Привести верховного епископа.

 Святая сила помогла сдержать натиск тёмной энергии, которая исходила от тела моей матери. Но она не могла спасти людей, кто заплутал здесь случайно.

Они были подвержены проклятию Лиановых роз. Колдовство за несколько дней превращает тело в пустой мешок. Остаются лишь кости. А дети…

  Помню, двух служанок, что перешептывались о девочке, что погибла из—за беспечности своих родителей.

— Ребёнок исчезает на глазах, превращаясь в прах. Даже врагу не пожелаешь такой смерти, — пробормотала я себе под нос, глядя на толпу, окружающую могилу матери. — Ты уже не ребёнок, Лорелея. Будь смелее.

Страх сковал тело, мои глаза предательски закрылись от испуга. Я медленно переступила через арку и замерла в ожидании неизбежного. Подождав немного, я выдохнула.

— Не исчезла. А отец твердит, что я  ещё ребёнок.

— Мы навсегда остаемся детьми для родителей. 

Старик Феофил, насмешливо смотрел на меня, ожидая в саду. 

 — Вы так боялись пройти через арку, что даже не заметили, как я прошмыгнул мимо вас.

— Для старика вы очень быстро ходите, — рассмеявшись, я подошла ближе к епископу. — Значит, это и есть тот сад, о котором говорил отец? Он не выглядит таким… 

— Зловещим?

— Да. 

— Зло не показывает истинное лицо. Цветы, что прекрасны внешне, могут быть ядовиты.

— Как Змеиный агнец? Он источает аромат, который очень любят насекомые, они словно завороженные идут к этому запаху и попадают в ловушку. Его пыльца и сок ядовиты. Запретный плод сладок. Настолько, что может убить. — сказала я, показывая, что узнала что—то новое.

— Вы правы. Ваш учитель по травологии положительно влияет на вас.  Так и с людьми. Пример, ваша тётя, прекрасная Августа Антуанетта вторая Аличе де Арнойская: великий стан, золотые локоны, мила на лицо, приятно пахнет, но убила уже четвертого мужа, и каждый четверг приходит замаливать свои грехи. А ваша бабушка только рада, что дочь убивает графов, а все деньги и земли идут обратно в казну.

— Епископ, за такие слова можно лишится головы или языка.

— И поможет мне в этом дорогой друг вашей бабушки, верно? Перед Богиней все равны. Я лишь говорю правду, Августина.

Прикрывая улыбку рукой, я приблизилась к статуе ангела, где в церемониальных нарядах уже стояли мои двоюродные братья и сёстры. Они прибыли со своими родителями из разных уголков нашего королевства. Заметив меня начались перешептывания. Было очевидно, что им неприятно стоять рядом со мной — той, чья мать, была грешницей и даже после смерти вредит другим.

— Прошу внимания! — громко произнёс старший священник Микаэль. — Сегодня день памяти королевы Андре Розалии де Саралии. Она внесла огромный вклад в будущее нашего королевства. Став святой покровительницей медицины и образования…

Не успел он закончить свою речь, как к нему подбежал советник отца и начал, что—то быстро шептать на ухо. Это взволновало всех. Церемонию прервал король. Я посмотрела на отца. Он едва держится на ногах. Не слушая советов лекарей, каждый день, он приходил к могиле матери. Несмотря на святую медицину, его здоровье с каждым годом становилось всё хуже. В свои пятьдесят лет он выглядел так, словно вот-вот упадёт замертво: сухая бледная кожа, старческие пятна на лице и теле, тусклые зелёные глаза, седые редеющие волосы под короной, и вечно усыхающее тело. 

От прежнего короля, который мог защитить всё королевство, не осталось и следа. В каждом походе его сопровождал верный военачальник  Александр Жулье, он брал на себя командование войском. Да, он был младше отца на пятнадцать лет, но при этом был очень умён и стратегически подкован.  Не смотря на разницу в возрасте, они смогли стать настоящими друзьями. Дядя Франсиско — прекрасный человек, преданный своим принципам и моему отцу. Вот и сейчас он помогал ему встать. 

Отец тяжело вздохнул и посмотрел на меня. В его глазах я видела мольбу о прощении. Он всегда видел во мне свою жену, но я была больше похожа на отца. Мне достались от него светлые волосы и курносый нос, а от матери — фиолетово—голубые глаза, прекрасная фигура, средний рост и маленькая родинка под левым глазом, которую некоторые прозвали «меткой Америта ».

Шёпот родственников прервал голос старшего священника.

— Король хочет сказать речь!

Отец медленно шёл к могиле матери, тяжело волоча ноги опираясь на трость и Александра. Он остановился и посмотрел в глаза статуи. Казалось, он может стоять так вечность, но священник мягко коснулся его плеча, возвращая в реальность. Отец повернулся к собравшимся. Но смотрел будто сквозь них.

— Моя любимая жена, Розалия. — хрипло произнес он. — Скоро я вновь встречусь с тобой… Хранительницей твоей души стала наша кровь. Лорелея. Она хранительница наших традиций и принцесса Арнойи. Она готова провести эту панихиду, вместо меня. — Отец поднял руки к небу и радостно воскликнул — Розалия, прими её душу! Вернись ко мне! — он рассмеялся, и его  смех разнесся по ветру.

От этого безумного смеха всем стало не по себе. Я спряталась за статуей, боясь, что на меня будут пристально смотреть. 

Проклятие уже дошло до его разума.

— Спасибо королю Этервульфу за его прекрасные слова, — сказала бабушка, нервно теребя платок правой рукой, пока отца уводили от могилы матери.

— Королева Розалия была чудесной королевой, всегда доброй и учтивой к слугам. Но, к сожалению, её наивность сыграла с ней злую шутку. Прошу вас беречь свои души, души ваших детей и родных. Не позвольте соблазну овладеть вами. Да благословит вас Святая Филиция!

— Да благословит нас Святая Филиция! — громко воскликнула толпа.

Мелодия арфы и флейт прервали возглас.  Началась памятная панихида. Старший священник и другие священники тихо зашептали молитву. Старшие, средние и младшие дети, идя друг за другом, бросали лепестки роз вверх. Каждый должен был дотронуться до руки статуи Королевы и возложить цветок, символизирующий фамильный дом. Так семья демонстрировала, что чтит традиции нашего королевства и поддерживает волю короля. Не поднимая глаз, я медленно шла к могиле матери. Все они готовы наброситься на меня здесь и сейчас, их пристальные взгляды следят за каждым моим движением. 

Зачем они здесь собрались? Это не проявление уважения к традициям. Это лицемерие моей семьи. Как только отец умрет, они вонзят свои клыки мне в шею и быстро займут его место. 

Таковы законы королевской династии.

Ударившись ногой о могильную плиту, я подняла глаза. Статуя была невероятно красивой, словно мама стояла прямо здесь и смотрела на меня своими ласковыми глазами. Я зачарованно не могла отвести он неё взгляд, в горле встал ком, а глаза наполнились слезами.

— Мама… — произнесла я, и счастливые воспоминания заполнили мой разум. Я вспомнила наши объятия, первый подарок, вечерние посиделки, рассказы о звёздах и волшебных мирах.

— Почему я это забыла? — спросила я себя и, потянувшись, вложила в её руку розу, что на напоследок уколола меня своим шипом. 

Слеза упала на землю.

 Ужасный писк пронзил мои уши.

 В глазах потемнело, я начала проваливаться в темноту.

 Моё тело двигалось медленно, словно в воде, уши заложило, а сердце не издавало ни звука. Я попыталась вдохнуть, но что—то жгучее проникало в мои лёгкие. Задыхаясь, я нащупала руками землю и резко поднялась. Мои глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре я увидела свет луны.

Место показалось мне знакомым — это было кладбище. Однако оно выглядело не так, как раньше: всё было разрушено, надгробные плиты были залиты кровью, словно здесь произошла ужасная битва.

— Отец? — воскликнула я, а голос отозвался эхом. 

Мой голос. 

Он был не человеческим, я рычала как зверь.

Посмотрев на свои руки я с ужасом отшатнулась. Вместо рук у меня были обугленные лапы с когтями, острыми как нож.

— Ты моя. — голос доносился из кровавой реки, в которой я оказалась по пояс.

Ко мне что—то приближается.

Темный силуэт быстро проплывал тенью под водой.

Оно вынырнуло, обрызгав моё лицо. 

 Это было чудовище.

 С колючей как у дракона кожей. Оно обхватило  своими лапами моё горло и утащило под воду. Борясь за частичку воздуха я старалась отбиться от него, но ничего не получилось.

Дыхания не хватало. 

Смерть поступала в моё тело.

Сильный толчок.

Он вернул меня назад.

Рана на моей ладони начала кровоточить, как от глубокого пореза кинжалом. 

Небо потемнело.

Все кричали и убегали. 

От резких толчков земли я упала на землю.

Подняв взгляд на статую, я увидела, что из глаз матери текут кровавые слёзы.

«Статуи не могут кровоточить! Что здесь происходит?» —  не успев подумать к моим ногам медленно начали подползать тёмно—зелёные лозы, сковывая все движения и утягивая за собой

—Нет, пожалуйста! — кричала я, срывая голос, и отчаянно отбивалась от лоз, но меня никто не слышал. Все в страхе убегали, проклиная мою мать. Кроме Кристины, что рвалась ко мне с слезами на глазах сквозь толпу.

— Лорелея! Подожди! Я сейчас… 

Статуя упала и разбилась на мелкие кусочки возле моей головы. Из мраморного гроба начали вырываться истощенные крики. Множество мелких черных рук сдвигали крышку гроба, выползая наружу чёрным дымом.

Земля начала обрушатся.

Лозы уводили меня глубоко под землю, ногтями я цепляясь за  выступы, но огромная сила тянула меня вниз. Мои ногти превратились в кровавое месиво. Шипы царапали мою кожу, они оплетали всё моё тело. Я была словно бабочка, попавшая в кокон удушающего растения. Я не могла двигаться и чувствовала, как из меня уходят последние силы. Моё тело слабело, погружая в пугающее состояние пустоты.

Еще больше информации по новелле вы можете найти в моей группе - https://vk.com/clubkimayukiinaristory

Мама не отвечала на мои вопросы, а только бормотала что-то себе под нос, словно в трансе. 

— Ещё немного, ещё немного... – повторяла она. 

— Мама! Мы забыли Ноя. – вскрикнув, я начала заливаться слезами. 

Только тогда она обратила на меня внимание. Её фиолетовые глаза были полны страха. Схватив меня на руки и прижав к груди, она прошептала: 

— Мотылек. Я привезу тебе другую игрушку, если будешь вести себя тихо. 

— Мне не нужна другая! – воскликнула я. 

—Тише, малышка. Я верну тебе Ноя, но позже, а пока он погостит у Кристины, хорошо? 

—Хорошо... Кристина любит играть со мной. Она не обидит его. Когда ты привезёшь Ноя?

—Когда вернемся. 

—Мы уезжаем? 

—Да. Помнишь, как-то раз мы ездили в сад к твоей тёте? Когда катались на лошадке? 

—Помню, папа ещё разозлился... и Король Аделио, потому что мы поехали без них и они долго не могли нас найти. Вы так громко ругались. 

—Мы не ругались, мы просто разговаривали. Взрослые часто разговаривают громко. 

Перед нами появились три человека в тёмных одеждах с острыми мечами наперевес. 

—Давай сыграем в игру, – предложила мама. – Закрой глазки, ушки и считай про себя до двадцати. Я послушно закрыла глаза и уши, но яркие вспышки, громкие звуки и крики все равно доходили до меня, пугая. Воцарилась тишина, мы двинулись вперёд. Мама ласково погладила меня по голове: 

—Вот и всё, открывай глазки. Ещё немного и мы с тобой отправимся далеко отсюда. 

—К тёте Агате? – спросила я. 

—Нет, она уехала далеко отсюда, у меня есть друг, который нам поможет. А теперь спи. 

Моё тело обмякло, глаза налились свинцом, и я провалилась в объятия темноты. Сон был коротким, я почувствовала, как кто-то взял меня из рук мамы. Это был отец. Он пах цветком жасмина и сидром. Словно гром, раздался его хриплый голос: 

—Схватить её! Она предала наше королевство! Она предала королевскую семью! 

—Этельвульф! Не смей! Ты! Жалкий трус! – воскликнула мама. – Я никого не предавала, а вот ты! Ты не посмеешь забрать мою Лорелею! Она только моя дочь! 

—Мама? Мама! – рыдая, я пыталась вырваться из крепких рук отца. 

Отец уносил меня как можно дальше.

Из-за его крепкой спины я видела ужасающую картину.

Мама сидела на земле, стараясь вырваться, пока солдаты пытались связать её. Силой они заставили поднять руки и связали их толстой веревкой.

Луна вышла из тяжелых, мрачных туч, полностью осветив её облик.

Лицо исказилось от боли и крика.

Наступила тишина.

Звуки исчезли из нашего мира.

Отец резко остановился, боясь повернуться. Лицо матери стали покрывать красные сгустки крови, которые медленно стекали по всему телу. Она превращалась в пугающего монстра с ужасными крыльями за спиной. Черный туман охватил солдат, в один момент они превратились в желеобразную красную жидкость и растеклись по траве.

Оно медленно двигалось к нам. 

—Ты не заберёшь её у меня, Иоан Фридрих Аделио Этельвульф Арнойский. — злобный голос вызвал мурашки по коже. 

Моей мамы больше нет. Это был голос того, кто разрушил наш мир много столетий назад. 

Королевство Арной весна 1683 год.

—Принесите воды! И плед! Она промерзла. – приказал строгий пожилой голос служанкам. Этот голос давно был мне знаком. Епископ Феофил Адонийский, самый благочестивый и уважаемый житель Арноя. 

—Ло-ре…, Августина, как вы себя чувствуете? 

—У меня закружилась голова, но всё в порядке... 

Он помог мне подняться с мокрой земли, подав мне локоть, чтобы я могла облокотиться на него.

—Благодарю.

Мы шли спокойно, слабость больно отдавала в теле, а голова пульсировала от тяжести.

—Епископ. — он посмотрел на меня грустными глазами. — Всегда хотела у вас  спросить… Почему вы меня называете вторым именем?

Он несколько минут обдумывал мой вопрос, но позже дал ответ: 

—У меня есть проблемы с произношением. Я не могу выговорить букву "л" после "р", с этим уже ничего не поделать. В моей молодости не было таких хороших учителей, как сейчас. 

—Поэтому вы не проводите проповеди? Отдаете все полномочия старшему священнику? Как вы стали епископом? — ему не понравился последний этот вопрос.

Дойдя до скамьи он ухмыльнулся. 

—С божьей помощью. Для той, кто недавно был без сознания, вы слишком активны, не находите? — с легким раздражением продолжил епископ. 

Мягко улыбнувшись, я проглотила язык, понимая, что спросила лишнее.

Как всегда, старик Феофил был одет в свой чёрный сутан с красным орнаментом, его седые волосы немного развевались на ветру, а травянистые глаза задумчиво смотрели на меня. 

Последние несколько дней я плохо спала. Мои мысли были заняты моей матерью. 

—У вас такой усталый вид. Не терзайте себя пустыми мыслями, уже ничего не изменить, – он взглядом провёл по надгробиям, сев рядом. 

—Они не пустые. Мама предала королевство, отдав душу Америту. — злоба нахлынула на меня. —Как она могла так поступить с отцом? С королевством? Связать свою жизнь с колдовством! Немыслимо! — вскрикнув, я посмотрела на лица осуждающих людей, что проходили мимо. —Простите. — склонив голову в качестве извинений, я продолжила, но уже шепотом. —А отец, вместо того чтобы вычеркнуть ее из жизни королевства, отдал приказ  высечь статую с её уточненной фигурой, словно она была чиста и непорочна. 

Старик отчего—то помрачнел, но вскоре легко и непринужденно поддержал беседу. 

— Политика сложна. Советую и вам остерегаться подобных изречений. — он замолчал. —Слушая рассказы о вашей матери, я пришёл к выводу, что она была замечательным человеком. Она действительно заботилась о других. Помощь сиротам, продвижение реформ для улучшения качества жизни, медицина, образование – всё это говорит о её доброте и сострадании. Посмотрите сейчас на Арной – наше королевство расцвело с приходом вашей матери. Даже был заключён мир с... 

—С Саралийским королевством. — перебила я, теребя на пальце кольцо с гербом нашего дома. —Чёртовы колдуны! Я помню, что моя мать была родом оттуда. А мир между королевствами был заключён браком. Народ призерает их, как и меня. А отец даже не замечает этого. 

Наш разговор прервала служанка. Она принесла мне мятный, с нотками земляники, отвар и плед из шерсти. Я обратила свой взгляд на её наряд, он был не по погоде. Сострадание. Вот оно чувство, которое я не могу скрыть.

Встав, я накинула на неё плед. 

—Вы простудитесь. Возьмите.

—Я не могу его принять, принцесса. Я в порядке. На кухне очень жарко, пожалуйста, возьмите. 

Отдав мне плед, она поклонилась и убежала прочь. 

—К слугам относиться как к детям. К чему приведет такое правление будущей королевы? 

Вдовствующая королева Маргарита Антуанетта Августина Арнойская не отличалась сдержанностью. Она говорит то, что думает. Для неё все слуги – чернь, о которой не стоит марать руки. 

—Золла. Это ведь служанка из вашей группы? Почему она отказывается от благодеяния нашей принцессы? —переведя хищный взгляд на измазанную сажей служанку спросила вдовствующая королева.

—Прошу простить меня, вдовствующая королева, она ещё молода и не знает всех правил. 

—Так научите же её! Или мне стоит пригласить моего друга Джованни, чтобы он преподал вам урок? 

Страх на лице служанки был таким сильным, что всё вокруг наполнилось ужасом. И это неудивительно. Батисту Джованни всего тридцать лет, но за это время он смог казнить более ста человек, включая мою мать. Его любимая часть – обезглавливание, но до последнего часа перед казнью он любит издеваться над осужденными в комнатах для пыток. В его арсенале множество ужасающих вещей, и никто не хотел бы столкнуться с ними. 

—Простите, Ваше Величество. Я сама её накажу. Позвольте идти? 

—Иди прочь.  —она небрежно махнула рукой в сторону служанки и посмотрела на меня. 

—Здравствуйте, бабушка. — я пыталась спрятать дрожь в голосе, но это давалось мне трудно, как только появлялась её тень, мне становилось страшно. —Что привело вас сюда? — сделав реверанс я поприветствовала её.

—Как вдовствующая королева, я обязана посетить могилу супруги короля, хоть мне и не хочется это делать.  —посмотрев на мои руки, она с недовольством закатила глаза. 

—Красные розы. Как символично. — она ухмыльнулась и подошла ближе. — Сколько крови невинных она пролила, чтобы вырастить их. Роза – красивый цветок. Но шипы... 

Обхватив мою руку, она сжала её. Шипы медленно проникли в кожу моей ладони, а кольцо вжалось в фалангу пальца.

Хриплый голос остановил Августину. 

—Розы прекрасны, когда мы ими любуемся. Не зря Святая Филиция любила их как своих детей. Не так ли, принцесса? 

Вдовствующая королева медленно убрала руку и перевела свои янтарные глаза на седого Феофила. 

—И вы здесь, епископ Феофил! Простите за моё пренебрежение. Вы стояли так тихо, словно дерево в лесу. Как продвигается строительство церкви? Вы получили всё необходимое? — её голос наполнился лестью.

—Это вы простите меня, королева Августина. Мне следовало поприветствовать вас по прибытии. 

Бабушке нравилось, когда её называли королевой, особенно когда это делал мужчина. Быть вдовой – не самое интересное занятие. Это утомляет. Поэтому в этот хмурый день её хищная улыбка заиграла новыми красками. 

—Вы так любезны, Феофил. 

—Благодарю вас, королева. Строительство идёт хорошо, мы наняли прекрасного художника, который создаст великолепную фреску в нашей церкви. Вы щедры, Ваше Величество. Как только закончится строительство, я буду ждать вас на проповеди. 

—Конечно же. Я посещу вас. 

Вдовствующая королева медленно пошла со своими служанками дальше, довольно подняв голову. Епископ Феофил нежно взял мою руку и аккуратно разжал пальцы. На бледных ладошках проступили маленькие капли крови. 

—Спасибо, что помогли. 

Из кармана он достал носовой платок и легко промокнул мою ладонь.

—Попросите служанку нанести мазь из цветка Долгосвета, и всё заживёт. Даже самые глубокие порезы, – улыбнувшись, старик Феофил протянул мне отвар мяты. – Выпейте, сразу на душе станет легче. 

Я взяла деревянную чашу тёплого ароматного отвара и выпила его залпом. 

—Торопыга, – снисходительно Феофил сделал мне замечание. – Не стоит так спешить. Мёртвые всегда будут ждать нас. 

—Вы правы. Но я всё ещё жива и хочу поскорее покинуть это место, – схватив розы, я двинулась в сторону могилы матери, оставив старика Феофила позади.

Еще больше информации по новелле вы можете найти в моей группе - https://vk.com/clubkimayukiinaristory

Осень. День догорал. Олеся, поджав под себя ноги, сидела на широком подоконнике в гостиной и вглядывалась в остатки солнечного света. Свет мерцал, отражаясь в ее расширенных зрачках. Красные и желтые листья мельтешили за окном. Олеся ощущала это, едва видела траекторию их падения.

На днях ей исполнилось шестнадцать. Мама принесла торт, Олеся задула свечи. Мама как обычно тихо плакала в сторонке, думая, что дочь не замечает — не хотела расстраивать.

***

— Ты утратила Господа, дочка, — говорил отец, потупив взгляд. — Теперь ты расплачиваешься зрением. Зрение уходит, тут ничего не поделать. И Господь покидает твое грешное существование. Ты сама виновата, сама!

Она улыбалась и качала головой.
Отец был разбит. Он сидел у постели начавшей уже слепнуть дочери, гладил ее волосы, ее колени, и говорил... Говорил и говорил. Олеся молчала, смирившись. Ей было пятнадцать. Голос отца был виноватым и раздражал.
— Ну не молчи, дочь, скажи, что ты чувствуешь?
— Мне не больно...
— Как твои глаза? Какие ощущения?
— Пустота, пап. Я устала. Я буду спать.

Через несколько дней отец вышел на балкон покурить. Покурил, а потом вышел в открытое окно. Ничего, казалось, не предвещало. Что-то терзало его, но никто не знал. Мама не понимала. Правоохранительные органы зашли в тупик, дело было закрыто. Олеся продолжала слепнуть.

***
Пошли дни и бессонные ночи. Когда человек мало видит — дни и ночи теряют свою отличительность, свои функции. Свои прелести. Становится все равно. Олесе рассказывала приходившая женщина доктор, что со временем у нее обострится обоняние, осязание, слух... Какая прелесть! Олеся была далеко не глупой девочкой, она прекрасно понимала — тетя доктор вынесла ей вердикт. Медицина откланивалась, погружая девочку в беспощадную темень. Олеся разучилась плакать.

Мама пережила смерть отца. Уж как-то, почти неведомо для дочери. Как-то за кадром. Она не теряла надежду, подбадривала дочку словом, всякими вкусняшками. Иногда пела ей. А потом плакала в другой комнате. Приходили всякие нетрадиционные врачеватели, экстрасенсы, шаманы. Бедная мама шла ва-банк, не жалела ни сил, ни средств. Все впустую. Олеся продолжала терять свет.

— Малышка, у нас гость! — как гром среди ясного неба однажды. Дело было к Рождеству. — Знакомься, это Ратимир!

Мама подошла к креслу, где почти уже совсем ослепшая дочь сидела лицом к окну, ловя последние блики света. Она взяла руку дочери, вложила в горячую чужую ладонь. Легкий разряд электричества пробежал по телу девочки от руки к глазам. На пару секунд она увидела лицо молодого человека. Но темень тут же возвратилась.

— Ратимир целитель из Сербии, он сказал, что поможет тебе. Олесенька, поздоровайся же, милая!

Олеся мелко дрожала. Произнесла что-то и опустила веки. Ратимир, продолжая держать ее ладонь, попросил мать оставить их наедине.

Потом он стал приходить пару раз в неделю. Оставаясь наедине, он давал Олесе увидеть на секунду-две, иногда больше, а потом говорил. Его голос завораживал, он был то мягким, то строгим. То переходил в шепот, то звучал, как будто какой-то звон — до легкой боли в ушах. Иногда он тихо смеялся, иногда наклонялся к самому уху девочки, приводил ее в трепет. Она боялась его, но всегда жалела, что он уходил. Она ждала. Она улыбалась, думая о нем. Она помнила его запах, вспоминала его — тут же покрывалась мурашками. От волнения бросало в жар. А потом он снова приходил.

С какого-то момента, он, не прекращая уже привычный неразборчивый шепот, аккуратно отодвигал ворот ее пижамы, водил пальцем по груди. Раз из раза движения монотонно повторялись. Олеся стала различать. Круг. Круг, а в нем... звезда. Пятиконечная звезда неразрывной линией. Круг и звезда в ней. Перевернутая...
Она ничего не сказала маме. Она была заворожена его присутствием. Однажды, оборвав шепот, он четко произнес:

— Милая, ты готова?
— К чему готова?
— Ты готова узреть?
— Что узреть?
— Результаты нашего труда...
— Да!

Он легким движением прикрыл ей веки, нежно погладил, а затем — резко, до боли надавил на закрытые глаза большими пальцами. Олеся вскрикнула.

— Тсссс... Не торопись, девочка... Медленно открой глаза, очень медленно. — Он взял ее за плечи и развернул лицом против дневного света. Лицом к себе.
Олеся открыла глаза, и тут же рот от восхищения. Она разглядывала знакомые очертания комнаты, его лицо. Все было очень четко, лучше, чем когда-либо вообще. Может ей казалось, но все краски и цвета были ярче. А он был необычайно красив. Он был ее Богом.

— На сегодня все, — едва уловимым движением он провел ладонью по ее глазам, свет померк. Тьма вернулась. — Всего понемногу. Все еще будет...
— Но, Ратимир...
— Теперь спи.

После этого он пропал дней на десять. Не появлялся, не звонил. Олеся ничего маме не рассказывала, просто говорила, что надеется. Что все хорошо, не зря. Что-то внутри головы теперь ей подсказывало, как себя вести. Что и кому говорить.
Сеансы возобновились. Теперь он уже ничего не говорил, просто поглаживал. Его голос был внутри головы. Она его слышала всем своим существом, ощущала вибрации. Приятный холодок шел по телу, когда он рисовал пентаграмму на ее груди. Все чаще он позволял ей видеть, но то и дело отнимал снова и уходил. Однажды голос внутри нее заговорил иначе — значительно строже, с металлом в голосе.

— Ты готова, — сказал он. Она ответила так же внутри себя:
— Я не знаю...
— Ты хочешь видеть?
— Очень — больше всего на свете!
— Ты станешь сосудом для Него?
— Да...

Она почувствовала резкость в прикосновениях Ратимира, какую-то даже жестокость. Он поставил ее на ноги, потом вертел, словно какую-то ветошь швырнул на кровать. Вспыхнуло зрение. Олеся ахнула, почувствовала грубую хватку на своих коленях. Он развел ноги в стороны. Его руки дрожали, поднимались все выше и он проник пальцами в нее... Олеся вскрикнула. Неожиданно Ратимир отпрянул он нее, повалился на пол и захрипел:

— Ты не сосуд... Ты не можешь быть сосудом, грешница!
— Мама, — испуганно закричала Олеся, — мамаааа!
Вбежала мать. Ратимир, извиваясь корчился на полу, скомкав под собой палас. Глаза его безумно вращались. Тело принимало нелепые позы, голова то и дело зычно стукалась о пол.
— Что с ним? — вскрикнула мама.

Ратимир вдруг сел, язык его неестественно вывалился изо рта. Он издал крякающий какой-то звук, щелкнул зубами — язык исчез. Изо рта по подбородку обильно потекла кровь. Парня трясло. Постепенно он приходил в себя.
— Где я? — промямлил он.
— Боже, что это было? — мать была в шоке.
— Мама, я вижу тебя!

Олеся улыбалась.

mormoro2500

http://graduss.com/index.php?todo=show_creo&cid=17003