Вот смотришь на ярых мамкиных антикоммунистов, как они доказывают, что коммунизм невозможен в Мире и что это зло для человека.
Но почему тогда фашизм, нацизм возможен и процветает, даже в современном Мире?
И никто не доказывает, что это невозможно.
Думаете настанет то время, когда при 0 трудозатратах от людей им всем будут безлимитно доступны любые ресурсы?
В любом другом случае всегда будут возникать проблемы с несправедливым, не пропорционально вложенному труду распределение этих ресурсов.
Плюс как быть с естественным желанием родителей обеспечить будущее своих детей, пока репликаторы не изобрели всех в детдом, а рождение детей трудовой повинностью сделать?
Давайте хотя бы развитой социализм построим на базе смешанной рыночно-плановой экономике, благо с современными техническими возможностями снижение социального не равенства стало возможно через "национализацию" сверх доходов, а не средств труда
Почему рушится в масштабах государства
Наверное потому, что коммунизм подразумевает не государство в старом виде, а коммуну, как раз не являющуюся уже государством в полном смысле этого слова.
Разная мотивация людей — кто-то пашет, кто-то халтурит; без личного стимула равенство быстро превращается в уравниловку.
Это проблема капитализма и переходной экономики. Подобный эффект возникает только там и тогда, где труд является не самореализацией, а обязательством. В условиях нетоварной экономики с высокой автоматизацией и малым необходимым временем - труд не может быть обязательным, а значит не может быть речи ни о каком равенстве. Каждый получает от общества столько, сколько ему необходимо. Для одного человека требуется потребить больше еды (или определенной еды) чем другому.
Отсутствие обратной связи — при централизованном управлении теряется эффективность (всё решают сверху).
Этот аргумент был актуален лет 40 назад, сейчас с развитием технологий этот вопрос уже решаем. Вообще централизация есть и при капитализме: Гугл или Яндекс не позволяет конечным пользователям решать какие функции добавить, а какие убрать. Так же в любой монополии или государстве.
Дефицит — без рыночных сигналов система плохо распределяла ресурсы.
В рыночной экономике периодические кризисы, а вот в переходной (или смешанной) экономике, какой был СССР - эти кризисы в виде дефицита. Там рыночные сигналы - очень второстепенная вещь.
Власть номенклатуры — равенство для всех, кроме тех, кто “наверху”.
Это следствие как раз отказа от революционного пути и консервирование, отказ от советов и развитие государства. Да, все эти процессы были обусловлены рядом объективных обстоятельств того времени. Однако, мог быть и другой путь - продолжение революции с уничтожение государства.
Ну, в почему бы и нет? Конечно, с поправкой "теоритечески", ведь коммунизм, как строй никогда не был реализован (был социализм)
Капитализм не сразу строился. От первой буржуазной революции во Франции, до капитализма во всем мире около 300 лет прошло. Так что социализм еще имеет все шансы развернуться (теоретически)
Теперь о теории коммунизма (поправляйте, кто более подкован - я только комсомольцем была)
Коммунизм в чистом виде — это общество без частной собственности, без денег и эксплуатации, где люди работают «по способности» и получают «по потребности».
С философской точки зрения — да, это возможно, но только если:
базовые потребности всех удовлетворены (никакой борьбы за выживание);
уровень сознания людей очень высок (нет желания «урвать»);
технологии позволяют автоматизировать рутину и обеспечить изобилие.
Иными словами: при коммунизме нужен профицитный мир (экономика) и “новый человек”.
Мы видели мини-модели коммунистических систем:
Монастыри — работают по принципу общего труда, аскезы, общего имущества, идеологического единства.
Но держатся на высокой идее (вера) и жёсткой дисциплине.
Кибуцы в Израиле — коллективное хозяйство, общие доходы, совместное воспитание детей.
Первые кибуцы были реально коммунистические, но со временем перешли к частичной приватизации — экономика давила.
Колхозы — идея схожая, но не совсем добровольная в начале реализации
Поэтому без личной мотивации и с внешним принуждением система за 70 лет выродилась в «общий ничейный труд» (ну, или по другим причинам на уровне вертикали власти).
Разная мотивация людей — кто-то пашет, кто-то халтурит; без личного стимула равенство быстро превращается в уравниловку.
Отсутствие обратной связи — при централизованном управлении теряется эффективность (всё решают сверху).
Дефицит — без рыночных сигналов система плохо распределяла ресурсы.
Власть номенклатуры — равенство для всех, кроме тех, кто “наверху”.
Реми Майснер хотел разоблачить современных сменовеховцев и в качестве образца выбрал Захара Прилепина — известного Z-патриота, Z-поэта, Z-писателя, Z-человека. В итоге получился конфуз: Захарушка оказался никаким не сменовеховцем, а самым заурядным черносотенцем. Ленина же и коммунизм Захар, как выяснилось, воспринимает просто как «торговые марки», своеобразный «товар», который можно с успехом «продавать» всяким вьетнамцам, китайцам и прочим корейцам. Так что поглумиться над современным сменовеховством толком не получилось, увы... Зато хоть посмеялись немножко вместе с товарищем Мю. А смех укрепляет здоровье и продлевает жизнь.
Аудиоверсия: https://t.me/RemiMeisner/790
Аудио + видео на бусти: https://boosty.to/remimeisner/posts/ccc07501-15de-4578-b7a6-9beced6c1edd?share=post_link
Ссылки: (а то опять напишут, что он такого не говорил и какие ваши доказательства)
«Сталинисты и черносотенцы собираются в две стаи. Столкновение кажется неизбежным» — интервью Прилепина (https://www.business-gazeta.ru/article/659600)
Хутор Прилепина в Лапино с прейскурантом (https://лапинопарк.рус/)
Проект литературной резиденции Прилепина в Нижнем Новгороде выиграл грант — 9,8 млн руб. (https://nta-pfo.ru/news/culture/2023/news_674241/?ysclid=mhaedxzstg77253096)
Идея суперторпеды, способной достичь американского побережья, возникла еще в 1949 году.
Истоки этого оружия уходят в советское прошлое. Идея суперторпеды, способной достичь американского побережья, возникла еще в 1949 году. Позже, в 1960-х, академик Сахаров предлагал создать беспилотную мини-подлодку с термоядерным заряд чудовищной мощности. К этой концепции Россия вернулась спустя десятилетия. В 2015 году общественности мельком показали изделие «Статус-6», а в марте 2018-го Путин публично подтвердил существование проекта, получившего имя «Посейдон».
Власти не раскрывают точных характеристик аппарата, однако, по данным из открытых источников, это торпеда длиной около 30 метров. Её ключевое преимущество — компактный ядерный реактор, который, по словам президента, «в 100 раз меньше атомных реакторов, устанавливаемых на подлодках». «Посейдон» способен двигаться на глубине свыше километра со скоростью более 100 км/ч и активно маневрировать, что делает его практически неуязвимым.
Мощность боезаряда «Посейдона», по словам Владимира Путина, превосходит новейшую ракету «Сармат». Военный обозреватель Николай Цыгикало в беседе с «360.ru» предположил: «Ядерная торпеда с реактором на борту. Заявлено, что она намного превосходит мощность „Сармата“. Можно предположить, что там 10 боевых блоков по 350-400 килотонн». Таким образом, один удар будет в сотни раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму.
«Это автономный подводный дрон. Он имеет ядерный реактор, то есть неограниченный запас хода. Может подойти, куда нужно там находиться, сколько угодно. Удар одного „Посейдона“ приведет к огромным потерям», — объяснил для издания аналитик Борис Джерелиевский. Главная особенность «Посейдона» — способность бесшумно перемещаться на большой глубине, обходя все системы обнаружения, а на финальном участке совершить стремительный рывок.
Предполагается, что подводный ядерный взрыв может вызвать искусственное цунами для уничтожения прибрежных целей. «Цунами будет радиоактивное. Это идеальное средство для уничтожения военно-морских баз. Наши наиболее вероятные противники — это морские державы. Военно-морская инфраструктура их флота будет уничтожена», — добавил Джерелиевский.
Для базирования «Посейдонов» созданы специальные носители — атомные подводные лодки. Головная из них, «Белгород», была передана флоту в 2022 году и, как сообщал ТАСС, после проверок отправится на Тихоокеанский флот. Логичным местом для дислокации новых субмарин эксперты называют Камчатку. «Камчатка, думаю, это будет не единственная база, но она непосредственно открывает для нас все западное побережье США, где находятся основные их военно-морские базы, в том числе и базы подводных лодок», — отметил Борис Джерелиевский.
1930-е…
Владимир Киршон – протеже самого Генриха Ягоды и любимец власти.
Его считали одним из основных идеологов Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП).
Да и сам он писал пьесы.
Правда, до нашего времени они не дошли.
И их названия это объясняют:: «Рельсы гудят», «Чудесный сплав» (о сталинских стройках), «Хлеб» (о борьбе партии за социализм на примере хлебозаготовок).
Но в то время спектакли, поставленные по пьесам Киршона, шли на сценах главных театров молодой советской страны.
Но не драматургией единой был известен Киршон.
Он активнейшим образом громил на писательских собраниях коллег по цеху: Михаила Зощенко, Алексея Толстого, Вениамина Каверина, Михаила Пришвина.
В газете «Вечерняя Москва» вышла его статья, в которой он, обличая Булгакова, писал: «Отчетливо выявилось лицо классового врага. «Бег», «Багровый остров» продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии».
Киршон был участником 16-го съезда ВКП(б), который проходил 28 июня 1930 года.
Там прорабатывали философа Алексея Лосева.
Цензор, который пропустил на публикацию книгу Лосева, в оправдание сказал, что в ней есть «оттенок философской мысли».
На что Киршон на повышенных тонах возразил, что «за такие оттенки надо ставить к стенке!»
Известно, что Владимир Киршон не раз писал письма Сталину.
Так, в 1933 он писал вождю народов: «Я считаю себя обязанным сообщить Вам о новых попытках разжигания групповой борьбы между литераторами-коммунистами».
А в 1934 он отправил Сталину и Каганович жалобу на журналистов.
Если же слышал критику в адрес своего творчества, то сразу же называл её «травлей».
Единственным достойным критиком своих произведений он считал самого Сталина.
Он регулярно отправлял Иосифу Виссарионовичу свои пьесы с просьбой указать на недостатки.
Казалось, что Киршон неуязвим.
Но в 1937 году его деяния вернулись к нему бумерангом.
В марте был арестован Ягода, и после этого пошла волна арестов.
4 апреля 1937 года жена Михаила Булгакова Елена записала в дневнике: «Киршона забаллотировали на общемосковском собрании писателей при выборах президиума.
И хотя ясно, что это в связи с падением Ягоды, все же приятно, что есть Немезида и т. д.»
Уже в конце апреля в её дневнике появляется запись о том, что писатель Юрий Олеша предлагает пойти на собрание московских драматургов, где состоится расправа с Киршоном.
Но сам Булгаков это предложение отверг.
Елена Сергеевна в своём дневнике пишет: «М. А. и не подумает выступать с таким заявлением и вообще не пойдет.
Ведь раздирать на части Киршона будут главным образом те, кто еще несколько дней назад подхалимствовали перед ним».
Попав в опалу Киршон обратился к Сталину: «Дорогой товарищ Сталин, вся моя сознательная жизнь была посвящена партии, все мои пьесы и моя деятельность были проведением ее линии.
За последнее время я совершил грубейшие ошибки, я прошу покарать меня, но я прошу ЦК не гнать меня из партии».
Владимир Киршон не дожил до своего 36-летия.
В 1938 году его расстреляли.
Но вернёмся к песне…
В середине 1930-х Киршон сочинил для театра Вахтангова комедию «День рождения».
Музыку к спектаклю писал молодой тогда композитор Тихон Хренников.
Одна из песен начиналась со слов «Я спросил у ясеня...».
До наших дней ноты к этой песне не сохранились, но сам Хренников позже вспоминал, что песня эта была куда веселее, чем у Микаэла Таривердиева.
По его словам, изначально «это была ироничная песня».
Но мы знаем её уже вот такой.
А Михаил Булгаков все же «отомстил» своему гонителю, но сделал это в подлинно писательском духе.
Причем сделал это еще задолго до ареста Киршона, когда тот был в самом зените своего могущества.
Булгаков придал черты сходства с Киршоном своему Иуде из «Мастера и Маргариты» — и многие узнали его, ведь о дружбе Киршона с главой НКВД Ягодой было всем известно.
Я приехал в Магнитогорск, когда от Уральских гор ветер нёс колючую снежную пыль, а над степью висело багровое зарево — не закатное, а от домен, что дышали днём и ночью. Меня, Джона, американского инженера, манила сюда не просто работа. Меня манило чудо.
Но чудеса, как я быстро узнал, рождались в суровых буднях. Быт рабочих был спартанским, выкованным из холода, голода и невероятной воли. Их домом были не дома, а бараки – длинные, низкие строения, внутри которых царил запах махорки, мокрых валенок и пота. Вдоль стен стояли двухъярусные нары, застеленные серым казённым бельём. Зимой иней рисовал причудливые узоры на стенах изнутри, и мы спали, не снимая телогреек. Утром первым делом бежали к бочке с водой – замёрзший кусок льда в кадушке нужно было растапливать дровами, чтобы умыться.
Питание было скудным, битвой за калории. Каждое утро начиналось с очереди за хлебом. Тот самый, тёмный, липкий, с примесями, но бесценный брусок жизни. В столовой царствовал запах варёной капусты и рыбы, чьи названия я так и не узнал. Помню, я как-то сидел с моим товарищем, Николаем, молодым инженером с горящими глазами.
— «Николай, — сказал я, ковыряя ложкой в миске, — у нас в Америке такой суп кошкам не предложишь».
Он умывал свой кусок хлеба в жидкой похлёбке и улыбался.
—«Понимаешь, Джон, — ответил он, — это не просто суп. Это топливо. Топливо для будущего. Мы сейчас как мотор: едим простенькое, чтоб потом делать сложнейшее. Вот увидишь».
И в его словах не было ни капли стенания. Была уверенность алхимика, превращающего свинец лишений в золото грядущего.
Самым большим событием и испытанием был поход в баню. Раз в неделю огромная очередь людей, чьи тела были пропитаны пылью руды и копотью, штурмовала бревенчатое здание. Там, в клубах пара, слышался не только плеск воды, но и смех, споры, песни. Это был ритуал очищения, почти религиозный. Один раз я увидел, как молодой парень, Вася, с гордостью демонстрировал товарищам новые, невероятной ценности валенки.
— «Целых два дня зарплаты! — кричал он, сияя. — Теперь хоть в стужу ноги не отмёрзнут!»
Ему завидовали честно, без злобы, как завидуют счастью. В этом была вся суть их жизни — ценить малое, ибо оно добыто невероятным трудом.
Люди... О, эти люди! Они работали по двенадцать часов, а вечерами, вернувшись в свои ледяные бараки, находили в себе силы читать при керосиновой лампе, спорить о поэзии, решать задачи из учебников. Однажды я увидел, как женщина-врач, только что закончившая ночную смену в медпункте, отдала свой паёк хлеба истощённому рабочему-казаху, который дневал и ночевал у мартена.
— «Возьми, тебе нужнее, — сказала она просто. — Завод не должен стоять».
И он взял, кивнув, без лишних слов. Это был их молчаливый договор, их общая вера, скреплённая хлебом и потом.
А над всем этим, как путеводная звезда, витала воля одного Человека. Мы не видели его, но чувствовали его присутствие. В бараке, над койкой каждого, висел его портрет. После особенно тяжёлого дня, когда норму едва выполнили, старый мастер Иван, протирая замасленные руки о брюки, подошёл к газетному фото и ткнул в него пальцем:
— «Он знает. Он там, в Кремле, всё видит. Знает, в каких условиях мы живём. И потому каждый наш выплавленный чугун — это удар по всем нашим врагам! Он ведёт. Главное — идти».
И в этом простом заявлении была вся суть: несмотря на голод, холод и невыносимую усталость, они верили, что являются частью грандиозного замысла, что их быт — это временные неудобства на пути к свету.
И вот настал тот день. Первая плавка. Мы стояли, затаив дыхание, перед чудовищным жерлом домны. Воздух дрожал от жара. И вот она полилась — огненная, жидкая, первородная река. Наша сталь. Сталь Магнитки.
Я смотрел на этот поток расплавленного света, на сияющие, закопчённые лица моих товарищей — Николая, Ивана, ту самую женщину-врача, Васю в его новых валенках. Я видел в этом потоке не просто металл. Я видел в нём будущие теплые дома, которые сменят их бараки, трактора на ещё невспаханных полях. Я видел само будущее, выкованное их волей, их скудным хлебом, их ледяным сном и их горячим потом.
И в этот миг, пахнущий серой и гарью, я понял, что стою не просто на стройке. Я стою в Храме, где сталь была иконой, а эти удивительные люди — и верующие, и жрецы одновременно, строящие свою новую веру под руководством человека-титана. Это было трудно. Это было прекрасно. Это было — великолепно.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
