И мне захотелось поностальгировать. В 80-х занесло учиться в Стерлитамакский филиал УНИ. Нам продавали талоны в студенческую столовую за полцены. Городские питались дома и с удовольствием продавали нам свои талоны. Еды хоть лопни.
Но, недалеко была столовая общепита, где продавали разливное Стерлитамакское пиво. Ходила легенда, что на местный завод поставили Чешское оборудование с жёстким контролем.
Не бухали канистрами, конечно, по малолетству, но запить кружкой пива шницель с ладонь, на всю жизнь воспоминания.
Вкуснее этого пива я в жизни не встречал! Не в обиду Жигулёвскому. Тогда пиво не пастеризовали и оно просто не переживало дорогу и хранение. Может и не хуже было.
А теперь пиво не то. Пастеризация, консерванты. Не вкусно.
Что будет с Самарой через 100 лет, если люди исчезнут? Город не умрёт — он выдохнет. Архитектура, которую мы строили десятилетиями, станет гигантским тепличным садом. Стекло покроется паутиной трещин, лианы обнимут фасады, а ветер наконец-то будет гулять по улицам без пробок и клаксонов.
Это видео — небольшой эксперимент. Взгляд в будущее, которое может наступить, если однажды мы просто исчезнем. И, честно говоря, природа справится с этим не хуже нас.
Смотрите, впитывайте, думайте: кто кому принадлежит — мы городу или город нам?
А теперь послушайте деда, который не вылезал со Дна с 1974 по 1978 ( годы учебы в институте), за что несколько раз чуть не вылетал из него.
Кроме того, я жил в доме от которого и начиналась та знаменитая Ульяновская лестница, ведущая на Дно) Из моего окна, если тебя двое держали за ноги и ты высовывался почти полностью, можно было увидеть, есть ли на Дне пиво или нет
Вот эта лестница, вот этот дом)
Не знаю, как в 90-е, но в 70-е пиво было в наличии далеко не всегда и нам приходилось играть в тот ещё квест: найди в Самаре пиво без автомобиля, интернета и сотового телефона. Иногда находили, иногда нет и тогда приходилось пить водку)
Теперь насчет того, что на Дне пиво не разбавляли. Не знаю, как в 90-е, но тогда разбавляли, да ещё как, просто возможно не так наглели, как в других пивнушках по городу. За все четыре года я купил полностью неразбавленное пиво несколько раз и это, по рассказам посвященных людей, было только потому, что пивники ждали проверку ОБХСС и банально бздели разбавлять и недоливать. Как мы понимали, что пиво неразбавленное? Да, просто небо и земля, совсем другой вкус, ядреность, густая пена. Короче, гореть вам пивники в аду за ваши фокусы)
Но, конечно, главная фишка Дна было то, что это был этакий Октоберфест на минималках, где, основной контингент составляли студенты, сбежавшие с лекций. Отстояв в очереди и получив пару канистр вожделенного напитка, мы спускались вниз до Волги и там направо, где сейчас стоит ж/б забор Грэс, был такой оазис под тополями. Вот там и размещались студенты со своим пивом, доставали вяленую рыбу, включали переносные катушечные магнитофоны и начиналось веселье. Причем, атмосфера там была в основном добродушная, дружелюбная, студенты же), за всё время учебы мне пришлось поучаствовать может в 2-3 драках и то несерьёзных.
Со стороны Волги, если посмотреть налево и размещался тот знаменитый Студенческий пятачок под тополями. Кстати, тополя там росли очень бурно, видимо почва хорошо орошалась)
Бутылочное пиво действительно было в дефиците, но несколько раз в месяц его выкидывали в продажу в магазины может быть по тем же причинам опасения перед органами. По качеству бутылочное пиво было на голову выше разливного.
Иногда, когда не удавалось купить ни разливного, ни бутылочного пива, так сказать, официальным путем - приходилось покупать его из-под полы у всяких граждан с низкой социальной отвественностью за полторы, а то и две цены
Насчет канистр всё верно. Только добавлю, что в наше время была фишка: чтобы уменьшить недолив пива, в канистры несколько раз заливали кипяток и отстаивали, в них потом входило где-то на пол-литра/литр пива больше. Но, пивники падлы научились так виртуозно недоливать, резко засовывая шланг под напором в канистру и образуя этим большое количество пены, что выходило всё равно в их пользу.
Насчет долива после отстоя даже слышать смешно. Попробуй что-нибудь вякни о доливе, когда за твоей спиной бурлит толпа жаждущих граждан, которые наколесили по городу в поисках пива, затем настоялись в очереди, волнуясь: а вдруг перед ними закончится? Там же за принципиальность по тыкве и получишь и этим, конечно, внаглую пользовались пивники.
А вообще, наш Жигулевский пивзавод, конечно, чудо, с какой стороны не посмотри)
Недавно я снова оказался в Третьяковской галерее и впервые за много лет внимательно посмотрел на картину “Опять двойка”. В этом году мне исполнился 31 год, и я поймал себя на мысли, что смотрю на искусство совершенно иначе, чем в двадцать, а тем более — в школьные годы.
Сначала меня накрыла ностальгия. Всё-таки эта картина — вечная классика школьных учебников, сочинений, обсуждений на уроках литературы. Но дальше произошло что-то интересное: я понял, что вижу совсем другую картину, чем тогда.
В школе я видел стандартный набор: — грустный мальчишка-двоечник, — мама с печалью, но без укора, — идеальная отличница-сестра.
То есть я видел сюжет, но не жизнь.
Сейчас же я смотрю на эту сцену иначе. Я смотрю не на образы, а на истории, которые привели персонажей в этот момент.
Мне кажется, мальчишка расстроен — да, но по нему видно: он только что классно набегался с друзьями. День у него был прекрасный, просто финал смазан двойкой. Мама это понимает. Она не злится, не ругает — она видит сына таким, какой он есть: живым, активным, добрым. Она знает, что растёт нормальный парень, просто учеба — не его приоритет сегодня.
А вот сестра… Сестра будто специально идеально стоит в галстуке перед книгами — та самая отличница, которой важно доказать всем вокруг, какая она правильная. Её роль будто бы слишком аккуратно выписана, почти демонстративная.
И при этом я прекрасно понимаю, что художник, вероятно, вкладывал другой смысл. Но именно это в искусстве и потрясающе: картина каждый раз показывает тебе то, к чему готов именно ты.
Кто вырос “правильным ребёнком”, увидит трагедию лени и неправильно распределённых приоритетов. Кто всю жизнь был тем самым мальчишкой — увидит в нём себя. Кто стал родителем — увидит маму, которая любит сильнее, чем может показать.
И чем старше становишься, тем больше понимаешь: мы смотрим искусство сквозь призму собственных лет, ошибок, побед, переживаний. Не меняются картины — меняемся мы.
И вот что особенно хочется сказать.
Когда я вспомнил, как эту картину разбирали в школе, мне стало немного горько. Учителя объясняли её так сухо и безжизненно, что у меня не возникало ни желания увидеть в ней что-то своё, ни интереса вникать глубже.
Сочинение по картине проверялось по орфографии — но не по мысли. Хотя мысль — самое ценное. По тому, как ребёнок описывает эту сцену, можно понять, как он видит себя в семье, как переживает свои неудачи, что понимает о поддержке.
Но нас учили, что есть “правильный ответ”. А в искусстве его быть не может.
И вот я думаю: главная задача педагога — не просто знать материал, а показать, почему это интересно ему самому. Если учитель сам горит — ребёнок хотя бы захочет подойти ближе. Если учитель рассказывает сухо — искусство превращается в параграф из учебника, а не в живой диалог.
И поэтому так важно учить детей не бояться смотреть на картины по-своему. Не бояться ошибиться там, где ошибок не существует. И видеть в искусстве не урок, а зеркало своей жизни.
