Наступила зима. От Мурманска до Ленинграда железная дорога работала. А к нам со станции Сорока надо было возить груз или людей на лошадях, а это расстояние было около двухсот верст.
С.М. Прокудин-Горский Станция Сорока 1916г. Сорокская Бухта- первоначальное название станции (на вывеске), в настоящее время- ст. Беломорск.
Станционное здание сгорело в 1926 г.; современный вокзал расположен севернее и на другой стороне линии жд.)
Рыбацкие сети - Село Сорока — сейчас город Беломорск. Архангельская губерния, Россия. Фотография Прокудина Горского 1916
Вот интервенты англичане и американцы попадали в наш уезд таким путём: из Мурманска до Сороки на поезде, а из Сороки до Онеги на лошадях.Вот тут по трудповинности назначали лошадей Нюхчи (деревня) от нас. Вот назначили и меня (матери ехать нельзя ведь есть скот корова и овцы). Поехал я, в школе сказал, что уеду и поехал. Тут запомнилось мне, что дело то было около зимних каникул.
Доехали до Нюхчи, там уже ожидали английские солдаты. Там их офицер с переводчиком разделили солдат по подводам (по лошадям).
Мне дали какого-то офицера и солдата. Тут старший нашей команды (он назначался управой) подзывает меня и нашего моего одногодка Заболотного Платона и говорит: «Вы сейчас поезжайте - повезете вроде разведку впереди обоза. А обоз выедет позднее».
Что делать возражать не будешь. Вот мы с Платоном и поехали - у него тоже двое солдат.
Вот доехали до деревни Кушереки.
Село Кушерека Начало ХХ века
Тут нам показывают на руках (мы ведь не понимаем английского языка), что здесь остановка и покормим лошадей. Один офицер мне показал на часах рукой от цифры двенадцать до цифры шесть. Время то было двенадцать часов дня. Я понял, что будем стоять в Кушереке до шести часов вечера. Взял коня и пошел на квартиру к дяде. Дядя-то жил далеко от места стоянки, то есть от места где остановились англичане. Там мне согрели самовар, я сказал что стоять будем до шести часов, ну и сам не тороплюсь - думаю еще отдохнуть. Но не успел попить чаю, как прибегает ко мне Платон и говорит: «собирайся скорее там поднимают шум пассажиры, надо ехать». Я быстро забрал лошадь и туда. Пришел, а там офицер ходит чего-то кричит, а потом хватил кнут и давай меня стегать. Сам кричит, ругается. Хоть и не понимаю языка, но видно, что очень недоволен. А потом хватил возжи - да возжами меня еще драть. Я скорее запрягаю лошадь, а он взял возжи, кнут и сам стал править, и поехали быстро - коня гонит, все бегом.
Доехали до нашей деревни, а он не дал остановиться, и поехали в Нименьгу. Платон мне говорит: «вот хорошо что ты увел в Кушереке лошадь на квартиру, а то бы уехали без тебя». Я думаю: «вот же приехали доброжелатели столько наверно их дело бить нашего брата русского мужчины». Сам сильно недоволен, ведь дома не остановились, а приехали в Нименьгу. У меня сильно возникла ненависть к ним. В Нименьги немного постояли, да в Онегу опять бегом лошади наши все в поту, а он мне не дает править все сам гонит.
В Кушереке меня он набил до того, что я сильно заплакал. Народу собралось много: кто жалеет а кто смеется, некоторые кричать.
Проехали Нименьгу, а спина у меня все равно еще болела. Вот приехали в г.Онегу, остановились у здания городского училища, солдаты вынесли свой багаж, а мы скорее на квартиру.
Город Онега (нач.ХХ века)
Я поехал к Петру Петровичу там все раньше останавливались мои родители. Я коня распряг, подошел к саням, чтобы взять сена и дать коню. Как сено то поднял, а там лежит ящик от винтовки. Что теперь делать? Как хватят найдут меня тут мне и смерть. Я хватил ящик и бросил в лужу она зимой не замерзала, начался талец (?). Все думаю, что бы не поймали меня со ящиком, а уж бросил - то теперь же я оправдаюсь. Я покормил коня, отдохнул и давай ехать домой. Дома рассказал маме о случившемся, она подняла у меня рубашку и посмотрела на спину, аж ахнула - спина-то вся в синяках. Вот она и начала ругать этих англичан, как уж она их не называла: и изверги, и дармоеды, и окупанты, и антихристы, как еще они тебя не убили! А у них совести хватит и на это. Таковы выводы она сделала из характера приезжих англичан. Они же когда ехали то было слышно после, что некоторые ….. в деревнях, где останавливались, обижая жителей деревень.
Теперь уже в деревне управляет не совет депутатов, а стали называть «управа». Хотя люди-то там работали те же, что были выбраны при выборах в совет. Я уже говорил, что это при советах важные вопросы разбирались на общих собраниях, а теперь порядки другие, что скажет староста управы - это и закон.
Стало много ездить и каких-то приезжих - соберут собрание и хвалят новую власть, обещают свободу, хорошую жизнь. А про советскую Россию говорят, что там голод, люди мрут что мухи, а сами не говорят, что этот голод-то и есть у нас: хлеба-то не дают, а свой-то урожай был плохой. Кроме того вот например у нас после восемнадцатого года когда все померзло, мать израсходовала часть семян которые хранила раньше и посеяли-то не всю пахоту, а часть семян-то не было и достать было негде.
На собраниях эти агитаторы поднимали много шума, что у советов нет порядочных людей - там все у власти не стоющие люди и врали разную клевету. И вот слушаеш и думаеш, что как кончится война и они останутся у нас то наверно еще будет хуже - будут бить из каждого пустяка. Жизнь при интервентах стала очень тяжелой и голод стал тревожить - придеш домой, а поесть нечего, хлеба мало. Вот поешь волнушек, да и то недосыта, а ведь мы ребята и еда требуется. Мать страдает, что голодаем. Вот хорошо, что еще корова доит молоко - это помогает, но надо же и возить дрова, сено и так далее. Но брат еще малолеток, а я учусь в школе-то. Вот я после занятий съезжу за дровами а в выходной привезу сена, а за сеном то приходилось ездить далеко…» (Редактировано. Рукопись И.С. Хабаров "Ухабы жизни")
Фото для иллюстрации из поста в ЖЖ "Британская интервенция и гражданская война на Русском Севере / Архангельск - Карелия. 1918 - 1920" (подборка фото).