Понятное дело, что говорить о каких-то «содружествах» в период всеобщей любви и ненависти довольно наивно, тем более, что сейчас уж очень любят слово «многополярный». Средневековье таковым не было и в качестве безусловных авторитетов долгое время выступали два персонажа – император и Бог. В одной части Европы роль исполнителя воли последнего на Земле взял римский папа, а в другой василевс никуда и не девался. Именно тот кусок Европы, где воля государя вершила сегодня, завтра и бесконечное будущее вплоть до Страшного Суда, и привлек внимание историка Дмитрия Дмитриевича Оболенского. Взглянув на империю, вокруг которой роились многочисленные государства, объединенные конфессионально, культурно и политически, ученый радостно улыбнулся и прошептал:
«Here it is, the Byzantine Commonwealth!»
Книга с таким названием увидела свет в 1971 году, став на некоторое время настоящей сенсацией. Нет, о влиянии Византии на соседние народы знали и раньше. Просто никто не пытался объединить их таким образом, чтоб получилась цельная и признаваемая всеми иерархия власти и величия. Правитель Нового Рима был, конечно, самым крутым. Но был ли он таковым настолько, чтобы это влияло на реальную политику стран Содружества? Вот это, конечно, вопрос. Для Оболенского все было понятно – да, влиял, да Содружество было реальным для всех его «обитателей».
обычный балканский славянин по мнению Д.Д. Оболенского
Основная беда со всеми концепциями такого рода – их очень сложно разбирать с точки зрения теории. А если хвататься за доказательства существования Содружества, придется сразу опускаться до конкретных примеров, поскольку какой-то особой методы по изучению византийского объединения народов Д.Д. Оболенский не придумал. В этом, кстати, и плюс, и минус его работы. Плюс – не нужно копаться в унылой теории, можно сразу читать интересные сюжеты. Минус – унылой теории оказывается очень мало, а потому не очень понятно, к чему нужна вся эта куча фактов. Сам автор, конечно, проговаривает, что слово «Содружество» – это очень упрощенное и неопределенное понятие, которому не надо придавать хоть каких-то строгих значений. Но сам же в следующем предложении говорит:
«это было действительно сообщество, а не интеллектуальная абстракция».
Когда существовало «Содружество»? Если судить по хронологическим рамкам работы Д.Д. Оболенского – целую тысячу лет. Начиная с VI века и вплоть до 1453 года Византия оставалась своеобразным центром притяжения для всех, кому хотелось поторговать, повоевать, пожениться или насытиться высокой культурой.
В то же время верхняя хронологическая планка самого Содружества даже у автора этой идеи пляшет, меняясь с IX на XI век и обратно. Все потому, что, начиная с IX века, Содружество начинает активно принимать новых членов и становиться куда более ромеецентричным. Болгария, Русь, Сербия, Дукля – все они в своем желании приобщиться к византийскому образу оказываются гораздо более едиными, чем может показаться. И этому, по мнению Д.Д. Оболенского, никак не мешают постоянные войны Византии со своими «коллегами» по Содружеству.
К XI веку иерархия Содружества затвердевает, формируя тем самым некий идеальный образ реального мира, в котором Византия занимает доминирующее положение в ойкумене, а её правитель – василевс – становится высшим сувереном христианского мира. Применительно к славянским народам, на примере которых Д.Д. Оболенский в основном и выстраивает образ Содружества, это действительно работает. Как ни желанна была патриархия для Болгарии или автокефалия для Руси, но василевс оставался верховным арбитром, третейским судьей и христианским автократором вплоть до последних лет существования империи.
Христос Пантократор. Мозаика монастыря Хора в Константинополе. 1316-1321 гг.
Кто входил в «Содружество»? По задумке самого автора – практически все народы Восточной Европы: Русь, Молдавия, Валахия, Болгария, Сербия, а помимо них на некоторый период времени еще Венгрия, Великая Моравия и Хорватия. С течением времени одни члены Содружества отпадали, другие – присоединялись. Определенная стабилизация объединения происходит как раз таки в XI веке, когда «под эгидой Византии складывается устойчивый круг держав», исповедующих православие и/или ориентированных в своей политике и культуре именно на Константинополь.
Тут сразу можно предъявить автору за то, что без внимания остались огромные территории на Кавказе, в Италии, Приевфратье и Сирии. Конечно, всё обычно списывают на то, что Оболенский писал скорее про ромее-славянские отношения, но в чем тогда смысл утверждать вселенский характер этого самого Содружества. Ведь ромейские города в Италии, Грузия и Армения, Венеция и государства крестоносцев оказываются вроде как недостойны «Содружества». А может быть все дело в том, что на них Византия влияла не так явно и значительно? Тут уже без комментариев.
Как было устроено «Содружество»? А черт его знает! Сам Д.Д. Оболенский отдельно обговаривает, что его Византийское Содружество ни в коем случае нельзя рассматривать в рамках борьбы «национализма» с «империализмом». Никакой борьбы между очевидным центром и не менее очевидной периферией не было, ведь каждый из членов Содружества был абсолютно независим от Ромейской державы. Тут, конечно, можно бросить на стол козырную карту в виде «культурного колониализма», с самого начала определившего отношение той же Руси или Болгарии к Византии… Мол, есть у нас по словам Д.Д. Оболенского «иерархически организованное культурно-идеологическое и политическое единство». Но слишком уж кривым получится постколониальный дискурс, ведь никаких ужасных последствий от следования за Византией в странах ей «подчиненных» обнаружено не было. А осмысление исторического опыта империи происходило в отрыве от её влияния на те или иные страны.
Византийское Содружество in a nutshell
Есть вариант рассматривать Содружество с точки зрения самих византийцев, у которых любой крещенный варвар автоматически становился подданным василевса. При этом сам варвар, как и василевс, могли быть не в курсе. Да и отношения ромеев с «василеей», «ойкуменой» и «политевмой» оказываются достаточно интересными, поскольку многие державы, не подчиненные Константинополю, продолжали считаться его частью. На том и строилась имперская идея. А уж была эта идея реальностью или лишь домыслом интеллектуалов – другой разговор.
Если обобщить, то никакой цельной иерархии Содружества в реальном мире X-XI веков не существовало и страны не выстраивались друг за дружкой, признавая ту вертикаль власти, что транслировали из Константинополя. Они, конечно, могли так сделать тет-а-тет, если это было выгодно. Все же получить ромейский придворный титул или заиметь отдельный статус в византийской иерархии, пусть и формально, очень даже круто. Построив крепкие отношения с Константинополем, правитель больше не был просто князем или королем – он был «севастократором», «помазанным представителем императора» или «младшим братом василевса». Правда весь этот статус работал скорее взакрытую, имея смысл лишь для одного конкретного государя в его сношениях с Византией.
«Скрепленное изменчивыми связями, разделенное на этнические группы и воюющие национальные государства, находящееся под растущей угрозой разрыва центробежными силами, рожденное в муках варварских вторжений, это сообщество держав обнаружило достаточную жизнеспособность и устойчивость, сохраняясь, как различимое единство»
Каналы влияния «Содружества». Тут все оказывается несколько проще, поскольку основной уровень византийской «экспансии» – это, прежде всего, христианство и следующая за ним христианская культура. Понятное дело, что единомоментного обращения в новую веру ни в Болгарии, ни на Руси не было. Однако элитариям обычно очень нравился христианский обряд и нравился образ власти, что транслировала Византия вокруг себя. Плюс, что для Д.Д. Оболенского реально кажется важным, эстетическая сторона восточных богослужений также имела свой вес.
Если упростить, то каждое государство проходило несколько ступеней, связанных с её вовлечением в ромейские сети Византийского Содружества:
Держава вступает в контакт с Византиской империей и осознает, как же она хороша. Можно с ней торговать, можно её грабить, можно использовать её в своих целях, но стать ей – превратиться в неё – невозможно. «Как было бы здорово встать в один с ней ряд и утереть нос этим бесхеребтным грекам», –думает государство.
Государство принимает христианство «греческого» восточного образца и открывает для себя прелести ромейского искусства и античного наследия, которые текут к ней через переводную литературу, импортных священников и мастеров. Принятое страной христианство автоматически означает признание главенства Константинопольского патриарха и, опосредованно, самого императора.
Государство оказывается вовлечено в хитрую сеть христианской богослужебной эстетики, которую хочется развивать уже на своей родной земле. Однако каждый книжник, пишущий литературный шедевр, каждый иконописец, юрист или зодчий, будут ориентироваться на Византию, как на идеальный образец, канон и шедевр. И даже в своих войнах с ромеями, каждый из государей будет периодически думать: «А чем я не василевс?»
То же самое применимо и к отдельным разрозненным народам, только в отношениях с ними Византия действовала более агрессивно, подчас навязывая свое крутое Содружество застигнутым врасплох бедолагам.
Важно пояснить! То, что в английском языке именуют «Byzantine Commonwealth» – это не то же самое Содружество, которым оперировал Д.Д. Оболенский. В современном широком значении это ваше «Commonwealth» используется применительно ко всем государствам, принявшим православие греческого образца. В случае же с концепцией нашего уважаемого ученого, религиозная связь с Константинополем стала играть решающую роль лишь с XII века, когда основной состав Содружества действительно устаканился в рамках православных государств Балкан и Северного Причерноморья. К тому времени уже ни о каком влиянии в Моравии или Венгрии говорить не приходится. Хотя и тут все не так уж просто. Мало ли, династический брак какой устроят – что это, как не проявление духовного единства?
«Byzantine Commonwealth», как отражение православной ойкумены
Вся история империи, если рассматривать её в духе Содружества – это бесконечный цикл вовлечения разных территорий в орбиту своего влияния. Где-то срабатывала дипломатия или миссионерская деятельность. В иных случаях нужно было расширять Содружество силой. Причем не всегда эти войны или миссии имели хоть какое-то название, ведь не каждая веха истории Содружества была связана с громкими именами.
Пример №1. Балканский гамбит
В VI-VIII веках Балканам пришлось столкнуться со страшной угрозой – огромным количеством славян, что возжелали поселиться в этих местах. То, что земли на Балканах подчинялись императору Византии, славяне не знали. А если и знали, то им было все равно. Уже к середине VII века под контролем Византии остались только юго-восточные районы полуострова, да острова, с которых можно было смотреть за распространяющейся эпидемией хардбасса. Если забежать вперед, то выясниться, что уже к середине IX века, большая часть привычных нам Балкан поделена между ромеями и государствами болгар и сербов, с которыми первые отлично дружат и враждуют в разных плоскостях.
Что понадобилось Византии, чтобы укрепить потерянное влияние? Обустроить на Балканах фемы – области, в которой земельные наделы распределялись между воинами, что должны были нести службу во благо империи. Губернаторы-стратиги блюли гражданский и военный порядок, а отвечать такие области должны были напрямую перед императором. Для приведения в порядок порушенной границы, через которую регулярно набегают славяне – самое оно.
Это у нас Балканы в VII веке. Власть императоров заканчивалась там, где кончались стены их городов
Однако одно дело отбить пару набегов и сделать пару военных округов. Вырезать все славянское население – задача может и почетная для ромейского солдата, но неблагодарная и нереализуемая. Славян же надо еще ассимилировать! Поэтому распространение власти Византии над новыми-старыми территориями происходило в несколько этапов. Сначала фемы устраивали пенетрацию определенным славянским племенам, вынуждая тех выплачивать дань или напрямую подчиниться ромейской администрации. Затем появлялись имперские чиновники, обустраивающие перепись и взимающие денежку с подотчетных территорий. Ну, а потом шли миссионеры, работавшие не по частной инициативе отдельных любителей славян, а чуть ли не по прямому заказу стратигов, пребывая «на зарплате» у фемной администрации. Обустрой епископию, рассади священников, действуй на официальном и низовом уровнях – вот тебе и реальный эффект примерно через сотню лет. Индейцев и то дольше крестили.
А это балканы IX века, где все проблемы Центральных Балкан уже решены, а на севере вполне конкретная Болгария
И самое забавное! Если спросить потомков этих самых славян через 200 лет, кем они себя считают, они скажут – ромеями. А почему? А потому что толерантность имперского миссионерства заканчивалась там, где начинались реальные имперские границы. А потому всех «бедных» балканских славян в VIII-IX веках мало того, что крестили, так их еще и эллинизировали. Никакого «своего» языка для богослужения, никаких послаблений для обучения родовитых сынков из местной аристократии. Хочешь поступить на солидную службу? Подняться в звании? Получить хорошее назначение? Учи греческий, молись по-гречески, шмотки носи тоже греческие и не выпендривайся, а то постигнет тебя судьба исавров и малоазиатских славян. Что, не слышали про малоазиатских славян? Вот то-то же!
Пример №2. Болгарский меден язовец
В случае с более организованными группами славян, сумевших собраться в полноценное государство, ромейская система «щас мы оперативно наделаем фем» давала сбой куда чаще. Борьба за подчинение Константинополю хорватов, сербов и болгар стала отдельной вехой становления Содружества, а также изрядной статьей расходов у всех императоров-полководцев.
Наглядным примером «рабочего» состояния Византийского Содружества является судьба царя Симеона (893-927) – второго (!) православного правителя Болгарии, посмевшего претендовать на святое – на титул «василевса греков». Подробно останавливаться на его биографии, взрослении и сексуальных предпочтениях смысла нет. Куда больше нас интересует его фетиш на «византийское» и то, как это отражает суть Содружества.
Прежде всего стоит сказать, что Симеон был воспитан византийцем. Если не по происхождению, то по духу и способу ведения дел. С самого начала его готовили не к престолу, а к руководству болгарской церковью. А где получать церковное образование, достойное княжеского сына? Конечно в Константинополе. Поэтому Симеон, приняв власть в Болгарии, еще не напитавшейся крутостью ромеев, оказался даже больше возмущен, чем его предки. Он-то этот ромейский обычай впитал вместе с христианскими текстами!
Васил Горанов. «Венчание царя Симеона».
Впоследствии князь продемонстрирует свое желание приобщиться к ромейскому социуму, став полноценным «василевсом ромеев». По сути, все войны, что вел болгарский царь, были лишь ступенькой к покорению Нового Рима и полноценному включению себя и своей державы в разряд «полноправных», т.е. равных Византии государств.
Сделать это было возможно за счет получения титула, равного которому не было во всем мире. И для Симеона этим титулом был титул «василевса». Конечно, был еще Рим, признавший в какой-то момент титул «императора», присвоенный Симеоном на излете жизни, но интересы Рима и его поддержка весьма эфемерны, а Константинополь… Ах, дилижанс-дилижанс!
В 913 году, подловив Византию в момент династического кризиса, Симеон наконец получает столь приятный ему титул царя. Однако лишь «царя болгар», вымученный под угрозой разграбления всей страны у константинопольского патриарха. Да и то – пройдет всего год и новый регент Константина VII – Зоя Карбонопсина – откажет Симеону в праве на титул, начав кампанию по осмеянию «болгарского варвара». А между тем варвар этот закончил обучение в Магнаврской высшей школе Константинополя.
Альфонс Муха. «Болгарский царь Симеон: основатель славянской письменности»
История Симеона и его борьбы за собственный титул заканчивается весьма забавно. Пытаясь на протяжении многих лет домогаться признания себя «василевсом ромеев», Симеон в какой-то момент не выдерживает и просто провозглашает себя таковым. Он собирает у себя церковный собор (917/8), избирает на нем полноценного патриарха (которого Болгария тоже давно хотела заиметь), а тот, в свою очередь, венчает Симеона на царство в титуле «василевса болгар и ромеев». Позже царский титул будет признан правителями Византии, пусть и в виде «василевса болгар», но прецедент-то какой!
Самое забавное здесь то, что Симеон мог позволить себе титул «василевса болгар» задолго до того, примирившись с Константинополем на правах равного по статусу царя. Однако этого не было достаточно. Можно, конечно, сказать, мол, сильный диктует свои условия, а Симеон был именно таким. Однако здесь тончайший культурный момент все таки дает нам возможность умилиться наивности болгарина. Ведь имея на руках мощную державу, в которой он начал «золотой век», Симеон все равно тянулся в Константинополь, желая стать частью мира, образ которого он насаждал у себя в Болгарии. А как же иначе? Византийские архитекторы и мастера, греческая литература, ромейские философы и богословы, придворная императорская мода – все это было заимствовано Симеоном у своих соседей, достичь уровня которых стало идеей-фикс. Вот и получается, что как бы ты не ненавидел Византию, ты все равно хочешь ей стать.
Пример №3. Ни слова по-сербски
Но не мечом единым жило Византийское Содружество. Хорошим примером трансляции ромейских достижений на славянскую почву может служить право балканских государств, заимствованное если не целиком, то хотя бы изрядно с византийских образцов. В случае с Русью все оказывается очень уж сложно – у нас и своего права было сколько угодно. А вот Болгария и Сербия избежать влияния греков не сумели. А может они не очень-то и хотели его избегать.
На дворе 1349 год. Правитель Сербии Стефан IV Душан, венчанный «царь сербов и греков», надавал по шапке всем находящимся в прямом доступе Палеологам и готов приступить к составлению полноценного свода законов. Кодекс, вышедший из-под его руки так и назывался – «Законник» – «Закон верного царя».
Манускрипт XV века с текстом «Законника»
Однако вот какая загвоздка. В ранних вариантах кодекса основному тексту «Законника» предшествуют два переводных греческих памятника, дополненных юристами Душана – «Алфавитная Синтагма» ромейского канониста Матфея Властаря (1335) и некий невнятный сборник с названием «Законы Юстиниана». Под этим таинственным названием, кстати, скрываются не Дигесты VI века, а выдержки из земледельческого закона VII-VIII веков, составленного в правление Юстиниана II.
Попрекать сербов за то, что они решили позаимствовать ромейские законы, никто не собирается. Наоборот – царские юристы дополнили и переработали эти законы в соответствии с актуальными для них нормами церковного и земледельского права. Куда важнее сам подход, связанный с опорой именно на ромейский образец. Это вполне вписывается и в саму политику Стефана Душана, в империи которого греков на тот момент было уже больше, чем сербов. Тем более, что новоприсоединенные после удачных войн территории Эпира, Македонии Фессалии и Албании, населены ребятами, которым куда привычнее свое – родное – ромейское законодательство.
Многие статьи и принципы «Законника» прямо адаптируют византийские идеи. Трудно все же предположить, что в сербском традиционном праве существовали представления о государственной защите бедных и гонимых, построении законодательного государства и «мудром монархе», подчиняющемся закону. Нет-нет, а византийский след умудрялся пробиваться даже в тех государствах, что претендовали на свержение предшествующего авторитета и утверждение нового идеала.
Альфонс Муха. «Коронация сербского царя Стефана Уроша IV Душана как императора Восточной Римской империи»
Византийское Содружество в своем идеальном варианте пронизывало все сферы культуры, религии и политики. Право, литература, музыка, богословие, архитектура, титулатура, образы власти – все это заимствовалось странами-членами Содружества из Византии, ставшей державой-донором. Не то что бы Византия была против – каждый отправленный на Русь митрополит и каждый посланный в Сербию архитектор были провозвестниками ромейского влияния. Исподволь, легонечко, но Константинополь мог влиять на политику и облик держав, что еще сотню лет назад вели войны и дела совершенно невнятным и непредсказуемым для империи образом. Возможно, хитырй план ромеев был именно в этом – окружить себя буферными государствами, схожими по культуре и вере. А может это лишь усложнение и так не очень практичной идеи.
Конечно, не стоит верить в Византийское Содружество на все 100%. Сейчас византинисты считают его ничем иным, как красивым интеллектуальным упражнением – идеальным образом того, чем была Византия для окружающих. Все здесь зависит от трактовки, от отношения. Мы или видим дивный новый мир, где все страны, подобно животным из «Короля Льва» склоняются перед величием Нового Рима, или же куда менее радужную картину, где Византия остается простым региональным гегемоном, соседи которого ведут с ним вечную борьбу за влияние и господство. Возможно эти две реальности соседствуют друг с другом, однако в работе Д.Д. Оболенского Содружество предстает куда более радужным и крутым, нежели они было на самом деле.
На самом деле Византия, как Христос, пожертвовала собой, дабы дать толчок другим народам. Но мы этого не ценим
Куда более конкретной критика становится, когда речь заходит о реальности политической стороны Содружества. Все же, по мнению Д.Д. Оболенского, иерархия, где главенствовала Византия, была реальностью для каждого из членов этого объединения. В реальности же интересы стран слишком мало соприкасались между собой, а само Содружество воспринималось слишком по-разному. Для жителя империи, коли уж оно и было реальным, оно выглядело, как мысленный рай – идеальный образ империи и её прав в тварном мире, оправдывающих её политику в отношении иных народов. Для жителей же прочих государств – сербов, болгар, валахов и русских – Содружество могло представлять скорее философскую идею, с которой тот или иной правитель мог вполне соглашаться. Не зря ведь на Руси вплоть до падения империи в церквях на молебнах поминали имена василевсов. Однако реальных последствий для иерархии государств, их политики и отношений с Византией Содружество не имело. Народы и державы все также продолжали заключать друг с другом союзы, объявлять войны, вершить торговые контракты, заключать династические браки и действовать ситуативно, не оборачиваясь каждый раз на образ Византии в решении своих проблем.
В западной историографии народ идеям Содружества тоже восхитился и возмутился одновременно. Появилась мысль смягчить идеи Оболенского, предложив понятие «византийский идеал», ориентация на который и была свойственна многим государства Содружества – Болгарии, Сербии, Руси и даже Османской империи. Так получалось куда более логично. Византия – это круто и мы берем за основу некоторые её идеи, понятия и образы, однако это не делает нас едиными, а тем более друзьями. А кто-то из историков считает, что сама идея Содружества, как чего-то наднационального и универсального вряд-ли была свойственна ромеям из-за отсутствия у них интереса к идеям всеправославия и экуменизма. А все эти христианские додумки только портят настоящим ученым жизнь.
И даже так сейчас есть немало ученых, кому идея Содружества кажется привлекательной. Не столько из-за реальности её существования, сколько из-за удобства применения. Говоря «Византийское Содружество» довольно легко представить, о чем идет речь, о каких границах, каком времени и каком содержании этого термина. И пусть реальность оказывается куда более суровой, чем представления интеллектуалов, но Византия и правда оставалась образцом для многих государств на протяжении столетий. Все, кого коснулось влияние Константинополя хотя бы на миг, становились частью Содружества. Хотят они того или нет.
Оболенский Д.Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. 2012.
Иванов С.А. Византийское миссионерство: можно ли сделать из «варвара» христианина? 2003.
Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX - начало XII вв.). 2000.
Billinis A.J. The Eagle Has Two Faces: Journeys Through Byzantine Europe. 2011.
Graham S. A History of the Athonite Commonwealth: The Spiritual and Cultural Diaspora of Mount Athos. 2018.
«Бои за Историю» в Телеграме: https://t.me/com_pour_his
