Beloborod

Beloborod

Присоединяйтесь в телеграм: Канал с рассказами https://t.me/+xmd-vYZmHWM1MjMy
Пикабушник
Дата рождения: 12 апреля
2267 рейтинг 18 подписчиков 18 подписок 19 постов 11 в горячем
Награды:
Багажных дел мастер За неравнодушие к судьбе Пикабу За найденных котиков С Днем рождения, Пикабу! За свидание 80 левела 5 лет на Пикабу
12

Пикабунище

Очень не люблю такие посты как пишу сейчас, но вот вообще не смешно уже, прошу прощения
И в бунте участвовал, и на пикабу день честно не заходил, и все равно

1) в горячее попадает шлак

2) это вообще поплава: стоит в настройках посты с рейтингом выше -15, в ленте посты с -200 и ниже

@SupportTech, у вас не получается заставить работать собственные настройки?
Пойду реддит попробую что ли

Показать полностью 2
97

Вещие сны

Пробирающий холод от ледяного метала обжигал кожу на руках и ногах, там, где меня касались рельсы, нескончаемой тропинкой тянущиеся от горизонта на западе до горизонта на востоке. Бледную, от морозного воздуха, кожу больно обвивали толстые льняные веревки, связывающие мои конечности со старыми рельсами. Голова была свободна от пут, и я смог оглядеться. Свет здесь давала только луна и редкие звезды, но я смог разглядеть густой лес вокруг. Чем дольше я всматривался в чащу, тем отчетливее различал фигуры, стоящие прямо перед деревьями. Десятки, нет, сотни людей, в черных плащах и конусообразных капюшонах, стояли по обе стороны от путей. Я не мог различить куда обращены их лица, но буквально кожей чувствовал пронзающие меня взгляды, полные ненависти.


Справа послышался гудок, а я почувствовал, как трепещет метал подомной. Приближался локомотив. Я закричал, пытаясь освободиться от веревок. Поезд все ближе… Я кричал, кричал от боли, кричал умоляя развязать меня. Никто из них даже не шелохнулся. Когда до меня оставалось не более километра, все фигуры синхронно подняли перед собой бумажки, вытянув в правой руке их вперед. Я не смог различить что было там написано или изображено – меня ослепил свет прожектора на носу локомотива.


Ту-ту! Ту-ту!


*****


Я стоял абсолютно голый посреди своей небольшой спальни. Кровать была педантично застелена, а рядом на тумбочке мерзко дребезжал будильник. Прекрасно помню, как ложился вчера в кровать и заводил его – значит, опять лунатил. Такие приступы начались со мной несколько лет назад, когда я переехал в новый город – служебная необходимость. В один из приступов я раскидал мусор по всей кухне – надеюсь, в этот раз таких неожиданностей не будет. Я выключил будильник, наспех оделся и побежал завтракать. В квартире было чисто, и я со спокойной улыбкой на лице приготовил свою любимую болтунью, с небольшим количеством копченой паприки. Горячий, горький кофе без добавок чуть обжигал язык и горло, как я люблю, и идеально дополнял это прекрасное утро. Не знаю почему, но иногда у меня прямо с утра было восхитительное настроение, я улыбался всем коллегам, даже нелюбимому начальству.


К сожалению, каждый раз так совпадало, что такие приступы оптимизма у меня – совпадали с трагедией в городе. И, так как эти зверства начались после моего переезда, естественно основным подозреваемым был именно я. Да, мне уже звонили в дверь – на седьмой месяц моего обитания в этом городке офицеры взяли в привычку приходить с утра, до того, как я уйду на работу.


- Дженни, Билл, прекрасная погода, а? – Я с улыбкой встретил парочку в полицейской форме. – Опять что-то стряслось?


- Привет, Ленни. Разрешишь войти? – Билл выглядел угрюмо, а Дженни приветливо улыбнулась. Она, наверное, единственная в городе, кто верил в мою непричастность к этим убийствам.


- Конечно, пойдем на кухню? Я как раз заканчиваю завтрак. Кофе?


- Да, спасибо. – Они тяжело плюхнулись на стулья – видимо, у кого-то утро не такое прекрасное, как у меня. – На этот раз дочь Френка.


- Френка? Френка Гриндс?! Господи, они же живут через пару кварталов!


- Да, да… - На этот раз ответила Дженни, заводя несколько прядей от своего русого каре за ухо. - Слушай, я понимаю, что мы к тебе ходим как на работу, но ты уж ответь на несколько вопросов еще разок. Мы оба знаем, что ни наблюдение за тобой и твоим домом, ни несколько месяцев, убитых на твои допросы, не дали абсолютно ничего. Но семьям жертв так будет спокойнее. Им тяжело, и проще всего винить тебя, а на их мнение мы повлиять не в силах, хоть и пытаемся. – Дженни была настолько учтива и добра ко мне, что иногда даже не верилось.


- Разумеется, у меня есть время. – Я поставил две кружки на стол перед офицерами, и сел напротив, доканчивая с яичницей.


- На самом деле… Мы просто в тупике. – Билл сбросил фуражку, и тяжело оперся о стол. Ничего себе, раньше он не откровенничал. – Убийства становятся все жестче. У дочери Френка все кишки вырвали. Там столько крови, Ленни. – Билл посмотрел мне прямо в глаза – понятно, все еще уверен, что это моих рук дело, пытается найти сожаление или наоборот – удовольствие психопата. Но единственное, что я скрывал от полиции – мои приступы лунатизма. Пусть я работал в офисе – отбор у нас был строгий, и, если кто-то узнает о таком моем необычном поведении – меня выпнут в ту же секунду.


- Ужасно… - Я отложил вилку, к горлу подступила тошнота. – Как Ненси?


- Она покончила с собой, когда нашла дочь утром. Повесилась, прямо посреди кухни.

К горлу еще сильнее подкатил ком, я опустил глаза в низ, и почувствовал, как по правой щеке катится слеза. Я хорошо знал эту семью, зачастую мы проводили вместе уикенды и праздники. Билл какое-то время пристально меня разглядывал, но потом тоже отвел глаза – кажется, искренняя реакция убедила его в моей невиновности.


- Так вот, кхм... – Билл откашлялся, снова привлекая мое внимание. Дженни тушевалась в дальнем углу кухни, ей, с самого начала этих событий, верящих в мою невиновность, было явно некомфортно от этой мерзкой провокации. – Может быть ты видел что-то ночью? Просыпался от громкого звука? Замечал странную машину?


*****


После допроса я отправился на работу. Многие считают работу офисных планктонов рутиной – но не я. Все действия у нас были регламентированы, даже на перекуры выделялось конкретное время, что уж говорить о рабочих моментах. В рабочих заботах я быстро забыл об недавнем инциденте, и, кажется, даже снова начал улыбаться, возвращая хорошее утреннее настроение.


Но сохранялось оно только до выхода из офиса.


- Мразь, подонок, убийца! – Женщина, которую я не успел разглядеть, облила мне лицо алой краской, ударила чем-то вроде трости по макушке, отчего я даже осел на землю, и быстро ретировалась.


Многие, в этом городке считали меня единственно виновным в происходящих ужасах, но такая попытка вымещения злости, или может попытка самосуда, была впервые. Дженни единственная из всего отдела решилась брать у меня показания, чтобы разыскать эту женщину. Все остальные только косились на меня, кто-то ухмылялся, и, кажется, я слышал шепоток «это только начало, этой твари все возвратится». Как бы мне не нравилось в этом городе, как бы я не дорожил работой – сегодня я потерял, кажется, последних друзей – Френк не стал даже смотреть в мою сторону, когда я пришел чтобы поддержать его, а только сверкнул золотом, зажимая зубами очередную сигарету. И мне просто хотелось поскорее уехать отсюда, в любой, абсолютно любой, другой город.


*****


Если вы когда-нибудь лунатили, то должны знать – это происходит абсолютно бессознательно. Иногда что-то снится, но никогда вы не понимаете, что происходит в реальности. Изредка люди лунатят с открытыми глазами, как будто не спят на самом деле, но все равно ничего не понимают. Так было и со мной – до этой самой ночи. Я шел с открытыми глазами по своему дому, видел каждую мелочь на кухонном столе, каждую тарелку, которую не успел убрать с вечера, каждый магнитик на холодильнике, которые собирал годами. Но не мог себя контролировать, меня не слушалась ни одна мышца, я даже моргнуть не мог.


Я подошел к мусорному ведру, взял его двумя руками за самый низ, и резко вскинул вверх, разбрасывая смердящие отбросы где-то позади себя. Потом медленно поплелся в главную комнату. В ее центре молча стоял человек в черном плаще с капюшоном, скрывающим его лицо. В левой руке он держал ведро, а правой – как только я вошел – поманил меня к себе. Как бы страшно мне не было внутри – я не мог не то, что закричать, даже расширить глаза от ужаса, когда мое тело безвольно поплелось к нему.


Не знаю, чего я боялся конкретно – просто смерти, издевательств или мучений. Человек открыл ведро, и мне в нос ударил сильный запах крови. Я стоял, и чувствовал, как он проходит кистью мне по рукам, по футболке на груди, по губам. Потом он наклонился к моему уху и зло прошипел:


- Завтра все закончится. А теперь – иди в кровать.


Когда он отворачивался, убирая кисть, я заметил два золотых верхних резца – хоть бы помнить это утром, Дженни поможет мне, я уверен, такая отличительная черта вряд ли встречается у каждого второго. Тем временем мое послушное тело несло меня наверх, в спальню.


*****


- Ленни, Ленни черт тебя дери, открывай по-хорошему, иначе я вышибу эту чертову дверь!


Я проснулся от громкого голоса Билла, который барабанил во входную дверь. Уже спустившись на первый этаж, чтобы впустить его, я ахнул – мое лицо, руки, одежда были покрыты густым слоем запекшейся крови.


К счастью, в экстренных ситуациях, я соображал достаточно неплохо. Я рванул в подвал, через кухню, мимо окна, в незапертую дверь, ведущую вниз. Никто мне ни за что не поверит. Человек с золотыми зубами, как же. Весь отдел полиции только и мечтает, что меня засадить, и Дженни уже не спасет. Я сбросил одежду прямо в газовый котел обогрева, и рванул наверх, в ванную. Дверь уже сильно раскачивалась – Билл перестал орать, и пытался выломать ее. Скоро у него это выйдет, надо спешить. Я влетел в душевую кабину, не забыв запереть дверь, включил самую горячую воду, которую мог терпеть, и принялся оттирать крови с лица и рук. Зеркало было расположено так, что я мог видеть себя, когда моюсь – отголоски давно прошедшего нарциссизма. Как только я оттер последний кровавый подтек около губ – дверь в ванную с треском выломалась, и я принял испуганный вид, как будто и не ждал этого с секунды на секунду.


- Какого черта ты не открывал?! – Билл выглядел так грозно, что я даже забыл прикрыть свою наготу, испугавшись уже по-настоящему.


- Я… я не слышал ничего, я же моюсь. Я что-то нарушил?



Билл не верил, что я не слышал стука, что я не виновен. Но у не было ни одной причины выдвигать обвинения, или арестовывать меня. Все, чем он ограничился, это рассказом о новой жертве, вновь провоцируя мои эмоции. Маленький мальчик, в трех кварталах от моего дома, играл вечером на заднем дворе своего дома. Мама наблюдала за ним, беспокоясь, впрочем, не сильно – вино, распиваемое в компании лучшей подруги, давало о себе знать. Она отвернулась буквально на миг – подлить себе еще, как вдруг спокойную фоновую музыку прорезал громкий крик подруги. Обернувшись к сыну мать обнаружила человека в плаще, кромсающего мальчика ножом. Материнский инстинкт не победить, и она бросилась на помощь – обрекая и себя на погибель. Подруга, которая и позвонила в полицию, сообщила, что маньяк голыми руками разорвал спешащей на помощь женщине рот, перегрыз горло, и, кажется, даже пил кровь, пока выгребал кишки из ее живота…



Через какое-то время Билл ушел, оставив меня в смешанных чувствах. С одной стороны мне было безумно жаль мальчика и его маму, с другой… Я не мог рассказать, что со мной произошло ночью, в это просто невозможно поверить. Я задумчиво шел по кухне за утренним кофе, когда увидел за шторой в окне чей-то глаз. Стоило мне обратить внимание и человек тут же отпрянул, убегая словно антилопа от моего дома. Ну теперь точно все. Если кто-то видел, как я уничтожаю улики, у меня нет ни одного шанса избежать тюрьмы. Значит, придется бежать.


Я не знаю, чем тогда руководствовался, обычно все мои решения, принимаемые в сложных ситуациях верные. Возможно, вы бы поступили по-другому. Я же в спешке собрал чемодан, взяв с собой только необходимое, выбежал из дома, и, по самым тихим улочкам, побежал к вокзалу.


Жаль, что придется бросить этот город. Я знаю одного человека, думаю он поможет с новыми документами, а внешность я придумаю как изменить. Мне безумно жаль матерей, отцов, детей, всех, кто погиб или остался вдовцом за все это время, но я не понаслышке знал, как в этом штате работает полиция – главное посадить, а разбираться – дело десятое. Своей свободой жертвовать я не хотел, тем более что мой рассказ о «мужчине с золотыми зубами» никому не помог бы, его поисками занялась бы максимум Дженни, да и то вряд ли, после предоставленных свидетельств подглядывающего за мной незнакомца.


Прямо около вокзала у меня начало темнеть в глазах от бега, но я не сдавался. Только открыв дверь я успел заметить летящую мне прямо промеж глаз знакомую рукоятку трости – и потерял сознание.


*****


Я лежал на леденящих рельсах. Мои руки и ноги были накрепко привязаны к путям, но голова была свободна. Еще не стемнело до конца, и я видел десятки людей, стоящих в две шеренги от железной дороги, в черных плащах, в конусообразных капюшонах, скрывающих лица. Меня прожигали их взгляды, а я не мог ничего сказать – мерзкая тряпье вместо кляпа мешало мне вымолвить хоть что-то.


Кто-то в толпе кашлянул, и все люди синхронно вытянули руки вперед. У каждого из них была одна, две, у кого-то три фотографии. Я старался приглядеться - в темноте это было сложно – и в конце концов рассмотрел. Люди, стоящие рядом, держали в руках фотографии всех погибших, с момента моего переезда в этот городок. Видимо, родственники, уставшие ждать правосудия от государства, решили взять все в свои руки. Я пытался кричать, сказать им, что, даже убив меня – они не остановят эти преступления, что я не виновен. Но прекратил попытки, как только капюшон одного из окружающих приподняло ветром, и я увидел мерзкую ухмылку, отливающую золотым по центру.


Вот он, этот монстр, тот, кто подставил меня, тот, кто убивал и убивал, выгрызая кишки и перерезая глотки, стоит и смотрит, улыбаясь результату своей работы. В этот момент, как только я увидел его ухмылку, на меня пришло какое-то озарение – убийств больше не будет, по крайней мере в этом городке. Он уедет, найдет новую жертву, и провернет это еще и еще. Убивая, изничтожая, разрывая своих жертв он всегда будет добиваться казни еще одного невинного, делая всех тех, кого он оставил в живых, такими же монстрами, как и он сам. Слева послышался громкий сигнал поезда, и я закрыл глаза.


Оказывается, все-таки существуют вещие сны.


Рассказы публикуются в телеграм: Beloborod's tales

Показать полностью
65

Долги надо возвращать

Сильный ветер с бесчисленным множеством песчинок бил мне прямо в лицо, пытаясь сорвать шляпу, и проникнуть под бандану, защищающую меня от вдыхания этой пыли. Я шел по пустыне уже долго, но меня не мучила ни жажда, ни усталость. Человек, к которому я шел, наверное, уже и позабыл про меня… что ж, я собирался освежить память. Огоньки небольшого городка замаячили на горизонте – наконец я нашел его. Еще буквально пара часов, и я пройду по вонючим улицам этого городишки, мимо салуна, с толпой пьяниц и шлюх внутри, мимо жилых домов, с мирно спящими людьми, которым и невдомек, какая важная миссия будет исполнена сегодня.

*****


Пастор, наконец, закончил вечернюю проповедь, и несколько истинно верующих прихожан лениво двигались к выходу церквушки. Он сложил библию, и отряхнул свою рясу – церковь уже давно прохудилась, и сквозь щели залетал песок и грязь. Каждый вечер тут был привычной рутиной: собрать молитвенники после вечерней проповеди, подмести полы, поставить перед ночью новые свечи. От таких серых и одинаковых дней можно было и сойти с ума, тем более что в этом грязном городке верующих было крайне скудное количество.


Но он, этот священник в замызганной от старости рясе, с ума не сошел. У него было кое-что, одна мелочь, которую он купил дюжину лет назад. И каждый день, после вечерней проповеди, он спускался в подвал этой церквушки, которая уже давно стала его единственным домом, уходил в самую дальнюю комнату, где его не побеспокоят редкие ночные посетители, открывал маленькую, неприметную тумбочку, и… любовался. Грех похоти – люди так устроены, что практически неспособны его побороть. И когда появляется тот, кто точно знает, чего ты жаждешь больше всего, что заставляет твою кровь бежать по венам и артериям с огромной скоростью, подгоняемую стучащим, словно ливень по подоконнику, сердцем, тот, кто действительно знает твое самое тайное желание, каким бы мерзким, отвратительным и невообразимым оно не было… Разумеется, простой пастор не смог устоять.


Сидящий на холодном, сыром полу подвала, священник в отвратительно-старом одеянии, достал из тумбочки клочок темно-зеленой ткани. Он держал его очень бережно, будто боясь его поранить, пока подносил к себе. Сильно прижав грязную, вонючую тряпку к лицу, пастор сделал глубокий вдох носом, наслаждаясь этим смрадом, и его губы растянулись в блаженной, почти сумасшедшей улыбке. Пастор лег прямо на каменный пол, подогнул колени, и обнял комок ткани, чуть подрагивая, словно убаюкивал самое драгоценное создание на свете. В такие моменты его словно покидал разум, он не замечал, как из уголков губ начинают течь слюни, как в экстазе закатываются его глаза, и только блаженно улыбался, пока намокает его исподнее.


Вряд ли прихожане продолжили бы посещать проповеди, если бы узнали его мерзкий секрет, даже учитывая то, что эта церквушка – единственная в городе. Вот только никто не мог узнать об этом, никогда. Это было прописано в договоре.


*****


Меня буквально выворачивало от этого мерзкого городишки. Фекалии валялись прямо посреди улиц, толпы пьяных, воняющих мужчин бегали за кричащими от паники женщинами. Из салуна доносилась настолько громкая музыка и крики, настолько густое зловоние, что можно было потерять сознание, подойдя слишком близко. К счастью, задерживаться здесь мне не было необходимости.


Я поднял голову, и, перекрываемый большими полями моей шляпы, удручающий и отвратительный вид этого городка снова попытался вытянуть из меня остатки обеда. Но цель своего пути я обнаружил – в самом конце улицы маячил плакат с изображением креста.


- И..извините, лю..любезный. – Пропахший до самых костей алкоголем мужчина, валяющийся, как свинья, в грязи возле дороги, внезапно схватил меня за подол плаща. – Не подадите на проп..пропитание.


Я с презрением посмотрел в его покрытое синяками лицо. Он был мне настолько омерзителен, что от каждого его пьяного икания, от каждого мига, что я нахожусь рядом с ним, мне все больше и больше хотелось его испепелить. Со всей силы я ударил его носком ботинка прямо в лицо, отчего эта пьяная рожа разлетелась на тысячи осколков, покрывая багровым налетом запыленные стены рядом.


Даже не взглянув на тело, я отряхнул плащ и продолжил путь. Надеюсь, одежда не успела провонять этим отребьем.



В церквушке привычно горели свечи, и витал запах ладана. Все иконы были на тех же местах, и лавки были покрыты теми же пятнами, что и в первый мой визит сюда. Прошло столько лет, но этот бездельник не удосужился привести место покаяния в порядок. Впрочем, он наверняка был слишком занят все это время.


Уж я-то точно знал, где его найду. Я спустился по узкой винтовой каменной лесенке, прошел по невысокому коридору, пахнущему гнилью и плесенью, до самой дальней двери. Мне было мерзко к ней прикасаться, и я толкнул ее носком ботинка, оставляя на пороге кровь того пьяницы.


Посреди небольшой комнатушки, дрожа и стоная, валялся, измазываясь в грязи, служитель веры. Дверь, отворившись до конца, стукнулась о стену, и священник подпрыгнул, расширенными от ужаса глазами глядя на меня. Сейчас он больше походил на ту пьянь, чем на пастора, которого я встретил 13 лет назад – короткие, сальные волосы, местами заштопанная, грязная ряса, пыль и песок по всей коже, следы грязи на лице. Отвратительно.


- К-к-кто Вы такой? Вы не мож-ж-ете тут находиться, это не-в-в-в-озможно…


- Да? Уже и забыл про меня? – Я снял шляпу, и стянул бандану. Пастор все еще глядел на меня, открыв рот, не узнавая. Придется напомнить. Я прикрыл глаза, освобождая свою натуру. Мое тело немного выросло, увеличилось в размерах, так, что одежда слабо затрещала по швам, зубы, казалось, тоже немного удлинились, а волосы, слева и справа от макушки, приподнялись, выпуская пару костяных отростков. – Время пришло, - я усмехнулся, - пастор.


- К-к-ак? Уже? – Он вскочил, и попытался пробежать мимо, толкнув в бок локтем.


Я лишь засмеялся, и отшвырнул его обратно в помещение, выбивая из рук зеленые лохмотья.

Мои руки взмыли, как будто я поднимал что-то над головой, а затем резко опустились. Я никогда не марался сам, мне предстояла более тонкая работа. Из-за спины послышалось рычание, а потом лязганье зубов. Священник забился в истерике, пытаясь уползти сквозь каменную стену – он явно не понимал, не хотел осознавать, что его время вышло.


Двое адских гончих, словно туман, внезапно стелящийся по утренней морской глади, вынырнули у меня из-за спины. Жуткие, из самых кошмарных снов, с проглядывающими сквозь дырявую плоть костями и органами, они все рычали и лязгали зубами, приближаясь к пастору. Я никогда не торопил их, у моих питомцев было мало развлечений – так что пусть поиграют. Я ни к кому не привязывался, но когда проводишь с питомцами столько времени – приходится давать им клички, моих звали Бонни и Клайд.


Бонни сильно схватила священника за правую лодыжку, послышался хруст костей, прерываемый диким криком, который смолк почти мгновенно – Клайд, словно в любовном поцелуе, обхватил пастью рот пастора, отгрызая губы и язык, ломая зубы и выворачивая челюсть. Обычно они теряют сознание еще на этапе появления моих зверушек, реже – от боли при первых укусах, но этот… этот парень был крепким. Пока Бонни выгрызала ему колени, а Клайд пытался оторвать руку, он все не отпускал попыток доползти до темно-зеленой тряпицы, валяющейся на другой стороне комнаты. Когда гончие закончили играться, и стали выгрызать ему сердце, перекусывать трахею и вспарывать брюхо – он все еще смотрел, широко раскрытыми глазами, на этот комок ткани, и, казалось, будь у него рот, а не свисающие над полом пара верхних зубов – все, что осталось, после встречи с Клайдом – он бы звал ее к себе, ну или прощался.


Довольно виляя хвостами, гончие убежали во тьму, откуда появились. Что до меня – я пришел сюда только за одной вещью.


Я снял с пояса два кожаных мешочка, один был выкрашен ярко-алым, а второй – иссиня-черным. Из красного мешка я достал щепотку пепла, которым посыпал малочисленные останки местного священника. Через мгновение, над ними начала кружиться голубая, казалось святящаяся, пыль, которая все завивалась и завивалась в чарующем вихре, группируясь, и, в конце-концов, образовала ярко-голубой шарик, размером с небольшую монетку. Шарик начал убегать, но от меня никто никогда не уходит. Я схватил его цепкими, когтистыми пальцами, и спрятал во второй, черный мешочек. Долг уплачен, и я, наконец, могу покинуть этот смердящий гнилью городишко.


*****


Анна была самой красивой девушкой в своем городе. Да, пусть городок и был маленьким, но мужья ездили к ней свататься даже из соседних штатов. Ее мало интересовали эти пропахшие потом и виски мужланы, ведь она давно нашла того, кого любила всем своим чистым сердцем. Впрочем, родители никогда бы не одобрили ее выбора – мужчина, которого она встретила в городе, был слишком беден для их семьи, и все что оставалось влюбленной паре – изредка встречаться под покровом ночи, там, где даже самые любопытные глаза не смогут их найти.

Сегодняшняя встреча была особенной для девушки. Она собиралась сказать Итану, своему тайному кавалеру, очень важную вещь. С трепетом перелезая через забор, она грелась мыслью, что Итан никогда от нее не отвернется. Эта же мысль светила ярким фонарем в безлунной ночи, пока Анна легкой походкой бежала по темным улицам, до старого сарая, где они всегда встречались.


Ворота тихонько скрипнули, пропуская девушку вовнутрь. Обычно Итан дремал возле входа, но сегодня тут было непривычно пусто. Девушка огляделась, и, вышедшая из-за облаков луна, подсветила небольшой клочок бумаги, на котором мужчина всей ее жизни написал извинения за то, что без прощания переезжает в другой город, за девушкой, в которую без памяти влюбился на последней ярмарке.


*****


- Шлюха! – Отец Анны, толстый, низенький, но очень солидно выглядящий, мужчина, кричал так, что стекла трещали, боясь разорваться на сотни осколков, а его лицо налилось краской, походя, скорее, на спелый мак. – О чем ты думала, своей куриной башкой?! К тебе ездят десятки… нет, НЕТ! Сотни прекрасных мужчин, богатых, из именитых семей! И все потому, что ты рожей вышла! А тебе надо было потрахаться с этим отребьем?! Да я убью тебя!


- Не смей на нее кричать! – Мать была тоже напугана, сидя на полу вместе с Анной, и ласково обнимая ее. Она не была в силах противостоять своему мужу, но все равно пыталась его успокоить.


- Не смей кричать?! Да нас насмех поднимут! Такая чистая родословная, и ради чего?! Чтобы она попрыгать на бомжах в город убегала?!


Отец грубо отпихнул мать от девушки, и поднял Анну с пола, ставя около стены. Первое время ей удавалось скрывать от родителей произошедшее, но все растущий живот не давал возможности молчать вечно. И, когда просьбы матери есть чуть поменьше, чтобы не спугнуть потенциальных женихов, стали сыпаться ежесекундно, она решилась обо всем рассказать.


- Опять мне все разруливать. – Отец тяжело дышал, раздувая моржовые усы, по которым стекали капельки пота.


Ни мать, ни Анна, не успели ничего сделать – резко замахнувшись, отец со всей силы ударил Анну в живот, отчего та сложилась пополам, и упала на пол, тяжко скуля и завывая сквозь слезы. Мать бросилась к ней, но отец снова отпихнул ее.


- Не вздумай даже приближаться к этой потаскухе. Лекарь! ЛЕКАРЬ! – Отец повернулся к вбежавшему человеку. – Вытащи из этой швали плод. И, клянусь своим состоянием, если ты кому-нибудь проболтаешься, я закопаю твое тело в свинарнике, ты понял меня?!


- Д-да, сер. Понял.


Молодой парень подбежал к девушке, и попытался ее усадить, но Анна вырывалась, билась в истерике, обнимая живот, и не глядела на платье, по которому уже струилась кровь.

Родители ушли – отец не хотел видеть ее, а мать утащил за собой. И тогда…


- Боль утихает.


Анна подняла голову – на месте лекаря было какое-то алое существо, разглядеть которое девушка была не в состоянии, из-за заливших ее лицо слез, однако боль действительно вдруг ушла.


- Хочешь, чтобы ребенок выжил? Чтобы родители приняли его, и приняли Итана? Чтобы отец ребенка вернулся к тебе, и любил до конца жизни?


- Да, конечно, разумеется хочу, да!


- Тогда, для начала, протри слезы.


Анна вытерла глаза заляпанным кровью рукавом, и вскрикнула, увидев своего собеседника. Но тот лишь улыбнулся.


- Выбор за тобой. – Он протянул свиток и перо. – Прочти это. И либо подпиши, либо выброси. Подпишешь – я исчезну, и у вас с ребенком и Итаном все будет хорошо еще много лет. Выкинешь – я тоже исчезну, но вернется боль, родители, и лекарь, который хочет забрать у тебя дитя. Итак?


Девушка даже не посмотрела на написанное, она чувствовала, что должна сделать, и что она хочет. Через пару мгновений она макнула перо в лужицу собственной крови, растекшейся по полу, и поставила пару размахов внизу пергамента. Все вокруг тут же погрузилось во тьму, чтобы еще через несколько мгновений вернуться в виде ее идеального мира.


Да, пусть родители совсем немного неестественно улыбались ей, пусть Итан, вернувшийся с огромным букетом полевых цветов, говорил что ее любит, смотря стеклянными глазами, пусть родившейся малыш иногда вел себя отчасти странно, и почти не плакал – Анну это не беспокоило ничуть.


Она точно знала – у них все будет хорошо.

Рассказы публикуются в телеграм: Beloborod's tales

Показать полностью
9

Как зажигаются звезды

Голос, исходящий из неосязаемого пространства бездонной пустоты вокруг, наконец спросил:

- Уже выбрал? Где ты хочешь зажечься?

- Вот здесь, подальше ото всех. – Человек тыкнул в одно из немногих пустых от огоньков мест, среди мириад звезд, окружающих его.

- Да будет так.

*****


Мы лежали посреди безоблачной ночи, на клетчатом пледе, в самом центре темно-малахитовой поляны. Пусть наш роман начался несколько лет назад – и по сей день мы с удовольствием предавались романтике, лежа на поляне и глядя ввысь. Я был потрясающим астрономом – столько лет опыта и практики давали мне возможность свободно тыкать в разные звезды на темной подложке неба, и ласковым шепотом рассказывать ей про каждую.


- Ух ты, смотри! Там только что появилась звезда! – Красавица рядом со мной начала ёрзать, тыкая куда-то вверх.


- Детка, звезды зажигаются очень редко. Быть может тебе показалось? Ты просто не замечала ее раньше.


- Нет, нет, вот, смотри! Слева от ковша Большой Медведицы! Видишь, какая яркая! Она вроде бы красным отливает, да?


Я знал эту звезду, и даже знал ее название. Но, пожалуй, эта одна из немногих звезд, о которых нежному цветку, обнимающему меня, знать не обязательно.


- Ну не знаю, может это спутник? Знаешь, навигационный. Они тоже издают свет, и отражают его от солнца. Возможно, это один из них.


- Нет, это звезда, я уверена! Как думаешь, ее назовут в мою честь?


- Ну разумеется. – Я ласково улыбнулся, она всегда радовала меня своей, буквально детской, непосредственностью. – Давай поищем еще, может еще одна загорится?


*****


Тимофей, родители назвали так мальчика в честь деда, героя войны. Тима был смелым мальчиком, он всегда вставал на защиту тех, кто слабее, за что не раз возвращался домой с фингалом или ссадинами. Но это только разжигало в нем еще большее желание продолжать бороться за справедливость. И что, что ему всего 12? Он жил только с отцом, и заботился о нем в те дни, когда отец начинал скорбеть о рано ушедшей матери. Такая жизнь закаляет, и заставляет повзрослеть раньше срока. И, пусть его и сторонились остальные ребята, Тёма отлично проводил время один, спокойно сидя во дворе, и иногда читая.


- Привет! Я Настя. А тебя как зовут?


Белокурая девочка, с двумя хвостиками, в нежно-розовом, прямо как у принцессы из мультика, платье, подсела к угрюмому Тимофею на лавочку во дворе. Обычно люди сторонятся таких – с короткими волосами, в старой одежде, рваных джинсах – Тима больше походил на бездомного, чем на ребенка.


- Тимофей. Тебя тоже прогнали с площадки?


- Выгнали? Кто? – Девочка залилась серебристым смехом, очень мило закинув головку, отчего у

Тимы что-то екнуло в груди. – Нет, просто увидела, что ты тут сидишь один. Пойдем с нами, в догонялки?


- Меня не берут играть. Говорят, я выгляжу как… не так я выгляжу, в общем. – Тёма насупился, и стал смотреть на свои кеды. Уж лучше разглядывать виднеющиеся через дырки в обуви носки, чем позволить себе смотреть в небесно-голубые глаза такому ангелочку, чье нахождение рядом с ним казалось абсурдным.


- Брось, я зову! Пойдем. – Настя уверенно схватила Тиму за руку, и потащила в сторону игровой площадки. Там веселились и бегали дети, но вмиг остановились, как только увидели идущего к ним Тимофея.


- Тебя сюда не звали, бомжара! – Один из главных задир двора вышел вперед, презрительно разглядывая поношенную одежку мальчика.


- Тебя не спросили, Стас! – Такого тона, от, казалось, сияющей изнутри девчушки, Тёма точно не ожидал. – Я его позвала, и он будет играть с нами!


- Ну… ладно, но только если тебе так хочется. – Стас, почему-то, покраснел, да так, что его лицо запросто можно было спутать с бордовым мячиком. Интересно, этой девочке никто не смеет перечить?


Остаток дня Тима бегал с детьми, путаясь в траве, срывая с одежки заплатки в кустах, и получая ссадины, падая после быстрого бега – он носился как метеор, и никто не мог его запятнать.


Кроме, конечно, Насти, почему-то, когда она гналась за Тёмой, тот вдруг начинал бежать сильно медленнее. Это был, конечно, не лучший день в его жизни, но определенно лучший из последних нескольких лет, он давно не чувствовал себя нужным в какой-то компании.


Вернувшись домой, Тёма увидел отца, сидящего за кухонным столом. Папа тяжело сложил голову на руки, и, кажется, дремал. Рядом стояло две пустые стеклянные бутылки, и небольшая тарелка, пахнущая маринованными огурцами и селедкой. Уже по привычке тихо, Тёма собрал стеклотару, сложил в кладовку, чтобы потом отнести в пункт приема. В ванной, чтобы не будить отца, вымыл тарелку, и побежал спать. Искать ужин было бесполезно, когда папу охватывала хандра – он все деньги тратил на свои бутылки и закуску. Тёма понимал, как ему плохо, и не винил отца в том, что он забывает накормить своего сына. Но понимание чувств ближних — это хорошо, однако желудок еще долго урчал, не давая Тёме уснуть. Или, быть может, ему не давали уснуть то и дело всплывающие в голове образы белокурой девочки, бегущий за ним, чтобы запятнать? И почему она только его пятнала весь день? Надо будет спросить завтра. Или лучше не надо? За такими путающимися мыслями, Тима не заметил, как задремал.


*****


- Мне отойти нужно. Ты ведь дождешься? – Я приподнялся на пледе, глянув в, блестящие от света звезд, глаза моей прекрасной дамы.


- Ахах, а куда я денусь? – Она звонко хохотнула, и нежно поцеловала меня в щеку. – Иди, и скорее возвращайся.


- Одна нога здесь… - Я улыбнулся, и отправился через полянку в чащу леса.

Девушка осталась спокойно лежать на клетчатой подложке. В такие моменты, когда я ее оставлял, ее голову наполняли те немногие воспоминания, которые у нее остались. О семье она уже давно не говорила, это выветривается спустя столько времени. Только изредка она задавала вопросы про домик, в котором оказалась однажды, и из которого я вывел ее на эту поляну. Я всегда ловко уходил от ответа, но скоро и это забудется. И у нас будет впереди бесконечное время, под сверкающими, появляющимися, и изредка мигающими, звездами.


*****


Этот день в школе пролетел незаметно – Тёма только и думал, что о новых играх во дворе. Почему-то он был полностью уверен, что Настя снова позовет его играть, и эта уверенность вселяла в него такое воодушевление, что он не бегал, а порхал по коридорам школы во время переменок. Даже отвратительный столовский кисель не испортил ему настроение.


- О, ты пришел! Будешь с нами в догонялки? – Настя ласково улыбнулась бегущему к площадке Тиме, который прямо со школы рванул сюда.


- Да, конечно!


Он так и не спросил, почему она пятнала только его. У него было предположение, но Тёма боялся услышать другой ответ. Весь день он, в ответку, пятнал только Настю, и та нежно улыбалась своими сверкающими, жемчужными зубками. Стас весь день ходил насупленный, видя, как гоняются друг за другом Тёма и Настюша, но не смел ни слова сказать, боясь задеть нежные чувства причины своей бордовой физиономии.


- Ты куда, давай еще раз? – Анастасия надула губки, показательно поблескивая голубыми глазками, когда Тимофей засобирался домой.


- Мне надо папе помогать, уже поздно. – Тёма вовсе не хотел уходить, но он привык заботиться о родителях.


- Всего один разочек! Малюсенький! Ну давай, и потом пойдешь домой!


- Ну… ладно, но только разочек. – Тима сбросил с себя рюкзак, и побежал к площадке.


- Ахаха, не догонишь, не догонишь! – Настя весело убегала от него, перепрыгивая низкие кустики, миниатюрный заборчик, и выбегая на тротуар.


- Туся, стой, тут же машины! – Тёма остановился, в надежде, что и Настенька замедлит свой бег.


- Не догонишь, не догонишь! – Настя не смотрела вперед, а только оглядывалась на застывшего Тему. Ее маленькая ножка уже ступила на дорогу, когда Тёма увидел машину, мчащуюся прямо на объект его сновидений.


- Нет, Настя, НЕТ!


Буквально в два широких броска Тёма, как гепард, добежал до дороги, толкая Настю дальше, прочь от курса приближающегося автомобиля. Она даже не поняла сначала, что чуть не попала в аварию, видимо, была слишком занята, разглядывая Тимофея, и остановившись прямо посреди дороги. Все что она успела заметить – как, от засвистевшей тормозами, машины, отлетает что-то, похожее на груду тряпья.


*****


- Ты все пропустил! – Моя пассия надула губки, изображая обиду. Вон там, видишь, вон, такая яркая, ярче прежней! Буквально минутку назад загорелась!


Я лег рядом, и посмотрел наверх. Эту звезду я знал точно:

- Загорелась, ты уверена? Она давно на небосводе – это звезда Тимохи. Ну что ты смеешься? Её назвали в честь героического мальчика! Хочешь узнать о нем?


- Да, ты так интересно рассказываешь, как будто сам придумываешь эти истории! – Девушка игриво хихикнула, и положила голову мне на плечо, коснулась губами моей шеи, и замерла, в ожидании рассказа.


- Сам придумываю? Может быть и такое. – Я чуть улыбнулся, и продолжил. – Однажды, жила счастливая семья. Мама, папа, и сын, Тимофей. Они любили его больше всего на свете…


*****


Василий Геннадьевич был заслуженным героем Советского Союза, его, добытые в бою, ордена и медали было не сосчитать, так яро он боролся и защищал свою семью, и всех остальных, кто был там, в городах за спиной. Былая послевоенная слава давно утихла, и один из немногих оставшихся в живых ветеранов – иссохшийся, слабый, и забытый всеми родными – доживал последние дни, лежа в одиночной палате, с обсыпающейся на стенах краской, и постоянно недовольными медсестрами.


Хотя грех жаловаться – лекарства ему давали исправно, судно меняли. Однако он чувствовал, что конец уже очень близок, и все, о чем он мечтал – увидеть напоследок родных.


- Ну что, Василий Геннадьевич, капельницу меняем? – Единственная улыбающаяся ему медсестра, с потрясающими, небесно-голубыми глазами, и длинными золотистыми волосами, принесла новую порцию.


- Да, Сюша, спасибо. – Василий Геннадьевич смог выдавить улыбку давно онемевшими губами, и сверкнул глазами.


- Вот, так держать. Вы еще всех нас переживете! – Девушка улыбнулась, меняя лекарство, и весело убежала раздавать помощь остальным больным.


Василий Геннадьевич глянул ей вслед, прикрыл закрыл, и задремал – ужин недавно прошел, а значит до утра посетителей не будет. Утром он проснется, и продолжит ждать – вдруг сегодня его, наконец, навестят?


Резкая боль в груди разбудила его среди ночи. Прямо между легких, с неистовым ритмом, выплясывало сердце. Руки не слушались, но Василий Геннадьевич смог схватить пульт вызова персонала, и застыл на мгновение. Вот он нажмет кнопку, сразу прибегут санитары, восстановят ему сердечный ритм, и что дальше? Лежать в кровати, и надеяться, ждать, что о нем вспомнят? Ему, прошедшему ужасы и лишения, ныне забытому всеми, валяться без движения, и смотреть в стену, между едой и сменой лекарств? Ну уж нет. Василий Геннадьевич решительно отпустил пульт, и прикрыл глаза. Это будет его решение. Он воин, пусть и в прошлом. И уходить он будет на своих условиях.


*****


- Надо отбежать на минутку. – Я закончил рассказ, заглянул в изумрудные глаза прекраснейшей девушки на свете, и нежно поцеловал.


- Ладно, беги. Только давай быстрее обратно, а то опять пропустишь новые звезды!


- Хорошо, я мигом. – Я улыбнулся, и поспешил в лес.


Тропинка, по которой я ходил уже неисчислимое множество раз, была настолько знакомой, что я мог закрыв глаза пройти по ней туда и обратно. Но в этом лесу надо было быть настороже, поэтому я, озираясь, пробирался до домика егеря, расположенного почти в самом центре леса.


В окнах, как всегда, не горел свет, но я был уверен – меня ждали. Я вошел в дом, через предбанник пробрался в центральную комнату. Стены тут были настолько темными, что даже огоньки, составляющие полную карту созвездий, и висящие по ее центру, не могли подсветить ничего. Кроме лица, лица иссохшегося, старого человека, смотрящего на них с какой-то зачарованностью, и размышляющего.



- Уже выбрал? Где ты хочешь зажечься?

- Да, вот тут. – Старик уверенно показал на небольшое звездное скопление, появившееся на небосводе несколько десятков лет назад. – Я их уже так давно не видел.

- Да будет так.



Я вышел из сторожки, и поспешил на полянку. Девушка ждала меня, и, услышав шаги, приподнялась, глядя с игривой искоркой в глазах.


- Опять пропустил, как всегда! Что ж ты такой невезучий?


- Везучий, раз нашел тебя. – Я ласково улыбнулся, ложась рядом, и обнимая ее. – Какую звездочку я на этот раз не заметил?


- Вон там, видишь? Я бы и не разглядела, просто случайно рассматривала то созвездие. Вон она, прямо по центру! Они все так засияли, когда новая звезда вспыхнула!


- Да, довольно ярко. Но знаешь, любимая, если бы ты была звездой – ты была бы самой яркой.

Девушка нежно улыбнулась, и аккуратно поцеловала меня.


- Спасибо. Но я не хочу быть звездой. Мне и тут хорошо, рядом с тобой.


Мы обнялись, и продолжили разглядывать ночное небо. Где-то там, наверху, все вспыхивали и вспыхивали новые звезды. Я точно знал, у нас впереди еще много времени, буквально вечность. И я смогу рассказать ей о всех звездах.


Ведь звезды… Звезды никогда не закончатся.

Показать полностью
87

Кто-то живет у меня в стенах

Я уверена, что не доживу до приезда полиции. И просто хочу рассказать, что со мной произошло, может быть, это предостережет кого-то. Всегда, всегда, проверяйте стены нового дома, куда переезжаете.

*****


Все началось практически сразу после переезда. Новый дом, на окраине нашего небольшого городка, выглядел потрясающе, и меня, в первую очередь, манила очень низкая цена за аренду.

Изумрудная лужайка, свежевыкрашенные в белый стены, крыша в идеальном состоянии, и большая гостиная. У меня, конечно, не было такого количества друзей, чтобы устраивать громкие тусовки, но сам размах нового жилья меня воодушевлял на расширение нашей небольшой компании для посиделок.


Риелтор сказала, что от предыдущих жильцов поступали жалобы на скрипы по ночам, но дератизация была проведена совсем недавно, и крысы скоро должны исчезнуть. Еще один бонус: в предыдущем доме меня буквально атаковали тараканы, но с хозяйкой так и не удалось договориться, чтобы их вытравить.


Я раскладывала вещи по шкафам, когда впервые услышала скрежет. Такой громкий, что я даже подпрыгнула: как будто металлом ведут по дереву. Мысли о крысах помогли мне успокоится, но такой громкий шум от мышей… Я отбросила эти глупости, и продолжила заниматься хозяйством.


На новоселье я позвала несколько своих близких друзей, и мы должны сегодня классно отдохнуть, поэтому надо успеть разобрать одежду, купить продуктов, и приготовить закуски.


Кухня была просто мечтой – большая, с огромным холодильником, потрясающей газовой плитой, и невероятным столом для готовки. Я обожала готовить, и сегодня хотела порадовать людей, поддерживающих меня долгое время. Несколько салатов уже стояло в холодильнике, и я занималась соусом для начос, попивая вино из красивого местного бокала. Меня прервал стук во входную дверь – пришлось быстро оттирать руки и бежать открывать. Для друзей было еще слишком рано, но я ждала доставку новенького матраса – может уже сегодня смогу спать с комфортом!


Входная дверь со скрипом отворилась, и я увидела на пороге сухонькую старую женщину. Кудрявые седые волосы, белый сарафан в красную крапинку, иссохшиеся руки, которые она запустила в волосы, будто стараясь как можно сильнее сжать голову. Я даже не успела спросить имя – она подняла на меня глаза, и я обомлела: у нее не было белков, не было зрачков, вместо глаз были две зияющих дыры, прямо там, где должны быть глазные яблоки.


- Зря ты приехала сюда. – Сначала я подумала, что это снова дверь – такой скрипучий старческий голос был у нее. – Мой сын будет очень, очень недоволен.


Я даже не знала, что ответить, просто стояла в ступоре и шоке. И даже вскрикнула в ужасе, когда моргнула, и старушка просто исчезла. Гуляющие по своим лужайкам соседи обернулись на меня, как на сумасшедшую, и я поспешила скрыться в доме.


Понятия не имею, что это было. Чтобы не сойти с ума, я грешила на вино, и твердо вознамерилась его вылить, когда шла на кухню. Меня остановил шквал уведомлений, летящий на телефон.


- Я не смогу сегодня, приболел

- Извини, работой завалили, ты же знаешь нашего босса

- Ребенка тошнит весь день, боюсь, сегодня без меня


Все, ВСЕ мои друзья отказались сегодня прийти. Я просто сидела в апатии на диване, и не знала, что мне делать. Такой радостный, счастливый для меня день – на глазах превратился в отвратительный и мерзкий. Наплевав на предрассудки, я схватила с кухни вино, которое собиралась вылить, и прямо из горла осушила бутылку. Ну, хотя бы так.


Довольно скоро меня разморило, и я уснула посреди гостиной.


*****


Я проснулась уже к обеду, с тяжелой головой. Был выходной, но мне нужно было ехать в центр, я хотела отправиться на шоппинг сегодня. Наспех позавтракав вчерашними салатами, я оделась, и скрипнула входной дверью. Посреди дорожки к дому меня ждал сюрприз: небольшая горстка дохлых птичек, с летающими вокруг мухами. Моё лицо исказилось в гримасе отвращения, я оглянулась, и заметила несколько кошек, облизывающихся около забора. Может это они меня так приветствуют? Если так – это даже немного мило…


Вчерашние события давали о себе знать, и моя психика была сильно расшатана: пока я ехала на машине, пока шла по улице, гуляла по торговому центру – меня не покидало чувство, что за мной следят. Что кто-то лежит на заднем сиденье, прячется за углом, подглядывая за мной, стоит у задернутой шторки примерочной. Но каждый раз, оглядываясь назад в машине, добегая до угла, отдергивая шторку и пугая остальных посетителей – я не видела никого. Кажется, сегодня я опять напьюсь.


По приезду домой я не обнаружила ни птичек, ни даже их останков. Видимо, местное управление работает на славу. Весь остаток дня я провела за очередной бутылкой прекрасного вина, поедая начос и салаты. Никто из друзей так и не объявился, а я не хотела писать им первая, забили на меня – их дело. Сегодня я, наконец, уснула в своей спальне. Матрас еще не привезли, но старый местный все еще был удобен. Я даже почувствовала, что отдохну.


Но зря. Посреди ночи меня разбудил скрежет, прямо в изголовье моей кровати. Я вскочила с воплем, и бросилась включать свет. Там никого не было, а скрежет раздавался из стены – казалось, кто-то что-то выцарапывает с той стороны перегородки. У меня подкосились ноги, я упала на колени в ужасе, и, кажется, даже заплакала. Я сидела так несколько минут, пока этот скрип не прекратился, а потом бросилась к телефону.


- Даа… Слушаю. – Заспанный голос риелтора меня немного пристыдил, но страх был сильнее.


К счастью, предыдущие жильцы тоже звонили поздно ночью, и риелтор был готов к моим звонкам. Абсолютно спокойно он рассказал, что крысы, поселившиеся в доме, больше обычных, и когда они что-то грызут или скребут, из-за эха между стенными перегородками, звук получается очень громкий. Я не знаю как, но он меня успокоил, и я даже снова смогла уснуть, правда в гостиной – не рискнула подниматься к себе в спальню.


*****


Солнце било мне прямо в глаза – я и не подумала задергивать в гостиной шторы вчера. Голова болела от недосыпа и алкоголя, но я смогла встать и умыться. Надо найти себе завтрак.


Стоило мне переступить порог кухни – меня парализовал страх. Не может быть… Или я просто запуталась вчера? Почему рядом с пустой бутылкой вина стоит ДВА бокала? Я медленно подошла к столу, и посмотрела на них. Да, вот мой бокал, из которого я пила вино, остатки даже подзасохли на дне. А во втором… была вода. Я обернулась на кран, и обнаружила тонкую струйку воды, текущую из него. Выше раковины было окно – оно было распахнуто настежь.


Я выбежала из дома и набрала 911. Полиция приехала быстро, и обыскала весь дом. Стоит ли говорить, что они никого не нашли, и ограничились предупреждением мне, чтобы я проверяла все окна и двери. Один из офицеров, видя, что я все еще напугана, напомнил, что отделение полиции находится совсем рядом. И хулиган, залезший ко мне, явно не был настроен недружелюбно, ведь просто попил воды.


Я не могла больше терпеть, и вызвонила всех своих друзей. Никто не согласился приехать, завтра понедельник – и всем надо было на работу. Хотя бы подбодрили, и на том спасибо, друзья…


Эту ночь я почти не спала. Только под утро меня вырубило от усталости, и весь остаток ночи мне снились кошмары, с толпой крыс, жующих мои начос.


*****


Когда я на утро спокойно собралась и уехала на работу – мне даже не верилось, что все так просто. Никаких происшествий, если не считать скрипа в стенах по ночам. День в офисе, и вечер дома за любимым сериалом прошел, можно сказать идеально. Я, наконец-то, заснула в спокойствии и уверенности, что все наладится.


Ровно до следующего утра. Как всегда, спустившись на завтрак, я уже мысленно выбирала между хлопьями и горячими тостами, когда скривилась от невыносимой вони с кухни. Я осторожно заглянула, и увидела измазанные старым салатом, который я забыла выкинуть из холодильника, стены, перевернутые стулья и записку, написанную грязью прямо на столешнице:


Неряха


Босс дал мне отгул, вникнув в положение вещей, а полиция… Опять никого не нашла. Они дважды проверяли дом, но даже не смогли понять, как хулиган проник внутрь – все окна быль плотно закрыты, а двери – невредимы. В качестве предохранительной меры, офицеры пообещали мне несколько ночей дежурить рядом с домом. Вообще такое не делают из-за простых хулиганов, но, видимо, на них повлияло мое паническое состояние, с трясущимися руками, и размазанной тушью.


Я как сумасшедшая весь вечер просидела в гостиной, вскакивая только чтобы подбежать к окну, и проверить, что полиция еще дежурит в машине около дома. Уже к часу ночи я поднялась в свою комнату и уснула неспокойным сном. Но стук в дверь почти сразу разбудил меня.


- Мэм, у нас срочный вызов, мы вынуждены отъехать. Не переживайте, другой патруль приедет дежурить уже скоро.


Ага, не переживайте! Я еле добралась до кровати, на трясущихся от страха ногах, заперла дверь и уселась, обняв колени. Я бы не заснула из-за страха, но несколько нервных дней дали о себе знать – я не заметила, как задремала.


*Тюк тюк тюк*


Тихие звуки ударов вывели меня из дремы. В комнате было слишком темно, хотя на улице горели фонари, а шторы я не задергивала – ждала патруль. Я подбежала к окну и увидела, что оно заколочено снаружи. В щель между досками не просматривалась машина полиции – значит они еще не приехали, а этот человек опять здесь.


Телефон выскакивал у меня из рук, когда я набирала 911. Стуки уже прекратились, и я слышала шебуршание где-то внизу. Кажется, кто-то пыхтел на кухне, двигая что-то тяжелое, может быть холодильник.


- 911, слушаю вас.


- Где патруль?! Они обещали скоро приехать, у меня человек в доме, он заколотил мне окна!


Я не хотела кричать на оператора, но мою панику было не остановить. Я в ловушке, с кем-то, кто бродит по дому.


- Мэм, успокойтесь. Назовите адрес, и я пришлю офицеров.


- Северный район, улица…


Зря.


Этот шепот, донесшийся до меня из стены, к которой я прижалась спиной, заставил меня заорать прямо в трубку. Я выронила телефон, и осколки разлетевшегося дисплея поскакали по полу. Вскочив, я включила свет, и снова услышала скрип в стене – кажется, кто-то быстро пробирался в ней. Через пару мгновений свет заморгал и отключился. Я бросилась к разбитому телефону, но он не работал. В стационарном домашнем не было гудков. Тогда я бросилась к окну и начала стучать, я кричала, звала на помощь, но ответом мне была только тишина.


Где-то внизу я услышала скрип, тяжелое дыхание, а затем… Стоны старых ступеней лестницы, ведущей на мой этаж. Я попыталась открыть окно, но оно не поддавалось. Тогда я обмотала руку простыней и выбила стекло.


Тяжелое дыхание уже было слышно прямо под моей дверью, а я, приложив все усилия, царапая ноги и руки, выбивала доски. Где-то в дали был слышен гул сирен, я молилась, чтобы это был патруль, мчащийся ко мне на помощь. Наконец доски поддались, и я выглянула в окно. Второй этаж, но не за что зацепиться, только прыгать.


Дверь в мою комнату сотряслась от удара. Кто-то зарычал прямо за ней, и стал бить сильнее. Она вот-вот слетит с петель, медлить нельзя. Собрав все мужество, я перелезла через подоконник, и прыгнула.


*****


Прошло несколько месяцев. Я приземлилась очень неудачно, и сломала ногу. После выхода из больницы, бесконечных извинений полиции и риелтора, я просто хотела наконец нормально пожить. Полиция обнаружила ходы в стенах, разбив одну из них, но так и не смогли определить, где был вход в этот лабиринт. По всем деревянным перегородкам были выцарапаны ужасные рисунки, изображающие людей, корчащихся в смертельной агонии, где-то просто хаотичные царапины, где-то слова, написанные явно психически больным человеком «убить, покромсать, вырвать, перерезать».


Я сняла квартирку в многоэтажном доме, совсем маленькую, но, зато, не далеко от центра. Спокойная, размеренная жизнь – наконец я ее добилась. Страхи прошлого еще преследовали меня, но я смогла загнать их очень глубоко, и просто наслаждаться тишиной по ночам, и общением с, наконец нашедшими время, друзьями.


Несколько буйных вечеринок, из-за которых меня невзлюбили соседи, пара новых парней, я жила полной жизнью, и радовалась каждой секунде. Все, наконец, закончилось.


*****


Обычный, рутинный вечер. Я вернулась с работы, славно поужинала, до состояния «я обожралась, мне не встать». Умылась, и легла на кровать, предвкушая сладкий сон. Уже в полудреме я услышала скрип, казалось, около моей входной двери. Я вышла в основную комнату, и посмотрела в глазок – там была только непроглядная тьма. Попыталась открыть дверь – она не поддавалась, кажется, что-то прижало ее.


Мобильник сел еще за ужином, и я забыла его зарядить. Я схватила трубку домашнего телефона – слава Богу, гудки.


- 911, слушаю.


- Улица ***********, дом **, 9 этаж, 78 квартира. Меня кто-то запер, я не могу открыть дверь, мне очень страшно!


- Мэм, не переживайте, я высылаю патруль. С Вами в доме есть кто-то?


- Нет, я одна. Вы слышите? Алло?


Связь прервалась. Я повесила трубку и подняла снова – гудков нет.


Тихий скрип за моей спиной заставил меня обернуться – холодильник медленно отъезжал от стены, открывая темный проход.


Думала сможешь от меня убежать?


Я закричала, и побежала в спальню. Заперла дверь, и, приложив все усилия, подперла ее комодом. В окно был виден далекий тротуар, ни одного пешехода или машины. О том чтобы вылезти или прыгнуть даже не задумалась – я бы это не пережила. Сначала не задумалась.


Заперлась, думаешь умнее всех? Вот только одна промашка – дверь в твою комнату открывается наружу…


Я услышала звук ударов, человек снаружи сносил петли. Потом он просто вытащит дверь, и перелезет через комод. У меня нет ни одного шанса. Я не буду ждать что он со мной сделает. Я открыла окно, и села на подоконник. Я не знаю как он ко мне проник, почему и в этой квартире есть какой-то тайный ход, что ему надо от меня. У меня очень много вопросов, я не понимаю ничего, но мне уже и не суждено в этом разобраться. Я услышала, как дверь за мной падает на пол, и кто-то рыча отшвыривает комод с невероятной силой. Все что я хочу вам сказать, прошу вас, проверяйте стены в вашем доме.


В них может быть кто угодно.


Рассказы публикуются в телеграм: Beloborod's tales

Показать полностью
109

Мой дом - моя крепость

Белый.


Что вы представляете, думая о белом цвете? Наверное, лист бумаги, или облачное небо, быть может свет люминесцентных ламп?


Когда-то я тоже был таким. Сейчас же я познал всю глубину, всю мистичность и прекрасность белого цвета. Им было разукрашено абсолютно все пространство вокруг, и незримые источники ангельского света лишь подчеркивали значимость происходящего таинства.


Я плыл в мареве ватных облаков, приближаясь к величественным золотым вратам. Стоило только взглянуть на них и душу – все, что от меня осталось – наполняло искреннее счастье, глубокая радость и легкость. Встречающий меня был так же ослепительно бел, и разглядеть его черты мне не представлялось возможным. Его чарующий голос рассказывал об окончании моего пути, и приглашал присоединиться к моим родным и знакомым, которых я уже не надеялся увидеть.


Но мой взгляд приковала арка, располагающаяся поодаль от этих врат. Она настолько контрастировала с окружением, что казалось невозможным с моей стороны столько времени ее не замечать. Чернота ее цвета была настолько глубокой, что даже пространство рядом с ней рябило и затягивалось между резных черных колонн. На пике ее сводов висели человеческие легкие, вырезанные искусным хирургом вместе с трахеей. С них капали редкие темно-красные капельки, но, несмотря на это, периодически легкие сжимались и разжимались, словно дышали. Кажется, я даже заметил, как сжались бронхи, заходясь в сильном спазме.


Я не мог разговаривать, но мой вопрос дошел до встречающего иным путем. Ответом мне были ужасные картины, возникшие перед моим внутренним взором, образы варящихся в котлах заживо людей, с которых клоками облезала кожа. С тех, кто варился долго, уже отслаивались струпья мышц, сворачивались, и, с клоками кожи и кусками мяса, отпадали волосы. У многих были видны сухожилия и белели кости. Но ужаснее всего было лицезреть тех, кто готовился дольше всех. Чистые скелеты, без грамма мяса на костях, но с полным набором проваренных органов внутри, все так же истошно кричали, оглядываясь пустыми глазницами. Они не могли там умереть, я это понимал, и все что им оставалось – вдыхать жесткими, проваренными легкими токсичные пары серы.


Мой взор очистился, и я снова видел своего гида. На миг свет чуть усилился, и моя душа начала обрастать. Я ничего не почувствовал, но через миг – вернулось мое тело, и врата распахнулись.


Буквально через пару шагов по белоснежному полу, который легко пружинил под ногами, как если бы я ходил по густому лугу, я увидел их. Их всех. Всех, кого потерял, кого любил и с кем ждал встречи. Застыв от шока на мгновение, я начал улыбаться, и бежать к ним.


- Неси адреналин, еще не все потеряно. Напряжение шесть киловольт. Все готовы?


Буквально пара шагов отделяла меня, когда мое новосозданное тело сотряслось.


- Не сработало, заряжай заново!


Я проморгался и сделал еще шаг…


- Разряд! Есть пульс! Живее, интубация!


Прекрасный мир вокруг меня трясся. Сверху сыпались белые хлопья падающих облаков, состоящая из чистейшей белизны земля исходила ширящимися трещинами. Одна из них разрасталась в мою сторону, однако мое тело словно окаменело: я не могу двинуть ни одним мускулом, и лишь смотрел, как приближается голубой отлив свежего каньона. Мои друзья и близкие кричали что-то, но я не успел расслышать, и упал в небесно-синюю бездну.


*****


- Он уже в сознании, но вся нервная система получила непоправимые повреждения. Должен отметить: то, что он выжил после удара молнии – уже огромная удача. Однако он не сможет сам есть, двигаться, даже говорить или двигать глазами. Но, уверяю Вас, он все слышит, видит и чувствует, хоть общаться с ним и не выйдет.


Я чувствовал, что мои веки открыты, но перед глазами все еще была темнота. Что-то мягкое и мокрое облепило меня со всех сторон, когда осязание пробудилось я понял, что это несколько человек меня обняли. Через минуту вернулось и зрение – я не мог двигать глазами, но понял, что меня обнимает вся моя семья: жена, сын и дочка плакали и прижимались мокрыми от слез и соплей носами ко мне. Я очень хотел их обнять, хотел успокоить. Даже пытался произнести «я здесь, родные, не волнуйтесь», но не смог. Я не мог ничего. Ни-че-го. Абсолютно беспомощный, недвижимый. Словно овощ, только чувства остались.


На инвалидной коляске меня завезли в транспортировочную машину. Жена оттолкнула санитара, и начала проверять насколько надежно закрепили мое кресло.


- Я буду о тебе заботиться до самого конца, любимый. – Проверив крепления она поднялась, и на ее глазах вновь блестели капельки слез, эдакие кристаллики грусти и печали. – Мы с тобой.


В дом меня ввезли как героя. Сын и дочка плясали вокруг, хлопая мне и смеясь. «Папа дома, папа дома!» - как же я хочу обнять моих детей… Супруга приготовила восхитительный ужин, я ощущал аромат тушеных овощей, горячих стейков из лосося, а потом – сливового десерта. Но попробовать мне так и не довелось: я не мог ничего жевать, и глотать я тоже не могу. Мой ужин по капельке вливался мне в вену, из стоящей рядом капельницы.


*****


Я не мог спросить сколько времени, но через пару зим мне это стало неважно. Каждый день, на протяжении нескольких лет, вся семья заботилась обо мне. Меняли пеленки, прокапывали глаза, чтобы они не иссохлись, и закрывали их на ночь. Питательная капельница стояла рядом постоянно, и ежедневно пополнялась. Я не могу передать вам словами, какой стыд и горечь я испытывал, наблюдая за этим. Мои родные столько времени и сил тратили на бесполезного отца, который присутствовал разве что в качестве элемента интерьера. Начались приступы, пусть незаметные из-за паралича, когда я просто молился чтобы я наконец умер. Лучше бы меня и не спасали.


И все поменялось через какое-то время. Я даже не заметил, как это произошло. Просто в какой-то момент мне открыл глаза уже повзрослевший сын. С серьгой в носу, с огромными обвисшими подглазниками. Когда он поправлял капельницу – я заметил несколько красных точек у него на сгибе локтя. Он кашлял, бубнил себе под нос. Я раньше только по телевизору видел настолько тяжелую степень наркомании.


Потом жена – я помнил, как она относилась ко мне все время, но сейчас… ей стало все равно. Она даже не смотрела на меня, когда писала кому-то сообщения, счастливо улыбаясь. Я понимал, что происходит, но это не уменьшало боль в моей душе. Самый близкий мне человек отвернулся и начал жить своей жизнью. Ни мной, ни детьми, она не занималась, просто переписывалась в телефоне, не обращая ни на кого внимания.


Дочку я практически не видел, она изредка появлялась дома, забегала к себе в комнату, и уходила обратно. Я даже понятия не имею, чем она занимается. Хоть бы у нее все было хорошо, хотя бы у кого-то…


Глаза болели, мне их давно не смачивали. Меня давно уже бросили в центральной комнате у камина, не перекладывая на ночь, изредка меняя исподнее. Судя по запаху, я даже начал где-то подгнивать. Мои руки и ноги утончились до невероятно маленьких размеров, и дело не только в отсутствии активности, которую раньше я получал от родных, сгибающих мне конечности, чтобы они не атрофировались. Меня кормили раз в несколько дней, либо экономя на капельницах, либо попросту забывая. Я стал мебелью, цветком, нет… кактусом, который стоит и собирает пыль, и даже поливать его забывают.


Я умирал, окруженный близкими мне людьми, в своем собственном доме, где всем на меня было плевать. Наверное, это даже к лучшему.


*****


Какие-то события у нас были редкостью. Изредка приезжали родственники или друзья, и тогда меня отмывали, наряжали, сажали за стол. Но стоило гостям выйти за дверь – про меня снова забывали. Но эти посиделки отличались от всех остальных.


- Да открой ему глаза, вдруг он живой еще. – Незнакомый грубый голос чуть запинался, как будто человек был пьян.


Мои веки поднялись, боковым зрением я заметил сына, курящего на диване. С ним была пара человек, раньше я их не видел, или может забыл. Комната провоняла травкой, а шторы были задернуты, хотя по еле-пробивающимся лучам я понял, что сейчас день.


- Смотри что я достал, это настоящая тема. – Второй голос произнес это с мерзким смешком в конце. – Чистейший хмурый! Не та дичь, которую тебе впаривает твой барыга. Тащи ложку, ща кайфанем.


Просто отвратительно. Мой сын убивал себя прямо у меня на глазах, а я смотрел на это. После героина они закинулись какими-то таблетками, и разлеглись по комнате, закатывая глаза.


- Давай старику тоже дадим? – Парень с грубым голосом лениво повернулся к моему сыну.


- Да неее… он всегда был против наркоты.


- Брось, он валяется тут как овощ, хоть какая-то развлекуха.


Парниша еле поднялся, и поднес ко мне иглу, только что вытащенную из своей руки.


- Вот, папаша, тут еще осталось…


Как только горячая смесь попала мне в вену, сын наконец смог подняться.


- Я же сказал, он против! – С этим криком сын схватил статуэтку лошади с камина, и ударил по голове своего приятеля. – Не смей!


Он все бил и бил его, пока от черепушки не остались одни ошметки. По полу струилась бордовая кровь, а я мог видеть, как из размозженной головы вываливается перемолотый ударами мозг. Второй его друг лежал без сознания на диване, даже не обратив внимания.


Закончив давить голову бывшего приятеля, сын устало поднялся, отряхнул руки, и подошел ко второму. Пощупал пульс.


- Хех, а этот от передоза сдох. Таких друзей…


Закончить он не успел – скрипнула входная дверь, впуская жену. Она влетела как птица, воодушевленная чем-то, прямо к нам в комнату. Светло-зеленые глаза блестели радостью и счастьем, она выглядела как принцесса. Пока не увидела это месиво. Дом наполнился ее горестным криком, а сын…


- Ты че разоралась? – Такой злости в его голосе я еще не слышал никогда. – Опять трахаться ходила? А папа? Тебе насрать на него, да?


С этими словами сын вновь схватился за статуэтку. Супруга побежала куда-то в сторону кухни, а сын ринулся за ней. Я не мог видеть, что там происходит, только слушать. Слушать, как кричит моя жена, как звенят ножи, бьется посуда. Как она просит сына остановиться. Как булькает кровь в ее горле. И как чавкает плоть, разрываемая моим ребенком. Я просто сидел и слушал, без возможности помочь. Я молился чтобы произошло хоть что-то, чтобы это был сон, чтобы все закончилось…


Сын вернулся в комнату. Сел перед камином, лицом ко мне. Он весь был залит кровью, в волосах виднелись осколки костей. На щеке был длинный порез, но он не обращал ни на что внимания. Просто сел и закрыл глаза.


Входная дверь скрипнула еще раз. Вернулась дочка. Она крикнула, что на минутку, и, никуда не глядя, побежала к себе. Тут же вскочивший сын бросился ей вслед.


- О, еще одна шалава! Весь город только и гудит, как тебя по кругу на каждой вечеринке пускают! Сейчас я тебе покажу…


Меня рвало изнутри. Я слышал все, каждую деталь. Как выбивается дверь в комнату, как кричит моя дочка. Как просит ее не насиловать. Сына было не остановить. Плач моей дочки сменился криком ужаса. Звук бьющегося стекла, мольбы отпустить ее… Я снова услышал чавканье плоти, треск костей.


Сын опять спустился, поправляя джинсы. Теперь уже полностью покрытый кровью, слизью – единственный живой член моей семьи, чьей смерти я сейчас желал больше всего. Он тащил в руке что-то похожее на мешок. Когда он встал передо мной я увидел, что это вырезанные легкие, которые он тащит за трахею. Мне даже показалось, что они еще бились в спазмах.


- Ну вот и все, папа. Я почистил дом. Сейчас передохну, и дам тебе поесть, ты ведь голодный, правда?


Он подошел к окну, и отдернул шторы. Краем глаза я увидел красный свет, льющийся к нам в дом. За окном кричали и варились люди.


- А это что еще? – Сын открыл окно, впуская запах серы и вареного мяса. Он выглянул в окно, слишком сильно. – Аха, да я его знаю! Это же… АААААА


Сын вывалился в окно, и, хоть мы и были на первом этаже, кричал еще долго, улетая куда-то вниз.


Я остался один. Среди разлагающихся тел, да и сам я разлагался потихоньку. В своем доме. В своей крепости.


*****


Спустя много времени, когда отвратительный запах тел, сожранных крысами и трупными червями, стал совсем невыносимым, а сгнившее мясо почти закончило отваливаться от моих костей, я увидел белый свет где-то далеко перед собой. Он приближался и приближался. Я умирал еще раз.


- Неси адреналин, еще не все потеряно. Напряжение шесть киловольт. Все готовы?


Я не помню, что я сделал перед своей первой смертью. Возможно, помнил когда-то, но я тут уже слишком давно. Каждый раз кошмар чем-то отличается, но конец один. Моя семья, люди, которых я так люблю, сначала отворачиваются от меня, а затем умирают в страшных мучениях. Иногда от собственных рук, несколько раз врывались грабители, их разрывали лезвиями сумасшедшие соседи, кромсали топорами безумцы, вырывая внутренности, обливали кислотой, оплавляя кожу и растворяя глаза… Всего и не упомнишь.


Это сложно. И больше всего хочется умереть по-настоящему, провалиться во тьму, вечную тьму, из которой нет выхода. Но этого никогда не будет. Я навсегда заперт в своем собственном доме, навсегда обречен смотреть на их гибель, бессильно наблюдая за этими ужасами. А теперь прошу прощения, но мне уже пора.


Пора на новый круг.

Рассказы дублируются в телеграм: Beloborod's tales

Показать полностью
49

Великий новатор

День 1. Инкогнито.


Разноцветные отблески склянок и мензурок вокруг всегда напоминали мне, что я делаю не просто работы, не столько искусство, сколько настроение и мысли тех, кто увидит мои произведения. У меня были сотни, если не тысячи, красок, химикатов, красителей всех цветов. Для моих изделий зачастую были нужны тонкие, даже прецизионные инструменты, поэтому и к сбору коллекции разнообразных ножей, лезвий, пил и пилочек я подошел с особой ответственностью.


Новый, мягкий и податливый, материал уже лежал у меня на столе. Как большинство скульпторов, художников, музыкантов – я самостоятельно заботился о своих инструментах, и собственноручно добывал материал.


Я начал неспеша, срезая выпирающие излишки, разделяя эту глыбу на кусочки, по линиям, созданным самой природой. Где-то я сбрызгивал водой, чтобы материал не трескался, где-то напротив - требовалось его подсушить. Достаточно большой опыт за плечами позволял мне действовать легко и непринужденно, хотя со стороны, наверняка, казалось, что я слишком тороплюсь, однако все мои движения были точно выверены.


Когда я закончил делить материал, пришло время грубой обработки. Предварительно звякнув в руках, электрическая пила, мое новое приобретение и гордость, издала грозный рык, и принялась кромсать куски передо мной. О да, деньги определенно потрачены на отличную вещь: теперь с этой частью я справляюсь гораздо быстрее.


Закончив эту главу, я приступил к моей любимой. Я доводил скальпелями и пилочками детали до необходимой мне формы, фактически шлифовал. Иногда приходилось заполнять полости, но все равно этот материал я выбрал чрезвычайно удачно: такого цвета и таких оттенков я ранее никогда не встречал. К сожалению, как и всегда, были небольшие изъяны. Специально для них у меня и были припасены краски, химикаты и красители. Я приступил к финальной части.



День 2. Детектив.


Под огороженной красно-белой лентой статуей Фемиды столпились, казалось, все малочисленные полицейские этого города. Лента на глазах богини была окрашена бордовым, значит - очередной привет от старого друга ждал меня.


- Она их лизнула! Моя дочь! Это все ваша вина, почему вы ничего не делаете?! Уже целый год мы живем в страхе, почему вы ничего не делаете?! – женщина со слезами, размывающими тушь под глазами в нелепые узоры, крепко держала маленькую девочку за руку. Хотя малышка, наверняка, еще не понимала происходящего вокруг, она тоже заливалась слезами в истерике, беря пример со своей матери. Я отвернулся от этой парочки, пора самому взглянуть на картину.


Под постаментом был установлен большой вафельный рожок, мне он доставал до пояса. Внутри он был наполнен льдом, а вот кубы, вместо привычных шариков, расположенные сверху, были ярко-розовыми, с алыми вкраплениями и линиями, где-то даже выделялись оттенки белого.

Стейки из очередной жертвы, так изящно свернутые, отшлифованные и замороженные, на которые я ненароком залюбовался. Некоторые кости были педантично обрезаны, и их срезы отчетливо виднелись в человеческом фарше, будто глазки у картофельных клубней. Три таких же кубика было на одной из чаш весов, в руках у богини правосудия.


Обычно он оставляет какие-то знаки и подсказки. Мне остается только мечтать, чтобы число три – было не количеством дней, до следующего перформанса. Этот человек, пусть многие и считают его животным, за год мучений этого города, ни разу не оставил абсолютно никаких улик. Были только его подсказки к времени, месту, обстоятельствам, тематике следующего преступления. Разгадать их вовремя так и не удавалось.


Я подошел ближе к этому… мороженному, и взглянул на кубы. Плотно спрессованы, несмотря на отшлифованную и замороженную плоть – видны крохотные капельки масла. Возможно, он пытался их поджарить. А возможно – от инструмента, например цепной пилы. То, что у него есть мастерская и, вероятно, большая морозильная камера – нам известно давно. По таким приметам можно задержать почти каждого мужчину в этом городе, и половину женщин.


На месте преступления мне делать больше нечего. Цифра три, кубическая форма, мороженное, Фемида – я был уверен, что это все подсказки, для следующего его акта. Скоро придет отчет из лаборатории, где установят личность жертвы, однако это бессмысленно. Все его жертвы абсолютно случайны, не было ничего общего, казалось, он просто вырывал из толпы первого попавшегося человека и творил свои зверства. Когда тела были сохранены лучше, и аналитики могли работать на месте преступления, они утверждали, что жертвы были в сознании, пока психопат измывался над ними. Надеюсь, этой повезло скончаться быстро. Все что я мог делать - это проводить бессонные ночи в участке, пытаясь понять, на что похожа эта комбинация.


*****


- А я говорю, это точно на этом перекрестке!


Мой новенький коллега в очередной раз тыкал пальцем на расстеленную карту. Этот выскочка – сержант решил, что подсказки нашего общего знакомого – обычный квест, и облюбовал первый понравившейся фрагмент карты нашего городка.


- Еще раз, ТРИ дороги, ТРИ здания-барака, какой они формы в разрезе? Параллелепипед, в другом разрезе – квадрат, который тоже параллелепипед. Одно из зданий – склад молока местного фермера, в другом недавно взорвался баллон сжиженного углекислого газа, который в твердом состоянии называют сухим льдом, а в третьем – живет толпа бомжей, и один из них – слепая старая женщина, носящая красную повязку, прямо как у той статуи, я точно знаю, я задерживал их на предыдущей неделе!


- Послушай меня. – Я закипал, и переставал себя контролировать. Очевидно притянутая зауши версия этого юнца была настолько бредовой, что казалось нереальным то, с каким упорством сержант этого не понимал. – Это мое чертово расследование, я чертов год сижу в этом чертовом участке, пытаясь разобраться в планах этого чертового психопата! Такие версии как у тебя чертов год приводят только к трате времени, пока наблюдатели, патрули, целые отряды сидят в засаде, а этот извращенец проворачивает все в другом конце города, в то время, на том месте, до которых мы не додумались! Тебя позвали как исполнителя, еще раз ты влезешь в расследование со своими идиотскими предположениями – вылетишь не только из участка, но и выше регулировщика до конца своей жалкой жизни не прыгнешь!


Наверное, когда-нибудь я пожалею о том, как разговаривал с коллегой. Я не прошу меня понять, но целый год безуспешных поисков, бессонных ночей, неверных предположений, ошибок, смертей – это все давило на нас, и на меня. Пожалуй, на меня сильнее всех – я вел это безуспешное дело, в котором нас обводил вокруг пальца жалкий сумасшедший.



День 7. Инкогнито.


У меня много хобби. И сегодня я решил заняться еще одним из них, к этому я давненько не возвращался.


Этого олененка я видел не первый раз. Он часто приходил на эту поляну. Знаете выражение «Заблудиться в трех соснах»? Ситуация всегда выглядела именно так: олененок выходил на центр полянки, окруженный всего тремя молодыми деревцами, и стоял, оглядываясь, и словно думая куда пойти. А может, он искал кого-то. Может быть маму, от которой отстал на прогулке. Но его мотивы меня волновали не сильно.


Прислонившись глазом к оптическому прицелу моей винтовки, я задержал дыхание. Охотником я никогда не был хорошим, и навыки стрельбы оставляли желать лучшего. Этот раз не стал исключением: целившись в сердце я, по нелепой случайности, слегка тряхнул руками, и попал ему в ногу. Олененок упал, скуля и подвывая, а я бросился к нему. Я милосердно перерезал ему горло, избавляя от мучений. Не стоило откладывать на потом и обработку тушки: я вспорол уже почившему олененку живот, отделяя все ненужные мне части от необходимых. Кому-то такое доставляет удовольствие, в моем же случае это исключительно необходимость.


Я уже заканчивал, когда к моему временному пристанищу начала подбираться олениха. Она выглядела уже далеко не молодой, но меня волновало скорее то, что олениха как будто не видела, что я делаю, и ничего не боялась. Она подходила все ближе и ближе, и мой инстинкт охотника, пробужденный специально для сегодняшнего дня, воспрянул вновь: я схватил винтовку. Скоро по моим пальцам вновь потечет алыми каплями кровь обрабатываемого животного, под ногти забьются мелкие частички вынимаемых внутренностей. Но это после того, как я добуду олениху, а пока… Охота продолжалась.



День 8. Детектив.


Идиот. Впрочем, я, отвергавший его идеи раз за разом, оказался еще глупее. Почти четыре сотни дней – а я так и не приблизился к пониманию зверствующего у нас в городе монстра, а этот сержант – за несколько минут разгадал послание. Жаль, что все получилось именно так.


Сбегающий во время службы, и проводящий все свободное время, на пересечении трех дорог молодой сержант полиции располагался над землей, проткнутый деревянным колом, торчащим острием из его шеи. Длины кола, а также сучков на нем, хватало, чтобы поднять и зафиксировать тело под острым углом, образуя нечто, наподобие прямоугольного треугольника. На острие кола было насажено человеческое запястье, очевидно не нашего сержанта: руки у него были целы. В запястье была зажата купюра, распознать которую пока не получилось: она была полностью покрыта толстым слоем запекшейся крови. Свободное пространство между телом сержанта, землей и колом занимало какое-то красное месиво, смотреть на которое мне совсем не хотелось. Тело, от нижнего ребра и до бедренных костей, было зверски располосано, где-то отсутствовали целые куски плоти. Органов же не было вовсе: все внутренности были неаккуратно вытащены, будто их вырывали голыми руками. Икроножные мышцы были отрезаны около стоп, и свисали нелепыми лоскутами, напоминая закрылки насекомого.


Я обошел композицию, разглядывая под разными углами, с других сторон, силясь понять ее. И ко мне пришло осознание, когда я увидел ползущую тень: часы. Это, мать твою, солнечные часы. Циферблата, вроде бы, не было, но сомнений не оставалось. Теперь, следовало найти подсказки…


- Сэр, прошу прощения. Группа лаборантов и аналитиков высказали предварительное заключение. Во-первых, это… нечто, натянутое под сержантом – кожа человека. Предположительно, слепой бездомной, нелегально живущей, вместе с другими бродягами, в бараке рядом уже долгое время. Она пропала около дня назад. Кожа не с целого тела, здесь только часть, и самого тела нигде нет. И во-вторых… кхм, сер, они сказали, что, судя по состоянию ран и количеству крови, жертвы были живы… почти все время извлечения органов и снятия скальпа. Я соболе…


- Спасибо, офицер. Вы свободны. – Я отвернулся от подошедшего полицейского, полностью уйдя в свои мысли. Одновременно со злостью на себя и этого монстра, с жалостью к этим и другим его жертвам, злобы на потерю сотрудника, приписанного к моему отряду… во мне полыхало какое-то новое чувство. Мне даже казалось, что проснулось оно очень давно, еще с первой жертвой этого изверга, но я сдерживал это чувство, оперируя понятиями морали. Однако год наблюдения зверств дал о себе знать. Я больше не мог отрицать. Восхищение.


Вновь обернувшись к солнечным часам, я обнаружил что-то новое. Песок, песок на дороге, песок вокруг тел, еще не затоптанный толпами полицейских, был разрыхлен в виде искаженного циферблата. Да это же… Стекающие часы Дали! Ну, то есть очень узнаваемое и детализированное подобие. Даже камешки, оказавшиеся в этом циферблате, были расположены как риски в настоящих часах! Обнаружив это, я смог определить время – 12:30, в этой области циферблат как раз был почти не искажен. То же время было на моих наручных часах.

Потрясающая точность! На какой-то момент мне стало страшно: не место преступления теперь было передо мной, но артхаусная реплика, новаторская замена устаревшего искусства. И, возможно, где-то глубоко в душе, появилось ожидание. Я ждал следующего шедевра.



День 15. Инкогнито.


Новый, белый холст – это всегда потрясающе. Ты еще не знаешь, что получится, куда поведет тебя муза, но предвосхищаешь радостные, удивленные и потрясенные возгласы поклонников, и творишь, творишь…


Я занес кисть, и оставил первый след. Что это будет? Пейзаж? Натюрморт? Может быть портрет? Возможно, автопортрет. Уже понимая цель, я позволил вдохновению управлять моими пальцами, и появляющиеся мазки ложились именно там, где было нужно.


Это мое финальное произведение, а финал должен быть громким. Путь, которым меня вела судьба в этом городе почти завершен, и уходить следует красиво. Должно быть, мои фанаты поражались, как мне удается из одних и тех же цветовых сочетаний, лежащих в основе, творить все новые и новые произведения. Секрет был прост, и вы его уже узнали: меня вела муза, некий внутренний инстинкт, которому невозможно было противостоять.


Когда произведение было завершено, я отступил назад и начал в него вглядываться. Возможно, кто-то скажет, что я просто копирую произведения великих. Это не так, я пересоздаю, открываю заново, делаю то, до чего не догадались великие творцы ушедших времен, или же догадались, но им не хватало смелости.


Когда я закончил, с огромного холста на меня глядела прекраснейшая, красивѐйшая, уникальная Джоконда.



День 16. Детектив.


Окружающие меня люди, полицейские, зеваки, все они видели только верхушку, и даже не пытались скрывать отвращения на своих глупых мордах, глядя на распластанные, разорванные, разрезанные органы, закрепленные на растянутой коже. Где-то еще торчали волосы, а с задника этого импровизированного холста почему-то по-прежнему изредка падали капельки крови. Видимо, его смочили свежей, размещая под зданием мэрии. О новом шедевре нам сообщил неизвестный, чуть позднее полудня, и я помчался сюда. На часах местного капитолия было ровно пол первого, когда я обратил внимание на оставленный нам подарок. Аккуратно вырезанные из печени круги и узоры, нарочито небрежно прилепленные степлером целые нити вен и артерий, вырванные зубы, впечатанные уцелевшими корнями в это полотно, канаты, сделанные из высушенных и промытых кишок – тут было все, на любой вкус.


Какой-то идиот предположил, что это намек на аппликацию, еще один бездарь – что создавший это произведение психопат. Эти люди видели только кровь, свисающие и волнующиеся на ветру легкие, располовиненное сердце и другие потроха.


Я же ясно видел тонкую улыбку, слегка наклоненную голову, длинные волосы, изящно скрѐщенные руки. Шедевр да Винчи узнавался с первого взгляда любым, чей разум не был застлан бесполезной пеленой морали.


Мое, почти часовое, любование этой восхитительной репликой прервал грубый оклик со спины. Пока мне заламывали руки, пока зачитывали права и обвинение – я не отрывал взгляд от чарующей улыбки, от глаз, смотрящих прямо в мое нутро с этого портрета. Это было потрясающе.


*****


- Вы понимаете всю серьезность предъявленного обвинения детектив? Разумеется, пока, это еще не значит, что Вы отправитесь за решетку. Но столько совпадений – это чересчур. Целый год без малейшего продвижения, смерть сержанта, четко понявшего подсказку убийцы. Мало кто знал о том, что это именно он догадался… И, между нами, детектив. Я видел, как Вы смотрели на расчлененное, разодранное тело сегодня. Вам лучше…


- Я. Да, Вы правы, это был я. Что Вам нужно? Признание? Объяснение? Я каждый свой шедевр могу описать. С чего хотите начать, а, новый детектив? Мона Лиза, Третья симфония Бетховена, Девочка с персиками, может быть с моей модели Эйфелевой Башни? Предлагайте…


Когда я начал понимать Шедевры, до меня дошел смысл всех произведений творца нашего города. Я понимал все, что он имел в виду. Я стал лучше, стал умнее, изысканнее. И в искупление моей вины, того, что я гонялся за ним более года, я дам ему шанс уйти от этих идиотов невредимым. Я рассказал про все: про музыкальные ноты, извлекаемые ветром из обнаженных голосовых связок, про ритм, создаваемый стекающими каплями крови на растянутый язык, про цветовую палитру, которую можно создать только из внутренностей, и особенно ценен великолепный, создаваемый мозговой жидкостью, серебристый оттенок. Я был просто рассказчиком. А Он - должен творить.



День 17. Инкогнито.


Муза мне шептала, что уже пора – но я и так это знал, новость о поимке очередного серийного маньяка уже заполонила газеты. Не знаю, что за рок меня преследует, но ни в одном городе не обходится без психопата.


Я собирал вещи и инструменты. Каждый, даже самый маленький предмет, был связан со своей Историей, со своим Шедевром. Я не мог торопиться, и вспоминал каждую деталь, связанную с Произведением, которое вспоминал, касаясь следующей вещицы.


Спустя какое-то время я уже оглядывал пустое помещение. Бывшая пиццерия была куплена мной предусмотрительно рядом с единственным полицейским участком этого городка – так было спокойнее, может поэтому монстр из газет меня и не тронул. Но новое место уже ждало. Пора завоевывать новых поклонников, покорять следующий город.


У меня никогда не будет обычной, скучной жизни, не будет посиделок с друзьями, неловких свиданий, сборищ по пятницам и выходных в боулинге – в этом нет ничего интересного. Гораздо веселее, гораздо правильнее и разумнее, посвятить свое существование созданию Искусства. И, кроме того, я не мог заводить друзей и знакомых по одной элементарной причине. Каждый, кто хоть немного со мной сближался, всегда шел по одному из двух путей. Либо он становился моим фанатом, либо моим произведением. Я не планирую заранее, в какой город отправлюсь, часто я меняю даже страны. Я хочу приобщить самые разнообразные массы людей к Великому. И на вашем месте, на случай нашей возможной встречи, я бы заранее начал выбирать. Хотя, может, вы уже решили?


Вы станете моим шедевром, или моим фанатом?

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!