Она на секунду замолчала, затем громко, истерично рассмеялась — этот стеклянный звук привлёк внимание парней, они переглянулись, — и прошептала мне в ухо, кусая мочку так, что стало больно:
— Хорошо, Рози, — кивнул я, глядя прямо на приближающуюся группу. — Возможно, этот вечер ты проведёшь не со мной. Похоже, у твоего бывшего другие планы.
Затем я громко сказал, указывая на компанию пальцем, с преувеличенно-пьяной бравадой:
— Рози, милая, ты посмотри только! Какие-то хмыри на нас пялятся. Явно хотят испортить всю магию вечера. Совсем невежливо, правда?
Парнишка вышел из-за спин своих головорезов, его лицо было бледным от ярости.
— Рози, иди сюда, — сказал он дрожащим, сдавленным голосом. — Я тебя прощу. И ему… — он кивнул на меня, и в его глазах вспыхнула ненависть, — не будут ломать ноги. Возможно. Если он очень хорошо попросит.
Получить ножом в ногу было бы крайне неприятно и несовместимо с дальнейшими преследованиями, да. Меня учили драться в Академии, отрабатывали приёмы, но сейчас… Сейчас я не боялся вернуться домой грязным, избитым или вообще не вернуться. Пустота внутри была надёжнее любой брони. Поэтому я отпустил руку Рози, вышел вперёд, чувствуя, как асфальт пружинит под ногами, и нагло, вызывающе рассмеялся:
— Что, за спинами этих наёмных обезьян каждый был бы храбрецом? Покажи, на что способен сам, принц!
Зря я это сказал. Это была искра в бочку с порохом.
Я почувствовал это — резкий, концентрированный вихрь чужой энергии, собравшейся внутри парня. Он не стал размахивать кулаками, как я ожидал. Резко, почти небрежно выбросив руку вперёд, пальцы сложил в странную фигуру, и из ладони с сухим, трескучим звуком вырвалась ослепительная сине-белая молния. Она шипя рассекла ночной воздух, источая запах озона и статического электричества.
Моя реакция, моё чутье… Не знаю, что именно сработало — новый дар или старый инстинкт выживания, но я инстинктивно, почти не думая, отпрыгнул в сторону. Молния прожгла воздух в сантиметрах от моего плеча, оставив после себя резкий запах горелой ткани от куртки. Парень уже поворачивался ко мне спиной, уверенный в попадании, на его лице застыла маска превосходства.
— Мазила! — рявкнул я, и в моем голосе была не только злость, но и настоящий шок, леденящий душу. Он маг. Не просто богатый балбес, а обученный маг. Это меняло всё.
Но раз он атаковал первым, применил силу… Я рванулся к нему. Его ребята, явно бывалые, мгновенно сомкнули строй, перекрыв дорогу, выставили вперёд биты и ножи. Рози издала испуганный, пронзительный визг. Игра явно пошла не по их лёгкому, развлекательному плану. И уж точно не по моему. Теперь это была не драка, а охота. И я был дичью.
Ярость во мне переплавилась во что-то иное. Что-то холодное, обезличенное, точное и смертоносное. Словно щелкнул невидимый выключатель в глубине сознания, и я вошёл в некий боевой режим, где не было места ни страху, ни сомнениям. Всплыли обрывки сотен чужих сражений, что мерещились мне в больничном бреду — целые жизни, отданные битве, впитанные за один миг пробуждения. Что-то из тех чужих воспоминаний, мышечная память не моих конечностей, толкала вперёд, диктовала движения, которым я никогда не учился.
Я не просто видел противников. Я читал их, как открытую книгу. Ощущал, как напрягается бицепс у того, кто справа, перед тем как занести биту — крохотный импульс, посланный мозгом к мышцам. Чувствовал смещение центра тяжести у левого, готового броситься, изменение давления на подошву его ботинка. Знал, что произойдёт в ближайшие полсекунды. Хотя знать не мог. Это было предвидение, выстраданное в агонии.
Первый замах битой — я не уклонился, а сделал короткий, взрывной шаг вперёд, и стальной прут со свистом прошёл в сантиметре от моего виска, взметнув волосы. В тот же миг ловлю запястье второго, бьющего ножом снизу, проворачиваю его с противным, влажным хрустом. Одновременно ногой бью под колено третьему — глухой, костяной хруст, душераздирающий вопль, разносящийся по пустой парковке. Перехватываю выпавший нож, и пока первый с битой приходит в себя от промаха, я левой рукой бью ребром ладони в кадык четвёртого. Он издаёт хриплый, пузырящийся звук и падает, хватаясь за горло.
Бита всё-таки достигает цели — тяжёлый, оглушающий удар обрушивается на моё плечо. Боль пронзительная, белая и горячая. Но я её ждал. Видел эту траекторию, словно она была нарисована в воздухе. Потому вместо падения использую инерцию удара, разворачиваюсь и всаживаю нож в ближайшее ребро противника. Короткий выдох, похожий на стон. Пятый, оставшийся без ножа, хватает меня сзади за шею. Резко выбрасываю закинутый назад локоть в его лицо, ощущаю под тканью куртки, как хрящик носа превращается в хрустящую кашицу. Шестой, увидев это, испуганно раскрывает глаза, поворачивается и бежит прочь. Рефлекторно, почти инстинктивно, движением, отточенным в сотнях чужих драк, бросаю нож вдогонку. Ослепительно точно лезвие глухо входит ему в спину, чуть ниже шеи. Тело валится лицом в асфальт, неподвижное, лишь вздрагивая в судорогах.
Плечо горело адским огнём, каждая мышца кричала от перенапряжения. Я сжал зубы, отсекая от себя пронзительный, истеричный визг Рози. Её слепой, панический страх был липкой паутиной, мешающей концентрации.
Маг, увидев, как за считанные секунды развалилась его группа, окаменел от ужаса, но его руки уже были окружены сгустками синеющей, потрескивающей энергии. Он готовил новый, более мощный заряд; лицо исказила гримаса концентрации и ненависти.
В низкой, стремительной стойке я рванулся к нему, прижимая повреждённую руку к боку. Первая молния прожгла воздух слева от меня, ослепив на миг. Вторая, более крупная, ударила прямо в грудь, в самый центр.
Адская, разрывающая боль! Тело содрогнулось, каждый нерв взревел в агонии, мышцы свело судорогой. Но сознание не помутилось, не уплыло. Напротив, мир сделался ещё чётче, медленней, детализированным до абсурда. Будто сама Тень, жившая во мне, впитала, проглотила часть смертоносной энергии удара, переработала её.
Я налетел на него, сбил с ног, и мы оба рухнули на холодный асфальт. Я начал молотить его, не разбирая цели. Глухие, мокрые удары кулаками по лицу.
«Ох, и не оберусь я теперь проблем… На мага да ещё и из знатной семьи напал...» — пронеслось где-то на задворках сознания чужим слабым голоском.
«Хотя нет, это ведь они первыми… Хотя стоп, вообще-то это я сам всё начал, спровоцировал… Ладно, какая разница!»
Его руки, обернутые сгустками дымящихся молний, впились мне в бока. Чудовищный, всесжигающий разряд прошёл сквозь всё моё тело, выжигая изнутри. Мир взорвался ослепительной белой болью и погрузился в бездонную, густую тьму.
В самый последний момент, уже теряя сознание, я почувствовал, как мой кулак, будто сам по себе, с размаху впечатывается в его челюсть. И он подо мной обмяк, его тело стало безвольным.
Тишина. Только тяжёлое, прерывистое дыхание Рози и предсмертные хрипы раненых, смешивающиеся с запахом озона, крови и страха, вызывающих во мне одновременно ту самую дрожь и пустоту, от которой мне становилось... горько и одиноко.
«Ну что ж», — промелькнула последняя, отстранённая мысль. — «Теперь Рози придётся как-то объяснять своему папочке, почему на парковке его любимого клуба лежат шесть избитых тел, среди которых пара трупов и двое бесчувственных мужиков в обнимку. Хорошо, что темно и, кажется, никто не видел... Или видел?»
Я пришёл в себя, будто вынырнул из ледяной, мутной воды, где тонул целую вечность. Плечо горело огнём, каждый вдох отдавался тупой, разлитой болью в груди, туго забинтованной. Общее состояние было такое, словно меня переехал паровой каток, а потом ещё и развернулся на мне для верности, перемолов каждую косточку.
Огляделся, заставив глаза сфокусироваться. Палата была на двоих, пахла хлоркой и болезнью. На соседней койке, прислонившись к подушкам, сидел тот самый «обиженный» парнишка. Я хрипло, беззвучно усмехнулся — выходили остатки адреналина, смешанные с горькой, едкой иронией. Он был забинтован куда скромнее моего — пластырь на щеке, повязка на запястье — и смотрел на меня взглядом, полным чистой, неразбавленной животной ненависти.
— Чего ржёшь, отброс? Ещё хочешь? — прошипел он, его голос сорвался на фальцет.
— Мазила, — хрипло выдохнул я, и горло запершило. — Даже в упор еле попал. Тебя в магической школе хоть чему-нибудь учили вообще?
В этот момент раздался спокойный, тяжёлый, как удар колокола, бас. Я даже не заметил, что в палате присутствует третий.
— И что это за цирк вы устроили на парковке моего клуба?
Я медленно, преодолевая боль, повернул голову. В дверях, залитый светом из коридора, стоял мужчина с седыми висками и властным, словно высеченным из гранита лицом. На его безупречно сидящем богатом костюме красовался значок мага Пятого круга.
«Очень солидно. У архимагистра нашего девятый ранг. У прошлого был десятого, но и тот круче всех был».
Парнишка тут же встрепенулся, как щенок, увидевший хозяина:
— Отец! Этот безродный ублюдок напал первым! Он...
Мужчина не смотрел на сына. Его пронзительный, холодный взгляд, словно скальпель, был устремлён только на меня.
Я уже собрался было что-то колкое, ядовитое ответить, но передумал, сглотнув ком в горле. Вместо этого просто пожал здоровым плечом и скривился от боли, прострелившей ключицу:
— Какая разница, сэр? Ваш… мазила и с шестью наемными головорезами не справился с одним «безродным». О чём это говорит, как не о качестве обучения?
На лице мага не дрогнул ни один мускул. Он медленно повернулся к сыну:
— Вставай. Дома наши лекари долечат. Здесь ты только позоришь имя.
Тот, шмыгая носом и не поднимая глаз, послушно поднялся и, уходя за спиной отца, бросил на меня последний, полный бессильной злобы взгляд. Они вышли, не хлопнув дверью. Ни угроз, ни обещаний расправы, ни даже презрения. Это было… странно и пугающе своей неестественностью.
Утром пришли знакомые медсёстры — те самые, что выхаживали меня после первого раза. Я парочку даже назвал по именам, пошутил, что скоро заведу тут постоянную прописку. Выписали целую гору лекарств в ярких упаковках, велели приходить на перевязки через день и «ради всего святого, офицер, больше не лезть в драки, вы же не уличный бандит». Я пообещал ничего не обещать, и они покачали головой, но в глазах светилась привычная устало-добрая улыбка.
Спустившись в регистратуру, я забрал сложенный втрое счёт. По пути домой зашёл в банк, где кассирша с безразличным лицом приняла оплату — сумма была внушительной, но не разорительной, благодаря моей служебной страховке. Дома был уже к обеду. Разложил купленные по дороге продукты по почти пустому холодильнику. «Придётся учиться готовить. Одному».
Открыл картонную коробку молока, пахнущего парным, и плюхнулся в потрескавшееся кожаное кресло. Голова гудела, словно улей. Нужно было разложить всё по полочкам, пока воспоминания не расплылись.
Во-первых, драку замяли. Меня никто не допрашивал, протокол не составляли. Никаких копов, ни участковых, ни наших из отдела внутренних расследований. Как будто ничего и не было.
Во-вторых, этот маг… Он не стал меня преследовать. Почему? Сына отчитал, как провинившегося школьника, а на меня — ноль внимания. Как на пустое место, на погоду за окном.
В-третьих… Самое главное и пугающее. Почему в той первой драке в трущобах я получил ранение от двух пьяных оборванцев, а тут, против семерых, включая мага… будто вошёл в транс? Как будто кто-то другой, более опытный и безжалостный, управлял моим телом. Откуда эти знания?
Ответов не было. Одна сплошная, глухая стена вопросов, упирающаяся в потолок палаты и в пустоту квартиры.
«Ладно, — решил я, допивая молоко, которое казалось безвкусным. — Сегодня же по пути к Микки куплю самый толстый блокнот и надёжную ручку. Пора начинать вести дневник. А то свихнусь окончательно, и меня упекут уже в другую больницу».
Перед выходом, уже надев куртку, я заметил на прикроватном столике у двери конверт. Он был из плотной, кремовой, дорогой бумаги с изящным золотым тиснением в углу. Моё имя — «Господину Арчеру Зейну» — было выведено на нём каллиграфическим, аристократическим почерком, который казался артефактом из другого века. Внизу, мелким, но чётким шрифтом:
Отправитель: Харлан Ла Бруньер.
Имя мелькало в газетах, обычно в колонках светской хроники, среди отчётов о благотворительных балах и открытиях галерей. Я никогда не вникал, кто это такие — эти люди существовали в параллельной вселенной. Но раз уж на меня обратили внимание… Сердце учащённо забилось. Я вскрыл конверт осторожно, будто боялся, что он взорвётся.
Внутри, на безупречно белом, тяжёлом листе тёмными, почти чёрными чернилами был написан следующий текст:
«Многоуважаемый господин Арчер!
Примите уверения в моём самом искреннем и глубоком к Вам интересе. Обстоятельства вчерашнего вечера, сколь бы досадными и неподобающими они ни были, несомненно указали на наличие у Вас качеств, вызывающих неподдельное уважение.
Извольте оказать мне честь Вашим визитом в наше семейное палаццо «Золотое Сердце» сегодня, до наступления шести часов вечера.
Искренне Ваш,
Харлан Ла Бруньер»
Стиль был выдержан безупречно — ледяная, отстранённая вежливость, за каждой фразой которой скрывалась стальная, не терпящая возражений воля. Я начал лихорадочно рыться в памяти. Фамилия и название особняка щекотали что-то на задворках сознания. Я схватил вчерашний, ещё не выброшенный номер «Курьера» и быстро, почти срывая страницы, пролистал его. И нашёл: небольшая, ничем не примечательная заметка о благотворительном вечере в пользу сирот, спонсором которого выступил клан Ла Бруньер. И в скобках, самым мелким шрифтом:
«...Известные меценаты, владельцы сети элитных заведений столицы, включая клуб „Грех Неона“».
Вот тебе раз. Угораздило же вляпаться не просто в богача, а прямо в хозяина того самого ада, из которого я только что выполз. И не просто вляпаться, а устроить побоище на его парковке.
Я молча вышел, поймал первое попавшееся такси и поехал к Микки. Ввалился к нему в квартиру и вывалил всю историю — сбивчиво, с деталями про драку, про магию, про странное письмо. Он слушал, не перебивая, и на его морщинистом лице поочерёдно сменялись шок, неподдельный ужас и полнейшее недоумение.
— Почему ты не сидел дома, как нормальный человек?! — воскликнул он, хватаясь за голову. — Сидел бы, смотрел в стену, пил чай!
— Элис ушла, — честно, без прикрас признался я. — Мать её забрала. Насовсем. Вот и не сидится. Хотелось приключений, чтобы забыться… Похоже, нашёл их с избытком.
Микки задумался, почесал за ухом, и вдруг его глаза, обычно хитрые, загорелись неожиданной, почти безумной надеждой.
— Слушай, а это… Чёрт, а это может быть даже и к лучшему!
— Как это к лучшему? — не понял я, глядя на него как на сумасшедшего. — Я избил сына хозяина города, Микки!
— А вдруг этот Ла Бруньер-старший не знает о торговле дрянью в своём же клубе? Или знает, но не может ничего сделать, потому что там замешано что-то покруче простых барыг? Может, он тебя именно для этого и пригласил — хочет помощи извне, от человека, который не боится лезть в драку? Это объяснило бы, почему на тебя не завели дело и ты сейчас не сидишь в их подвале в одних трусах, с электрическими прищепками на сосках, а едешь на чай с печеньками!
Мысль была настолько бредовой, такой отчаянной попыткой найти хоть какой-то свет в кромешной тьме, что... в ней был свой, зыбкий резон. Микки похлопал меня по здоровому плечу, и в его прикосновении была странная уверенность.
— Раз уж ты едешь на аудиенцию к самому королю подполья, я займусь сегодня кое-какими делами без тебя. А то второй день жду, а ты только новые проблемы приносишь, как кот мышей.
— Ладно, — горько усмехнулся я. — Сегодня же вечером заведу дома телефон. Надо быть на связи. Если, конечно, я оттуда вернусь.
— И я у себя поставлю, — пообещал Микки. — Из наших кровных возьму. Чтобы ты не пропал.
Я вышел от него, поймал такси до поместья Ла Бруньеров и ехал, глядя в запотевшее окно, с тяжёлыми, но уже не безнадёжными мыслями. Возможно, ничего в этой жизни не происходит просто так. Возможно, моё падение в грязь, потеря Элис и ярость были лишь первым, мучительным шагом на новой, опасной до головокружения шахматной доске. И теперь я ехал знакомиться с её главным, загадочным игроком.
