На селе при НЭПе, до начала коллективизации складывалась удивительная картина. Если приезжим из города комиссиям, дать бумаги и пойти обследовать деревню, чтобы они увидели? Человек нанимающий батраков на обработку своего участка, что выдавала в нем кулака, эксплуатирующего чужой труд, жил в какой-то разваливающийся халупе и часто не имел даже нормального инвентаря. А вот батрак, работающий на него жил в роскошной хибаре, с кучей лошадей и даже сеялками и веялками. В чем дело? Что за фигня творилась?

Второй тип капиталистической организации производства в сельском хозяйстве — это организация производства под видом сдачи в аренду своего инвентаря и рабочего скота.
….
На вид здесь бедняк нанимает капиталистического предпринимателя в качестве сдельного рабочего с лошадью. На деле же кулак для извлечения эксплоататорского дохода в свою пользу обрабатывает землю бедняка, юридически не арендуя её. За пользование землёй кулак платит бедняку меньшую часть урожая с обрабатываемой таким образом земли. А юридически считается, что бедняк «нанятому» им «сдельному рабочему» платит «заработную плату» в виде большей части урожая. За вспашку, за привоз урожая с поля в деревню, за вывоз для продажи на пункт и т. д. — за всякую «сдельную» работу безлошадный «платит» кулаку изрядную долю урожая (в Киевском округе, например, за один только вывоз с поля — до одного снопа из каждых четырёх и т. д.). Это — система «пролетарской» маскировки кулаком фактических капиталистических отношений (мнимый «наниматель» является обычно фактическим рабочим своего «сдельного работника»). Система такой маскировки является отчасти пережитком первых лет нэпа (когда не было ещё чёткого разрешения аренды), отчасти проводится кулаком для предохранения себя от лишения избирательных прав или от регистрации договора на аренду земли у бедняка или на наём самого бедняка и т. д. Цель маскировки — лишение бедняка той защиты закона, какую бедняк получил бы при открытом обнаружении действительных капиталистических отношений и при регистрации соответственных договоров.
Эксплоатация путём маскарадной «сдачи в аренду» своего рабочего скота и инвентаря является сейчас одним из наиболее распространённых видов капиталистического предпринимательства в деревне. Точно учесть размеры её при наличных материалах совершенно невозможно. Приближённо можно определить низшие пределы её размеров применительно к распространённости найма так называемых сдельных рабочих.
..
Львиная доля нанятых приходится приэтом на высшие 2% — капиталистически-предпринимательскую группу, а подвергается капиталистической эксплоатации, замаскированной мнимым наймом «сдельных рабочих», в среднем около 20% всех дворов. Это неудивительно, если вспомнить, что количество не имеющих рабочего скота составляло в 1926 г. по РСФСР 30% (стр. 81 «Справочника»)‚ причём пять шестых из них (около 25%) всё же, по таблицам ЦСУ (стр. 78), производили посевы. А для этого и служит «наём сдельных рабочих», т. е., проще говоря, обработка преимущественно высшей группой своим рабочим скотом земель безлошадной бедноты, исполняющей притом порою при этом рабочем скоте батрацкие обязанности (и те операции, какие не требует скота, например посев руками, молотьба цепом и т. д.).
Частный капитал в СССР Ларин Ю.(Михаил Лурье) 1927 (Книга рекомендованная Сталином)

То-есть кулак, оказывался “бедняком”, а бедняк оказывался “кулаком”. Эксплуатировал здесь бедняк кулака, наживаясь, якобы на его нелегком труде. Спрашивается почему так происходило? Все очень просто, у бедняка был участок земли и палка-копалка, а у кулака не было много земли, но было куча первоклассных инструментов с рабочей скотиной.

Всего на долю этих 4% дворов, по сплошным налоговым данным НКФ, приходится 16,3% всей облагаемой земли, 16,2% посевов, 11,2% рабочего скота и 8,2% крупного рогатого скота.
Частный капитал в СССР Ларин Ю.(Михаил Лурье) 1927 (Книга рекомендованная Сталином)

Кулаку нужна была маскировка, и он с легкостью мог обработать большие участки земли, за счет своего капиталистического хозяйства со средствами производства, а вот беднота не могла из-за отсутствия таковых. Естественно он себя не обижал и забирал почти весь урожай, он же работал!

Бедняки, «нанимающие» богатых; богатые, являющиеся «пролетариями» по отношению к эксплоатируемым ими на деле беднякам, — до такой терминологии (обозначений), побивающей рекорд экономической безграмотности, могло договориться только народничество, не желавшее знать классового смысла описывавшихся им явлений. Известно, как в одну кучу «промыслов» народники валили и открытие кулаком трактира или заводика и поступление бедняка рабочим на этот заводик или в этот трактир.
...
Таким путём совершенно замазывается действительная противоположность характера высших, капиталистических и низших, бедняцких групп, и напускается туман в ясное дело. Вместо того чтобы одни нанимались, а другие нанимали — все оказываются и нанимающими и нанимающимися.
Частный капитал в СССР Ларин Ю.(Михаил Лурье) 1927 (Книга рекомендованная Сталином)

Ну подумаешь, тоже проблема нашлась, пускай хорошие хозяева продолжают дальше работать, богатеют на пользу стране, увеличивая ее мощь! Вон с 20-х годов смогли вытянуть страну, хлебушком накормили. Все же отлично, зачем все менять? (Позиция правых коммунистов, Бухаринцы)

Хорошо-то хорошо, да не очень. Проблема в том, что в 20-х, все крестьяне были грубо говоря, одинаково бедными (всех разорила первая мировая и гражданская война), их конкуренты помещики пропали и все дружно развивались , в анархичном-деревенском капитализме, идеальные условия по Марксу - восходящий тренд. А вот к концу 20 годов, образовались относительно крупные (по старым меркам) хозяйства, которые из-за отсутствие внешнего рынка (нет расширения капитализма - что очень плохо для него) стали жрать друг друга и особенно активно бедняков. Начало резко расти расслоение, одни стали сильно богатыми, в производственном плане, другие сильно бедными (хватало только на прокорм себя).

В результате, деревня начала резко звереть - кулаки ненавидели советскую власть, за то что мешает богатеть, а середняки (разбогатевшие бедняки), за то что она им обещала помогать, но не защищает их от экономической конкуренции кулаков, а вроде как большевиками представлялись, защитниками бедных и угнетенных, болтают, но ничего не делают. Может опять эсеров позвать или анархистов?

Неприятно когда тебя не любят, но зато хлебом кормят, как нибудь они там на деревни, по своим законам разберутся, свои люди сочтемся (марксизм предпочитал экономическую борьбу с капиталистами, методами постепенного вытеснения их с рынка, чтобы не испугать середняков). Хоть горшком обзови, только в печь не клади! А мы пока продолжим медленное внедрение колхозов.

И тут случилась она - Задница!

В СССР вырос очень богатый урожай, но хлеба в городах не было!

Вы, конечно, знаете, к чему может привести дефицит, если он не будет ликвидирован. Он приведет к тому, что наши города и промышленные центры, а также наша Красная Армия будут поставлены в тяжелое положение, они будут плохо снабжаться, им будет угрожать голод. Понятно, что мы не можем допустить этого. [c.1]
Что вы думаете об этом, какие меры думаете предпринять, чтобы выполнить свой долг перед страной? Я объездил районы вашего края и имел возможность убедиться, что у ваших людей нет серьезной заботы о том, чтобы помочь нашей стране выйти из хлебного кризиса. Урожай у вас високосный, можно сказать, небывалый. Хлебных излишков у вас в этом году больше, чем когда– либо, а план хлебозаготовок не выполняется. Почему, на каком основании?
Вы говорите, что план хлебозаготовок напряженный, что он невыполним. Почему невыполним, откуда вы это взяли? Разве это не факт, что урожай у вас в этом году действительно небывалый? Разве это не факт, что план хлебозаготовок в этом году по Сибири почти такой же, как в прошлом году? Почему же вы считаете план невыполнимым? Посмотрите на кулацкие хозяйства: там амбары и сараи полны хлеба, хлеб лежит под навесами ввиду недостатка мест хранения, в кулацких хозяйствах имеются хлебные излишки по 50–60 тысяч пудов на каждое хозяйство, не считая запасов на семена, продовольствие, на корм скоту, а вы говорите, что план хлебозаготовок невыполним. Откуда у вас такой пессимизм?
Вы говорите, что кулаки не хотят сдавать хлеба, что они ждут повышения цен и предпочитают вести разнузданную спекуляцию. Это верно. Но кулаки ждут не просто повышения цен, а требуют повышения цен втрое в сравнении с государственными ценами. Думаете ли вы, что можно удовлетворить кулаков? Беднота и значительная часть середняков уже сдали государству хлеб по государственным ценам. Можно ли допустить, чтобы государство платило втрое дороже за хлеб кулакам, чем бедноте и середнякам? Стоит только поставить этот вопрос, чтобы понять всю недопустимость удовлетворения кулацких требований.
Если кулаки ведут разнузданную спекуляцию на хлебных ценах, почему вы не привлекаете их за спекуляцию? Разве вы не знаете, что существует закон против спекуляции – 107 статья Уголовного Кодекса РСФСР, в силу которой виновные в спекуляции привлекаются к судебной ответственности, а товар конфискуется в пользу государства? Почему вы не применяете этот закон против спекулянтов по хлебу? Неужели вы боитесь нарушить спокойствие господ кулаков?!
Сталин 1929

Сказалось очень гадкое свойство капитализма. Сперва он вытаскивает экономику из колеи, инновации, новые рабочие места, тренды, предпринимательский дух, рост зарплат и все такое. А потом тот же капитализм начинает загонять экономику в самые глубины анала. Капиталисты укрупнились, захватили все выгодные места, а затем начинаю активно жрать друг дружку, активно грабить население, разрушая экономику, ведь у них главная цель, внезапно, прибыль, а не развитие общества.

Но обойти этот момент — значит обойти главное в хлебозаготовительном деле. О чем говорит опыт последних двух лет по хлебозаготовкам? Он говорит о том, что состоятельные слои деревни, имеющие в своих руках значительные хлебные излишки и играющие на хлебном рынке командующую роль, не хотят нам давать добровольно нужное количество хлеба по ценам, определенным советской властью. Нам нужно для обеспечения хлебом городов и промышленных пунктов, Красной армии и районов технических культур около 500 млн пуд. хлеба ежегодно. В порядке самотека нам удается заготовить около 300–350 млн пуд. Остальные 150 млн пуд. приходится брать в порядке организованного давления на кулацкие и зажиточные слои деревни. Вот о чем говорит нам опыт хлебозаготовок за последние два года. Что произошло за эти два года, откуда такие перемены, почему раньше помогал самотек, а теперь оказался он недостаточным? Произошло то, что кулацкие и зажиточные элементы выросли за эти годы, ряд урожайных годов не прошел для них даром, они окрепли хозяйственно, накопили капиталец и теперь могут маневрировать на рынке, удерживая за собой хлебные излишки в ожидании высоких цен и оборачиваясь на других культурах. Хлеб не есть простой товар. Хлеб — не хлопок, который нельзя есть и который нельзя продать всякому. В отличие от хлопка, хлеб в наших нынешних условиях есть такой товар, который берут все и без которого нельзя существовать. Кулак это учитывает, и он придерживает его, заражая этим держателей хлеба вообще. Кулак знает, что хлеб есть валюта валют. Кулак знает, что излишки хлеба есть не только средство своего обогащения, но и средство закабаления бедноты. Хлебные излишки в руках кулака при данных условиях есть средство хозяйственного и политического усиления кулацких элементов. Поэтому, беря эти излишки у кулаков, мы не только облегчаем снабжение хлебом городов и Красной армии, но и подрываем средство хозяйственного и политического усиления кулачества.
Сталин

Саботаж властей, подкупленных и разложенных капиталистами на местах, привел к тому, что контроль диктатуры пролетариата над капиталистическим укладом на селе в лице кулака был ослаблен, что постепенно привело уже к 1929 году к карточной системе, в самый урожайный год! А что будет дальше, если случится неурожай?

Даже богатые немцы в те года, не могли себе позволить командировки солдат в СССР, в годы военно-технического сотрудничества, слишком дорогие были для них продукты!

Получились мелкие монополии на селе, ну как сейчас. Грубо говоря, сперва класс капиталистов работал на Советскую власть, а теперь стал кидаться на нее и кусать (правда за такую формулировку, ранее была критика).

Сегодня это выглядит так: капитализм помог вытянуть Россию из 90-х, восходящий тренд, но сейчас он ее же опять загоняет в 90-е , нисходящий тренд, так что сейчас любые действия, поддерживающий старый курс по дальнейшему развитию капитализма, наоборот, загоняет страну в новые 90-е, вот такое противоречие.

Это отлично показано в фильме Брат-2, где главный герой из наших 90-х, начального развивающегося капитализма, перелетает на самолете в Америку и попадает в те же самые 90-е, но уже в конечный развитый капитализм (империализм), только Американский. У нас он воевал с кавказцами, а там его бьют негры, что почти тоже самое. Их гангстеры ни чем не отличаются, от наших “торпед”. И вот его навыки бандитского Петербурга отлично подходят под условия Южного Гармлема. Единственное, что его отличает от местных жителей - это совковый синдром, он привык еще к старой советской действительности, наличие остатков равенства, отсутствие сильно выраженной национальной розни и т.д., и не понимает, что правила наших 90-х там уже работают лет сто.

Отличие там есть, это районирование, районы неудачники живущие постоянно в 90-х и благополучные районы с богатым и "средним" классом, куда "чужие" не заходят, где все эти противоречия смазаны, все таки финансовый и промышленный мировой центр - можно отлично  жить в своем районе, то у нас все это "великолепие" и все благополучие для элиты, находится за “границей”, а значит нас ожидает обычный Южный Гарлем, который волной накроет всю страну, за исключением Москвы, хотя.... Так вот он в новые 90-е прилетел на самолете, а мы туда сами прибываем всей страной на “машине времени”, и улететь от туда как ему, нам уже нельзя!

Ладно, сильно отвлеклись, вернемся от нашего будущего, к истории.

Кулаки разлагали советскую власть, власть на местах начинала поддерживать кулаков и помогала им грабить бедноту (даже выдумывала якобы новые налоги, например на печь). В этом их была сила. Ничего, кстати нового, сейчас происходит тоже самое, капиталисты всегда подчиняют государство.

Но тогда у Сталина и Современного Китая были и есть командные высоты у пролетариата в экономике, а у России их сейчас нет, значит наш президент будет ложится под всех олигархов. Сталину было очень трудно, что кстати, предстоит пройти и Си Цзиньпину , природа капитализма не изменилась, о чем никогда не ленились предупреждать большевики.

Мало того, оппозиции в СССР это дело очень сильно понравилось! Хоть количество ее сторонников уменьшалось в партии, с их опорой на капиталистов, они становились сильнее и опаснее. Правые Бухарин, Зиновьев получили поддержку от Нэпанов (советских миллионеров) и кулаков, а левые Троцкий, Смилга и т.д., от рабочих возмущенные капитализмом деревни и деревенской бедноты звереющей от бедности, вместе они стали жать команду Сталина. А потом оппозиционеры подумали, а почему бы нам не объединится, чего тут мелочится? И левая оппозиция объединилась с правой! (Во Франции это привело к катастрофе) Если бы оппозиционеры разбили бы центр, это было бы крушением страны, так как они бы моментально передрались за власть, из-за фундаментальных противоречий. Это выглядит сейчас как, в грубом сравнение, если-бы Зюганов и Навальный образовали единый фронт, хотя....

Единственный выход из этой ситуации - не дать разъединить рабочих и крестьян, что могло привести к гражданской войне и разбить быстро капиталистов на деревне, посредством коллективизации, пока не случился голод. Что и было исполнено в виде форсированной коллективизации и перескок в социализм. Да, только в 1936 году, СССР стал социалистической страной!

Вывод

Кулаки и бедняки очень часто были друг от друга внешне неотличимы для государства в отличие от НЭПанов (поэтому их и не боялись), вскрывалось это только взглядом понимающего специфику деревни. Поэтому сейчас так много воплей о том, как несправедливо кого-то раскулачили.

Капитализм сперва вытягивает экономику из зыбучих песков, а потом так же быстро и эффективно ее туда загоняет. Поэтому главная задача, быстро его пристрелить, эту тварь, пока она опять не потянуло в болото, перескочив в социализм. Но для этого все командные высоты (в том числе и экономике) должны быть у пролетариата.

Троцкизм имел социальную базу с опорой на капиталистов и был очень опасен для СССР, из-за возможности разрыва союза рабочих и крестьян.

Наткнулся на автору на объявление. Реально в шоке.. это вот зачем?? И это купят? И за 700???
Особенно порадовала распределительная коробка ))
Если кто захочет купить, Велком в Питер

https://auto.ru/cars/used/sale/1092032534-6b499dce

Фото Фрэнка Баумгарта

Захотелось поделиться с вами отрывком из книги Виктора Суворова "Аквариум". Считаю, что его нужно зачитывать на тренингах по продажам)

"
Привезли меня в город два лохматых мужика в три часа ночи. Вместе мы арбузы разгрузили, уложили их в деревянный короб у зеленого дощатого навеса, в котором мне предстояло проработать шестнадцать дней и проспать пятнадцать ночей.

В пять утра базар уже гудел тысячами голосов. Мужики давно уехали, а я один со своими арбузами остался. Торгую. Из-за прилавка не выхожу. Стесняюсь. Ноги босые, а в городе никто так не ходит.

Торгую, судьбу проклинаю. Еще меня никто и резать не собирается, а жизнь уж в моих глазах меркнет. Арбузы у меня отменные. Очередь у прилавка огромная. Все кричат, как на колхозном собрании. А я считаю. Цена моим арбузам – 17 копеек за килограмм. Это государственная цена, отклониться от нее – в тюрьму посадят. Считаю. Математику я любил. Но ничего у меня не получается. Весит, допустим, арбуз 4 кг 870 граммов, если по 17 копеек за килограмм брать, то сколько такой арбуз стоит? Если б толпа не шумела, если б та баба жирная меня за волосья ухватить не норовила, то я мигом бы сосчитал. А так ни черта не получается. Ни карандаша, ни бумажки с собой нет. Откуда знать было, что потребуется?

Толстые женщины в очереди злятся на медлительность, напирают на прилавок. Те, что уже купили, в сторонке сдачу подсчитывают, снова к прилавку подбегают, кричат, милицию вызвать грозятся. А арбузы самые разные, и вес у них разный, и цена разная, а копейка на доли не делится. Вспомнил я слова мужиков на собрании: просчитаешься, потом с колхозом своими деньгами расплачиваться будешь. А откуда у меня свои деньги? Ни черта у меня не получается. Я толпе кричу, что закрываю торговлю. Тут меня чуть не разорвали. Уж больно арбузы хорошие.

А напротив меня в лавочке старый еврей с косматыми белыми бровями сидит. Шнурками торгует. Смотрит он на меня, морщится, как от зубной боли. Невыносимо ему на эту коммерцию смотреть. То отвернется, то глаза к небу закатит, то на пол плюнет.

Долго он так сидел, мучился. Не выдержал. Закрыл лоточек свой, встал со мной рядом и давай торговать. Я ему арбузы кидаю, на которые он длинным костлявым пальцем указывает, и пока успеваю я арбуз из кучи выхватить, он предыдущий на лету ловит, взвешивает, подает, деньги принимает, сдачу отсчитывает, мне на следующий пальцем тычет, да еще и улыбаться всем успевает. Да и тычет не на всякий арбуз, а с понятием: то меня на самый верх кучи гонит, то к основанию, то с другой стороны кучи забежать мне приходится, то обратно вернуться. А он всем улыбается. Ему все улыбаются. Все его знают. Все ему кланяются. «Спасибо, дядя Миша», – говорят.

За час он всю очередь пропустил. А куча наполовину уменьшилась. Только мы с очередью управились, он мне кучу денег вывалил: трешки мятые, рубли рваные, кое-где и пятерки попадаются. Мелочь звенящую он отдельной кучкой сложил, сдачу чтоб давать.

– Вот, – говорит, – выручка твоя. В правый карман ее положи, тут достаточно, чтобы с твоим колхозом за сегодня рассчитаться. А все, что сегодня еще выручишь, смело в свой левый карман клади.

– Ну, дядя Миша, – говорю, – век не забуду!

– Это не все, – говорит. – Это я только практику преподал, а теперь теорию слушай.

Принес он лист бумаги. Написал цены на нем: 1 кг – 17 копеек, 2 кг – 34… и так до десяти. Но с килограммами у меня проблемы не было, с граммами проблема. Вот и их он отдельным столбиком пишет: 50, 100, 150…

– Копейка на доли не делится, поэтому за 50 граммов можно ничего не взять, а можно взять целую копейку. И так правильно, и так. За сто граммов можешь взять одну копейку, а можешь две копейки взять. С хорошего человека всегда бери минимум, а с нормального человека всегда бери максимум.

Быстро он мне цены пишет… 750 – минимум 12 копеек, максимум – 13.

– Как же вы, дядя Миша, так считаете быстро?

– А я не считаю, я просто цены знаю.

– Черт побери, – говорю, – цены же меняются!

– Ну и что, – говорит, – если завтра тебе по 18 копеек прикажут продавать, значит, например за 5 килограммов 920 граммов можно взять минимум рубль и шесть копеек, а максимум – рубль и восемь копеек. Граммы тоже округлять нужно для хорошего человека в сторону минимума, а для нормального – в сторону максимума. Хорошему человеку хороший арбуз давай. Нормальному человеку – нормальный.

Как хороший арбуз от нормального отличить – я знаю. У хорошего арбуза хвостик засушен, а на боку желтая лысинка. А вот как хороших людей от обычных отличить? Если спрошу, ведь он смеяться будет. Вздохнул я, но ведь и мне когда-то ума набираться надо, – и спросил его…

От этого вопроса он аж присел. Долго вздыхал он, головой качал, глупости моей удивлялся.

– Заприметь хозяек из окрестных домов, тех, которые у тебя каждый день покупают. Вот им и давай лучшие арбузы да по минимальной цене. Их немного, но они о тебе славу разносят, рекламу тебе делают, мол, честный, точный и арбузы сладкие. Они тебе очередь формируют. Раз две-три возле тебя стоят, значит, десять других вслед им пристроятся. Но это уже покупатели одноразовые. Им-то и давай обычные арбузы похуже, а бери максимум с них. Понял?

Картон с ценами он над моей головой приладил. Со стороны не видно, но стоит мне голову вверх задрать, вроде цену вычисляя, – все цены передо мной.

Так и пошла торговля. Быстро да с доходом. Хороши арбузы! Ах, хороши! Подходи, налетай! Через день окрестные домохозяйки меня узнавать стали. Улыбаются. Я им арбузы по минимальной цене – улыбаюсь. Всем остальным – по максимальной, тоже улыбаюсь.

С одного покупателя – доли копеечки. С другого тоже. Вдруг я понял выражение, что деньги к деньгам липнут. Не обманывал я людей, просто доли копейки в свою пользу округлял, но появились в моем левом кармане трешки мятые, рубли рваные, иногда и пятерки.

Подсчитаю доход – все лишние деньги у меня. Сдам колхозу выручку, а в моем собственном кармане все прибывает. Появилась в кармане хрустящая десятка. Пошел я к дяде Мише, протягиваю.

– Спасибо, дядя Миша, – говорю. – Научил, как жить.

– Дурак, – говорит дядя Миша, – вон милиционер стоит. Ему дай. А у меня и своих достаточно.

– Зачем же милиционеру? – дивлюсь я.

– Просто так. Подойди и дай. От тебя не убудет. А милиционеру приятно.

– Я же преступления не совершаю. Зачем ему давать?

– Дай, говорю, – дядя Миша сердится. – Да когда давать будешь, не болтай. Просто сунь в карман и отойди.

Пошел я к милиционеру. Суровый стоит. Рубаха на нем серая, шея потная, глаза оловянные. Подошел к нему прямо вплотную. Аж страшно. А он и не шевелится. В нагрудный карманчик ему ту десятку, трубочкой свернутую, сунул. А он и не заметил. Стоит, как статуя, глазом не моргнет. Не шелохнется. Пропали, думаю, мои денежки. Он и не почувствовал, как я ему сунул.

На следующее утро тот милиционер снова на посту: «Здравствуй, Витя», – говорит.

Удивляюсь я. Откуда б ему имя мое знать?

– Здравствуйте, гражданин начальник, – отвечаю.

А каждый вечер машина из колхоза приезжала. Отвалят мужики две-три тонны арбузов на новый день, а я за прошедший день отчет держу: было ровно две тонны; продал 1816 кг, остальные не проданы – битые и мятые, их 184 кг. Вот выручка – 308 рублей 72 копейки.

Взвесят мужики брак, в бумагу запишут, и домой поехали. А я битые арбузы корзиной через весь базар на свалку таскаю. За этим занятием меня дядя Миша застал. Охает, кряхтит, моей тупости дивится. Отчего, говорит, ты тяжелую грязную работу делаешь, да еще и без всякой для себя прибыли?

– Какая от них польза? – удивляюсь я. – Кто же их, гнилые да битые, купит?

Опять он сокрушается, глаза к небу закатывает. Продавать, говорит, их не надо. Но и таскать их на свалку тоже не надо. Оставь их, сохрани. Придет завтра контроль, а ты их и покажи второй раз, да вместе с теми, что завтра битыми окажутся. Продашь ты завтра, допустим, 1800 кг, а говори, что только 1650. А еще через день снова продашь 1800, но показывай все битые арбузы, что за три дня скопились, и говори, что удалось продать только 1500 килограммов. Так и пошло.

– Не увлекайся, – дядя Миша учит. – Жадность фраера губит.

Это я и сам понимаю. Не увлекаюсь. Если 150 кг в день у меня битых, я только 300 кг показываю, но не больше. А ведь мог бы и полтонны показать. На этих битых арбузах в день я по 25 рублей в свой левый карман клал. В колхозе я и в месяц по стольку не зарабатывал. Да от долей тех копеечных в карманах оседало. Да еще несколько секретов дядя Миша шепнул.

В последний вечер захватил я шесть бутылок коньяка, надел новые туфли лакированные, пошел к дяде Мише.

В последний вечер захватил я шесть бутылок коньяка, надел новые туфли лакированные, пошел к дяде Мише.

– Дурак, – говорит дядя Миша. – Ты, – говорит, – эти бутылки своему председателю отдай, чтоб он и на следующее лето твою кандидатуру на собрании выдвинул.

– Нет, – говорю, – у тебя, может, и своих много, но возьми и мои тоже. Возьми их от меня на память. Если не нравятся – разбей об стенку. Но я тебе их принес и обратно не заберу.

Взял он их.

– Я, – говорю, – две недели торговал. А вы сколько?

– Мне, – отвечает, – семьдесят три сейчас, а пошел я в коммерцию с шести лет. При Государе Николае Александровиче.

– Вы за свою жизнь, наверное, всем торговали?

– Нет, – отвечает, – только шнурками.

– А если б золотом пришлось торговать, сумели бы?

– Сумел бы. Но не думай, что на золоте проще деньги делать, чем на других вещах. Вдобавок все наперед знают, что ты миллионер подпольный. На шнурках больше заработать можно и спокойнее с ними.

– А чем тяжелее всего торговать?

– Спичками. Наука – исключительной сложности. Но если овладеть ею, то миллион за год сколотить можно.

– Вы, дядя Миша, если бы в капиталистическом мире жили, то давно миллионером были…

На это он промолчал.

– А у нас-то в социализме не развернешься, быстро расстреляют.

– Нет, – не соглашается дядя Миша, – и при социализме не всех миллионеров расстреливают. Нужно только десятку трубочкой свернуть – и милиционеру в кармашек. Тогда не расстреляют.

А еще говорил дядя Миша, что деньги собирать не надо. Их тратить надо. Ради них на преступление идти не стоит и рисковать из-за них незачем. Не стоят они того. Другое дело, если они сами к рукам липнут – тут уж судьбе противиться не нужно. Бери их и наслаждайся. А на земле нет такого места, нет такого человека, к которому бы миллион сам в руки не шел. Правда, многие этих возможностей просто не видят, не используют. И, сказав это, он трижды повторил, что счастье не в деньгах. А в чем счастье, он мне не сказал.
"

Начало здесь.

В те годы в нашей маленькой деревне почти у всех мужиков, кроме меня и совсем уж конченых маргиналов, были лошади. Даже у некоторых самодостаточных незамужних баб тоже были. Но не у всех они находились в собственности: скотникам полагался колхозный конь: в их обязанности входило насколько раз в день приезжать на мехток, загружаться там дроблёнкой и везти всё это на ферму. Без коня никак. Через некоторое время я в порядке эксперимента предлагал приехавшим погостить городским друзьям определить: колхозный конь едет мимо или домашний. Ошибок почти не было: если лошадь грязная, зачуханная, грустная, а в телеге с горой навален груз – ясно: колхоз.

Было лишь одно исключение.

Малышу повезло на старости лет. Его, двадцатилетнего доходягу, дали новенькому скотнику – моему соседу Шурику, по непонятной причине сменившего столицу Сибири на крохотную алтайскую деревеньку в сто дворов. Наверное, Шурик и его жена просто очень любили животных. С собой они привезли здоровенного, но беспородного лохматого кобеля Пирата, которого Шурик ещё в городе отобрал у соседа-алкаша, морившего голодом и периодически избивавшего верного пса, а также серую кошку Дымку, как выяснилось – отличную мышеловку (мой нынешний Васямба – её праправнук). Почти сразу в кредит колхоз продал им шизанутую и далеко не самую дойную корову Ладогу. Буйный нрав Ладоги так и не удалось сломать (частенько соседи её доили вдвоём: Шурик пальцами держал за ноздри, чтобы не брыкалась), но молоко она стала давать на зависть всем как по объёму, так и по жирности. Потом они завели кучу домашней птицы и свиней, причём рахитичную хрюшку Варежку, так и не сумевшую вырасти, соседи держали наподобие дворовой собаки, только что не на цепи (именно за это её не любил Пират, но она к нему и не подходила).

А Малыш любил всех: и своих новых хозяев, и их четвероногих друзей, и их двуногих соседей. Только теперь он узнал, как это приятно, когда чешут скребницей, и каким вкусным бывает солёный хлеб, который ему таскали дети. Уж на что я чужд сантиментов, но и мне чертовски нравилось угощать Малыша, когда его толстые губы щекотали ладонь, и гладить его по мохнатым щекам.

Скоро выяснилось, что Малыш совсем оглох от старости. Тормозить им было несложно: надо было лишь натянуть вожжи и громко заорать «Тр-р-р-р, стоять». А вот для старта ему мало было шлепка по крупу. И обычную лошадиную команду «НО» он не понимал. Чтобы запустить старого мерина, нужно было изо всей мочи прокричать строго определённую фразу, к которой его приучили с детства: «НО, МАЛЫШ, ЁБАНЫЙ В РОТ!!!». Ни на что иное Малыш не реагировал. Хуже всего было мне, когда я иногда просил Шурика одолжить коня: представьте себе директора школы, в полный голос орущего матом. Деревенские дети привычны ко всему, но это всё-таки вызывало некоторый когнитивный диссонанс: тогда учителя по инерции воспринимались как представители иного, более правильного мира; а мне было просто стыдно.

У этой истории грустный конец.

Колхозное начальство очень быстро приметило талантливого парня и назначило его заведующим фермой. Выросла зарплата, и, что ещё важнее, увеличилась возможность подворовывать. У Шурика завелись лишние деньги, но они не пошли ему на пользу: он начал пить, и пил всё больше и больше. Кончилось тем, что зимой 1998 года пьяный в говно Шурик уснул в санях возле фермы. Я читал кучу историй про умных коней, привозивших домой спящих хозяев. Но Малыша этому не учили. Он был слишком послушным. Ему сказали стоять – он стоял. Ему было холодно и хотелось есть, но он стоял.

В общем, Шурик замёрз насмерть, хозяйство уже дышало на ладан и вскоре обанкротилось, а что стало с Малышом я точно не знаю, но почти уверен, что он пошёл на колбасу…

Вот такая вот грустная история…