Хочу найти детектив, в котором будут убивать мужчин, или жертвы будут мужчины
(А то в последнее время читаю, как убивают женщин и ето уже скучновато)
(А то в последнее время читаю, как убивают женщин и ето уже скучновато)
Этот цикл понравится любителям посидеть в прокуренном старом баре, размышляя о погрязшем в пороках обществе; любителям брутальных героев, не обремененных пуританской моралью; и любителям остросюжетной детективной фантастики.
Итак, цикл "Город Осень" Павла Корнева.
Общий рейтинг цикла на Фантлаб: 8.31
Действие разворачивается в мире, где люди практически не могут покидать свои города. Дело в том, что за пределами городов царствует Вечность — пространство безвременья, где человеку не выжить. Поэтому человеческие общества оказались заперты в своих городах и сфокусированы только на них.
Главный герой цикла — прожженный, разочарованный в жизни, "грязный" коп, который не гнушается связями с мафией, сам регулярно нарушает закон и не прочь применить пытки к подозреваемым. Однако есть у него и собственный кодекс чести, которому герой беспрекословно следует.
Его специализация — преступления, связанные с Вечностью. История начинается с того, что город потрясает целая серия преступлений, и главный герой начинает подозревать, что они связаны лично с ним.
Этот небольшой (и вроде как незаконченный) цикл выделяется на фоне других тем, что автор не просто решил совместить фэнтези и научную фантастику, но и выбрал для своей истории необычный антураж и стилистику: а именно нуарный детектив.
Нуар редко встречается в фантастике, а тем более в технофэнтези, да еще и у русскоязычного автора, так что хотя бы ради такой задумки этот цикл заслуживает внимания.
Из моего авторского канала про фантастику и фэнтези. Там еще больше рекомендаций хороших фантастических книг, сериалов и фильмов — буду рад всем заглянувшим!
Последний раз это было чуть больше трёх лет назад, как раз перед Новогодними праздниками. Двадцать седьмое декабря — день, когда он подорвал ту злосчастную петарду, только пятнадцать лет спустя.
Где-то он слышал, что самая приятная смерть — это смерть от переохлаждения. Ты просто сладко засыпаешь и всё. День выдался удивительно морозным. Столбик на градуснике за окном медленно подползал к отметке -40. Для Москвы — небывалая стужа. На улице царила редкая для столицы тишина, транспорт отказывался заводиться, а люди всеми правдами и неправдами старались остаться дома. Матвей вышел со двора и направился в парк. Вряд ли какой-нибудь сумасшедший решит прогуляться в такое время.
Обесцвеченный зимой парк — застыл. Деревья, карусели, скамейки, фонари увязли в снегу, словно в манной каше, но центральная аллея расчищена, утоптана редкими прохожими. Белая дорожка протяжно поскрипывает под ногами. Чего далеко ходить? Матвей сгрёб шапку снега с изогнутой буквой «г» скамейки и тяжело опустился в углубление. Минут пятнадцать он неподвижно сидел, ничего не чувствуя. Затем мышцы шеи и плеч стали сжиматься, неприятно заломило руки и ноги, словно тысячу иголок одновременно впились в конечности, начало трясти. Пока всё, что происходило, было не очень приятно, даже, можно сказать, очень неприятно, но Матвей сидел неподвижно, боясь шелохнуться и вызвать прилив крови. Через полчаса он впал в забытьё. Память обнулилась. Кто он и зачем здесь? Сердцебиение постепенно затухало, веки закрылись сами собой, и он провалился в чёрный туннель. Никакой боли уже не чувствовалось, наоборот, приятное оцепенение сковало намертво — значит, обратной дороги нет. Его несло, несло куда-то, где, как он слышал, должен быть свет, но света не было. Зато как приятен сам полёт. Вдруг его заболтало из стороны в сторону. Не до конца угасшее сознание вернулось удивлением — «и здесь турбулентность?». Трясло всё сильнее. «Ну и пусть», — мысленно сопротивлялся Матвей. Потом что-то тёплое коснулось щеки, и он открыл глаза. Над ним в искрящемся кристаллами влаги воздухе склонился ангел. То, что это ангел — сомнений не было. Милое, доброе и почти мраморное лицо с огромными тревожными глазами (тревожными, но не испуганными) было совсем близко, так близко что захотелось коснуться его губами.
— Эй, вы что тут? — обеспокоено прозвучал над ним серебристый голосок. — Вы замёрзнете, вставайте.
«Какое прекрасное видение» — безмятежное чувство счастья снова погрузило Матвея в забытьё, но ангел вдруг с размаху шлёпнул его по щеке.
— Вставайте, слышите. Прекратите спать, вы замёрзнете.
Матвей снова открыл глаза и попытался что-то сказать, но губы не слушались, из гортани пробивались наружу лишь слабые звуки «му».
Ангел, закусив край варежки, стянул её с руки и полез в сумочку.
— Скорая? Тут человек замерзает.
Он и теперь не сомневался, что это был ангел. Ангел навещал его в больнице, приносил апельсины и какой-то невероятно вкусный сок. Ангел улыбался, поглаживая его своей тёплой ладошкой по руке, а главное он смотрел так, как смотрела на него только мать. У ангела были почти прозрачные голубые глаза, белокурые волосы и чистый серебристый голосок. И у ангела было красивое человеческое имя — Вероника.
Они подружились. Не так что бы очень — у ангела была семья и работа, но теперь жизнь для Матвея приобрела смысл. Он дал себе клятву, что станет для Вероники Лебедевой таким же ангелом-хранителем, каким стала для него она, и будет оберегать её от любых невзгод.
Они виделись нечасто. Матвей старался не быть навязчивым, просто провожал её каждый день от театра до дома, оставаясь незамеченным.
В тот день у него жутко заболело сердце. Не та мышца-хронометр, которая отмеряет нашу жизнь, а нечто абстрактное, то, что умеет любить, жалеть и страдать. Его сердце любило только одного человека, а, значит, и болеть оно могло только по одной причине.
Несмотря на позднее время, Матвей отправился к дому Вероники. Ангел потому и ангел, что приходит, когда тебе плохо. Он стоял под её окнами, по колено в сугробе и смотрел на сиреневую вуаль кухонного окна. Наконец в окне мелькнуло знакомое мраморное личико. Не прошло и десяти минут, как ангел спустился с небес.
— Ты чего здесь? — удивлённо прожурчала Вероника, запахивая белый пуховик.
— Не знаю. Что-то почувствовал. Мне кажется, тебе плохо.
— Ну что ты, — Вероника, вскинула голову, посмотрела на окно, в котором ещё пять минут назад мелькал её силуэт, и протянула руку. — Надо же, куда забрался. Снег ведь в сапоги набьётся.
Выбраться из сугроба Матвей мог и сам, но он схватил протянутую ему руку, как утопающий хватается за соломинку. Подержать хоть несколько мгновений эту нежную тёплую ладошку — об этом он и мечтать не смел.
Они шли по тропинке вдоль дома. Морозный зимний вечер — почти ночь, убаюкивал. Что-то особенное, какая-то невидимая душевная связь была между ними, словно они породнились. «Ты мне, как старший брат», — в голосе Вероники было столько нерастраченной нежности, что у Матвея закружилась голова. Они почти час бродили по каким-то улочкам, и впервые Вероника была с ним откровенна, как никогда. Сердце его не обмануло. Его ангел был несчастен. И причиной несчастий был этот слащавый красавчик — её муж.
Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон
Так, сразу скажу - что в этом посте я рассказываю о своей новой книге! Не о том, что понравилось, и не даю нативных реклам / рекомендаций. Нет. Просто рассказываю о том, что издательство "Эксмо" совсем с ума посошло и выпустило мой графоманский высер в виде супер красивой книги "Синдром самозванца". И да, я поставил тудой свой псевдоним, потому что ссыкотно капец что же скажут критикессы и критиканы, и пусть тогда делают заговор на холодной моче на Виктора Че, чем на меня.
Чтобы скрыться, я даже упросил нейросеть нарисовать этого самого Виктора Че. Вот же он.
Рекламный баннер книги с изображением главного героя (слева). На обложке книги тоже перс из книги, но это не Виктор Черемушкин (Че), не перепутайте же!
Об чем книга сказано в трейлере! Не сомтрите, он ужасный - сделан из говна и палок, своими руками за несколько часов, один хер получилось черте как и нахер вообще такое публиковать в сети(( Кровь из глаз!
Короче, если вы дочитали до конца и все еще хотите купить книгу, то попробуйте своровать ее все же где-нибудь. Я пытался, но не нашел. Если будете покупать, то лучше купить в бумаге, сможете контент потом запилить как она тонет в ванной, горит в снегу или принимает оплеухи прям по морде.
А если просто текст зачем-то хотите прочесть, то можно и электронку! Аудио еще нет и едва ли будет -- никто такое г*** записывать не будет (это ж надо вслух прочитать е-мое).
Кажется, я обосрал все, что было можно. Что-то еще осталось? Можно смело в комментарии насрать, я все равно читать не буду.
* Статья написана в стиле, который автор посчитал уместным для данной платформы. Если кого-то этот стиль оскорбил, или вывел из себя, то автор этого крайне не хотел.
Как и для каждого ребёнка Новый год для Матвейки был самым любимым праздником. Он всегда с нетерпением ждал эту волшебную ночь, когда обязательно придёт Дед Мороз и положит под ёлку какую-нибудь игрушку!
Праздник начинался за несколько дней, с того момента, когда мама приносила с работы красиво разрисованную картонную сумочку-коробку. Сквозь целлофан в окошке виднелись золотистые обёртки конфет. Мама вручала сумочку Матвею посмотреть и тут же отбирала назад.
— До Нового года ещё неделя, пусть пока под ёлкой полежат.
Почему надо держать конфеты целую неделю — Матвейка не понимал и, когда мамы не было в комнате, раскрывал сумочку-коробку и вытаскивал из неё заветные сладости. К концу недели конфет в коробке почти не оставалось. Удовольствие получалось размазанным и каким-то неприятным, мальчик чувствовал себя преступником, по-детски переживая, что мама всё узнает и накажет его.
По мере взросления менялись и удовольствия. Матвей уже давно знал, что подарок под ёлку кладут родители, но ещё долго, в тайне ото всех писал деду Морозу письма, продолжая верить в чудеса. И они случались. Матвей старательно выводил круглыми буквами на конверте в строчке «Кому» — «деду Морозу», в строчке «Куда» — «на север». Письмо на почту относила мама.
То был его десятый Новый год. Он чувствовал себя взрослым. На подарочную коробку с конфетами от профсоюза, которую традиционно выдали матери на работе, даже не взглянул. Конфеты его не интересовали — они с пацанами уже пробовали курить, а конфетам пусть девчонки радуются. Курить Матвею не понравилось, он задыхался, всё время кашлял, пытаясь затянуть едкую порцию дыма поглубже, как учил второгодник Сёмка, но тошнотворный дым сдавливал внутренности и выскакивал наружу, от чего кружилась голова, а во рту образовывалась горечь.
Перед Новым годом у мальчишек появилось новое увлечение — петарды. Завезённые в огромных количествах из Китая, они продавались за копейки в каждом ларьке. Грохот разрывов разносился по округе, пугая не только собак и кошек, но и местных старушек. Некоторые из них ещё помнили этот звук со времён Великой Отечественной войны. Каждый уважающий себя пацан носил в портфеле хотя бы одну, пусть даже маленькую петарду, которой хвастливо размахивал перед одноклассниками. Взрывать обычно ходили за гаражи.
Такую же петарду на сэкономленные от завтраков деньги приобрёл и Матвей.
— Вот, — мальчик вынул из портфеля разноцветную трубочку, — после уроков айда за гаражи. Устроим веер… фейк, — незнакомое иностранное слово было трудным в произношении и непонятным по смыслу, но даже в исковерканном виде производило на детвору впечатление.
Ещё ни разу в своей жизни Матвею не приходилось поджигать петарду. То ли дело хлопушка, дёрнул и готово, но это развлечение для малышни. Показать свою неопытность в столь важном деле, как подрыв петарды, значило уронить себя в глазах товарищей. В конце концов, поджигал же он бенгальские огни, значит и с этой ерундой справиться. Матвей достал спички.
— Мама говорит, что это опасно, может в руках взорваться, — прогундосил первоклашка Вовочка, который увязался за ними следом, как только компания друзей выскочила из школьного двора.
— Вот и иди отсюда, чё прицепился, — оттеснил его смуглый даже зимой Сенька и, вспомнив фразу из любимого фильма, скомандовал. — Махмуд, поджигай!
Матвей старался не показывать вида, но слова маленького Вовки холодным комочком ударили в грудь, вызвав в душе страх. На мгновение Матвей заколебался, потом присел и вставил петарду в сугроб. — Ладно, я поджигаю, а вы разбегайтесь, а то мало ли чего, — и, чиркнув спичкой, поднёс огонёк к торчащему из петарды фитилю.
Спичка уже почти догорела, но поджечь никак не получалось, ветер постоянно сдувал пламя в сторону от фитиля.
— Ветер мешает. — Матвей недовольно посмотрел на петарду. — Надо чем-нибудь прикрыть. — Огляделся. В узком проходе между гаражами, где обычно местные алкаши распивали палёную водку, заметил трёхлитровую банку с плавающей в остатках рассола плесенью. Освободив бутыль от жидкости, Матвей накидал в него снег и вставил петарду. На этот раз фитилёк загорелся сразу, и ребятня припустила в стороны. Отбежал подальше и Матвей, но никакого хлопка не последовало.
— Потух, — крикнул Сёмка, — фигня, а не петарда.
— Сам ты фигня, — обижено процедил сквозь зубы Матвей и направился назад к петарде.
Подходя к банке, он увидел сквозь стекло слабый свет синеватого пламени на догорающем кончике фитиля. Времени на то, чтобы развернуться и дать дёру уже не оставалось. Петарда рванула с такой силой, что осколки стекла разнесло на несколько метров, чудом не задев никого из ребят, кроме Матвея.
Лицо сшивали по кусочкам. Несмотря на то, что шрамы затянулись быстро, синие рубцы навсегда изуродовали лицо. «Штопаный» — моментально наделили его обидным прозвищем бывшие сотоварищи, которым по счастливой случайности удалось избежать последствий. Лицо, перетянутое зигзагами рубцов, и стало для Матвея тем самым испытанием, которое повлияло на всю его дальнейшую жизнь.
Можно сродниться со своей некрасивостью, даже с уродством, можно смириться с обидной кличкой, но привыкнуть к плохо скрываемому ужасу, любопытству и, в конечном счёте, отвращению, Матвей не мог. А именно это выражали лица тех, кто смотрел на него. Друзья, как-то сами по себе отвалились, а новые не появлялись, его никто не приглашал в гости и даже за партой он сидел один на самом последнем ряду. Мальчишки уже вовсю встречались с девчонками, а он даже мечтать не смел об этом. Вчера ещё «гадкие утята», а нынче все как на подбор куклы Барби, такие красивые, тонконогие, с длинными волосами девушки брезгливо отворачивались, как только он появлялся в поле их зрения. Всё это сделало из Матвея замкнутого, угрюмого и глубоко несчастного человека. Его жизнь была лишена обычной людской радости, смысла в ней он не видел, но все попытки прекратить, оборвать эту мучительную канитель, не имели успеха. Что он только не пробовал…
Впервые это случилось, когда разнаряженные одноклассники отмечали свой и его выпускной. Накануне классная — пожилая учительница истории, вызвала его в свой кабинет и попросила не портить праздник. На него смотрело добродушное, исчирканное полосками морщин лицо. Морщины не пугали, морщины вызывали доверие и уважение. Рубцы на лице Матвея уважения и доверия не вызывали, поэтому лучше будет, если он останется дома, а за аттестатом придёт на следующий день.
Горстка таблеток могла покончить с этим постоянным унижением. Но мама (вероятно, что-то почувствовав) зачем-то отпросилась с работы и домой пришла в тот момент, когда его ещё можно было спасти. И «Скорая», как назло, приехала быстро. Ему промыли желудок и оставили в покое.
Вторая попытка, вообще, закончилась глупо. Прошло три дня, как он похоронил мать. Матвей долго прилаживал верёвку, быстро свернул петлю, не задумываясь, влез на стул и пнул его ногой. Провод, к которому была привязана верёвка, не выдержал, и Матвей всей своей массой грохнулся на пол, сломав при этом руку.
Все остальные попытки заканчивались так же нелепо — вены не резались (ломалось лезвие), поезд не шёл (лежать на рельсах надоедало). Провидение упорно мешало ему покинуть этот мир.
Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон
Андрей, не включая свет, прошёл на кухню и, открыв шкафчик под раковиной, просунул руку за мусорное ведро. Там, в углублении между изгибом труб стояла початая бутылка водки. «Ага, вот и она», — рука коснулась холодного стекла. Жидкости в бутылке было ровно столько, сколько требовал для удовлетворения привыкший к горячительному снотворному организм.
Быстро осушив стакан, Андрей бросил пустую бутылку в ведро и вышел из кухни. Дверь в детскую была приоткрыта. Ноги сами понесли его туда, где когда-то, отгораживаясь от всего мира, он устраивал из перевёрнутых стульев и простыни палатку и ночи напролёт читал фантастические повести и рассказы. Это была его маленькая тайна. Ровно в девять часов вечера отец выключал в его комнате свет и прикрывал дверь. В полной темноте Андрей конструировал свой маленький домик и погружался в придуманный кем-то мир.
Его зрение было устроено необычным образом. Сетчатка глаза имела нестандартное строение, которое позволяло видеть в темноте. Родители ничего не знали об этой особенности, а сам мальчик не подозревал, что может быть по-другому, пока однажды за ночным чтением его не застала мать. Вначале родители не поверили в удивительные возможности сына и даже провели эксперимент, заставив Андрея читать в темноте вслух. Когда сомнения рассеялись, мальчика отвели к знакомому офтальмологу. Врач заинтересовался случаем и стал проводить опыты, каждый раз придумывая новые задания, которые Андрей должен был выполнять в кромешной темноте. При этом офтальмолог называл его «удивительным мальчиком» и непонятным словом «феномен». Слово «феномен» Андрею не нравилось. Что оно означает, было ему неведомо, но лучший друг Яшка, который был на два года старше и уже изучал в школе иностранный язык, сказал, что слово это английское, переводится как парикмахер.
— При чём тут парикмахер? — не поверил Андрей.
— А я откуда знаю. Мэн — по-английски мужчина, значит феномен — это мужчина с феном. Чо непонятного?
Вскоре врач показал его коллегам, перед которыми опять пришлось повторять всё то, что он уже не раз проделывал. Врачи ахали, восхищённо покачивали головами и старались придумать ещё более заковыристые задания, с которыми Андрей легко справлялся. «Удивительный мальчик» мог не только читать и писать в темноте, он рисовал цветные картинки с образца, складывал пазлы, прекрасно ориентировался в пространстве, в общем, делал всё то, что обычные люди могут только при наличии хорошего освещения.
О «чудо-мальчике» и его сверхспособности стали писать в газетах и журналах. Феномен получил название «Темновая адаптация». Оказалось, что темновая адаптация давно изучается на западе. На основе проведённых исследований разрабатывались методики по развитию таких способностей у обычных людей. Тема оказалась интересной не только медицинскому сообществу, очень быстро статьи из профильных и научно-популярных перекочевали и в другие печатные издания.
В одночасье Андрей Воронец стал знаменитостью. Неожиданно обрушившаяся на него слава вскружила голову. Им восхищались, ему завидовали, с ним хотели дружить. Он стал лидером и уверовал в свою исключительность, ведь чтобы добиться результата, хоть отдалённо похожего на тот, что демонстрировал он, обычному человеку приходилось ежедневно тренироваться. Андрей тщательно собирал все журналы и газеты, где упоминалось о нём. Он почти наизусть знал всё, что там написано.
Постепенно шум вокруг сверхспособности мальчика сошёл на нет. О нём забыли, но зёрна тщеславия и гордыни уже дали всходы. Мириться с забвением Андрей не собирался. Только теперь, чтобы сохранить за собой титул сверхчеловека, надо было постараться. И Андрей старался изо всех сил. Отличник, спортсмен, красавец — все эти качества работали на его имидж. Окружающие восхищались им, родители гордились и всячески поощряли. Чтобы стимулировать успехи сына — установили расценки. За хорошие отметки, победы на соревнованиях и другие достижения отец выплачивал сыну премиальные. Андрей настолько привык к таким товарно-денежным отношениям, что стал требовать оплаты за самые обычные вещи. Сходить в магазин, пропылесосить ковёр, вымыть посуду — всему была своя цена.
Удерживать лидерство, всегда имея в кармане наличные, было несложно. Кучка «вассалов», которые за дармовое мороженое, а позже за сигареты и пиво, готовы были не только превозносить, но и беспрекословно подчиняться, хоть и вызывала презрение, но подпитывала его эго.
Всё закончилось, когда на свет появилась Оля. Маленький кричащий конвертик, который принесли в дом, ничего кроме раздражения у Андрея не вызвал. В центре внимания теперь был не он, а этот пухлый розовощёкий пупс, вокруг которого весь день носились родители. Вместе с их вниманием закончились и вознаграждения. Маленький ребёнок требовал больших расходов. Семейного дохода, который стал меньше на одну зарплату, на всё не хватало. Поощрения стали редкими.
Девочка росла, но положение дел не менялось. Любовь родителей почти полностью принадлежала ей. Этого Андрей не мог простить сестре. Она лишила его того, что он по праву заслуживал. Отобрала не только родительское внимание и заботу, не только единоправное владение всеми благами, начиная от отдельной комнаты и заканчивая свободным временем, но и заставила усомниться в собственной исключительности. Андрей не понимал, за что её так любят, ведь в ней не было ничего особенного. Обычная сопливая девчонка, вечно хихикающая и всюду бегающая следом за ним. Маленькая Оля любила брата и не упускала случая залезть к нему на коленки, обнять за шею своими маленькими пухлыми ручонками и чмокнуть в щёку. Андрей уворачивался, как мог, отталкивая сестру и брезгливо утирая обслюнявленное лицо. Девочка не обижалась, только хихикала в ответ.
Последнее денежное вознаграждение Андрей получил за поступление в военную академию. Отец протянул конверт и, пожимая руку, твёрдо сказал:
— Теперь сам, сынок.
Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон
Этот цикл — своеобразное продолжение цикла "Рожденный Туманом", где история полностью укладывалась в жанр фэнтези. Однако прошло много лет, мир изменился, в нем семимильными шагами идет прогресс.
Общая оценка на Фантлаб: 8.49.
В фэнтези-мире Скадриале появляется все больше технологий: электричество, железные дороги, заводы, индустриализация. Однако и магия не умерла — существовавшие ранее два магических искусство — алломантия и ферухимия — по-прежнему играют важную роль в жизни страны и теперь соседствуют с технологиями.
Главный герой этого цикла — юноша Вакс — много лет провел на окраине государства, в диких землях, где о технологиях мало слышали и все еще полагались на магию. Однако судьба привела Вакса в ослепительную и развитую столицу, сделав его главой богатого и влиятельного дома.
Но на месте оказалось, что столичная жизнь не менее опасна, чем патрулирование диких границ.
Интересно показано столкновение и взаимовлияние магии с научным прогрессом.
Как всегда у Сандерсона— яркие и живые герои.
Интригующий детективный сюжет.
При этом — достаточно много неплохого юмора, что для Сандерсона редкость.
Любителям нестандартных историй и ярких вымышленных миров — рекомендую. Читать предыдущую трилогию — желательно, но необязательно.
Из моего авторского канала про фантастику и фэнтези. Там еще больше рекомендаций хороших фантастических книг, сериалов и фильмов — буду рад всем заглянувшим!
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Глянцевая поверхность пирога светилась рельефной цифрой 60.
— А вот и соседушка моя любимая! А я уж хотела Андрона за тобой отправить, — юбилярша светилась неподдельной радостью, — ну проходи, проходи, дорогуша, — Моськина прихватила поднос с пирогом из рук Агаты Тихоновны.
Передав поднос имениннице, гостья вынула из кармана яркий шейный платок и протянула Лидии.
— А вот это подарок.
Платок, на котором были изображены разноцветные кошки, ей привезла из Казани дочь. Он был красивый, но для семидесятилетней старушки слишком вычурный. Носить его Агата Тихоновна стеснялась, вот и решила подарить молодящейся соседке, предполагая, что он отлично впишется в ее стиль.
Моськина схватила платок и тут же повязала его на шею поверх блузки в горошек.
— Ах, какая прелесть! — Лидия прокрутила «Фуэте» и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула Агату в щеку. — Ну, иди, садись, вон там, рядом с Машей.
Кто из гостей Маша — понять было нетрудно. За круглым столом сидели четыре человека, женщин, если можно так сказать, из них было две. Дебелая рыхлая дама с большими цыганскими «подковами» в ушах. Именно страсть к цыганским украшениям выдавала в ней сестру Лидии. И совсем еще юное создание в ажурном белом платье и огромным бантом на голове. Агата Тихоновна сначала решила, что это дочь сестры и так, как свободное место было только рядом с девочкой, то уверенно направилась в ее сторону. Однако приблизившись, Агата Тихоновна озадачено замерла. При более близком рассмотрении Маша оказалась огромной, почти в человеческий рост куклой.
Заметив растерянность гостьи, сидевший по другую сторону от куклы сын Лидии, Андрон, произнес:
— Знакомьтесь, это Маша!
Оцепенев, Агата Тихоновна смотрела на куклу.
— Маша, это Агата Тихоновна, наша соседка, — как ни в чем не бывало продолжил Андрон.
— Да садись ужо, — толкнула в спину Лидия и расхохоталась. — Ты шо, кукол никогда не видела?
Агата присела на край стула и почувствовала, как ее прошиб холодный пот. На тарелке перед куклой лежал горкой салат «Мимоза» и кусок мяса «по-французски». В бокале возле тарелки краснел клюквенный морс.
— Угощайся, ну шо ты? — Моськина плюхнулась рядом и налила в пустой бокал домашней самогонки. — Штрафную!
— Не, не, я не пью, — опомнилась Агата, отодвигая бокал.
— Да шо ты как чужая, давай, скажи тост. — Лидия сгребла ложкой салат из хрустальной ладьи и шлепнула его на тарелку гостье так, что полоски тертой моркови разлетелись в разные стороны.
— За именинницу! — Выдавила из себя Агата.
— Ну шо ты на сухую, давай хоть морсика. — Именинница потянулась за бокалом, что стоял напротив куклы.
— Это Машенькин, — Андрон зло оттолкнул руку матери.
— Нет, нет, не надо, я не хочу морс, — испуганно отодвинулась от куклы Агата, — я лучше самогонки, — и, схватив бокал, залпом опрокинула его.
Публикуется на Литрес, Ридеро, Амазон