«Зими Убийца»
Она придёт к тебе ночью.
Она придёт к тебе ночью.
Почему когда остаюсь один дома, то в квартиру начинают лезть демоны, мокрые бандиты и прочая нечисть?
Как-то наслаждался одиночеством. Вдруг услышал звук, доносящийся из коридора. Будто кто-то в тапочках ходит.
Сначала я проигнорировал. Но во второй раз шорох был громче. Я оглянулся: кошка лежит на кровати. То есть, это не она. Начал вспоминать, точно ли все ушли. Точно.
Как шпион из голливудских фильмов, я начал красться по квартире и громко спрашивать «Кто тут?». Я медленно и осторожно входил в каждую комнату, ведь бандит мог быть с топором или ножом.
Обойдя всю квартиру, я никого не обнаружил. Негодяй успел сбежать. Возможно, это была Нарцисса. Прочитала мой пост и озлобилась.
Что бы ни было, я жив. По крайней мере, пока что.
- Внутри все жжет сильней огня!
О, падре, исповедуйте меня!
- Что же, дитя, тебя так гложет?
Ведь ликом ты на ангела похожа!
- Пускай Вас не обманывает внешность,
Ведь я, святой отец, отнюдь не так безгрешна.
Ужасный тяжкий грех лежит на мне!
Что век в аду мне жариться в огне!
- За что ж тебе томиться век от века?
- О, падре, я убила человека!
- Быть может, это сделано нечаянно?
Ты не хотела? Вышло все случайно?
- Нет, падре, я - убийца! Я - наемница!
- Надеюсь, тебя мучает бессонница!
- Вообще-то нет, мне даже их не жаль.
- Их?! Да у тебя на месте сердца - сталь!
Как можешь быть такой жестокой?!
- Но это ж всего-навсего работа.
К тому же нравится мне… Кстати,
За это, падре, очень много платят.
- Грешна как демон! Нет тебе прощенья!
- А как же “в вере вы найдете утешенье”?
“Раскаянье - спасение души”?
- А разве перестанешь ты грешить?
- Но остальным грехи Вы отпускали!
- Те люди так, как ты, не убивали!
- Но, падре, где же справедливость?
- А где души твоей благочестивость?
Мне лживых покаяний здесь не надо!
Прочь из собора! Ты - исчадье ада!
- Я бы ушла… Но в этот раз
Мне заказали, падре, Вас…
[март 2006г.]
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Пробирающий холод от ледяного метала обжигал кожу на руках и ногах, там, где меня касались рельсы, нескончаемой тропинкой тянущиеся от горизонта на западе до горизонта на востоке. Бледную, от морозного воздуха, кожу больно обвивали толстые льняные веревки, связывающие мои конечности со старыми рельсами. Голова была свободна от пут, и я смог оглядеться. Свет здесь давала только луна и редкие звезды, но я смог разглядеть густой лес вокруг. Чем дольше я всматривался в чащу, тем отчетливее различал фигуры, стоящие прямо перед деревьями. Десятки, нет, сотни людей, в черных плащах и конусообразных капюшонах, стояли по обе стороны от путей. Я не мог различить куда обращены их лица, но буквально кожей чувствовал пронзающие меня взгляды, полные ненависти.
Справа послышался гудок, а я почувствовал, как трепещет метал подомной. Приближался локомотив. Я закричал, пытаясь освободиться от веревок. Поезд все ближе… Я кричал, кричал от боли, кричал умоляя развязать меня. Никто из них даже не шелохнулся. Когда до меня оставалось не более километра, все фигуры синхронно подняли перед собой бумажки, вытянув в правой руке их вперед. Я не смог различить что было там написано или изображено – меня ослепил свет прожектора на носу локомотива.
Ту-ту! Ту-ту!
*****
Я стоял абсолютно голый посреди своей небольшой спальни. Кровать была педантично застелена, а рядом на тумбочке мерзко дребезжал будильник. Прекрасно помню, как ложился вчера в кровать и заводил его – значит, опять лунатил. Такие приступы начались со мной несколько лет назад, когда я переехал в новый город – служебная необходимость. В один из приступов я раскидал мусор по всей кухне – надеюсь, в этот раз таких неожиданностей не будет. Я выключил будильник, наспех оделся и побежал завтракать. В квартире было чисто, и я со спокойной улыбкой на лице приготовил свою любимую болтунью, с небольшим количеством копченой паприки. Горячий, горький кофе без добавок чуть обжигал язык и горло, как я люблю, и идеально дополнял это прекрасное утро. Не знаю почему, но иногда у меня прямо с утра было восхитительное настроение, я улыбался всем коллегам, даже нелюбимому начальству.
К сожалению, каждый раз так совпадало, что такие приступы оптимизма у меня – совпадали с трагедией в городе. И, так как эти зверства начались после моего переезда, естественно основным подозреваемым был именно я. Да, мне уже звонили в дверь – на седьмой месяц моего обитания в этом городке офицеры взяли в привычку приходить с утра, до того, как я уйду на работу.
- Дженни, Билл, прекрасная погода, а? – Я с улыбкой встретил парочку в полицейской форме. – Опять что-то стряслось?
- Привет, Ленни. Разрешишь войти? – Билл выглядел угрюмо, а Дженни приветливо улыбнулась. Она, наверное, единственная в городе, кто верил в мою непричастность к этим убийствам.
- Конечно, пойдем на кухню? Я как раз заканчиваю завтрак. Кофе?
- Да, спасибо. – Они тяжело плюхнулись на стулья – видимо, у кого-то утро не такое прекрасное, как у меня. – На этот раз дочь Френка.
- Френка? Френка Гриндс?! Господи, они же живут через пару кварталов!
- Да, да… - На этот раз ответила Дженни, заводя несколько прядей от своего русого каре за ухо. - Слушай, я понимаю, что мы к тебе ходим как на работу, но ты уж ответь на несколько вопросов еще разок. Мы оба знаем, что ни наблюдение за тобой и твоим домом, ни несколько месяцев, убитых на твои допросы, не дали абсолютно ничего. Но семьям жертв так будет спокойнее. Им тяжело, и проще всего винить тебя, а на их мнение мы повлиять не в силах, хоть и пытаемся. – Дженни была настолько учтива и добра ко мне, что иногда даже не верилось.
- Разумеется, у меня есть время. – Я поставил две кружки на стол перед офицерами, и сел напротив, доканчивая с яичницей.
- На самом деле… Мы просто в тупике. – Билл сбросил фуражку, и тяжело оперся о стол. Ничего себе, раньше он не откровенничал. – Убийства становятся все жестче. У дочери Френка все кишки вырвали. Там столько крови, Ленни. – Билл посмотрел мне прямо в глаза – понятно, все еще уверен, что это моих рук дело, пытается найти сожаление или наоборот – удовольствие психопата. Но единственное, что я скрывал от полиции – мои приступы лунатизма. Пусть я работал в офисе – отбор у нас был строгий, и, если кто-то узнает о таком моем необычном поведении – меня выпнут в ту же секунду.
- Ужасно… - Я отложил вилку, к горлу подступила тошнота. – Как Ненси?
- Она покончила с собой, когда нашла дочь утром. Повесилась, прямо посреди кухни.
К горлу еще сильнее подкатил ком, я опустил глаза в низ, и почувствовал, как по правой щеке катится слеза. Я хорошо знал эту семью, зачастую мы проводили вместе уикенды и праздники. Билл какое-то время пристально меня разглядывал, но потом тоже отвел глаза – кажется, искренняя реакция убедила его в моей невиновности.
- Так вот, кхм... – Билл откашлялся, снова привлекая мое внимание. Дженни тушевалась в дальнем углу кухни, ей, с самого начала этих событий, верящих в мою невиновность, было явно некомфортно от этой мерзкой провокации. – Может быть ты видел что-то ночью? Просыпался от громкого звука? Замечал странную машину?
*****
После допроса я отправился на работу. Многие считают работу офисных планктонов рутиной – но не я. Все действия у нас были регламентированы, даже на перекуры выделялось конкретное время, что уж говорить о рабочих моментах. В рабочих заботах я быстро забыл об недавнем инциденте, и, кажется, даже снова начал улыбаться, возвращая хорошее утреннее настроение.
Но сохранялось оно только до выхода из офиса.
- Мразь, подонок, убийца! – Женщина, которую я не успел разглядеть, облила мне лицо алой краской, ударила чем-то вроде трости по макушке, отчего я даже осел на землю, и быстро ретировалась.
Многие, в этом городке считали меня единственно виновным в происходящих ужасах, но такая попытка вымещения злости, или может попытка самосуда, была впервые. Дженни единственная из всего отдела решилась брать у меня показания, чтобы разыскать эту женщину. Все остальные только косились на меня, кто-то ухмылялся, и, кажется, я слышал шепоток «это только начало, этой твари все возвратится». Как бы мне не нравилось в этом городе, как бы я не дорожил работой – сегодня я потерял, кажется, последних друзей – Френк не стал даже смотреть в мою сторону, когда я пришел чтобы поддержать его, а только сверкнул золотом, зажимая зубами очередную сигарету. И мне просто хотелось поскорее уехать отсюда, в любой, абсолютно любой, другой город.
*****
Если вы когда-нибудь лунатили, то должны знать – это происходит абсолютно бессознательно. Иногда что-то снится, но никогда вы не понимаете, что происходит в реальности. Изредка люди лунатят с открытыми глазами, как будто не спят на самом деле, но все равно ничего не понимают. Так было и со мной – до этой самой ночи. Я шел с открытыми глазами по своему дому, видел каждую мелочь на кухонном столе, каждую тарелку, которую не успел убрать с вечера, каждый магнитик на холодильнике, которые собирал годами. Но не мог себя контролировать, меня не слушалась ни одна мышца, я даже моргнуть не мог.
Я подошел к мусорному ведру, взял его двумя руками за самый низ, и резко вскинул вверх, разбрасывая смердящие отбросы где-то позади себя. Потом медленно поплелся в главную комнату. В ее центре молча стоял человек в черном плаще с капюшоном, скрывающим его лицо. В левой руке он держал ведро, а правой – как только я вошел – поманил меня к себе. Как бы страшно мне не было внутри – я не мог не то, что закричать, даже расширить глаза от ужаса, когда мое тело безвольно поплелось к нему.
Не знаю, чего я боялся конкретно – просто смерти, издевательств или мучений. Человек открыл ведро, и мне в нос ударил сильный запах крови. Я стоял, и чувствовал, как он проходит кистью мне по рукам, по футболке на груди, по губам. Потом он наклонился к моему уху и зло прошипел:
- Завтра все закончится. А теперь – иди в кровать.
Когда он отворачивался, убирая кисть, я заметил два золотых верхних резца – хоть бы помнить это утром, Дженни поможет мне, я уверен, такая отличительная черта вряд ли встречается у каждого второго. Тем временем мое послушное тело несло меня наверх, в спальню.
*****
- Ленни, Ленни черт тебя дери, открывай по-хорошему, иначе я вышибу эту чертову дверь!
Я проснулся от громкого голоса Билла, который барабанил во входную дверь. Уже спустившись на первый этаж, чтобы впустить его, я ахнул – мое лицо, руки, одежда были покрыты густым слоем запекшейся крови.
К счастью, в экстренных ситуациях, я соображал достаточно неплохо. Я рванул в подвал, через кухню, мимо окна, в незапертую дверь, ведущую вниз. Никто мне ни за что не поверит. Человек с золотыми зубами, как же. Весь отдел полиции только и мечтает, что меня засадить, и Дженни уже не спасет. Я сбросил одежду прямо в газовый котел обогрева, и рванул наверх, в ванную. Дверь уже сильно раскачивалась – Билл перестал орать, и пытался выломать ее. Скоро у него это выйдет, надо спешить. Я влетел в душевую кабину, не забыв запереть дверь, включил самую горячую воду, которую мог терпеть, и принялся оттирать крови с лица и рук. Зеркало было расположено так, что я мог видеть себя, когда моюсь – отголоски давно прошедшего нарциссизма. Как только я оттер последний кровавый подтек около губ – дверь в ванную с треском выломалась, и я принял испуганный вид, как будто и не ждал этого с секунды на секунду.
- Какого черта ты не открывал?! – Билл выглядел так грозно, что я даже забыл прикрыть свою наготу, испугавшись уже по-настоящему.
- Я… я не слышал ничего, я же моюсь. Я что-то нарушил?
Билл не верил, что я не слышал стука, что я не виновен. Но у не было ни одной причины выдвигать обвинения, или арестовывать меня. Все, чем он ограничился, это рассказом о новой жертве, вновь провоцируя мои эмоции. Маленький мальчик, в трех кварталах от моего дома, играл вечером на заднем дворе своего дома. Мама наблюдала за ним, беспокоясь, впрочем, не сильно – вино, распиваемое в компании лучшей подруги, давало о себе знать. Она отвернулась буквально на миг – подлить себе еще, как вдруг спокойную фоновую музыку прорезал громкий крик подруги. Обернувшись к сыну мать обнаружила человека в плаще, кромсающего мальчика ножом. Материнский инстинкт не победить, и она бросилась на помощь – обрекая и себя на погибель. Подруга, которая и позвонила в полицию, сообщила, что маньяк голыми руками разорвал спешащей на помощь женщине рот, перегрыз горло, и, кажется, даже пил кровь, пока выгребал кишки из ее живота…
Через какое-то время Билл ушел, оставив меня в смешанных чувствах. С одной стороны мне было безумно жаль мальчика и его маму, с другой… Я не мог рассказать, что со мной произошло ночью, в это просто невозможно поверить. Я задумчиво шел по кухне за утренним кофе, когда увидел за шторой в окне чей-то глаз. Стоило мне обратить внимание и человек тут же отпрянул, убегая словно антилопа от моего дома. Ну теперь точно все. Если кто-то видел, как я уничтожаю улики, у меня нет ни одного шанса избежать тюрьмы. Значит, придется бежать.
Я не знаю, чем тогда руководствовался, обычно все мои решения, принимаемые в сложных ситуациях верные. Возможно, вы бы поступили по-другому. Я же в спешке собрал чемодан, взяв с собой только необходимое, выбежал из дома, и, по самым тихим улочкам, побежал к вокзалу.
Жаль, что придется бросить этот город. Я знаю одного человека, думаю он поможет с новыми документами, а внешность я придумаю как изменить. Мне безумно жаль матерей, отцов, детей, всех, кто погиб или остался вдовцом за все это время, но я не понаслышке знал, как в этом штате работает полиция – главное посадить, а разбираться – дело десятое. Своей свободой жертвовать я не хотел, тем более что мой рассказ о «мужчине с золотыми зубами» никому не помог бы, его поисками занялась бы максимум Дженни, да и то вряд ли, после предоставленных свидетельств подглядывающего за мной незнакомца.
Прямо около вокзала у меня начало темнеть в глазах от бега, но я не сдавался. Только открыв дверь я успел заметить летящую мне прямо промеж глаз знакомую рукоятку трости – и потерял сознание.
*****
Я лежал на леденящих рельсах. Мои руки и ноги были накрепко привязаны к путям, но голова была свободна. Еще не стемнело до конца, и я видел десятки людей, стоящих в две шеренги от железной дороги, в черных плащах, в конусообразных капюшонах, скрывающих лица. Меня прожигали их взгляды, а я не мог ничего сказать – мерзкая тряпье вместо кляпа мешало мне вымолвить хоть что-то.
Кто-то в толпе кашлянул, и все люди синхронно вытянули руки вперед. У каждого из них была одна, две, у кого-то три фотографии. Я старался приглядеться - в темноте это было сложно – и в конце концов рассмотрел. Люди, стоящие рядом, держали в руках фотографии всех погибших, с момента моего переезда в этот городок. Видимо, родственники, уставшие ждать правосудия от государства, решили взять все в свои руки. Я пытался кричать, сказать им, что, даже убив меня – они не остановят эти преступления, что я не виновен. Но прекратил попытки, как только капюшон одного из окружающих приподняло ветром, и я увидел мерзкую ухмылку, отливающую золотым по центру.
Вот он, этот монстр, тот, кто подставил меня, тот, кто убивал и убивал, выгрызая кишки и перерезая глотки, стоит и смотрит, улыбаясь результату своей работы. В этот момент, как только я увидел его ухмылку, на меня пришло какое-то озарение – убийств больше не будет, по крайней мере в этом городке. Он уедет, найдет новую жертву, и провернет это еще и еще. Убивая, изничтожая, разрывая своих жертв он всегда будет добиваться казни еще одного невинного, делая всех тех, кого он оставил в живых, такими же монстрами, как и он сам. Слева послышался громкий сигнал поезда, и я закрыл глаза.
Оказывается, все-таки существуют вещие сны.
Рассказы публикуются в телеграм: Beloborod's tales
Фреймы из манги "Final girl".
Стальные запоры глухо лязгнули за моей спиной, отсекая меня от мира живых. Сейчас в тюрьмах охранники уже не гремят ключами на толстых проволочных кольцах — все делает автоматика, замки управляются с центрального пульта. Никаких шансов вырваться, даже тех крохотных, что были у узников прошлого... На какой-то момент я испытал что-то вроде приступа клаустрофобии. Позади меня была наглухо запертая железная дверь, впереди — коридор без окон, со стенами, выкрашеными бледно-салатовой масляной краской, и забранными решеткой светильниками на потолке. Да, здесь за решетку посадили даже их... сейчас они горели ровно, но я знал, что бывают моменты, когда они тускнеют или начинают мерцать. Это значит, что еще один обитатель этого места покидает его. Покидает практически единственным предусмотренным здесь способом...
Увы, пути назад у меня не было. Тюремщик выжидательно посмотрел на меня — без злобы, но и без всякой симпатии — и я покорно пошел вперед, вглубь блока смертников.
Охранник остановился возле серой двери без номера и приложил свою карточку к считывающему устройству. Я знал, что в чужих руках эта карточка не сработает — какое-то там сканирование биометрики... Щелкнул замок, но тюремщик не спешил открыть дверь. Вместо этого он решил еще раз напомнить мне правила.
— Он прикован, мебель привинчена к полу. Тем не менее, соблюдайте осторожность. Не поддавайтесь на провокации, не приближайтесь к нему и ничего не передавайте так, чтобы он мог вас схватить. Не наклоняйтесь к нему, если он, к примеру, предложит что-то сообщить вам на ухо. Вцепится зубами только так. Не забывайте, кто это такой.
— Я хорошо изучил материалы дела, — ответил я, утомленный уже третьим подобным инструктажем.
— Не сомневаюсь, — на сей раз в голосе тюремщика все же обозначилась неприязнь. — Но вы можете считать, что, если вы на его стороне, то и он — на вашей. А это — большое заблуждение.
Я понимал причину его раздражения, но не стал напоминать в очередной раз, что я исполняю свой долг точно так же, как он исполняет свой, и личные симпатии тут ни при чем.
— Если что, сразу зовите на помощь, — закончил охранник, не дождавшись моей реакции. — Я буду за дверью.
Затем он открыл дверь, и я вошел.
Небольшое помещение было разделено надвое металлическим столом.
Человек в оранжевом комбинезоне, сидевший по другую сторону стола, и в самом деле был прикован к подлокотникам стула: за левую руку — простым наручником, за правую — цепью подлиннее, позволявшей при необходимости взять что-то со стола, если это что-то придвинуто достаточно близко. Его лодыжек я не видел, но не сомневался, что на них тоже кандалы.
Если бы не все эти аксесуары, его внешность была бы самой заурядной. На вид лет пятьдесят с небольшим (на самом деле ему было 48), лысеющий со лба, седеющий, ничем не примечательное лицо (такие лица — сущий кошмар для полицейских, ибо ни один свидетель не в состоянии внятно их описать), опущенные уголки губ, выцветшие глаза под набрякшими веками...
Впрочем, так оно обычно и бывает. Ни один маньяк не выглядит маньяком — иначе, собственно, их не было бы так трудно ловить. И даже после того, как все обвинения доказаны, соседи, коллеги, даже члены семьи не могут поверить. Что вы, такой приличный человек! Может, немного нелюдимый, но...
Тем не менее, именно этот немолодой мужчина с внешностью усталого бухгалтера из третьесортной конторы был тем, кого журналисты окрестили «вернувшимся Джеком Потрошителем», Jack-is-Back. По иронии судьбы, когда его, наконец, поймали, оказалось, что его фамилия Джексон. «Сын Джека», если буквально...
Впрочем, на самом деле с викторианским серийным убийцей его не роднило практически ничего, за исключением крайней жестокости. Джексон не убивал проституток. Сексуальные мотивы в его действиях вообще не просматривались, равно как и мотив кары за грехи. Его жертвами становились исключительно приличные люди. Пол и возраст для него значения не имели. Нелюдимым он, кстати, не был — напротив, охотно сводил знакомство, легко втирался в доверие, производя впечатление милого и безобидного, хотя и несколько печального человека — ну а потом...
Прежде, чем его смогли остановить, он успел убить двадцать восемь человек. Буквально потрошил их заживо. Иногда — целыми семьями. Особенно всех потряс случай в Филадельфии, где он убил мужа, жену, пожилых родителей мужа, приехавших погостить к сыну, и трех детей — мальчика восьми и девочек пяти и трех лет. Общественность тогда стояла на ушах, требуя от полиции найти убийцу. И даже не просто найти, а «прикончить ублюдка, пока какие-нибудь адвокатские крысы его не отмазали»...
Да, людей моей профессии часто упрекают в аморальности. Дескать, за деньги мы готовы выгораживать кого угодно. Не могу сказать, что эти обвинения совсем беспочвенны — хотя, по-моему, элементарная справедливость требует, чтобы, раз есть сторона обвинения, была и сторона защиты. И у нас тоже есть своя профессиональная этика. Но все-таки мы тоже люди, а не просто профессионалы. Никто в моей юридической фирме не хотел браться за это дело. И не потому — во всяком случае, не только потому — что гонораров оно не обещало (сам Джексон нанимать адвоката не стал). И даже не потому, что дело выглядело совершенно безнадежным: доказательная база была более чем убедительной, никаких нарушений, к которым можно было бы придраться, полицейские не допустили, да и сам Джексон признал свою вину по всем инкриминируемым эпизодам. Но главное — никому и в самом деле не хотелось спасать от электрического стула подобного типа. Да, бывают убийцы, и даже многократные убийцы, заслуживающие снисхождения — но это явно не тот случай.
И тогда шеф сбагрил это дело мне, как самому молодому. Мол, это твой шанс проявить себя. Ну а ежели ничего не выйдет, то, в общем, от вчерашнего практиканта никто особых чудес и не ждет...
Нет, я, конечно, тоже не испытывал симпатии к такому подзащитному. Но, в конце концов, работа есть работа.
— Здравствуйте, мистер Джексон, — профессионально улыбнулся я, доставая из кейса ноутбук и раскрывая его на своей стороне стола. — Я ваш адвокат. Меня зовут Майк...
— Я отказался от адвоката, — глухо перебил Джексон. — К тому же приговор уже вынесен. Что вам еще от меня надо?
— Вы, вероятно, не в курсе, но недавно в закон штата внесены изменения, — пояснил я все тем же уверенным тоном. — Отныне при рассмотрении дел, допускающих вынесение смертного приговора, участие адвоката обязательно. А поскольку закон не имеет обратной силы лишь в тех случаях, когда ухудшает положение осужденного, ваше дело подлежит пересмотру.
— То есть вы думаете, что это улучшит мое положение, — усмехнулся он.
— Сказать по правде, ваше положение весьма серьезно, — констатировал я, продолжая, тем не менее, излучать уверенность. — Все улики против вас, и у нас нет ни единой зацепки, позволяющей...
— Я действительно убил всех этих людей, — снова перебил он. — И, если будет новый суд, я повторю там свое признание. Так что, может быть, не будем затевать всю эту канитель?
— В демократической стране признание — еще не доказательство вины, — напомнил я. — Мало ли какие обстоятельства могли вынудить...
— У вас плохо со слухом, или вы не понимаете по-английски? Никто меня не вынуждал, не пытал и не угрожал. Я убил двадцать восемь человек совершенно сознательно и добровольно. И столь же добровольно сознался в этом после ареста.
— Но не до! — заметил я. — Если вы, по вашим словам, не хотели скрывать содеянное, почему вы не явились с повинной?
— Потому что я хотел продолжать убивать, — просто ответил он. Уфф... Ну ладно. Такая у меня работа.
— Вы можете объяснить, почему вы это делали... и хотите продолжать делать, мистер Джексон?
— Потому что я чудовище, которому нравится потрошить живых людей.
Разумеется, это было сказано все тем же тоном «получи и отвяжись». Я постарался придать своему голосу побольше проникновенности и заглянул ему в глаза:
— Но ведь есть же и истинная причина, не так ли?
Он промолчал, стараясь выглядеть все так же равнодушно, но все же на мгновение отвел взгляд.
— Вы можете сказать об этом мне одному, — дожимал я. — Если хотите, это останется между нами.
Он продолжал молчать, и когда я уже уверился, что ответа не будет, вдруг буркнул:
— Вы не поймете. Или решите, что я псих.
— Экспертиза признала вас полностью вменяемым, — напомнил я.
— Вот и замечательно.
— Но, раз уж мы об этом заговорили... в общем-то да, это наша единственная зацепка. Видите ли, я изучил вашу биографию. Она была самой обыкновенной, пока три года назад вы не попали в аварию. Тяжелая черепно-мозговая травма, клиническая смерть. Вы находились в этом состоянии почти одиннадцать минут. Считается, что необратимые повреждения в мозгу происходят уже через шесть. Но это, понятно, в среднем. Индивидуальные особенности организма... Так или иначе, врачи вытащили вас с того света. Потом — несколько месяцев реабилитации. Тесты, томограммы, все такое прочее. В конце концов вы были признаны полностью оправившимся. Здоровым физически и психически. А спустя неделю начали убивать.
— Вот видите, те врачи тоже признали меня нормальным.
— Врачи тоже могут ошибаться. Нет, я не хочу сказать, что вы псих, мистер Джексон. Но для нас важнее всего не то, псих вы или нет на самом деле, а то, что по этому поводу подумает суд, вы меня понимаете? Такая тяжелая травма головы обычно не проходит без последствий, и у нас есть все основания требовать новой экспертизы. А там... нет, я не говорю, что вы должны симулировать. Просто, возможно, держаться с врачами более откровенно, чем прежде, больше рассказывать о своих тайных страхах и фантазиях, ну и...
— Зачем? — усмехнулся он. — Чтобы избежать электрического стула?
— Если угодно, да, — кажется, я все же позволил себе некоторую нотку раздражения. Плохо, непрофессионально, надо лучше следить за собой...
— А если мне не угодно?
— То есть вы хотите, чтобы вас казнили?
— Хочу.
— Значит, вы все-таки сожалеете о содеянном? Вас мучает совесть?
— Я делал то, что должен был делать. И если о чем и сожалею, так только о том, что успел так мало.
Так. Похоже, психиатры и в самом деле проглядели очевидное. Долг, миссия, «голоса в голове велели мне...» — в уголовной практике не счесть случаев, когда убийца симулировал сумасшествие, чтобы уйти от наказания. Но тут, похоже, ситуация прямо противоположная — псих, симулирующий (и притом успешно!) душевное здоровье из желания быть казненным. О таком мне слышать не доводилось. Как же он обманул врачей? Впрочем, понятно — судебные психиатры тоже привыкли иметь дело с обратной ситуацией...
И если все и в самом деле так, то это не только дает мне шанс на выигрыш безнадежного дела, но и превращает меня из человека, по долгу службы защищающего законченного выродка, в спасителя больного, который, конечно, не виноват в своей болезни.
— Вы не могли бы пояснить, в чем именно состоял ваш долг, мистер Джексон? И кто возложил его на вас?
Но он вновь предпочел закрыться, словно моллюск на морском дне, к которому протянули руку.
— К чему все эти разговоры? Я уже сказал, мне не нужна ваша помощь. Если закон требует выполнить какие-то формальности в мою защиту — делайте это, но без меня.
— Да, конечно, — я сделал вид, что сворачиваю ноутбук и собираюсь уходить. — Мне же меньше работы, и, если мой клиент настаивает, я так и поступлю. Просто, знаете, мне подумалось — даже не как адвокату, а как человеку — вот вас казнят... кстати, довольно скверная процедура. Официально считается, что смерть на электрическом стуле наступает сразу, но это далеко, далеко не всегда так. Бывает, что ток приходится пускать и по второму, и по третьему разу... лопается и дымится кожа, глаза в прямом смысле выскакивают из орбит, жесточайшая судорога ломает кости...
— Я знаю. Если вы хотите меня напугать...
— Нет, нет. Просто хочу, чтобы вы ясно себе представляли, что вас ждет. Но, допустим, вас это все не беспокоит. Однако... вы ведь знаете что-то очень важное, не так ли? И ваша тайна умрет вместе с вами. Разве это не досадно?
— Скажите еще, что, если я вам все объясню, вы продолжите мое дело, — усмехнулся он.
— Нет, конечно. Такого я вам не скажу.
— И правильно, я бы все равно не поверил. Впрочем... тайна... эту тайну действительно следовало бы знать всем. Но бесполезно пытаться объяснять. Никто не поверит. Даже не потому, что не смогут. Не захотят.
— Ну... попробовать вы же можете? Рассказать хотя бы одному мне. Может быть, я и не поверю, но в любом случае, что вы теряете?
Он открыл рот, потом снова его закрыл. Помолчал. Потом вдруг решился.
— Вы верите в привидений? — спросил он, глядя куда-то в сторону.
Нет, конечно же. Я не суеверный идиот. Но вслух я, конечно, сказал иначе:
— Ну... на свете много непознанного, я не исключаю вероятность их существования. А вы? Вы в них верите?
— Нет, — огорошил он меня. А затем добавил: — Верить можно только в то, чего не знаешь. А я видел их и общался с ними. Более того — я был одним из них.
Так, так. Диагноз подтверждается.
— Вы, в общем-то, все сказали правильно, — продолжил он. — Все действительно началось с той аварии. И меня действительно достали с того света. Только это были не врачи.
— А кто? Ангелы? — кажется, мне удалось изгнать из интонации всякий намек на иронию. — Или, может, демоны?
— Нет, почему же. Люди. Мертвые люди.
— Зомби, что ли?
Он посмотрел на меня, как на недоумка, а затем вздохнул и спросил: — Что вы знаете о привидениях?
— Ну... считается, что привидения — это души людей, умерших скверной смертью. И в результате застрявшие между мирами. Нашим и... потусторонним. Их может удерживать здесь жажда мести, осознание невыполненного долга и все такое...
— Так, так. А как по-вашему, привидения несчастны?
— Вроде бы да. Их тяготит осознание этого самого недоделанного дела. Поэтому они бродят и стонут по ночам... — я не удержался и произнес последнюю фразу с театральным подвыванием. Джексон досадливо поморщился и задал следующий вопрос:
— А какова, как считается, главная мечта любого привидения?
— Обрести покой, — ответил я без запинки.
— Вот-вот, я тоже с детства это слышал, — кивнул он. — А вы никогда не задумывались, почему?
— Что почему?
— С чего бы привидениям так стремиться к этому самому покою? Чем плохо вести насыщенную жизнь за гробом? Почему люди поголовно убеждены, что привидения хотят сменять ее на... на что? На окончательную смерть, небытие — которого эти же люди так страшатся при жизни?
— Наверное, все-таки нет, — предположил я; прежде мне никогда не приходило в голову задумываться над подобными вещами. — Я так понимаю, покой — это переход в тот, лучший мир...
— Кто вам сказал, что он лучший?
— Ну, — пожал плечами я, — выражение такое...
— А откуда оно взялось, вы не задумывались?
— Вероятно, из надежды людей на лучшую жизнь хотя бы после смерти. Хотя, если рассуждать с христианской точки зрения... и не только христианской... за гробом может ждать как рай, так и ад. Но, видимо, существование в качестве привидения — это своего рода чистилище... то есть, когда застрявшая душа получает возможность двинуться дальше, это значит, что ее грехи прощены, и ее ждет рай...
— Да уж, рай. Вечное блаженство, да? Ну, в каком-то смысле, так оно и есть... вот только смотря для кого. Как по-вашему, что душа делает в раю?
— Ну, я не знаю, — пожал плечами я. — Все эти описания, идущие со средних веков... типа там гуляют по саду и играют на арфах... всегда казались мне слишком наивными и примитивными. По-моему, от такого «блаженства» взвоешь со скуки уже через неделю, что уж говорить про вечность... Современные теологи, насколько я знаю, выражаются более туманно, типа рай — это место, где душа воссоединяется со своим Создателем... В любом случае, я не специалист по этому вопросу. Я сам, вообще-то, агностик.
— Агностик, — покивал Джексон. — Очень правильное слово. Оно означает — тот, кто не знает. И тем, кого вы называете «специалистами», следовало бы называться точно так же. Хотя они воображают, будто что-то знают, наивные идиоты...
— А вы? — спросил я напрямую. — Вы — знаете?
— Знаю. Я там был.
— В раю? Ах, ну да, клиническая смерть... Ну это, в общем-то, не вы один...
— Да, конечно. Даже книги об этом написаны. Полет по туннелю и все такое... Но я был там одиннадцать минут, не забывайте. Я прошел дальше других. Тех, которые смогли вернуться, конечно. И я видел, что — там.
— И что же? — заинтересовался я.
Я увидел, как лицо Джексона, остававшееся, если верить прессе, бесстрастным, когда он рассказывал полиции о совершенных им зверских убийствах и выслушивал собственный смертный приговор — вдруг исказилось и побледнело, даже посерело, за какой-то миг. Мне доводилось читать о таком в книгах, и я всегда считал это литературным штампом, но теперь увидел, как это происходит в действительности. И это был не просто ужас, который невозможно симулировать, который может быть рожден лишь воспоминанием о подлинных событиях (и каковы же должны быть сами события, если одно лишь воспоминание о них превращает лицо в жуткую маску мертвеца?!) — нет, в этой гримасе читалось еще и подкатившее комом к горлу непреодолимое отвращение.
— Там — Он, — глухо произнес Джексон.
— Кто? Бог? — не понял я. Впрочем, выражение лица моего визави скорее наводило на обратную мысль: — Дьявол?
— Называйте его, как хотите, — к Джексону вернулся его прежний брюзгливый тон. — Он внушил вам мысль, что их двое, все дуалистические религии держатся на этом, заманивая все новых и новых несчастных идиотов... но на самом деле Он один. Творец. Создатель. Он, или, скорее, оно... Душа должна вернуться к своему создателю, так? Но с чего вы все взяли, что это делается для вашего блаженства?! — теперь Джексон почти кричал. — Что Его вообще интересует чье-то блаженство, кроме Его собственного? И ведь, главное, все лежит на поверхности! Порой его служители проговариваются открытым текстом — впрочем, даже и они слепы и не понимают, ЧЕМУ служат... не понимают, что никакой награды и исключения для них не будет... Паства, да. Любимый христианский образ, куда уж яснее. И хоть бы кто задумался — а для ЧЕГО овцы пастуху, а точнее — хозяину стада? КАКУЮ роль он им готовит?
— То есть, вы хотите сказать...
— Мы — Его пища. Для этого Оно нас создало, и в этом единственный смысл нашего существования. А грешники, праведники, верующие, неверующие — это все не имеет никакого значения. Это пустые ярлыки, которыми мы тешим себя в нашем стойле. На самом деле кого волнуют убеждения корма?
— Ну, это, конечно, любопытная гипотеза... — протянул я.
— Это не гипотеза, идиот! — рявкнул Джексон, и его цепи звякнули. — Я видел это своими глазами! Или тем, что было у меня вместо глаз... там. Туннель действительно существует, и я пролетел его почти до конца. Только знаешь, что это такое на самом деле?
— Что?
— Это... это глотка.
Некоторое время он сидел молча, глядя на гладкую поверхность стола перед собой. Затем вновь заговорил:
— На самом деле наша участь еще ужаснее, чем у овец. Ибо Он пожирает заживо не наши тела, а наши души. Точнее, даже не так. Душа бессмертна, в этом нам тоже не наврали. И Он — Оно — питается не самой душой как таковой, а ее страданием. Тем ужасом и отчаянием, которые она производит в процессе переваривания... вечного переваривания, — Джексон вновь сделал паузу. — Я видел это. Там, куда ведет глотка... в утробе. Там... как бы скрученное коричневое пространство, все состоящее из какой-то рваной, грязной, лохматой паутины. И в ней висят люди... миллионы, миллиарды людей. Вы представляете себе старые, высосанные трупики мух — жертв обычного паука? Издали похоже, а вблизи выглядит гораздо хуже. Они висят там... полупереваренные, высохшие, лохмотья плоти свисают с костей, у многих уже нет конечностей или торчат какие-то обглоданные культи и обрубки... конечно, это не настоящие, телесные кости и плоть, просто наше сознание воспринимает изувеченную душу таким образом — но, в конце концов, если мы так это ощущаем, то какая нам разница, какова истинная природа? И они кричат. Они все вечно кричат...
— Так все-таки — «полупереваренные» или «вечно»? Если «полу-», то должен наступать и момент, когда совсем...
— Вовсе не обязательно. Вы знаете, что такое асимптота?
— Кажется, что-то из математики...
— Ну да. Состояние, к которому можно бесконечно приближаться, но никогда не достигнуть. Так и тут. Некая сердцевина души все равно остается. Та сердцевина, что способна испытывать ужас и боль...
— И как же вам удалось оттуда выбраться?
— Я, естественно, рванулся назад, когда все это увидел. Как и миллиарды до меня. Но обычно люди, провалившиеся так глубоко, уже не могут вернуться. Даже если врачам удается реанимировать их тело, душа остается там. А на больничной койке оказывается очередной коматозный «овощ»... Но мне очень повезло. Рядом оказались те, кто мне помогли.
— Кто? Вы что-то говорили о привидениях.
— Видите ли, это тоже правда — те, кто умирают скверной смертью, застревают между мирами. Они не проваливаются в глотку. Не знаю, почему, и они тоже не знают. Может быть, с Его точки зрения они что-то вроде незрелых или, напротив, порченных плодов... или же страдания, которые они познали при жизни, снижают их, так сказать, производительность после смерти — тогда это аналог выжатого лимона... Но самоубийство почему-то не годится, тут с легендами расхождение — впрочем, и мало кто способен покончить с собой достаточно мучительным способом... Большинство призраков, конечно, предпочитают держаться поближе к нашему миру, хотя в нем они практически бессильны. Бесплотные духи и не более чем, почти не способные взаимодействовать с живущими или с материальными предметами — подавляющее большинство историй, где утверждается обратное, все-таки байки. Но у них остается возможность созерцать, путешествовать, общаться между собой — не так уж и мало, особенно если учесть альтернативу... Но есть и те, кто забирается в глотку. Не из любопытства — ничего любопытного там нет. Просто пытаются спасти хоть кого-то из падающих туда. Чаще — своих близких, но иногда и случайных людей. Вытолкнуть обратно в мир живых — это, конечно, возможно только тогда, когда тело еще может быть возвращено к жизни — или сделать призраком. Это удается еще реже, если смерть была обычной. Кроме того, это опасно. Если привидение заберется слишком глубоко, его затянет в утробу, как и остальные души... Плевать или блевать Оно не умеет.
— Почему тогда вернувшиеся... после клинической смерти... не рассказывают того же, что и вы?
— Я уже сказал — они возвращаются с полпути, ничего не увидев. Большинство — благодаря одним лишь усилиям врачей. Но и те, кого выталкивают... там нет времени на объяснения. Если вы станете рассказывать человеку, которого затягивает в водоворот, что ждет его на дне — засосет обоих. Мой случай особый... меня вытянули оттуда, откуда не вытягивают уже никого. С одной стороны, я оказался сильнее прочих. Сила духа, да, в буквальном смысле... не то чтобы у меня какая-то особо крепкая воля и тому подобное, а просто как, знаете, бывают люди, устойчивые к ядам или к радиации... один на миллиард... это не личная заслуга, просто таким оказался. С другой стороны, те, кто меня тащили, пошли на ужасный риск... взяв с меня слово, что, если я вернусь к живым, исполню их поручения. Это длилось дольше, и там время для разговора уже было.
Он вдруг буквально стрельнул взглядом мне в глаза.
— Я знаю, о чем вы думаете. Что все это — просто галлюцинации, порожденные нехваткой кислорода в умирающем мозгу. Именно так ученые объясняют все рассказы переживших клиническую смерть, да? Так вот вам доказательство. Вы знаете, кто такой Дэниэл Дорн?
— Я знаю, кто такая Дайана Дорн, — произнес я, вновь вспоминая, кто передо мной. — Ваша первая жертва. Но никакого Дэниэла в материалах дела...
— Потому что он погиб за пять лет до этого, — перебил Джексон. — Это ее отец. Он был одним из тех, кто меня выталкивал. И сам он... не выбрался. Это как в физике — сила действия равна силе противодействия... толкая кого-то наверх, сам проваливаешься еще глубже.
— Ну, в принципе, вы могли узнать это имя и без всякого...
— Да, конечно, — осклабился Джексон. — Имя. Адрес. Расположение комнат. И в особенности — код отключения охранной системы. В городе, где я никогда раньше не был, не имел знакомых и куда мне пришлось ехать через полстраны. Неужели чокнутый кровожадный маньяк не мог подобрать жертву поближе? А фамилии Краут и Поплавски вам тоже знакомы? Полиции ведь так и не удалось ответить на вопрос, каким образом я так легко проник в их дома?
— Значит, вы хотите сказать, что убивали по просьбе... родных и близких жертв?
Продолжение в коментах
Всем привет. Сегодня наткнулся на такую новость
Да знаю что источник (новости) сомнительный.Кстати вот ссылка к нему
https://vk-cc.ru/LEKjr
Но думаю что такое вполне вероятно.Что думаете по этому поводу?
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605
Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод.
Джордж Элиот
Зимний вечер - прекрасное время суток. Именно вечером затихает шум города и вокруг начинает царить атмосфера умиротворенности и тишины. Вечера прекрасны в любое время года, но особенные они в зимнее время. Зимние вечера - они сказочные, белоснежные, загадочные. Появляется ощущение тихой тайны. Сразу появляется свободное время для давно накопившихся дел. И каждый проводит это время по-разному...
Молодая рыжеволосая девушка стояла в очереди у белоснежного киоска. Ее рыжеволосую шевелюру цвета апельсина добавляли яркие веснушки на белоснежном лице. Она время от времени куталась в легкую ветровку ярко-розовой расцветки, и топталась на месте от непривычного холода. Она и не думала, что очередь будет такой большой, поэтому и не одела зимней куртки. Девушка мельком взглянула на наручные часы. "Уже пятнадцать минут в очереди" - подумала она с огорчением.
Но тут мужчина, стоявший перед ней, расплатился и, напоследок кивнув продавщице, поспешно удалился. Девушка нетерпеливо подошла к окошку киоска и улыбнулась продавщице:
- Мне, пожалуйста, салфеток, вон тех, со снеговиками!
Продавщица подала бархатную пачку девушке и осуждающе покачала головой:
- Лизонька, и ради салфеток ты стояла двадцать минут в очереди?
- Мне очень надо, - невинным тоном произнесла девушка.
- С тебя пятьдесят пять рублей...
Лиза принялась осматривать карманы. Достав всю мелочь, она пересчитала деньги. Не хватало ровно двадцати рублей.
- Черт! А дешевле нет, посмотрите, пожалуйста?
Продавщица кинула беглый взгляд на витрину и отрицательно покачала головой.
- Вот, возьмите, пожалуйста - мужская рука протянула две железных монеты.
Девушка и продавщица обернулись.
Перед ней стоял голубоглазый парень в шапке-ушанке. Он был в темно-коричневом пальто, за спиной легкий спортивный портфель. Парень улыбнулся.
- Большое вам спасибо! - поблагодарила девушка парня, а тот в ответ улыбнулся.
- Двадцать рублей - это немного! - усмехнулся парень и подошел к окошку киоска.
Лиза поспешно пошла к дому, проклиная морозную погоду.
Вдруг она услышала шаги за собой и в страхе обернулась.
За ней стоял тот самый парень, который стоял у киоска:
- Вас проводить?
Девушка мягко улыбнулась:
- Если вам не сложно...
- Я - Сергей, - улыбнулся парень.
- А я - Лиза...
Повисло неловкое молчанье и были слышны их шаги по скрипучему снегу.
- Ну, вот и познакомились, - сказал парень. - Как вы думаете, можем ли мы поехать ко мне и выпить немного вина?
Лиза замялась, она была не очень готова к такому скорому знакомству.
- Ну, если только совсем чуть-чуть... - в предвкушении сказала девушка. Парень ей очень понравился. Очень.
- Вот и отлично! - заметно повеселел Сергей. - Знаете, как только я вас увидел, сразу понял, что вы та самая...
Эти слова насторожили и в то же время зачаровали молодую девушку. Некоторое время они просто шли молча, пока Лиза не вспомнила, что стоит в летней курточке.
- Только мне переодеться бы, - неловко воскликнула Лиза.
- Конечно, пойдем, переоденешься, и ко мне! - задорно сказал парень.
Сергей галантно открыл дверь перед Лизой, приглашая её в подъезд своей квартиры, несколько минут в лифте, и они уже перед дверью в квартиру под номером двадцать семь.
Накрашенная и приодетая Лиза, стоявшая в светлом вязаном платье улыбнулась. Она зашла и, сняв сапоги, осмотрелась: уютная прихожая, с зеркальным шкафом купе, натяжными потолками.
"Вот это повезло" - подумала она.
- А кем вы работаете?
- Я программист... - усмехнулся парень, который заметил, как Лиза заинтересованно наблюдает за внешним видом квартиры.
Вдруг в проеме она увидела огромного пушистого серого кота, который терся об ноги девушки.
- Барсик, встречай, это Лизонька, - усмехнулся Сергей. - Лизонька, идите на кухню...
Женщина доверчиво кивнула и, включив свет на кухне, увидела, что на столе уже стоит бутылка полусладкого дорогого вина и конфеты. Скромно присев на стул, она занервничала, ей уже не казалось всё происходящее хорошей идеей.
- Сергей, вы где? - нервно спросила она у парня, который ушел в ванную.
- Я готовлю для вас сюрприз, Лизонька!
Девушке стало не по себе. Она так надеялась провести этот вечер, как она хотела. Лиза долго отговаривала себя, но потом решилась.
Она бросила изучающий взгляд на кухню и приметила стойку с железными ножами.
Она взяла стальной нож в правую руку и спрятала за спину, ей уже не терпелось развлечься. Нож больно царапнул мизинец девушки, показалась кровь. Елизавета ахнула.
- Что-то произошло? - послышался глухой голос из ванной.
- Нет, все нормально... - воскликнула девушка сквозь зубы.
Она почти бесшумно открыла дверь кухни и неторопливыми шагами направилась в ванную комнату. Открыв ее, она увидела Сергея с шикарным букетом цветов, который стоял у зеркала. Увидев девушку, он улыбнулся, но тут его взгляд метнулся ей за спину.
А Лиза уже доставала нож...
Сергей непонимающе взглянул на нож, а Лиза быстро подбежала к Сергею и вонзила нож ему в живот. Кровь выступила на свитере парня и забрызгала платье девушки. Букет цветов отлетел в сторону.
Лиза села на грудь парня и неловко принялась водить ножом перед его лицом, тот лишь испуганно смотрел на девушку.
- Отпусти, пожалуйста!
Девушка нервно взглянула, ее глаза округлились от злости.
Сколько она слышала этих просьб за всю свою жизнь! Эти слова только больше ужесточают её.
Она взяла руку парня и поднесла к своему лицу. Медленно и игриво...
Сергей лишь недоуменно взглянул на нее. В следующий момент девушка гибким и завораживающим движением руки выхватила из-за спины нож и начала резать кожу между пальцев Сергея. Она медленно, с издевкой причиняла парню боль, наблюдая, как тот не может пошевелиться.
Она смотрела без эмоций, жестокость причиняла ей животное удовольствие. Закончив, она облизала руку парня, и закрыла глаза от удовольствия, почувствовав вкус крови. Соленой, такой необычной...
Потом она наклонилась к парню и схватила зубами его губы. Она непреодолимо сжимала зубы, прокусывая плотную кожу, пока не почувствовала вкус крови.
Сергей пытался вырваться, но тщетно. Гибкие руки девушки обхватили его запястья и прижали к полу. Послышался хруст. И кусок красной, всей в крови губы был в зубах у девушки. Парень уже кричал очень громко, но напрасно. Дверь в ванную была с шумоизоляцией.
А девушка уже сдирала зубами кожу век, впиваясь сильнее. Она тянула зубами правое веко, усиленно сжимая зубы, пока парень уже не визжал от боли. Тогда она отстранилась и посмотрела на парня. На месте губы красовалось месиво, в крови, с треснувшей и рваной кожей. Правое веко болталось на маленьком кусочке кожи. Девушка удовлетворенно улыбнулась и уже руками оторвала веко. Глаза парня залило темно-красной кровью. А Лиза зловеще смеялась, тыкая ножом в колено парня, пока оно не превратилось в кровавое месиво из кожи, мяса и крови.
Потом Лиза просто вырезала замысловатые узоры на ключице парня, улыбаясь. Закончив, Лиза с ярость воткнула нож между рёбрами.
Сергей уже давно потерял сознание, но еще дышал. Тихо и непрерывисто.
Словно что-то вспомнив, Лиза поднялась и пошла на кухню, заглянула в шкаф и нашла там то, что ей нужно. Металлическая терка и уксус.
Возвращаясь, она увидела Барсика, который испуганно жался к двери в гостиную.
- Барсик...
Лиза взяла на руки испуганного кота и зловеще усмехнулась.
Она зашла в ванную, опустила кота и неторопливо начала тереть теркой об шею парня. Терка издавала неприятный скрежащий звук. Кожу все никак не удавалось распилить, и девушка принялась за дело усерднее. Уж за два года она знала, как издеваться над человеком.
Когда на шее стали появляться кровавые мышцы и синие вены, облитые темным потоком крови, которая залила ванную, девушка прекратила свое творение. Она устала и, выдохнув, облокотилась на стиральную машинку. Но она еще не закончила. Полив лицо уксусом и наблюдая во что превратилось лицо парня, она улыбнулась и взяла нож. Барсик замяукал с тревогой, а Лиза не обращала внимания.
Она просто подошла и начала резать грудь парня. Обычный кухонный нож плохо справлялся с этой работой, и девушка, заглянув под ванную, нашла топор. Дело пошло в разы быстрее. Она вырезала темную печень парня и запихнула ему в рот, дополняя и без того ужасную картину.
Довольно улыбнувшись, она подняла с пола букет цветов и подошла помыть руки, наблюдая свою работу в зеркале. Потом, наспех умывшись, она покинула ванную, забрала сумочку и кошелек.
Осталось только одно. Ей нужно, чтобы труп нашли, и его найдут. Без ее помощи конечно никак.
Она опять зашла в ванную, взяла на руки Барсика и кинула его в проем коридора. После этого она подошла к ванной, закрыла слив в канализацию и включила кипяток на полную мощь.
Горячая вода смоет все следы и превратит парня в... Впрочем, сами знаете во что.
И соседи придут быстрее. Елизавета бы хотела увидеть реакцию соседей, увидевших труп программиста Серёжи...
Напоследок, кинув взгляд на парня, она закрыла дверь в ванную и пошла одеваться, стараясь не испачкать пуховик, дабы не вызвать подозрений.
Время было больше трех часов ночи, но девушка не боялась идти одна по безлюдной улице.
В ее сердце пылала радость и детское счастье. Она получила то, чего хотела.
Она выключила свет, и, взглянув на Барсика улыбнулась:
- Ты кушать хочешь?
И перед Барсиком оказался безымянный палец хозяина. Весь посиневший, в крови, с выступившими костями и сломанный фалангами.
Кот лежал и с ужасом глядел на жестокую гостью.
А Лиза улыбнулась, выходя из темной квартиры:
- И у убийц бывает праздник...