А именно, со времен позднего Бронзового века. Это мог быть один из солдат фараона Рамсеса III (1186–1155 гг. до н. э.), который сражался против «народов моря». Этот арт был создан на основе рельефов храма Рамсеса III в Мединет-Абу и других храмовых рельефов примерно того же периода.
На рельефах Мединет-Абу солдаты фараона, сокрушившие «народы моря» в двух великих битвах, защищены щитами в форме колокола с центральным выступом.
Они также вооружены копьем и изогнутым серповидным мечом, называемым «хопеш», что свидетельствует о его использовании в войне до самого конца Бронзового века.
Вы также могли заметить, что в отличие от большинства реконструкций египетских солдат Нового царства, этот не носит никакого головного убора, что, похоже, имеет место в большинстве фресок, где солдаты изображены только с типичными прическами Египта.
Вероятно, копируя иллюстрации, которые великий Ангус Макбрайд сделал в свое время для Osprey Publishing, большинство современных художественных реконструкций изображают египетских солдат в текстильном головном уборе, известном как «хат», который был более простой версией «немеса», который носил только фараон.
Проблема в том, что «хат» носили только представители знати. Похоже, что изображения непонятного типа мягкого шлема, который носили некоторые солдаты, могли быть ошибочно приняты за «хат» в свое время, и в конечном итоге это стало стереотипом.
Для хопеша и копья художник использовал копии археологических находок, сделанных Орьяном Энгедалом (серия «Воины бронзового века»), а для кожаных доспехов — реконструкцию, выполненную The Nuragic Foundry на основе храмовых рельефов.
Воспоминания художника Ярош Валерий Иванович о своём детстве во время эвакуации часть 1
Работаю над картиной с ориентировочным названием «Эвакуированные», а в памяти моей всплывают сцены из жизни в те далёкие военные и послевоенные годы. На первом плане картины — моя добрая бабушка, Пелагея (Полина) Ивановна, и суровый дед Демьян Андреевич, пережившие революцию, гражданскую и две мировые войны. Иногда дед вспоминал морскую службу. Как мимо матросов, стоявших неподалёку на корабле, близко к ним пролетала шаровая молния. К счастью, никого она не задела. Как спасал тонущую подводную лодку. Стажёры оставались флажки в люке, что привело лодку к затоплению. Показывал медаль, полученную за спасение. На его руках умер юнга с крейсера «Варяг».
— Найти бы родственников моряка. Я бы всё им рассказал, — говорил дед.
Мое детство в эвакуации. 89х90. 2020 Ярош В.И.
Я с восхищением слушал, когда он вспоминал о зимнем купании в проруби в Петербурге. Для меня статью привить себя, а смогу ли я сознательно войти в ледяную воду. Ведь я иногда и без воды замерзаю.
Такая возможность представилась в Кингисеппе. Работа с чрезмерной школьной нагрузкой в четырёх общеобразовательных школах одновременно, нужен был стресс, нужно было переключиться на ночной отдых. А тут подвернулся случай. Стояла хорошая погода и мы со Славой Тутовым, соседом по коммунальной квартире, поехали гулять по берегу Луги. За профилакторием, на противоположном берегу, мужчина полностью раздевается, его сверкающее белизной тело погружается в холодную воду. Оказалось, он проверял рыбацкие сети.
«Давай окунёмся, только ты первый» , — предложил Слава. Я согласился. Вода «обжигала» тело. Плавали недолго. Приятное ощущение холодной воды сохранялось до самого дома. Понравилось. И мы вечерами стали ходить на речку. Сначала плавали в просто холодной воде, постепенно река замерзала, затягивалась льдом. На изгибе реки, среди мелких льдинок, продолжали испытывать себя, помогая друг другу выбираться из воды. Постепенно наши, из-резанные льдинками, тела привыкали к хо-лоду. Мерзли только стопы ног и кисти рук.
До первой мировой восемь лет дед служил во флоте в Кронштадте и Санкт-Петербурге на Дворцовой площади за себя и за брата. На мой вопрос видел ли он царя дед отвечал, что по площади проезжали кареты, а кто там царь или не царь, не знает. Временами посещал Морской Никольский собор в Кронштадте, в котором в то время служил Иоанн Кронштадтский. На корабле ходил вокруг Европы. Побывал в разных странах. Так во Франции увидел обувь на деревянной подошве и сам стал прибивать верх обуви к доске, вырезанной по форме ступни.
Целое лето в ней ходил. Дед рассказывал причину демобилизации: правительство страны дало возможность отдохнуть опытным ратникам, чтобы в нужный момент призвать их на войну с Турцией за проливы Босфор и Дарданеллы.
Осуществлению планов помешали события внутри страны. После демобилизации жили в г. Любава (Лиепая). Раз в месяц оттуда пароход увозил эмигрантов в США (Новый Свет). На вопрос, почему не уехали, дед ответил, что хорошо там, где нас нет. С Любавы вернулись на чернигов-щину в родной хутор Бильмачёвка возле Бахмача. Там они встретили гражданскую войну. Моя мама, Нина, со слезами вспо-минала это время. Ее, маленькую девочку, допрашивали: «Где отец прячет зерно?»
А самого отца уводили на кладбище расстреливать. Ничего не добившись - отпускали. Часто приходили по ночам к дому, требовали открыть дверь, иногда мяукали по-кошачьи. Дед с топором стоял у окна в ожидании.
В конце тридцатых годов мама уехала в г. Днепропетровск. Работала в столовой, благодаря чему она всю свою жизнь прекрасно готовила, с большой выдумкой и разнообразием. Как художник подбирает цвета красок, перед тем, как положить их на холст, так мама относилась к приготовлению пищи. Бывало я учу уроки, мама подходит с ложкой борща: «Попробуй, чего не хватает?» Многое, что она делала, я никогда не встречал. Хотя бы взять «накотки». На доску насыпается мука, на неё пшено и ладонью круговыми движениями накатывается мука на пшено. Получаются маленькие шарики из муки, а внутри шарика зёрна пшена. Затем варится в молоке.
В Днепропетровске мама ходила в театр. Она знала и дома пела женские и мужские партии из оперы «Наталка Полтавка». Мне повезло увидеть эту оперу в Краснодаре на гастролях Киевского театра. Почему-то в моей памяти отложилась песня про казака Голоту, особенно слова "к... пили наливку, пили горилку, тай мед будем пить, а кто с нас браться будет смеяться, того будем бить". Училась мама играть на бандуре. У нас, как память о пропавшем без вести дяде Константине, хранили балалайку. Мама показывала мне элементы игры на ней.
В 1940 году родился сын. В начале войны с ребёнком на руках, спасаясь от бомбёжек, вернулась к родителям и вместе с большим потоком беженцев в товарных вагонах отправились на восток в Россию.
Быстро наступали немецкие войска. Нужно было спасать армию. На станции Поныри в Курской области всех гражданских с поезда высадили. Вагоны заполнили военными, и поезд отправился дальше. Люди разбрелись по окрестным селам. Мы попали в село Брусовое, через которое проходила Курско-Орловская дуга с рядом значительных, вошедших в историю, битв. Впоследствии я ощутил эхо войны, побывав на местах сражений, запечатлённых в многочисленных памятниках.
На пьедесталы поднялись танки, пушки; на воинских захоронениях - скульптуры солдат с автоматами. Но это уже после войны.
А воспоминание о войне, из-за моего маленького возраста, обрывочное, несвязанное. В памяти отпечатались отдельные эпизоды того тяжелого времени. Хорошо помню бомбоубежище, вырытое на два дома в стороне между избами, и хозяев, приютивших нас. Земляные чёрные ступеньки вели внутрь совершенно тёмного убежища. Вход был открытый, и через него я видел светящиеся ракеты в ночном небе. Мне почему-то казались огненными столбами. Услышав приближающийся гул самолётов, маме я говорил, что летит «нема». Все бежали в бомбоубежище. В соседнем доме жили, как мне тогда казалось, старенькие люди «дядя Коля» и «тётя Катя». У них вся стена была в маленьких иконах. До сих пор помню приятные и непривычные для меня цвета на иконах, которых в природе я не видел. При нарастающем гуле самолёта все спешно бежали в укрытие. Дядя Коля первым прибегал в бомбоубежище и громко жене кричал: «Катюш, Катюш! Сюда! Скорей сюда!»
Трудно представить, что чувствовали во время бомбежки собравшиеся из двух домов взрослые люди в неосвещённом, сыром убежище, больше похожим на крытую яму. Из детей я был один. Страха не чувствовал. Рядом была мама.
Так мы оказались на оккупированной немцами территории. Немцев не помню. Мама говорила, что они давали маленькому мне водку и называли коммунистом..
Помню в деревне большой переполох: В наше бомбоубежище провалилась корова. Как мамонт в далёкие времена, перепуганная стояла в глубокой яме. На улице темнело. Забегали люди по посёлку в поисках крепких верёвок или ремней.
Нашли. В полной темноте в двух местах подвели под корову верёвки и её подняли. К счастью, в тот момент людей в убежище не было.
После освобождения Брусового от немцев меня крестили. Крестной была приютившая нас хозяйка, Катя. Церкви в деревне не было. Мы шли пешком в другую деревню со знакомой девочкой, которую тоже крестили.
Был голод. У нас ни продуктов, ни денег. Дядя Гриша, тогда ещё мальчишка, ходил по деревне, побирался. Мне приносил посиневшие оладьи и блинчики. Они не были горькими, как то, что пекла мама.
Видимо добавляла горчицу. «Лучше дайте мне меньше, только не горькое», - просил я
Мама устроилась на работу в открывшуюся единственную в селе сапожную мастерскую в конце деревни у огромного заброшенного сада. Для меня оставаться дома одному был конец света. После ухода мамы на работу я выходил из избы и незаметно на определённом расстоянии шёл за ней и, к её удивлению, показывал-ся в мастерской. Отводить меня назад далеко, и я оставался на маминой рабо-те. Мастерская представляла большую; освещённую солнцем комнату. Несколько человек сидели за столами, на которых лежали заготовки к обуви и готовые изделия, потемневшие деревянные колодки разных размеров, сложенных из двух частей, и много мелких других предметов:
Мне понравился маленький, с ладонь, деревянный сапожок для заглаживания швов на изделиях. От частого применения он смотрелся блестящим и гладким.
С интересом наблюдал за работой мамы, когда из берёзовых заточенных пластинок она делала гвозди и прибивала ими подошвы к сапогам, или как подшивала валенки двумя иголками или шилом и иголкой одновременно снаружи и изнутри.
Сколько ни пытался повторить, у меня не получалось.
В ожидании мамы играл в саду среди прыгающих зелёненьких кузнечиков и разноцветных бабочек. Здесь были вкусные мелкие разных сортов дикие груши, кислые душистые яблоки - антоновка.
Светило яркое ослепляющее солнце, и в воздухе от цветов и трав стоял приятный, завораживающий запах.
Однажды мне, гуляющему возле дома; почтальон дал письмо, не треугольник, как раньше, а обычный четырёхугольный конверт с наклеенными по краям небольшими красными полосками - отнеси домой. Это было письмо от дяди Сергея, воевавшего на Сахалине. В начале письма нарисована ёлочка. Мама написала ответное письмо.
Положила сверху мою детскую ручонку, и мы вместе карандашом обвели и послали дяде. Это был первый мой рисунок.
Под конец войны мы решали: остаться в Брусовом или возвращаться на родину Мама со мной съездила на Украину, навестила родственников. Всё, чем мы владели до войны, было занято. В доме жили другие люди. С мамой мы поселились у её знакомой или родственницы. В большой избе у входа стоял чёрный, в половину тёмной комнаты, с приятным запахом агрегат для изготовления подсолнечного масла. В центре второй комнаты лежала туша огромной свиньи. Не помню, чем нас кор-мили, но с тех пор много лет не мог есть сало, даже переносить его запах.
Уже в десятом классе меня попросили после уроков оформить класс. В школе буфета не было. На обед домой идти далеко, и учительница литературы привела меня к себе домой, налила полную тарелку супа, поставила на стол. В тарелке было одно сало. Маленькие поджаренные кусочки плавали, покрывая всю поверхность тарелки. Сказать, что я сала не могу есть, постеснялся. А есть хочется. Долго ковырялся в супе, налегая на хлеб.
Вспоминается ещё эпизод. Хата, в которой мы жили, находилась на окраине села. Дальше до горизонта золотистое поле пшеницы. У полуразвалившейся изгороди я играл с новым другом Витей, таким же, как я, мальчиком. И вдруг со стороны поля мы увидели инвалида на костылях с одной ногой. Для нас, маленьких, горизонт был совсем низкий. Поэтому инвалид возвышался над полем, и его тёмная фигура на фоне неба казалась огромной. Он шел в нашу сторону, заметно к нам приближаясь. Нам было страшно. Тем более, что Витя сказал, что инвалиды люди злые. Мы спрятались и через узкую щель в плетне наблюдали за ним. Это был первый увиденный мной результат войны.
С Украины возвращались в поезде, в котором ехали солдаты домой. Я капризничал. Чтобы меня успокоить, солдаты дали мне немецкие бумажные деньги.
Вернувшись, на семейном совете решили остаться в Брусовом. Нам выделили на станции Возы, находящейся в четырёх километрах от деревни, пятнадцать соток земли, участок весь в глубоких, больше роста человека, длинных ямах. На меже в углу огорода у большака были ровно уложены авиационные бомбы. Сначала сапёры сказали, что бомбы шевелить нельзя, тем более перевозить. Их необходимо взрывать на месте. Это метров двадцать от избы. Всё-таки их увезли в поле и там взорвали. Вокруг хаотично валялись снаряды, мины, порох, ржавые диски от автоматов, бесчисленное количество гильз от снарядов. Всё это «богатство» войны зарастало травой и постепенно входило в землю. В одной яме дед сделал землянку, остальные засыпал землёй. Вместо двери на разной высоте повесил гильзы от снарядов - защита от волков.
К зиме дед построил избу. Стены и потолок из плетня, с обеих сторон обмазанного глиной. Крышу покрыл толстым слоем соломы. Пол земляной бабушка мазала желтой глиной каждую субботу. Посреди избы стояла русская печка. Внутри было чисто и уютно. В святом углу висела приобретенная в церкви икона, по краям свисали вышитые мамой рушники, маленьким огоньком слегка освещала угол, висевшая лампадка, сделанная из медицинской банки. Чуть ниже, на уровне груди, крепилась полочка, покрытая куском белой ткани. На полочке лежали зачитанные книги: библия, евангелия на русском языке и несколько с потемневшими страницами и «засаленными» уголками тоненьких книг на старославянском языке.
Книги иногда читались стоя у икон.. Рядом с огородом в углублении лежала колёсная пара от вагона, место, облюбованное пленными немцами. Они там чистили картошку, а мы у них брали очистки для животных. Долго не мог понять, что могли делать пленные немцы на нашей маленькой станции. Оказалось они работали на железной дороге. Вместо своей узкой колеи возвращали нашу широкую колею (1524 мм между рельсами).
Пленные жили в вагонах, стоявших в тупике. Рано утром в одно время они поднимались. Слышалась громкая, нам непонятная речь. По ним мы определяли время, да и по семафору, стоящему перед нашими окнами. Перед подходом поезда семафор поднимал крыло, обозначающее, что путь свободный.
От дома вокзал был близко, и я наблюдал, что там происходит. Дежурный по станции со скрученным на короткой палочке жёлтым флажком встречает проходящий поезд. От цвета флажка зависело действие машиниста поезда. При экстренной остановке скорого поезда красный флажок раскручивали, для лучшей видимости. Запомнил, как дежурный, подойдя близко к приближающемуся поезду, набрасывал проволочное кольцо с ручкой, похожее на гимнастический обруч, на вытянутую руку одного из машинистов. Вскоре кольцо машинистом выбрасывалось на землю. «Зачем это всё?» - не раз думал я.
В дальнейшем узнал, что в то время была жезловая система. В кольце находился металлический цилиндрической формы жезл, разрешающий локомотиву движение до следующей станции. У подножия высокой насыпи железнодорожного тупика лежал каркас сгоревшего вагона. Тут же у железобетонного забора с пробоинами от снарядов возвышалась огромная куча побелевших костей. Тогда у меня и в мыслях не было, что это кости людей. Я их понемногу сдавал старьёвщику, как тогда его называли тряпичником, за свисток и переводные картинки. Дед сдавал ему по одной латунной гильзе от снарядов и получал несколько листочков бумаги для писем.
По периметру огород дед оплёл лозой.
Вдоль плетня посадил тополя, берёзы.
Постепенно обзаводились животными
Из-за них меня поднимали очень рано для выгона, а потом нужно было их пасти. Иногда под яркими лучами летнего солнца я засыпал на бугорке. Проснулся, животных не было. Что делать? Идти домой? Будут ругать. Искать? Где? Может, они уже дома.
Шёл домой. Моё стадо состояло из коровы с телёнком и овцы с ягнёнком. Мне ка-залось, что ягнёнок всегда будет маленьким. Играл с ним. Нажму рукой его лоб и отбегу. Мама предупреждала: «Не учи его биться!» К моему удивлению, ягнёнок быстро вырос, выросли витые рога, стал настоящим, готовым к бою бараном.
Вскоре я ощутил результат моей первой педагогической практики. Помню, была плохая погода, дул северный ветер и моросил мелкий дождик. Безлюдно на улице. За ошейники вёл телёнка и барана. Они, как сговорились, непонятно за что поочередно лбами били меня. Корова и овца, наблюдая за нами, шли сзади. Вдруг баран вырвался и с разбегу сбил меня с ног. Пока я поднимался, он успевал разбежаться и ещё ударить. Несколько раз баран практиковался на мне, пока я решил не подниматься, а приготовиться и, при приближении барана, схватить его за рога.
Удалось. Крепко удерживая, поднялся и повёл его домой. Весь в крови. Напрасно ожидал сочувствия, меня только обругали:
Грустным был первый день, когда я пошёл в школу. Знакомясь с перво-классниками, первая моя учительница, Вера Васильевна, предложила наизусть рассказать стихотворение. Каждый ученик поочередно выступал. Я знал только на украинском языке вирши: «Курочка чубарочка по двору ходила, двадцать трое за собою цыпляток водила...» Довольный первым днём занятий, иду домой, обдумываю, что я скажу интересное маме. В этот день животные паслись одни в нескольких метрах от огорода. Подхожу к дому, и что я вижу: мама плачет, бабушка тоже в слезах. Возле входа в избу, на земле лежит овца, точнее половина овцы. Вторая половина от головы до хвоста сьедена волком, и так ровно, как ножом отрезали. До сих пор мне не понятно, почему со мной, ребёнком, волк не трогал ни животных, ни меня. А как остались они одни - напал. Через день к вечеру волк подошёл к нашему огороду за оставшейся частью овцы.
Он неподвижно стоял у изгороди и внимательно смотрел в нашу сторону, как бы обдумывая свои действия. Мы с таким же вниманием смотрели на него, тоже думая, что будет дальше. Он стоял до тех пор, пока дед не зазвенел гильзами. От сильного металлического звука волк повернулся и спокойно, будто здесь он был хозяин, пошёл в поле и скрылся за капониром.
Моя мама одна из самых профессиональных педагогов в сфере работы с детьми, которые имеют некие отклонения. ОВЗ, аутизм и тому подобное. Работа довольно адская и не особо оплачиваемая, как по мне. Но это лирика. Мама приехала ко мне, в Геническ, месяц отдохнуть и попросила меня купить ей мольберт и принадлежности к нему. И вот я выношу на свет её работу, она не писала уже более 18 лет. Оцените пожалуйста, ей будет приятно)
P.S: успела написать более 20 подобных работ за время отпуска.
Тусклый вечерний свет сквозь небольшие мансардные окна вливается в помещение, мягко ложась на предметы и развешенные полотна на стенах. Как бы случайно на вас бросает свой, застывший в гипсе взгляд античный Давид. Тут и там расставлены кисти, а на мольберте, рас-положенном в самом центре небольшой комнаты, стоит новое художественное произведение. Еще немного умелых штрихов мастера и, возможно, перед нами предстанет шедевр. Но, несмотря на то, что пока работа не окончена и над ней идет «колдовство», она уже завораживает...
Мы в мастерской члена Союза художников России Валерия Ивановича Яроша.
При знакомстве с его творчеством поражает огромное количество картин, написанных им за долгие годы, посвященных любимому делу. В своих работах В.И. Ярош предстает перед нами как цельное явление. Художник стремится передать собственное ощущение жизни, запечатлеть пережитое, увиденное. Все его произведения - это результат впечатлений и раздумий о вечных ценностях. Внутренний творческий огонь помогает живописцу постоянно находиться в поиске новых мотивов, оригинальных художественных образов. Сюжеты для своих работ Валерий Иванович чер-пает, прогуливаясь по городу, паркам, наблюдая за прохожими, общаясь с интересными людьми. Его темы затрагивают многие грани человеческой жизни - это и бытовые, будничные, военные темы, разнообразие и красота окружающего мира.
Приступая к историческим полотнам, автор
внимательно изучает вопрос, скрепляя собственные впечатления с фактическим материалом - литературой, фотографиями, документами. Его портреты, пейзажи, те-матические картины свидетельствуют о постоянном поиске, стремлении выразить особенности каждого конкретного периода жизни. Многочисленные поездки по городам России поспособствовали созданию заме-чательных пейзажных работ. Всюду, где бывает Валерий Иванович, он берет с собой этюдник и краски, радуясь возможности почувствовать особенность колорита тех или иных мест. Для каждого нового сюжета у мастера находится свой художественный язык, своё видение.
Валерий Иванович предан однажды выбранному делу, которое стало главным смыслом его жизни. Ее он посвятил искусству живописи и, казалось бы, овладел им в полной мере, но сам он считает, что всегда есть чему учиться. Такая позиция помогает стремиться к новым вершинам. Все свободное время художник творит. Очень часто в его мастерской не гаснет свет до самого утра.
Работы нашего героя рассчитаны на длительное, вдумчивое созерцание. Они требуют внутренней настроенности и «тишины» и тогда открываются наиболее полно и глубоко, позволяя проникнуть сквозь поверхность красок в удивительный мир настоящего творчества.
В.И. Ярош принадлежит к числу тех живописцев, чье творчество сохранило связь с великим культурным наследием прошлого. Он мастер с узнаваемым почерком. Для его живописи характерны свобод-ная, обобщенная манера письма, конструктивный рисунок, продуманное композиционное решение. Выразительны в своем художественном решении и женские портреты. В каждом из них Валерий Иванович прежде всего стремится выявить главные черты модели, подчеркнув ее индивидуальность. Героини его произведений - яркие неординарные лично-сти. Таковы портреты «Инна», «Лена», «Портрет Наташи Павловой» и другие. Так, на портрете «Инна» изображена девушка в ярком красном платье с веером в руках и бантом в волосах. Юная красавица смотрит немного влево от зрителя. Взгляд задумчив и мечтателен. Нарядное платье, веер и бант говорят о том, что возможно она балерина или актриса. Модель запечатлена на фоне исторического здания, построенного в стиле классицизма, условно обозначенного, но легко узнаваемого. И в этой условности есть диалог со зрите-лем, которому предоставляется возможность по-своему интерпретировать замысел автора. На портрете «Лена» - молодая женщина в кокошнике и традиционном русском костюме. Взор ее направлен прямо на зри-теля. Благодаря тщательной проработке каждой детали, изображение выглядит объемным и фактурным. Портрет получил-ся осязаемым, праздничным и красочным. Яркие цвета переднего плана в сочетании с приглушенной цветовой гаммой фона акцентируют внимание на наряде. Иного характера камерный «Портрет Наташи Павловой». Колорит картины темный, мистический, на его фоне изображены силуэты А.С. Пушкина и скульптур Летнего сада. И это неспроста, ведь героиня картины - художник по металлу и создала из него различные образы. В портрете читается богатое внутреннее содержание модели. Гордо посаженная голова, во взгляде нет ничего показного, наоборот, душевная серьезность и сосредоточенность. Создается ощущение покоя, статики, тишины.
Внимание мастера акцентировано на лице и руках, определяющих характеристику изображенного человека. Большие, выразительные глаза - «зеркало души» загадочной Наташи.
С помощью цвета, структуры, пластических средств выражения, виртуозной фактурной проработки художник создает гармоничные и яркие образы. Помимо внешнего сходства в них выявлены особенности характера. Большое значение автор придает цветовому строю полотен, выявляя с помощью цвета эмоциональную и смысловую функцию каждого произведения.
Особенное состояние природы, умение подметить в самом обыденном - необыкновенное и красивое, нерезкие тональные переходы, богатая цветовая гамма привлекают зрителя в пейзажных работах В.И. Яроша. В них художнику удается передать разнообразие оттенков каждого времени года.
Все работы выполнены, в основном, с натуры. Они спокойны, размерены, уравновешены. Авторские впечатления на холсте характеризуются трогательностью, особым настроением и пониманием сю-жета. Примером может служить картина «На родине В.Д. Поленова», написанная в 2014 году. Она одновременно проста и очаровательна. На фоне залитой солнцем по-ляны, отдаленно стоящей старинной деревянной церквушки, цветет иван-чай.
Мягкая, естественная, нежная цветовая гамма ласкает взор зрителя. Это произведение в целом очень созвучно творчеству великого русского художника Поленова, мастера притягательной красоты русского пейзажа.
Интересно на фоне поэтичных изображений природы выглядит серия натюрмортов, принадлежащих кисти Яроша. В них он демонстрирует умение передать с помощью художественных средств, цвет и фактуру материального мира. В его натюрмортах каждый предмет, каждая часть композиции гармонично связаны между собой, а грамотно подобранная цветовая палитра и манера письма оживляют композицию, делают предметы осязаемыми. На картине «Натюрморт на желтом фоне» (1993) изображены фрукты, разложенные на белой ткани. Работа исполнена крупными энергичными мазками.
При рассмотрении с близкого расстояния можно увидеть направление каждого движения кисти. Цвета смешаны прямо на хол-сте. Но стоит отойти немного, и красочная мозаика сложится в цельное изображение, каждый предмет заиграет своим характерным цветом и фактурой.
Очень показательны исторические произведения Валерия Ивановича. Одно из них - «Портрет доктора Прохорова П.Н.» (2009). Земский врач Петр Николаевич Прохоров сыграл большую роль в развитии здравоохранения Ямбургского уезда (ныне г. Кингисеппа Ленинградской области). Во время Первой мировой войны, в августе 1914 года, после объявления Германией войны России,
62-летний доктор Прохоров, надев военный мундир, отправился на фронт начальником санитарного поезда. В начале 1917 года он возвращается в Ямбург тяжело больным человеком, где продолжает трудиться в созданной им больнице. Но серьезная болезнь окончательно подорвала силы доктора, и в конце 1920 года его не стало. Сюжет картины передает атмосферу того времени. На заднем плане изображены железнодорожный вокзал, поезд, госпиталь, медсестры в белых халатах, раненые солдаты, а на переднем - крупный портрет врача. Очень много горя принесла война, и это настроение глубокой, искренней личной скорби передано во взгляде Петра Николаевича. И такой подход у художника к каждой работе При этом Валерий Иванович удивительно скромный, трудолюбивый человек, который не останавливается на достигнутом.
И потом не говорите, что я выкладываю только себя с картинами 😆 Если вы ждёте от меня, что-то кроме картин - не ждите. Ну и донаты мне не нужны. А вот картины покупать можете)
