Фрэнк Олсон умер в 1953 году, но из-за тайных экспериментов правительства США его семье потребовались десятилетия, чтобы приблизиться к истине.

Холодным ноябрьским утром 1953 года перед рассветом на Седьмой Авеню в Манхэттен раздался звон бьющегося стекла. Через несколько секунд на тротуар упало тело. Джимми, швейцар отеля Statler, на мгновение остолбенел. Затем он развернулся и побежал в фойе отеля. «У нас самоубийца! – прокричал он. – У нас самоубийца!»

Менеджер, работавший в ту ночь, глядел сквозь темноту на свой огромный отель. Спустя несколько мгновений он заметил занавеску, развевающуюся на ветру в открытом окне. Это был номер 1018A. В регистрационной карточке значились два имени: Фрэнк Олсон и Роберт Лэшбрук.

Полицейские вошли в номер 1018А с оружием наготове. Они никого не заметили. Окно было открыто. Они толкнули дверь в ванную и увидели, что Лэшбрук сидит на унитазе, обхватив голову руками. Он сказал, что спал, но услышав шум, проснулся.

«Человек, который выпрыгнул из окна, как его зовут?» – спросил один из офицеров.

«Олсон, – последовал ответ. – Фрэнк Олсон».

«За все годы моей работы в гостиничном бизнесе, – размышлял позднее менеджер, – я ни разу не сталкивался со случаем, когда кто-то вставал посреди ночи, пробегал через тёмную комнату в нижнем белье, обходя две кровати, и нырял в закрытое окно с задёрнутыми шторами».

Отель Statler в Манхэттене

Оставив полицейских, менеджер вернулся в фойе и по наитию спросил телефонистку, получала ли она недавно звонки из номера 1018A. «Да», – ответила она. Она подслушала разговор, что не было редкой практикой в эпоху, когда телефонные звонки в отеле осуществлялись через коммутатор. Кто-то из номера позвонил по номеру, зарегистрированному в Лонг-Айленде и принадлежавшему доктору Гарольду Абрамсону, выдающемуся врачу, менее известному как эксперт по ЛСД, который сотрудничал с ЦРУ.

«Что ж, он ушёл», – сказал звонивший. Абрамсон ответил: «Ну, это очень плохо».

Первым полицейским, прибывшим на место происшествия, это показалось очередной одной человеческой трагедией, которую они наблюдали слишком часто: несчастный или обезумевший мужчина покончил с собой. Они не могли знать, что погибший и выживший были учёными, которые помогали руководить одной из самых засекреченных разведывательных программ правительства США.

Рано утром следующего дня один из ближайших коллег Олсона отправился в Мэриленд, чтобы сообщить ужасную новость семье покойного. Он рассказал Элис Олсон и её троим детям, что Фрэнк «упал или выпрыгнул» насмерть из окна отеля. Естественно, они были потрясены, но у них не было другого выбора, кроме как принять то, что им сказали. Элис не возражала, когда ей сказали, что, учитывая состояние тела её мужа, члены семьи не должны его видеть. Похороны проходили с закрытым гробом. На этом дело могло бы закончиться.

Десятилетия спустя, однако, впечатляющие откровения представили смерть Олсона в совершенно новом свете. Во-первых, ЦРУ признало, что незадолго до смерти коллеги Олсона заманили его в убежище и напичкали без ведома ЛСД. Потом выяснилось, что Олсон говорил об уходе из ЦРУ – и сказал жене, что совершил «ужасную ошибку». Постепенно возник контраргумент: Олсон был обеспокоен своей работой и хотел уйти, заставив своих товарищей считать его угрозой безопасности. Всё это привело его в номер 1018А.

Фрэнк Олсон был одним из первых учёных, назначенных в секретные американские лаборатории по разработке биологического оружия в Форт-Детрике в Фредерике (штат Мэриленд) во время Второй мировой войны. Там Олсон начал работать с горсткой коллег, которые будут с ним на протяжении всей его тайной карьеры. Одним из них был Гарольд Абрамсон. Другие включали бывших нацистских учёных, которые были привлечены к работе над секретными миссиями США. Какое-то время они работали над аэрозольными технологиями – способами распыления микробов или токсинов над врагами и защиты от таких атак. Позже Олсон познакомился с американскими разведчиками, которые экспериментировали с «наркотиками правды» в Европе.

Олсон был уволен из армии в 1944 году, но остался в Форт-Детрике по гражданскому контракту и продолжил свои исследования в области аэробиологии. Несколько раз он посещал отдалённый полигон Дагуэй в штате Юта, где проводились испытания «живых биологических агентов, боеприпасов и аэрозольных облаков». Он был соавтором 220-страничного исследования под названием «Экспериментальные воздушно-капельные инфекции», в котором описывались эксперименты с «воздушно-капельными облаками чрезвычайно заразных агентов».

В 1949 году он отправился в Карибский бассейн для проведения операции Harness, которая проверяла уязвимость животных к воздействию ядовитых облаков. На следующий год он участвовал в операции Sea Spray, в ходе которой вблизи Сан-Франциско была выпущена пыль, похожая на сибирскую язву. Он регулярно ездил в Форт-Терри, секретную армейскую базу на острове Плам, недалеко от восточной оконечности Лонг-Айленда, где испытывали токсины, слишком смертоносные для доставки на материк США.

Это был период, когда старшие офицеры армии и ЦРУ были глубоко встревожены тем, что, как они опасались, было советским прогрессом в освоении форм ведения войны, основанных на микробах. Их тревога привела к созданию отдела специальных операций. Слухи о его работе распространились по офисам и лабораториям. Олсон узнал об этом во время вечерней игры в карты с коллегой Джоном Швабом, который без его ведома был назначен первым главой отдела. Шваб пригласил его присоединиться. Олсон немедленно принял предложение.

Менее чем через год Олсон сменил Шваба на посту главы отдела специальных операций. Его должностные обязанности были расплывчатыми, но заманчивыми: сбор данных, «представляющих интерес для отдела, с особым упором на медико-биологические аспекты», и координация его работы с «другими учреждениями, проводящими работу аналогичного или родственного характера». Это означало ЦРУ.

Олсон специализировался на «воздушно-капельном распространении биологических микробов», согласно одному исследованию. «Доктор Олсон разработал целый ряд смертоносных аэрозолей в удобных контейнерах. Они были замаскированы под крем для бритья и средство от насекомых. Они содержали, среди прочих агентов, стафилококковый энтероксин, вредный пищевой яд; ещё более смертельный вирус венесуэльского лошадиного энцефалита; и самый смертельный из всех – сибирскую язву... Ещё одно оружие, над которым он работал, включало зажигалку, которая выпускала смертельный газ, губную помаду, которая убивала при контакте с кожей, и аккуратный карманный спрей для страдающих астмой, который вызывал пневмонию».

Фрэнк Олсон в 1952 году

К тому времени, когда Олсон ушёл с поста главы отдела специальных операций в начале 1953 года, жалуясь, что работа усугубляет его язвенную болезнь, он присоединился к ЦРУ. Он остался в подразделении, которое официально входило в состав армии, но функционировало как исследовательская станция ЦРУ, спрятанная на военной базе. Там он познакомился с Сидни Готлибом и его заместителем Робертом Лэшбруком, двумя учёными, которым вскоре предстояло руководить сверхсекретным проектом ЦРУ под кодовым названием MK-Ultra.

Готлиб был главным создателем ядов в ЦРУ. В течение двух десятилетий он руководил медицинскими экспериментами и проектами «специальных допросов», в ходе которых сотни людей подвергались жестоким пыткам. В этот период у ЦРУ возникла навязчивая идея: существует способ контролировать человеческий разум, и если его удастся найти, призом станет не что иное, как глобальное господство. MK-Ultra представлял собой сверхсекретную программу экспериментов по управлению разумом, в которой в качестве основной формулы использовались дозы ЛСД, даваемые «расходным материалам». Готлиб хотел выяснить, сколько ЛСД может принять человек. Какая доза этого вещества способна разрушить разум и сознание, оставив пустоту, в которую можно было бы вживить новые импульсы или даже новую личность?

В своей лаборатории в Форт-Детрике Олсон руководил экспериментами, которые включали отравление газом лабораторных животных. Этот опыт тревожил его. «Он приходил утром на работу и видел груды мертвых обезьян, – вспоминал позже его сын Эрик. – Это вызывало в нём противоречивые чувства. Он не подходил для выполнения этой работы».

Олсон также видел, как страдают люди. Хотя сам он не был палачом, он наблюдал и контролировал проведение пыток в нескольких странах.

«В конспиративных квартирах ЦРУ в Германии, – говорится в одном исследовании, – Олсон регулярно становился свидетелем ужасающих жестоких допросов. Задержанных, которых считали «расходными материалами» – подозреваемых в шпионаже, утечке информации из системы безопасности и т. д. – буквально пытали до смерти при помощи экспериментальных методов, сочетающих наркотики, гипноз и пытки, пытаясь овладеть методами промывания мозгов и стирания памяти».

Когда приближался День Благодарения в 1953 году, Олсон получил приглашение собраться в среду 18 ноября в доме на озере Дип-Крик в западном Мэриленде. Эта встреча была одной из тех, которые Готлиб организовывал каждые несколько месяцев. Официально это было объединение двух групп: четырёх учёных ЦРУ из штаба технических служб, который руководил MK-Ultra, и пяти армейских учёных из отдела специальных операций химического корпуса. На самом деле эти люди работали настолько тесно, что составляли единое целое. Они были товарищами в поисках космических тайн. Для них имело смысл собраться, обсудить проекты и обменяться идеями в непринуждённой обстановке.

Первые 24 часа прошли без происшествий. В четверг вечером группа собралась на ужин, после которого решила немного выпить. Лэшбрук, заместитель Готлиба, достал бутылку куантро и разлил его по бокалам. Некоторые, включая Олсона, пили от души. Через 20 минут Готлиб спросил, не чувствует ли кто-нибудь себя странно. Некоторые отвечали, что да. Затем Готлиб сказал им, что в их напитки подмешали ЛСД.

Новость была воспринята не очень хорошо. Даже в изменённом состоянии сознания испытуемые могли понять, что с ними сделали. Особенно расстроился Олсон. По словам его сына Эрика, он стал «довольно взволнованным и начал путать реальность с фантазией». Вскоре, однако, он и другие отправились в мир галлюцинаций. Готлиб позже сообщил, что они «шумели и смеялись... оказавшись неспособными продолжать встречу или участвовать в разумных разговорах». На следующее утро они были лишь немного в лучшей форме. Встреча завершилась. Олсон направился обратно во Фредерик. Когда он приехал туда, он стал совершенно другим человеком.

На следующее утро 23 ноября Олсон рано появился в Форт-Детрике. Его босс, Винсент Рувет, прибыл вскоре после этого. Ни один из них не был в хорошей форме. Прошло более четырёх дней с тех пор, как им без ведома дали ЛСД. Рувет позже назвал это самым страшным опытом, который когда-либо был у него.

Олсон начал изливать свои сомнения и страхи. «Он казался взволнованным и спросил меня, могу ли я уволить его или он должен уйти сам», – вспоминал позже Рувет. Рувет попытался успокоить его, заверив, что он превосходно справляется со своей работой. Постепенно Олсона убедили, что увольнение – это слишком острая реакция.

К тому времени проект MK-Ultra существовал уже семь месяцев. Это была одна из самых глубоких тайн правительства, охраняемых службой безопасности. Едва ли два десятка людей знали о его истинной природе. Девять из них встречались на озере Дип-Крик. Некоторые из них были тайно накачаны ЛСД. Теперь один из них, казалось, вышел из-под контроля. Это было нелёгко принять людям, которые верили, что успех или провал MK-Ultra может определить судьбу США и всего человечества.

Олсон провёл 10 лет в Форт-Детрике и знал большинство (если не все) секретов отдела специальных операций. Он неоднократно посещал Германию и привозил домой фотографии из Гейдельберга и Берлина, где американские военные содержали тайные центры допросов. Он был одним из нескольких учёных отдела специальных операций, которые присутствовали во Франции 16 августа 1951 года, когда вся французская деревня Пон-Сен-Эспри была таинственным образом захвачена массовой истерией и жестоким бредом, который поразил более 200 жителей и вызвал несколько смертей; позже было установлено, что причиной было отравление спорыньей, грибком, из которого был получен ЛСД. Пожалуй, самым опасным было то, что если бы американские войска начали применять биологическое оружие во время Корейской войны, Олсон знал бы об этом. Перспектива того, что он мог рассказать о том, что видел или делал, была ужасающей.

«Он был очень открытым и не боялся говорить то, что думал, – вспоминал позже друг и коллега Олсона Норман Курнойер. – Ему было наплевать. Фрэнк Олсон никогда не сдерживался... Вот чего они боялись, я уверен».

Сомнения Олсона усилились. Весной 1953 года он посетил сверхсекретное микробиологическое исследовательское учреждение в Портон-Дауне в Уилтшире, где правительственные учёные изучали действие зарина и других нервно-паралитических газов. 6 мая испытуемому-добровольцу, 20-летнему солдату, ввели там дозу зарина; у него начала идти пена изо рта, он забился в конвульсиях и через час умер. Позже Олсон рассказал о своём дискомфорте от увиденного психиатру, который помогал руководить исследованиями, Уильяму Сарганту.

Через месяц Олсон вернулся в Германию. В этой поездке, согласно более поздней реконструкции его передвижений, Олсон «посетил конспиративную квартиру ЦРУ недалеко от Штутгарта, [где] он видел людей, умирающих, часто в агонии, от оружия, которое он создал». После остановок в Скандинавии и Париже он вернулся в Британию и снова посетил Сарганта. Сразу же после их встречи Саргант написал отчёт, в котором говорилось, что Олсон был «глубоко обеспокоен тем, что он видел в конспиративных квартирах ЦРУ в Германии», и «проявлял признаки нежелания держать в секрете то, свидетелем чего он стал». Он отправил свой отчёт начальству, понимая, что далее его передадут в ЦРУ. Саргант позже сказал: «Существовали общие интересы, которые нужно было защищать».

Спустя пять дней после приёма ЛСД Олсон всё ещё был дезориентирован. Рувет, его начальник в отделе специальных операций, позвонил Готлибу, чтобы сообщить об этом. Готлиб попросил его пригласить Олсона на разговор. На их встрече, как позже утверждал Готлиб, Олсон, казалось, «путался в своих мыслях». Он принял быстрое решение: Олсон должен быть отправлен в Нью-Йорк и показан врачу, наиболее тесно связанному с MK-Ultra – Гарольду Абрамсону.

Элис Олсон сказали, что Абрамсона выбрали потому, что её муж «должен был лечиться у врача, у которого был равный допуск, чтобы он мог свободно говорить».

Отчасти это было правдой. Абрамсон не был психиатром, однако он был инициатором MK-Ultra. Готлиб знал, что, прежде всего, Абрамсон был предан этому проекту – или, как он выразился бы, безопасности США. Это делало его идеальным человеком для исследования того, что творилось в голове Олсона. Олсон сказал Абрамсону, что с тех пор, как он покинул озеро Дип-Крик, он не мог нормально работать. У него появились проблемы с концентрацией и орфографией. Он не мог уснуть. Абрамсон попытался успокоить Олсона, и тот, казалось, немного расслабился.

Прошла неделя с тех пор, как Олсону дали ЛСД на озере Дип-Крик. Он планировал вернуться к своей семье на ужин в честь Дня Благодарения. На следующий день после встречи с Абрамсоном в сопровождении Лэшбрука и Рувета он сел на самолёт до Вашингтона. Когда они приземлились, их ждал коллега из MK-Ultra. Рувет и Олсон сели в машину и поехали к Фредерику. Вскоре после того, как они отпарвились в путь, настроение Олсона изменилось. Он попросил остановить машину. Олсон повернулся к Рувету и заявил, что ему «стыдно встречаться с женой и семьёй», потому что он «сильно запутался».

«Что ты предлагаешь мне сделать?» – спросил Рувет.

«Просто отпусти меня. Позволь мне уйти одному».

«Я не могу этого сделать».

«Тогда просто сдай меня полиции. Они всё равно ищут меня».

Рувет предложил Олсону вернуться в Нью-Йорк для очередной встречи с Абрамсоном. Олсон согласился, и они взяли такси до дома Абрамсона на Лонг-Айленде. Абрамсон провёл около часа с Олсоном, а затем 20 минут с Лэшбруком.

На следующее утро Абрамсон, Лэшбрук и Олсон поехали обратно в Манхэттен. Во время сеанса в своём офисе на 58-й улице Абрамсон убедил Олсона согласиться на госпитализацию в качестве добровольного пациента в Мэрилендский санаторий. Олсон и Лэшбрук уехали, зарегистрировались в отеле Statler и получили номер 1018А.

За ужином в Statler Олсон сказал Лэшбруку, что с нетерпением ждёт своей госпитализации. Он размышлял о книгах, которые будет читать. Лэшбрук позже сказал, что он был «почти тем же доктором Олсоном, которого я знал до эксперимента». Они вернулись в свой номер. Олсон постирал носки в раковине, посмотрел телевизор и лёг спать.

В 2:25 утра он выпрыгнул в окно.

Каждой секретной службе нужны офицеры, которые специализируются на улаживании проблем. В ЦРУ 1950-х годов эти офицеры работали на Шеффилда Эдвардса из Управления безопасности. Сокрытие, которым он руководил в течение нескольких часов и дней после смерти Фрэнка Олсона, было образцом быстрой эффективности.

С той спокойной самоуверенностью, за которую его знали в ЦРУ, Эдвардс объявил, как будет разворачиваться сокрытие. Во-первых, нью-йоркскую полицию убедят не проводить расследования и сотрудничать для введения в заблуждение прессы. Во-вторых, для Лэшбрука планировали создать фальшивую карьеру – «легенду», поскольку он, будучи единственным свидетелем, не мог признаться, что работал на ЦРУ – тем более на MK-Ultra. В-третьих, семью Олсона должны были проинформировать о случившемся, успокоить и сделать готовой к сотрудничеству.

Пока Элис в Мэриленде сообщали о смерти мужа, Лэшбрук встречал команду ЦРУ в номере 1018A в нью-йоркском отеле Statler. Один из агентов приступил к допросу. Во внутренних отчётах его называют «агентом Джеймсом Макком». Позже он был идентифицирован как Джеймс Маккорд, который станет частью политической истории США как один из уотергейтских грабителей. Маккорд ранее был агентом ФБР, специализирующимся на контрразведке. Проведение полицейских расследований было одной из его специальностей.

Как только Эдвардс позвонил Маккорду перед рассветом 28 ноября, он приступил к действиям. Он сел на первый утренний самолёт до Нью-Йорка и прибыл в Statler около 8 утра. Он целый час допрашивал Лэшбрука, а затем, примерно в 9.30 утра, посоветовал ему отправиться в морг больницы Бельвью, как того требовала полиция, чтобы опознать тело Олсона. Пока его не было, Маккорд тщательно обыскал 1018А и соседние номера.

Вскоре после полудня Лэшбрук вернулся в Statler, где его ждал Маккорд. В течение следующих нескольких часов Лэшбрук сделал несколько телефонных звонков. Один из них был адресован Готлибу. Повесив трубку, он сообщил Маккорду, что Готлиб поручил ему отправиться в офис Абрамсона, забрать отчёт и доставить его в Вашингтон собственноручно. Лэшбрук привёз отчет Абрамсона в Вашингтон полуночным поездом. Об остальных деталях позаботились сотрудники службы безопасности ЦРУ в Нью-Йорке. Следователь полиции пришёл к выводу, что Олсон скончался от множественных переломов, «полученных в результате прыжка или падения». Это стало официальной версией.

Несмотря на успешное прикрытие, смерть Олсона была почти катастрофой для ЦРУ. Он был близок к тому, чтобы поставить под угрозу само существование MK-Ultra.

Готлибу и его начальству в ЦРУ, возможно, следовало бы хорошо обдумать произошедшее. В свете этой смерти дальнейшие эксперименты с психоактивными препаратами нужно было прекратить, по крайней мере, на невольных испытуемых. Вместо этого они продолжили вести себя так, словно смерти Олсона никогда и не было.

12 июня 1975 года газета Washington Post опубликовала статью об армейском учёном, которого ЦРУ накачало ЛСД, на что он плохо отреагировал и выпрыгнул из окна нью-йоркского отеля. Эта история, с жуткой смесью наркотиков, смерти и ЦРУ, оказалась не могла остаться незамеченной. В течение следующих нескольких дней репортёры атаковали ЦРУ с требованиями предоставить больше информации. Семья Олсон созвала пресс-конференцию на заднем дворе дома. Элис прочитала заявление, в котором говорилось, что семья решила «подать иск против ЦРУ, возможно, в течение двух недель, попросив несколько миллионов долларов в качестве компенсации ущерба». Она настаивала на том, что её муж «не вёл себя как слабоумный или нездоровый» в последние дни своей жизни, но был «очень меланхоличен» и «сказал, что собирается оставить свою работу».

«Начиная с 1953 года, мы изо всех сил пытались принять смерить Фрэнка Олсона как необъяснимое самоубийство, – сказала она. – Истинная природа его смерти скрывалась в течение 22 лет».

Помимо объявления о планах подать в суд на ЦРУ, семья Олсон также попросила нью-йоркское полицейское управление открыть новое расследование. Окружной прокурор Манхэттена Роберт Моргентау отреагировал немедленно, пообещав, что его сотрудники начнут «изучать конкретные аспекты» этого дела.

В Белом Доме подняли тревогу после того, как семья Олсон объявила о своём намерении подать в суд на ЦРУ. Судебный процесс позволил бы семье, а также детективам по расследованию убийств в Нью-Йорке, получить инструмент, которым они могли бы воспользоваться, чтобы заставить управление раскрыть глубокие секреты. Глава администрации президента Форда Дональд Рамсфелд и его заместитель Дик Чейни осознали опасность. Чейни предупредил Рамсфелда в записке, что судебный процесс может заставить ЦРУ «раскрыть очень секретную информацию о национальной безопасности». Чтобы предотвратить эту катастрофу, он рекомендовал Форду публично «выразить сожаление и готовность лично встретиться с миссис Олсон и её детьми».

Президент Форд (в центре справа) в Овальном кабинете с семьёй Олсон

Форд последовал совету своих помощников. Он пригласил Элис и её троих взрослых детей в Белый Дом. 21 июля 1975 года они встретились в Овальном кабинете. Это был уникальный исторический момент: единственный раз, когда американский президент позвал к себе семью сотрудника ЦРУ, который умер насильственной смертью, и извинился от имени правительства США. Позже они встретились с директором ЦРУ Уильямом Колби в штаб-квартире агентства в Лэнгли, штат Вирджиния. Он извинился за то, что назвал «ужасной вещью», которая «никогда не должна была случиться».

«Некоторые из наших людей в те дни вышли из-под контроля, – сказал Колби. – Они зашли слишком далеко. Были проблемы с надзором и управлением».

Адвокаты Белого Дома предложили семье Олсон $750 тысяч в обмен на отказ от своих юридических претензий. После некоторых колебаний семья согласилась. Конгресс принял специальный законопроект, подтверждающий оплату. И дело было бы закрыто, если бы Фрэнку Олсону спокойно лежалось бы в могиле.

На похоронах Олсона Готлиб сказал скорбящим родственникам, что если у них когда-нибудь возникнут вопросы о том, «что случилось», он будет рад ответить на них. Более чем через два десятилетия, в конце 1984 года, они решили принять его предложение и позвонили, чтобы договориться о встрече. Когда Элис, Эрик и Нильс Олсон появились в дверях, первой его реакцией было облегчение.

«Я так рад, что у вас нет оружия, – сказал Готлиб. – Прошлой ночью мне приснилось, что вы все пришли и застрелили меня».

Эрик был ошеломлён. Позже он начал удивляться тому, какой манипулятивной силой обладал Готлиб. «Прежде чем мы успели войти, мы извинились перед ним и успокоили его, – сказал он. – Это был блестящий и изощрённый способ перевернуть всё с ног на голову».

Он начал с того, что рассказал семье о том, что произошло на озере Дип-Крик 19 ноября 1953 года. Олсону и другим дали ЛСД в рамках эксперимента, чтобы увидеть, «что произойдёт, если учёного возьмут в плен и накачают наркотиками – станет ли он разглашать секретные исследования и информацию?» Потом он стал размышлять об Олсоне. «Мы с твоим отцом были очень похожи, – сказал он Эрику. – Мы оба вляпались в это из-за патриотического чувства. Но мы оба зашли слишком далеко и сделали то, что, вероятно, не должны были делать».

Голибн не сказал, какие аспекты MK-Ultra зашли «слишком далеко», или что он и Олсон натворили. Он также не стал отвечать на вопросы о смерти Олсона. Когда Эрик попытался надавить на него, он отреагировал чересчур резко.

Когда семья собралась уходить, Готлиб отвел Эрика в сторону. «Ты, очевидно, очень обеспокоен самоубийством отца, – сказал он. – Ты никогда не думал о том, чтобы записаться в терапевтическую группу для людей, чьи родители покончили с собой?» Эрик не последовал этому совету, но он произвёл на него глубокое впечатление. В течение многих лет он был смущён и подавлен историей смерти своего отца. Однако только после встречи с Готлибом он решил сделать поиск истины приоритетом в своей жизни.

«Тогда у меня не было уверенности в своём скептицизме, чтобы игнорировать его уловки, но когда он предложил мне записаться в терапевтическую группу, это был момент, когда он переусердствовал, – сказал он. – В то мгновение я осознал, насколько Готлиб заинтересован в том, чтобы обезвредить меня. И именно тогда родилась решимость доказать, что он был причастен к убийству моего отца».

Эрик Олсон подождал ещё десять лет – до тех пор, пока не умерла его мать, прежде чем сделать следующий шаг: организовать эксгумацию тела своего отца. Несколько репортёров стояли рядом с ним, когда экскаватор пробивал землю на кладбище Линден-Хиллз во Фредерике, штат Мэриленд, 2 июня 1994 года.

Судебный патологоанатом Джеймс Старрс из Юридической школы при Университете Джорджа Вашингтона провёл месяц, изучая тело Олсона. Закончив, он созвал пресс-конференцию. Его анализы на токсины в организме, как сообщил он, ничего не выявили. Форма раны, однако, была любопытна. Старрс не обнаружил осколков стекла на голове или шее жертвы, как можно было бы ожидать, если бы он выпрыгнул в окно. Самое интригующее заключалось в том, что Олсон приземлился на спину, однако череп над его левым глазом был обезображен.

«Смею предположить, что эта гематома является исключительным доказательством возможности того, что доктору Олсону был нанесён сильный удар по голове каким-то человеком или инструментом до того, как он выпал из окна номера 1018A», – заключил Старрс. Позже он проявил больше решительности: «Я думаю, что Фрэнка Олсона намеренно, со злым умыслом, выбросили из того окна».

Помимо проведения вскрытия, Старрс опросил людей, связанных с этим делом. Одним из них был Готлиб. Они встретились воскресным утром в доме Готлиба в Виргинии. Позже Старрс писал, что это был «самый озадачивающий из всех опросов, которые я когда-либо проводил».

Старрс писал: «Я осмелился спросить, как он мог так безрассудно и бесцеремонно подвергнуть опасности жизни стольких своих людей в результате эксперимента с ЛСД на озере Дип-Крик. "Профессор, – сказал он, не стесняясь в выражениях, – Вы просто не понимаете. Безопасность этой страны была в моих руках". Больше он ничего не сказал, да и не нужно было. И я, ошеломлённый, не стал возражать. Смысл послания был предельно ясен. Рисковать жизнями невольных жертв эксперимента на озере Дип-Крик было просто необходимым средством для большего блага, защиты национальной безопасности».

Поскольку оставшиеся в живых Олсоны отказались от своего права на юридическую помощь, когда они приняли компенсацию в размере 750000 долларов в 1975 году, они не могли подать в суд на ЦРУ. Хотя доклад Старрса и другие открытия обострили и без того сильное подозрение Эрика в том, что за смертью его отца стоит нечестная игра, он не мог этого доказать. Осознав этот болезненный факт, он и его брат решили, что наконец-то пришло время снова предать тело их отца земле. 8 августа 2002 года, за день до перезахоронения, он позвал репортёров к себе домой и объявил, что пришёл к новому выводу о том, что произошло с его отцом.

«Смерть Фрэнка Олсона 28 ноября 1953 года была убийством, а не самоубийством, – заявил он. – Это не история об ЛСД-эксперименте, как это было представлено в 1975 году. Это история о биологической войне. Фрэнк Олсон умер не потому, что он был подопытным кроликом. Он умер из-за опасений, что он обнародует информацию, касающуюся засекреченной программы допросов ЦРУ в начале 1950-х годов и использования биологического оружия Соединёнными Штатами в Корейской войне».

В 2017 году Стивен Саракко, бывший помощник окружного прокурора Нью-Йорка, который расследовал дело Олсона, совершил свой первый визит в гостиничный номер, где погиб Олсон. Оглядев комнату, Саракко задался вопросом, как Олсон мог сам это сделать.

«Если бы это было самоубийство, то его было бы очень трудно совершить, – заключил Саракко. – Был мотив, чтобы убить его. Он знал самые глубокие и тёмные тайны холодной войны. Разве американское правительство убило бы гражданина США, который был учёным, работавшим на ЦРУ и армию, если бы они думали, что он представляет угрозу безопасности? Есть люди, которые говорят: "Конечно"».

via