Балканы

Появился он в деревне Майна и нанялся батраком к богатому местному жителю (забавно, что про этого жителя так и не могут решить - то ли его звали Вук Маркович, то ли Марко Вукович), а помимо этого начал лечить людей. Что интересно и необычно для того времени (да и для нашего, пожалуй) - он брал деньги за лечение только после того, как пациент выздоравливал. Таким образом он, как врач, да еще и работающий по столь выгодному для людей "тарифу" заработал определенный авторитет среди местных жителей, а использовал он этот авторитет для того, чтобы вкладывать в головы своих пациентов мысль о том, что черногорцам не худо было бы прекратить распри и постоянную грызню между общинами и родами.

Тут надо сделать небольшое отступление, чтобы получше описать ситуацию, которая тогда была в Черногории. Как я уже упоминал, прибрежная часть Черногории (Котор и одноименная бухта, которые ныне являются известнейшим курортом) была под контролем Венеции, а вот горная часть, расположенная вокруг Цетинского монастыря, была под формальным контролем Турции. Слово "формальным" весьма важно, потому как фактически черногорцы жили сами по себе, опираясь на родовые и общинные традиции - словом, патриархальненько. Традиции, как положено у горцев, включали кровную месть "до последнего" с вырезанием семей в полном составе.

Всего же их было около 70 тысяч - установить это удалось чуть позднее, когда Стефан Малый приказал провести первую перепись населения в этих краях. Да и была тогдашняя Черногория огрызком на фоне Черногории современной.

Но при этом она оставалась значимым фактором балканской политики. Дело в том, что еще в 1711 году российский император Петр Первый обратился к христианским народам Османской империи и черногорцы откликнулись - начали партизанскую войну, котрая вынудила турок отвлечь часть своих сил на контрпартизанские и карательные операции. В 1715 году митрополит Данила (не Багров) добрался до Санкт-Петербурга, получил всяческую помощь и с тех пор Россия стала на постоянной основе финансировать Цетинский монастырь (что продолжалось до начала 20 века). Таким образом сложилось, что православная церковь Черногории и "широкие народные массы" в основном были ориентированы на Россию, ожидая от нее помощи в борьбе против турок. Но помимо них существовали еще официальные светские власти и старейшины черногорских племен, которые, как сейчас бы сказали, были компрадорами - а попросту брали деньги у венецианцев. Фактическим же правителем страны был престарелый митрополит Савва, который, хоть и был церковным деятелем, также был агентом влияния Венеции - получал деньги и проводил провенецианскую политику.

Вернемся к нашему герою. Он очень быстро завоевал уважение местных жителей и уже осенью 1767 года по окрестностям понеслась весть, что это не просто какой-то там батрак, который еще и лекарь, а не кто иной как русский царь Петр III. Кто именно запустил этот слух - точно неизвестно, встречаются разные варианты. По одному из них он сам сказал это своему хозяину Марко Вуковичу (а может и Вуку Марковичу), который уважал его потому как Стефан его вылечил, и уже вот он разнес эту информацию по всем окрестностям. По другой - он сказал это уже после того, как слухи распространились по округе.

Отдельно стало известно, что в феврале 1767 года Стефан через какого-то солдата отправил письмо генеральному проведитору (венецианскому наместнику) Реньеру в Котор, и в этом письме просил подготовиться к прибытию в город российского императора. На тот момент письмо, разумеется, проигнорировали, но когда пошли слухи, надо было, как минимум, выяснить что же там происходит. Реньер отправил полковника Марка Антония Бубича "на разведку". Тот встретился со Стефаном в октябре 1767 года и написал в донесении:

Особа, о которой идет речь, отличается большим умом. Кто бы он ни был, его физиономия весьма схожа с физиономией русского императора Петра III.

Надо сказать, что к этому времени в Стефане уже "опознали" покойного российского императора: первым это сделал Марко Танович, который торговал скотом, а в 50-х годах служил в русской армии и, якобы, был представлен на тот момент еще Великому князю Петру Федоровичу. А дальше пошли и другие из числа местных жителей, посещавших Россию примерно в тот же период. Наконец, в каком-то из монастырей нашли портрет Петра III и, сравнив, решили - ну просто одно лицо.

Так что донесение Бубича стало той самой последней соломинкой, которая сломала хребет верблюду. Скоро в горном сеел Цегличи на совете старейшин Стефана признали российским царем. Казалось бы - ну и что? Какое-то горное село, делов-то. Но, как я уже говорил - старейшины были фактической властью на местах. Плюс, народное мнение - люди считали, что только Россия поможет им избавиться от турок и венецианцев и потому Стефан стал чрезвычайно популярен в народе. Уже в конце октября 1767 года в Цетинье собралась скупщина (народное собрание) из 7 тысяч человек, которая, посовещавшись, выдала Стефану "удоствоверение" русского государя Черногории. Все как положено, с подписью, печатью и датой - 2 ноября 1767 года.

Марко Танович, видимо, за особую зоркость, получил должность великого канцлера, а Стефан получил свою лейб-гвардию, аж из 15 человек. В составе этого отряда он в ноябре объехал свое новое владение (напомню, что размеры там были такие, что хватило и недели) - и везде его встречали восторженно, а он демонстрировал здравомыслие и удивлял всех справедливостью суждений.

Естественно, что митрополит Савва был не готов делить власть с каким-то батраком, так что взялся обличать его как самозванца, но вот беда - народ был на стороне Стефана, а армии, чтоб послать ее против него, в Черногории не было. В конце концов, Савва встретился со Стефаном, и этот рэп-батл сложился не в пользу митрополита. Дело в том, что все происходило при большом стечении народа и обвинения, которые бросал лжеПетр, были слишком уж понятны собравшимся. Словом, Савва понял, что если продолжит в том же духе, его скоро станут бить, вероятно ногами, так что он встал на колени, публично признав оппонента и как Петра III и как государя Черногории.

Разумеется, что на этом он не успокоился и написал в Константинополь, русскому посланнику Обрескову - донес о появлении самозванца и спросил что там с настоящим императором. Естественно, что из Петербурга в итоге пришло сообщение, что Петр III мертв, а Стефан - "плут или враг". Савва решил, что это победа, и в феврале 1768 года собрал черногорских старшин и вызвал Стефана "на стрелку". А дальше что-то пошло не так - в ответ на обвинения митрополита Стефан не стал оправдываться, а перешел в контратаку - обвинил его в том, что тот оговаривает его, потому как продался венецианцам, а сам спекулирует землями, да еще и разворовывает все, что присылает Россия. Самое обидное в этих обвинениях было то, что это была чистая правда. А пока Савва приходил в себя и думал как ответить, новоявленный государь Черногории сделал собравшимся предложение, от которого нельзя было отказаться. Отберем, говорит, у этого упыря все наворованное, и честно поделим между настоящими патриотами - то есть нами. Возражать никто не стал. Савву посадили под стражу.

Тут надо отметить, что Россия хотя и отписалась про императора, особых проблем Стефану не создавала. Дело в том, что Екатерина II уже в конце 1767 года понимала, что война с Турцией неизбежна и близка, а раз так - полезно будет иметь в турецком тылу такого вот союзника. Расчет был верен - война началась уже в следующем году, продолжалась шесть лет, включала в себя осаду Хотина и Бендер, действия в Крыму и на Дунае, успешные боевые действия флота в Средиземном море Чесменское морское сражение и закончилась Кючук-Кайнарджийским договором и переходом Крыма под российский протекторат. Но на тот момент русская дипломатия просто решила - а и пес с ним, тем более, что никаких проблем России Стефан Малый благоразумно не создавал.

Он вообще оказался очень здравомыслящим и толковым правителем и хитрым политиком. Начать с того, что вроде бы назвавшись Петром III он продолжал отзываться на имя Стефан. Таким образом он умудрялся как сочетать в себе авторитет России, так и не отрываться от местного населения. Подписывался же самоизобретенным титулом "божией милостью Стефан Малый". Тут надо понимать один интересный момент - с одной стороны само имя "Степан" означает по гречески "венец", а с другой стороны - именно так звали многих из сербских государей.

Что же касается государственного строительства, то и тут Стефан Малый оказался на высоте. Прежде всего, он продолжил то, что пропагандировал, будучи лекарем и батраком - искоренение межплеменной вражды. Любое проявление кровной мести каралось просто и незатейливо - изгнанием из страны. Он ввел суровые наказания за убийство, воровство, угон чужого скота, умыкание женщин и двоеженство - в условиях общинно-родового общества подобное было обычным делом, вроде сбора грибов. В мае 1768 года были приведены в исполнение первые приговоры: одного черногорца повесили за братоубийство, с двоих взяли штраф в размере 100 дукатов. Всем, кого когда-то выслали из страны, разрешили вернуться.

Понятно, что проводить такие реформы, опираясь на "лейб-гвардию" из 15 человек, было затруднительно. Но он как-то справлялся - лишь в 1772 году был создан специальный отряд из 80 человек, который следил за исполнением судебных приговоров, которые выносил специальный суд из 12 человек. Стоит отметить, что очень большую роль в Черногории играла православная церковь, которая была чуть ли не единственным подобием централизованной власти - но и на нее Стефан Малый нашел управу, отделив ее от государства.

И реформы быстро дали результат - черногорцы воспринимали их с одобрением. Так, А. М. Обресков доносил в Петербург из Константинополя:

Прекратил между славянским народом разных званий издревле бывшие между ними вражды»,

а Савва (да, тот самый) писал:

Начал между народом черногорским великое благополучие чинить и такой мир и согласие, что у нас еще никогда не было.

Была открыта первая Черногории школа, где детей обучали, в том числе, русскому языку. Началось строительство дорог и фортификационных сооружений. Один из черногорских старейшин написал тогда:

Наконец Бог дал нам… самого Стефана Малого, который умиротворил всю землю от Требинья до Бара без веревки, без галеры, без топора и без тюрьмы.

Кровавые распри, раздиравшие Черногорию, резко сократились, на дорогах установился порядок, что вознесло авторитет Стефана Малого на небывалую высоту. В результате окрестные села изъявляли желание перейти под его правление, отказывась платить дань туркам и венецианцам.

Венецианскую республику беспокоила судьба далматинских владений, население которых открыто выступало в поддержку самозванца. Правительство пыталось избежать войны, поэтому венецианский суд инквизиторов отправил которскому проведитору предписание «прекратить жизнь иностранца, виновника происходящих в Черногории волнений», к посланию прилагались несколько флаконов с ядом и отравленный шоколад. Исполнителю сего предписания заранее было обещано помилование, убежище в Венеции и денежное вознаграждение в 200 дукатов. Однако нанятые венецианцами люди не смогли пробраться к Степану, так как охрана ни на минуту не оставляла его. Степан же стремился решить конфликт мирным путем и отправил в сенат письмо:

Вижу, что готовите войска для того, чтобы опустошить три общины (Маине, Побори и Браичи, перешедшие на сторону Степана), которые никому не причинили зла… Прошу не губить людей ради меня и оставить меня в покое.

Внеся раздоры в приморские общины, венецианцы начали военные действия - в апреле 1768 года отправили 4 тысячи человек к той самой Майне, с которой началась эта история. У Стефана Малого было лишь 300 всадников, а потому он, как и полагалось в таких случаях, ушел в горы. Что интересно, местные власти с одной стороны писали Раньеру, что мы, мол, не виноваты ни в чем, но при этом говорили "умрем, но от Московского царства отойти не можем".

Результатом стала карательная экспедиция венецианцев - в октябре высадился морской десант и начал массовые репрессии в прибрежных селах.

Одновременно в Стамбуле решили, что это все уже слишком, так как может закончиться тем, что Черногория и вправду станет крепким государством. А уж когда сразу десять черногорских племен, ранее подчинявшихся туркам, подняли восстание и перешли под руку Стефана, те совсем осерчали. Даже обещания Стефана, что тот готов дать вассальную присягу и платить дань не помогли. 50 тысяч османских солдат выступили в поход. У Стефана было всего 2 тысячи человек, так что неудивительно, что 5 сентября 1768 г., в решающем сражении у села Острог армия Стефана Малого была окружена и разбита, сам он едва смог спастись бегством, и вынужден был 9 месяцев скрываться в одном из горных монастырей.

На этом фоне против него снова выступил, поддержанный венецианцами, мятежный Савва, который добился избрания второго митрополита – Арсения. Предполагалось, что он поддержит своим авторитетом не пользующегося популярностью Савву. Но тут противники Стефана просчитались, потому что Арсений оказался другом Марко Тановича.

Дальше начались дожди, из-за которых у турок не вышло развить успеха, а 6 октября Османская империя объявила войну России и туркам стало не Черногории. Россия также пользовалась случаем - 19 января 1769 года Екатерина издала манифест, в котором все христианские народы Османской империи призывались «полезными для них обстоятельствами настоящей войны, воспользоваться ко свержению ига и ко приведению себя в независимость, ополчаясь против общего всего христианства врага».

Черногория была естественным союзником России, и отказываться от нее тоже не хотелось. Поэтому в эту страну был направлен генерал-майор Ю.В.Долгоруков, которому были приданы 9 офицеров и 17 солдат. Небольшой отряд Долгорукова добрался до Адриатики с эскадрой Алексея Орлова. Под именем купца Барышникова, Долгоруков арендовал небольшое судно, на котором его отряд добрался до Которского залива в Венецианской Албании.

Оттуда генерал направился в горы. 17 августа на скупщине в Цетинье, в присутствии двух тысяч черногорцев, старейшин и церковных властей Долгоруков объявил Стефана самозванцем и потребовал от присутствовавших принести присягу на верность правящей российской императрице – Екатерине II. В поддержку его требований выступил и сербский патриарх Василий, который объявил своего прежнего благодетеля «возмутителем покоя и злодеем нации». Присяга Екатерине была принесена. Стефан на этом собрании не присутствовал, он прибыл лишь на следующий день и сразу же был арестован. На вопрос, почему он присвоил имя покойного русского императора, ответил:

Сами черногорцы выдумали это, но я их не разубеждал только потому, что иначе не имел бы возможности соединить под своей властью столько войска против турок.

Казалось бы, тут-то все и закончилось, но... тут как раз начинается история, каких в 18 веке хватало и за какие я и люблю это странное время.

Долгоруков был смелым и достаточно умелым военачальником, но оказался "никаким" дипломатом. Не знающий местной обстановки и черногорских обычаев, он действовал прямолинейно и грубо, быстро поссорился со старейшинами, хотя поначалу они приняли его восторженно. Главным его советником в черногорских делах неожиданно стал арестованный им «царь». Общаясь с ним, Долгоруков неожиданно пришел к мысли, что у Стефана нет ни намерений, ни возможности оспаривать власть Екатерины II, а его правление в Черногории соответствует интересам России. Поэтому он освободил Стефана, подарил нему русский офицерский мундир, оставил привезенные с собой 100 бочек пороха, 100 пудов свинца, и 24 октября 1769 г отпраился обратно - к эскадре Алексея Орлова. Вместе с ним отправились 50 черногорцев, решившие поступить на службу в русскую армию.

Таким образом, Стефан Малый фактически был официально признан правителем страны. В качестве такового, он установил контакты с командующим российской сухопутной армией Петром Румянцевым и Алексеем Орловым, возглавлявшим русскую эскадру Средиземного моря.

На этом, к сожалению, везение этого незаурядного человека дало сбой - всего через год Стефан осматривал строительство дороги, когда рядов взорвался порох. Вполне возможно, что это был не несчастный случай, а покушение венецианцев или турок. Как бы то ни было, в результате Стефан ослеп, но продолжал руководить через Тановича и митрополита Арсения. Именно в этот период и был создан "инспекционный" отряд, следивший за исполнением распоряжений.

А дальше турки смогли внедрить в окружение Стефана грека Станько Класомунью, который зарезал слепого царя, голову которого отправили султану в Константинополь. Марко Танович ещё долго пытался убеждать народ, что «царь Петр» не умер, а уехал за помощью в Россию, и скоро вернется обратно, но увы, правление одного из самых ярких и необычных самозванцев 18 века на этом закончилось. Тело Стефана Малого было похоронено в церкви Святого Николая в монастыре Дольние Брчели.

Сергей дернулся было, потянув руку под куртку, где прятал волыну, с которой никогда не расставался, но тут же остановился, резко выдохнув. Эти штучки, в их обществе… надо привыкать, если хочешь подняться, а не бегать по ларькам.

Малькиэль, продолжая улыбаться, разглядывал его, едва качнув головой.

- Зачем тебе оружие людей? Ты сомневаешься в своих способностях? Или не отделяешься себя от них до сих пор? Тогда наша встреча может быть преждевременной…

Собеседник грустно искривил брови, бросив на него взгляд из-под опущенных ресниц. Сергей выдержал провокацию, понимая, что это проверка. Во многих структурах так любят делать, главное – не сорваться, и показать что ты – достойный партнер.

- Уважаемый Малькиэль, давай будем без резкостей друг к другу. Мы одной крови – ты и я, – Вспомнил он фразу из какого-то фильма… или книги. – Оружие же я ношу потому что так принято в том бизнесе, которым я занимаюсь. Статус, привычка. И я понимаю, что против нас оно практически неэффективно, мне это еще в армейке объяснили. Наглядно.

Малькиэль внезапно распахнул глаза и очень внимательно посмотрел на него, вытащив из кармана портсигар, украшенный сверкающими стразами. Подцепив длинным ногтем крышечку, он вынул оттуда две тонкие сигареты.

- Извини, я сам перешел черту в общении с приемным сыном Лилу. Чем бы они не занимались, да. Будешь курить, или боишься за бессмертное здоровье?

- Да, спасибо, бра… уважаемый. – Приняв сигарету из холеных пальцев, Сергей закурил. – Ты знаешь, что меня интересует?

- Конечно. Ты хочешь перестать крышевать ларьки, грозя необразованным сельским торговцам «деньги или кровь», верно? Хочешь перейти к чему-то более серьезному. Потому что даже твои… «кореша» из обычных людей уже давно это забросили. А ты столь хорош, благодаря своим способностям, в этой сфере, что задержался в банальном криминале дольше всех.

Ровно, спокойно, и даже с ноткой легкого сочувствия ответил Малькиэль, резанув своими словами Сергея практически «по живому». Рефлекторно одернув ворот жесткой кожаной куртки, он кашлянул, подавившись отравленным дымом, нагнетавшимся в его легкие.

- Жестко, но справедливо. Ты прав, Малькиэль. Поэтому я и пришел сюда. Мне тут подсказали люди, что в городе действует группа высокородных, с которыми я одного… толка. И нашел тебя. Еще… это… я не знаю, что такое «приемный сын Лилу».

Малькиэль побарабанил кончиками острых ногтей по столешнице.

- Твой путь известен нам только после того как ты вернулся в город. Мы отслеживаем каждого нашей крови в своей епархии… окрестностях. Поэтому расскажи-ка, пожалуй, о том как ты приобщился к той жизни, что отличается от обычной. И не бойся, здесь нас никто не слушает.

- Хорошо, я расскажу, хотя это и… Ладно.

***

Серега, позывной «Хвост», закинул автомат за спину, оглянувшись. Очередное село, очередная короткая схватка, очередные вопли на языке, который он не отличит ни в жизнь от речи союзников. Теперь союзнички бродили по хатам, пытаясь найти чем бы поживиться. А он думал чем бы заняться. Все же не каждый парень окажется за границей, если так подумать. Откуда было знать, что он подойдет «под параметры», как выразился тучный разведчик (или кто он там?), заявив ему и еще нескольким дембелям, что друзьям на Балканах срочно нужна помощь и теперь они будут наемниками.

«В случае если тебя возьмут в плен – лучше застрелись или отгрызи себе язык, нас там нет и не будет, а ты просто наемник без роду и племени, военный преступник, понял?».

«А если я откажусь?»

«Ты откажешься помочь Родине, парень? Да и по возвращению будет на что жить, бизнес себе построить… Страна любит и благодарит верных сынов. Десять тысяч зелени».

И… да, пожалуй, он ни о чем не жалел. Еще несколько месяцев и его срок здесь закончится. Пока же его ни разу даже не оцарапало. Везет, несомненно везет. Действительно, его дружки после армейки будут пахать на заводе, не получая зарплаты, а другие – торговать на рынке. Ему же фартануло, точно фартануло – авторитет будет, деньги немыслимые.

Глянув на закатывающееся за горизонт алое, гигантское солнце, он пошел дальше, увидев нетронутый союзными партизанами каменный домик, за которым начиналась каменная ограда. Любопытно, что там такое? Церковь какая что ли?

Подойдя ближе, он понял, что это кладбище. Ну, понятно. Скоро здесь появятся новые постояльцы. Перепрыгнув через низенькую оградку, Сергей решил не тревожить смотрителя, если он жив, конечно, а пойти поглядеть на могилы. Говорят, тут разные склепы есть, красивые аж жуть, готические. Жаль, что фотоаппарата нет, нельзя.

И действительно, каменные кресты, большие и… надежные. Не такие как на их городском погосте. И форма у некоторых – как будто крест в круге. Девчонки из рокерш бы визжали от восторга, если бы он снимки такие с собой привез. Действительно красиво, да и как-то… иначе на душе становится, светлее.

Тем более, солнце уже опустилось за кромку гор, погружая кресты, статуи и стелы в полумрак, делая все вокруг как будто нереальным. Даже вопли и стоны со стороны села практически исчезли, перестали доноситься, как будто в уши набили ваты. Спокойствие и смерть. Да, он почти сам начал понимать этих девчонок и волосатых пацанов. Только наркоту, конечно, нормальному парню жрать не надо, а так – в этом что-то несомненно есть.

Сергей остановился у одной из могил. Внушительный каменный крест покосился, а надгробная плита была расколота прямо по центру, вывернув изнутри комья земли, разбросанные теперь по тяжелому камню. Присев, он пригляделся внимательнее – так и есть, шальной снаряд упал сюда, пока они брали это село несколько часов назад. Граната что ли? Нет, он не криминалист и не баллистик. Но жалко. Мощь этой могилы внушала благоговейный трепет, желание видеть ее целой, непорочной. А теперь это было… как будто нарушение правильного порядка вещей.

Хмыкнув, он сплюнул, подумав о том, чего ж только в голову не полезет. Но возвращаться сейчас все равно не охота. Нужно будет снова выставлять караулы, проверять секреты, хряпнуть с союзничками местного дикого забористого самогону… Нет, можно еще немного посидеть тут, такое спокойствие – как у бабушки на даче, в деревне. Даже на ноги подниматься не хочется, как будто вся усталость от этой партизанщины накатила разом, одним ударом по башке. Наклонившись, Серега, в наступающей темноте, попытался, чтобы заняться чем-нибудь, разглядеть надписи на развороченной плите. Но темно стало уже изрядно, как будто повернули выключатель. Быстро ночь в горах наступает… Хлопнув себя по кармашкам, он нашел фонарик, и в столбике яркого света разглядел странную вязь, как будто и вовсе на чужом языке. Что местные знакомыми буквами пишут – он уже давно привык. Даже кое-что понять можно, не особо стараясь учить их язык и азбуку. Тут же вообще что-то непонятное. Древнее, наверное. Да, за снимок такой плиты у них в ПТУ историк бы себе волосы оторвал, пожалуй.

Вздохнув, он выключил фонарик, почувствовав легкий укол вины перед владельцем этой могилы. Старались люди, выстраивали своему родственнику…

Резкая боль в ноге заставила его упасть наземь, спиной. Дыхание перехватило так, что Серега не мог даже захрипеть. Диверсант, снайпер? Расслабился, ссс…

Вывернувшись, он попытался вскочить, но левая нога как будто попала в плавящие, рвущие жилы тиски. Забарахтавшись, он вытащил из-за спины автомат, чуть не теряя сознание от боли. Что-то рвануло его ногу и… Наконец, он завопил, поняв, что кто-то его грызет, отрывая куски плоти. И урчание… звук…

Волки?! Включив фонарик, он направил трясущимися руками автомат горизонтально земле, но то, что он увидел заставило зажмуриться.

Что-то… нечто… две раздутые лапы, большая голова измазанная в комьях земли, длинные комья волос, волочащиеся по земле. И Это – Это грызет его ногу, свет на мгновение высветил красные зубы, с которых свисали нити формы и его собственное мясо.

Еще раз завопив, чтобы не потерять сознание, Серега пнул здоровой ногой эту тварь и нажал на курок, выпустив очередь на три патрона. Тук-тук-тук, резкая гарь, вспышка – утробный рык. Мощный удар поднял его тело в воздух, и он все же потерял сознание, почувствовав напоследок, как его затылок врезался во что-то твердое.

Распахнув глаза, он понял, что не прошло и нескольких секунд. Давящая, стреляющая боль в затылке и ноге. Вскочив на ноги, он снова взвыл, оглянувшись – да, неслабо приложился об очередное надгробие. Но где эта тварь? Крутанувшись на месте, на одном адреналине, Серега замер. Прямо перед ним стоял силуэт, издающий тихое рычание. Красные глаза светились во мраке. Фонарика, понятно, уже не было, но верный калаш под рукой. Сдвинув рычажок, он вскинул его к груди, даже не успев пожелать главного – чтобы оружие не заклинило. И когда тварь протянула к нему свои лапы, на которых поблескивали когти размером с его предплечье – нажал на курок.

Тварь рухнула, издав напоследок такой вопль, который заставил Серегу пошатнуться и упасть рядом с ней. Только вот сил подняться уже не было… Его смятенный разум истончался, улетая куда-то вдаль. Он опять не успел даже подумать о том, что, может быть, умирает…

***

Малькиэль, наконец, поднял взгляд на найденыша. К сожалению, это опять не то. Только возможно ли его использовать, вот в чем вопрос? Ладно, стоит задать пару вопросов, чтобы окончательно принять решение.

- Сергей, спасибо. Я уже понял, как ты стал другим. Действительно, совсем иная история. Мне вот любопытно, если вкратце, что было дальше и как ты скрыл себя?

Крепкий мужик, с легкой щетиной на лице и в омерзительной кожанке, провел ладонями по лицу, явно вырываясь из плена собственных воспоминаний.

- Да всё просто, Малькиэль. Наутро меня нашли союзнички. Тварь-то в прах обратилась с восходом, как я потом понял. Выходили. А к следующему полнолунию и почувствовал… разное. Аккуратно поспрошал переводчика о местных легендах. Ну и понял, что меня упырь сожрать хотел, да не успел. Поэтому я стал не едой, а новым вампиром. Ну, такие штуки никому не расскажешь, чтобы в дурку не упекли. А на гражданке… Время такое. С моими же талантами, сам понимаешь. Наук же я не изучал, чтобы теории строить. Тогда. Сейчас, думаю, пора, подняться, легализоваться, в высший свет, так сказать, вступить.

Приемный сын Лилу задумался. Явно этот Сергей не так бесталанен, не каждый на одном наитии проживет столько лет. Но история его не просто разочаровала. Она поставила собеседника на столь низкую ступень, что лишь люди более… слабы. Да, случай редкий, несомненно. Пожалуй, в качестве небольшой милости, пока он принимает решение, стоит объяснить ему суть дела.

- Ты прав, Сергей. Ты – не приемный сын Лилу. Довольно уникальный случай, гордись собой. – Затянувшись новой тонкой сигаретой, Малькиэль задавил бычок в пепельнице. – Тебя атаковал упырь. Жуткие твари. Ничем почти что, кроме отблеска разума, не отличаются от животных. Обычные покойники, при жизни бывшие… ну, колдунами. Таких людей специально хоронили надежно, чтобы не вылезли. Вы своей войнушкой его на закате и вытащили. И он бы тебя просто съел. Как в фильмах о зомби. Только зомби с мозгами, понимаешь?

Сергей напряженно смотрел на него, буквально буравя взглядом. Малькиэль же продолжал анализировать вопрос, чтобы сделать окончательный вывод, продолжая говорить.

- Так вот, Сергей. Поэтому ты довольно редкий, уникальный случай. Потому что благодаря твоей жажде… - Малькиэль хмыкнул оценив собственную метафору, – Жажде жизни, ну и современному оружию, конечно, ты смог его убить. И сгрызя только твою ногу, а не высосав мозги из всех костей, прости за такие физиологические подробности, обратил тебя. Так что ты… именно вампир. То, что люди и называют вампиром.

Сергей резко откинулся на кресле, вновь дернув ворот своей куртке.

- Не понял. А вы тогда ж кто?

- А мы – приемные дети Лилу, как я тебе говорил. Мы дети браков, заключенных между достойными смертными, занимающимися запретными искусствами и демонами из Третьего Высокого Чертовского Дома. – Увидев выражение лица Сергея, Малькиэль усмехнулся вновь. – Их несколько, дорогой друг. Только от Третьего дар потомку – истинно вампирский дар по праву рождения на Земле, потому что его возглавляет сама Лилит. Есть и другие, конечно. От Князя Ашмодая, например, идет Первый Дом, и их живущие потомки, истинные маги… Но это для тебя неважно.

Сергей резко наклонился к нему, чуть не нагибаясь над столом.

- То есть, я вам не нужен, верно? Я просто какой-то человечишка, для вас, таких гламурных и крутых аристократов?

Малькиэль приподнял ладонь, блеснув кольцами, унизывающими его пальцы.

- Спокойнее. Я только объясняю ситуацию. Вопрос лишь в одном – выйдешь ли ты отсюда живым? Знаешь… как в твоих кругах там говорится? «Деньги или кровь»? Вот и смысл моего решения. Либо ты умрешь, накормив нас своей вкусной кровью, приятной для неба и бодрящей скрытой в ней мощью… Либо вернешься к своему бизнесу, выполняя то, что я буду хотеть. Иногда даже мне нужно решать те дела, которые не одобряет наш круг. Убьешь кого, или еще что в таком духе. Своим же братьям и сестрам я скажу, что глупые людишки суеверно отнеслись к ничего не значащему, просто слишком удачливому, представителю мелкого криминала…

Сергей попытался было дернуться, чтобы выхватить свой дурацкий пистолет, но его нутряные жилы были уже под его контролем. Малькиэль улыбнулся, и вкрадчиво произнес:

- Вот что значит истинная кровь и знания. А на вашем языке, Сергей, если я не ошибаюсь, это называется «крыша»?