Настоящая боль
Это не когда "Вася обещал перезвонить и пропал ", а когда твоя мама - врач-стоматолог,но вы живете за 2000км друг от друга,а ты лечишь зубы у другого врача за ₽
Это не когда "Вася обещал перезвонить и пропал ", а когда твоя мама - врач-стоматолог,но вы живете за 2000км друг от друга,а ты лечишь зубы у другого врача за ₽
Сегодня последний день, когда я должна им колоть антибиотик. Если это не поможет, то через пару дней надо переходить на какой-то другой вариант. Лечение дольше положенного срока (как и меньше положенного) вырабатывает устойчивый штамм. А это нафиг нам не нужно на хозблоке.
Судя по всему, устойчивый штамм стафиллокока у нас уже есть.
Язвы обалдеть просто, с ровными краями, как бы валиком, но на дне - кровоточат. Заливала перекисью - орёт.
Заказали через озон террамицин, может быть хоть эта штука чем-то помочь сможет. В тыщу двести обошлась, без доставки, и то забирать в Меленках(ага, ближний свет, ну поеду штош). Пока всё, ну не сказать, что на том же уровне, не увеличилось. Но и не уменьшаются! Я запиздыкалась их лечить. Обрабатываю ранки - они "плачут". И я плачу вместе с ними. Уже пох на соседей (они в курсе, но никто ещё не пришел орать, у меня норм соседи - у одних двое детей, у других - собака как теленок, у третьих - водяра. У которых водяра - самые сердобольные, вечно что-нибудь приносят или предлагают, то хлеб, то суп, то мази и бинты).
От антибиотиков то запоры, то понос. Последнее время склоняемся к первому варианту. Стала давать целые не тёртые овощи, чтобы хоть клетчатка заставила работать пищеварение. И заодно научить их откусывать. Кусать они умеют (ого-го как!), а откусывать - нет. Дала им целую круглую чищеную картошку - они гоняли её как мяч(было два тайма по 45 минут, и перерыв 15 минут) - сыграли в ничью. Картошку укусили миллион раз, но ничего не отожрали. Теперь подмороженную и оттаявшую тыкву принесла, но тоже без вариантов.
Кусают, но не откусывают.
Правда, один плюс всё-таки есть. Поросята здорово подросли, теперь я не могу тащить одного поросёнка в одной руке - не обхватываю. Раньше могла.
Ещё они начали пить воду из-под крана. Прям кран включаю потихоньку, и они собираются "на водопой". Из миски - нет. Пробовали.
Полосатый поросенок (я назвала его Кабачок), крупнее всех. Он не даёт никому есть спокойно, всех отгоняет, пока не пожрет сам, а как пожрет - нассыт туда, и приходится менять тарелку, чтобы все поели. Потому что после того как он нассыт - другие не едят. А вот он сам может и поесть. Видать, своё говно малиной пахнет))). Но на нем и больше всего ран. Я шучу, успокаивая мужа: "Он просто растёт так, что его шкура не успевает за ним, вот и лопается, как у залитого томата ".
Муж облучал их лампой, они убежали из коробки. Пока он их ловил - сжёг лицо. Облазит теперь. Как будто на море перезагорал.
Только я выложила пост, что всё нормально у нас, так новая беда. Не было печали, черти накачали. Вчера, когда фотографировала поросят, заметила, что корочки на них какие-то: на венчике копыт, на скулах, на плечах. Причем, это только на черных. На розовом нету. Если бы были, я бы сразу заметила.
Сегодня корочки слезли, и под ними оказались рваные дурнопахнущие раны. Мы не сталкивались с этим ранее, но я знаю по теории, что такое во многих хозяйствах есть. Это экссудативный эпидермит. Заболевание в основном бьёт по молодняку во время отьема от матери. Стресс, мелкие повреждения кожи, сырость, неправильный отьем от свиноматки - вызывает массовое поражение поголовья, до 80% молодняка.
Заболевание входит в пятерку самых распространенных болезней у поросят-отьемников. Смертность достигает от пяти до десяти процентов (так-то не так уж и много, при роже свиней - до восьмидесяти, но от рожи хоть прививка есть). Вызывается бактерией стафилококк, которая почти всегда на взрослых свиньях и оборудовании живёт себе и не даёт о себе знать. (Поэтому мы не сталкивались раньше). А вот если стресс, с иммунитетом беда, слишком ранний отьем - проявляет себя в виде отслоений кожи, язв, нагнаивает любую ранку или потёртости.
Нами на данный момент приняты меры борьбы: с пищей - витамины, обработка ран перекисью водорода и сверху мажем левомиколем, внутримышечно байтрил. С дозировкой прямо беда - мало того, что и так набирать инсулиновым шприцом приходится, но и очень сложно даже с такого шприца уколоть две сотых миллилитров на одного поросёнка. Тот, который не болеет - тоже колем, на всякий случай, вдруг у него тоже где-то что-то завелося, а мы и не знаем.
Так же улучшили условия содержания. Выкинули все тряпки, пеленки. Застелили вниз кошачий наполнитель, сверху хорошее зелёное сено. Чтобы убрать влагу, как минимум.
Ещё мы теперь им проводим кварцевание, потому что уф лучи со стафилококком бороться могут. Значит надо. Заодно и себе устраиваем, только котов выгоняем. Потому что для глаз неполезно: поросятам заклеить можно пластырем, мы - сами закроем, а коты сцуки что ни делай - так и будут лупиться на лампу.
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
К сожалению, Олеськина мама была очень тяжело больна. Возможно, просто смертельно. И все свое не слишком счастливое детство Олеська прожила с жутким чувством не проходящего страха за ее жизнь. Она всегда знала, что мама в любой момент может умереть, - или, в лучшем случае, стать обездвиженным инвалидом, за которым потребуется постоянный уход.
Этого Олеся, в принципе, не боялась и, разумеется, готова была, если такая беда приключится, верно и преданно ухаживать за своей любимой мамочкой. Лишь бы только она жила!.. Потому что другой вариант даже и представить себе было немыслимо…
Уход за мамой порой требовался уже и сейчас, потому что у нее регулярно случались тяжелейшие сердечные приступы, во время которых мама была совершенно беспомощна. Она лежала пластом, практически не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и, бессильно глотая слезы, прощалась с родственниками. В первую очередь, с ухаживающей за ней непутной и непослушной дочерью, которая и была, на самом деле, извечной причиной ее плохого самочувствия.
Что поделать, - с дочуркой маме, явно, не повезло. Ведь это из-за нее, из-за ее безобразного поведения и отвратительного характера, у мамы сердце не выдерживало. И мама очень старалась донести это до Олеси, - пока у нее еще были силы говорить. Она просила ее взяться, наконец, за ум и стать хорошей девочкой, иначе она попросту загонит свою маму в могилу и останется совсем одна на всем белом свете.
Олеська тоже глотала слезы в ответ и клятвенно заверяла маму, что обязательно исправится, станет хорошей и послушной, - лишь бы только с ней, с мамой, все было хорошо. Родительница печально вздыхала, давая понять, что не верит ни одному ее слову, - потому что Олеся уже столько раз обещала ей, что исправится, а на деле все ее клятвы оказывались одним сплошным враньем. К сожалению, она знала, что ее дочь не умеет держать свое слово…
А ее дочь действительно совершенно искренне пыталась выполнить свои обещания и просто никак не понимала, почему это у нее никак не получается?.. Очевидно, она уже изначально была настолько испорчена, что это не подлежало исправлению…
Олеся старалась учиться еще лучше, - но, поскольку она и так была практически круглой отличницей, это было весьма проблематично. Она с удвоенным пылом бросалась наводить чистоту в квартире, - но, поскольку в их дочиста отдраенной квартире и прежде всю работу по дому выполняла именно она, то мама тоже словно и не замечала этого. Если бы это было возможным, Олеся напрочь отказалась бы от прогулок с подружками и прочих развлечений. Но вот беда, - ни подружек, ни прогулок, ни развлечений у нее никогда и не было. Все свое время, свободное от школы, она посвящала приборке квартиры. И маме. И Олеся просто не понимала, что еще может сделать, чтобы угодить ей.
Конечно, теоретически она могла бы стать еще более послушной, не препираться с мамой, выполнять все ее советы и рекомендации… Может быть, тогда ее мамочка стала бы более счастливой и прекратила болеть… Но даже и это было бы весьма затруднительно, потому что Олеся и без того с колыбели слушалась каждого маминого слова, - не то, что не смея даже возражать, а попросту, в принципе, не зная, что с мамой можно хоть в чем-то не согласиться. Своего мнения у нее не было и быть не могло. Мамино слово было неписаным законом. И Олеся в детстве даже и представить себе не могла, что она хоть что-то имеет право сделать по-своему.
Глядя правде в глаза, Олесина мама имела в наличие совершенно забитого закомплексованного ребенка, для которого она всегда была единственным лучом света в темном царстве. Дочь даже дышала только ради нее, - и лишь в том ритме, который мама позволяла. Но и это не мешало маме постоянно обвинять ее в грубости, черствости, жадности, эгоизме, - и еще во многом. И требовать немедленно, - вот сию минуту!.. - брать себя в руки и исправляться…
Олеся очень старалась. Она совершенно искренне пыталась стать хорошей. Но просто уже не знала, как. Она попросту не понимала, что еще может сделать, чтобы утешить и порадовать маму.
А мама совсем умирала…
Помимо сердечных приступов, у нее регулярно пропадал аппетит, и она не в силах была запихать в себя ни кусочка. А потеря аппетита, как всем известно, является первым признаком тяжелой неизлечимой болезни… Так что сомнений даже и быть не могло… При этом мама катастрофически худела, - что, в принципе, было совершенно даже и не удивительно, ведь она практически ничего не ела!.. Потом у нее, кажется, начинали отказывать внутренние органы, поднималось высочайшее давление, учащались сердечные приступы, отнимались руки и ноги, - она не просто переставала их чувствовать, порой у нее бывала парализована вся левая половина тела. И мама, - а вместе с ней, и все остальные, - понимала, что это - конец…
Едва способная ворочать языком, мама шепотом отдавала распоряжения убитым горем родственникам на случай ее внезапной, но уже давно ожидаемой смерти… Не забывая при этом попутно лишний раз напомнить Олеське о том, что это именно она, своим безобразным поведением, довела ее до такого состояния…
В семье воцарялся траур…
Олеся росла с постоянным неподъемным чувством вины. Она изо всех сил старалась быть хорошей девочкой, прилежно учиться, слушаться маму и помогать ей, но все ее усилия были тщетны. Мама все равно умирала. Олеська и сама без раздумий отдала бы свою никчемную, никому не нужную жизнь за то, чтобы она была здорова и счастлива, но ничего не помогало. И мама просто тихо угасала…
Олесин отец - мамин муж - был глупым грубым человеком, с которым мама, разумеется, была глубоко несчастна, любил выпить, - хоть и нечасто, к счастью,- а выпив, становился совсем дурак-дураком. Но при этом он почему-то не был причиной страшных маминых страданий. Олеськин младший брат вообще подрастал порядочным негодяем; он открыто хамил родителям, посылал их во всех известных направлениях чуть ли не с детсадовского возраста, воровал у них вещи и деньги, но мама лишь восторгалась с упоением любыми его подлостями. И только при взгляде на прилежную дурочку Олесю, бегающую вокруг нее с лекарствами и примочками, глаза ее изнеможенно закатывались, руки прижимались к останавливающемуся сердцу, и мама падала - точнехонько на удачно оказавшуюся рядом кровать - в очередном сердечном приступе…
Только став уже достаточно взрослой и научившись смотреть на всю эту ситуацию со стороны, Олеся поймет, что на тот момент, когда у ее матери начались такие серьезные проблемы со здоровьем, ей на самом деле было чуть больше двадцати лет…
Однажды Олесина одноклассница пришла в школу в слезах, и на вопрос, что случилось, рассказала о том, что у ее мамы накануне был сердечный приступ, и она чудом осталась жива.
- Да не переживай ты так!.. - попыталась поддержать девочку Олеся. - У моей мамы каждый день такие приступы случаются, но, слава богу, все обходится!.. Это еще не самое страшное!..
Ошарашенный взгляд одноклассницы Олеся запомнила на всю жизнь, хотя так и не поняла его значения. Ведь она всего лишь сказала правду, пытаясь утешить расстроенную девочку…
Мамина болезнь обычно заканчивалась одинаково. Ее непосредственная начальница, обладающая на заводе огромным влиянием, никогда не стеснялась пользоваться своим положением. Рано или поздно она уставала смотреть на мучения своей подчиненной, тающей на глазах и, очевидно, пожираемой изнутри страшным недугом. И тогда она организовывала машину, чуть ли не силой отвозила ее в медсанчасть завода и договаривалась там со всеми врачами, чтобы ее полностью и досконально обследовали. Многочисленные всевозможные анализы, рентгены, УЗИ, - которое тогда, более тридцати лет назад, сделать можно было в их городе только по великому блату, - и прочие серьезные исследования, проводимые, по просьбе маминой начальницы, чуть ли не под руководством главного врача больницы, неизменно показывали, что мама совершенно и абсолютно здорова.
Как бы ни старались врачи, понукаемые со всех сторон, им никак не удавалось найти у нее ни малейших отклонений, которые позволили бы им хотя бы прописать ей какие-либо таблетки… Кроме, разве что, валерьянки на ночь, чтобы успокоиться и поверить в то, что она вовсе даже и не при смерти…
Когда мама узнавала, что она, оказывается, полностью здорова, она на радостях действительно выздоравливала. Обычно года на два. А потом ее самочувствие снова почему-то начинало стремительно ухудшаться, и она опять начинала умирать. И снова обвиняла в своем состоянии Олеську, которая опять вынуждена была бегать вокруг нее с лекарствами…
Потому что это, разумеется, именно дочь, как всегда, довела маму до очередного приступа своим невыносимым поведением и ужасным характером, и это из-за нее у нее опять сердце болит, давление зашкаливает, а руки и ноги отнимаются…
Сама Олеся, к счастью, росла довольно здоровой девочкой. Ей приходилось такой быть, потому что даже головная боль у нее, если признаться в ней маме, могла спровоцировать у той очередной сердечный приступ, - а ее нужно было беречь и не позволять ей волноваться!..
Но только в девятнадцать лет, безо всякой видимой на то причины, Олеся вдруг буквально свалилась. У нее начались дикие головные боли, - жуткие до такой степени, что даже глаза было открыть нельзя, - не говоря уж о том, чтобы читать или писать. Потом практически сразу начались боль и ломота во всем теле, - по ощущениям, нечто вроде сильнейшего остеохондроза; любое движение вызывало такие страшные ощущения, что хотелось просто в голос выть от боли…
Врачи предполагали, что у нее нейроинфекция, осложнение после перенесенного месяц назад на ногах гриппа. Но точно никто ничего сказать не мог. Олеське становилось все хуже. Диагнозы ставились и снимались, но никто не мог сказать ничего конкретного. Олеську то укладывали в больницу, заявляя, что она чуть ли не при смерти, и ей уже вот-вот потребуется реанимация, то вдруг преждевременно выписывали из нее, не позволив даже закончить курс лечения и обвиняя в симуляции… Она чувствовала себя на протяжении многих недель совершенно беспомощной, по квартире ходила с закрытыми глазами, придерживаясь рукой за стены, и не понимала, что с ней происходит…
Ей мама, разумеется, тут же бросилась лечить дочь, забыв о своих собственных непроходящих болячках. Слава Богу, помогло. А может, просто молодой здоровый организм справился с недугом. Олеся оклемалась и теперь уже могла вспоминать обо всем об этом, как о дурном сне. Она так и не поняла точно, что такое с ней было…
А потом в Олесиной жизни воистину началась черная полоса. Сначала было ее неудачное замужество. Кто бы сомневался в том, что она так нелепо сходила замуж с одной-единственной целью, - свести свою маму в могилу, разумеется. Потом рождение ребенка, проблемы, развод, безденежье… Определенно, она просто упорно и всеми способами добивалась маминой смерти, проявляя в этом завидное упорство… Проблемы с ребенком, проблемы с бывшим мужем, со свекровью, с работой, - проблемы, проблемы и еще раз проблемы… Олеся была в полнейшем отчаянии; она просто не представляла, как ей выкарабкаться из этого болота и снова взять жизнь в свои руки, ведь становилось все хуже и хуже…
А ее любимая мама, вместо поддержки, - хотя бы моральной, не говоря уж ни о чем другом, - только продолжала усугублять ситуацию и нагнетать панику, не забывая попутно обвинять неудачную дочь во всех смертных грехах, и регулярно умирая в жутких мучениях…
Что же делать, - такова, очевидно, была ее судьба. И бедной женщине, которую непутевая дочь всеми силами сживала со свету, приходилось тащить свой крест…
И вот тут Олесин организм, очевидно, уже просто полностью истощенный непрекращающимся двадцатипятилетним стрессом, дал серьезный сбой. И она попросту начала разваливаться на глазах. Без преувеличения, в буквальном смысле этого слова.
Все началось с того, что Олеся посчитала каким-то кожным заболеванием. На ее ноге появились странные пятна, которые в первое время были похожи то ли на аллергию, то ли на раздражение. Замордованная жизнью Олеся не сразу обратила на это внимание. Потом такие же пятна появились и на руках; область поражения начала разрастаться, менять цвета; кожа словно отмирала, истончалась и становилась деревянной на ощупь… Одновременно с этим Олесю начали изводить жуткие мигрени, от которых она просто волком готова была выть; суставы распухли и воспалились, появилась слабость, проблемы с внутренними органами…
Диагноз ей не могли поставить три года. Она переходила из больницы в больницу; прошла всех имеющихся в наличие в городе врачей, и каждый из них сделал свое предположение и дал свои рекомендации… Опять же резко переставшая болеть мама все эти годы была рядом, помогала, поддерживала, ободряла. Установленный, наконец-то, - после кучи исследований, - диагноз Олеся восприняла уже, как благословение судьбы. И ее даже уже почти не напугало, что это оказалось довольно редкое системное заболевание, которое в нашей стране не умеют толком ни диагностировать, ни уж, тем более, лечить. По крайней мере, теперь враг был известен, хотя врачи и говорили откровенно, что пытаться бороться с ним бесполезно…
После долгих мытарств Олесе дали инвалидность. Ее мама почему-то была счастлива, как никогда. Олесю просто передергивало от ужаса, когда она слышала, с каким искренним, чуть ли не детским, восторгом ее мама гордо заявляла окружающим: “У меня дочь - инвалид!!!”” Олесе было жутко осознавать и сам этот факт, и, тем более, то, как радуется ему ее мама. А той безумно нравилось рассказывать всем, кто готов был ее слушать, в подробностях о том, как она спасает свою любимую доченьку, как лечит ее, ухаживает за ней, поддерживает, - и, конечно же, никогда и ни при каких обстоятельствах не бросит!.. Господь дал ей такой крест, и она с гордостью понесет его по жизни!..
На момент всего этого Олесе не было еще и тридцати. И у нее на руках был ребенок-дошкольник, который, кроме нее, никому в этом мире не был нужен. И ей совершенно не хотелось превращаться в овощ, требующий ухода заботливой мамочки. А уж перспектива протекания подобных заболеваний, - то, что ожидало ее всего лишь через несколько лет, - вообще не внушала оптимизма и была способна лишь навеять мысли о том, чтобы разом положить всему этому конец…
А ведь ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и она еще не видела в ней ничего хорошего…
И Олеся просто решила выздороветь.
В какой-то момент ей пришло в голову, что нужно попросту плюнуть на то, что ее болезнь неизлечима и смертельна, и выжить любой ценой.
И, в первую очередь, разумеется, это следовало сделать для того, чтобы ни в коем случае не обременять любимую маму уходом за дочерью-инвалидом.
Интернета тогда еще не было, книг никаких на эту тематику в их городе было не достать. Приходилось довольствоваться редкими статьями, которые удавалось где-то откопать, чтобы собрать все возможные сведения о своей болезни. Зачастую Олеся действовала просто чисто интуитивно и методом тыка. У нее аутоиммунное заболевание?.. Значит, нужно укреплять иммунитет, чтобы заставить его работать правильно и справиться с недугом!
С точки зрения официальной медицины это, кстати, совершенно ошибочное решение. При аутоиммунных заболеваниях, при которых иммунные клетки атакуют клетки собственного организма, принято, наоборот, подавлять иммунитет полностью. Так лечат официальные врачи во всем мире. Этот метод, к сожалению, не излечивает заболевание полностью, но помогает облегчить симптомы и даже перевести его в стадию ремиссии. Вылечить его до конца невозможно.
Олесе это удалось. Ее действия оказались, в конечном итоге, прямо противоположными тому, что рекомендует официальная медицина.
В первую очередь, она начала всеми силами укреплять иммунитет. Постепенно она исключила из своего рациона все лекарства, которые до этого пила горстями, и оставила только иммуномодуляторы, да и то постепенно самостоятельно заменяя их на природные аналоги. Постоянно принимала различные витамины и рыбий жир. И очень скоро начала ощущать положительный эффект.
При подобном заболевании вообще нельзя выходить на солнце, - даже на улице врачи рекомендуют выбирать теневую сторону, - а уж загорать вообще противопоказано. Но только вот Олеся заметила, что летом, в солнечную погоду, - а тем более, под жгучим солнцем, как это ни странно!.. - она чувствует себя гораздо лучше. Солнце словно разогревало ее и разгоняло кровь по венам, - и ей становилось намного легче.
И тогда она, на свой страх и риск, стала загорать. Занялась бегом на стадионе, - да и вообще стала уделять спорту гораздо больше внимания. Сначала это было тяжело, больно, вызывало слезы от слабости и беспомощности. А потом процесс пошел, и Олеся даже и сама не заметила, как втянулась. И осознала, как это здорово, - пробежать десяток километров, чувствуя себя здоровой, сильной и выносливой.
На этом же этапе Олеся начала обливаться холодной водой, - ледяной водой из-под крана в любое время года, даже зимой. Хотя врачи предупреждали ее, что переохлаждаться ей вообще нельзя. Но раз уж и так, и так, - конец один, - то почему бы и не посопротивляться?.. Уж помирать, так с музыкой!..
Как говорится, если человек хочет жить, то медицина бессильна… Организм борется и словно сам подсказывает, что нужно делать.
Инвалидность у Олеси сняли через год, потому что все анализы были в норме, и в наличие не имелось никаких видимых признаков заболевания. Мама была очень расстроена, мягко говоря… На самом деле, она рвала и метала, упрекая непутную дочь в том, что она не сумела на медицинской комиссии достаточно правдоподобно сыграть роль умирающей, и теперь ее лишат и пенсии по инвалидности, и субсидии на оплату коммунальных услуг. Олеся тоже была слегка опечалена потерей всех этих чудесных льгот от государства, - хотя пенсия изначально ей была начислена минимальная, - но, что поделать, сыграть эту роль она действительно не смогла. Потому что не хотела больше умирать.
Врач-ревматолог в поликлинике, - очень хорошая женщина, настроенная по отношению к Олесе по-доброму, - с улыбкой разводила руками и каждый раз выспрашивала, как ей удалось достичь таких результатов?.. А однажды прямо сказала:
- Конечно, я, как представитель официальной медицины, не должна одобрять такие методы лечения… Но, я думаю, вас это не должно беспокоить, - тем более, что вы все равно меня не послушаетесь… Что бы вы ни делали, - наверное, самое главное, что вам это помогает! А значит, вы все делаете правильно!
А у Олеси с тех пор все пошло в гору. Она устроилась на работу и привела в порядок свою жизнь.
Ее мама очень долго не желала смириться с тем, что ее дочь больше не инвалид. И положительные изменения в жизни Олеси ее тоже почему-то не особенно радовали. Сама-то Олеська поначалу наивно полагала, что мама будет гордиться ею и ее достижениями, - тем более, что они реально того стоили. Но, как ни странно, мама не только не гордилась и не радовалась успехам дочери, - она просто с ума сходила от злобы и ненависти к ней. Олеся словно обманула все ее ожидания и надежды, почему-то не пожелав спокойно и безропотно помирать. По крайней мере, именно так это и выглядело со стороны…
И, разумеется, все мамины собственные болезни тут же обострились, без малейшей надежды на благополучный исход…
В конце концов, все закончилось тем, что Олеся вынуждена была прекратить всякое общение со своей мамой.
С тех пор прошло уже много лет. Олеся по-прежнему много занимается спортом, - и на стадионе, и в тренажерном зале, и даже просто дома. Она искренне полагает, что именно спорт помог ей излечиться окончательно, потому что сейчас она в гораздо лучшей физической форме, чем даже двадцать лет назад. О больницах и всем остальном, связанном с ними, она давно забыла. О своем грустном прошлом тоже старается не вспоминать. И искренне полагает, что ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и у нее все еще впереди!..
Видео
Может быть кому-нибудь пригодится.
У меня собака непонятная порода. Счас ей уже 15 лет, соответственно после лечения она выздоровела.
У неё от предыдущего хозяина было очень много колтунов, потому что она длинношерстная, и он не ухаживал. Мы с мужем большую часть колтунов выстригли, которые торчали сильно кверху. А те, которые были прям близко к коже, побоялись, чтобы "лишнего не стригануть" и не сделать псяве бо-бо. Весной стало тепло, она стала чесать места, где колтуны такие(где ляжки, где живот, бока, за ушами). Да ещё полизала кашу для маленьких поросят, пока она стыла в ведре(горячая была). А там была рыбная мука в добавке, а ей нельзя.
Когда она начала чесать, видимо разодрала, появилась кровь, полетели мухи и завелись опарыши. Я была в командировке, "спалила" дня через три. Она ещё и прячется. Естественно, стали с мужем "достригать" то, что осталось, маникюрными ножницами и с перекисью водорода, потому что корка там уже образовалась.
Я синезеленой брызгалкой обработала эти места, а она всё слизала сразу. И толк был только в том, что говно у неё синее стало. Прикольно, но не целесообразно.
Стали сыпать тальком, который используется нами при кастрации поросят. Тоже как-то маловато было толку. Счесывала всё когтями. Ещё больше раздирала. Чем-то раздражал её этот тальк.
А тут мне один охотник посоветовал Чертов палец(у него все собаки охотничьи сильно породистые и аллергики, кроме специального корма им ничего нельзя, а на охоте нажираются всего подряд и тоже "мокнут" местами).
Я нашла на реке место под обрывом, где он родится в глине, глины набрала в ведро , развела водой, чтобы пожиже была, и в ней легко отыскала руками куски этих чертовых пальцев.
Для начала прокалила их в духовке минут двадцать. Хрен его знает, река есть река, что там можно найти? А потом положила в мешок и молотком побила почти в порошок. Потом просеяла и ещё побила. И этим порошком присыпала её "счесы". И после этого стало всё быстро заживать.
Помните, что было в 2020? Ковид лютовал. Критикал, алярм, мывсеумрём! Я не подхватил. Потом я поставил прививку. И с тех пор болел простудными заболеваниями я, наверное, раз 5. Был ли там Ковид - хз. Наверное. Но я не понял этого, для меня это было неотличимо от обычного ОРВИ или ОРЗ.
Но вот щас точно было. Но совсем не так, как болели люди в 2020 году. Сейчас расскажу.
Сходил я тут в баню вечером. Свою, домашнюю. Хорошо так напарился, уууух, красота. Домой прихожу, довольный, падаю на диван, отдыхаю, остываю.
Остываю? Да что-то полчаса уже не остываю. Ппц жарко. Начинает тяжелеть голова. Появилась тяжесть и ломота в суставах. Соплей нет, кашля нет. "Данунах" - думаю.
Меряю температуру - 38,6. Хм, странно. Обычно при такой температуре я уже давно валяюсь и слюну пускаю. А тут еще чет бегаю и возмущаюсь. Развожу витамин С всей семье.
Следующие 12 часов температура держалась в коридоре 37,5 - 38,9. Когда поднималась - пил жаропонижающее (Ринзу). И в тот же период и пришла слабость. И жар, и замерзание. Потом температура резко отпустила. 36,6-36,8 и больше не поднималась.
Но пришли симптомы: отёк нос и пришел сухой кашель. Он даже не как кашель был, а скорее как реакция дыхательных путей на вирус. То есть ты чувствуешь, что в горле дискомфорт, но ни мокроты, ни раздирающего раздражения нет.
Я походил, покряхтел, попшикал Ксилокт в нос 3 дня - и всё. Как ветром сдуло. Фактически я даже ничего не почувствовал, дискомфорта и полноты симптомов, как при обычном ОРЗ или ОРВИ - не было.
На следующий день, как я затемпературил - начала расти темература у жены. Но она перенесла чуть тяжелее. Но по схожему сценарию.
Вслед за ней младшая дочь (7 мес). Вот её штырило конкретно. Болела впервые. Температура 38+, Нурофен не помогает, плюс она его срыгивает. Комочек-кипяточек лежит и плачет. Протираем влажным полотенцем, пробуем еще давать жаропонижающее. Какое-то время помогало, потом как отрезало. Стало совсем плохо, температура продолжила расти и приблизилась к 39,5, ночью в 4 часа вызвали скорую, взяли мазок, дали свечку Парацетамола. Через полчаса-час температура чуть-чуть отпустила. Уснула.
Утром я полетел в аптеку покупать свечи Парацетамола 100мг и по рекомендации скорой давали в связке Нурофен + через 20 минут Парацетамол. И о чудо, помогло! Только это в итоге и работало, чтобы сдержать опасную температуру. Дочь теперь могла спать и делала это в любом удобном месте. Она спала 3/4 суток, просыпаясь только на покушать и пописять-покакать. Через день мазок подтвердил - Ковид. В тот же день приехала ковидная бригада, привезла набор для закапывания интерферона в носик, осмотрела ребенка, дали рекомендации. В целом все хорошо, сдерживайте температуру. Через день - температура ушла полностью. Еще через 3 дня симптомы полностью ушли.
Легче всех перенесла старшая дочь (3,5 года). Всё, что у нее было - это следующим утром, после заболевания младшей, проснулась с температурой 37,4, а к обеду температуры уже не было. Ничего не давали. Кроме отекшего носика на следующие 2-3 дня, проблем не было. У нее тоже взяли мазок - тоже подтвердили Ковид. В итоге отвод от садика на неделю. Но всю эту неделю этот ребенок выглядел и вел себя как абсолютно здоровый, даже соплей почти не было.
То ли иммунитет уже все-таки настолько сильно адаптировался, что убивает вирус за 12 часов, то ли вирус не такой страшный для здорового организма.
Вот же какая кривая котолампия получилась... Автор смотри как можно начирикать было, чтобы меньше минусов отхватить 😁
Из неопубликованных дневников прапорщика Брехалова (октябрь 1911г):
Я жил в деревне на Нерли. Домик достался от умершего деда, мелкого помещика.
У меня был отпуск после ранения, которое я получил нарвавшись на засаду контрабандистов на Кавказе. Сосед мой, дядя Митрофан, лет шестидесяти, угрюмый, со мной здоровается сквозь зубы. Рядом дом тётки Глаши, её он вообще не замечает.
Однажды я взял бутылку наливки и пошел к соседу.
Дядя Митрофан исподлобья взглянул:
— С кем пришёл, касатик?
— С бутылкой.
Сосед вдруг расхохотался и пригласил к столу.
Когда бутылка опустела, я осторожно спросил:
— Дядя Митрофан, говорят, вы когда-то были старшиной в волости?
— Был и за это отправили в каторгу.
— Разве за должность отправляют?
— За хищение и растрату отправляют. Послушай историю, сынок. Собирали мы деньги на мост, хотели построить новый.
Когда сумма была приличная, ко мне пришла заведующая приюта Анна Ивановна.
Села на завалинку и заплакала. Потом с мольбой сказала:
— У нас девочка есть. Хорошая, умная, симпатичная. Но ей нужна операция на ноге. Делают её в Петербурге.
Обращалась к губернатору, купцам — везде получала отказ. А я уже дитя обещала. Помогите, Митрофан Семенович!
— Чем?
— Вы собрали деньги на строительство моста. Я продала фамильные драгоценности. Скинемся — спасём дитя.
— Но деньги эти — общественные, односельчане порвут за хищение.
— Мы убедим их. Уверена, поймут.
Я задумался, сказал:
— Идём к этой девочке. Посмотрю на неё.
Грустная девочка лежала на кровати и держала куклу.
У меня в груди всё сжалось:
— Бери деньги, Анна, вот вексель.
Девочку увезли на лечение в Петербург.
Меня односельчане били чуть ли не колами, особенно злилась соседка Глаша, кормыслом сломала мне ребро. Я их понимал: бедные люди собирали копейки, чтобы построить хороший мост.
Потом был суд. Каторга. В Сибири я работал как раб — нужно было вернуть растраченное.
Мы замолчали. В это время в дом вошла невестка Митрофана:
— Папа, я вам принесла лекарства, не забудьте принимать по расписанию.
Улыбнулась и ушла.
— Где нашли такое чудо?
— Сын в ремесленном училище влюбился в девушку, которая училась в лицее для учителей в том же губернском городе. Поженились. У меня теперь есть внук.
И добавил:
— Невестка — это та девочка, которую мы спасли.
— Вы, наверное, до сих пор выплачиваете тот долг?
— Нет, парень, ты уже ходишь по этому деревянному мосту. Каторжане узнали, за что я здесь нахожусь, собрали нужную сумму и передали в казну волости.
З. Ы. Вот смотри, автор. Всё бережно передал. И сломанное ребро. И девочку с куклой. И сердобольных, но неожиданно богатых каторжан. И невестку, которая оказалась спасенной девочкой. И таблетки, которые Митрофан (твой дядя Гриша) хряпнет после бутылочки 😀 Вот и иллюстрация тебе. И печать, что история подлинная
Митрофан и Брехалов. Жрут бекон и картошку фри. Потому что Митрофан попал в одну артель с английским шпионом на каторге... Или потому что Бинг не умеет рисовать сало и сковороду с картошкой.
— Спор: уместно ли ставить точку в конце предложения?
— Какое средство контрацепции выбрать в браке?
— Где лучше учиться и сдавать на права: в Москве или регионах?
— Как начать нормально зарабатывать, если тебе 30+ лет?
— Если долго стоишь в очереди и рабочие часы заканчиваются, имеют ли право отказать в приеме или нет?
— Как качественно оцифровать старое видео в домашних условиях?
На каждый вопрос десятки отборных ответов в ленте Экспертов ➔
Сосед мой, дядя Гриша, лет шестидесяти, угрюмый, со мной здоровается сквозь зубы. Рядом усадьба тётки Зины, её он вообще не замечает.
У дяди Гриши — сын Ваня. Не чета отцу: весельчак, играет на баяне, чуть ли не на руках носит жену Валю. Она красавица, скромница. Выйдут с мужем на улицу, с доброй улыбкой им вслед смотрят, молодые мужики, как коты, облизываются.
Я в деревне месяц. Домик достался от умершей бабушки.
У меня отпуск, выдался скучным, невесёлым.
Однажды взял бутылку водки и направился к соседу.
Дядя Гриша исподлобья взглянул:
— С кем пришёл, касатик?
— С водкой.
Сосед вдруг расхохотался и пригласил к столу.
Когда бутылка опустела, я осторожно спросил:
— Дядя Гриша, говорят, вы когда-то были главой сельсовета?
— Был и за это сел в тюрьму.
— Разве за должность сажают?
— За растрату сел в неволю. Послушай историю, сынок. Собирали мы деньги на дорогу, хотели заасфальтировать.
Когда сумма была внушительной, ко мне пришла директор детского дома Вера Дикопольцева.
Села на стульчик, заплакала. Потом с мольбой сказала:
— У нас девочка есть. Хорошая, умная, красивая. Но ей нужна операция на позвоночнике. Делают её за рубежом.
Обращалась к руководству района, бизнесменам — кругом получала отказ. А яуж дитя обнадёжила. Помогите, Григорий Васильевич!
— Чем?
— Вы собрали деньги на строительство дороги. Я продала корову. Скинемся — спасём дитя.
— Но деньги эти — сельчан, разорвут за растрату.
— Мы уговорим их. Уверена, поймут.
Я задумался, сказал:
— Идём к этой девочке. Погляжу на неё.
Грустная девочка лежала на кровати и держала куклу.
У меня в груди всё оборвалось:
— Бери деньги, Вера, диктуй свой счёт, я их переведу.
Девочку увезли на лечение за границу.
Меня односельчане били чуть ли не кольями, особенно лютовала соседка Зина, кочергой сломала мне руку. Я их понимал: полунищие люди собирали рубли, чтобы построить хорошую дорогу.
Потом был суд. Тюрьма. В лагере я работал как проклятый — нужно было погашать растрату.
Мы замолчали. В это время в дом вошла невестка Григория:
— Папа, я вам принесла лекарства, не забудьте принимать по графику.
Улыбнулась и удалилась.
— Где нашли такое чудо?
— Сын в студентах влюбился в однокурсницу. Поженились. У меня теперь есть внук.
И добавил:
— Невестка — это та девочка, которую мы спасли.
— Вы, наверное, выплачиваете тот долг?
— Нет, парень, ты ходишь по асфальтированной дороге. В зоне сидельцы узнали, за что я здесь нахожусь, собрали нужную сумму и передали в кассу сельсовета.