. на заседании Совета четырех в Париже была принята резолюция, в соответствии с которой Соединенные Штаты получили мандат на Армению, Константинополь, проливы Босфор и Дарданеллы.

Американцы развернули активность и в других частях России, на которые они решили ее разделить. В 1919 году Латвию посетил директор Американской администрации распределения помощи, будущий президент США Герберт Гувер. Во время пребывания в Латвии он установил дружеские отношения с выпускником университета штата Линкольна (штат Небраска), бывшим американским профессором, а в ту пору новоиспеченным премьером латвийского правительства Карлисом Ульманисом. Прибывшая в Латвию в марте 1919 года американская миссия во главе с полковником Грином оказала активную помощь в финансировании германских частей во главе с генералом фон дер Гольцем и войск правительства Уль-маниса. В соответствии с соглашением от 17 июня 1919 года в Латвию стали поступать вооружения и другие военные материалы с американских складов во Франции. В целом в 1918–1920 гг. США выделили свыше 5 миллионов долларов на вооружение режима Ульманиса.

Американцы действовали активно и в Литве. В своей работе «Американская интервенция в Литве в 1918–1920 гг.» Д.Ф. Файнхуаз писал: «В 1919 году правительство Литвы получило от государственного департамента военное снаряжение и обмундирование для вооружения 35 тысяч солдат на общую сумму в 17 миллионов долларов… Общее руководство литовской армией осуществлял американский полковник Даули, помощник главы военной миссии США в Прибалтике». Одновременно в Литву прибыла специально сформированная американская бригада, офицеры которой вошли в состав литовской армии. Предполагалось довести численность американских войск в Литве до нескольких десятков тысяч человек. США предоставили литовской армии продукты питания. Такая же помощь была оказана в мае 1919 г. и эстонской армии. Лишь рост оппозиции в США планам расширения американского присутствия в Европе остановил дальнейшую активность США в Прибалтике.

Одновременно американцы приступили к дележу земель, населенных коренным русским населением. На севере Европейской территории России, оккупированном интервентами из Англии, Канады и США, были созданы концентрационные лагеря. 52 тысячи человек, то есть каждый 6-ой житель оккупированных земель, оказались в тюрьмах или лагерях.

Узник одного из таких лагерей врач Маршавин вспоминал: «Измученных, полуголодных, нас повели под конвоем англичан и американцев. Посадили в камеру не более 30 квадратных метров. А сидело в ней более 50 человек. Кормили исключительно плохо, многие умирали с голоду… Работать заставляли с 5 часов утра до 11 часов ночи. Сгруппированных по 4 человека, нас заставляли впрягаться в сани и возить дрова… Медицинская помощь совершенно не оказывалась. От избиений, холода, голода и непосильной 18–20-часовой работы ежедневно умирало 15–20 человек». Оккупанты расстреляли 4000 человек по решению военно-полевых судов. Немало людей было уничтожено без суда.

Мудьюгский концентрационный лагерь — самый известный концентрационный лагерь, созданный представителями иностранной военной интервенции на севере России 23 августа 1918 года как лагерь для военнопленных. Со 2 июня 1919 года использовался правительством Северной области как ссыльно-каторжная тюрьма. После восстания 15 сентября 1919 года и массового побега заключённых был переведён в Йоканьгу. Единственный концлагерь времён Первой мировой войны, постройки которого сохранились до наших дней.

Отсутствовала баня, мыло, смена белья, медицинская помощь. При этом распространились тиф, цинга, дистрофия, паразиты. Температура в бараках была около минус 8 градусов по Цельсию, в результате чего каждую ночь несколько человек умирало от холода.

К июню 1919 года на острове Мудьюг было уже около 100 могильных крестов, под многими из которых находились коллективные могилы.

"Северное кладбище всех соединит
Северное кладбище всех нас приютит
Северное кладбище - все на нем равны
Северное кладбище - северные сны" (Вл-р Селиванов. "Красные Звезды")

Мудьюгский концлагерь стал самым настоящим кладбищем жертв интервенции на Русском Севере, Русской Гиперборее.

Столь же жестоко действовали американцы и на Дальнем Востоке. В ходе карательных экспедиций против жителей Приморья и Приамурья, поддерживавших партизан, только в Амурской области американцами было уничтожено 25 сел и деревень. При этом американские каратели, как и прочие интервенты, совершали жестокие пытки в отношении партизан и сочувствовавших им людей.

Советский историк Ф.Ф. Нестеров в своей книге «Связь времен» писал, что после падения Советской власти на Дальнем Востоке «сторонников Советов всюду, куда доставал штык заокеанских «освободителей России», кололи, рубили, расстреливали партиями, вешали, топили в Амуре, увозили в пыточных «поездах смерти», морили голодом в концлагерях». Рассказав о крестьянах зажиточного приморского села Казанка, которые сначала отнюдь не были готовы поддержать Советскую власть, писатель объяснил, почему они все же после долгих сомнений пошли в партизанские отряды. Сыграли роль «рассказы соседей по прилавку о том, что на прошлой неделе американский матрос в порту застрелил русского мальчика… что местные жители должны теперь, когда в трамвай входит иностранный военный, вставать и уступать ему место… что радиостанция на Русском острове передана американцам… что в Хабаровске ежедневно расстреливают десятки пленных красногвардейцев». В конечном счете, жители Казанки, как и большинство русских людей в те годы, не выдержали унижения национального и человеческого достоинства, творимого американскими и другими интервентами и их пособниками, и восстали, поддержав партизан Приморья.

Американцы запомнились и своим участием в разграблении оккупированных земель. На севере страны, по подсчетам A.B. Березкина, «только льна, кудели и пакли американцы вывезли 353 409 пудов (в том числе одного льна 304 575 пудов. Они вывозили меха, шкуры, поделочную кость и другие товары». Управляющий канцелярией Отдела иностранных дел белого правительства Чайковского, сформированного в Архангельске, жаловался 11 января 1919 г. генерал-квартирмейстеру штаба главнокомандующего, что «после ограбления края интервентами не осталось никаких источников для получения валюты, за исключением леса, что же касается экспортных товаров, то все, что имелось в Архангельске на складах, и все, что могло интересовать иностранцев, было ими вывезено в минувшем году почти что безвалютно примерно на сумму 4 000 000 фунтов стерлингов».

На Дальнем Востоке американские интервенты вывозили лес, пушнину, золото. Помимо откровенного грабежа, американские фирмы получили разрешение от правительства Колчака совершать торговые операции в обмен на кредиты от банков «Сити бэнк» и «Гаранти траст». Только одна из них — фирма Эйрингтона, получившая разрешение вывозить пушнину, отправила из Владивостока в США 15 730 пудов шерсти, 20 407 овечьих шкур, 10 200 крупных сухих кож. Из Дальнего Востока и Сибири вывозили все, что представляло хотя бы какую-нибудь материальную ценность.

В ходе интервенции американцы пытались расширить земли, находившиеся под их контролем. Осенью 1918 г. интервенты, действовавшие на севере страны (главным образом, американцы), попытались продвинуться южнее Шенкурска. Однако 24 января советские войска предприняли контрнаступление на Шенкурск и, захватив его, отрезали американцам пути к отступлению. На следующий день, бросив боевую технику, американские части бежали на север лесными тропами.

В апреле 1919 г. была предпринята новая попытка продвинуться в глубь России в ходе наступления финской «Олонецкой добровольческой армии» в Междуозерном районе и англо-американских войск вдоль Мурманской дороги. Однако в конце июня интервенты понесли новое поражение. Интервенты несли потери и на Дальнем Востоке, где партизаны постоянно атаковали американские воинские части.

Потери, которые несли американские интервенты, получали значительную огласку в США и вызывали требования прекратить военные действия в России. 22 мая 1919 г. член палаты представителей Мейсон в своем выступлении в конгрессе заявил: «В Чикаго, который является частью моего округа, проживает 600 матерей, чьи сыновья находятся в России. Я получил сегодня утром что-то около 12 писем, а я получаю их почти каждый день, в которых меня спрашивают, когда наши войска должны возвратиться из Сибири». 20 мая 1919 г. сенатор от штата Висконсин и будущий кандидат в президенты США Лафоллет внес в сенат резолюцию, одобренную законодательным собранием штата Висконсин. В нем содержался призыв о немедленном выводе американских войск из России. Несколько позже 5 сентября 1919 г. влиятельный сенатор Бора заявил в сенате: «Господин президент, мы не находимся в состоянии войны с Россией. Конгресс не объявлял войны против русского народа. Народ Соединенных Штатов не желает воевать с Россией».

Не объявляли? Где? Интервенция - это не объявление войны? Если Гитлер вторгся с целью ликвидировать СССР, тогда выходит он агрессор, а англо-саксы Элтон Джоны? НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ - ЭТО ОДНО И ТО ЖЕ!

Американец Артур Баллард был в командировке в России 2 года - с 1917 по 1919 год. С 1918 года он как раз был в Сибири, когда там разворачивались основные события. В 1919 году, поскольку там уже всё было ясно, кто победит, Баллард вернулся в США и по горячим следам написал книгу о том, что происходит в России.

Вот спроси любого русского, даже сейчас, - что ты знаешь о том, что происходило в Сибири после большевистского переворота в России? Он ответит, дескать, был Колчак, а потом его победила Красная армия, которая "...от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней". Это та, вырезанная - "праздничная" - официальная большевистская версия, которая сообщалась и при коммунистах и сейчас при капиталистах, потому что историю пишут победители.

Сейчас нам Артур Баллард расскажет, что происходило по порядку. Он конечно тоже не всё рассказывает, никто не видел ВСЕГО! Но тем не менее и того, что рассказывает Баллард, за глаза хватает, чтобы глаза расширились, потому что этого нет в официальной версии. А мы собираем отдельные свидетельства до полной картины. Этот обзор будет, по материалу одной половины книги, где только Сибирь. Артур Баллард был одним из многих тысяч и тысяч американских и английских шпионов и диверсантов, посылавшихся в Россию в начале века для того, чтобы подготавливать тот результат, который США и Британская империя и получили на Версальской конференции 1919 года в исходе Мировой войны и двух катастрофических государственных переворотов в России и в Германии. Разница между ними была только та, что большевистского типа госпереворот в Германии остановился, так сказать, на стадии "немецкого Керенского" и не дошёл до большевистской ультра-радикально-геноцидарной стадии.

Тут надо понимать психологию американцев. Они будут протестовать, если вы назовёте их шпионами и диверсантами, даже если он имеет "корочку" агента ЦРУ. Американцы воспитаны в твёрдом убеждении, что США - это светоч мира; и это святой долг и обязанность американцев железной рукой тащить всё человечество к счастью в американском понимании и наказывать нехотящих своего счастья, в понимании американцев.

Поэтому любой американец де факто - агент и диверсант. Даже если он просто торговец или инженер в другой стране.

Например, когда настоящие секретные агенты США, возвращаются из чужой страны и пишут отчёты в ЦРУ, то потом часть своих отчётов многие оформляют в виде отдельной книги. Потому что всем понятно, что человек хочет подзаработать. А почему бы и нет? Только надо изьять из отчёта технические детали, связанные именно с секретной деятельностью, и, пожалуйста, - издавай!

Классическим шпионом и диверсантом - писателем был британский агент в России Брус Локкарт с его книгой "Британский агент". Оказывается она выходила на русском? У нас в библиотеке есть основное, относящееся к России, из другой книги Локкарта

В США за последние 100 лет циркулируют сотни тысяч таких литературно оформленных отчётов секретных агентов, оформленных как литературные и научные работы. США - это единственная оставшаяся Империя, а значит страна глобального шпионажа. И шпионов и диверсантов США поставляет на мировой рынок - 100-ни тысяч, - это самая поточная американская продукция - шпионы и диверсанты. И все американцы - шпионы внештатные - "патриоты" своей "родины". Сталин - предупреждал!

Баллард начинает раздел о Сибири именно с главы 18 -ой о Сибирской железной дороге!

Цитата:

"Вся жизнь Сибири вьётся вокруг ТРАНСИБА. Жидкое население Сибири живёт только вокруг железнодорожных станций ТРАНСИБА и речных стоянок. Это также в Канаде 19-ого века вся жизнь была только вдоль границы с США. До недавней постройки ТРАНСИБА в Сибири жили только племена местных кочевников, а на почтовых лошадях от Петербурга до Владивостока было 5 месяцев пути. И это было буквально ещё несколько лет назад, поскольку Трансиб был завершен только в 1916 году. (И это был слишком лакомный кусочек, чтобы США упустили возможность им завладеть)
Я лично разговаривал с одним старым царским службистом, которого первая работа была гонять этапы с каторжными. Трудно переоценить значение ТРАНСИБА для Сибири. Транссиб как артерия принесла кровь и жизнь в замороженное тело Сибири и оживил Сибирь. Возможно в будущем какой нибудь местный сибирский Гомер напишет эпическую поэму о ТРАНСИБЕ и назовёт её "АРТЕРИЯ"!

Царь Николай Второй сделал Сибирь частью России. До этого Сибирь принадлежала России только формально. Как например, после присоединения к США Аляски, американцы её вообще не касались 100 лет. Аляска стояла, и руки до не доходили. Освоение Аляски стало возможным только после Второй Мировой с началом эпохи самолётов и вертолётов.

Начало: часть 1.

Алтай Атлы. Турция в первой мировой войне. Кавказ - продолжение, перевод с англ.

Энвер-паша в это время находился в IX корпусе, где вызвал разочарование командующего Ихсан-паши своими частыми вмешательствами в командование. Наблюдая за необоснованным оптимизмом Энвера, Ихсан-паша, ограниченный в своих возможностях субординацией, мог лишь представить ему суровые факты. 28 декабря он предоставил Энверу-паше подробный доклад о текущем положении корпуса, но командующий в ответ заявил: «Сегодня я видел командиров корпусов и дивизий в тылу. Все должны быть на фронте. В ваших рапортах постоянно говорится о низкой численности личного состава. Лично я вижу, что в российских ротах также не хватает по более чем 20 человек».

Энвер-паша полагал, что русские отступают к Карсу. На самом деле, то, что Энвер считал отступлением, на самом деле было циркуляцией. Он пребывал в эйфории, но вскоре это чувство сменилось растерянностью, когда к нему привели русского пленного тюркского происхождения. Пленный рассказал: «Русские готовятся окружить ваши войска в Сарыкамыше силами пяти полков». Это шокирующее известие позволило Энверу-паше узреть правду. IX корпус, дошедший до Сарыкамыша, фактически истаял. X корпус, который должен был прийти ему на помощь, потерял 90 процентов своего личного состава на склонах гор Аллахуекбер. XI корпус забуксовал в районе Арака, сражаясь там с сильными русскими заслонами. Полк, вошедший в Черкезкей, попал в плен, в результате чего русским представлялась возможность окружить оставшиеся турецкие силы.
29 декабря Хафиз Хакки попытался переломить ход сражения у Сарыкамыш силами остатков X корпуса. Первая попытка 88-го полка атаковать была отбита, но за ней последовало организованное наступление 31-й дивизии. Полковник Ланге, немецкий офицер, атаковал с юга, в то время как полковник Хасан Васфи начал продвижение с севера, достигнув русского оборонительного рубежа, оборудованного всего в 250 метрах от города. Несмотря на упорное сопротивление русских частей, возобновление атаки около 4 часов дня продемонстрировало высокий моральный дух турок, которые осознавали, что это их последний шанс. Дезорганизованные внезапным нападением, русские части оставили свои позиции и отступили к городу, что привело к уличным боям в Сарыкамыше. При этом голодные и обносившиеся турецкие солдаты одновременно как сражались с русскими, так и вынужденно мародерствовали в поисках пропитания и одежды.

В тот день в Стамбул пришла первая радостная весть с Кавказа. Ардахан был взят. Высадившись с военного корабля «Явуз» (германский линейный крейсер "Гебен"), совершившего переход из Стамбула, специальный отряд Штанге-бея десантировался в Ризе и впоследствии усилился почти двумя тысячами добровольцев. Их наступление на юг завершилось 27 декабря занятием Ардахана. Но и этот отряд, доблестный, однако уступавший неприятелю по численности, через несколько дней проиграл бой трем русским пехотным и одному кавалерийскому полкам. Несмотря на поражение, стойкий отряд Штанге-бея продолжал удерживать оборону более двух месяцев, и в конечном итоге отступил на исходные позиции только 1 марта 1915 года.
К вечеру 29 декабря турецкие войска захватили западные окраины города Сарыкамыш, включая железнодорожный вокзал и казармы русского Елизаветпольского полка. Генерал Пржевальский, командующий русскими войсками в Сарыкамыше, оказался в угрожаемом положении и решился развернуть свои последние резервы, чтобы выбить турок из города. Начальник его штаба полковник Термен проявил недюжинную храбрость, отбив обратно железнодорожную станцию в штыковой атаке. Когда ситуация изменилась в пользу русских, они вынудили турецкие войска покинуть город, что стало важной вехой в этом историческом столкновении двух империй.
30 декабря громовое эхо российской артиллерии разнеслось в окрестных горах. Турецкие войска несли тяжелые потери, мрачная тень поражения легла на поле боя. Энвер-паша, столкнувшийся с обескураживающей реальностью, получил два одновременных рапорта. Одно из них исходил от начальника штаба IX корпуса подполковника Шериф-бея, а другой – от полковника Хафиз Хакки-бея. Оба рассказа повторяли один и тот же рефрен: корпус был лишен сил, необходимых для нового наступательного удара. Тем не менее, даже перед лицом этих фактов непоколебимый ответ Энвера звучал следующим образом: «Наступление должно продолжаться во что бы то ни стало».

Когда 1914 год подходил к концу, из Бардыза поступила тревожная весть, еще одна пронзительная история этих трагических дней. 32-я дивизия не выдержала сильного натиска неприятеля и уступила свои позиции русским частям. В то время как дороги на Бардыз и Кызылкилизе перешли под контроль противника, турецкие войска оказались под угрозой опасного полуокружения. Вариант стратегически обоснованного отступления через открытое "окно" полуокружения взывал к разуму, однако Энвер-паша, испугавшись осторожности, выбрал смелость и приказал противостоять затягивающейся петле новой атакой.
Одновременно, примерно в 40 километрах к югу от Сарыкамыша, XI корпус под руководством Галип-паши возобновил натиск на русские позиции. Этот маневр был направлен на ослабление растущего давления на осажденные IX и X корпуса, дислоцированные перед Сарыкамышем. Медленно сдаваясь осознанию страшной реальности, Энвер-паша наконец переориентировал свое внимание. Вместо того, чтобы упорствовать в бесполезном наступлении на Сарыкамыш, теперь он стремился обезопасить пути отступления. Объединив два корпуса, он назвал это соединение "Армией левого крыла" и поручил командование недавно получившему повышение до бригадного генерала Хафизу Хакки, которому теперь было присвоено почетное титулование "паша".

Хафиз Хаккы-паша с тревогой ждал подкрепления, все еще надеясь захватить Сарыкамыш. Несмотря на явный успех контрнаступления русских, он воздерживался от приказа об отступлении. У войск, с неимоверным трудом продвигавшихся ему на помощь в горах Аллахюекбер, еще теплилась надежда, но, увы, к Сарыкамышу никто не дошел. Ситуация ухудшалась по мере того, как кольцо окружения сжималось. Днем 4 января, объехав линию фронта верхом, Хафиз Хаккы-паша вернулся в штаб и торжественно заявил по-французски: «Tout est perdu, sauf l’honneur» («Все потеряно, кроме чести»). Горькая улыбка сопровождала его признание Ихсану-паше по-турецки: «Все кончено».
Внезапно штаб попал под огонь прорвавшихся русских передовых частей, а вся 28-я дивизия была взята в плен. Хафиз Хакки-паша чудом спасся, но восемь высокопоставленных офицеров, в том числе Ихсан-паша, сдались. 17-ю и 29-ю дивизии постигла та же участь. Выжившие в числе 108 офицеров и всего 80 солдат были отправлены русским командованием в Сарыкамыш. Тем временем Хафиз Хакки-паша, надежно укрывшийся в штабе X корпуса, узнал о том, что русские войска разгромили и IX корпус, что побудило его отдать решительный приказ о полном отступлении. На рассвете следующего дня остатки турецких войск начали общий отход на Эрзерум.
Энвер-паше и сопровождавшим его немецким офицерам потребовалось четыре дня, чтобы добраться до Эрзерума. В телеграмме в Стамбул он сообщал: "Хотя наступление против русских не нанесло врагу окончательного поражения, оно отбросило их за пределы наших границ, обезопасило часть наших территорий и нанесло урон их армии. Наше непосредственное внимание сосредоточено на предоставлении нашей армии отсрочки после пятнадцати дней беспощадных боев, за которыми последует возобновление наступления. Отбывая в Стамбул, я поручаю командование армией Хафизу Хакки-паше, требуя максимальной конфиденциальности в отношении этих событий и моего отъезда ".
"Друзья, я был с вами почти месяц и видел, как вы атаковали врага в боях, которые продолжались несколько дней. Несмотря на суровую погоду, вы проигнорировали все виды трудностей и сломили сопротивление врага. Вы изгнали врага с родной земли и захватили вражескую территорию. Эти ваши усилия никогда не будут забыты. Весь народ, включая самого султана, поздравляет вас. Сейчас я возвращаюсь в Стамбул. С Божьей помощью вы добьетесь гораздо большего, вы уничтожите врага и благословите души наших мучеников. Я оставляю вас под защитой Бога. Не забывайте, что Бог всегда на нашей стороне ". (Прощальное послание Энвера солдатам в Сарыкамыше).
Энвер вместе со своим штабом отбыл из Эрзурума в Стамбул через Сивас. На железнодорожной станции Улукишлы он встретил своего дядю Халил-пашу, который сообщил мрачную новость: "Все наши войска потеряны". По прибытии в Стамбул Энвер-паша ввел запрет на все публикации, связанные с Сарыкамышским сражением, ссылаясь на патриотические мотивы, чтобы "помешать шпионам и предателям деморализовать общественность с помощью пропаганды и лжи".
Конкретные цифры, детализирующие турецкие потери в Сарыкамыше, до сих пор остаются неясными. Официальная история турецкой армии утверждает о потерях в 60 тысячах человек, опираясь на российские данные, свидетельствующие о 7 000 пленных и 23 тысячах погибших турок. Эти данные включают 10 тысяч погибших в районе действий XI корпуса и еще 20 тысяч за линией фронта, умерших от тяжких лишений, холода и болезней.

Трагедия Сарыкамыша, которую сегодня часто связывают с личностью Энвера-паши, требует более пристального изучения факторов, приведших к одной из величайших военных катастроф Первой мировой войны. Ошибки командования сыграли ключевую роль, однако такие факторы, как суровые погодные условия, морозы, эпидемии и недостатки в материально-техническом обеспечении, также оказались существенными. Это сочетание привело к гибели тысяч турецких солдат в горной местности, их горькая судьба оказалась решена без единого выстрела.
Ошибки Энвера-паши действительно внесли значительный вклад в печальный исход. Однако важно не винить исключительно его в развернувшихся событиях. Слишком быстрое продвижение по служебной лестнице лишило его полевого опыта, необходимого для эффективного руководства войсками. Недостаток практических знаний у командующих армией и корпусами также является очевидным, что привело к непониманию проблем, с которыми сталкивались солдаты, и к пренебрежению оперативными потребностями. В период, когда Третья армия собиралась вокруг Эрзерума, и в ходе последующих операций солдатам ставилась задача преодолевать пешим порядком исключительно большие расстояния. В суровых зимних условиях следовало лучше учитывать физические возможности человеческого тела. Как и следовало ожидать, подразделения с трудом исполняли поставленные перед ними задачи, что приводило к их "таянию". Выполнение боевой задачи в таких экстремальных условиях требует абсолютного взаимопонимания между командирами и солдатами, но даже высокопоставленным офицерам не хватало единого уровня решимости.
Энвер-паша и Хафиз-паша, несмотря на свою энергию и деятельность, не могли предвидеть трудности, с которыми неизбежно столкнется армия. Сбалансировать стратегические аспекты военных операций с практическими задачами, с которыми пришлось иметь дело на местах, оказалось непросто. Как следствие, разногласия между командирами и солдатами, усугубленные суровыми зимними условиями, негативно сказались на общем успехе кампании. По сути, более детальное понимание роли Энвера-паши раскрывает сложную сеть проблем и ошибок, которые повлекли историческое бедствие при Сарыкамыше.
Официальный исторический отчет турецкой армии выносит четкий вердикт: основная ошибка заключалась не в решении начать кампанию зимой, а скорее в некорректном исполнении этой цели. Более тщательно спланированное наступление, соответствующее стратегическим и тактическим принципам для облегчения скоординированных действий, обладало потенциалом для победы над русскими войсками даже зимой. Основой этого успеха были боевые качества турецкого солдата. Если бы выбор времени был более разумным, даже планы Энвера-паши могли бы оказаться удачными. К сожалению, ужасающие природные катаклизмы развернулась в неподходящий момент, вызвав цепочку последующих бедствий и ошибок. Дисфункциональность системы командования стала важным фактором, способствовавшим окончательному поражению в битве при Сарыкамыше.

Действия против русских войск в Восточной Анатолии.

Хафиз Хакки-паша, командующий Третьей армией, умер от тифа 12 февраля 1915 года, и его место занял бригадный генерал Махмут Камиль-паша, который унаследовал армию, ослабленную суровой зимней кампанией и свирепствовавшими эпидемиями. Махмуту Камилю было поручено восстановить боеспособность. Среди засилия бед забрезжила надежда, когда из Первой и Второй армий начали прибывать подкрепления. К марту 1915 года X и XI корпуса снова можно было задействовать в боях, хотя они и не были сильнее одной дивизии. Формирующийся IX корпус, созданный из остатков артиллерии и вспомогательных подразделений, также занял оборонительные позиции.

На фронте временно установилась стабильность. Русские войска, достигнув своей довоенной границы на севере, на юге сохраняли устойчивое присутствие в турецких городах — Элязыге, Ардебиле и Догубеязыте. Эта передышка подарила Третьей турецкой армии драгоценное время для восстановления, реорганизации и укрепления новых оборонительных рубежей. К сожалению, имеющихся сил оказалось недостаточно для защиты всей Восточной Анатолии.
С улучшением погоды, как и ожидалось, началось наступление Российской императорской армии. 6 мая 1915 года ее кавказские силы начали продвигаться через долину Тортум в направлении Эрзерума. Доблестные 29-я и 30-я турецкие дивизии остановили это продвижение, что дало Х корпусу шанс на ответную контратаку в попытке вернуть утраченные позиции. К 13 июня русские войска вернулись на исходные позиции, на этот раз не добившись успеха, что еще раз свидетельствует о взлетах и падениях военной фортуны.
На южном участке Кавказского театра военных действий турецкие войска столкнулись с проблемами, отличными от тех, что были на севере. 17 мая российские войска громко заявили о своем присутствии, войдя в город Ван и постепенно оттесняя турецкие подразделения. 11 мая пал Малазгирт (Манцикерт в российских документах), что усугубило ситуацию. Пути снабжения были перерезаны, а восстания армянского населения усложняли положение. Область к югу от озера Ван оказалась слабо защищенной, для обороны 600-километрового участка в наличии было всего 50 000 человек и 130 артиллерийских орудий. Турки значительно уступали русским в численности на этой гористой местности, которую было трудно защищать.

19 июня 1915 года русские войска начали еще одно наступление, на этот раз на северо-запад, нацелившись на озеро Ван. Российские части двинулись маршем из Малазгирта в сторону Муша, не подозревая о передвижении IX турецкого корпуса, усиленного 17-й и 28-й дивизиями. Несмотря на сложные условия, турки эффективно провели перегруппировку, разместив 1-й и 5-й экспедиционные отряды к югу от линии наступления русских. "Группа правого крыла" под командованием бригадного генерала Абдулкерима-паши, подчинявшаяся непосредственно Энверу-паше, укрепляла оборону. Была подготовлена почва для турецкого ответа на предстоящий ход России.
К 16 июля русское наступление было остановлено, а IX корпус подошел к району боевых действий с северо-запада, объединившись со свежими силами 5-го экспедиционного отряда. Вместе они начали преследование отступающих русских частей, кульминацией которого стал возврат Малазгирта 26 июля. Хотя эта победа была достигнута значительной ценой, и продолжалась тенденция к расту потерь, она оказалась ключевой для турок, подняв моральный дух перед лицом невзгод.

После заметного успеха Абдулкерим-паша немедленно телеграфировал в Стамбул, добиваясь разрешения продолжать наступление. Энвер-паша, исполненный радости, призвал Абдулкерима направить продвижение войск в направлении на Элешкирт и Каракеше, стремясь изгнать все российские отряды из приграничного региона.
К 5 августа османская правофланговая группировка проникла на 20 километров на территорию России. Тем не менее, левое крыло IX корпуса оставалось незащищенным из—за того, что Абдулкерим-паша повторил ошибки Сарыкамыша - бросил все силы в наступление, не оставив никаких резервных частей. Русское командование интуитивно определило это уязвимое место и начало контратаку. Хотя для парирования этого удара спешно выдвинулась 29-я дивизия, наступающие турецкие соединения оказались в окружении. Абдулкерим-паша, не имея в сложившейся ситуации другого выбора, приказал отступать, в результате чего русские снова захватили Малазгирт. Интенсивные боевые действия прекратились к 15 августа, и их результатом стала гибель 10 000 турецких солдат, еще 6 000 попали в российский плен.
Хотя перегруппировка турецких войск в Восточной Анатолии весной 1915 года стала значительным достижением, восстановленный боевой дух оказался бесполезным. Потери были настолько велики, что IX корпус не мог пополнить свои силы за счет маршевых подкреплений. Х и XI корпуса испытывали нехватку сил. Однако русские войска тоже понесли потери. Кавказский фронт снова застыл до конца года, грохот орудий на время смолк.

Османское верховное командование имело крайне ограниченные возможности, чтобы восполнить потери, понесенные злополучной Третьей армией. Необходимость "питать ресурсами" Галлиполийское сражение истощила драгоценные материальные возможности и людские силы, оставив IX, X и XI корпуса без подкрепления. Вдобавок к этому переброска 1-го и 5-го экспедиционных отрядов в Месопотамию еще больше ослабила османский военный потенциал на Кавказе. Кавказский фронт отошел на второй план, и некогда могущественная Третья армия ослабла.
К январю 1916 года общая численность Третьей армии составляла 126 000 человек, всего 50 539 из которых насчитывали пехотные части. Вооружение включало 74 057 винтовок, 77 пулеметов и 180 артиллерийских орудий. Им противостояли грозные русские силы численностью 200 000 человек и 380 артиллерийских орудий. IX, X и XI корпуса заняли оборонительные позиции вдоль Эрзерумской дороги, группируясь вокруг Кеприкея. Стратегическое планирование, каким бы ошибочным оно не оказалось, основывалось на вере в то, что русские воздержатся от дальнейших активных действий.
10 января 1916 года русский генерал Юденич начал масштабное зимнее наступление, застав турецкую Третью армию врасплох. В этот критический момент командующий Третьей армией Махмут Камиль-паша отсутствовал в войсках - он проводил время в отпуске в Стамбуле, в то время как начальник штаба полковник Феликс Гузе оправлялся от тифа в Германии. Первоначально главный удар российских войск был направлен против XI корпуса, и на его участке натиск русских опрокинул турецкую оборону всего за четыре дня. Впоследствии турецкие войска отступили с рубежей возле Кеприкея, и к 18 января российские войска вступили в Хасанкале, ключевой город на пути к Эрзеруму, создав новые оперативные трудности для штаба атакуемой Третьей армии.

Всего за одну неделю турецкие оборонительные позиции рухнули, что привело к потере 10 000 человек убитыми и 5 000 взятыми в плен. Потеряны были также 16 артиллерийских орудий. Около 40 000 человек искали убежища в стенах крепости Эрзерум. В этих отчаянных боях XI корпус понес особенно тяжелые потери. Тем временем русское командование разработало планы по взятию Эрзурума, мощной турецкой крепости, которая считалась вторым по силе укреплений городом Османской империи после Эдирне (от переводчика: Адрианополя, Одрина; болгары его, кстати, в 1912-13 гг. тоже успешно штурмовали и взяли).
Вернувшись из Стамбула 29 января, командующий Третьей армией Махмут Камиль-паша понимал неизбежность наступления русских не только на Эрзерум, но и в районе озера Ван. Крепость была наиболее уязвима для неприятеля с севера и востока, что побудило Махмута Камиля укрепить оборонительные рубежи.
К 11 февраля российская артиллерия начала бомбардировку фортификационных сооружений, окружающих Эрзерум, нанося им тяжелые повреждения. Турецкие батальоны, состоящие из 350 человек, доблестно оборонялись от российских численностью до 1 000 человек. Несмотря на задействованные наступающими ограниченные силы, русские войска за три дня установили контроль над высотами, господствующими над Эрзерумской равниной. Командованию османской Третьей армии стало очевидно, что город больше невозможно удерживать. Турецкие части начали отступление со своих укрепленных позиций, одновременно происходила эвакуация города Эрзерум.

Холодным утром 16 февраля 1916 года русские войска вошли в Эрзурум. Несмотря на то, что турецкие главные силы успешно отступили, умело избегая окружения, потери все равно оказались ошеломляющими. В руки русских попало 327 артиллерийских орудий, также были пленены некоторые вспомогательные подразделения Третьей армии и около 250 раненых, находившихся в Эрзерумском госпитале. Тем временем остатки доблестных X и XI корпусов развернулись, чтобы создать новую линию обороны в восьми километрах к востоку от Эрзерума.
После ликования, вызванного недавним турецким триумфом при Галлиполи, веселье в Стамбуле резко пошло на убыль от мрачных новостей о поражениях на Кавказском фронте и сдаче Эрзурума. Энвер-паша быстро отреагировал развертыванием V корпуса, состоящего из 10-й и 13-й дивизий, для усиления потрепанного Кавказского фронта. 27 февраля он заменил Махмута Камиля-пашу на должности командующего фронтом опытным Вехибом-пашой, который к тому времени командовал Второй армией и был известным героем Галлиполи. Вехиб-паша, вставший у кормила, 16 марта прибыл в Эрзинджана, новый нервный центр Третьей армии. Его первоначальной задачей было восстановление порядка в разбитой Третьей армии, численность которой сократилась всего до 25 500 человек, вооруженных 76 пулеметами и 86 исправными артиллерийскими орудиями. Падение Эрзерума повлекло за собой не только потерю стратегических позиций, но и утрату важнейших госпиталей и материально-технической поддержки.

Энвер-паша, осознавая ограниченность возможностей Третьей армии к самостоятельному удержанию линии фронта, принял решение усилить ее за счет Второй армии, которая дислоцировалась во Фракии под командованием Ахмета Иззет-паши. Ему был отдан приказ выдвинуться к Диярбакыру на юго-востоке Анатолии и укрепить восточный фланг, удерживаемый Третьей армией. К августу Вторая армия намеревалась усилить угрожаемое направление четырьмя корпусами в составе десяти дивизий.
Тем временем русские войска продвигались вперед с поразительной быстротой. В марте 1916 года они высадились в Ризе, ключевом порту в восточном Причерноморье, развили наступление на запад и захватили Трабзон (Трапезунд в российских документах) к 16 апреля. Такой поворот событий создал серьезную угрозу для Третьей армии, которая теперь была изолирована от черноморских путей снабжения и доставки подкреплений. Эти проблемы усугубило откладывавшееся прибытие Второй армии, которая столкнулось с задержками из-за ограниченной пропускной способности железных дорог, при том что подразделения, направлявшиеся в Месопотамию, получали приоритет в транспортировке.

Оценивая обстановку как крайне тяжелую, Вехиб-паша решил разделить фронт на три оперативные зоны: Юго-восточная зона, простиравшаяся к северу от Диярбакыра, перешла под командование XVI корпуса Мустафы Кемаля. Центральная зона, которую контролировал Юсуф Зия-паша с X корпусом, получила подкрепление в виде IX и XI корпусов, а также 2-й кавалерийской дивизии. Северная зона, расположенная вдоль побережья Черного моря, была передана V корпусу Февзи-паши.
На исходе июня V корпус Февзи-паши начал наступление в Восточное Причерноморье, стремясь вернуть порт Трабзон, который активно использовался русскими для переброски подкреплений по морю. Несмотря на достижение некоторых успехов, основная задача наступления не была достигнута из-за отсутствия достаточных сил. К 28 июня турки продвинулись к морю на десять километров, но были вынуждены остановить атаки перед лицом решительной обороны России.
В то же время русское командование организовало контрнаступление, чтобы ослабить давление на Трабзон/Трапезунд и создать угрозу для турецкого города Сивас. 2 июля началось наступление, получившее название «Чорохская кампания». Когда русские войска вышли к окраинам Байбурта, они столкнулись с доблестной обороной турецким X корпусом. Однако, несмотря на все усилия, турки не смогли удержать позиции, и 17 июля 1916 года Байбурт пал.
Оперативно пользуясь успехом, русские использовали Байбурт в качестве плацдарма и начали новое наступление, форсировав реку Карасу (Зап. Евфрат) и вынудив IX и Х турецкие корпуса отступить. 25 июля передовые отряды русских войск вступили в город Эрзинджан. Не видя другого выхода, Вехиб-паша сдал город русским и решил отступить на запад, чтобы помешать дальнейшему продвижению неприятеля в Анатолию. Чорохская кампания продолжалась 12 дней и привела не только к потере важнейших городов, но и к гибели 17 000 турецких солдат и примерно такому же количеству пленных.

Через неделю после завершения российского наступления и понеся существенное поражение, Ахмет Иззет-паша, ничуть не смутившись, сам перешел в наступление. Боевая задача османской Второй армии состояла в том, чтобы спасти подвергшуюся опасности Третью армию и вернуть город Эрзинджан. Начавшееся 2 августа 1916 года турецкое наступление развернулось силами трех корпусных оперативных групп: III, IV и XVI корпусов. В начале операции XVI корпус Мустафы Кемаля успешно захватил Битлис и Муш. Однако этот частный триумф не обеспечил окончательной победы, поскольку российские войска усилили свою оборону. Через две недели после турецкого наступления русские ответили контрнаступлением. Одновременно турки испытывали серьезные перебои в снабжении и логистике. К концу сентября турецкое наступление застопорилось, оно привело к некоторым территориальным завоеваниям, но ценой больших потерь - около 30 000 человек.

Остаток 1916 года турецкое командование занималось организационными и оперативными перестановками на Кавказском фронте. К счастью, русские войска в этот период демонстрировали статичность. Суровая зима 1916-17 годов сделала боевые действия практически невозможными, и холода продолжались всю весну. Россию, пережившую тяжелые политические и социальные потрясения, охватил хаос Октябрьской революции, остановившей все военные операции и вынудившей российские войска отступить. Ни российские солдаты, ни население не испытывали желания затягивать войну. Турки, сами переживавшие глубокий кризис, не смогли воспользоваться этой возможностью из-за нехватки боеспособных подразделений. В Палестине и Месопотамии под натиском британцев турки отвели большую часть своих сил (пять дивизий) на юг. Следовательно, 1917 год на Кавказском фронте прошел без существенных перемен положения. Под влиянием революционных настроений Российская армия постепенно распадалась, пока не перестала быть эффективной военной силой. Эрзинджанское перемирие, подписанное 16 декабря 1917 года, официально ознаменовало прекращение военных действий.

После заключения перемирия между русскими и турками Российская армия начала вывод войск с территории Анатолии. Однако отголоски конфликта все еще звучали. 4 февраля 1918 года Вехиб-паша, командующий Третьей армией Османской империи, отправил предупреждение своему российскому коллеге (генералу от инфантерии Пржевальскому), выразив намерение начать наступление. Целью было пресечь агрессивные действия воинских формирований Армении против турецкого населения на территориях, освобожденных Российской армией (от переводчика: о массовых депортациях и резне армян в Османской империи в годы войны д-р Алтай Атлы в духе официальной историографии Турции не упоминает).

Опираясь на подробный рапорт лейтенанта Хусаметтина, который бежал из русского плена и добрался до Трабзона, Вехиб-паша собрал важные разведданные. Остатки Российской армии казались неспособными удерживать линию границы, и британские и французские военные миссии оказывали помощь в формировании армянских и грузинских частей. Тем временем армянские политические деятели, поддерживаемые российскими большевиками, вынашивали планы изгнания азербайджанцев-мусульман со всего южного Кавказа.
В то же время в Стамбуле Энвер-паша оформил свое стратегическое видение военно-политической ситуации. Воспользовавшись благоприятным моментом русской революции, он стремился не только вернуть довоенные границы, но и возвратить территории, приобретенные русскими в войне 1877-1878 годов. Это расширение послужило бы стартовой площадкой для турецкого господства в Центральной Азии. Был отдан приказ о переброске в распоряжение Третьей армии подкреплений, и операции начались по мере готовности.
5 февраля 1918 года турецкие войска перешли наступление, которое успешно продвигалось на восток от линии между Тиреболу и Битлисом. В результате блицкрига, осуществленного Третьей армией, армяне были быстро вытеснены и утраченные ранее Османской империей территории возвращены под контроль. 7 февраля пал Келькит, 13 февраля — Эрзинджан, 19 февраля — Байбурт, 22 февраля — Теркан. После возвращения 25 февраля стратегического черноморского порта Трабзон турецкая армия пополнилась подкреплениями, прибывшими по морю.

Армянские отряды упорно сражались, чтобы удержать город Эрзерум, но 12 марта 1918 года он был захвачен турецким I Кавказским корпусом. За этим последовали новые победы: в течение следующих двух недель пали Малазгерт, Хинис, Олту, Кеприкей и Тортум. Ход истории снова переменил направление, ознаменовав важные этапы в этой запутанной военной кампании.

Перевод статьи турецкого военного историка д-ра Алтая Атлы о боевых действиях на Кавказском фронте Первой мировой войны в 1914-18 гг. События на этом самом успешном для Российской императорской армии театре военных действий хорошо известны любителям истории Отечества, но в данном случае интересна точка зрения "противоположной стороны". К тому же у Алтай-бея такой цветистый и яркий слог, которому позавидовали бы османские историографы!

Д-р Алтай Атлы.
Турция в Первой мировой войне. Кавказ.
Источник: https://turkeyswar.com/campaigns/caucasus/

Кавказская кампания разворачивалась на суровых просторах Северо-Восточной Анатолии, на местности, изобилующей высокими горами и обширными равнинами. Это регион, где берут свое начало могучие реки: Евфрат, который направляет свое извилистое течение в сторону Персидского залива; Аракс, прокладывающий путь к Каспийскому морю; и Чорух, живописно впадающий в Черное море. Эта дикая земля отличается суровым климатом, большинство вершин здешних гор превышают отметку в 3 000 метров. Установление снежных покровов, достигающих 1,5 метров, происходит в начале сентября. А в разгар зимней метели дневной свет сменяется чернильной тьмой, ограничивая видимость всего пятью метрами. Ртутный столбик термометра может опускаться до температуры ниже -30 градусов по Цельсию.
В начале 20-го века этот регион был заселен анатолийскими турками и значительным контингентом армян. Несмотря на обширные территории, плотность населения здесь оставалась сравнительно низкой, в чем состояло отличие от других частей Османской империи. Театр военных действий Кавказского фронта развернулся в своей протяженности между озером Ван и Черным морем. Сложный рельеф местности делал ее неблагоприятной для наступательных маневров, но она давала стратегические преимущества оборонительной стратегии. Западная часть ТВД находились под контролем турецкой 3-й армии, в то время как восточные пространства контролировались 2-й армией. Эти земли с их сложными географическими и общественными характеристиками, стали театром военных действий огромного значения во время этой кампании, которую смело можно поворотным моментом в турецкой истории.

30 октября 1914 года был первый день исламского религиозного праздника, и в Эрзеруме, где располагался штаб 3-й армии, этот праздник вызвал воодушевление среди турецких войск. Однако празднества внезапно прекратились, когда из Стамбула была получена телеграмма от верховного командования. Сообщалось, что на Черном море произошли боестолкновения между русскими и турецкими кораблями, а Российская императорская армия нависла над османской границей.

3-я армия, находившаяся под командованием генерала Гасана Иззет-паши, состояла из IX, X и XI корпусов. В Эрзуруме, в непосредственной близости штаба, располагался IX корпус, в то время как X корпус дислоцировался в Сивасе, а XI корпус - в Мамуретюлазизе. Территория ответственности 3-й армии, простиравшаяся на 1 250 - 1 500 километров, характеризовалась недостаточно развитой транспортной инфраструктуры. Живая сила армии, исчислявшаяся внушительной цифрой в 190 000 человек, включала регулярные войска (низам, 83 000 человек), местных резервистов (редиф), гарнизон крепости Эрзерум, транспортные части, логистические и обозные подразделения, жандармерию, а также 60 000 верховых, тягловых и вьючных животных.
Русское наступление началось 1 ноября 1914 года, за день до официального объявления войны. 1-й корпус Российской императорской армии двинулся от Сарыкамыша к Кеприкею, в то время как русский 4-й корпус продвигался от Еревана по равнине на Пасинлер. К 4 ноября русские войска достигли Кеприкея и одновременно продвинулись вдоль линии Каракесе — Мурацуйу. Русский авангард насчитывал 25 батальонов пехоты, 37 кавалерийских сотен и эскадронов, а также 120 артиллерийских орудий. Это была солидная группировка для достижения перелома в ходе кампании.
В первый день наступления русских войск в штаб 3-й армии пришел приказ Энвера-паши (военного министра, фактического главнокомандующего): «Силы неприятеля не кажутся превосходящими. X корпусу требуется дополнительно 2-3 недели, чтобы достичь линии фронта. Чтобы выиграть время и поднять боевой дух армии, я подумываю о проведении атак местного значения. Вы нанесете удар в тыл русским, курдские племенные ополчения проникнут за линию фронта, а войска, дислоцированные в Ване, вторгнутся в Персидский Азербайджан». Хасан Иззет-паша выступал против наступления в суровых климатических условиях, намереваясь остаться в обороне, заманить русских к Эрзерумской крепости и контратаковать в подходящий момент. Однако немедленный приказ о наступлении не оставил ему выбора.
Основное наступление русских войск происходило вдоль дороги Эрзурум-Сарыкамыш при поддержке мощного вспомогательного маневра со стороны Олту. 7 ноября турецкая 3-я армия перешла в наступление силами XI корпуса и всех кавалерийских частей. К сожалению, эта атака оказалась плохо организована; кавалерия не смогла выполнить маневр окружения, а боеспособность курдского племенного ополчения оказалась разочаровывающей. После отхода 18-й и 30-й дивизий русские укрепили свои позиции. Посоветовавшись со своим начальником штаба немецким полковником Феликсом Гузе, Хасан Иззет-паша рассматривал возможность отступления в Эрзерум, чтобы избежать дальнейших потерь. Однако командир XI корпуса генерал Галип-паша возразил и убедил Гасана Иззет-пашу не отступать. Турецкие войска удерживали свои позиции при Кеприкее, и Первое Кеприкейское сражение завершилось без определившегося победителя.
12 ноября IX корпус под командованием генерала Ахмета Февзи-паши усилил позиции XI корпуса на левом фланге, положив начало перелому в ходе боев. При поддержке кавалерии турецкие войска, борясь с суровой стихией снежной бури, начали яростное наступление против отходящих русских частей, открыв таким образом Второе Кеприкейское сражение.
Преодолевая коварные скалистые хребты и переправляясь через замерзшие реки, турецкие войска, игнорируя суровые погодные условия, победоносно заняли Кеприкей. Русские войска в результате упорных атак грозного 3-го пехотного полка Османской армии были вынуждены отступить. Однако этот тактический успех дал минимальные преимущества в более широком контексте кампании.
Разворачивающиеся события привели к последующему турецкому наступлению на Азап с 17 по 20 ноября. Чувство тревоги среди российского командования нарастало, и командиры полевых частей и соединений в общении с верховным командованием Кавказской армии в Тбилиси высказывали мрачные предчувствия надвигающегося поражения. В то же время турецкая 3-я армия столкнулась с ухудшением погодных условий в сочетании со значительными потерями, понесенными в прошедших боях — 9 000 убитых и раненых, 3 000 попавших в плен и, что показательно, 2 800 дезертировавших.
Очевидцы сообщают, что командующий армией Хасан Иззет-паша находился на грани нервного срыва. Несмотря на определенное продвижение вперед, турецкие войска оказались практически беззащитны против безжалостной реальности сурового и холодного климата. Получив приказ от верховного командования в Стамбуле продолжать наступление, Хасан Иззет-паша не справился с организацией эффективного маневра силами в таких неблагоприятных условиях.
К концу ноября на фронте установилась хрупкая стабильность, и русские войска закрепились на выступе глубиной 25 километров вглубь турецкой территории вдоль оперативной оси Эрзурум-Сарыкамыш. Театр военных действий, сформировавшийся в ходе этих упорных сражениями, пока застыл в шатком равновесии, но оно не могло быть долговечным в силу стечения обстоятельств и стратегического планирования сторон.
8 декабря полковник Хафиз Хакки-бей, помощник начальника штаба Османской армии, прибыл в Трабзон на борту крейсера «Меджидие». Энвером-пашой на на него была возложена миссия "оживить Третью армию". Вопреки оборонительной стратегии, задуманной командующим армией Хасаном Иззетом-пашой, чтобы пережить зиму и начать новое наступление весной, Хафиз Хакки быстро распорядился о подготовке нового наступления.
Сомнения Хасана Иззета-паши и командиров корпусов относительно практичности этого плана нашли отражение в телеграмме от 18 декабря 1914 года, в которой они сообщали Энверу о своих опасениях: «Мы должны выделить восемь или девять дней для выполнения широкомасштабного маневра окружения. Однако в это время XI корпус, удерживающий фронт, может оказаться в сложном положении. Даже в случае удержания фронта силами двух корпусов, они, вероятно, столкнутся с трудностями в борьбе с противником».

Но Энвер-паша стремился к полному разгрому русских войск в ходе зимнего наступления, основанного на маневре окружения. Приняв командование, он выехал из Стамбула на Кавказский фронт и прибыл в Эрзурум 21 декабря. Его сопровождали начальник штаба Османской армии генерал Бронзарт фон Шеллендорф, его помощник Казым-бей и начальник оперативного управления подполковник Фельдман.
Энвер, будучи убежденный в том, что русские могут быть окружены и уничтожены в Сарыкамыше, был встревожен предостерегающей телеграммой Хасана Иззета. Когда эти два генерала, каждый из которых придерживался разных взглядов на кампанию, встретились в Кеприкее, Энвер не мог скрыть своего раздражения. Эта встреча, ярко описанная Казым-беем, не только помощником начальника штаба но и шурином Энвера, началась с острых слов Энвера-паши, обращенных к Хасану Иззету: «Были допущены ошибки, и ты дрогнул. Русская армия должна была быть разгромлена здесь. Теперь вам надлежит принять немедленные меры, чтобы уничтожить русских в Сарыкамыше».
Хасан Иззет-паша, исчерпав свое терпение, возразил: “Это невозможно! Осмотрите окрестности самостоятельно. Зима, снежные бури. В таких условиях в это время года военная операция обречена на провал. Я атакую врага, как только установится зима и дороги станут проходимыми”. Разгневанный этими словами, Энвер закричал: “Я бы казнил тебя, если бы ты не был моим учителем” – примечательно, что Хасан Иззет-паша был преподавателем Энвера в высшем командном училище. Из-за своего нежелания начинать наступление Хасан Иззет-паша был вынужден уйти в отставку, а Энвер-паша назначил себя командующим Третьей армией.

Энвер стремился повторить триумф Германии при Танненберге, используя аналогичную стратегию маневрирования. Тем не менее, он допустил элементарная оплошность — Сарыкамыш заметно отличался по географическим и природным условия от Танненберга. Трудно проходимая местность, зловещие горы, окутанные холодом кавказской зимы, резко контрастировали с европейскими равнинами и теплыми летними днями, ставшими свидетелями германского успеха при Танненберге. Кроме того, турецкая армия, не имевшая надежной техники своих немецких союзников, столкнулась с явным недостатком вооружения и обеспечения. Тем не менее, немецкое верховное командование одобрило стратегию Энвера, отдав приоритет предполагаемому отводу российских войск из Польши для усиления их позиций на Кавказе против турецкого наступления.
Мемуары генерала Лимана фон Сандерса (главного военного советника в Османской империи) содержат интригующее описание принятия рокового решения: "Перед началом Кавказской кампании Энвер подробно разъяснил мне свои планы. Завершая нашу встречу, он раскрыл свои амбициозные, хотя и несколько самоуверенные намерения — выступить в направлении Индии и Афганистана после завершения операций на Кавказе".
Одновременно из состава частей 3-й дивизии Османской армии, дислоцированной во Фракии, был сформирован отряд специального назначения. Его задача заключалась в выдвижении в окрестности Чоруха и воспрепятствовании движению российских войск вдоль побережья Батуми. Этот дерзкий маневр позволил бы турецкому X корпусу перейти от оборонительных действий на побережье к наступательной операции. Специальным подразделением командовал немецкий майор Штанге, и оно получило название: "Отряд Станге-бея".
Недовольный руководством Третьей армии Энвер-паша спровоцировал дальнейшие изменения в ее командном составе. Полковник Ихсан-бей сменил генерала Ахмета Февзи-пашу на посту командира IX корпуса, в то время как полковник Хафиз Хакки-бей сменил генерала Зию-пашу на посту командира X корпуса. Обоим новым командирам не хватало оперативного опыта. Однако в очередной раз верные были предпочтены разумным.

Катастрофа при Сарыкамыше.

План турецкой операции предполагал одновременный охват неприятеля с задействованием трех корпусов. На правом фланге XI корпус проводил демонстративные атаки, чтобы сковать противостоящие русские части. В центре IX корпус должен был наступать к перевалу Сарыкамыш. X корпусу Хафиза Хакки на левом фланге была поставлена задача достичь Олту, пересечь горы Аллахукбер, перерезать дорогу на Карс и вынудить русские войска войти в долину Араса, где все три османских корпуса должны были скоординировать свои усилия для их уничтожения. Одновременно специальный отряд "Станге-бея" проводил десантную операцию по отвлечению и воспрепятствованию мобильности российских частей на черноморском побережье.

Исполненный предвкушения успеха, командующий Х корпуса Хафиз Хакки с нетерпением ожидал начала наступления. В письме Ихсану-паше, датированном 19 декабря 1914 года, он раскрыл чрезмерно амбициозные планы, лишенные прочной основы: “IX и X корпуса должны достичь Сарыкамыша и Карса раньше русских. Для этого необходимо выполнить два условия: внезапная начальная атака и быстрое продвижение после выполнения ее задач. Я планирую сокрушить оборону врага в течение одного-двух часов, а затем выйти к Олту.(…) Штурм Ид должен завершиться ко второй половине дня 22 декабря. Впоследствии мы будем преодолевать по 30 километров ежедневно, достигнув линии Карс-Сарыкамыш к 25 декабря”.
По мере развертывания крупномасштабного наступления силы османской Третьей армии достигли 118 660 человек, 73 пулеметов и 218 артиллерийских орудий. Турецкая разведка оценивала численность противостоящих русских войск примерно в 65 000 человек.

Интенсивные боевые действия начались 22 декабря 1914 года. Османский X корпус начал наступление в направлении на Олту и на следующий день быстро занял город. В ходе этой удачной операции были взяты в плен около тысячи российских солдат и захвачены четыре артиллерийских орудий и четыре пулемета. Одновременно с этим IX и XI корпуса также решительно продвигались вперед на своих участках фронта.
Однако на второй день кампании произошел досадный инцидент. В течение почти четырех часов у Нармана османские 31-я и 32-я дивизии вели между собой бой, принимая одна другую за неприятеля. Эта существенная ошибка объяснялась проблемами с чтением карт. К 24 декабря X корпус оставил далеко позади Олту, чуть более чем за три дня проделав изнурительный марш длиной в 75 километров. На этом этапе корпус готовился к развороту на юго-восток, планируя обойти Сарыкамыш с фланга.
25 декабря Энвер-паша издал исторический приказ, сообщив о победах и наметив будущую стратегию. Пленение тысячи солдат, офицеров и полковника Российской императорской армии, а также захват шести пушек, четырех пулеметов, винтовок и другого снаряжения ознаменовали значительный успех при Олту. Тем временем IX и X корпуса оказывали давление на неприятеля в своих секторах, отбросив часть его сил к Ардагану и оттесняя другие в горы.
Директивы Энвера-паши для армии были ясными и решительными. Дороги, соединяющие позиции противника с Карсом, должны были быть перерезаны, и 25 декабря 1914 года османские 29-я и 17-я дивизии IX корпуса должны были вступить в Сарыкамыш. Должно было произойти смещение линии фронта на юго-восток, при этом особое значение придавалось захвату горных проходов и самого города. 28-я дивизия получила приказ обезопасить Бардыз и укрепиться там на случай возможных контратак со стороны Еникея.
В то время как X корпус нацеливался на Сарыкамыш, армейское командование ожидало новостей о его передвижении и разрабатывало дальнейшие планы. Между тем, XI корпус и 2-я кавалерийская дивизия временно действовали без конкретных приказов, приспосабливая свои действия к общим целям. Общее настроение было таково: если враг отступит, его ждет гибель при Сарыкамыше; если бы русские войска остановились, IX и X корпуса были готовы начать атаку с тыла.
Штаб армии, до полудня 25 декабря дислоцированный в Бардызе, планировал передислоцироваться в Сарыкамыш, где он должен был провести следующий день, 26 декабря. Вышеуказанные меры оперативного планирования и решительные действия османских войск заслужили себе место в военной истории, определив дальнейший ход событий на этом важном театре военных действий.

В 7 часов утра 26 декабря 29-я дивизия выступила из Бардыза. Несмотря на то, что снегопад прекратился, равнина возле Бардыза уже была покрыта глубоким снежным покровом, доходившим до колен солдат, что делало продвижение чрезвычайно тяжелым. Гужевой скот, тянувший гаубицы, застрял в снегу, что еще больше усложняло путь. Несмотря на эти трудности, командир дивизии полковник Ариф-бей предложил осуществить прорыв у деревни Кызылкилисе. Тем не менее, Энвер-паша продолжал настаивать, чтобы дивизия двигалась вперед.
Войска были плохо снаряжены для суровых условий зимней войны в горах, не имели подходящей обуви, зачастую ничего, кроме сандалий. Самодельная обувь намокала и превращалась в ледяные наросты на ногах у солдат. Несмотря на невыносимые условия марша, людям было отказано в привалах, когда они могли бы согреться у костров. Обморожение схватило сначала пальцы ног, затем щиколотки. Еще несколько шагов по снегу, и их ноги были обездвижены, а обморожение распространялось на остальные части тела. Изо всех сил пытаясь бороться с обморожением, некоторые солдаты шли на отчаянные поступки типа самоампутаций. Такая мрачная судьба ожидала многих турецких юношей на равнинах Восточной Анатолии.
Во второй половине дня в поле зрения уцелевшего личного состава дивизии оказались российские позиции. Полковник Ариф-бей обратился к командиру корпуса, полковнику Ихсан-бею, предложив дать солдатам отдохнуть хотя бы ночью, чтобы восстановить силы, прежде чем начать атаку на рассвете следующего дня. Ихсан-бей согласился, но Энвер настаивал на планах ночного штурма, не обращая внимания на тот факт, что батальоны за время снежного марша сократились до менее чем 200 человек, а температура держалась на уровне 26 градусов ниже нуля. Горы Аллахуекбер в сгустившейся темноте напоминали белый ледяной ад, и тишина смерти окутала сцену.
В ту роковую ночь доблестные 86-й и 87-й полки успешно отразили контратаки русских войск и сами захватили стратегическую высоту Чамурлудаг. Первоначально турецкие офицеры полагали, что Сарыкамыш находится сразу за холмом, но быстро поняли, что до города оставалось еще 8 километров, которые предстояло пройти по равнине под неприятельским огнем; ошибочное суждение было связано с неадекватностью имевшихся в войсках карт. К счастью, подкрепление уже появилось на горизонте: после трудного 22-часового марша Чамурлудага достигла 17-я дивизия.

Одновременно, части X корпуса под командованием полковника Хафиза Хакки продвигались вперед, маршируя в течение изнурительных 14 часов. Усталость и голод сменили первоначальные страхи перед обморожением и русскими пулеметами на непреодолимое безразличие. Ранним утром 26 декабря, на восемнадцатый час своего безнадежного марша, 91-й полк X корпуса попал под огонь противника. После почти двухчасового ожесточенного боя русские отступили, и полк мог продолжить свой путь как раз в тот момент, когда снежная буря охватила окрестности. Несмотря на тяжелейшие условия, 91-й полк прибыл в Косор через 21 час после выхода из Пенека, преодолев всего 8 километров. Аналогичный "прогресс" наблюдался и у других частей и подразделений, некоторые из которых в конечном итоге расположились на отдых в деревнях Косор, Арсеник и Пацик – в 40, 35 и 30 километрах от Сарыкамыша соответственно. Впереди над ними маячили огромные горы Аллахгуекбер, и требовалось как минимум два дополнительных дня, чтобы добраться до Сарыкамыша.
Утром 26 декабря Энвер-паша, генерал Бронзарт фон Шеллендорф и другие старшие офицеры осматривали поле сражения в бинокли. Укрытая туманными лесами высота Чамурлудаг и видневшаяся неподалеку деревня Черкезкей указывали на близость к Сарыкамышу. Сам город, гордившийся функциональным железнодорожным вокзалом, русскими военными казармами и высокими церквями, ожил в тот зимний день, готовясь к упорной обороне. Стратегия Энвер-паши заключалась в том, что он намеревался захватить город силами IX корпуса и впоследствии окружить русские войска и предотвратить их отступление к Карсу, тем самым обеспечив их разгром.

Османская атака началась в 7:30 утра. Русские войска занимали стратегически выгодное положение в лесах к северу от Черкезкея, ожидая предстоящего наступления турецких войск. Воздух был насыщен беспримерным напряжением, когда турецкие солдаты продвигались вперед и были встречены непрекращающимся огнем станковых пулеметов. В то же время русская артиллерия беспощадно обстреливала турецкие гаубицы, эффективно подавляя их огонь.
В течение всего дня не затихал грохот сражений. Когда солнце опустилось за горизонт, командир IX корпуса Ихсан-паша подошел к Энвер-паше с серьезной оценкой положения: «Наши силы для штурма недостаточны, а резервы истощены. Дорога на Еникей уязвима, что может привести к захвату противником Чамурлудага и наших тыловых позиций. Без резервов передислокация подразделений невозможна. Сомневаюсь в нашей возможности перегруппироваться за ночь, восстановить порядок и начать новое наступление завтра утром.» Энвер-паша, признавая суровую реальность, согласился с этими выводами.
Солдаты X корпуса, состоящего из 30-й, 31-й и 32-й дивизий, в ночь с 25 на 26 декабря расположились лагерем в трех деревнях. В 5 часов утра корпус начал очередной тяжелый марш, взбираясь на громады гор Аллахуекбер. В тот день не шел снег и светило холодное солнце. Чем выше поднимались войска, тем сильнее становился ветер и тем ужаснее ощущался мороз. Продвижение по толстому снежному покрову было затруднено, и солдаты падали один за другим. Перед подходившими сзади подразделениями разворачивалось леденящее душу зрелище: вереница серых точек поднималась вверх, один ряд медленно продвигался, другой стоял неподвижно - то были обессилившие, умиравшие или умершие от переохлаждения. Неподвижная колонна, мрачное свидетельство того, как тяжело давалось восхождение на вершину, увеличивалась в размерах по мере подъема.
Усталость, голод и недосыпание преследовали войска, усугубляемые неадекватным зимним обмундированием. Суровые условия оставляли людям мало шансов выжить. Изможденные солдаты выпускали винтовки и падали на колени, не способные двигаться или говорить. Смертельное безразличие охватило их, возвещая о глубоком сне, от которого они никогда не пробудятся. Таким образом, труднопроходимая местность и ужасающий холод стали причиной мрачного завершения великого пути, предвещая начало конца.
В ходе изнурительной одиссеи, длившейся 14 мучительных часов, получившей впоследствии печальную известность как «марш смерти», остатки X корпуса упрямо достигли своей первоначальной цели — заветной деревни Бейкей. Последовал зловещий подсчет личного состава, показывающий ошеломляющий уровень потерь в 90 процентов. Всего 1 400 доблестных солдат из 30-й дивизии успешно достигли Бейкея, в то время как неумолимые горы унесли жизни 15 000 человек. Эти тяжелейшие потери отражали и судьбу двух других дивизий; бесчисленное количество потерянных жизней, и ни одной - от пули в бою.
«Мы выступили из деревни, когда было еще темно. Аскеры (рядовые) следовали за чаушами (мл. командирами) в полном молчании. У нас были местные проводники, и, судя по картам, которыми мы располагали, мы верили, что сможем достичь вершины за три часа. Мы шли в два раза дольше, а дорога все еще вела вверх. По мере того, как мы поднимались выше, пейзажи становились все более дикими, хотя и красивыми. Казалось, что вся эта местность состоит из бесконечного снегового пространства и замерзших рек. Мы видели под собой холмы, покрытые снегом и льдом. Я и представить себе не мог, как наши артиллеристы смогут поднять свои орудия на эту крутую снежную гору. Мы поднимались в сложных условиях, но сохраняли порядок и дисциплину. Наконец, мы добрались до самой высокой точки, которая представляла собой широкое заснеженное плато... Все были измучены. Внезапно задул резкий ветер, а затем налетела метель. Видимость была нулевой. Никто не мог ни говорить, ни отдавать приказы, не говоря уже о том, чтобы помогать друг другу. Длинная походная колонна распалась. Солдаты уходили туда, где могли разглядеть черную точку на опушке леса или берегу реки, где был виден дым от костра. Офицеры изо всех сил старались собрать свои подразделения, но их никто не слушал. Я до сих пор помню эту сцену. Рядовой стоит на коленях в снегу у дороги, кричит, крепко обхватывает руками кучу смерзшегося снега, кусает ее и царапает ногтями. Я попытался помочь ему и увидел, что под настом погребен еще один солдат, замерзший насмерть. Я хотел помочь живому встать, чтобы отвести его обратно на дорогу. Он никак не реагировал и продолжал раскапывать погибшего товарища, срывая ногти и раня руки в кровь. Бедняга сошел с ума. Мы оставили так более десяти тысяч душ за один день под снегом в этих проклятых ледниках». (Из воспоминаний лейтенанта 93-го полка 31-й дивизии)
93-й полк, первоначально насчитывавший 5 000 человек, прибыл в деревню Башкей всего с 300 солдатами. Чтобы предотвратить подобную судьбу других полков, полковник командир 31-й дивизии Хасан Васфи-бей издал важнейшую директиву. В приказе говорилось, что первоначальное приказание всем частям прибыть в Башкей этой ночью было нецелесообразным. Расстояние между Арсеником и Башкеем, в обычных условиях составлявшее более 7 часов ходьбы по извилистой равнине, оказалось коварным. Ледяные метели и снежные заносы уносили жизни как людей, так и тягловых и вьючных животных, их безжизненные тела были разбросаны по дороге. Полковник Хасан Васфи-бей, став свидетелем душераздирающей сцены, счел попытку движения войсковых колонн ночью равносильной убийству. В свете этого был разработан новый план. Частям, уже вышедшим из Арсеника, было рекомендовано ночевать в обширном сосновом лесу к западу от равнины, в направлении села Яйла. Им было велено разжигать костры, чтобы согреться, а людям воздерживаться от сна, чтобы предотвратить обморожение. На следующий день они смогли продолжить свой путь в Башкей. Кроме того, следующий день для всех подразделений был объявлен днем отдыха. Тем, кто еще не покинул Арсеник, в директиве было рекомендовано найти опытных проводников и использовать дорогу Иссыздере.
Рассвет следующего дня открыл истинные масштабы бедствия. В 30-й и 31-й дивизиях из первоначальных 32 300 солдат и офицеров в строю остались только 3 400 человек, большинство из них были больны. Продвижение 32-й дивизии в Бардызе было остановлено мощными русскими силами. Русские передовые отряды проникли в тыл корпуса и фактически разделили 30-ю и 31-ю дивизии.
Следуя приказу Энвер-паши, полковник Хафиз Хакки отменил запланированный день отдыха. Вместо этого он приказал остаткам своего корпуса отойти на линию Дивник-Чатак, стремясь нанести решающий удар русским частям у Новоселима и окружить якобы отступающего из Сарыкамыша противника. Вопреки ожиданиям, русские войска только укрепляли свою оборону в Сарыкамыше. Одновременно Энвер-паша лично отдал приказ 29-й дивизии IX корпуса начать новое наступление на русские позиции в окрестностях Сарыкамыш.
В последние дни декабря 1914 года 87-й полк под командованием подполковника Лютфулла-бея одержал быструю победу, под покровом ночи войдя в Черкезкей. К сожалению, восторг победителей был недолгим, так как вскоре они обнаружили себя в ловушке в деревне. Русские солдаты полковника Барковского не отступили из Черкезкея и решительно возвращали населенный пункт под контроль. Бои продолжились на рассвете, и на следующее утро турецкие подразделения в Черкезкее сдались, став военнопленными.

Осознавая бесполезность продвижения к Сарыкамышу силами одного только IX корпуса, Энвер-паша предпочел выжидательную тактику. 28 декабря было объявлено днем передышки в ожидании прибытия X корпуса полковника Хафиза Хакки. Тем временем X корпус достиг железной дороги Сарыкамыш-Карс, уничтожив рельсовые пути. Одновременно к Сарыкамышу прибыла 31-я дивизия. Тем не менее, полковник Хафиз Хакки по прибытии столкнулся с удручающим положением – от первоначального личного состава дивизии численностью в 14 000 человек осталось всего не более 1 000 усталых солдат. Чтобы перегруппироваться и сохранить силы для возобновления наступления, он отдал приказ об отходе.
Когда турецкие войска приблизились к деревне Ягбасан, их встретил шквальный огонь российских пулеметов. Последовало короткое, но ожесточенное столкновение, прежде чем русские отступили обратно к Сарыкамышу, подготовив этим маневром условия для разворачивающейся драмы этой исторической кампании.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Начало: часть1.

Коренной перелом в организации военного питания во Французской армии наступил только в 1915 г. Символами долгожданных изменений стали покатившиеся по прифронтовым дорогам полевые кухни и введение нескольких фиксированных ежедневных рационов (vivres du jour), различавшихся в зависимости от местонахождения части и решаемых ею боевых задач.

В феврале 1915 г. на фронте появились первые передвижные полевые кухни (во французской военной терминологии - cuisines roulantes, «катящиеся кухни»), первоначально смонтированные на базе двухосных армейских фургонов. Впоследствии было сконструировано несколько специальных моделей полевых кухонь, в основном так называемых «поездов», состоявших из транспортной двуколки (наподобие артиллерийского передка) для перевозки запасов провизии и топлива, к которой цеплялась собственно одноосная повозка-кухня. Последняя была оснащена объемистым железным ящиком-жаровней и набором съемных котлов общим объемом около 400 литров. Некоторые модели оснащались еще дополнительным 82-литровым кофейным котлом. Конструкция позволяла готовить еду даже на ходу. В качестве топлива могли использоваться дрова или уголь. Экипаж подобной «боевой колесницы» состоял из пяти-шести солдат и командира-капрала, в качестве прозвища для которого остроумные «пуалю» возродили старинный придворный титул «офицера кухни» (officier de la cuisine).
Все полевые кухни Французской армии были на конной тяге, хотя во время наступления 1918 г. на Западном и Салоникском фронтах предпринимались попытки цеплять их к грузовым автомобилям. К осени второго года войны французским тыловикам удалось в достаточной мере «насытить» этим нововведением действующие войска. Одна кухня приходилась, как правило, на роту или на батарею.
Несмотря на постоянные насмешки (ироничные, а зачастую и злые) бородатых окопных волков, служба французских военных поваров была делом не только крайне ответственным, но и сопряженным с большим риском. Совершая постоянные рейсы по простреливаемой германской артиллерией прифронтовой полосе – от складов продовольствия к передовой и обратно - они должны были постоянно маневрировать и умело маскироваться, чтобы не попасть под удар и выполнить свою благородную и неблагодарную задачу: сварить суп и кофе боевым товарищам в траншеях. Немецкие артиллеристы и летчики получали служебные поощрения за уничтожение полевой кухни – командование неприятеля, наоборот, адекватно оценивало вклад скромных «офицеров кухни» в боевые действия. Потери среди персонала полевых кухонь достигали 20-30%.

Однако приблизиться к позициям настолько, чтобы каждый пехотинец получил свою порцию горячей пищи прямо из дымящегося котла, полевым кухням удавалось не часто. И тогда в дело вступали очередные легендарные персонажи французского солдатского фольклора Первой мировой – находчивые «супники» (hommes-soupe), подносчики провизии. В каждой роте, как правило, для этой цели существовала специальная команда, либо назначавшаяся в виде наряда, либо постоянная, созданная из бойцов, у которых лучше всего получалось благополучно доставить пищу из полевой кухни на передовую. Нагрузившись всевозможными емкостями – котлами, бидонами, флягами, мешками и т.п. – «супники» должны были проделать путь от нескольких сот метров до 3-4 км туда и обратно, часто под обстрелом неприятеля. Чаще всего это происходило утром, на рассвете боевого дня, потому, что полевым кухням удобнее было выдвигаться к переднему краю под покровом темноты. Многочисленные фронтовые фотографии и рисунки запечатлели образы французских пехотинцев, навьюченных запасами провизии, осторожно передвигающихся по ходам сообщения или по простреливаемому открытому пространству. Бросается в глаза специфическая манера доставки хлеба и сыров – нанизанными на длинные палки. Вспоминает солдат 151-го линейного пехотного полка Симон Гасту: «Около десяти часов, наконец, появлялись подносчики провианта… Они приносили суп, порции мяса и хлеба. Легко представить себе, что представляли из себя все эти яства – почти всегда холодные, потому, что бедным парням приходилось нести их три-четыре километра». Когда еда наконец прибывала в траншеи, согласно негласной традиции сначала принимал пищу личный состав, затем – капралы и сержанты и только после этого – офицеры.

Артиллеристам, связистам, саперам, военным медикам и и тому подобным частям боевого обеспечения удавалось питаться регулярнее и в более комфортабельных условиях. Для них в прифронтовой полосе были развернуты удобные солдатские и офицерские столовые. Одна из них воспета известным французским поэтом-авангардистом Гийомом Аполлинером ("в миру" - В. Вонж-Костровицким, выходцем из Польши), служившим ездовым и конным разведчиком в 38-м артиллерийском полку (38e régiment d'artillerie) и трагически погибшим в 1918 г. от испанского гриппа, осложненного последствиями тяжелого ранения…

Милый друг я пишу вам в армейской столовой.
Воет ветер, а небо иссиня-лилово
И враждебно. Ни строчки от вас целый год…

Со второго года войны во Французской армии были введены три вида пайков – обычный, усиленный и сухой. Обычный рацион выдавался всем частям, как находящимся на передовой, так и дислоцированным в тылу. Усиленный получали только войска, задействованные в боевых операциях или совершающие форсированные марши. Сухим же пайком бойцы обеспечивались, если обстановка не позволяла быстро развернуть полевые кухни, а также в качестве неприкосновенного запаса – каждый солдат, выступающий на передовую, получал два сухих пайка.
Обычный ежедневный паек французского солдата состоял из 750 граммов хлеба (или 650 граммов сухарей-галет), 400 граммов свежего мяса (или 300 граммов мясных консервов, или 210 граммов солонины или копченого мяса), 30 граммов жира или сала (полагались только «в комплекте» со свежим мясом), 50 граммов сухого концентрата для супа (выдавались только с консервированным мясом), 60 граммов риса или сушеных овощей (обычно фасоли, гороха, чечевицы, «сублимата» картофеля или свеклы), 24 граммов соли, 34 граммов сахара, 24 граммов кофе, ½ литра вина (или 1 литра пива или сидра), 15 граммов табака (входил в продуктовый паек). Усиленный паек предусматривал выдачу на 50 граммов больше свежего мяса, на 40 граммов больше риса или овощей, на 16 граммов больше сахара, на 12 граммов больше кофе и на 5 граммов больше табака. Сухой паек включал в себя в от 200 до 500 граммов галет, 300 граммов мясных консервов (две стандартных банки), 160 граммов риса или сушеных овощей, не менее 50 граммов супа-концентрата (обыкновенно куриного с макаронами или говяжьего с овощами или рисом – два брикета по 25 граммов, но могло выдаваться и больше), 48 граммов соли, 80 граммов сахара (расфасованного на две порции в бумажных или холщовых пакетиках), 36 граммов кофе (в двух спрессованных «таблетках», завернутых в фольгу и упакованных в металлическую коробочку, снабженную предостерегающей надписью: «не использовать без приказа»), 125 граммов шоколада (две плитки также в железной коробочке с аналогичной надписью) и 1/16 литра рома или водки (в виде «поллитрухи», выдававшейся сержанту на все отделение). Несмотря на то, что даже непосвященному человеку французский солдатский паек Первой мировой представляется более-менее достаточным, чтобы поддержать силы молодого мужчины, переносящего тяжелые физические нагрузки, сразу бросается в глаза отсутствие в нем источника витаминов, столь необходимых организму, ослабленному долгим нахождением в сырых и холодных траншеях. В отличие от Британской армии с ее пресловутой порцией сока лайма, гурманы-французы явно не продумали этот вопрос.
Отдельного упоминания заслуживают основные «фигуранты» этого военно-гастрономического списка.
Итак, хлеб, который, как известно, «всему голова» и для французского крестьянина, одетого в солдатскую шинель грязно-голубого цвета. Он выпекался в дивизионных хлебопекарнях, учрежденных еще в XIX в. и способных выпускать свыше 1,1 тыс. кг хлеба в день. Буханки, примерно по 1 кг каждая, пеклись из пшеничной или кукурузной муки в привычной каждому французу круглой форме с хрустящей корочкой. На каждую буханку методом штамповки честно наносилась дата изготовления, что давало солдатам законное основание жаловаться на подвоз несвежего хлеба, изредка – недельной давности. Качество хлеба, как правило, нареканий не вызывало, в отличие от остальных продуктов. Вместо свежего хлеба могли выдаваться армейские сухари-галеты, выпеченные в форме 50-граммовых квадратиков с неаппетитными дырочками, которые окопные острословы привыкли связывать с деятельностью прожорливых личинок на армейских складах. На фронте была также популярна карикатура, на которой огромную галету с одной стороны гложет исхудавший доходяга-«пуалю», а с другой – здоровенная упитанная крыса, ростом практически с несчастного солдатика. В сухой паек входило десять или двенадцать таких хлебцев, заботливо упакованных в холщовый мешочек с завязочками. В конце 1917 г. для предохранения галет и других продуктов от сырости стали использовать прямоугольные железные пеналы размерами 23,5х13,1х6,6 см.
Мясо во французском фронтовом сленге получило целый ряд прозвищ: bidoche («брюхо»), barbaque («хрящ») и почему-то autobus («автобус»). Помимо отечественных ресурсов, для снабжения Французской армии мясными продуктами в годы войны широко практиковались закупки в США, Латинской Америке, Северной Африке, Австралии, Канаде и Китае. С 1915 г. в рационе французского солдата преобладала свинина, потеснившая традиционные говядину и баранину. Известны случаи, когда свинина поставлялась нерадивыми интендантами даже в колониальные части, где служили солдаты мусульманского вероисповедания. Злополучным алжирским стрелкам или спаги приходилось обменивать ее у соседей-французов или местного населения на халяльные продукты. Военнослужащим-иудеям также предоставлялось самим следить за соблюдением кашрута. Впрочем, нередкими гостями в армейских котелках бывали конина и даже крольчатина. Свежее мясо или солонину, быстро портившиеся, особенно в летний период, часто заменяли мясными консервами. Огромные партии последних производились на Мадагаскаре и выдавались солдатам в металлических банках со ставшей притчей во языцех надписью: «Boeuf Bouilli - Madagascar». Полагая, что на этом знойном острове обитает много диких обезьян (хотя на самом деле, в его рощах резвятся лемуры, а не мартышки), окопные шутники придумали для мадагаскарской тушенки прозвище: singe, т.е. «обезьянятина». Чтобы консервы было удобнее разогревать в полевых условиях, с 1915 г. в армейский индивидуальный столовый прибор добавили сковородку со съемной ручкой, в походе она вкладывалась внутрь котелка. Вместо мяса могла выдаваться рыба. Наиболее мрачной славой пользовались соленая треска и сельдь, у которых, «рассол не мог замаскировать привкус гнили, и, кроме того, солдат потом мучила жажда». А вот консервированные сардины или макрель, наоборот, считались в траншеях деликатесом и были любимы.
Серьезной проблемой в снабжении Французской армии всегда оставалась питьевая вода, хотя официально она и не входила в паек. «Начальство никогда так не заботилось о снабжении нас продовольствием, как о снабжении боеприпасами, - вспоминал позднее один из фронтовиков. – Иначе оно не поставляло бы нам пересоленное мясо и соленую селедку в то время, как мы почти погибали от жажды». Чтобы наполнить солдатские фляги чистой и свежей водой, военные инженеры проводили на передовую трубопроводы, в которые вода подавалась с помощью военно-морских насосов. Однако германская артиллерия часто разрушала их. Основным источником все равно оставались грязные местные водоемы, а средством борьбы с инфекцией – кипячение и фильтрация. Многие «пуалю» на позициях вообще избегали воды для питья из гигиенических соображений. Всеми правдами и неправдами они покупали у местных крестьян и у интендантов дополнительное вино, вплоть до нескольких литров в день. Неудивительно, что почти в любой французской роте в каждый конкретный момент несколько бойцов «не вязали лыка», и самые суровые дисциплинарные меры не могли изменить этого положения.

Кофе. По мере того, как этот «колониальный напиток» становился во Франции дефицитом, солдатские кружки все чаще наполняла унылая цикориевая или ячменная бурда. В армии ее презрительно называли: jus, т.е. «сок». В последние годы войны в сухой паек вместо кофе входили растворимые таблетки из цикория. Фронтовики сравнивали их по вкусу и запаху с «сушеным козлиным дерьмом».
Табак, как известно, является излюбленным солдатским утешением с тех пор, как это бодрящее ароматное зелье вошло в обиход в нашей цивилизации и до сего дня. Табачный рацион французских солдат в интендантской документации именовался «tobac de cantine» (столовый табак) или зашифровывался как «Gros Q» («большой Q»). Он выдавался в виде спрессованных брикетов по 40 граммов (несколько раз в неделю) или по 100 граммов (еженедельно), завернутых в вощеную бумагу. Сигареты бойцы могли приобретать за свой счет, однако в окопных условиях более удобными зарекомендовали себя короткие крестьянские трубки, с которыми большинство «пуалю» не расставались и в бою, и в часы отдыха. Спички, по логике вещей, скорее всего также входили в рацион, однако найти тому документальных подтверждений пока не удалось.
Важным дополнением к солдатскому пайку во Французской армии были продуктовые посылки из дома, а также от различных благотворительных и патриотических организаций. В них на фронт попадали сыры, сгущенное молоко, джем, сладости, хороший алкоголь и натуральный кофе, свежие фрукты, печенье и т.д. На свое более чем скромное жалованье солдаты могли покупать провизию в передвижных лавках, солдатских буфетах и магазинах, созданных квартирмейстерской службой Французской армии, или у местного населения. Кстати, крестьяне, хорошо понимавшие, что парни в голубых шинелях защищают их от «проклятых бошей», часто отказывались брать с солдат деньги за еду и вино, что было зафиксировано большинством французских военных мемуаристов и даже скептически настроенным Анри Барбюсом. Офицеры, получавшие такой же паек, как и их подчиненные, однако имевшие более солидное жалование, могли разнообразить свое меню различными деликатесами, приобретенными за свой счет, хотя это вызывало неприязнь и даже ожесточение рядовых.
Вышеизложенные продовольственные ресурсы не оставляли французским военным поварам особого пространства для кулинарной фантазии. Основой военного питания во Франции в годы Первой мировой войны неизбежно были суп и кофе. Дальнейшее зависело от индивидуального мастерства, трудолюбия и фантазии каждого «расчета» полевой кухни. Наверное поэтому оценки качества еды в различных источниках так существенно разнятся. Предоставим первое слово брызжущему желчью и ехидному Анри Барбюсу: «Основная пища каждого дня, которую следовало называть «супом», состояла из мяса либо со свалявшимися в упругий комок макаронами, либо с рисом, либо с фасолью, более или менее проваренной, либо с картофелем, более или менее очищенным, плававшими в коричневой жиже, покрытой пятнами застывшего жира. Не было никакой надежды получить ни свежие овощи, ни витамины». Совершенно иную картину рисует в письме к сестре с фронта в феврале 1916 г. капрал 151-го линейного пехотного полка Кристиан Бордешьен: «За неделю у нас два раза был гороховый суп со свиной солониной, два раза – сладкий рисовый молочный суп, однажды – говяжий суп с рисом, однажды – зеленая фасоль и однажды – рагу из овощей. Все это вполне съедобно и даже вкусно, но мы привычно поругиваем поваров, чтобы они не расслаблялись». Фронтовая газета «Les Boyaux du 95e», издававшаяся военнослужащими 95-го линейного пехотного полка, так описывала «разблюдовку яств» французского фронтового пехотинца между ежедневными приемами пищи: «Рано утром – кофе с ромом и хлеб; в 10 часов – суп с говядиной (часто консервированной); и, наконец, вечером – снова суп, овощи, кофе, вино, мясо (обычно жареное). Все блюда - переваренные или пережаренные (со стороны поваров были возражения)».
Качество французского военного питания на разных этапах Первой мировой войны значительно различалось. В 1914 – начале 1915 г. оно явно не соответствовало современным стандартам, однако недостатки в его организации тыловые службы Французской армии пытались компенсировать разнообразием и количеством. 1915 г. стал годом «коренного перелома», когда наиболее остро стоявшие проблемы были успешно решены и французские интенданты наконец «догнали» своих иностранных коллег. Масштабные ревизии провиантского довольствования войск, проведенные в 1917 г., как признавали сами фронтовики, помогли существенно улучшить питание войск. Несмотря на то, что в разгар боевых операций (например, под Верденом) французским солдатам, бывало, приходилось выдерживать по два дня на одном усиленном пайке, а потом еще несколько дней – на неприкосновенном запасе и нескольких литрах воды, общее состояние дел с военным питанием во Франции в 1914-18 г. можно назвать вполне удовлетворительным. Составить конкуренцию французскому пайку в это время могли только рационы вооруженных сил Великобритании и США, и то с определенной натяжкой. Что же касается солдат, сражавшихся под знаменами как остальных союзников Франции, так и ее противников, то они могли только мечтать о таком питании, которое вызывало у гурмана-француза насмешки и ворчание.

_____________________________________________________Михаил Кожемякин.

Л И Т Е Р А Т У Р А:
1. Leonard V. Smith. The Embattled Self: French Soldiers' Testimony of the Great War. Ithaca, New York, 2007.
2. Ian Sumner. They Shall Not Pass: The French Army on the Western Front 1914-1918. South Yorkshire. 2012.
3. Handbook of the French Army, 1914. Nashville, 2002.
4. Stephane Audoin-Rouzeau, Annette Becker, Leonard V. Smith, William Beik. France and the Great War. London, 2003.
5. Anthony Clayton. Paths of Glory: The French Army 1914-1918. London, 2003.
6. Alistsair Horne. Price of Glory: Verdun 1916. New York, 1993.
7. Ian Sumner, Gerry Embleton. The French Army 1914-1918. Osprey Publishing: Oxford, 1999.
8. Ian Sumner. French Poilu 1914-18 (Warrior Series). Osprey Publishing: London, 2009.
9. Jean-Pierre Guуno, ed. Paroles de Poilus: Lettres et Carnets du Front. Paris, 1998.
10. Jean-Pierre Turbergue. Les Journaux Tranchées 1914-1918. Paris, 1999.
11. Jacques Meyer. La Vie Quotidienne des Soldats Pendant la Grande Guerre. Paris, 1966.
12. Patrice Bouchery, Franсois Vauvillier. 1916: Le Poilu. Armes Militaria, November 1988.
13. А.М.Зайончковский. Первая мировая война. СПб., 2002.
14. История Первой мировой войны 1914—1918 гг. Под ред. И.И.Ростунова. В 2-х томах. М., 1975.
15. Мировая война в цифрах. М., Военгиз, 1934.
16. Б.Ц.Урланис. История военных потерь. СПб./М., 1998.
17. Р.Пуанкаре. На службе Франции 1914-1915: воспоминания и мемуары. М.,2002.
18. Ю.Н.Головин. Русские войска во Франции и на Салоникском фронте. Париж, 1933.
19. Д.У.Лисовенко. Их хотели лишить Родины. М., 1960.
20. А.Барбюс. Огонь; Ясность: романы. М., 1980.

И Н Т Е Р Н Е Т – Р Е С У Р С Ы:
http://www.151ril.com/
http://www.chtimiste.com/
http://17thdivision.tripod.com/rationsoftheageofempire/index.html
http://forum.manor.ru/viewtopic.php?f=708&t=40716#p672743

Всем привет, пишу здесь первый раз. Немного о себе - профессиональный историк, уже много лет работаю учителем, преподаю, что логично историю и общественные дисциплины в школе. Но кроме этого я занимаюсь популяризацией науки, выступал с лекциями на разные исторические темы, веду свой телеграм-канал. Для расширения аудитории решил прийти на Пикабу.
Сегодня хочу рассказать небольшую историю о первом и последнем князе Албании из династии Видов - Вильгельме I.
В начале XX века Албания входила в состав Османской империи. Албанцы, хотя и были мусульманами, неоднократно предпринимали попытки поднять национально-освободительное восстание, но не особо удачно. В ходе Первой Балканской войны сербские войска заняли большую часть территории Албании. 28 ноября 1912 года всеалбанский конгресс во Влёре провозгласил ее независимость, тогда же и появился современный флаг - двуглавый орел на темно-красном фоне.

В июне 1913 года в Лондоне состоялась международная конференция, на которой великие державы признали Албанию автономным, суверенным и наследственным княжеством, независимость которой «была гарантирована» европейскими государствами

Кандидатуру на албанский престол подбирали долго и тщательно. Естественно каждая из европейских держав стремилась предложить выгодный для нее вариант. Великобритания настаивала на том, что бы князь был мусульманином, и предлагала кандидатуру египетского принца Ахмеда Фуада. Среди кандидатов был и османский принц Мехмед Бурхануддин.

Однако в конечном итоге албанский престол был предложен немецкому принцу Вильгельму Виду, правителю небольшого германского княжества Нойвид, который к тому же приходился племянником Елизаветы, первой королевы Румынии. Германия и Австро-Венгрия надеялись таким образом включить Албанию в сферу своего влияния. Италия тоже поддержала его кандидатуру, получив право послать к его двору советников. Австрийский и Итальянский банки обещали выдать Вильгельму заем в 75 миллионов франков. 10 миллионов были перечислены ему сразу, что и послужило весомым аргументом в пользу принятия им княжеского трона.

7 марта 1914 года Вильгельм Вид и его супруга София въехали в столицу Албании Дуррес. Они прибыли на военном австрийском корабле, эскортируемом судами итальянского, британского и французского флотов. В порту княжескую чету встречала в полном составе Международная Контрольная Комиссия, специально прибывшая из Влёры. Новое государство и его главу признали как основные европейские державы, так и все балканские государства. Интересно, что хотя на международном уровне титул правителя Албании был обозначен как "князь", сами албанцы предпочитали именовать его королем, чтобы быть ничем не хуже соседней Черногории.

В состав нового албанского правительства вошли бывшие как чиновники османской империи, так  и представители албанской феодальной знати. 10 апреля 1914 г. была введена в действие Конституция Албании. Были созданы вооруженные силы из жандармерии, руководимой голландскими офицерами, и милиции, набираемой в поддержку действий жандармерии по указу князя из местных жителей.

Молодое Албанское государство сразу же столкнулось с рядом сложных проблем. Южная часть страны, Северный Эпир, была оккупирована греческими войсками, которые весной 1914 года провозгласили на этих территориях создание автономной республики. Попытки князя Вида решить все переговорами провалилась. В этом были виноваты, в том числе и страны Европы, старавшиеся привлечь Грецию на свою сторону в надвигающейся войне, и поэтому согласившиеся пойти на уступки. В итоге эпироты получили ограниченную автономию в рамках Албании. 23 июня 1914 года албанское правительство под давлением великих держав ратифицировало протокол об этом. Однако это только раззадорило Грецию, войска которой перешли границы автономии и двинулись на север.

Тем временем ситуация в центральной части Албании была не лучше. В мае 1914 года здесь начались массовые крестьянские волнения, направленные против власти князя-иноверца. Вильгельм Вид был протестантом, что не устраивало консервативно настроенное мусульманское крестьянство. К тому же в правительстве произошел ряд перестановок, своего поста лишился военный министр Эсад-паша Топтани, пользовавшийся популярностью в народе.

Крестьянское восстание ширилось, охватив все центральные регионы Албании, и обрело своих лидеров и программу, в которой содержалось требование отстранения князя Вида от власти и начало сближения с Турцией.

Такая ситуация обеспокоила европейские державы. Италия предложила высадить в Албании десант, Австрия, которая хотя и была настроена против Италии, в целом согласилась о необходимости поддержки власти князя Вильгельма Вида.

Однако вскоре Вид, к тому времени осажденный в Дурресе восставшими, окончательно потерял доверие как Италии, так и Австрии с Германией. Правительство последней все больше склонялось к мысли о замене Вильгельма на крепкого мусульманского правителя. В итоге Италия и Австро-Венгрия отказались выделять Виду обещанные денежные средства. Это стало последней каплей, и 3 сентября 1914 года князь Вильгельм I Вид покинул Албанию и отбыл в Германию, ссылаясь на необходимость его службы в германской армии. Европа тем временем погружалась в кровопролитную бойню, и до судьбы какого-то маленького княжества великим державам уже не было никакого дела.

Сам Вильгельм продолжал именовать себя «князем Албании» вплоть до 1925 года, когда на территории страны была официально провозглашена республика.

Больше интересных историй и фотографий вы найдете в моем телеграм-канале https://t.me/bald_man_stories

Вторая часть "Лямбдапокалипсиса" почти готова, а пока я решил сделать сборник мемов про тактику различных держав во время Второй Отечественной. Отчасти "штоб похайпица", а также потому что некоторые мемы, по которым сделан этот сборник, хорошо подходят под исторический контекст. Также я сделал из них набор стикеров в телеграме, который можно добавить здесь.
P.S. Каска у Британии выглядит не очень, но прошлый вариант был ещё хуже.