Голос в трубке звучал взволнованно и знакомо. По-моему, в последний раз слышал его полгода назад.
— Стас, ты, что ли? Какого рожна ты мне звонишь в такую рань?
— Давай я подъеду к тебе через час.
А вот после такого наглого заявления внутри стало понемногу закипать. Но это помогало постепенно проснуться.
— Ты ничего не попутал, случаем? Ни здрасте, ни до свидания, и ещё припрёшься щас.
— Нет времени. Я приеду и по пути на место всё объясню.
И, предупреждая мои возражения и посылы нахер, он тут же бросил трубку.
Хотя это действительно могло быть что-то важное. Тем более перед тем, как пропасть, он говорил, что отправляется пробовать свои силы и устраиваться на работу.
С грехом пополам найдя по стульям наименее мятые штаны и футболку без пятен, я недовольно чихнул. Квартира уже изрядно запылилась и требовала уборки. Которая на сегодня и была запланирована. Но сейчас хотелось есть. И курить. Второе сильнее.
С балкона открывался вид на обшарпанные панельки и заросшую деревьями детскую площадку. Не то чтобы у меня были претензии, просто на эту площадку выделили семь миллионов. Видимо, семь миллионов узбекских сум. Но как говорили великие: «А тебя это волновать не должно». И, вспомнив эту умную фразу, я и решил, что никакие звонки от внезапно пропавших друзей не стоят моих планов. Дотлевающий окурок отправился в банку, а я отправился обратно в кровать.
Хотя зачем гнать дурацкую интригу. Если бы история действительно закончилась на этом, я б не стал её рассказывать.
Несмотря на свойственную ему придурь, Стас слыл человеком пунктуальным. Посему спустя оговорённый час я услышал стук в дверь. Ну как стук, неслабое такое долбление ногами. Моя скукуруженная от страха и внезапности морда с трудом оторвалась от подушки. Снилось, что я оказался должен пятнадцать бочек мёда башкирской пчеловодческой мафии, поэтому первой реакцией было что-то навроде «Я не отдам кота за долги!».
— Лёха! Открывай! Срочно!
Наконец восстановив связь с реальностью, я откинул тонкое одеяло и поплёлся к двери. В глазке действительно был виден Стас — крепко сбитый парень с короткой стрижкой. Про такого можно было бы легко сказать «кабанчик». Но я звал его «Опасный». Просто потому, что каждое его появление сопровождалось какой-то неведомой хренотой, из которой живым выходишь разве что чудом.
— Стасян, объяснись быстро, или я достану двустволку.
— У тебя нет её уже как два года, мы ж её утопили в болоте под Вязьмой.
— Сука.
— Открывай, я не буду тут орать через дверь, что́ мне надо.
— Стас, уходи, я не собираюсь ехать никуда. Особенно сегодня. Особенно с тобой.
— Ну ладно. — За дверью послышались удаляющиеся шаги.
«Как-то он быстро сдался, — подумал я. — Нечисто это».
И интуиция не подвела, ведь как только в кружку с кипятком высыпалась пара ложек кофе, из подъезда донеслось громогласное:
— Ваш сосед варит у себя самогон, ссыт в лифте и ходит к половине баб в этом подъезде!
— Твою мать.
Тело в момент поразила стремительность гепарда. В один рывок я оказался в коридоре. Дверь настежь открылась.
— Да ты охренел, что ли? — моё лицо перекосило от возмущения. — Клевету распускать решил.
— Ну извини, извини. Не к половине — ко всем.
С этими словами Опасный ввалился в квартиру, заодно затолкнув меня внутрь.
— Хренли ты до сих пор в трусах и майке, Лёша? — спросил Стас, захлопывая дверь.
— Может, потому, что я спал?
— Какой «спать», уже на дворе солнце светит, птички поют. День, полный возможностей.
После этих слов Стас неприятно засмеялся. Обычно такой смех звучал в очень нервных для него ситуациях. Или он просто вспомнил анекдот.
— Может, наконец ты объяснишь, что происходит?
— Потом. Пей свой кофе, и выходим.
Пусть гнев человека в одном спальном не выглядит убедительно, я постарался сделать настолько серьёзную и недовольную мину, насколько позволяли мышцы лица.
— Могу тебя только на хер повести с такой постановкой ситуации.
— Нет, брат, они уже видели, что я к тебе приехал. Так что теперь мы повязаны.
И после таких слов навряд ли найдётся человек, который не струхнул.
— Кто они? Какой «повязаны»? Какой заяц? Какая утка? Говори, или я тебя нунчаками отделаю.
— Этой хероборой ты себе быстрее между ног попадёшь, чем по мне.
Диспут внезапно прервался из-за влетевшего в окно кухни кирпича.
— Кирпич? На шестой этаж?!
Стаса это никоим образом не смутило.
— Нас нашли. Немедленно хватай штаны и бегом по лестнице. На третьем этаже вылезем в окно, прыгнем на козырёк. За домом машина. Соображай быстрее, пока они канаты не забросили!
В момент все противоречия улетучились. Мозг отключился, за дело взялись инстинкты с рефлексами. За год службы в армии мало чему можно научиться. Но навыки быстро одеваться и халявить когда только можно останутся с каждым призывником навсегда.
Испытанные временем и толстеющей сракой джинсы вмиг натянулись на ноги. Поверх майки села дедовская спортивная куртка. Как обувался, уже не помню: в этот момент крюки-кошки зацеплялись за бетонный подоконник. Но отчётливо помню, как едва не сломал ногу при приземлении на козырёк подъезда.
Оголтелый спринт через двор отдался покалыванием в ногах, сонливость улетучилась. Благо окна у меня выходили на другую сторону, это дало шанс смыться.
— Ты ведёшь.
Опасный внезапным броском отправил мне в руки ключи от серого «Соляриса», около которого мы затормозили.
— Вот на этом корыте ты хочешь оторваться?
— Это корыто вписывается в общий поток, кретин.
В данном случае спорить точно не стоило. Сложно спорить с человеком, когда знаешь, что он прав.
Ключ в замок, рука на коробке передач. Была мысль выехать по-тихому, без привлечения внимания. Я аккуратно вырулил к выезду на другом конце двора. Стас на это время предусмотрительно сполз с сиденья, чтоб не отсвечивать. И не зря, ведь тот выезд пас фургон, вокруг которого бродили бойцы спецназа с фээсбэшными нашивками. Чудом только проехали мимо.
Опасный распрямился только после выезда на дорогу. По салону разнёсся хруст разминаемого позвоночника. Только вот по неизвестной мне причине этот обморок улыбался.
— Фух, вроде пока оторвались. Давай тут повернём и возьмём курс на трассу.
Должен сказать, утро перестало быть обычным ещё на кирпиче. Мысли в голове путались, хотелось то ли засмеяться во весь голос, то ли хорошенько приложить Стаса башкой о приборную панель.
— Ладно, пока затишье, можно и поговорить, — Стас облегчённо выдохнул. — Понимаешь, всё это не просто так. Я попал в плохую компанию.
— Какую ещё компанию? — недоумённо поднимаю бровь.
— «НорНикель», — ответил он, почесав подбородок.
Ну тут сказать, что я выпал в осадок, — это всё равно что попытаться пердёж кашлем замаскировать. Бессмысленно.
— Ты чё, угараешь, что ли? — посмотрел я на Стаса выпученными глазами.
— И вот этот вот отряд молодчиков был…
— Да, от них.
— Может, ты ещё скажешь, что и в «Боинге» работал?
В машине воцарилось резкое молчание.
— Ну… да.
Ситуация только усугублялась с каждой минутой. Мне яростно хотелось выпрыгнуть из машины, поскольку шанс пережить полёт со скоростью девяносто километров в час на асфальт несколько больше, чем ищеек крупных государственных фирм.
— Они нагоняют, — Стас глянул через плечо. — Советую прибавить газу.
В зеркале заднего вида показалось три фургона, навроде того, что стоял во дворе. Расстояние между ними и «Солярисом» стремительно сокращалось.
— Пресвятая полторашка, чую, они не мороженым хотят угостить.
Тапок утопил до упора, максимально сконцентрировался на дороге. А Опасный в это время решил подтвердить своё прозвище, достав из-под сидения калаш.
— Стас, какого хера у тебя волына? — от неожиданности на секунду я аж забыл, как дышать. — Во что ты меня втянул, конч?
— Расскажу, как только с хвоста сбросим их. Веди ровно!
Затвор уверенно лязгнул, а Стас вылез наполовину в окно, прижимая ствол к кузову. Другие водители готовы к такому не были, отчего едущая впереди легковушка резко подрезала нас. На миг я потерял управление и чуть не влетел в грузовик.
— Я ж тебе сказал, веди ровно! — Опасный с трудом удержался в салоне. — Я почти попал по колёсам.
— Если бы я не вёл, мы бы уже на столб намотались, засранец.
Раздался ответный огонь. Голова инстинктивно втянулась в плечи, пули просвистели мимо.
— А я даже не успел завещать всё своей кошке.
— У тебя даже мисок для корма на кухне нет, какая кошка.
Ещё две очереди. На моё счастье, Стас повернул автомат так, чтоб гильзы не летели в салон. Хоть чему-то можно было порадоваться. Ну, кроме берёзок вдоль дороги и того, что пули пока не попадают по мне.
— Передай магазин, под твоим сидением.
На силе молитвы я оторвал руку от руля, покуда машина летела на полном ходу, пошарил по полу и с трудом нашёл рожок.
— Отлично, погнали.
И как он мог оставаться спокойным в подобных ситуациях, не имею понятия ни малейшего. Я хоть и не трясся осиновым листом, но всё же смесь адреналина и лютой злости расслабиться не помогала.
«Так, стоп, а где он стрелять научился? Он же по образованию инженер».
Громкий хлопок покрышки где-то позади. Затем ещё и ещё. Опасный умудрился со второй тридцатки патронов остановить все три машины преследователей. Кинул быстрый взгляд через плечо — сейчас нужно было вернуться к тому, что интересовало больше всего.
— Хух. Мать моя мартышка, оторвались всё же, — ответил товарищ, засовывая оружие обратно. — На чём я остановился? А, да.
И Опасный начал в деталях расписывать всю историю. Только вот чем больше я слышал, тем сильнее не понимал, как на это реагировать. Звонить ли в дурку, смеяться или испытывать дикий животный ужас от осознания глубины кроличьей норы. В любом случае по окончании рассказа глаза на лоб вылезли.
— Отлично, то есть ты на полном серьёзе говоришь про клад Ельцина, который питает силой ауру обречённости на провал любой идеи с гос. предприятия, и поэтому у нас в стране снова стали печатать пятирублёвые купюры? — мой голос задрожал. — И при этом их печать приближает открытие портала в девяносто третий год?
— Ну да, — он лишь пожал плечами.
— И чтоб разрушить это заклятие, нам надо выкопать посреди леса клад и сжечь его? При этом ты украл карту из главного офиса «НорНикеля».
— Ну, суть ты уловил.
От потрясения, хотя нет — тотального охреневания захотелось схватиться за голову. К счастью, вовремя спохватившись, я вернул руки на баранку.
— Я тебе втащу, ей-боже. Ты поехавший. Наглухо.
— Втащишь, втащишь. На дорогу смотри. Нам ехать ещё километров двадцать.
А пока мы ехали, в голове крутились мысли, что же я такого мог натворить, что вот такие на меня испытания свалились. Ведь всякое в жизни бывало. И по мне стреляли, и я шмалял, и в луже лежать приходилось, прижав голову. Но вот в голове не укладывалось, как за полгода можно наворотить таких дел, чтоб на тебя спецназ стал охотиться. Проще говоря, я молча оху…
— Так, а ты бардачок проверял? — умные мысли всё же иногда догоняли меня.
— Я со вчера туда ничего не клал.
— А вдруг там прослушка. Я открою.
Сразу по открытии дверцы бардачка раздался выстрел. В крыше, чуть левее левого уха Стаса, образовалось пулевое отверстие.
— Как же повезло, что я в окно в этот момент выглянул.
Из бардачка смотрело дуло пистолета с примотанной к спусковому крючку и дверце нитью. Молчание и ступор — так прошли три минуты пути.
— Интересно, а если опять закрыть и открыть, он выстрелит?
Конечно, желание покалечить товарища возникало у меня за этот день уже не раз. Но не так, чтоб насмерть. Ведь в таком случае диалог получается совсем дохлый.
— Стас, ты совсем поехавший? Просто обрежь нитку и достань его.
— Нет, так надо, Алексей Михайлович. Мы-то знаем, что там пистолет. А другие люди не знают.
— Мне кажется, ты через пару часов забудешь и откроешь. И пуля пройдёт уже не мимо.
Он только отмахнулся и достал из кармана штанов сигарету.
— Будешь?
— Спрашиваешь ещё, после такого начала дня.
Покуда дорога шла прямо, можно было и немного успокоиться. С армии осталась привычка смолить, всё никак не получалось бросить. Но хоть не как раньше, по полпачки в день. Так, наверное, и брошу потихоньку.
К несчастью, сигаретное спокойствие длилось недолго. На трассе показался заслон из заниженных машин, вокруг которых ходило около десятка кавказцев. И судя по стволам у некоторых, настроены они были недружелюбно.
— А это ещё кто? — спросил я, выкинув окурок в окно.
— Независимая переменная, — Стас аккуратно потянулся за оружием.
— А?
— Пожуй говна, — буркнул товарищ в ответ.
Уж очень резко переменился его настрой. Пару часов назад его свист фээсбэшных пуль не смутил, по виду словно дождик по крыше стучал. А тут Стас резко напрягся. Да и жесты дёрганые стали. Естественно, я затормозил перед заслоном: не гробить же машину. И естественно, на приближающуюся машину обратили внимание. К нам выдвинулся один из всей группы. Я, конечно же, опустил стекло.
— Бафтыльме, — от подошедшего горца веяло угрозой. И… хачапури? В самый неподходящий момент я отвлёкся на запах и вообще не понял, что он сказал.
— Кого?
— Полудурок, по-русски говоришь?
Громкая речь заставила прийти в себя. Оказывается, я чуть не захлебнулся слюной. Не завтракал.
— Ну да.
— Выходи из машины.
— С какого перепугу?
Припёртый к моему носу пистолет оказался убедительным аргументом.
— Всё, понял.
— И друг пусть твой тоже выходит. И руки с автомата уберёт.
Что я знал хорошо в Опасном, так его несгибаемый дух. Он практически никогда не сдавался, даже если шанс на победу был призрачный. Но тут на кону стояла жизнь друга. Оружие осталось в салоне, Стас вышел с руками за головой, и к нему тут же подскочил ещё один молодчик. Нас повели к построившейся у заслона группе. Самый смуглый из них ехидно улыбнулся, блестя золотыми зубами.
— Ну что, Стас. Думал, тебя не достанут? Где карта?
— Какая карта?
Грянул пистолетный выстрел. Столбик асфальтовой пыли взлетел у ног Стаса. Выхваченный из кобуры макаров лежал в руке главаря.
— Ты знаешь какая. Давай её сюда. Клад Ельцина должен остаться погребённым.
— А вам-то с этого какой прок? — я не удержался от вопроса.
— Мы хотим независимую от России Абхазию.
Дело принимало оборот на грани абсолютной шизы. Дабы передать всю глубину моих ощущений, представьте себе ребёнка у кассы магазина, когда подходит очередь, а мама всё ещё не вернулась. И умножьте раза в три. Самым разумным решением в текущей ситуации оставалось только молчать.
— Хорошо. Карта в бардачке.
Хитрый, зараза. А я думал, что он совсем кукухой поехал. Хотя в некоторых ситуациях гений и безумец едва ли различимы.
— Ну хорошо, — главарь убрал пистолет. — Держите их на мушке, а со мной трое.
На мгновение я даже ощутил себя олимпийским бегуном. Ведь сейчас я и мой товарищ ждали выстрела, после которого нужно будет бежать так, как никто из нас не бежал в жизни. Выстрел. Удар в челюсть. Откинуть от себя ствол. Действовать, пока они ошеломлены. Ружьё улетело из рук. Разворот, удар с ноги. Нокаут. Опасный обезоружил своего, откинул пистолет, рванул в деревья. Я за ним. На моё несчастье, обезоруженный Стасом успел достать стальной прут из-за пояса. От удара по голове я увернуться смог, но вот в корпус прилетело с размаху. Не время отвлекаться на боль. Нужно выжить.
Бежали мы без оглядки. По нам опять стреляли, я спотыкался, в лужи падал, иногда и лежал так, раздирал руки о колючки. И проклинал тот день, когда вообще познакомился с Опасным. Не знаю, сколько мы бежали, но на часах уже время близилось к вечеру. Только когда мы набрели на одинокую сторожку, Стас предложил передохнуть внутри.
Удивительно, что домик стоял открытый. Внутри было чисто, прибрано и пахло едой. Чувство беспокойства стало вновь возрастать.
— Лёха, помнишь, твой батя ушёл за хлебом семнадцать лет назад?
Наверное, это был самый неудобный и неожиданный вопрос, который мог прозвучать. Да что уж там, если бы Стас про холокост спросил, то это б хоть какой-то смысл имело.
— И ты вот это сейчас мне решил вспомнить? Вот именно сейчас?
— Да не кипятись ты. В общем, мы с чуваками с «НорНикеля» его нашли.
После этих слов глаза уже собирались не то что из орбит вылезти, а покинуть пределы Солнечной системы.
— Кого? Батю?
— Да нет, хлеб, который он нёс. А вместе с булкой мужик какой-то прилагался. Кстати, Михаил Николаевич, внесите булку.
Из подвала вылез подтянутый мужик, на вид лет под пятьдесят, с чёрными волосами и до боли знакомым взглядом. В руках у него была буханка хлеба, превратившаяся в плесневелый кирпич.
— То есть ты нашёл моего батю.
Опасный дебил только развёл руками.
— Получается, что так.
Если бы шизу можно было перегнать через трубопровод, то на этом моменте он бы лопнул по всей длине. Мне хотелось орать, материться, плакать, бить стены головой, лишь бы этот сюр развеялся.
— И вот этот вот концерт с погоней, перестрелкой, имитацией штурма квартиры чёртовым спецназом ФСБ, моим убитым выходным, лютым замесом с абхазами… Всё это только для того, чтоб привести меня в сторожку посреди леса на встречу с пропавшим отцом?
— И выпить пива вприкуску с челогачом.
Станислав всё же всегда находил способы удивить. В особенности тем, как хорошо он меня знает. Потому что, хоть желание ушатать его дурную голову о ближайшее дерево кипело похлеще кастрюли с пельменями, перспектива поесть вкусного челогача уминала весь гнев.
— Какой же ты урод, Стасян. Как меня дёрнуло вообще с тобой связаться.
— Тебе к мясу кетчуп, сацебели или ткемали?
— Конечно, ткемали.
С пивом и мясом мы сидели ночь напролёт, травя байки и шутки. Батя рассказывал о невероятных приключениях: как его похитили на кирпичный завод в Монголии, как он сбежал оттуда, как работал на ферме коней, как копил на билет с паспортом, как пересекал границу в двойном дне «Камаза». И по постоянным монгольским словечкам в речи создавалось ощущение, что это было правдой. Конечно, осадочек за испорченное утро всё же оставался, но, честно говоря, такой выходной звучит гораздо интереснее, нежели «лежал дома, пускал пузыри в подушку, смотрел ковёр».
***
Стрелки поцарапанных командирских часов показывали пять утра. Я сидел на краю крыши многоэтажки, свесив ноги. От холодного кваса сводило зубы, но это отвлекало от боли в рёбрах. Неделю уже болит, всё-таки стоит сходить к врачу. Но вместо проверить рёбра, мы в честь нахождения отца целую неделю бухали. Да так бухали, что аж морды посерели. Сам батя пока у меня живёт. Жаль, я его не знал раньше: отличный мужик. Ответственный, жизнерадостный, крепкий. Ржал как конь, когда я рассказывал, как Стас подготовил встречу. И ещё сегодня блины жарить собрался.
— Но если Опасный Стасян опять меня в семь утра разбудит, я ему замок дверной зашпаклюю намертво.
А после работы повезу отца на собеседование. Не хочет у меня на шее сидеть, работать хочет. Ну и правильно. Я бы тоже на шее у себя сидеть не хотел.
