3 Августа 1991 год. Суббота. Субботний день выдался прекрасным. Вовка с друзьями с самого утра укатили на велосипедах на затон, купаться, загорать – проводить время в своё удовольствие. Скоро лету конец, скоро снова в школу, в одиннадцатый класс. Так что последние вольные деньки нужно провести по максимуму хорошо. Димка и Серёга – Вовкины одноклассники. Игорь - их общий друг, к тому же и сосед Серёги по улице. Димка – спортсмен, пловец. Всегда спокойный и рассудительный. Серёга – типичный отличник, воспитываемый матерью и сестрой. Без отца. Игорь – студент ПТУ. Обычный паренёк, увлекающийся мототехникой. День прошёл просто отлично: солнце, река, плавание, волейбол – что ещё надо для отличного отдыха? Но не без неурядиц: Вовка и Серёга умудрились поругаться из-за какой-то ерунды и к тому моменту, когда собрались уезжать с затона, не разговаривали друг с другом. Характеры у обоих сложные. Обсохли, закрепили нехитрый скарб на багажниках велосипедов и тронулись в сторону дома. Взобрались на мост, ведущий через окружную трассу в посёлок, и понеслись с крутого затяжного спуска, радуясь встречному ветру. Метров за пятьдесят впереди от спуска Вовка увидел водопроводную колонку и решил, что неплохо бы набрать воды в велобутылку и заодно попить. Стал притормаживать, но сразу же подумал, что до дома осталось совсем недалеко, передумал останавливаться и отпустил тормоза. Друзья тем временем пронеслись вперёд. Далее произошло всё мгновенно: велосипед издал звук, будто врезался в бетонный блок, не меньше, только никакого блока быть не могло на автомобильной дороге. Вовку выбросило через руль и велосипед пропал где-то сзади. А вод асфальт приблизился очень быстро. Вовка плашмя, всем телом упал на корявый асфальт старой дороги, следом упал рядом догнавший его велосипед, Вовка стукнулся головой о дорогу, но остался в сознании. Увидел как мимо пронеслась машина и услышал как сзади , визжа тормозами, остановилась следующая. Резко вскочил на ноги, схватил велосипед за руль и рванул вправо, на обочину. - Пацан, ты как?! Помощь нужна?! – прокричал из окна остановившейся машины мужик. - Нормально. Бывает,– ответил Вовка. Машина уехала, а к Вовке подъехали вернувшиеся Димка и Игорь. Серёга же уехал далеко вперёд и не обратил внимание, что друзей сзади нет. - Вован, ты как? – в один голос почти прокричали друзья. - Да нормально, первый раз что ли? Только вот велосипеду кранты. На этот раз совсем. - Фигня! Главное, что сам цел. – сказал Игорь. - Ну, как цел…? Видок, наверное, ещё тот… - улыбнулся в ответ Вовка. Голова гудела от удара об асфальт. Правая сторона лица от виска до скулы – одна сплошная ссадина. С обоих разбитых локтей, стекая по предплечьям, капала в пыль обочины кровь. Ныло от удара о дорогу левое бедро. - Дойду до колонки, умоюсь, отряхнусь – сказал Вовка. Потом решим, что с велосипедом делать. Тут недалеко знакомые живут, может, к ним оттащу, – сказал Вовка. Шаг вперёд – и сознание брызнуло тысячами ярких искр, а картинка перед глазами стала размываться разноцветными разводами. Сознание выключилось и мгновенно включилось снова. Вовка потерял равновесие и чуть было не упал. Пошатнулся. Но устоял. - Чё, как?! – снова в один голос спросили подскочившие друзья. - Да хрен его знает, – сказал Вовка. Видать, ударился неслабо, башка плывёт. Сейчас, вроде бы, нормально. Ещё шаг – левую ногу прострелила пронзительная боль от бедра до пятки, и сознание повторило тот же фокус, что и минутой ранее. После секундной «перезагрузки» Вовка обнаружил себя поддерживаемым друзьями под обе руки. - Да, пацаны, видать, я очень нехило приложился. Нога идти отказывается, левая. Тут через два поворота наши знакомые живут, у них машина есть. Вы езжайте на разведку. Если они дома, расскажите что да как, они помогут. - Игорёк, ты останься с ним, а я найду его знакомых. – сказал Димка. - Хорошо, Димон. Димка уехал на поиски Вовкиных знакомых, а Игорь остался с Вовкой. А Серёга так и не появился. Вовка посмотрел куда-то через дорогу и иронично засмеялся с улыбкой во весь рот. - Чё ты ржёшь? – спросил опешивший Игорь. - А удачно я навернулся, - ответил Вовка, - Если бы меня раскатало по дороге, далеко нести не пришлось бы. Прямо напротив кладбища прилетел, – снова засмеялся Вовка. - Дурак, - ответил Игорь и покрутил указательным пальцем у виска. Вовка осмотрел велосипед: передняя часть рамы в «гармошку», передняя вилка под острым углом подмята под раму, переднее крыло замысловато намотано на вилку и колесо одновременно. Велосипед восстановлению не подлежит. На ходу оторвалось на месте сварки крепление переднего крыла, крыло упало и заклинило колесо и произошло то, что произошло. Вечерело. Вскоре приехал на велосипеде Димка, а за ним пришли тётя Люба и её старшая дочь Светлана – знакомые Вовкиной семьи. Оглядели Вовку, поговорили, покачали сокрушённо головами, остановили попутку, помогли Вовке забраться лёжа на заднее сиденье и отправили домой, объяснив водителю адрес. Покорёженный Вовкин велосипед забрали с собой. ____ Машина зарулила во двор Вовкиного дома и остановилась у нужного подъезда. Во дворе стоял Вовкин дядька, муж его крёстной, гулял с маленьким сыном, Вовкиным двоюродным братом. Водитель обошёл машину и открыл правую заднюю дверь, где лежал Вовка. Дядя Ваня, Вовкин дядька, увидел лежащего на заднем сидении Вовку и сделал удивлённые глаза. - Вынимай, – сказал Вовка - Сам вылазь, – ответил дядя Ваня. - Сам не могу. - Похоже, он поломался, - сказал водитель. Совместными усилиями дядя Ваня и водитель помогли Вовке вылезти из машины и поставили его у дерева. Дядя сходил за женой, Вовкиной крёстной, потом попросили соседа отвезти их в травмпункт местной больницы. Из машины перед дверями травмпункта Вовка выбрался сам. Крёстная хотела подвезти ему коляску, но Вовка наотрез отказался и вполне сносно дохромал до приёмной сам. Дежурный травматолог сел заполнять приёмный лист, а медсестра уложила Вовку на кушетку. - Алкоголь употреблял сегодня? - спросила медсестра с чуть напускной строгостью, но с улыбкой. - Я не пью, - серьёзно возразил Вовка, - я - спортсмен. Мастер спорта по падениям с велосипеда, - улыбнулся он в ответ. - Ну, давай посмотрим, что с тобой приключилось, – доктор встал с места и подошёл к кушетке. Он поднял Вовкину ногу вертикально и стал сгибать и разгибать её, крутить во всех направлениях. Вовка при этом лежал абсолютно спокойно, не испытывая никакой боли. - Ну, вот видишь, ничего страшного, простой ушиб, – сказал доктор и стал осторожно опускать ногу. В этот момент Вовке показалось, что он подпрыгнул лёжа, такова была боль, прострелившая всю левую сторону. - Ого! – воскликнул с удивлением доктор, - давайте-ка его на рентген. Из кабинета рентгена Вовку вывезли на каталке с категорическим запретом вставать и даже переворачиваться на бок. А через пять минут его уже переложили на подготовленную койку в палате травматологии. Пришла медсестра, сделала укол, и Вовка провалился в сон.
Вовка проснулся от того, что рядом с ним, всхлипывая, плакала его мама. Её не было в городе вчера вечером, когда всё произошло. Ей позвонили, и она приехала под утро. Знакомые из числа персонала больницы позволили ей подняться в палату рано утром. Теперь она сидела у Вовкиной койки, держа его за руку и плакала. - Ну чего ты ревёшь? – спросил проснувшийся Вовка,- я ж не помер. Перестань, всё нормально. Мать вытерла слёзы, и они стали разговаривать. Вовка рассказал, как всё произошло, каким образом его привезли в больницу, как он себя чувствует теперь и многое другое среди прочего. Тем временем в палату вошли несколько врачей мужчин в сопровождении медсестры с медкартой в руках. Был озвучен диагноз, состоящий из нескольких предложений, с незнакомыми Вовке словами и терминами, из которых он запомнил только «Отрывной перелом». Часть кости тазобедренного сустава слева в следствие сильного удара откололась, раздробившись на осколки разного размера. Осколки своими острыми краями повредили на своём пути мышцы, нервы и сухожилия, и остановились в мышцах левой ягодицы. Доктора стали обсуждать детали операции, и её сроки, когда дверь в палату открылась, и вошёл завотделения, мужчина за сорок, кавказской национальности. Он взял карту из рук медсестры, бегло пролистал, и сказал, что с этого момента ведёт Вовку исключительно он сам и не о какой операции не может быть и речи. - Если мы станем его сейчас резать, то разворотим всю левую ягодицу и обречём шестнадцатилетнего пацана на инвалидность, возможно, на всю оставшуюся жизнь, – ответил он на возражения коллег. - Положите его на деревянный щит и следите за тем, чтобы не ворочался с боку на бок и уж тем более не пытался вставать, – дал распоряжение персоналу доктор, - А то придётся тебя привязать, – он сурово взглянул на Вовку. Вечером к Вовке пришли Димка и Игорь. Нанесли в пугающем количестве всяких сладостей, банку весовой сметаны, сладких же булочек и неизменных, положенных при визите к больному сетку апельсинов. Их визиту Вовка был очень рад. Отпускать их совсем не хотелось, да и они сами не торопились, но строгая санитарка тётя Маша почти что вытолкала ребят из палаты: - Засиделись! Время поздно уже, больница закрывается. Завтра придёте, наболтаетесь ещё. Пацаны послушно ушли, пожелав Вовке поскорее поправляться. С этого момента потянулись дни, ставшие для Вовки испытанием на прочность. В первую неделю внимание к нему было слишком, на его взгляд, пристальным. С десяток раз за день, - так казалось Вовке,- к нему приходили сделать укол, измерить температуру, которой у него не было, то приносили горсть разноцветных таблеток, то осматривали место травмы. Самым унизительным для шестнадцатилетнего пацана стало ходить «по большому» в судно, при этом, не меняя положения - лёжа. Это было унизительно и противно само по себе, и стократ унизительнее, когда за судном приходили молодые девчонки – практикантки из местного медучилища. Кроме того жутко ломило всё тело от лежания на жёстком щите, грубо сколоченном из сосновых досок, запах которых Вовкино сознание прочно ассоциировало с запахом гробов. А ведь прошло всего несколько дней.
Спустя неделю частые визиты персонала и докторов резко сократились. Начались дни, когда завтрак, обед и ужин были яркими событиями, а время между ними тянулось, словно холодный кисель, подаваемый на тот же обед. Мать стала носить Вовке книги и журналы, а по утрам приносила свежие газеты. Столько, как теперь, Вовка не читал никогда. Волей-неволей он стал вникать в новости, в происходящие в стране события, стал обсуждать это с соседями по палате, такими же лежачими пациентами, как и он сам, ровесниками его родителям или чуть младше. На второй неделе Вовкиного пребывания в больнице к нему пришёл Серёга, с авоськой с овощами и фруктами. Обменялись приветствием, поболтали о всяком, но как-то натянуто, дежурными фразами. - Знаешь, почему с тобой это произошло? - спросил Вовку Серёга - Почему? Просвети. - Потому, что поехали на реку после Ильина дня. А после него купаться нельзя. А ты всех уговорил, - с укором сказал Серёга. - Ты это сам придумал или тебе кто подсказал? - Мне мама сказала, - опять же с укором и с тоном поучения ответил Серёга. - Серёг, ты иди, – сказал с некоторой злобой в голосе Вовка, - а то чего ещё случится, а у твоей мамы причиной стану я. Серёга фыркнул недовольно и вышел из палаты. И снова потянулись длинные дни.
Очередное августовское утро выдалось странным и тревожным. За дверью палаты лежачих пациентов всё отделение представляло собой один большой пчелиный улей: люди говорили в коридоре, в соседних палатах, в холле отделения, кто-то громко спорил, кто-то уже на повышенных тонах что-то кому-то доказывал. Люди бурно обсуждали что-то важное, что произошло, пока все спали. В палату вошла Вовкина мама, - её, как всегда впустили до открытия, - и принесла стопку утренних газет. - Держите, ребята, читайте. В стране, похоже, переворот. Всё очень неспокойно: Горбачёв заблокирован на даче в Форосе, в Москве чуть ли не беспорядки уже. Ой, что-то будет! - Она раздала газеты всем лежачим, и все погрузились в чтение новостей. Как и всех остальных, Вовку новость откровенно напугала. Что произошло? Что будет дальше? Что такое «путч» и кто такие ГКЧП? У шестнадцатилетнего пацана Вовки, далёкого от политики, голова шла кругом. Вот так, в одночасье, пока все здесь спали, там, за пределами маленькой районной больницы произошли какие-то события, которые, возможно, повлияют на дальнейшую жизнь всей страны. Каковы будут последствия этих событий, Вовке, да и всем остальным, предстояло ещё узнать. Теперь каждое Вовкино утро и его соседей по палате начиналось с утренних газет, что приносила Вовкина мама, и новостей, которые не приносили и не сулили ничего хорошего.
За неделю до конца месяца после очередного осмотра и совещания Вовке разрешили садиться на кровати и переворачиваться на бока, но при этом деревянный щит всё ещё оставили. - Только садиться, - строго сказал лечащий врач, завотделения, кавказец возрастом за сорок. – Ноги с кровати не свешивать, вставать на ноги не пытаться. В Вовке боролись радость и досада: раз уж садиться можно, почему вставать-то нельзя? Но уже хорошо, что хотя бы садиться разрешили. Ненавистный щит хотя бы убрали бы. Но не убрали. Как только стал садиться, стала болеть спина, привыкшая за почти месяц к бездействию на жёстком щите. Но уже через несколько дней боль сменилась на приятное ощущение от работы мышц. Стал раз в два дня приходить массажист и разминать Вовкины ноги, отвыкшие от работы и нагрузок. Дело шло на поправку.
Через открытые окна доносились звуки утренних линеек из двух, расположенных по разные стороны от больницы школ. У Вовки же наворачивались на глаза слёзы: как так, все там, а он всё ещё здесь? Там праздник и веселье, там друзья, там радость общения, а он тут, в четырёх стенах больничной палаты на дощатом щите. К слову, общением с друзьями он обделён не был, стабильно два раза в неделю к нему приходили Димка с Игорем, и, самое важное – Вовка и Серёга помирились. Но одно дело - посещение здесь, и совсем другое – общение там, на «воле». Но первый день осени стал не таким мрачным для Вовки, каким выдалось его утро. Ближе к обеду в палату вошёл доктор и Вовкина мама. Доктор принёс результаты очередного рентгена и результаты анализов, прощупал Вовку со всех сторон, поворочал с боку на бок и сказал маме: - Сегодня уберём щит. Вы сходите, возьмите в прокате костыли, пусть встаёт на ноги. Надо ли говорить, какое чувство радости обуяло Вовку от услышанного? Он готов был прямо сейчас встать и пойти. Но нельзя, нельзя. После тихого часа вновь пришла мама и принесла металлические костыли. Вовка прикинул их по своему росту и попросил маму сходить на пост и спросить гаечный ключ. Подогнал костыли примерно под свой рост, поставил их перед собой, опёрся на них руками и начал вставать. С первого раза не получилось. Ноги не слушались и не хотели выполнять привычную ранее для них функцию. Мышцы за месяц бездействия одрябли. Вовка посидел минуту-другую, собрался с мыслями и духом, и, подтягивая себя на костылях, уверенным движением встал… и тут же понял, что падает назад, теряя сознание. Всё произошло буквально за секунды, но показалось, что прошла вечность. Вовка сидел на кровати, резко потухшая картинка перед глазами постепенно возвращалась, проступая, будто из тумана. Мама держала его за руку. - Ничего. Ничего страшного. Давление твоё резко изменилось, когда ты встал. Это нормально, - по её щекам текли слёзы, слёзы радости за сына. - Ну, вот! Я тоже сегодня пошёл! – тоже сквозь слёзы воскликнул Вовка. – Они там все пошли сегодня в школу, а я пошёл ногами по полу! Перед ужином в палату пришли несколько врачей в сопровождении завотделения и медсестры с толстой уже папкой Вовкиной медкарты в руках. Они просили его пройти по палате на костылях то прямо, то между коек, словно по лабиринту, то заставляли присесть, опираясь на костыли. Получалось, конечно же, всё трудно и коряво, но – получалось! Это воодушевляло и радовало Вовку, вселяя надежду на скорую выписку. Вовка стал ходить с помощью костылей сперва по коридору, потом в компании соседей по палате, тоже уже сменивших статус с «лежачий» на «ходячий», стал выходить на улицу. Благо погода стояла просто отличная, Сентябрь был сухим и тёплым. Вовка наслаждался осенним воздухом, сидя на лавке под кудрявой старой липой, подставляя лицо солнечным лучам осеннего солнца. У него появился приятель из соседней палаты, парень лет на пять постарше, который умудрился сломать руку в нескольких местах и теперь ходил с гипсом от запястья до самой шеи. Они гуляли вместе по коридорам, по улице, посещали зимний сад больницы. Кстати, посещение зимнего сада было напрямую прописано доктором с той целью, чтобы кровь естественным образом насыщалась кислородом, которого в зимнем саду было с избытком. Находиться там более десяти-пятнадцати минут было невозможно, от обилия кислорода начинала кружиться голова. А по вечерам, перед отбоем Вовка с приятелем взяли за правило ходить в холл столовой, где для общего пользования выставляли целое эмалированное ведро с кефиром и половником. Пей – не хочу. Вовка с приятелем выпивали по паре стаканов под неспешную беседу и шли в палату готовиться ко сну.
Последняя неделя прошла для Вовки в кабинетах, где врачи разных специальностей оценивали Вовкино состояние: с ним просто беседовали, его щупали, осматривали, делали анализы, просвечивали со всех сторон рентгеном. Всю последнюю неделю Вовка мухлевал - уходил на дальнюю сторону больничного двора, где никто не видит, откладывал один костыль, другой на всякий случай брал в руку и ходил без их помощи. Получалось трудновато и нелепо, но – получалось. Ноги быстро уставали, но он был на седьмом небе от ощущения чувства свободы, пусть даже такой короткой, всего несколько минут. Очередной день в больнице начался как обычно с обхода. Доктор прошёл по палате, коротко побеседовал с каждым пациентом и, подойдя к Вовкиной кровати сказал, - Вы, молодой человек, через полчасика подойдите на пост, возьмите документы на выписку и постарайтесь больше к нам не попадать. Всего Вам хорошего! Будьте здоровы! Пока можете собираться. Да! Да! Да! Вовка может собираться! Выписка! Все чувства и эмоции, которые только могут выражать радость, захлестнули Вовку с головой. Наконец-то! Вовка собрал все вещи в мгновенье ока, попрощался с соседями по палате, пожелав всем поскорее поправляться, вышел из палаты и направился в сторону сестринского поста. Домой звонить не стал, решил, пусть для домашних это будет сюрприз. Забрал документы, поблагодарив медсестёр и попрощавшись, нарочито важно взяв костыли подмышку, зашагал в сторону выхода. Дома сюрприз удался. Все домашние были рады Вовкиному возвращению. В полдень домой на обед пришла мама, - она работала недалеко от дома, - и её радости не было предела. - Замечательно! Вовка, это же просто замечательно! Пойду с обеда, занесу и сдам в прокат костыли прямо сегодня. - Нет, не надо. Я сам это сделаю. Для меня это принципиально, - сказал Вовка.
На следующий день Вовка пошёл в поликлинику на приём к травматологу, закрывать больничный. Народу было на удивление мало, и уже через двадцать минут он вошёл в кабинет. За столом сидел молодой, лет тридцати, врач. Он взял Вовкину карту, бегло полистал, задал Вовке пару дежурных вопросов и отдал выписку. Вовка понялся со стула и направился к двери, и тут молодой врач вдруг сказал: - Впервые вижу такое, чтобы вот так, без операции. Покупай бадик, пацан, долго ты без него не сможешь. Вовку почему-то это нисколько не задело. Наоборот, он был в полной уверенности, что всё будет в порядке. - Поживём – увидим, - сказал Вовка, - меня лечил сам Гафаров. - Аа! Ну, если Гафаров, - протянул с иронией молодой врач Вовка вышел и плотно закрыл за собой дверь. – Да хер тебе, а не бадик! – вслух произнёс с улыбкой Вовка, выходя из поликлиники с больничным листком в руках.
«После красно-жёлтых дней начнётся и кончится зима» - в плеере, - настоящем японском кассетном плеере, подаренным Вовке крёстной на прошедший день рождения, - играли песни группы «Кино». Под ногами шелестели сухие листья. 1991й год для Вовки стал переломным в прямом и в переносном смысле. Полтора месяца, проведённые Вовкой на больничной койке, заставили его по-другому взглянуть на жизнь. С этого момента она, Вовкина жизнь, полноправно разделилась на «до» и «после». Девяносто первый год стал границей двух эпох. Но об этом, может быть несколько позже. 16.10.2025г.
