Меня зовут Маргарита. Мне двадцать девять. Я риелтор. У меня был парень Павел, который собирался сделать мне предложение – я почти уверена. И у меня есть Дымка. Моя пушистая, мурчащая, серая вселенная. Моя кошка. Я обожаю ее.

Все началось... обыденно. Слишком обыденно. Был вторник, кажется. Весна только набирала обороты, обещая тепло, но вместо этого небо с утра хмурилось. По телевизору, пока я собиралась на показ квартиры на другом конце города, вещал жизнерадостный ведущий: "…и на протяжении всей следующей недели нас ждут осадки в виде дождя, местами сильные. Возьмите зонтики, москвичи!"

Я поморщилась. План на субботу – пикник с Пашей в парке – трещал по швам.

"Ну вот, опять," – подумала я, целуя Дымку в макушку. Она лениво потянулась на своем любимом подоконнике. - "Сиди дома, солнышко, я скоро."

Дождь начался часам к четырем. Не просто дождь. Стена. Вода обрушилась с неба с такой силой, что за окном мгновенно поплыл серый, плотный туман. Вернее, не туман. Пар. Капли размером с горошину, миллиарды их, с грохотом били по асфальту, крышам, машинам, и от каждой точки удара вверх вздымалось облачко пара. Город превратился в гигантскую парилку, наполненную грохотом и белесой мглой. Видимость – метров двадцать, не больше.

Я тогда еще злилась. Показ сорвался, клиентка не смогла пробиться через этот потоп. Паша написал: "Кошмар какой! Застрял в офисе, жду, пока хоть чуть стихнет." Я ответила, что дома с Дымкой, и мы его ждем. Дымка, кстати, настороженно уставилась в окно, ее хвост нервно подрагивал. Инстинкт?

День второй. Дождь не прекратился. Ни на минуту. Тот же грохот, та же стена воды, тот же пар, клубящийся над землей. Новости начали тревожиться. Говорили о подтоплениях, о размытых дорогах, о рекордном количестве осадков. Но это все еще был дождь. Просто очень сильный. Паша все еще был в офисе – выйти было невозможно, да и опасно из-за потоков воды на дорогах. Я нервничала. Дымка почти не отходила от меня.

День третий. Тревога сменилась нарастающим ужасом. Первые кадры с мобильных просочились в сеть, прежде чем их заблокировали. Не просто лужи. На асфальте, под потоками воды, оставались... пятна. Растекающиеся, странного цвета – грязно-розовые, желтоватые. Как будто кто-то пролил гигантскую банку воска. Или... чего-то ещё. Очевидцы писали истеричные посты: "Он плавится! Дождь плавит голубей! Я видел! Он просто... растаял на глазах!" Смеялись, называли паникерами.

Но потом показали репортаж с больницы. Скорая еле пробилась. Мужчина, лет сорока. Он пытался добежать от машины до подъезда – метров десять. Не добежал. Его затащили соседи. Его рука... от локтя до кисти... она была как свеча, оставленная на солнце. Кожа и мышцы сползли, обнажая кость, которая тоже выглядела странно мягкой, пористой. Он кричал нечеловеческим голосом. Врачи в ужасе. Диагноз ставить отказались. "Химический ожог неизвестной этиологии" – вот и все, что сказали в эфире, но глаза у них были безумные. Я смотрела и гладила Дымку так сильно, что она пискнула. Мое сердце бешено колотилось. Паша!

День четвертый. Ад. Дождь все так же бил с небес, неумолимый, вечный. Пар стоял стеной. Город замер. Больше никаких репортажей. Только экстренные сообщения: "НЕ ВЫХОДИТЕ НА УЛИЦУ! ДОЖДЬ СМЕРТЕЛЬНО ОПАСЕН! ЛЮБОЙ КОНТАКТ ПРИВОДИТ К НЕОБРАТИМЫМ ПОРАЖЕНИЯМ ТКАНЕЙ!" Паника. Соцсети взорвались. Видео... Боже, эти видео...

Я видела, как женщина, выбежавшая за ребенком, который не послушался и шагнул с крыльца, схватила его за руку. Капли дождя попали ей на лицо. И оно... поплыло. Как пластилин. Она закричала, отпустила ребенка – маленькая фигурка рухнула на мокрый асфальт и через несколько секунд превратилась в бесформенную, быстро размываемую массу. Мать рухнула рядом, ее лицо было уже не лицом, а текучей маской ужаса. Я выключила ноутбук и вырвало.

Паша... Паша не отвечал. Последнее сообщение было вчера вечером: "Маргош, тут бардак. Пытаемся понять, как выбраться. Сигнал плохой. Люблю тебя. Целую Дымку." Больше ничего. Ни звонков, ни сообщений. Только грохот дождя по крыше и стеклам. Дымка сидела у меня на коленях, дрожа всем телом, ее глаза были огромными от страха. Я обняла ее и плакала.

- "Ты жива, ты спаслась, ты дома, ты с мамой," – шептала я, зарываясь лицом в ее теплую шерстку. Она была единственным теплым, живым, настоящим существом в этом безумном мире. Моя маленькая, мудрая Дымка, которая вовремя почуяла беду и не высовывала носа.

На пятый день пропала связь. И свет. И вода. К счастью, я всегда держала запас воды и батареек. И корма для Дымки – мешок. Теперь это было сокровище. Я сидела в полумраке, прислушиваясь к вечному грохоту за окном. Пар за стеклом был таким густым, что день стал похож на сумерки. Иногда в этой белесой мгле мелькали тени – те, кто еще пытался перемещаться по крышам или через чердаки. Криков больше не было слышно. Только вой ветра и грохот дождя.

Я рискнула выглянуть в глазок. Подъезд нашего дома был затоплен сантиметров на двадцать мутной, дождевой водой. Напротив, под козырьком соседнего дома, сидела фигура. Подросток, Сашка, сын соседей снизу. Он сидел, поджав ноги, и смотрел на свою руку. На то, что от нее осталось. Кисть и половина предплечья были... расплавлены. Как та восковая рука в музее, которую перегрели. Кость торчала обломком. Он не плакал. Просто сидел и смотрел пустым взглядом в серую стену дождя. Он вышел в первый день, поиграть в мяч, когда дождь только начался. Несколько капель попали на руку. Несколько капель. Я отшатнулась от двери, чувствуя, как подкашиваются ноги. Дымка мягко ткнулась мордочкой в мою ногу.

Я узнала потом, что клиентка, с которой у меня был сорванный показ в тот первый, роковой день... она выжила. У нее разыгралась жуткая мигрень, она отменила все встречи и провалялась в темноте три дня, наглухо закрыв шторы. Ей повезло. Как и Дымке. Как и мне, застрявшей дома из-за отмены показа. Случайность. Глупая, нелепая случайность отделила живых от... от того, чем они стали. От луж на асфальте.

Прошло... не знаю. Неделя? Две? Время потеряло смысл. Дождь не закончился. Он никогда не закончится. Это стало аксиомой. Он может лишь ненадолго ослабевать, превращаясь из стены в просто очень сильный ливень, но пар все равно поднимается от ударов капель. Этот пар... он пахнет теперь. Сладковато-кислым, тяжелым запахом тления. Запахом распада всего живого снаружи.

Паша... Паши больше нет. Я знаю. Если бы он был жив, он бы нашел способ дать знать. Он был таким. Значит... он вышел под дождь. Значит... он там. Где-то там, в этих бесконечных потоках, став частью этой мерзкой, растекающейся грязи, что покрывает теперь улицы. Иногда мне кажется, что я слышу его голос в грохоте дождя. Это сводит с ума.

У меня есть Дымка. Моя Дымка. Она спит сейчас у меня на груди, свернувшись теплым комочком. Ее тихое мурлыканье – единственный звук, который противостоит этому вечному грохоту снаружи. Я берегу каждую крошку ее корма, каждую каплю воды для нее. Она – последний лучик. Последнее напоминание о том, что когда-то существовала нормальная жизнь, солнце, смех, Пашины руки. Она – моя причина держаться. Мой якорь в этом безумном, расплывающемся мире.

Мы живем в тишине и полумраке. Я заделала одеялами все щели в окнах, чтобы не видеть этот пар, этот серый ад. Я не подхожу к дверям. Батареи фонарика садятся. Корм у Дымки... его хватит еще на месяц, если экономить. А потом?

Потом будет тишина. Кроме дождя. Вечного, мертвого дождя, что плавит мир за стенами моего убежища. И только мурлыканье Дымки будет говорить мне, что я еще жива. Пока оно есть... я буду бороться. Беречь ее. Беречь эту последнюю каплю радости в бескрайнем океане ужаса.

Он никогда не кончится, Маргарита. Никогда. Просто запомни тепло Дымки. Это все, что у нас осталось.

Я все помню. Каждый звук, каждый запах того вечера. Как Лиза вертелась перед зеркалом в новом розовом трико, только что купленном к первому дню в балетной школе. Ей было пять с половиной, весь мир казался ей огромной, сверкающей сценой. Аня, моя жена, светилась от гордости.
- "Наша балерина!" – приговаривала она, поправляя невидимые пылинки на плече дочки. Я снимал их на телефон, этот восторг, это чистое счастье.

Подарок был моей идеей. Не просто кукла. Произведение искусства. Мы нашли его в маленькой, неприметной мастерской в старом районе города. Витрина была забита невероятными шарнирными куклами – балерины, принцессы, феи. Они выглядели так живо, что казалось, вот-вот моргнут. Хозяин, мужчина лет пятидесяти с тихим голосом и слишком внимательными глазами, представился просто: "Мастер Эмиль". Он показал нам балерину. Она была совершенна. Фарфоровое лицо с легким румянцем, огромные стеклянные глаза цвета весеннего неба, крошечные пухлые губы. Тело – изящные шарниры, обтянутые бархатистым материалом. Пачка из настоящего тюля, атласные ленты на пуантах. Лиза ахнула. Она была очарована.

- "Особая механика," – шепнул Мастер Эмиль, вкладывая в мою руку маленький серебряный ключик. – "Заводите – и она исполнит танец. Только… будьте осторожны. Она хрупкая. И требует… особого обращения". Тогда его слова показались мне просто художественным преувеличением эксцентричного творца. Мы заплатили немалую сумму. Эмиль упаковал куклу в коробку, обитую изнутри шелком, с какой-то странной, сложной печатью на крышке. Его взгляд, когда он передавал коробку Лизе, был… голодным. Но я отмахнулся – художник, что с него взять.

Кукла, которую Лиза тут же назвала Одетта, стала ее тенью. Она спала с ней, кормила ее воображаемым чаем, разучивала перед ней свои первые па. Одетта стояла на комоде, ее стеклянные глаза следили за нами из каждого угла комнаты. Иногда мне казалось, что уголки ее губ подрагивают в едва уловимой улыбке. Бред, конечно. Просто игра света.

Взрыв случился в субботу утром. Я читал газету на кухне, Аня мыла посуду. Лиза сидела на ковре в гостиной, усадив Одетта напротив себя. Она только что завела куклу ключиком и с восхищением наблюдала, как та, с легким, почти неслышным тиканьем, начала плавно поднимать руки и поворачивать голову. Это был жутковатый, но завораживающий танец автоматона.

"Папа, смотри! Она танцует как..." – восторженный голосок Лизы обрезал звук. Не грохот. Не оглушительный взрыв. Это был резкий, сухой ХЛОПОК, как от лопнувшей автомобильной шины, но с металлическим, рвущим душу звоном внутри.

Я вскочил, опрокинув стул. Аня вскрикнула.

В гостиной стояла тишина. Густая, липкая, пропитанная запахом… меди. Одетта сидела посреди ковра, абсолютно целая, с той же застывшей полуулыбкой. Но вокруг нее, словно лучи адской звезды, веером торчали тонкие, бритвенно-острые лезвия длиной с ладонь. Они были выброшены из ее тела с чудовищной силой и скоростью.

А Лиза... Моя девочка... Она лежала на спине, не двигаясь. Кровь. Ее было так много. Алое пятно быстро расползалось по розовой пижаме. Лицо... О, Боже, лицо... От щеки до виска зияла глубокая, рваная рана. Еще одна лезвие торчало из плеча. Мелкие порезы усеивали руки и шею. На белом ковре рядом с ее головой лежал обломок лезвия и... кусочек фарфора. Не от куклы. От ее щечки.

Кошмар больницы, операции, шрамов, которые никогда не исчезнут. Физическая боль Лизы сменилась другой – страхом зеркал, шепотом детей за спиной, ночными кошмарами, где куклы с лезвиями вместо пальцев танцуют вокруг ее кровати. Одетта забрала полиция как вещдок. Следователь, молодой парень с усталыми глазами, пожал плечами: "Сложный механизм. Самодельный. Взрывчатка минимальная, но в сочетании с пружинами и лезвиями... Сработал как шрапнель в миниатюре. Уникально и... изуверски". Они искали "Мастера Эмиля", но мастерская опустела. Как и он сам. Тупик.

Я перестал спать, сидел ночами у компьютера. Мой "кабинет" – кухонный стол, заваленный распечатками и пустыми кружками.

Сначала – безобидные сообщества коллекционеров антикварных кукол и автоматонов: "Кукольный Рай", "Старые Механизмы". Я регистрировался, писал вежливые вопросы: "Кто-нибудь слышал о мастере Эмиле? Делает шарнирных балерин, тонкая работа. Контакты потерял". Отклики осторожные. "Таких мастеров единицы", "Эмиль? Кажется, слышал, но он затворник". Один "СтарыйКукольник" в личку: "Осторожнее. Его куклы... не для детей."

Я погружался глубже. Зашифрованные чаты в Telegram, подпольные форумы в даркнете с говорящими названиями вроде "Кабинет Любителей Опасных Диковин". Здесь говорили намеками. "Жду "поющую птичку". Говорят, ее песня режет слух... и не только". "Видел 'Танцовщицу' на черном аукционе. Шедевр, но ключик... лучше не ронять". Я рассылал анонимные запросы, сулил большие деньги за информацию о "шарнирных с сюрпризом" или о мастере Эмиле. Ответы пугали: "Жив еще? Думал, крысы сожрали", "Его куклы сами находят жертв". Один аноним сбросил координаты заброшенного склада – там нашли куклу-клоуна, разорвавшую руку сталкеру. Не Эмиль, но след.

Некоторые дни я проводил в пыльных архивах местных газет, в областной библиотеке. Перелопатил подшивки за 10-15 лет. Искал мелкие заметки о необычных происшествиях с куклами, о странных мастерах-одиночках. Нашел упоминание о "виртуозе-кукольнике Э." в контексте скандала на выставке 8 лет назад – работу сняли за "неуместный реализм". В техническом отделе штудировал книги по истории автоматонов, микро-инженерии.

Я звонил владельцам антикварных лавок, галерей, реставраторам кукол. Представлялся то журналистом, то коллекционером. "Интересует творчество мастера Эмиля, шарнирные куклы. Гений, но затворник. Нет ли контактов?" Большинство вежливо отнекивались. Пару раз – резкий вдох и отказ: "Не знаю такого!" Одна пожилая реставраторша, после паузы, прошептала: "Он... нездоров. Его куклы... они не для игр. Оставьте это". Я объезжал промзоны, заглядывал в полуразрушенные цеха, подвалы – искал признаки мастерской. Натыкался на бомжей и пустоту.

Прорыв пришел из отчета о кукле, убившей коллекционершу в столице. В СМИ мелькнуло: "В механизме – следы редкого сплава (никель-хром-бериллиевая бронза), применявшегося в 70-80-х для точных пружин в авиаприборостроении". Я нашел старого инженера-металлурга. Он подтвердил: сплав уникальный, производился крошечной партией для одного оборонного завода под нашим городом. А там была... экспериментальная мастерская точной механики. Заброшенная.

Территория завода – царство разрухи. Но в одном корпусе, в бывшей лабораторной пристройке – слабый свет в окне мансарды. Сердце колотилось. Лестница скрипела жалобно. Дверь в мансарду была не заперта. Я толкнул ее.

Запах ударил в нос: масло, лак, пыль и что-то сладковато-гнилостное. Мастерская. Столы, заваленные инструментами, проволокой, кусками дерева и фарфора. Полки, уставленные десятками... нет, сотнями кукол. Балерины, клоуны, солдатики, фантастические создания. Все шарнирные. Все невероятно, жутко красивые. И все смотрели на меня своими стеклянными глазами.

В центре, спиной ко мне, сидел человек. Он что-то кропотливо собирал на столе под светом зеленой лампы.

- "Эмиль," – мой голос прозвучал чужим, хриплым.

Он обернулся медленно. Да, это был он. Лицо постарело, осунулось, но те же слишком внимательные глаза. В них не было ни страха, ни удивления. Было... любопытство? Нет, больше. Восторг. Как у коллекционера, нашедшего редкий экземпляр.

- "Ах," – он протянул слово. – "Посетитель. Редкая честь. Вы ценитель?" Он жестом показал на свои творения. "Мои дети. Каждое – душа, застывшая в движении. Прерванный танец... или жизнь".

Я шагнул вперед. - "Одетта. Кукла-балерина. Моя дочь..."

- "О! Та девочка!" – его лицо осветилось неподдельным интересом. - "Как она? Танец Одетты... он был совершенен? Я долго подбирал угол выброса лезвий. Чтобы раны были... эстетичны. Как шрамы-украшения на фарфоре судьбы".

Он говорил о моей дочери, как о сломанной игрушке.

Ярость, черная и густая, затопила меня. Я был быстрее. Он не ожидал такой ярости от "ценителя". Удар кулаком в висок ошеломил его. Он рухнул на пол, зашипев от боли и неожиданности. Я не дал ему опомниться. Из кармана куртки я вытащил прочный упаковочный скотч – широкий, серебристый, промышленный. То, чем упаковывают коробки на складах. Я перевернул его на живот, скрутил руки за спиной. Скотч визжал, наматываясь на запястья, десятки раз. Потом лодыжки. Туго. Безжалостно. Он пытался вырваться, хрипел проклятия, но мои руки, закаленные годами работы и месяцев бессильной ярости, были сильнее. Я перевернул его на спину, залепил рот несколькими крестообразными полосами. Его глаза, наконец, выразили то, что я ждал – чистый, животный страх. Он понял.

Я встал и оглядел мастерскую. Сотни кукол. Сотни ключиков. Я подошел к первой полке. Балерина в голубом. Я нашел крошечный ключ в ящике под ней. Вставил в щель на спине. Повернул. Раздалось тихое, зловещее тик-тик-тик. Механизм ожил. Я аккуратно поставил ее на пол. Подошел к клоуну с колючими волосами. Нашел ключ. Завел. Тик-тик-тик. Солдатик в наполеоновском мундире. Ключ. Завод. Тик-тик-тик. Фея с острыми крыльями. Тик-тик-тик. Я двигался методично, как автомат. Полка за полкой. Кукла за куклой. Мастерская наполнилась тихим, многоголосым хором – сотни крошечных тикающих механизмов, сливающихся в жуткий, неумолимый гул. Это был звук приближающейся смерти.

В углу комнаты была маленькая кладовка для инструментов. Метра полтора на полтора. Пустая. Я открыл дверцу. Затем начал переносить кукол. Аккуратно. Бережно, как хрупкий груз. Одну за другой. Балерину. Клоуна. Солдатика. Фею. Гротескного ангела с пустыми глазницами. Чудовище с клешнями. Я складывал их на пол кладовки. Стоя. Сидя. Прислоняя к стенам. Пока они не заполнили все свободное пространство плотным, тикающим лесом из фарфора, дерева и смертоносной механики. Их стеклянные глаза смотрели в пустоту. Их крошечные ключики торчали из спин. Все заведены. Все ждали движения. Толчка. Падения. Дыхания.

Я подошел к Эмилю. Его глаза были бешеными от ужаса. Он пытался кричать сквозь скотч, издавая лишь глухие булькающие звуки. Я схватил его под мышки и потащил к кладовке. Он сопротивлялся, выгибался, но был беспомощен. Запах страха от него был почти осязаем. Я впихнул его внутрь, в этот тикающий ад. Его тело втиснулось между куклами, сдвинув несколько из них. Послышалось легкое дзинь сорвавшейся пружины. Он замер, понимая, что любое движение – смерть. Его взгляд, полный немого ужаса, встретился с моим.

- "Танцуй, Эмиль," – прошептал я, глядя в его перекошенное лицо. – "Танцуй свой последний танец. Со своими детьми".

Я захлопнул дверцу кладовки. Вставил в проушины замка старый, тяжелый напильник, который валялся на столе. Он плотно заклинил механизм. Из-за тонкой двери доносился лишь приглушенный, нарастающий гул тиканья – как рой разъяренных механических ос.

Я не стал ждать. Не стал слушать. Я знал, что будет. Я спустился по скрипучей лестнице. На улице было холодно. Я достал телефон. Набрал номер полиции. Голос был ровным, как у диспетчера, сообщающего о пробке.

- "Да. Я нашел Кукольного Убийцу. Адрес..."

Я не стал ждать. Пошел по темной улице. К дому. К Ане. К Лизе. К ее шрамам и страхам. Они не исчезнут. Никогда. Но тиканье... Это проклятое тиканье в ее комнате, которое я слышал каждую ночь в своем кошмаре... Оно наконец стихло. Остался только шелест ветра и далекий звук сирены, нарастающий в ночи. Месть не вернет дочери лица. Но она принесла тишину. Страшную, окончательную тишину. И в ней не было места куклам. Только мысль, ледяная и простая: Куклы не плачут. Они только режут.

Приложение с app cloner с Play Market было мне очень полезным несколько лет, я его купил за 300 рублей и 6 лет им пользовался. При покупке не было никаких ограничений по времени использования приложения, но недавно разработчики изменили в одностороннем порядке условие покупки и просто без предупреждения заблокировали приложение и стали требовать 11 долларов за месяц использования приложения или около 50 долларов за год. При этом они не дали возможности вывести из приложения нужные данные, а просто а блокировали. Версия этого приложения с максимальным функционалом стоит как машина, мне такой функционал не нужен, пользовался ограниченным функционалом и он работал. Когда в тех поддержке я сказал, что русский из России, то мой аккаунт совсем заблокировали. До этого вымогали деньги за разблокировку приложения, но поняв, что денег от меня не получат(за приложение на play market нельзя сейчас заплатить из России) просто заблокировали мой аккаунт. Вот так насобирают денег с доверчивых Россиян и потом Зеленскому отправят. Заплатить за приложение app cloner можно только криптовалютой. У этого приложения оплата разными пожертвованиями. Одно пожертвование, оно называется Гиганское пожертвование стоит как автомобиль. Под видом покупки функционала приложения разработчики могут отмывать деньги, а потом отправлять Зеленому. Не советую покупать это приложение.

The app with app cloner from Play Market was very useful to me for several years, I bought it for 300 rubles and used it for 6 years. There were no restrictions on the time of use of the application at the time of purchase, but recently the developers unilaterally changed the purchase condition and simply blocked the application without warning and began to demand $11 per month of using the application or about $50 per year. At the same time, they did not give the opportunity to remove the necessary data from the application, but simply blocked it. The version of this application with maximum functionality is like a machine, I don't need such functionality, I used limited functionality and it worked. When I said in those support that I was Russian from Russia, my account was completely blocked. Before that, they extorted money for unlocking the application, but realising that they would not receive money from me (you can't pay for the application on the play market from Russia now) they just blocked my account. This is how they collect money from gullible Russians and then Zelensky will be sent. You can only pay for the app cloner with cryptocurrency. This application pays with various donations. One donation, it's called a giant donation, costs like a car. Under the guise of buying the functionality of the application, developers can launder money and then send it to Zelensky. I don't recommend buying this app.

Мир рухнул. Сразу в тартарары. Беда накрыла нас внезапно, иррациональность происходящего сводила многих с ума, лишая их сил и возможности сопротивляться. Твари атаковали. Ну а как ещё можно назвать уничтожавших человечество существ, которые были эдакой двухметровой смесью человека, собаки и зомби?

Люди XXI века с их гаджетами, интернетом, потребительским отношением к миру стали лёгкой добычей тварей. Не помогло ни умное оружие, ни наличие ядерных ракет. В кого их запускать изволите, если противник вокруг вас? Физически слабые тела, тяжелее вилки и смартфона ничего не поднимавшие, инфантилизм, абсолютная неготовность к эмоциональным и психологическим нагрузкам поставили человечество на грань уничтожения. Твари не делали различий по национальному признаку, возрасту, полу, они просто убивали и пожирали людей. Монстры возникали неоткуда и исчезали в никуда. Они с лёгкостью уничтожали целые армии, устилая мёртвыми телами целые поля, а потом появлялись вновь в другом месте.

Где они прятались всё это время, и какая преисподняя их породила, никто не знал. Нет, версий-то было много. Одна нелепей другой. Ну, например биологическое оружие нового вида или неудачный американский эксперимент, инопланетяне, в конце концов, выходцы из параллельного мира. И это ещё не самые смешные.

Тварей было сложно убить, так как мускулистые поджарые тела двигались чрезвычайно ловко, прыгали на несколько метров в высоту, отлично карабкались по вертикальным поверхностям, обладали удивительно прочной кожей, острыми когтями и клыками. Они были не слишком умны, но, собравшись в орду, с лёгкостью компенсировали этот недостаток числом.

Города вскоре были покинуты, так как в первую очередь становились объектами массовой атаки опустошавшей всё вокруг. Великолепные небоскрёбы и особняки, улицы, парки, набережные, стали домом для проказника ветра, гонявшего по опустевшим дорогам горы мусора и брошенных вещей. И всё-таки мы уцелели.

Человечество выживало небольшими группами по двести-триста человек. Только такое количество не давало повода к набегу орды в несколько десятков тысяч особей и больше, пережить который, было невозможно.

На помощь людям пришла история. Они создавали крепости, в которых сражались за жизнь своих детей до последней капли крови, до последнего патрона. Возделывали поля, строили ветряные мельницы и копали колодцы. Каждое такое укреплённое поселение располагалось в труднодоступном месте, имеющем только один вход и выход, путь к которому, зачастую, был превращен в настоящий лабиринт, собирающий обильную жатву во время атак тварей.

- Так, места ваши будут вот тут, - указал пальцем на три койки в первом ряду плечистый боец в военной форме, берцах и стареньким автоматом АК-74 за спиной.

- Под открытым небом?

- Пока да. Потом посмотрим. Если дождь, есть навес.

- Но у меня же дети.

- У всех дети.

- Но тут кто-то спит, - кивнула головой на ближайшую кровать миниатюрная женщина с соломенными волосами побитыми сединой.

- Это Толик Три вагона. Не будите его. Проснётся, койку займёте. Пока на двух по очереди поспите. Если хочется, конечно. День же ещё.

- А чего это к этому торгашу такое уважение? – спросила беженка, опуская на соседнюю кровать старый потёртый рюкзак со своими вещами.

- Я всё сказал. Вы в гостях, не наглейте, - решительно рубанул ладонью воздух солдат. - В конце концов, это вы к нам пришли. А мы вас впустили. Цените.

- Ценим, ценим, - тихо повторила женщина, сажая на кровать субтильную девочку трёх лет с синяками под глазами и удивительно бледной кожей. - Виталик, бери Машеньку, и садитесь вот на эту коечку. А я здесь с Ирочкой, напротив вас.

Хррр! Упфф! Хррр!

Раскинувшийся на койке мужчина заливисто храпел, периодически вздрагивая во сне. Чуть выше среднего роста, русые волосы, лицо, иссечённое глубокими морщинами, один из многих.

- Храпит ещё! Нажрался, наверное, а мы должные его ждать.

* * *

А Виталику здесь нравилось. В свои одиннадцать лет он был худеньким, но жилистым подростком, родившимся под небом уже «нового» мира – безжалостного, опасного и не прощающего ошибки. Он не знал другой жизни. Вместе с матерью и сёстрами они переходили от крепости к крепости, и пока им удавалось выживать. Иногда чудом. «Застава» ему нравилась. Здесь жило почти пятьсот человек, было много детей, а значит, будет с кем играть. Сразу было видно, что в крепости никто не голодал, так как к их жалким припасам и пожиткам особого интереса при досмотре даже не проявили. Вечно голодных глаз, которых он насмотрелся в «Голубятне» здесь тоже не было.

Укреплённый посёлок даже со стороны производил впечатление. Когда-то здесь была асфальтированная дорога, зажатая между двух скалистых утёсов, теперь крепость. Состоящее из железобетона, стальных плит и колючей проволоки сооружение больше напоминало поставленные друг на друга металлические коробки, запиравшие собой вход в узкую долину. Ворота были только одни, чтобы достичь их, нужно было пробраться через лабиринт каменных блоков и арматуры. Виталик уже видел такое. Атакующие твари благодаря этим нехитрым препонам вынуждены были прорываться к воротам не всёуничтожающим цунами, а узким ручейком, который защитники могли уничтожать раз за разом. Хотя, даже такие набеги тварей были опасны. Он сам видел, как монстрами была уничтожена «Водокачка». Заклинивший пулемёт и паника в рядах защитников не оставили шанса людям. Если б не материнское чутье, заставившее их покинуть стены убежища ещё во время атаки, их бы давно сожрали. Ох, как кричали и вопили эти люди, разрываемые на части крепкими когтями. Виталику до сих пор снились кошмары по ночам.

В долину, где ровными рядами располагались поля, их пока не пускали. Это понятно. Рябовы и ещё два десятка человек постучавшихся в ворота крепости, находились на карантине. Ну, это только так называется карантин. Ничем, конечно, они не болели, просто местные к ним приглядываются, присматриваются, решают, полезны ли они. Не факт, что их ещё оставят в «Заставе». Вот, например жители «Архива» посчитали, что мать с тремя детьми им не нужна. Блин, а хотелось бы здесь жить. Это самое большое поселение людей, которое он видел когда-либо. И как только местные не боятся тварей? Они же чувствуют такое скопление человеческих особей. Для них это как бесплатный рынок с продуктами.

Вот уже три дня всё своё свободное время Виталик проводил в мастерской. Это было огромное помещение, в котором работали две дюжины человек. Здесь делали патроны для автоматов, винтовок, изготовляли дробь для дробовиков, но главное боеприпасы для пулемётов. Самого главного оружия в их «новом» мире.

Руководили производством два человека: дед Матвей однорукий старик с изуродованным лицом и молодой хромавший на одну ногу парень, по прозвищу Студент, у которого отсутствовала левая мочка уха.

- А зачем так много патронов? – шмыгнул носом Виталик, повыше натягивая старый вязанный отцовский свитер на нос. Здесь всегда сильно пахло железом, пластмассой и резиной.

- Много? Разве это много пацан? – удивился Студент, постучав тростью по ящикам, наполненным блестящими гильзами. - Наши парни за ночь четверть этого расстреляют по тварям. Остальное откладываем про запас. Он, как известно, карман не тянет.

- Я просто с матерью и сестрами в нескольких крепостях бывал и там никогда так серьёзно не готовились.

- И где они сейчас эти крепости? – встрял в разговор дед Матвей, промокнув ветошью морщинистый лоб.

- Большая часть из них уже уничтожена тварями.

- Вот ты и ответил на свой вопрос.

Подросток мечтал стать Ангелом, Жнецом, Максимкой, Утёсом (их везде называли по-разному, но всегда уважительно и с придыханием) то есть пулемётчиком. Эти бесстрашные люди были элитой современного общества их защитой и опорой. Их навыки были всегда востребованы, а значит, его семье голодать не придётся.

Виталик всё знал про пулемёты. Разбирался в их видах, типах и марках. Ему достаточно было взглянуть на замерший над воротами гибрид ДШК и ДП, чтобы уважительно покивать серьёзности этого монстра. Монстр против монстров. Звучит? Да он даже по звуку определить машинку мог.

Как тут всё было замечательно устроено. Справа и слева, чуть впереди от главного крупнокалиберного пулемёта, на утёсах располагались самодельные башенки, все вместе они могли вести эффективный фронтальный и перекрёстный огонь по атакующим тварям. Вот это подход вот это по-нашему. Неудивительно, что «Застава» живёт и процветает. Но вот что Виталика удивило по-настоящему, так это то, что на стене, по всему периметру бойницы, располагалась устройство позволявшие передвигать главный пулемёт для ведения флангового огня. Установленное на раму оружие двигалось по узкому рельсу в любую сторону. Зачем такие сложности? Неужели втроём они не справляются? В конце концов, на стену можно поставить других стрелков. Больше всего мальчишке хотелось подняться наверх и увидеть всё собственными глазами, но, к сожалению туда посторонних не пускали.

- Зенки то залил опять! – заворчала мать, взглянув на спускавшегося со стены долговязого мужчину с непослушной копной светлых волос на голове и мутным, рассеянным взглядом серых глаз.

Пару раз моргнув тот снова шлёпнулся на материнскую кровать, не подумав даже снять обувь. Почти сразу послышался богатырский храп.

- Да что же это такое? Ну, сколько можно?! Ну почему опять сюда, что ему кроватей мало?

- Женщина вы не кричите, - раздалось за спиной. - Толик поспит и уйдёт, а вы пока с малым собирайтесь. Идём наружу тела тварей убирать. Настреляли за ночь-то.

Подошедшего к ним коренастого, кареглазого мужчину в ватнике, звали Геннадий, он был местным бригадиром руководившим ремонтом стен, ворот и уборкой территории. Говорил он хриплым голосом, словно тёр наждачкой неотшлифованную металлическую поверхность.

Пятьдесят человек получили самодельные респираторы и длинные палки с крюком на конце. По команде, они, сбившись в кучу от страха, покинули безопасную территорию крепости и оказались за воротами.

Картинка перед ними раскинулась та ещё. Крупные мухи перелетали с тела на тело мёртвых монстров вперивших остывший взгляд огромных глаз в голубое небо. Разинутые пасти демонстрировали окружающим острые зубы, которые так легко крошили человеческие косточки. А вот птицы, вороны там или грачи, на трупы гадов почему-то никогда не слетались. Брезговали, наверное. Убитые лежали грудами, и Виталик мог только догадываться, что тут творилось ночью.

Охраняло их двенадцать вооружённых людей. Надо сказать, что службу они несли исправно, даже ни разу не закурили. Здорово! Здесь вообще всё делали на совесть. Под их присмотром и руководством бригадира они до самого вечера таскали трупы тварей в две огромные траншеи справа и слева от дороги. Ну и вонь тут стояла! Мёртвые они пахли ещё сильнее, чем живые. Хуже всего было собирать куски тел, ДШК хорошо делал свою работу, превращая своих противников в кусковой набор.

Наконец они закончили. Сброшенные трупы бригадир залил какой-то жидкостью из канистры и поджёг. Полыхнуло так, что Виталик сразу понял, что использовали не бензин. Твари сгорели быстро, воздух наполнился странным кислым запахом и взметнувшимися над ямами хлопьями пепла.

* * *

Зато за стенами каждый из работников получил по полному котелку каши с настоящим мясом, и куски были огромными. Как же это было вкусно! Наевшись до отвала, хватило и половины порции (остальное схомячили девчонки), Виталик заснул без задних ног.

Проснулся он от звука работающего ДШК и пары пулемётов поменьше. Опустив ноги с кровати, подросток нырнул в ботинки и, не зашнуровывая их бегом, бросился через площадь, отделявшую карантинщиков от стены. Однако добраться даже до площадки, где начинался подъём на стену, ему не дали. Кто-то в форме и бронежилете поймал его за шиворот и, наподдав коленкой под зад, отправил обратно.

- А ну кыш отсюда сопля зелёная! Не мешай людям работать.

Смахнув выступившую от обиды слезу, Виталик медленно поплёлся обратно. Мать и девчонки тоже проснулись и сидели на одной кровати, прижавшись друг к другу. Получив от родительницы нагоняй, подросток растянулся на своей койке и долго-долго не мог заснуть. ДШК стрелял ровно, не захлёбываясь, но и не прерываясь. Короткие и длинные очереди перемежались непрерывным огнём, а потом всё повторялось снова. Музыка для его ушей. Работал на крупнокалиберном пулемёте опытный специалист. Уж в этом-то Виталька понимал.

* * *

- Просыпайся сынок! Нас опять зовут за стену, - растормошила его утром мать.

Солнце только только взошло и неугомонные воробьи которым было плевать на обрушившийся в тартарары мир, разодрались из-за корки чего-то съедобного. Весь процесс сопровождался криками и оскорблениями на птичьем языке.

- Убираться?

- Конечно, бой-то вон какой был.

Мать не договорила так как вперила взгляд в шагавшего к ним Толика Три вагона. Уперев кулаки в бока, она заслонила ему дорогу. Мужчину это нимало не смутило. Обойдя её нетвёрдой походкой, он снова, направился к излюбленному месту сна.

- Да что же это такое! Как мне надоел этот алкаш! Схватив с ближайшей кровати подушку, Наталья Рябова бросила её Толику в голову. – Убирайся прочь! Найди себе другое место!

Даже воробьи замерли, прекратив свою свару. Окружающий мир наполнила абсолютная тишина. Толик обернулся, взглянул сначала на разъярённую женщину, потом на замершего рядом с ней Виталика… поднял валявшуюся у ног подушку и направился в сторону мастерских где, несмотря на раннее время уже что-то стучало, урчало и порыкивало.

- Так-то! Будешь знать, как сюда шляться! Пойдем сынок, ждут нас уже.

Столько убитых тварей Виталик не видел НИКОГДА. На этот раз уборкой занималось сразу семьдесят человек, подоспела помощь с полей. Работали с перерывом, закончили только после четырёх часов дня. Руки и ноги отваливались от тяжёлой работы. Зато за стеной их снова ждал котелок каши с мясом, сладкий чай и… они не поверили глазам, большой кусок белого домашнего хлеба с настоящим маслом.

Наевшись и поспав часок, подросток отправился с местными ребятами – Шуркой и Костиком к стене. Близко их не подпустили, но, по крайней мере, они видели ворота и бегающих по стене людей в форме.

Присев на квадратный камень они начали играть в «пристенок» используя для этого старые российские рубли с двуглавыми орлами. Они были стёртые, поцарапанные, даже гнутые, но ребятишки любили их и берегли, словно прикасались к мирной жизни, которой они не знали.

- Наши-то вон как бегают туда-сюда. Батя у меня в мастерской работает, говорит ночью, твари одну из башен смели, пулемётчиков убили. Сожрали, даже костей и кишок не оставили. Сейчас команда наружу вышла, восстанавливает всё, - важно рассказал Шурка, сдвинув кепку с красной звёздочкой на затылок.

- А как они на утёс-то поднялись? – удивился Виталик, брякнув пятирублёвиком о столбик двушек.

- Да по телам, - пояснил Костик, щекастый мальчишка с зелёными глазами. - Мой брат сказал, сейчас там минное заграждение установят, на всякий случай. Ну, чтобы снова такое не повторилось.

- Так по утёсу они так и до долины доберутся? – вскинулся Виталик, замерев на месте.

Товарищи его дружно засмеялись. Чуть дольше, чем нужно, словно хотели подбодрить напускным весельем и себя тоже.

- Не боись, там впереди утёс расколот. Всё продуманно. Наши его ещё лет восемь назад бабахнули.

- А я хотел ночью подняться на стену, так меня не подпустили даже.

Шлёп! Пожелтевшая пятирублёвка Костика взметнула над землёй монетки номиналом поменьше.

- Так надо было не через площадь бежать, а по стеночке, по стеночке, на четвереньках, - авторитетно прошептал на ухо Шурка, похлопав новичка по плечу.

* * *

И следующей ночью Виталика разбудили выстрелы. На это раз ДШК захлёбывался, а издалека, со стены, были слышны крики и ругательства. А ещё он почувствовал волну вони, которая всегда сопровождала появление тварей. Говорят, пахло тухлыми яйцами, но, правда это или нет, подросток не знал. Он и свежие-то яйца видел всего несколько раз в жизни, а уж тухлые тем более…

Воспользовавшись советом товарища, Виталик добрался до стены. Правда, ушло на это полчаса, не меньше. Зато результат! Прошмыгнув мимо разговаривающих часовых, пацан поднялся по стене.

Увиденное Виталиком потрясло его до глубины души. Всё пространство внизу под стенами кишмя кишело тварями. Живым серо-белым ковром они покрывали всё вокруг, и только лабиринт из каменных плит, арматуры и колючей проволоки сдерживал их и направлял в сторону ворот. Пулемёты на башнях захлебывались, кашляя из последних сил. ДШК методично рвал воздух, освещая стену вокруг себя яркими всполохами. Гильзы, вырываясь из затворной рамы, ударялись о край бойницы и ярким золотом сыпались под ноги пулемётчику,звякая о камни пола и металлический рельс, проложенный по всему периметру. Здесь же плечом к плечу огонь из винтовок и автоматов вели другие бойцы. По команде они пропускали метавшегося по стене пулемётчика, с жужжанием проносящегося по рельсу и пытавшегося вести огонь не только в одну в точку (в рвущихся к воротам гадов), но и с рассеиванием по фронту, с рассеиванием в глубину, и даже совмещая оба этих способа стрельбы. Виталик даже присвистнул от удивления. Это был класс, настоящий класс.

Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та!

Оператор ДШК умудрялся даже оказывать помощь захлёбывающимся пулемётчикам на башнях. Без него им было бы не выстоять. Подросток в первый раз видел такое, и сердце его наполнилось восторгом и страхом одновременно. Тяжёлые пули главного калибра рвали на части тела тварей, разносили им головы, отрывали конечности, вносили беспорядок в ряды напиравших друг на друга монстров. Ещё немного и нападавшие как будто выдохлись.

- Первая волна закончилась! – раздалась команда из динамиков на стене, от которой Виталик вздрогнул. - Слушай мою команду! Проверить исправность пулемётов! Долить охладитель! Перезарядиться! Персоналу собрать гильзы с рельса! Петухов твою мать, если ещё раз хоть одну пропустишь, и рельс заклинит, я тебя лично тварям со стены сброшу! Ты меня понял?

- Да понял, я понял товарищ командир, – негромко произнёс солдат в тельняшке в десятке шагов от него, собирая гильзы совковой лопатой в ведро. – Не повторится.

Виталик же смотрел только на солдата управлявшего ДШК. Тот как раз снял с головы свой шлем и, положив его на стену, вытер пот тыльной стороны ладони со лба.

Какой же он молодец! – думал подросток. – Да таким как он памятник надо ставить при жизни. Он каждую ночь всех нас защищает. Всё на нём держится. Вот бы увидеть его лицо, возможно, я даже видел его где-то. Встречу, поздороваюсь, скажу что восхищён. Руку пожму, если позволит.

В тот самый момент, когда Виталик подумал об этом, пулемётчик обернулся, будто почувствовал за спиной взгляд постороннего.

- Не может быть! - произнёс подросток вслух, и сразу был обнаружен.

Когда его за шкирку утаскивали со стены, Виталик на мгновение снова встретился глазами с пулемётчиком и увидел в них горе и одиночество. Такое же, как он видит иногда в глазах матери. Только намного хуже.

За ухо подростка стащили со стены и, надавав по шее, отправили восвояси. Но Виталику было не больно и не обидно. Он увидел бой, наблюдал за работой своего кумира и узнал, что стрелком ДШК является Толик Три вагона.

* * *

- Что у тебя с ухом? – озабоченно спросила мать, протягивая к нему руку.

За эти дни она изменилась в лучшую сторону. Стала чаще улыбаться, даже поправилась немного. Ей это очень шло. И вечные морщинки в уголках глаз как будто стали меньше.

- Ничего, мам. Всё нормально, - сказал Виталик, отдёргивая назад голову.

- Что значит нормально? Кто это?

- Никто. За дело.

- Врешь, поди. Ладно, собирайся, опять за стену идём.

- Знаю.

- Что знаешь?

- Что за стену. Бой был.

- А вот почему интересно этот торгаш и алкаш не ходит вместе с нами работать? – возмутилась Наталья, застёгивая замок на куртке. - Здоровенный детина, а целый день дрыхнет задницей кверху.

Мимо них проходил Студент, который, услышав ворчание матери, остановился и с улыбкой спросил:

- Ну, ты, мать, даёшь. Какой торгаш?

- Откуда я знаю какой. Не зря же Три вагона прозвали. Барахло, наверное, вам сюда возит, продаёт. Спекулянт чёртов.

- Кхм, барахло? – раздражённо поведя плечами, Студент опёрся на свою трость. - Толик пулемётчик. На ДШК работает. Отсюда и прозвище его, он каждую ночь три вагона трупов тварей под стенами укладывает.

- Что? – всплеснула руками мать, побледнев.

- А то. А ты спекулянт, торгаш. Глупая баба.

- Не может быть. Он же не похож! Не похож!

- На кого?

- Он же ничего не сказал!

- Так Толик уже лет пять ничего не говорит. Ни слова. После того как твари у него на глазах жену и дочь разорвали, сына смертельно ранили. Зато стреляет как! Мону Лизу нарисовать на стене может. А на кровать он эту ложится спать, потому что… потому что, на ней умер его сын.

Мама горько расплакалась, прижав руки к лицу. Ей было стыдно, обидно, но самое главное её съедало чувство вины. Она так несправедливо поступила с этим человеком, который каждую ночь спасал им жизнь.

Махнув рукой, Студент отправился к мастерской, а Виталик попытался утешить мать, обняв её крепко за талию и прижавшись лицом к груди. Нет, ну правда, она же понятия не имела, а значит, не виновата. Он и сам-то только сегодня ночью нечаянно узнал. Иринка и Машенька, не понимая, что происходит, но чувствуя расстройство близкого человека, тоже обняли маму.

- Молоток Толик, знал, что не подведёшь! – похлопал по плечу пересекавшего площадь пулемётчика, бригадир Геннадий, принимая из его рук тяжёлый пуленепробиваемый шлем с узкой прорезью для глаз и бронежилет. – Сам себя превзошёл. С меня самогон!

Наталья, всплеснув руками, бросилась к шатавшемуся от усталости бойцу и, схватив его за руку, потащила к нам. Усадив Толика на его любимую кровать, она долго извинялась и плакала. А тот, сгорбившись, просто молчал, как делал это всегда.

Эта сцена привлекла всех находившихся в крепости. Люди вышли из мастерской, спустились со стен и просто замерли на месте.

Виталик сел рядом с пулемётчиком и почему-то почувствовал себя счастливым. Просто так, находясь рядом. Не обращая внимание на материнские причитания и рвущиеся из грудной клетки сердце, подросток посмотрел в глаза бойцу и сказал:

- Дядя Толя, а ты научишь меня так стрелять? Я старательный, всё сделаю как скажешь. Только научи, пожалуйста. Хочу помочь!

Взгляд пулемётчика сфокусировался на мальчике. Толик слабо улыбнулся, от чего у окружающих вырвался удивлённый вздох, и чётко произнёс:

- Ну, если старательный… научу.

Все стоящие во дворе люди перестали на мгновение дышать, а затем на их лицах появились счастливые улыбки.

Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.

Страничка ВК здесь

Канал на дзене тут

Ссылка на литрес здесь