Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
#Круги добра
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Я хочу получать рассылки с лучшими постами за неделю
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
Создавая аккаунт, я соглашаюсь с правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Бесплатная браузерная игра «Слаймы Атакуют: Головоломка!» в жанре головоломка. Подходит для мальчиков и девочек, доступна без регистрации, на русском языке

Слаймы Атакуют: Головоломка!

Казуальные, Головоломки, Аркады

Играть

Топ прошлой недели

  • SpongeGod SpongeGod 1 пост
  • Uncleyogurt007 Uncleyogurt007 9 постов
  • ZaTaS ZaTaS 3 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая кнопку «Подписаться на рассылку», я соглашаюсь с Правилами Пикабу и даю согласие на обработку персональных данных.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
18
Dr.Barmentall
Dr.Barmentall
7 дней назад
CreepyStory
Серия Заметки на полях.

Вельдхейм. Часть 9⁠⁠

После Берлина мир для Ивана Колосова окончательно распался на две части: тусклую, невыразительную реальность и яркий, жуткий мир прошлого, который жег его изнутри, как незаживающая рана. Он знал о спецкоманде «Йотун», знал о его бесславном конце. Но в немецких архивах была лишь сухая констатация: «отряд уничтожен». И последняя, отчаянная радиограмма. Но было еще одно - главное, был свидетель, который видел это и выжил.

И он нашел его. Случайная пометка в старой учетной книге лагеря для военнопленных. Списки умерших от ран, и список выживших, переданных для репатриации в 1949 году. Среди них: Унтершарфюрер СС Эрих Вебер. Sonderkommando «Jotun». Диагноз: «тяжелая контузия, рваная рана брюшной полости, психологическая травма».

Он выжил, раненый, контуженный, но выжил. Иван хотел кричать от этого открытия. Следующая нить опять потянулась в Германию. Запросы в немецкие социальные архивы, в службы розыска. Ответ пришел через месяц. Сухой, как пепел: Эрих Вебер, вернувшийся из советского плена, был зарегистрирован в Гамбурге в 1950 году. Работал грузчиком в порту. В 1951 году женился. В 1952 году у него родился сын. В 1953 году Эрих Вебер с семьей покинули Германию. Конец пункта назначения - Аргентина, Буэнос-Айрес.

Аргентина. Другая сторона земли. Последнее пристанище нацистских преступников и тех, кто просто хотел забыть. Иван почти физически ощутил, как дверь захлопывается у него перед носом. Это был конец. Поиски человека без лица в пятнадцатимиллионном городе на другом континенте? Это было безумием.

Но безумие стало его естественным состоянием. Он продал несколько раритетных книг из своей скромной коллекции. Взял отпуск за свой счет. Деньги, которые копил на машину, ушли на авиабилеты. Он летел в Буэнос-Айрес с чувством, похожим на то, что он испытывал, ходя вокруг Большого Бора - смесь страха, одержимости и щемящей надежды.

Буэнос-Айрес встретил его ослепительным солнцем, криками уличных торговцев и танго, доносящимся из распахнутых окон. Этот жизнерадостный, яркий хаос был полной противоположностью тому, что искал Иван. Он шел по улицам, и ему казалось, что он преследует тень. Призрак из прошлого, затерявшийся в толпе.

Он начал с немецких обществ. С архивов иммиграционной службы. Он снова уперся в стену бюрократии, на этот раз испаноязычной. Дни превращались в недели, деньги таяли. Он жил в дешевом пансионе, питался жареными пирожками с мясом - эмпанадас и пил дешевое вино, пытаясь заглушить нарастающее отчаяние. Он звонил в десятки дверей, и ему вежливо отвечали: «Но сеньор, нет такой информации».

Его последней надеждой был пожилой архивариус в одном из немецких культурных центров. Человек с глазами, скрытыми за толстыми стеклами очков, который, казалось, сам был частью архива. Иван, уже почти не надеясь, изложил ему свою историю. Не всю, конечно. Сказал, что ищет родственника, Эриха Вебера, грузчика из Гамбурга, который прибыл в пятьдесят третьем.

Архивариус, не говоря ни слова, ушел вглубь хранилища. Вернулся через полчаса. В руках он держал тонкую папку.

- Фернандес, - произнес он хрипло. - Он сменил фамилию после переезда, Эрих Фернандес. Немецкая жена, аргентинская фамилия, так было проще. Он работал механиком в автобусном парке. Умер в семьдесят восьмом. Жена - в девяносто втором.

Сердце Ивана упало. Мертв. Все зря. Он уже мысленно прощался, готовый уйти с этим горьким осадком, когда архивариус добавил: «Сын… Роландо Фернандес, должен жить где-то здесь, в городе. Работает инженером. Ничего не знает о прошлом отца, я думаю. Немцы здесь… они не любят вспоминать».

Это была последняя, тончайшая нить. Иван нашел Роландо Фернандеса через телефонную книгу. Пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, приветливый, удивленный звонку русского историка. Да, его отца звали Эрих. Он умер, когда Роландо был молод. Мать мало что рассказывала. «Отец плохо спал по ночам, - сказал Роландо. - Иногда кричал. Никогда не ходил в лес, даже в парк. Боялся темноты. Странно, да?»

Иван не стал ничего объяснять. Он попросил лишь об одном - посмотреть вещи отца. Роландо, пожимая плечами, согласился.

Чердак дома Роландо Фернандеса пах нафталином, пылью и влажной плесенью. Среди старых чемоданов и детских игрушек лежала небольшая коробка. Вещи Эриха Вебера, он же Фернандес. Несколько фотографий из Гамбурга - улыбающийся молодой человек с девушкой. Ничего от унтершарфюрера СС. Иван уже хотел закрыть коробку, когда его взгляд упал на маленький, потрепанный блокнот, засунутый в конверт с надписью «Не бросать».

Он открыл его. Страницы были заполнены нервным, торопливым почерком. По-немецки. Это был дневник. Не регулярный. Отрывочные записи. Воспоминания, вырвавшиеся наружу, как крик.

«...опять эта ночь... туман... и глаза... они горят...» «...Фогт... его не стало... просто не стало...» «...оно учится... оно играло с нами...» «...лес... он живой... он ненавидит нас...» «...почему я? почему я выжил? чтобы помнить этот запах... этот хруст...»

Иван стоял на коленях на пыльном чердаке, в тысячах километров от Большого Бора, и держал в руках не бумагу, а крик души. Последнее свидетельство человека, видевшего Хозяина Топи. Не в отчетах, не в протоколах, вживую.

Роландо смотрел на него с недоумением.

- Что это? - спросил он.

- Правда, - тихо ответил Иван, закрывая блокнот. - Просто правда вашего отца.

Он ушел, оставив Роландо Фернандеса наедине с наследием, о котором тот не подозревал. У Ивана не было больше вопросов. У него было подтверждение каждой своей догадки, каждой строчки из архивов. Теперь он знал.

Он летел обратно в Москву, глядя в иллюминатор на проплывающие облака. Он не нашел самого Эриха Вебера. Он нашел его боль, его незаживающую рану и эта рана теперь была и его раной. Он был больше не просто исследователем, он стал наследником, наследником ужаса, который старик-эсэсовец унес с собой в могилу на чужой земле. Иван закрыл глаза, пытаясь заглушить тот самый, описанный в дневнике хруст. Он был теперь ближе к Топи, чем когда-либо, он слышал ее зов и знал, что его дорога теперь ведет только туда.

Продолжение следует...

Предыдущие части:

  1. Вельдхейм. Часть 1

  2. Вельдхейм. Часть 2

  3. Вельдхейм. Часть 3

  4. Вельдхейм. Часть 4

  5. Вельдхейм. Часть 5

  6. Вельдхейм. Часть 6

  7. Вельдхейм. Часть 7

  8. Вельдхейм. Часть 8

Показать полностью
[моё] Тайны Мистика Рассказ Сверхъестественное Ужас Городское фэнтези Фантастический рассказ Чудовище CreepyStory Проза Длиннопост Текст
0
66
Metoc
Metoc
7 дней назад
CreepyStory

Лёгкий заказ. Ч.1⁠⁠

Лёгкий заказ. Ч.1 Конкурс крипистори, Ужасы, Мистика, Городские легенды, Сверхъестественное, CreepyStory, Триллер, Демон, Проклятие, Месть, Мат, Городское фэнтези, Авторский рассказ, Страшные истории, Длиннопост

0

Девятый, восьмой, седьмой…

Грудь жжёт, лёгкие разрываются, ноги подкашиваются. Несколько раз он едва не упал, но каким-то чудом удержался на ногах.

Третий, второй, первый…

Мать твою!

Девятый, восьмой, седьмой…

После десятого круга, больше не в силах бежать, он остановился и сел рядом с заваренной трубой мусоросброса. А после, бессильно застонав, уткнулся лицом в колени.

«Как же так получилось, что он влип, в такое дерьмо, а?!»

В спину вдруг потянуло стылым, пробирающим до костей холодом, а в плечи впились костлявые пальцы.

— Не просто в дерьмо… — щёку обдало тошнотворно-зловонное дыхание. — В очень, очень глубокое и вонючее дерьмо. Настолько глубокое, что тебе не выбраться.

Он испуганно рванулся, изворачиваясь всем телом, стараясь увидеть, что притаилось за спиной.

Пусто. Не было никого, и быть не могло. Позади лишь бетонная стена, окрашенная в блёкло-синий цвет, и чуть слышно поскрипывающая на сквозняке створка окна.

1

С одноклассником Лёха встретился на небольшом мостике, перекинутом через мелкую и вонючую речку-срачку.

— Здорово, Костян, — Лёха протянул однокласснику руку, и, отметив, как тот поморщился от панибратского обращения, усмехнулся.

Лёха Пономарёв, прозванный «Пономарём», не любил Костю Зубова. Не испытывая симпатии к однокласснику, Лёха тем не менее никогда его не третировал, не обзывал и не отнимал карманные деньги. Он его просто не замечал. Ну, был такой персонаж в их классе — тютя-матютя, которого всякий пацан, желающий самоутвердится, считал своим долгом задеть. Словом, делом — без разницы, лишь бы побольнее. Уж больно противный у Кости был вид: маленькие глаза за толстыми линзами очков, оттопыренные уши, вечно сопливый нос и выпирающие кроличьи зубы. Из-за них Костю и прозвали, сначала «Зубастиком», потом просто «Зубом». И запах — от него вечно несло прокисшей капустой, мокрыми тряпками и крысиным дерьмом.

«Пономарь» не видел Зубова лет семнадцать, с выпускного. Ох уж этот выпускной: водка, разбавленная тоником, музыка и танцы. «Пономарь» его никогда не забудет. Забудешь такое! Лёха хмыкнул, вспомнив, как распечатал после выпускного первую красавицу класса и недотрогу Юльку Демченко.

— А, что? Прости, Костян, — отвлёкшийся на сладкие воспоминания Лёха пропустил мимо ушей сказанное одноклассником.

— Не Костян, а Константин Алексеевич, — скривив тонкие губы, повторил Зубов.

— Хм… — Лёха хмыкнул, опуская так и не пожатую руку. — А, Константин, тебя устроит? Ты мне никто, чтобы тебя по батюшке величать.

— Устроит, — нахмурил белёсые брови одноклассник.

За прошедшее время «Зуб» сильно изменился, стал совершенно другим человеком. При случайной встрече, «Пономарь» ни за что бы его ни узнал. Аккуратная стрижка вместо торчащих во все стороны, слипшихся сосульками волос. Дико уродливые, словно позаимствованные у старухи очки сменились тонкой и стильной, золотистой оправой со стёклами-хамелеонами. Исчезли выпирающие вперёд сероватые кусалки. Вместо них у Константина, мать твою, Алексеевича, во рту красовались ровные — один к одному — белоснежные зубы. И пахло от него не ссаными тряпками, а острым и терпким, незнакомым Лёхе одеколоном.

Да и прикинут одноклассник был не в пример лучше, не то что себя прежнего, а и теперешнего Лёхи. Дорогое пальто поверх элегантной пиджачной пары и идеально начищенные туфли, против изрядно пошарпанной парки, мятых джинс и грязных кроссовок «Пономаря».

«Зуб» позвонил вчера с предложением встретиться. Лёха хотел послать его куда подальше, но одноклассник туманно намекнул, что знает о проблемах «Пономаря» и может помочь их разрешить.

У Лёхи действительно были проблемы, причём такие, что для их решения он был готов встретиться с кем угодно — хоть с дьяволом, хоть с чёртом морским, не говоря уже о чухане-однокласснике. Не такой, выходит, одноклассник и чухан . Нынче на его фоне чуханом выглядел как раз Лёха.

Костян молчал, глядя куда-то мимо Пономарёва. Помалкивал и Лёха, ожидая слов собеседника. Наконец, одноклассник не выдержал.

— Дело есть, — процедил он.

Лёха молчал.

— Тебе что, неинтересно? — Костян всё-таки посмотрел на «Пономаря».

Взгляд его Пономарёву не понравился, сквозило в нём презрение и что-то такое, что интерпретировать Лёха не смог, и это его насторожило.

— Почему же, очень интересно.

Скучным тоном ответил он и, облокотившись на перила, достал из кармана сигаретную пачку.

— Чего молчишь тогда?

— Жду, когда ты к сути перейдёшь. Мне так-то от тебя ни хрена не надо, это ты позвонил, встречу назначил.

— Так, значит? — в глазах Зубова вспыхнул недобрый огонёк, заставивший Лёху, напрячься ещё сильнее.

— Так… — Лёха принялся подкуривать, стараясь выгадать время для обдумывания. Нынешний «Зуб» ему совсем не нравился. — Или ты думал, я при виде тебя бухнусь на колени с радостным воплем: «Спасибо, спаситель мой, спасибо, благодетель, что хочешь избавить меня от проблем?»

Лёха выпустил из ноздрей две длинные струи дыма.

— Ну, излагай чего хотел, или давай — до свиданья.

«Зуб» пожевал губами презрительно, но тему не свернул.

— Слышал я о твоих проблемках с деньгами, точнее… — он глумливо подмигнул. — Больших проблемах. Могу помочь.

— С чего такая забота, о делах моих сущных? Мы вроде с тобой никогда дружбанами не были.

— Так, я не благотворительность тебе предлагаю, а сделку. Ты помогаешь решить проблему мне, я — тебе. Тебе же бабосики нужны и срочно.

— Да? — теперь уже Лёха глумливо усмехнулся. — Сколько мне надо, тебе и во сне не снилось…

— Пол-ляма, — перебил Лёху «Зуб», — плачу пол-ляма.

Ухмылка сползла с Лёхиного лица.

— Повтори, — он щелчком отбросил наполовину скуренную сигарету и тут же полез за другой. Но придержал себя, не надо показывать «Зубу» свою заинтересованность.

— Плачу пол-ляма.

— Да, и за что? Завалить, что ли, кого надо?

Лёха так разнервничался, что всё-таки достал сигарету и прикурил,

— К-х-м, — «Зуб» кашлянул, стрельнул глазами по сторонам и, придвинувшись к Лёхе, невнятно шепнул. — Ну, убрать…

— Стопэ! — Лёха прижал кулак к его губам.

После быстро оглянулся. Никого.

— Руки подними.

— Чего?

— Заткнись и делай, что сказал! — Лёха оправил сигарету за перила. — А то сейчас следом полетишь.

Развернув Зубова к себе спиной, он принялся быстро, но тщательно его обыскивать.

— Ты чего? — Костян попытался возмутиться и сбросить с себя Лёхины руки, но, схлопотав по почкам, смирился.

Закончив с обыском, Лёха развернул «Зуба» к себе лицом, радостно отметив, что презрения во взгляде одноклассника изрядно поубавилось. Его долю занял страх.

— Телефон давай, — Пономарёв требовательно протянул руку.

— Зачем? Не дам! — в глазах Костяна плескался уже откровенный ужас.

Бинго! «Пономарь» зло ощерился, под давлением вместо вполне себе обеспеченного бизнесмена, владельца маленькой, но чертовски прибыльной IT-компании, Лёха, прежде чем пойти на встречу, пробил, кто такой нынче Константин Алексеевич Зубов, вновь появился всеми задрюченный «лошок», у которого пытаются отжать деньги, или отобрать телефон.

— Не дашь — развернусь и уйду.

— Да, да, конечно.

Дрожащими руками Костян выцарапал из внутреннего кармана дорогущий смартфон и протянул его Лёхе.

«Пономарь» схватил телефон, брякнул его о перила, с радостью наблюдая, как по экрану разбежались трещины, а после запустил подальше в речку.

— Теперь, — Лёха примирительно похлопал Зубова по груди, — можно и поговорить, начистоту.

— Что это сейчас было? — надо отдать должное, Костян быстро пришёл в себя.

Страх из его глаз ушёл, остались лишь настороженность, и то самое чувство, природу которого Лёха никак не мог понять.

— Проверил, нет ли прослушки. Так, что ты там насчёт пяти сотен говорил?

— Плачу полмиллиона за… — «Зуб» неопределённо повёл головой, потрогал себя за кадык и закончил, — одного человека.

— Хм… — Лёха неопределённо пожал плечами. — С чего ты решил, что я таким промышляю?

— Слухи ходят о твоём прошлом, что ты имел опыт… — Зубов вздохнул и закончил. — Людей убивать.

— Интересно. Ты знаешь обо мне больше, чем я сам. Никогда не был ни бандитом, ни киллером. Кто тебе такую чушь наплёл?

— «Дрон» проболтался, мол, ты в горячих точках пять лет служил.

— Да? И когда он тебе такое сказал? Вы сроду дружбанами не были.

— На встрече выпускников, весной. Он перебрал тогда хорошо, ну и чесал языком почём зря.

— А, он откуда это взял?

— Светка Макичева сказала. Они живут вместе.

Лёхе стало понятно, откуда у слуха растут ноги. Это он сам налил вранья однокласснице в уши. Не был он никогда ни в горячих точках, ни вообще в армии. А те пять лет, которые он якобы служил, Лёха провёл в местах не столь отдалённых. После окончания школы он уехал в столицу искать денег и счастья, а нашёл статью на полный шестерик. Но повезло, вышел через четыре с половиной года по УДО.

Со Светкой, дурой, он случайно встретился, когда вернулся в родной город. Та обрадовалась, мол, давно не виделись, они всем классом встречаются каждый год, а он куда-то запропастился, и ни слуха о нём, ни духа. И мать ничего не говорит. Вот Лёха тогда, сдуру, и ляпнул, что долг он Родине отдавал — кровью своей, потом и болью. Стыдно почему-то было говорить, что не отчизну он в горячих точках защищал, а валил лес в колонии.

— И так, что… тебе… от меня… надо? — медленно, по слогам, словно для дурачка, повторил он.

— Человека одного, ну, это... — «Зуб» никак не хотел говорить прямо, чего хочет от «Пономаря». — Того самого… Ты понял.

Лёха его прекрасно понял.

— Ну, во-первых, я не киллер. А, во-вторых, — Пономарёв повертел пальцем у виска, — киллера за пол-ляма нанимать, ты долбанулся? Открой «даркнет», ты же, блин, айтишник и найди себе кого надо, за цену впятеро меньше. Или тебе деньги девать некуда?

— Ну, во-первых, — передразнил Лёху «Зуб», — опасно, полиция отследить может. Во-вторых, могут кинуть с деньгами. В-третьих, тебе деньги не нужны?

— И кого ты предлагаешь вальнуть?

— Мужика одного. По жизни никто, но мне сильно мешает.

— И чем?

— Тебе не без разницы?

— Ну, как бы нет. Ты меня не голубю башку свернуть подписываешь.

— Отказываешься? — в Лёху упёрся злобный взгляд.

«Пономарь» пятой точкой чуял в предложении подвох, опасность, и он отказался бы. Ещё пару месяцев назад Лёха послал бы «Зуба» по всем известному непечатному адресу и все дела. Но сейчас… Сейчас Пономарёв нуждался в деньгах больше, чем мог себе представить Зубов.

Сейчас Алексей Пономарёв, неплохой, в общем-то, человек, просто однажды запутавшийся и пошедший не по той дороге, был готов вписаться в любую авантюру, пусть и кровавую, лишь бы раздобыть денег.

— Нет. Как я его найду?

— Он, на Мончаге живёт.

Лёха знал этот район на окраине города.

— Поподробней.

Зубов назвал точный адрес и подробно, словно идиоту, рассказал Пономарёву, как туда добраться.

— Сделать надо в течение двух дней.

— Не пойдёт, — Лёха отрицательно тряхнул головой. — Мне подготовиться надо. На месте осмотреться, пути отхода наметить. И, вообще, как мужика твоего… — «Пономарь» сделал характерный жест большим пальцем возле горла. — Если меня заметут, я молчать не стану, вломлю тебя только так. Вместе поедем в страну вечной зимы. Так что — неделя.

Зубов решительно замотал головой.

— Нет. Я тебе не олигарха с охраной предлагаю завалить, а простого утырка. Он в квартире сидит безвылазно, один. Так что три дня максимум. Через три дня он должен быть на том свете.

— Мало... — упрямо гнул своё Лёха.

Пономарёв решил вообще никого не убивать, он, в конце концов, не отморозок. Созрел у Лёхи план получше — кинуть не по делу зарвавшегося «Зуба». Вот для тщательного продумывания «кидка» ему и нужна была неделя.

— Нормально, потому что через четыре дня мне это всё уже без надобности будет, — угроза Лёхи не произвела на Костяна должного впечатления. — Заказ лёгкий. Или так, или договора нет. Решай сейчас.

— Заказ, говоришь, лёгкий? — задумчиво протянул Лёха, решив уступить. — Лады.

— Как докажешь, что ты дело сделал?

— Фото могу сделать. Или тебе, — Лёха усмехнулся, — ухо его принести, или палец, а, Костян? Как в кино.

Зубов ненадолго задумался, видимо, всерьёз рассматривая такую возможность, но отрицательно качнул головой.

— Нет, фото будет достаточно.

— Ну, ок. Тогда половину сейчас, остальное когда дело сделаю.

— Треть.

— Б…ть, иди на х…й «Зуб»! — Лёха резко развернулся и пошёл прочь.

Задумка удалась. Видимо, смерть этого неизвестного Лёхе мужика, была нужна Зубову не меньше, чем деньги Пономарёву.

— Подожди, — «Зуб» догнал Лёху. — Согласен.

2

Лёха сжимал в потной ладони туго свёрнутый рулончик пятитысячных банкнот. Двадцать пять «чириков» жгли карман — требовали, кричали: «Поставь нас на зеро или в очко смажь — поднимешься, должна же когда-нибудь чёрная полоса кончиться. Сейчас, обязательно повезёт: поднимешь банк — и на хер «Зуба» с его лёгким заказом пошлёшь, и по долгам раскидаешься».

Лёхе так сильно хотелось рвануть в «катушку» — подпольное казино на Нартово или в место попроще, на окраине Автозавода, — что руки дрожали и потели, а в груди раскручивалась жадная воронка азарта. Одна беда: эти места были под «Гансом», а тот строго-настрого довёл до всех — пока «Пономарь» не отобьёт все долги, на порог его не пускать. А лучше брать за яйца и тащить к нему, «Гансу», со скоростью курьерского поезда.

Так что долг, хотя бы половину, надо закрыть, иначе Лёху закроют в деревянный ящик.

Стоя в тёмном подъезде, Пономарёв смотрел сквозь грязное стекло на вход в неприметный ресторанчик. Нервно куря, Лёха боролся со злым чёртом, сидящим за левым плечом и настойчиво шептавшим в самую душу: «Поставь на кон, поставь на кон!»

Сплюнув густую и горькую от никотина, азарта и адреналина слюну, Лёха, наконец, решился.

— Опа, кого я вижу! — «Дохлый» радостно сощурился и звонко хлопнул в ладоши. — «Пономарь» собственной персоной, знать услышал, по ком звонит колокол.

— Я к «Гансу», — Лёха продемонстрировал «Дохлому» тугой рулончик. — Долг принёс.

— Это ты вовремя, — «Дохлый», здоровый, как трёхстворчатый шкаф, мужик с перебитым носом и пиратской серьгой в ухе радостно заржал. — А то ты всё бегаешь и бегаешь, на приглашения не отзываешься, «папа» тебя уже в розыск собрался объявить.

— Я ни от кого не бегаю, — буркнул Лёха. — Занят был, деньги собирал.

— Ну, проходи, — «Дохлый» хлопнул Пономарёва по плечу так, что тот пошатнулся. — Только ручонки растопырь.

«Отбойщик» — личный телохранитель хозяина «катушки» тщательно ощупал Лёху, напоследок проведя по телу портативным металлодетектором.

— Могу идти?

— Погодь… — «отбойщик» придержал направившегося к лестнице Лёху. — Шефу брякну. — Алло, — тон «отбойщика» из развязного и шутливого стал очень вежливым и серьёзным. — Генрих Францевич, к вам «Поно… — «Дохлый» осёкся, вспомнив, что шеф не любит кличек. — Алексей Пономарёв. Говорит, долг принёс. Ага, сейчас приведу.

Брякнув эбонитовую трубку на серебряные рычажки, «Дохлый» крикнул.

— «Лупа» дуй сюда, сменишь меня на тумбочке. А ты, — он похлопал Лёху по плечу, — топай за мной.

Лёха вошёл в кабинет. Не кабинет — воплощение хай-тек минимализма: белоснежные стены, переходящие в столь же белый потолок, чёрные плитки пола, матово отсвечивающие в свете точечных светильников. Ни тебе картин на стенах, ни книжных полок, ни цветов в вазах. Лишь большой зеркальный стол да два офисных стильных кресла, ценою в пару-тройку заказов «Пономаря».

— Вот… — Лёха поставил скатанные в рулончик купюры перед хозяином «катушки», голубоглазым блондином с резкими чертами лица.

Блондин одним пальцем уронил рулончик на зеркальную поверхность стола, небрежно покатал его и лениво бросил, глядя прямо в глаза «Пономарю».

— Не тянет это на пятьсот тысяч рублей.

Лёха кивнул, очень ему было неуютно под пристальным взглядом блёкло-голубых глаз, разлепил пересохшие губы.

— Да, Генрих Францевич, здесь половина. Остальное, — он нервно сглотнул, — через неделю. Край — две.

— Край — две… — задумчиво протянул блондин. — Зачем ты от меня, Алексей, прятался? Долг, если мне не изменяет память, ты должен был занести ещё в прошлую пятницу.

— Я не прятался, Генрих Францевич, я деньги искал. Не хотел вас попусту беспокоить.

— Попусту… — повторил за Пономарёвым «Ганс» и прикрыл глаза.

Лёха облегчённо вздохнул, очень его пугали голубые глаза хозяина подпольного казино. Веяло от них могильным холодом. «Ганс» и за меньший долг, не отданный вовремя, пускал людей гораздо круче, чем Лёха, под молотки.

— Ну, хорошо, — вышел из задумчивости блондин, — поверим, только… Если обманешь, Алексей, лучше тебе самому…

— Я понял… — Пономарёв кивнул, чувствуя, как разжимается пружина страха в груди.

— Свободен. Фёдор, забери, — «Ганс» катнул рулончик в сторону «отбойщика».

— Слушай, Федя… — начал Лёха, когда они спустились в холл.

— Какой я тебе Федя, — «Дохлый» скривился, будто Пономарёв обратился к нему не по имени, а дёрнул больной зуб. — Меня так, блин, мамаша звала. Ты же не Францевич, по погонялу обращайся.

— Хорошо. «Дохлый», кто о моём долге знал?

— Хер знает. Многие, наверно. Ты же так играл, так играл — как гусар… — «отбойщик» весело заржал.

Лёха зашёл с другой стороны.

— Не в курсе, — начал он осторожно, — кто-нибудь недавно, не искал исполнителя?

— Чего? Какого, блин, исполнителя? Ты, вообще, о чём, «Пономарь»?

Лёха изобразил пальцами пистолетик и сделал вид, что стреляет.

— Пых.

«Дохлый» повертел пальцем у виска.

— Тебе сколько лет, дурила?

— Тридцать пять.

— Точно? А вопросы задаёшь, словно тебе пятьдесят пять. Кто же сейчас такими вещами в офлайне интересуется? Сеть — наше всё. Всё там: стволы, девочки, «ганджибас» и… — «отбойщик» усмехнулся. — Исполнители.

— Понял. А такого… — «Пономарь» как мог подробно описал одноклассника. — Не знаешь? Может, заходил, играл?

«Дохлый» на секунду задумался, погонял морщины по лбу, покачал головой.

— Не припомню, — «отбойщик» подтолкнул Пономарёва в сторону выхода. — Вали. И давай, с долгом не морозься. Очень мне неохота тебя искать и на кусочки потом распиливать.

3

Сидя в побитых жизнью и дорогами «Жигулях», Лёха смотрел на стандартную блочную пятиэтажку, на втором этаже которой в угловой квартире жил «объект».

Дом стоял на особицу, отсечённый от прочих строений узкой улочкой, палисадником и линией сараев. Пятиэтажка, серой своей безысходностью, наводила тоску и желание никогда её больше не видеть. Но было в «хрущёвке» ещё какое-то неуловимое несоответствие, которое Лёха никак не мог ухватить.

Лёгкая тень тревоги накрыла Пономарёва, ещё на въезде в район. Странный, надо сказать, это был район, как и путь, по которому он до него добрался. Двухполосная дорога, проложенная вдоль, казалось бы, бесконечного пустыря, застроенного ржавыми башнями ЛЭП, какими-то металлическими конструкциями — то ли воздуховодами, то ли трансформаторными будками — и хаотично разбросанными бетонными сооружениями, напоминающими доты времён Великой Отечественной войны.

Серые панельные пятиэтажки, построенные так близко друг к другу, что казалось, они вот-вот соприкоснутся шершавыми бетонными плечами, вызывали совершенно параноидальное чувство клаустрофобии. И вот сейчас, полупрозрачная тень тревоги изрядно сгустилась.

Откинувшись на неудобное сиденье «Жигулей», «Пономарь» наблюдал за текущей во дворе жизнью. Жизнь, даже если принять во внимание утро буднего дня, была скудной.

За час с лишним ожидания он увидел дворника, неторопливо разгонявшего грязь по тротуару. Двух бабок, шустро куда-то просеменивших. Таких типично советских типажей — тёплые платки, вязаные кардиганы и шерстяные колготки — он давно не наблюдал. Одинокого бомжа, копошившегося около мусорных баков. Да молодую женщину, неспешно толкавшую перед собой коляску.

Помимо неправильности в облике дома, Лёху беспокоило малое количество машин, припаркованных вдоль тротуара. На весь восьми подъездный дом «тачек» насчитывалось всего пять штук, да и те — сплошь отечественный автохлам каких-то лохматых годов выпуска. Да прокатил мимо древний, как говно мамонта, грязно-оранжевый УАЗ «Буханка» с двумя чудилами в кабине, натянувшими на самые глаза капюшоны чёрных прорезиненных плащей.

Проводив взглядом стреляющую неисправным глушителем древнюю «тачку», Лёха нервно усмехнулся: они бы ещё костюм химзащиты натянули.

Всё это: и несоответствие в фасаде, которое он никак не мог понять, и малое количество людей, и отсутствие машин — сильно нервировало «Пономаря». Маховик тревоги, раскручивающийся внизу живота, не давал сосредоточиться и ещё раз просчитать свои действия.

Чего он вообще мандражирует? Он ведь не собирается никого убивать. Просто заболтает мужика попозировать немного в позе трупа с кетчупом на морде, а если тот пойдёт в отказ, накачает его водярой до состояния риз, опять же обольёт кетчупом и сделает фото. На крайний случай, если тот начнёт возбухать, вырубит его и дальше по плану — кетчуп, фото. Затем поедет к «Зубу», предъявит доказательства, заберёт деньги и вуаля. Пусть потом Костян его ищет и предъявляет что хочет, если потянет, конечно. Главное — с «Гансом» расплатиться.

Высиживать в машине дальше не имело смысла. Из бардачка Лёха достал кетчуп, специально подбирал максимально похожий на кровь, и литровину водки. Рассовал по карманам и, натянув на глаза капюшон мастерки, вышел из машины.

Продолжение следует...

Показать полностью 1
Конкурс крипистори Ужасы Мистика Городские легенды Сверхъестественное CreepyStory Триллер Демон Проклятие Месть Мат Городское фэнтези Авторский рассказ Страшные истории Длиннопост
37
DeN.TaN
7 дней назад
Серия Ривалдис: Владыки

Глава 24. Очень опасный разговор Ардолинн⁠⁠

Начало цикла книг, по увлекательному и жестокому миру Ривалдиса.

Тут нет боярок, попаданцев, элементов РПГ или гаремников. Только натуральное эпичное фэнтези с интригами, войнами, предательствами и огромным проработанным миром с его атмосферой и ЛОРом.

Кому удобно, можете читать на сайте автор.тудей. Вот ссылка - https://author.today/work/480964

Книга бесплатная и тут и там. Дело не в трафике, а удобстве. Плюс на АТ есть карта и иллюстрации по книге.

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10

Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19

Глава 20 Глава 21 Глава 22 Глава 23 Глава 24

Ардолинн всё ещё не решила, заглянуть ли в глаза Эльриону. Хочет ли она знать его истинные мысли, грязные слои интриг, или сохранить остатки светлого образа короля?

Решу всё на месте, — подумала она.

Сначала нужно привести себя в порядок. Она направилась в свои покои. После полудня прошло несколько часов — время, когда Эльрион обычно трапезничает. Ардолинн двинулась в обеденный зал, надеясь застать его там.

Эльрион восседал за массивным столом, вырезанным из ствола древнего этерона. Дерево было мастерски обработано: часть ствола аккуратно срезали, отшлифовали и сделали идеально плоской, чтобы служить поверхностью для трапез. В центре древесины проступал благородный белый оттенок, переливающийся тёплыми красноватыми прожилками.

Король повернулся к вошедшей Ардолинн, его лицо озарила улыбка.

— Моя дорогая спутница вернулась, — произнёс он, голос его был тёплый, почти ласковый. — Как путешествие? Пошло на пользу? Ты выглядишь собраннее, и печали на лице нет.

Её глаза видели улыбку, заботу. Но аура короля пылала блёклым оранжево-жёлтым раздражением. Правду о его чувствах можно было узнать лишь одним способом. Ардолинн впилась взглядом в глаза короля — и услышала его подлинные мысли.

— Зачем она так рано вернулась, совершенно не вовремя, надо поскорее от неё избавиться. Скоро обещала зайти Алария.

Алария? Малолетняя эльфийка из третьего дома? Король предпочитает развлекаться с другими… Фалинара оказалась права?

Вслух же Ардолинн ответила спокойно:

— Всё было замечательно, Ваше Величество. Я, как вы и советовали, направилась к Сердцу Вод, провела много дней в одиночестве и раздумьях. Вы оказались правы — морской воздух и впрямь полезен для избавления от горьких мыслей.

Дальнейшие слова и мысли короля вмиг заставили Ардолинн забыть об изменах, любви и прочих мелочах. Цвет его ауры сменился на стальной, циничный серый, хотя с лица так и не сходила любезная улыбка.

— Рад, что ты прислушалась к моим советам. Воздух и созерцание величия воды и впрямь творят чудеса. С твоим возвращением я вижу — Свет Эльдории вернулся во дворец. Не желаешь ли отдохнуть после дальней дороги? — Всё это он произносил вслух, но Ардолинн уже ловила поток его мыслей, повергавший её в ужас.

— Я и не думал, что девчонка так ловко врёт — даже не покраснела. Докладывали, что она едет к морю, но потом пропала. Хитрая. К тёмным эльфам, надеюсь, как я и планировал.

— Сирифай должен поступить правильно. Тролли отправятся в Дувартис, начав конфликт с гномами и ослабив подгорный народ. Орки нам благодарны, а у тёмных эльфов займут поля и начнут охотиться в их лесу. А хоббитами прикроем Эльдорию от орков. На всякий случай. Хоть бы девчонка убедила Сирифая. План гениальный.

Ардолинн сдержанно вздрогнула, ощущая холодную волну ужаса от его цинизма. Благородный эльфийский король Эльрион, призванный помогать и наставлять низшие расы, так легко обрекал их на гибель. Неужели её визит к тёмным эльфам был всего лишь частью его игры? Эта мысль пронзила её, как острие клинка.

Эльрион умело играл на её идеалах, намеренно подбрасывая всё новые, всё более жестокие подробности — лишь бы подтолкнуть её к шагу. К шагу, который она представляла, как спасение чужих жизней. Тогда как король жаждал лишь масштабных конфликтов и ослабления соседних королевств.

Пауза затягивалась. Король ждал ответа на свой вопрос, но тот вылетел у Ардолинн из головы. Она тихо выдохнула и аккуратно переспросила:

— Простите, Ваше Величество, я не расслышала ваш вопрос.

— Я спрашиваю, дорогая, не хочешь ли отдохнуть после дальней дороги, — повторил он, и в его улыбке скользнула едва заметная напряжённость.

— Благодарю, но я уже отдохнула и теперь горю желанием служить своему повелителю. — Она сделала шаг ближе, удерживая взгляд на его лице. — Как продвигаются дела в Тагбабаре? Удалось ли договориться с главой лесной стражи Второго Дома? И что мой господин решил насчёт нового главы Первого Дома?

Она должна была узнать всё, что можно — чтобы помешать. Его мысли расскажут правду, а она попытается изменить будущее своей страны.

Цвет ауры Эльриона сменился на тусклый фиолетово-серый — цвет подозрения. Внутренний голос хлестнул:

— Зачем ей это? Я и так делился планами… но они вызывали у неё отвращение. Сирифай подговорил её выведать побольше? Хотят сорвать всё!

— Глава Первого Дома? — продолжал думать король, а его пальцы бессознательно стучали по столу. — В нём живут одни идеалисты, неспособные принять мои методы. Его следует уничтожить, ни один не согласился стать лояльным короне. Так же, как и второй, следует очистить и тогда сильных врагов не останется.

Эльрион, что то говорил вслух, но Ардолинн уже не слушала его слова — в них не было ничего, кроме лжи. Выспрашивать дальше стало опасно: король и так насторожился.

— Когда она уже уйдёт? Алария вот-вот придёт.

Мысли Эльриона снова унеслись к низменному, увлекая за собой и Ардолинн. Помимо достоинства главной эльфийки Эльдории, была задета её женская гордость. Король не просто растоптал идеалы — он растоптал и её любовь, предпочтя другую. И от этой горечи эльфийка совершила ошибку.

— Мой король, — голос её прозвучал неестественно и отстранённо, — мне требуется новая служанка. Нынешняя постарела и стала нерасторопна. Я возьму молодую эльфийку Аларию из Третьего Дома. Возможно, вы знаете её? Я пошлю за ней гонца.

Лицо Эльриона вспыхнуло. Аура на миг стала огненно-алой, почти чёрной от ярости, но тут же побледнела до молочно-серого испуга.

— Как она смеет даже думать забрать мою Аларию! Только с ней я расслабляюсь душой и телом … Или она знает про нас? Но откуда? Королю нельзя иметь связи с эльфийками своего дома. Это запрещено. Если узнают — лишусь всего.

Он пристально вгляделся в лицо Ардолинн и, не обладая даром чтения мыслей, всё понял. Она знает.

— Пришла пора поменять Свет Эльдории, - жёстко подумал Эльрион. — Тем более сейчас, когда Первый дом ослаблен и почти разрушен. Этот союз мне больше не выгоден. Проследить, чтобы ни с кем не общалась. Приставить стражу.

Ардолинн, осознав, что выдала себя, заговорила сбивчиво и поспешно:

— Нет, не Алария… Её зовут Элария, из Четвёртого дома. Мне её рекомендовали, я уже говорила с ней. Прошу прощения, память на имена у меня очень плохая.

— Или не знает?..

Она пыталась унять предательски колотящееся сердце, ожидая ответа. Король вновь расплылся в дежурной улыбке, а аура его стала светло-голубой, с лёгким оттенком мятного облегчения. Ардолинн тихо выдохнула.

— Конечно, дорогая, ты можешь взять любую служанку, какую пожелаешь. — Он мягко, но твёрдо указал на дверь. — А теперь оставь меня одного, мне нужно поработать.

Эльфийка низко поклонилась и на всё ещё ватных ногах покинула зал.

Отойдя от дверей, она замерла в тени колоннады, решив дождаться Аларию. Просто посмотреть ей в глаза. Что король нашёл в этой девочке такого, чего не было в ней? Или он и правда взял Ардолинн лишь ради укрепления власти? Думать об этом было невыносимо.

Король не зря торопился выпроводить её: не прошло и пяти минут, как в коридор впорхнула юная эльфийка. Она шла легко, грациозно, слегка подпрыгивая на ходу. От неё исходил яркий, рубиново-красный цвет любви.

Заметив Ардолинн, Алария замедлила шаг. Цвет её ауры изменился, стал более сложным тёмно-пурпурный с вкраплениями ядовито-зелёного злорадства. Мысль прозвучала ещё ядовитее:

— Когда же король, наконец, вышвырнет эту? Он никогда её не любил. Только меня.

Она озорно подмигнула застывшей Ардолинн, и обрывки мыслей, долетевшие до сознания, ранили ещё сильнее:

— Эльрион смеётся над её верой в Фолиандреля… Обещал взять меня в жёны, когда разберётся с непокорными и отменит старые дурацкие законы. Король всегда говорит, я озаряю дворец куда ярче.

Ардолинн почувствовала на губе кровь, лишь когда та уже начала невыносимо ныть. Она прокусила её почти насквозь. Глаза застилали слёзы обиды и унижения, но внутри разгоралось пламя гнева и жажды справедливости.

Эльфийка не знала, что ранило сильнее: интриги или интрижка. И то, и другое било по самому больному. Если жестокий план короля разрушал веру в учение Фолиандреля и истинный путь эльфов, то его связь с Аларией — и её вызывающий взгляд — ранили Ардолинн как женщину, растоптав чувства и любовь.

Долго она сидела в своих покоях, представляя, чем сейчас заняты сейчас король и его юная фаворитка. Возникающие картины жгли изнутри.

Душа и сердце требовали мести — разрушить планы Эльриона. Но сил у неё не было: она не умела воевать. А годы, проведённые спутницей короля, не оставили рядом никаких союзников. У неё не было ни друзей, ни близких.

Может, главы Высших домов смогут оказать сопротивление? Иллиан поможет с ними связаться. Бояться было уже поздно: если Эльрион что-то заподозрил, от неё избавятся в любом случае.

Выход из дворца находился рядом с её покоями, но Ардолинн выбрала дальний путь — мимо королевских апартаментов. Проходя мимо, она не сбавила шаг, но до неё всё равно донеслись громкий, довольный смех Эльриона и игривое, ласковое урчание Аларии. От этого стало лишь больнее — но шаги решительнее.

Быстро дойдя до Первого Высокого дома, она в нерешительности застыла у порога. Входить или нет? О её визите тут же доложат королю. Но о возможных будущих встречах с главами домов ему сообщат ещё быстрее — а здесь, возможно, она сможет найти хоть какое-то убежище. Сделав глубокий вдох, она вошла.

Поток воспоминаний обрушился на неё с первым же шагом под знакомые своды. Всё здесь было знакомо — и в то же время чуждо. Она помнила этот дом иным — или это прошлое уже стёрлось за долгие годы?

В этой комнате она пряталась в детстве. Здесь рыдала, узнав, что родители пропали без вести. А в том зале радовалась, когда король выбрал её из всех эльфиек, пообещав стать ей опорой и спутником.

Но все эти мечты разбились о холодный прагматизм Эльриона. Он делал лишь то, что помогало удержаться на троне. Их союз был лишь частью расчёта. А она выдумала себе глубокую и чистую любовь.

Чем больше Ардолинн анализировала их отношения, тем сильнее корила себя за слепоту. Любовь застила глаза, и самые очевидные вещи она не замечала или списывала на сан возлюбленного. Король редко поддерживал её, никогда не утешал, не говорил о чувствах. Зато к себе требовал постоянного внимания и ласки.

Какая же я дура, — разозлилась сама на себя эльфийка, сжимая кулаки.

Ардолинн думала, что просто блуждает по дому, но ноги сами вынесли её к покоям Иллиана. Задержавшись у двери, она сжала кулаки, затем подняла дрожащую руку и постучала тихо, почти неслышно.

Дверь отворилась мгновенно, будто её уже ждали. На пороге стоял лекарь — в тех же белоснежных одеждах, с лёгкой усталостью в уголках глаз, но взгляд его был ясным и внимательным.

— Ардолинн? — его брови чуть приподнялись. — Ты так быстро придумала название для моего эликсира? Говори же скорее!

Но затем он заметил её опущенные плечи, пустой, ушедший в себя взгляд — и голос его смягчился, стал тише и глубже. Мягко, но настойчиво Иллиан взял её за локоть и ввёл в комнату, притворив дверь. Другим не нужно было видеть её сломленной.

Не говоря ни слова, он просто обнял её — крепко, по-дружески, но без жалости, одной рукой прижимая к себе, а другой гладя по волосам. Ардолинн задышала прерывисто, сдавленно, а потом разрыдалась — тихо, но так, что слёзы текли ручьями, пропитывая ткань его одежды. Вся накопившаяся боль, горечь и предательство вырывались наружу. Она вжалась в его плечо, ища опоры, которой так долго не было.

Сколько они так простояли — она не знала. Но когда рыдания наконец стихли, и она отстранилась, плечо Иллиана было мокрым насквозь.

— Садись, — тихо сказал он и пододвинул к ней кресло, сплетённое из гибких ветвей молодого эвкалипта. — Принесу успокаивающий эликсир. Ты голодна?

Отчаяние постепенно отступало, уступая место чему-то простому и телесному — голоду. Ардолинн молча кивнула, всё ещё не доверяя своему голосу.

Иллиан скрылся за резной дверью, оставив её одну. Комната была наполнена запахами — сушёных трав, лесных ягод, горьковатый аромат свежих зелий. Ардолинн провела ладонью по подлокотнику: дерево было тёплым, почти живым, и ветви слегка сжимались в ответ на прикосновение.

Вскоре Иллиан вернулся, неся круглый поднос из белого дерева. На нём стояла глубокая чаша с золотистым супом, тарелка с хрустящими лепёшками, усыпанными семенами, фруктовый салат с орехами и кувшин с напитком, прозрачным, как утренняя роса.

— Не смог выбрать что-то одно, — усмехнулся Иллиан, ставя поднос на низкий столик между ними. — Это суп из солнечных тыкв — хоббиты их выращивают. Покупаю постоянно. А это…

Он отломил кусочек лепёшки, и воздух наполнился ароматом базилика и свежеиспечённого хлеба.

— Выпечка по специальному рецепту. Говорят, придаёт сил и бодрости. Не знаю, насколько это правда, — он мягко улыбнулся, — но он вкусный и хорошо утоляет голод.

Ардолинн почти жадно взяла лепёшку. Та буквально таяла во рту, оставляя после себя лёгкое травяное послевкусие. Суп оказался лёгким, почти воздушным, и с каждым глотком по телу разливалось тепло — будто она глотала маленькие кусочки солнца.

Иллиан налил ей из кувшина в высокий прозрачный бокал.

— Эликсир от всех тревог и забот. Он…

Не дожидаясь, пока он договорит, Ардолинн сделала глоток — и замерла. На вкус это было холодно, свежо, с лёгкой сладостью и ярким фруктовым ароматом, который будил забытые воспоминания.

— Но это же вино. Я знаю этот вкус. Это…

— Да, — тихо сказал Иллиан, наблюдая, как к ней возвращается живость взгляда. — Это “Звезда Эльдории”. Лучшее вино Светлого Леса. Иногда вино — лучшее лекарство. Моим зельям до него далеко.

Она опустила глаза, но углы губ дрогнули, выдавая слабую, почти невидимую улыбку.

— Спасибо, — прошептала Ардолинн, и это было не только за еду.

Иллиан откинулся в кресле, задумчиво наблюдая за игрой света на ветвях за окном. Когда эльфийка закончила трапезу, он повернулся к ней, и его взгляд стал серьёзным, почти суровым.

— Так что привело тебя сюда, Ардолинн? Что заставило нарушить все правила? Ты же знаешь, Эльрион так просто это не оставит.

Объятия и еда успокоили её. Теперь она дышала ровнее, а мысли выстроились в чёткую, пусть и горькую, цепь. Вначале эльфийка бесшумно закрыла окно, затем, понизив голос до шёпота, поведала Иллиану всё — о кровавых планах короля, о своём беге в Слышащий Лес, о юной любовнице Эльриона, о своём отчаянии и страхе. Страхе быть изгнанной, как Лихлас… или убитой.

Лишь об одном она умолчала — о даре читать мысли. Как сказать о таком? Да и стыдно было признаться, что заглядывала и в его, Иллиана, разум.

С каждым её словом лицо лекаря хмурилось всё сильнее. К концу рассказа на его обычно спокойных чертах застыла тень гнева, так несвойственного его изысканным чертам. Ардолинн не удержалась и бросила взгляд на его ауру — насыщенную красно-оранжевую, с алыми всполохами. Его мысли, как и до этого, не расходились с выражением лица. Это успокаивало.

Эльф размышлял долго, слишком долго. Его тонкие пальцы бессознательно комкали складки одежды, а взгляд, обычно такой пронзительный, был упрямо устремлён в пол. Ардолинн могла бы попытаться поймать его глаза, прочесть мысли… Но не стала. Она ждала.

В груди, рядом с едва затянувшейся раной от слёз, теплилось что-то хрупкое и наивное — надежда. Что вот сейчас он поднимет голову, скажет одно-единственное слово, и все её беды разрешатся.

Где-то за окном с резким криком сорвалась с ветки птица. Ардолинн вздрогнула — но Иллиан всё так же молчал.

Наконец он заговорил, и слова его падали тяжело, словно камни в глухой колодец:

— Значит, король избавляется от всех неугодных глав Высоких домов и попутно сеет смуту среди соседей. Первый дом никогда не поддержит отказ от учения предков… вот он и решил нас устранить. Его советник искал преемника Лихласу. Но в Первом доме нет предателей. Никто не согласился.

Последнюю фразу он произнёс с гордостью, но следом голос его стал ещё суше, жёстче:

— Высокие дома слишком разобщены. Даже если собрать четыре дома, как Лихлас, этого мало, чтобы скинуть короля. Нужно как минимум шесть или семь. Только численный перевес охладит пыл Эльриона и его сторонников. Никто не хочет междоусобицы — она будет стоить слишком дорого.

Он резко рубанул воздух ладонью и закончил, пристально глядя на Ардолинн:

— Тебе нельзя нигде появляться. Это смертельно опасно. Я сам поговорю с главами домов. Оставайся здесь.

Не дав ей вставить и слова, Иллиан стремительно вышел, прихватив со стола несколько старых свитков.

Ардолинн осталась одна.

Тишина в комнате внезапно стала давящей, почти звенящей. Пальцы сами потянулись к бокалу, где золотистым светом мерцала "Звезда Эльдории". Она опрокинула его одним движением — сладкий нектар обжёг горло, разливаясь по телу тёплыми, обманчиво успокаивающими волнами.

На мгновение она ощутила во рту сладковатый привкус надежды. Слабой, но живой. Может, Иллиану удастся убедить других? Может, ещё не всё потеряно?

Но следом накатило другое — острое, колючее. Она сжала бокал так, что хрусталь жалобно зазвенел.

А если не сумеет?

Король не просто так затеял эту игру. И его советник — не глупец. А Иллиан… он лекарь. Не политик. В тонкой интриге против трона у него нет шансов.

А она сидит здесь, как перепуганный ребёнок, прячась за чужой спиной.

Ардолинн резко встала, отодвинув кресло с таким шумом, что оно грохнулось о пол.

Нет. Так не пойдёт

Она не была беспомощной. Не была. Даже если весь мир считал иначе.

Показать полностью
[моё] Политика Фэнтези Еще пишется Авторский мир Городское фэнтези Темное фэнтези Текст Длиннопост
0
0
DeN.TaN
7 дней назад
Серия Ривалдис: Владыки

Глава 23. Необычный дар Ардолинн⁠⁠

Начало цикла книг, по увлекательному и жестокому миру Ривалдиса.

Тут нет боярок, попаданцев, элементов РПГ или гаремников. Только натуральное эпичное фэнтези с интригами, войнами, предательствами и огромным проработанным миром с его атмосферой и ЛОРом.

Кому удобно, можете читать на сайте автор.тудей. Вот ссылка - https://author.today/work/480964

Книга бесплатная и тут и там. Дело не в трафике, а удобстве. Плюс на АТ есть карта и иллюстрации по книге.

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10

Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19

Глава 20 Глава 21 Глава 22 Глава 23

Драконий глаз, неподвижный и сияющий, как расплавленный янтарь, впился в Ардолинн, не мигая. Эльфийку пробирала дрожь — не от холода, а от этого взгляда, пристального и проникающего в самую глубь. Чешуйчатые бока дракона медленно вздымались, каждый вдох гудел, издавая звуки что она слышала, пробираясь через чащу.

Но когда зверь заговорил, Ардолинн поняла: перед ней не дракон — дракониха. Голос, глубокий и тёплый, лился с мягкой заботой, будто мать увещевала дитя.

— Долго же ты пробиралась через эти кусты, — произнесла дракониха, в её тоне не было угрозы, лишь усталость. — Смелая. Это похвально.

Она вглядывалась в эльфийку, её зрачки сузились, изучая. Ардолинн застыла под этим взглядом, минуты тянулись, как вечность, пока дракониха, наконец, не заговорила снова:

— А ты, дитя, занята важным делом. — Она чуть наклонила голову, чешуя звякнула, отражая слабый свет леса. — Да, да, дитя, — добавила, словно уловив невысказанный протест. — Для меня ты дитя. Я живу на этом свете куда дольше. Так значит, ты ходила в Слышащий лес, чтобы остановить кровопролитие, задуманное вашим королём. — Она фыркнула, пар вырвался из её ноздрей. — Ох… твоим королём.

Ардолинн вздрогнула, отступив на шаг. Её глаза сузились, сердце заколотилось: впервые её мысли были не её собственными, будто кто-то раскрыл книгу её разума.

— Да, я читаю мысли, — дракониха чуть склонила голову, её голос стал тише, но твёрже. — Вижу тебя насквозь. Честно сказать, то, что я вижу, меня очень радует. Давно я не встречала таких чистых помыслов. Таких… благородных поступков.

Она тяжело выдохнула, звук прокатился по поляне, как далёкий рокот. Её взгляд затуманился.

— Юный вожак нашей стаи ранил меня. — Её голос стал ниже, почти шёпотом. — Так сильно, что я ушла вглубь лесов, залечивать эту рану. Он, как и твой король, устроил бессмысленную резню. — Она помедлила, когти впились в землю. — Но он молод. Есть надежда, что из него вырастет нечто лучшее.

Дракониха выпрямилась, её крылья слегка шевельнулись, отбрасывая тень на мох.

— А ты, молодая королева. — Она усмехнулась, заметив, как Ардолинн напряглась. — Да, королева. Мне проще так тебя звать. Напридумывали светов да спутниц. — Её голос стал насмешливым, но глаза оставались серьёзными. — Мы, драконы, живём дольше эльфов, но берём мужей и жён, связывая судьбы навсегда. Ваши традиции — дурь, позволяющая вашим мужикам гулять, когда вздумается. Удобно.

Ардолинн сжала губы, но дракониха вскинула голову и продолжила говорить.

— Не перебивай меня своими мыслями. — Она фыркнула, пар клубами вырвался из пасти. — Так вот, молодая королева, много ли среди твоего народа таких же чистых умов, как твой?

Ардолинн замерла, её пальцы сжали край плаща. Дракониха кивнула, словно прочла ответ.

— Хм, значит, не всё потеряно. — Она помедлила, её взгляд стал мягче. — Я знала Фолиандреля и его учения. Но знала и как он страдал от пути, что в итоге выбрали эльфы.

Дракониха расхохоталась, её смех загремел, отражаясь от стволов, как раскаты грома.

— Ты правда считаешь, что читать мысли — полезно? — Она склонила голову, в глазах мелькнула горечь. — Не представляешь, сколько зла обрушится на тебя, умей ты заглядывать в чужие головы. — Её голос стал тише, почти шёпот. — Думаешь, твой король открыл тебе всё? Думаешь, его мысли не могут быть хуже его слов? Уверяю, он играл тобой, заставляя плясать под его дудку. Я слишком стара и видела слишком много зла.

Ардолинн неловко переступила с ноги на ногу, её щёки побледнели, словно лесной холод пробрал до костей. Она мотнула головой, отгоняя сомнения. Верить, что Эльрион скрывал ещё больше зла, было невыносимо.

— Не веришь? — Дракониха чуть рыкнула, лёгкое недовольство мелькнуло в её тоне. — Я всё равно отдыхаю в этой чаще, ищу покой. И исцеление.

— Ты стремишься к гармонии, как Фолиандрель, — продолжила она, голос смягчился. — Этот дар поможет видеть правду, но станет и испытанием. Мне он не нужен. Я поделюсь им с тобой. Потом вернёшься, расскажешь, полезен ли он.

— Как меня зовут? — Она прищурилась. — Фалинара, глава зелёного аспекта Этаризы. Бывшая глава.

Небо на мгновение потемнело, ветер вокруг стих, а листья на деревьях дрогнули, словно лес выдохнул вместе с ней. Ардолинн подалась впёрёд — волна тёплой зелёной энергии окутала её, мягко коснувшись кожи, и тут же растаяла.

— Нет, мои мысли тебе не прочесть, — добавила Фалинара, её голос стал твёрже. — Твоё тело не вместит столько силы. Да, теперь ты можешь читать мысли других. Но запомни, эта способность работает только в лесу, нигде в другом месте ты не сможешь читать чужие мысли. Чем гуще чаща, тем яснее видно мысли. А теперь — прощай. Удачной дороги. Жду тебя снова. Мне любопытно, как это изменит тебя.

Ардолинн сделала лёгкий поклон — глубже, чем требует вежливость. Это был не только жест уважения, но и скрытая попытка справиться с дрожью в коленях. Глаза её были настороженными. Внутри всё боролось: восхищение от новых сил — и неосознанный ужас перед тем, что теперь откроется перед ней.

***

До столицы оставалось два дня пути, но Ардолинн терзалась. Неожиданная встреча перекрыла все страхи от тайной миссии. Сейчас новый дар волновал её сильнее всего.

Настало именно то время, когда стоило последовать совету Эльриона и привести мысли в порядок. Она направилась к Сердцу Вод. Долгие дни провела она на берегу в одиночестве, пытаясь свыкнуться с мыслями о новом даре.

Немного осмыслив всю суть приобретённых сил, Ардолинн уже не считала дар благом. Она надеялась лишь, что его можно контролировать. Знать всё, что творится в чужих головах, ей не хотелось.

Эльфийка решила сразу не возвращаться в королевский дворец, когда доберётся до Аурониса. Видеть Эльриона она не могла, чувства к нему путались: любовь, что ещё недавно горела в сердце, столкнулась с его безжалостной тиранией. Ради высших идеалов она предала его. Но ведь он не только возлюбленный, он еще и король. Да и новые силы требовали тренировки.

Ардолинн медленно прошла меж двух древних меллиорнов, что служили воротами столицы, и замерла, затаив дыхание. Сердце эльфийского леса, как всегда, поражало гармонией и красотой.

Перед ней раскинулся Ауронис, словно выросший из самого леса. Узкие улочки вились меж домов, уходя в тень могучих деревьев. Их ветви, точно купол, укрывали город, пропуская мягкий свет и храня прохладу.

У самой земли раскинулись дома простых эльфов — лёгкие, изящные, сплетённые из тонких ветвей, будто лес сам укрыл их своими ладонями. Крыши, укрытые мхом и свежей листвой, сливались с травами и цветами, словно природа баюкала своих детей. Эти жилища дышали скромностью и естественной красотой, но в них не было той величавой торжественности, что царила выше.

Высоко, среди густых крон древних деревьев, располагались дома благородных эльфов. Могучие стволы служили прочными стенами, а толстые, живые ветви — надёжным полом. Переплетённые кроны образовывали естественные своды, укрывая от дождя и солнца. Почти у каждого дома была открытая терраса с резными перилами из светлого дерева, увитыми цветущими лианами, открывающая вид на город и лесные дали. Здесь изысканность сочеталась с природой, отражая утончённость обитателей.

Вдалеке высились каменные башни высоких домов, их силуэты напоминали горы — строгие, недосягаемые. Холодный камень, символ вечности, украшали золотые и серебряные узоры, витражи ловили свет, переливаясь богатством древних родов. Эти крепости принадлежали высоким домам, их статус охраняли традиции и стражи, недоступные простым эльфам.

Венчал столицу дворец эльфийского короля — самый высокий и величественный. Он повторял стиль высоких домов, но был богаче украшен: резьба по камню искрилась, а шпили терялись в кронах.

Воздух наполняла свежесть лесных трав и лёгкий аромат цветов, что цвели на балконах и в маленьких садах. Шелест листвы, пение птиц и звон колокольчиков, свисающих с ветвей, сливались в тихую мелодию. Здесь природа и искусство сплелись, а жизнь текла в гармонии с древними традициями и силой леса.

Ардолинн так долго жила во дворце, что, кроме короля, ни с кем не общалась. Друзей у неё не было, идти было некуда. Но теперь это оказалось преимуществом: мало кто знал её в лицо, и она могла незаметно практиковать свой дар на прохожих.

Посмотрев в лицо первого проходящего рядом эльфа, Ардолинн накрыла странная волна. Это были не звуки и не запахи – это были цвета. От эльфа исходила тёмно-серо-зелёная тревога, смешанная с серо-синим унынием, подёрнутым бурым.

Это и есть новая способность? – подумала она, нахмурившись. – Но тут нет мыслей, одни лишь цвета? Фалинара же отчётливо отвечала на мои мысли, а не эмоции.

Взгляды их столкнулись и в голове эльфийки зазвучали чужие, резкие слова:

- Не опоздать бы опять. Каждый день слишком похож на другой, я устал.

Мысли бессвязным потоком попадали в голову Ардолинн, она резко отдёрнула глаза в сторону, приводя в порядок дыхание. Даже обрывки чужих мыслей слышать было очень волнительно.

Несколько часов она вглядывалась в лица прохожих, улавливая их цвета. Преобладали тусклые, тёмные оттенки. Эльфы, спешившие мимо, несли в себе недовольство, печаль, одиночество. Светлые мысли встречались редко, очень редко…

Еда, украшения, наряды, дома — всё вызывало у них раздражение. Обрывки их мыслей тянули Ардолинн в уныние, и она уже не хотела продолжать.

Может, это только у простолюдинов так мрачно? — подумала она и направилась в квартал знатных эльфов, надеясь найти иное.

Но и там эмоции были тяжёлыми, мысли — жёсткие, резкие. Добрые чувства — о помощи, сострадании, заботе — встречались немного чаще, но их заглушал поток негатива.

К концу дня Ардолинн старалась избегать чужих взглядов, улавливая лишь цвета. Завидев яркие, она рисковала заглянуть в глаза, но разочарование настигало снова.

Тёплая янтарная благодарность оказывалась фальшивой, либо за неблаговидные дела. Рубиново-красная любовь была к любовнице, а причина бархатно-сливового наслаждения вызвала у Ардолинн отвращение. Лазурно-розовый восторг одного эльфа, как оказалось, родился из унижения другого за низкое происхождение, и его злорадство резануло Ардолинн, как шип.

Возможно, сегодня просто неудачный день, уговаривала себя Ардолинн, стараясь не поддаваться унынию. Надо дать им шанс, понаблюдать ещё, убеждала она себя.

Но следующие дни лишь глубже вгоняли её в печаль. Вера в добро таяла, как утренний туман. Тусклые оттенки будто впитывались в неё, как осенний дождь в одежду — тяжело, липко, безысходно. Её собственная аура, казалось, меркла под этим грузом.

Последние часы она бродила по улицам без цели, уже всерьёз намереваясь вернуться во дворец, когда её окликнули:

— Ардолинн, ты ли это? — Голос был мягким, но звонким. Высокий эльф с длинными светлыми волосами, сияющими на солнце, смотрел на неё с теплотой. — Что привело тебя в эту часть Аурониса?

Сердце эльфийки сжалось от радости, она узнала его – это был Иллиан. Один из эльфов первого высокого дома. Пока Ардолинн из дома не забрал король, они часто общались и даже дружили. Иллиан учил её делать лечебные эликсиры и искать лекарские травы.

Сердце эльфийки дрогнуло от радости. Иллиан. Один из эльфов первого высокого дома. Когда-то, до дворца, они были близки: он учил её варить эликсиры, искать целебные травы. Эльф был одним из немногих из высоких домов, кто вёл себя не высокомерно, помогал нуждающимся и не брал за это плату. Истинный наследник идей Фолиандреля. Его льняной халат, простой, светлый и безупречно чистый, колыхался при каждом его движении, лёгком, почти бесшумном.

Ардолинн взглянула на него, и её окутала тёплая и спокойная волна. Цвета его ауры — чистые, яркие — были такими, каких она ещё не видела: матовая сине-зелёная волна спокойствия, глубокий синий океан уверенности, бело-золотое благородство и светло-оливковая забота. Она упивалась этим теплом, но не решалась встретиться с ним взглядом, боясь разрушить хрупкую надежду.

Впервые за несколько дней сердце дрогнуло — не от тревоги, а от чего-то знакомого, доброго. Это был тот самый свет, в который она всегда верила. Пауза затянулась. Ардолинн мотнула головой, выныривая из оцепенения, и воскликнула:

— Дорогой Иллиан, как я рада тебя видеть! — Её голос дрогнул от облегчения. — Я… просто гуляю.

— Гуляешь? — Он прищурился, в его глазах мелькнуло недоверие. — Одна, вдали от дворца? Вид у тебя усталый, одежда пыльная, будто после долгой дороги, — он вздохнул с немым укором и закончил. — Пойдём, отдохнёшь, переоденешься. Расскажешь, если захочешь. Лекарь ведь он как деревья – слушает, понимает, но молчит.

От Иллиана исходил лишь тёплый абрикосовый свет дружелюбия. Ардолинн кивнула, соглашаясь. Они направились к первому высокому дому — туда, откуда она ушла так много лет назад.

По дороге Иллиан болтал, не умолкая, несмотря на её односложные ответы. Она мягко намекала, что не готова к беседам, но его это не останавливало.

— Представляешь, Лихласа отправили в Тагбабару с какой-то особой миссией, — говорил он, шагая лёгкой походкой. — Говорят, он там надолго. Приходил первый советник короля, искал замену Лихласу, на время отсутствия. Никто не согласился. Я так и сказал: “Я лекарь, а не глава”. Он от меня и отстал.

Ардолинн пересилила себя и взглянула Иллиану в глаза, опасаясь уловить интриги или скрытые мотивы. Но его мысли совпадали со словами. Его цвет сиял светло-зелёным с кремовым оттенком простоты. Она выдохнула, вслушиваясь дальше в его слова.

— Слышал, король разрешил оркам пройти через наши земли на восток, — продолжал Иллиан, оглянувшись на отставшую Ардолинн. — Не ожидал от него такой доброты. Очень хороший поступок, в духе учения Фолиандреля. Если слухи правы, да хранит его лес долгие годы. Всем надо помогать, в этом наша цель.

Цвета простоты перетекали в пастельно-жёлтую с дымкой персика наивность, но Ардолинн это лишь нравилось. Эльфийка улыбнулась — эти цвета грели, как солнечный свет.

— Кстати о помощи. Я создал самое мощное исцеляющее зелье, — оживился он. — Одна капля лечит любые раны, даже старые, гниющие. Любая хворь уходит, если принять всего лишь одну каплю этого эликсира. Но готовить его — целая вечность. Как я дошёл до такого состава сам не понял. Добавлял травы, корешки, пробовал на зверях, пока не получилось.

Его аура вспыхнула светло-жёлто-белой искренностью и лазурно-розовым восторгом. Он явно гордился своим трудом. Ардолинн смотрела на него, чувствуя редкое умиротворение.

— Хорошо, что я всё записываю, — добавил он. — Ни один ингредиент не забуду и вес всегда будет верный. Попутно создал и другие лекарства: от кашля, жара, боли. Я всё записал и теперь смогу лечить ещё лучше.

— А зачем другие лекарства, если твой чудо-эликсир лечит все болезни? — беззлобно подколола его Ардолинн.

— Моего главного зелья на всех не хватит, — вздохнул он. — Травы собирать надо в определённые дни, месяцы. Пока ждёшь одни, другие вянут. Но с ним мне даже самые страшные болезни не страшны. Я думаю, он способен вылечить даже смертельные раны, — Иллиан нахмурился и негромко всхлипнул. — Вот только названия я не придумал. Хочется чего-то светлого, возвышенного. Если придумаешь, скажи, а то я всю голову уже сломал.

Его аура подёрнулась тёмно-серо-зелёной тревогой, но даже она не казалась мрачной. Ардолинн начала понимать: от благородного эльфа даже тёмные эмоции оставались чистыми, тогда как светлые чувства злых или равнодушных тускнели. Это стоило изучить.

К этому моменту они дошли до первого высокого дома и уже стояли на пороге. Иллиан приглашающе кивнул на порог, но Ардолинн покачала головой.

— Я обязательно попробую придумать название твоему зелью, Иллиан, — сказала она, тепло улыбнувшись. — Даже твои простые разговоры помогли моим душевным ранам затянуться. Ты настоящий лекарь.

Тень печали скользнула по её лицу, голос дрогнул:

— Но я не могу войти. Закон запрещает. Мне пора возвращаться во дворец. Эльрион ждёт. Прости, что совсем позабыла старых друзей. Я постараюсь поскорее выбраться и подольше с тобой поболтать. А сейчас… мне пора.

Она кивнула, махнула рукой и отвернулась. Но не выдержала и обняла Иллиана, на несколько мгновений уткнувшись в его плечо. Он мягко погладил её по голове.

Выдохнув, будто перед тяжёлым поединком, Ардолинн направилась во дворец.

Показать полностью
[моё] Городское фэнтези Авторский мир Еще пишется Роман Серия Текст Длиннопост
0
2
DeN.TaN
7 дней назад
Серия Ривалдис: Владыки

Глава 22. Валораз и глава красного аспекта⁠⁠

Начало цикла книг, по увлекательному и жестокому миру Ривалдиса.

Тут нет боярок, попаданцев, элементов РПГ или гаремников. Только натуральное эпичное фэнтези с интригами, войнами, предательствами и огромным проработанным миром с его атмосферой и ЛОРом.

Кому удобно, можете читать на сайте автор.тудей. Вот ссылка - https://author.today/work/480964

Книга бесплатная и тут и там. Дело не в трафике, а удобстве. Плюс на АТ есть карта и иллюстрации по книге.

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10

Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19

Глава 20 Глава 21 Глава 22

После того как Вирнерион улетел, Валораза захлестнула волна унижения. Он вновь ощутил себя несмышлёным юнцом, которого совершенно справедливо отчитали. За последние месяцы, напитанный безмерной силой и уверенный в своём праве править всем Ривалдисом, чёрный дракон почти забыл, каково это — быть самым младшим. Хотя, по сути, он и оставался им — лишь чуть более закалённым, но так и не повзрослевшим.

Рассчитывать на синий аспект не приходилось. Вирнерион чётко дал понять: страха недостаточно. Единственный рычаг, оставшийся сейчас у Валораза, и правда был страх. Он мог держать драконов в подчинении, но не в преданности. Их повиновение действовало бы лишь под его прямым контролем, и то недолго.

С зелёными тоже всё было неясно. Фалинара ушла, оставив после себя… Валораз напряг память, пытаясь вспомнить имя того, с кем она его знакомила. Пустота. Как ни пытался, не мог выудить из головы ни звука.

— Я даже имени его не помню… — выдохнул он с горечью, и от злости сильно топнул задней лапой по вершине горы. — Как тут можно требовать беспрекословного подчинения?

Оставался лишь красный аспект. Единственный, на кого он ещё мог надеяться. Калитраза всегда верно служила его братьям. Она же приходила тогда, докладывала о поиске оставшихся жёлтых драконов.

Но… о чём же она говорила?

Память вновь подвела — он слишком увлёкся библиотекой, упустив суть доклада.

— Но она выполнила приказ, — жёстко напомнил себе Валораз. — Без споров, без сомнений.

С ней непременно стоит поговорить. Возможно, она сможет пролить свет на настроения других драконов. Надо понять, что на самом деле творится на острове.

Закончив долгие размышления, чёрный дракон наконец нащупал следующий шаг. Плана как такового не было. Но ему отчаянно хотелось верить, что каждое его действие — часть великой, выверенной стратегии, а не очередное импульсивное решение.

Оттолкнувшись от скалы, Валораз через минуту уже приземлился на другой вершине — горе, объятой жаром и густым паром, поднимающимся из её недр. Неуверенный, что его заметили, он несколько раз с силой ударил хвостом по каменистой поверхности — тяжёлые, гулкие удары, призывающие хозяйку этой горы.

Ждать пришлось недолго. Калитраза откликнулась на зов быстро. Её появление резко контрастировало с визитом Вирнериона: там — холод и раздражение, здесь — верность и преданность. Она вышла из клубов пара твёрдой, чёткой походкой, вся её осанка говорила о готовности исполнить любой приказ.

Но Валораз уже не собирался посылать кого-то в Астратор. Он принял ядовитую, но неоспоримую критику главы синего аспекта — рисковать оставшимися драконами было нельзя.

— Приветствую тебя, Владыка, — с покорной теплотой выдохнула Калитраза, слегка склонив голову. — Какие будут приказания?

— И я приветствую тебя, могучая хозяйка красной горы. Я прилетел просто… поговорить, — ответил Валораз, слегка запнувшись.

— Поговорить? — Калитраза удивлённо приподняла чешуйчатые брови. — Надеюсь, никто из моей стаи не сделал ничего неподобающего? Или вновь требуется контроль над землями, где были сброшены жёлтые драконы?

— Кстати, о жёлтых… — нахмурился Валораз. — Чем завершился последний поиск?

Калитраза удивилась ещё больше.

— Я же докладывала сразу, как вернулся Караг. Он обнаружил лишь немногие тела, разбившиеся при падении. Остальные либо спрятались, либо исчезли. Живых не нашли. Хочешь, чтобы мы ещё раз прочесали окрестности?

Сначала исчезли тела чёрных, теперь, возможно, живые жёлтые. Что-то здесь не так. В этом стоит разобраться немедленно… Эх, ну почему же я сразу не придал этому значения и не слушал Калитразу?

Неизвестно, как отреагируют на его приказы другие драконы. Выдавать свои планы нельзя никому. Если и использовать кого-то, то лишь вслепую, доверяя лишь часть замысла.

— Да, — твёрдо сказал он. — Необходимо разыскать остатки жёлтых, живыми или мёртвыми — мне неважно. Главное — подтвердить, что они не покинули эти земли. С последнего облёта прошло слишком много времени. Нужен постоянный надзор.

Он не успел договорить: сбоку приземлился ещё один красный дракон. Молодой — это сразу выдавала ярко-алая чешуя. Быстрым шагом он подошёл и, не дав Валоразу высказать раздражение, поспешно заговорил:

— Прошу прощения, великий Валораз, неутомимая Калитраза, — поклонился он. — Я случайно услышал ваш разговор и желаю помочь. Позвольте мне патрулировать земли жёлтых, окажите такую честь. Пусть я молод, но во мне много сил, я быстр, зорок, и бушующий внутри меня огонь не уступит большинству красных драконов.

— Кто ты? Я не видел тебя прежде, — благожелательно, без злости спросил Валораз. Перед ним стоял не хитрец и не интриган, подслушивающий разговор ради выгоды и новых козней, а юнец, отчаянно желающий проявить себя и выслужиться.

— Это Визарезар, Владыка, — вмешалась Калитраза. — Самый молодой дракон красной стаи, как и вы… — она осеклась, но быстро продолжила: — Прошёл посвящение всего несколько лет назад. Проявил храбрость в бою с захватчиками. Не самый сильный дракон нашей стаи, но и не слаб. За такое грубое нарушение приватности нашего разговора я накажу его, но выполнить поручение ему и впрямь по силам.

Пасть Визарезара расплылась в ухмылке, но он тут же спрятал её, стараясь сохранить серьёзность под оценивающим взглядом Валораза. И замер в ожидании.

— Хорошо, — наконец кивнул чёрный дракон. — Отправляйся в Церерукку. Облети её вдоль и поперёк, но найди следы жёлтых драконов. Летай каждый день, пока не раздобудешь информацию. Докладывать будешь мне лично.

Он умолк, устремив взгляд на Калитразу. Её молчаливое согласие было важно — Визарезар принадлежал к красному аспекту и формально Валоразу не подчинялся. Чёрный дракон понимал: именно её реакция определит, какими станут их отношения. Сможет ли он доверять ей? Или всё сведётся к сухим, официальным взаимодействиям, как с остальными главами аспектов?

Он отчаянно нуждался хотя бы в одном союзнике среди глав, и это волнение читалось в его взгляде, обращённом к Калитразе.

Что именно на неё подействовало — то ли этот взгляд, полный скрытой мольбы, то ли врождённая преданность чёрным драконам — осталось неясным. Но она молча кивнула Визарезару и взмахом хвоста дала знак покинуть вершину, оставив их наедине.

Валораз с облегчением выдохнул. У него ещё оставались те, кому можно доверять. Значит, нужно было использовать это — и попытаться выведать у Калитразы как можно больше.

— Калитраза, какие вообще настроения у драконов? — начал он и запнулся. — Многие… многие меня ненавидят за то, как я поступил с жёлтым аспектом? Кто сейчас управляет стаями? Или все стараются выжить сами по себе?

Он ожидал сурового ответа, раздражения — может, даже холодной отчуждённости. Но на лице красной драконицы появилось странное выражение: сперва лёгкое удивление, потом — едва заметная, тёплая улыбка. Не насмешливая, не жестокая — скорее заботливая. Как будто она увидела в нём не предводителя, а растерянного и испуганного мальчишку.

— Я и позабыла за всей твоей мощью, что ты всего лишь юный, неопытный мальчишка, — мягко произнесла она. — Я ведь знала тебя с самого рождения… А теперь ты уже вот какой стал большой.

Юный. Мальчишка. Слова кольнули самолюбие, но он не подал виду. Валораз вспомнил, как Калитраза учила его управлять внутренним пламенем — концентрировать, обуздывать, направлять. Теперь она учила другому — искусству правления.

— Править тебе ещё рано. Возможно, научишься. А может — это вообще не твоё, — продолжила она.

Как легко она бросает такие слова. Он вглядывался в её лицо, пытаясь уловить намёк на насмешку. Но не увидел ничего — только спокойную, безжалостную прямоту.

— С момента войны прошло уже два Дракура — собрания всех аспектов. На первом же Вирнерион взял управление в свои руки. Он пытался восстановить порядок, организовал лечение раненых. Почти все выжившие были изувечены — одни легко, другие тяжело.

Вот о чём Вирнерион мне говорил. Вот за что упрекал. Пока я утопал в древних книгах и жалости к себе, он собирал стаю. Он помогал им выжить.

— Он организовал два перелёта всей стаи к полю битвы, надеясь отыскать ещё живых драконов, — голос Калитразы прозвучал тихо, но чётко. — В той битве он потерял жену и сына — и не знал, что с ними стало. Он нашёл их… искорёженных, переломанных, бездыханных.

Она сделала паузу, её крылья нервно подрагивали.

— Но благодаря этим полётам удалось спасти десяток тяжелораненых. Шестеро выжили. Остальные — нет. Эллария… старая золотая Эллария была ещё жива, когда мы прилетели. Но мы не успели. Прилетели слишком поздно, — закончила она почти шёпотом. Из её ноздрей вырвались две тонкие струйки дыма — тяжёлый, горький вздох.

Валораз тоже не выдержал — из его груди вырвался приглушённый рёв. Грудь сдавило, словно стальной цепью его собственных ошибок.

Они пытались меня остановить. Там, на поле. Я не слушал. Мне нужна была месть, кара. Я хотел уничтожать предателей, а надо было спасать выживших. Если бы я послушал… если бы… Может быть, Эллария была бы жива. Может быть, хоть кто-то из золотых выжил бы. Я мог оставить в живых весь жёлтый аспект, покарав лишь Церрука. Только его. Но нет. Я позволил ярости ослепить себя. Вместе со стаей мы могли забрать тела чёрных драконов, предать их земле с почестями, достойными такого древнего рода.

А Вирнерион? Он не просто искал родных. Он спасал других. Он стал тем, кем должен был стать я.

— Ещё одно решение Вирнериона спасло нам жизни: он приказал всей стае лететь в Астратор. Там мы столкнулись с остатками вражеской армии. Маленький отряд погиб бы сразу, но объединёнными силами мы победили, получив лишь незначительные раны. Тебя же тогда не было. Ни в Астраторе, ни на Дракурах.

А я… Я хотел отправить туда лишь малую часть синего аспекта. И они бы погибли. Как же он был прав… и как больно это признавать.

Одна ошибка за другой. Не слишком ли много промахов для “Владыки” за столь короткое время? — с горькой усмешкой спросил Валораз сам у себя.

— Синие и зелёные, а с ними часть моей стаи, признали власть Вирнериона. — Калитраза склонила голову, её чешуя тускло блеснула в свете угасающего дня. — Красные же, как ты знаешь, присягнули чёрным драконам ещё много поколений назад. Мы признаём лишь вас истинными владыками. Моя стая поддержит тебя, я уверена. — Её глаза сузились, голос стал твёрже. — Но для этого ты должен стать настоящим повелителем Драконьего острова.

Валораз стиснул когти, впиваясь ими в каменный уступ.

— Синие всегда были себе на уме, — продолжила Калитраза, её хвост медленно качнулся, словно отгоняя назойливую мысль. — Ищут выгоду. Верны лишь главе своего аспекта. С зелёными сложнее. Фалинару я знала сотни лет, а вот Ларизаал… — Она чуть скривилась, будто имя оставило горький привкус. — Видела его пару раз: на Дракуре и позже, когда искали раненых. Кажется, он предан Вирнериону, но… — Она замолчала, её взгляд скользнул к горизонту. — Есть в нём что-то скользкое, как сладкий яд. Будь с ним осторожен.

Валораз сжал челюсть. Её слова звучали как поддержка, но это “должен стать” царапало, словно шип в подбрюшье. Он выдохнул, пар клубами вырвался из пасти. В делах власти он и правда был пока птенец.

— Твоя расправа над жёлтыми… — Калитраза прищурилась, её голос стал ниже, почти рычащим. — Она оттолкнула многих. Они боятся тебя. Твоей… непредсказуемости. Жестокости. Безжалостности.

— Разлом в Резегеше показал всем, какая сила в тебе скрыта. — Она шагнула ближе, когти царапнули камень. — И насколько она разрушительна. В тот день в тебе бушевала ярость… необузданная. Даже союзники испугались.

Валораз опустил голову, крылья чуть поникли.

Я не был безжалостен, я был слеп, глуп и опрометчив… Если бы я умер тогда, на поле битвы... может, всем было бы проще.

Он мотнул головой, отгоняя мысль.

— Ты слишком молод, — продолжила Калитраза, её голос смягчился, но остался твёрдым. — Неопытен. Синие и зелёные видят в тебе угрозу, а не лидера. Даже с поддержкой моей стаи удержать остров будет трудно. Нас меньшинство. — Она продолжила более медленно. — Если бы Фалинара осталась… всё могло быть иначе.

Валораз сглотнул, горло сдавило.

Я даже не попытался её остановить. Просто отвернулся. Возможно, ещё есть шанс всё исправить?

— Ты знаешь, где она? — Он выпрямился, крылья чуть расправились. — Я попробую поговорить с ней. Уговорить вернуться.

— Это лишено смысла. — Калитраза резко мотнула головой, чешуя звякнула. — Она не вернётся. Я не скажу, куда она направилась. Не хочу причинять ей больше боли.

Ай да правитель. Ай да Владыка. Мне прямо говорят, что это не моего ума дело… Может, стоит уже перестать пытаться стать хорошим правителем? Отбросить всё напускное и заняться тем, что у меня действительно получается? Подчинять.

Проглотив обиду, Валораз решил, наконец, спросить, что волновало его уже давно и из-за чего он изначально летел к Вирнериону.

— Ты упоминала полёты в Астратор. На поле битвы. — Он скосил взгляд на Калитразу. — Видела там тела погибших чёрных драконов? И черепах?

— Конечно. — Калитраза нахмурилась, её глаза сузились, будто вглядываясь в прошлое. — Они лежали там, где пали. — Она коротко усмехнулась, но в голосе не было веселья. — А куда им деться? Испариться?

— Я был там. Несколько дней назад. — Валораз выпрямился, голос стал твёрже. — Ни одного тела. Кто-то унёс их. Зачем — не знаю. Но у кого-то хватило сил. И наглости.

Калитраза застыла. Её взгляд метнулся в сторону, когти впились в камень. Она молчала, обдумывая варианты, и с каждым мигом её морда мрачнела.

— Чешуя чёрных драконов — самое крепкое, что есть в Ривалдисе. — Она медленно выдохнула, пар клубами растворился в воздухе. — Её ничто не пробьёт.

— Лишь изначальная мощь Ультразы, — хрипло вставил Валораз. Память о павшем аспекте резанула, как коготь по сердцу.

Калитраза склонила голову, её чешуя тускло сверкнула в отсветах вулкана, выражая молчаливое согласие и тень сочувствия.

— Возможно, кому-то понадобилась их чешуя, — продолжила она, её голос понизился, стал глубже, словно дым над жерлом. — Армия со щитами из чёрной брони? Ни на что, кроме щитов она будет непригодна. Чешуя непригодна для переплавки. Ни одно пламя мира не справится.

Она кивнула на дымящееся жерло внизу, где лава бурлила, как живое сердце.

— Даже жар нашего вулкана не трогает броню красных драконов. А твоя чешуя, Валораз, — её взгляд скользнул по его массивным бокам, — прочнее нашей. И крупнее. Если кто-то и правда задумал использовать тела для брони… — Она замолчала, когти слегка сжались. — Не знаю ни одной расы, что осмелилась бы на такое. Расплата за это была бы ужасной.

Калитраза мотнула головой, отгоняя мрачную мысль, и перешла к новой.

— Помнишь, я говорила про остатки армии в Астраторе? — Её хвост нервно дёрнулся. — Возможно, мы перебили не всех захватчиков. Их силы, их способности… мне они неизвестны. Что, если это они унесли тела? Для экспериментов. Изучения слабостей. Или какого-то безумия.

— А хотя, — её глаза сузились до тонких щёлочек, из пасти вырвался короткий сгусток пламени, шипящий, как её гнев. — Что тебе известно о Ксал’Аре? — резко спросила она, вперив взгляд в Валораза.

Валораз, будто ученик перед строгим наставником, тут же заговорил, он совсем недавно видел упоминание этой части Ривалдиса:

— Ксал’Ар — остров, как Этариза, в Сердце Вод. Севернее нашего. Небольшой. Там живут магические сущности, двуногие, невысокие, похожие на людей. В дела мира не вмешиваются, остров не покидают, ни с кем не контактируют. О них мало что известно, только слухи о каких-то магических способностях. — Он нахмурился, перебирая обрывочные знания. — Но даже тот, кто это записывал, сомневался. Так при чём тут Ксал’Ар?

Валораз выжидательно уставился на Калитразу. Красная дракониха тяжело выдохнула, её морда исказилась от разочарования.

— «Двуногие и невысокие», — передразнила она, фыркнув. — Кто только такую чушь записывал? Основы надо знать! Ксал’Ар — обитель магов, вторая сила Ривалдиса после драконов. — Её голос стал жёстче. — А теперь, возможно, и первая. Лишь у тебя достаточно силы чтобы попытаться их сдержать.

Она помедлила, взгляд затуманился, словно она видела далёкое прошлое.

— В давние времена, ещё до моего рождения, сама Ультраза не смогла пробить магический барьер Ксал’Ара. Мы воевали с ними за власть. Но потом всё успокоилось. Заключили перемирие. Маги жили на своём острове, редко покидая его. По договору, о каждом их визите в мир уведомлялся глава чёрных драконов. Он следил, чтобы они не рвались к власти. — Она нахмурилась. — А как было на самом деле последние сотни лет — неизвестно. Одно ясно: Ксал’Ар — магическая крепость. Неприступная. С падением Ультразы, чёрного аспекта и ослаблением драконов… боюсь, их уже ничто не удержит на острове.

— Прекрасно. Я не могу навести порядок даже на Этаризе, а тут ещё конкуренты на мировое господство. Хорошо хоть, этих можно сжигать. —Валораз хмыкнул, кровожадная усмешка искривила его пасть.

— Так ты думаешь, тела забрали маги с Ксал’Ара? — спросил он, прищурившись.

— Не знаю точно. — Калитраза качнула головой, её чешуя звякнула. — У них хватило бы сил. Но мотивы? Непонятны. Зачем им все тела? Для изучения хватило бы пары. И черепахи туда же.

— Возможно, стоит наведаться туда. Выяснить. — Валораз расправил крылья, голос звенел упрямством.

— Ты совсем меня не слушаешь? — рявкнула Калитраза, её хвост хлестнул по камню. — Магический барьер! Даже Ультраза не пробила его. А в тебе — лишь часть её силы.

— Я всё равно слетаю, — отрезал Валораз, его глаза горели. — Должен увидеть сам.

Он помедлил, затем голос его стал тише, но твёрже:

— Ещё вопрос. Если Хаосраптор, подчинивший разум Ультразы, был изначальным… не видела ли ты в той армии в Астраторе его потомков? Маленьких хаосрапторов?

Калитраза вздрогнула, зрачки расширились, словно от удара.

— Потомков Хаосраптора? — Её голос дрогнул, пар вырвался из пасти. — Убереги нас пламя от его мелюзги… С чего ты взял, что эта тварь не единственная?

— Надеюсь, он был один. И сдох от ран Ультразы. — Валораз сжал челюсть. — Но я хочу быть готов ко всему. Даже к невозможному. — Он сделал паузу, затем добавил: — И последнее. Слышала ли ты о пророчестве — о Белом драконе, равном богам, и избранном смертном?

Калитраза громко расхохоталась, её смех эхом отразился от скал.

— Пророчество? — Она фыркнула, крылья дрогнули. — Сказка, которой пугают детей. Белые драконы могут появиться в любой стае, очень редко. Но это больные драконы. Они умирают, не успев получить даже имя. — Её голос стал насмешливым, но глаза оставались серьёзными.

— Белый дракон — бракованный дракон, так у нас говорят. Чтобы стать равным богам, ему сперва надо хоть немного пожить. Пока они становятся равными лишь на небесах. Не забивай голову чепухой. Она не поможет тебе стать истинным правителем Этаризы и всего Ривалдиса. Тебе следует сконцентрироваться на более практичных вещах. Лучше учись править. И изучи мир, которым хочешь править.

Она развернулась, расправляя крылья, чешуя сверкнула в отсветах лавы.

— Прощай, Валораз.

Но едва она оттолкнулась от земли, его голос догнал её:

— Передай Визарезару: просто наблюдать.

Глава красного аспекта довольно кивнула. Уголки её пасти дрогнули в лёгкой ухмылке. Этот юный чёрный дракон не совсем безнадёжен, возможно из него и вырастет что-то путное.

Показать полностью
[моё] Фэнтези Темное фэнтези Авторский мир Еще пишется Городское фэнтези Текст Длиннопост
0
111
DariaKarga
DariaKarga
7 дней назад
CreepyStory
Серия Отдел №0

Отдел № 0 - Труженск⁠⁠

Отдел № 0 - Труженск Сверхъестественное, Городское фэнтези, Авторский рассказ, CreepyStory, Проза, Ужасы, Ужас, Тайны, СССР, Альтернативная история, Мат, Длиннопост

Мышь шла последней. Так было спокойнее.

Позади был только лес и дружелюбный старичок. Спереди нестройной змейкой маячила команда, виднелась спина Грифа, а значит, мир был под контролем.

Гриф, разумеется, шел первым. Мир мог рухнуть, небо — вспыхнуть, но Гриф шел первым. Потому что знал дорогу. Или делал вид, что знает.

Мышь смотрела ему в спину и думала, сколько еще он так выдержит. И что будет, если не выдержит. А еще, что за ним как-то легче дышать, и в этом есть что-то необъяснимо притягательное, от чего ей становилось тепло и тревожно одновременно. Она сжала кулаки, чтобы тонкие ногти отрезвляюще впились в ладонь.

«Ну вот, опять. Понесло, как девку на сеновале», — подумала она раздраженно одергивая себя и перевела взгляд на остальных.

Киса держала Кешу под локоть. Ненавязчиво — так, чтобы тот мог делать вид, что просто идет рядом. Киса вообще умела держать людей на плаву. И Кеша радостно хватался за эту возможность, всем видом показывая, что это он помогает даме на каблуках передвигаться по лесу, а не она волочит его полуобморочное тело на своем горбу. Он старался шагать уверенно, но пальцы дрожали, а дыхание было слишком частым. Мышь это видела. Киса — чувствовала.

Иногда Мыши казалось, что Киса устроена иначе. Там, где у обычных людей располагались внутренние тормоза, комплексы и границы, у нее были оголенные провода. Ни стыда, ни страха, ни этого глупого щемящего «а что подумают люди».

Мышь невольно задумалась, как та занимается сексом. В целом, это была самая логичная мысль для любого, кто смотрел на Кису. Получалось громко, с удовольствием и без дурацких шторок на окнах. Мышь даже покраснела немного. Не от картинки, а от мысли, что завидует. Не тому даже, что у Кисы явно чаще, а тому, как она умеет не прятаться.

Мышь таких как она раньше близко не знала. А кого знала — осуждала. Ее всю жизнь учили быть тихой. Не мешать. Не лезть. Не выпячиваться. А потом она познакомилась с Кисой и ее мир стал чуть шире и ярче.

Когда-то давно после одного из первых боевых заданий Мышь сидела в душевой на кафеле и не могла встать. Ни горячая вода, ни мыло не помогали. Она просто дрожала и смотрела в пол. Все тогда решили, что ей лучше не мешать. А Киса решила, что самое время освежиться и споткнулась о скрюченную на полу Мышь. Села рядом — голая, как была. Подсунула руку под шею, отскребла Мышиное тело от пола и усадила к себе на колени.

— Хочешь, я тебе колыбельную спою?

Мышь только всхлипнула. А Киса запела что-то про мента с попом. Песня была на редкость похабная и глупая, но Мышь вдруг поняла, что дышит. И что даже немного смешно.

С тех пор Мышь знала — Кису надо держать обеими руками. И никому не отдавать.

Дорога петляла меж сосен, спускалась к ручью, пересекала небольшой мостик. Где-то вдоль тропы пыжились в рост лопухи, на другой стороне — шелестел овес.

Шалом слушал, считал, записывал во внутренний бортовой журнал. Мир, землю, воздух. Он редко думал словами. У него внутри были не мысли, а формулы, чертежи, регламенты. Если бы его разбудили посреди ночи, он бы не выругался — он бы проверил, сколько пуль в пистолете осталось после расстрела смельчака на месте.

Мышь с ним не спорила. Вообще. Никогда. Даже если он говорил, что луна сегодня на два градуса левее, чем положено. Он точно знал, где ей быть. И если что-то не сходилось — это были проблемы луны.

Если бы Мышь падала в пропасть и могла крикнуть только одному из команды, она бы крикнула ему. Потому что он бы точно рассчитал траекторию, угол падения, плотность воздуха и поймал бы.

Олеся мягко шла рядом, думая о чем-то своем. Раньше такое соседство настораживало Мышь. Подменыш, хтонь, подарок с сюрпризом. А сейчас — почти привычка. Как мокрое пятно на потолке: вроде стремно, а вроде живем же.

Иногда Мышь ловила себя на том, что спрашивает у Олеси мнение. Или просто взглядом сверяется. И в эти моменты становилось немного не по себе.

Но потом видела, как Олеся незаметно пододвигает кружку Кеши, чтобы тот не пролил. Или как она смотрит на Кису — как на редкую книгу в витрине, вроде и не полезешь, но глаз приятно радует.

Мышь все еще не доверяла Олесе. Но по каким-то своим причинам ей доверял Гриф, и этого было достаточно.

Город появился перед ними как-то буднично, без пережеванных искажениями улиц, криков о помощи и стонов ужаса. Просто тропа стала улицей, только теперь по обеим сторонам стояли дома.

«Он всегда тут был, — мелькнуло у Мыши. — Карты соврали. Быть не может, чтобы его тут не было».

Никаких ворот, охраны или КПП на худой конец — просто одинокий покосившийся знак у обочины, на котором облупленной краской значилось:

«Труженск. Основан трудом. Сохраняется верой».

Дома выглядели по-разному: кое-где двухэтажные бараки наспех замазанные штукатуркой, где-то свежевыкрашенные пятиэтажки, порой — врезанные в землю самостройные конструкции. Окна все одинаково занавешены кружевом.

— Прекрасно, — хмыкнул Шалом. — Осталось флаг пронести и хором что-нибудь спеть.

Кое-где прямо посреди улицы росли грядки. Капуста, свекла, чеснок. Один двор был превращен в мини-огороды и разбит на квадраты, с номерками, как в морге. В каждом — отдельная культура с аккуратной деревянной табличкой.

— Это узел? — тихо спросил Кеша.

— Узел, — отозвался Гриф. — Не пизди и не отставай.

Они шли по улице. Все вокруг было в порядке. Подоконники были уставлены рассадой. Подъезды отчищены щеткой и хлоркой. На лавках сидели старики с вышитыми на рубашках звездами, ликами, крестами. Кто-то чинил мотоблок, кто-то точил косу. Над всем этим — репродуктор на столбе, из него:

«В поте лица ты будешь есть хлеб твой…Во имя Господа и Родины!»

— Странно, — пробормотал Шалом. — Я ожидал чего-то повнушительнее, а тут колхоз.

Мышь кивнула, хотя и не услышала его слов.

В окне напротив кто-то подвязывал помидоры. На балконе второго этажа сушилось белье вперемешку с церковными платками и пионерскими галстуками. Во дворе кряхтел мужик лет сорока — точил топорик и бурчал себе под нос:

«… На земле плодородной, как в городе советском.

Хлеб наш насущный дай нам днесь от семян огорода нашего, кровью да потом политых.

И прости нам слабости наши, как мы прощаем перегибы на местах.

И не введи нас во искушение праздного быта, но избавь нас от пустоты буржуазного духа.

Ибо Твое есть царство, сила и коммунистическая слава в рамках пятилетки и во веки веков.

Аминь, товарищи».

Он с удовлетворением пробормотал последнюю строчку, плюнул через левое плечо и перекрестился широким, размашистым крестом, в котором как-то мирно уживались и вера, и партийная выправка. А потом заметил их.

— О, товарищи! А вы чего ж это? Без доклада, без знамени, прямо так — с лесу и в сердца трудового коллектива?

Он вытер руки о засаленный фартук, встряхнулся и добавил:

— Ну, ежели уж пришли — добро пожаловать. У нас тут все по уставу, с любовью и послушанием. Вам к Первосекретарю Храма Труда Андрею явиться надо. Он вас уж давно ждал. Только не пугайтесь, он нынче в пророческом благоденствии, может не сразу реагировать.

Он кивнул, поднял палец к небу то ли в знак особой важности события, то ли просто прицелился в очередную строчку любимой молитвы, и махнул рукой в неопределенном направлении.

— Туда, товарищи! По указателям прямиком в храм Труда и Веры. Не задерживайтесь, медлительность — это грех!

Они шли в сторону, куда указал мужик с молитвой, и город щетинился на них речевками из репродукторов и лозунгами на стенах:
«Душу и тело — в общее дело!»
«Кто не работает — тот не увидит Господа»
«Всякий, кто потеет во имя Господа и Родины, не умрет зря»

— Ну вот, началось, — пробормотал Шалом. — Секта строителей Царствия Небесного на крови и костях.

Киса только усмехнулась и поправила волосы. На фоне местных, застегнутых на все пуговички, она выделялась, как пятно крови на простыне после первой брачной ночи — вроде и глаз не отвести, но как-то стыдно. Каблуки резко цокали по плитке, леггинсы облегали совсем не по православному, а вырез открывал больше, чем могла бы позволить себе любая честная труженица в этом городе.

Мышь почти физически чувствовала, как на них смотрят: из-за штор, из окон, с лавок, из кустов малины таращились любопытные взгляды. У лавки, где местные мужики в спецовках обсуждали станки и шестеренки, воцарилась тишина. Один даже снял кепку — как при виде чуда.

Мышь краем глаза заметила, как одна из женщин с ребенком на руках медленно перестала его качать. Просто замерла и смотрела со смесью удивления, неловкости, зависти и тоски. Как если бы баба из глухой деревни увидела открытку с моря — красиво, да не про нее.

А Киса шла, будто все это — естественный ход вещей. Она не бросала вызов. Просто была собой. И это раздражало Мышь больше всего.

Мышь почувствовала, как защемило в груди, где-то у солнечного сплетения. Ей бы хотелось уметь так. Идти через чужой город, полный взглядов и осуждения, и не прятать шею. Не дергаться. Не оправдываться. Не пытаться стать меньше и незаметнее.

«Вот бы хоть раз так пройтись», — подумала Мышь. А потом привычным жестом поправила ворот куртки, чтобы прикрыть вырез, которого и так не было.

— У них тут че, дресс-код? — шепнула Киса, оглядываясь. — Чулки небось вообще за блуд сочтут?

— Не за блуд, так за саботаж, — буркнул Шалом. — Ты слишком счастливо выглядишь. Не пахнешь потом и одухотворением.

— Хорошо хоть камнями не кидаются, — прошипела Мышь чуть громче, чем следовало, и тут же пожалела об этом. Привлекла внимание. Плохо. Здесь не любят тех, кто привлекает внимание.

— Может, они и рады бы, да график не позволяет, — пробормотал Гриф и не обернулся.

Кеша настороженно глядел по сторонам, вздрагивая от каждого взгляда.

— Нам сюда точно надо? Тут как-то… — начал он, но осекся под строгим взглядом Шалома.

— Надо, — отрезал Гриф. — Мы уже внутри.

Мышь чувствовала, как у нее под кожей нарастает зуд. Не физический, а какой-то экзистенциальный. Она умела быть незаметной, но здесь замечали даже ее. И почему-то ей это не совсем не нравилось.

На детской площадке играли дети. Табличка у входа гласила:
«Играм — время, труду — вечность! Время игр: 20 мин. на человека».

Рядом на небольшом столике лежали табели с неровными детскими подписями напротив имен и фамилий.

Дети были увлечены войнушкой. Красные галстуки, деревянные винтовки, серьезные маленькие лица. Один мальчик остановился, уставился на них оценивающе. Мышь вдруг ясно это почувствовала — он сверяет. Не лица, не фигуры. Ценность. Полезность.

Когда их взгляды пересеклись, мальчик вытянулся в стойку, отдал неразборчивую команду. Остальные подняли руки ко лбам и замерли. Как на фото для доски почета.

— Они играют? — спросила Олеся.

— Надеюсь, — сказал Гриф, и у него чуть дернулась челюсть.

Следующий лозунг, выгравированный на табличке у двери пятиэтажки, гласил:
«Честный труд не требует отпуска».

Мышь почувствовала, как внутри что-то оседает. Не страх даже, не отвращение — согласие. Все это не казалось каким-то чужим и неправильным, как было в Белом. Наоборот, для нее это имело смысл.

Они прошли вдоль завода. На стену было накинуто белое полотно, на котором в свете проектора бегущей строкой шли портреты. Под каждым — надпись:
«Почетно переработанные товарищи»

Мышь остановилась на мгновение — не специально, просто нога сбилась с ритма, глаз зацепился.

«Товарищ Валентина, ткачиха, 48 лет труда. Переработана на благо квартала №3. Из волокон одежды изготовлен флаг…»

«Товарищ Дементий, столяр, 30 лет труда. Умер на посту. Переработан с благословением. Из костного материала отлит алтарь Храма Труда…»

«Товарищ Елизавета, доярка, 56 лет труда. Волосы переданы школе №5 для создания кисточек. Жир — на лампадки…»

Лицо у всех на фотографиях было одинаково светлое, безмятежное и почти счастливое.

Под строкой мелькала графика: белые фигурки человечков исчезали в бетонной мешалке и появлялись в виде кирпичей, дорожных плит и даже статуй.

Слоган внизу экрана:
«Жизнь — в дело. Смерть — на пользу».

Мышь почувствовала, как сзади подошел Кеша. Он выдохнул сквозь зубы:

— Они... это... они реально...

— Да, — сказала Мышь. — Реально.

Олеся тоже смотрела.

— Все до грамма… — проговорила она. — Как будто боятся потерять хоть крошку. И вы называете чудовищем меня.

Экран мигнул:

«Товарищ Марфа, учитель труда, 44 года труда. Кожа — в обивку кресел совета. Глаза — пожертвованы Храму Медицинских наук…»

— Пиздец, — сказала Киса. Спокойно, буднично.

— Если меня переработают, то надеюсь не в компост, — сказал Кеша. Пытался пошутить. Но голос дрожал.

— Из тебя и компост не выйдет, — фыркнула Киса и мягко сжала его локоть. — Крови нет — говно не греет.

Шаг за шагом команда вышла к ограде. Там, под навесом, стоял бетонный «Пост добротрудной проверки».

Металлический терминал. Что-то среднее между КПП, исповедальней и приемной комиссией.

На лавке рядом сидел молодой мужчина. Гладко выбрит, форма дружинника, повязка с буквами «ТДК» — Трудовая Добровольная Комиссия. Он поднял глаза, увидел приближающихся, встал с выученной улыбкой.

— Добро пожаловать. Вы по записи или по зову?

— Нас ждут, — сказал Гриф.

— Значит, по зову. Тогда… — дружинник указал на терминал. — Проверка обязательна. Без стыда, без обмана. Заходим по одному.

Он щелкнул каблуками и отступил в сторону.

Терминал открылся, будто разжав челюсти. Внутри что-то колыхалось как в воде, мутной после шторма. Мышь услышала, как Кеша выдохнул носом. Шалом тихо ругнулся на немецком. Киса молча расстегнула еще одну пуговицу на блузке.

Гриф посмотрел на них. Долго. Потом кивнул:

— Я первый. Киса за мной. Мышь, ты замыкаешь.

Мышь сглотнула. Почувствовала, как руки стали липкими, а по спине скользнула капелька пота, когда Гриф скрылся в переливающейся темноте рамки.

Гриф исчез в терминале без звука. Ни шороха, ни вспышки. Только какая-то дрожь в воздухе, едва заметный вдох и плотный чавкающий звук.

Затем грациозным движением в темноту зашла Киса, отправив напоследок воздушный поцелуй дружиннику. За ней после дисциплинарного пинка от Шалома влетел Кеша. Сам Шалом прошел через рамку на выдохе, с идеально ровной спиной и закрытыми глазами. Олеся двинулась, едва получила разрешение, не раздумывая ни секунды.

Когда пришла очередь Мыши, дружинник кивнул и сделал широкий жест рукой.

Она сделала шаг ближе. Хотелось выругаться. Попросить кого-то другого пойти. Или просто развернуться и убежать обратно в лес. Но Гриф сказал идти, и она одним резким движением забросила себя в терминал.

Челюсти терминала сомкнулись у нее за спиной с влажным, противным хлюпом старой подвальной лужи. Воздух стал густым, с привкусом железа и прогорклого жира. Свет и цвет исчезли, словно ее обернули в гнилую ткань, плотную и теплую и влажную. Темнота там была не просто отсутствием света. Она была телесной. Осязаемой. Дышащей. Она касалась кожи, щекотала уши, затекала в ноздри и терлась о белки глаз.

Мышь почувствовала, как что-то начало проникать внутрь.

Боли не было, только тянущее и сосущее чувство глубоко внутри. Оно проникало в Мышь с той деловитой отстраненностью, с которой уставший санитар меняет катетер старой умирающей бабке — не глядя в глаза, не церемонясь.

В ней начали рыться. Мягко, но основательно перетряхивали каждый ящик с воспоминаниями, перебирали ее грязное белье, нюхали старые письма и пробовали на вкус детские слезы и покореженные мечты.

Голос, сухой, как бумага, раздался вокруг и внутри нее.

— Назови свое предназначение.

Она хотела ответить быстро и наотмашь, соврать. Но слова застряли в горле. Она ощущала, как внутри расползается пустота, как в ней что-то длинное, тонкое и жадное ищет правду.

— Я…делаю мир чище. Слежу за тем, что не видно, — выдавила она наконец.

Молчание, хрустящее, как старый ссохшийся воск. Оно отдавало затхлым храмом и гноящейся тоской.

— Ты хочешь, чтобы тебя заметили?

Губы Мыши дрогнули. Горло сжало судорогой.

Она представила, как кто-то поворачивается к ней и смотрит. Просто смотрит. Не скользит взглядом. Не проходит мимо. Смотрит и видит ее.

Она ничего не сказала.

— Ты хочешь, чтобы тебя любили?

Перед глазами возникло лицо Грифа. Оно было уставшее, но чуть смягчившееся, когда он сказал «ты молодец». Потом — губы Кисы, тронутые усмешкой, когда она шептала «держись, казак». И Мать. Сухая, прямая и равнодушная. Все вперемешку. Любовь, зависть, боль, стыд. Желание раствориться, но быть замеченной. Принятой. Целой.

Слезы текли сами. Мышь чувствовала, как темнота жадно их слизывает.

— Ты боишься быть ненужной?

Она не выдержала.

— Да, — прошептала, но звук был громче, чем она хотела. Он вышел из нее прорвавшимся нарывом.

Тишина внутри терминала вдруг напряглась, и ее выплюнуло наружу. Мышь упала на колени, руки подломились. Плитка под пальцами была влажной, липкой, и на миг ей показалось, что это не грязь, а чья-то израненная кожа.

Воздух ударил в лицо. Шум. Свет. Запахи. Гриф хлопал Шалома, сидящего прямо на грязной плитке, по щекам. Но тот слабо реагировал на внешние раздражители. Киса пыталась откачать краснолицего и задыхающегося Кешу.

Мышь попыталась встать. Ноги дрожали. Спину ломило, а между лопаток все еще ощущалась липкая, шевелящаяся тяжесть. Мыши казалось, что невидимое щупальце из терминала прилипло к ней и не желало отставать.

— Жива? — хрипло спросила Олеся, с трудом моргая.

— Я им не понравилась, — прошептала Мышь. — Кажется… Я не уверена.

— Не переживай. Меня тоже никто не любит, — ответила Олеся и протянул ей руку. — К этому быстро привыкаешь.

Дружинник с повязкой Трудовой Добровольной Комиссии уже протягивал им какие-то карточки.

— Документы, — сказал он с мягкой улыбкой. — Трудовая карта гостевого визита. Не дает права на труд, переработку, льготы, проживание. Срок действия — сутки. Без продления.

Он протянул каждому по желтой картонной карточке с фото. Лица были определенно их, но очень уж уставшие, с осадком тревоги и растерянности.

— А если не выйдем за сутки? — холодно спросил Гриф.

— В таком случае ваш трудовой остаток будет экспроприирован в пользу города и Господа нашего Бога, — спокойно ответил дружинник.

Мышь вцепилась в свою карточку. Пальцы были липкими от пота и грязи. Городок, который до этого казался ей вполне привлекательным и даже образцово-показательным, больше не внушал доверия.

— Все, — сказал дружинник, когда они подписали реестры. — Теперь вы официально наши товарищи, хоть и всего на один день. Следуйте к Первосекретарю. Не опаздывайте. Опоздание — это форма саботажа.

Храм массивно и назидательно возвышался возвышался над Труженском. Ни куполов, ни крестов, ни золота. Только массивные колонны, вмурованные в фасад барельефы и лозунги. «Бог познается в труде», «Плоть — в дело, дух — в порядок».

Мышь поняла, что это действительно храм только по запаху. Пахло воском, ладаном, перегретым железом и намоленным камнем.

Во внутреннем зале было темно. Большое пространство освещали лишь бойницы окон, да неровно подрагивающие свечи и лампадки. Стены были увешаны трудовыми сценами: вышивка, чеканка, барельефы из металла и камня, разномастная мозаика.

На одном изображении женщина, корчилась в родах прямо в поле, с трудом опираясь на лопату.
На другом — старик, умирающий у станка с молитвой в устах и начищенным ключом в руке.
На третьем — счастливые дети в галстучках протягивают молочные зубы в пункт переработки.

В центре жестким наростом разросся алтарь. Он был сварен из арматуры и блестящих железных пластин. В алтарь была впаяна икона-триптих. Маркс — бородатый, задумчивый, с чертами доброго, но вечно занятого отца. Ленин — моложавый и сияющий сложил пальцы в молитвенном жесте. Сталин — в дыму, чуть в тени, с трубкой и тенью пламени в глазах. Подпись гласила: «Мысль, Воля и Порядок».

Их лики были отлиты из стали и искусственно состарены на манер икон в древних храмах.

— И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, — тихонько затянула Киса себе под нос.

— И Ленин —  такой молодой, и юный Октябрь впереди!  — отозвался в такт ей чистый бодрый голос из тени храма.

Мышь краем глаза заметила, что Гриф коротким четким движением положил руку на пистолет, но остальная его поза не изменилась. Он продолжал выглядеть спокойно и даже почти расслаблено.

Из темноты вышел крупный, широкоплечий мужчина с седой бородой, уложенной, как у священника, но в рабочем комбинезоне. На груди — вышитая эмблема серпа и молота, на поясе — тяжелый ремень с инструментами. Он остановился перед ними и легко, по-настоящему тепло, улыбнулся.

— Прошу прощения, если подошел неожиданно. Я — товарищ Андрей, Первосекретарь Храма Труда и Веры. А по совместительству пекарь, печник и, как положено священнику, немножко знаток душ. А вы от кого пожаловали?

Говорил он мягко, не давя, но в каждом слове звучал ритм утренней молитвы и церковного благословения.

Гриф слегка кивнул, всматриваясь.
— «Отдел №0» вам что-нибудь говорит?

Мышь взглянула в бумажную распечатку. Все совпадало. Квока уверяла: узел под контролем, тут все известно, никаких сюрпризов. Андрей был поставлен Отделом в восьмидесятых и с тех пор, судя по фотографии, не изменился вообще. Не постарел. Ни на день. Квока, кажется, называла его Старцем.

Андрей приподнял бровь и кивнул, словно что-то внутри у него сошлось.

— А, коллеги! Безбожники, как водится, — Он усмехнулся. — Ну, вы не обижайтесь, это я с уважением. У нас вера одна. Просто у вас обряды суровее, да покровитель строже.

Он подошел ближе, осматривал каждого внимательно, но без настороженности. Когда очередь дошла до Олеси, во взгляде что-то дрогнуло.

— Интересно… — пробормотал он. — Не наша. И не ваша. Давненько я таких не видел.

Гриф шагнул чуть вперед, заслоняя Олесю плечом:

— С нами пришла — значит, наша.

Андрей кивнул.

— Хороший ответ. Но под твою ответственность, товарищ.

Он развернулся и повел их вглубь храма. Под потолком чуть потрескивали лампадки, где-то в углу на педальной машинке кто-то вышивал, слышался тихий ритм иглы и скрип ножной педали.

Мышь шла чуть позади, чувствуя, как под курткой сосет место, где темнота терминала коснулась ее особенно сильно.

Андрей остановился у одной из икон. Стальная. В цветных стеклянных вставках сверкал Маркс, как в витраже. Он держал раскрытый «Капитал», а вокруг него толпились женщины в фартуках, школьники с лопатами, и краснощекие младенцы, ползущие по сборочной линии.

— Этот узел молодой, — сказал Андрей, поглаживая металл. — Мы строим его из чистых помыслов, без мусора, без иллюзий. Труд, воля, долг — ничего лишнего. Потому и держится. Смотрите, — он указал вверх.

Над головой, под куполом, сквозь прослойку стального круга было видно небо. Но при взгляде через купол храма оно было не таким, как в городе. Если смотреть достаточно долго, то становилось заметно, что оно подрагивает, как масло на сковороде. Ни разрывов, ни гнили, ни ускользающих теней, как было в Белом. Только ровная, живая пульсация.

— Мы тут в безопасности от гнили и распада. Бог, правда, не всегда рядом… но мы не жалуемся. Он у нас трудяга, каких поискать. Хотя… со всех сторон сжимается кольцо. Я это чувствую. Но мы сильны благодаря Ему и во славу его.

Олеся еле заметно кивнула.
— Он прав. Здесь нет трещин. Даже наоборот. Я почти не могу дотянуться до Границы… По крайней мере до той, какой я ее знаю. Тут что-то другое. Оно сделало что-то вроде кокона.

Гриф чуть прищурился:
— Оно?

— Их Бог. Или то, что осталось от него.

— А ваш подменыш прав, — добродушно отозвался Андрей. — Их же все еще так называют в альма-матер?

Лицо Олеси исказилось от обиды и неожиданного тычка в самое больное место. Она уже практически забыла, что к ней могут так обращаться.

— Олеся, — ответила она, упрямо смотря в глаза священнику. — Меня зовут Олеся.

— Как угодно, — не стал спорить Андрей и небрежно махнул рукой. — Так или иначе довольно точное определение. Но я бы сравнил это скорее с паучьим коконом. За одним только исключением, ничто тут не умирает навсегда.

Гриф плотнее сжал пистолет в руке и с деланным дружелюбием прервал духоподъемные речи священника.

— Раз все в порядке и узел цел, так и запишем. Проверили. Работает. Мы с ребятами пойдем, а вам, товарищ Андрей, всего хо-ро-ше-го.

— Ой, да как же ж так, — Андрей развел руками, театрально, но без издевки. — Только пришли, а уже уходите? Без дела, без пота, без следа в общем трудовом долге? Некрасиво выходит. Да и… жалко.

Он повернулся к ним, снова пристально смотря Грифу куда-то в район грудной клетки.

— А может, я попрошу вас потрудиться на благо Господа и во имя трудового коллектива? Что скажете? Вы же — безбожники, — с улыбкой добавил он, — значит, вам и не грешно мою просьбу будет исполнить. Я покажу.

Он обернулся, махнул рукой в сторону неприметной двери.

Подвал находился за глухой, промасленной дверью под лестницей. Товарищ Андрей открыл ее связкой ключей, на которых висела вырезанная из металла иконка: серп, молот и нимб над ними. Пахнуло теплой сыростью.

Команда спустилась молча, один за другим. Никто не знал, зачем их ведут, но Мышь уже чувствовала, что зрелище будет не из тех, после которых говорят «подумаем».

— Тут у нас тихо, но уютно по-своему — сказал Андрей, поправляя фонарь, свисающий на тросике. Свет качнулся и вялым желтым языком облизал стены.

В конце коридора, где когда-то, возможно, была кочегарка, стояла решетчатая дверь. За ней — два матраца на полу, два металлических поддона вместо посуды и две фигурки, слишком худые для своей одежды. Девчонка и парень, лет по двадцать. Она держала в руках пластиковую бутылку, обмотанную марлей. Он просто сидел, обняв колени.

Андрей остановился у решетки.

— Вот, знакомьтесь. Это наши временно бесполезные. Не труженики. Не молитвенники. Не вдохновители. Просто… приехали. Журналисты. Искали сенсацию, загуляли не туда, а Ефимыч не уследил. Мы их сразу предупредили, чтобы уходили. Но у них же свобода воли и выбора. Уходить не стали.

Он обернулся к Грифу.
— А потом они уже задолжали трудовому коллективу. А раз задолжали — все. Билета назад не будет. Тут не гостиница. Если уж попал, то надо трудиться. А эти, — он кивнул на сидящих, — ничего из себя не представляют. Не по злобе, просто… по конструкции.

Он замолчал, давая команде время это прожевать и позволить тишине сделать корректную паузу.

— Мы бы их, конечно, перепрофилировали. Через обучение, молитву, труд. Но… не принимает их Господь в ряды добрых тружеников. Нет у них ни пользы, ни потенциала при жизни.

— И что вы… держите их тут? — тихо спросила Мышь.

— Мы люди верующие, все под Богом ходим, — мягко ответил Андрей. — А Бог завещал — «Не убий». Вот, мы и держим их на хлебе да воде, ведь кто не работает, тот не ест, сами понимаете. Но… Он гневается. Понимаете?

Он развел руками, показывая весы.

— Держать их дальше означает принять бесполезность как форму бытия. А, следовательно, заразить ею остальных. Если кто-то прознает, что можно ничего не делать и не понести наказания, будут ненужные волнения.

Он чуть склонил голову, прислушиваясь к чему-то наверху, в железобетонных перекрытиях.

— А если отпустить… Если просто отпустить, то мы воспротивимся Его выбору. Он же их увидел, отметил, взял в расчет и план. А мы — нет? Мы что, выше? Лучше?

Он снова посмотрел на решетку.

— Так нельзя. Система не прощает ни слабости, ни дерзости, ни праздного тела, ни бесполезной души.

Его слова горькой пылью оседали у Мыши в легких и мешали дышать. Он сделал шаг ближе и присел на корточки, глядя через решетку.

— А он уже начал их перерабатывать, — негромко сказал он, не уточняя, кто этот «он». — Потихоньку. По-своему.

Мальчик сидел с разинутым ртом, словно собирался заговорить — и не мог. Из горла вырывался только хрип и какой-то неприятный скрежет. Девочка, заметив взгляд, прижалась к стене, но не пыталась что-то сказать. Просто мотала головой. Губы шевелились, но звука не было.

— Сначала уходит голос, — пояснил Андрей, — чтобы не жаловались. Потом уходит движение, чтобы не мешали. Потом — тепло.

Он поднялся и отряхнул ладони от невидимой грязи и пыли.

— Мы стоим в стороне. Мы молимся за их души, но руки наши связаны.

Он повернулся к Грифу. Не давил. Просто смотрел. А потом, словно вспомнив о вежливости, добавил:

— Вы уж решите по совести.

Гриф долго молчал. Остальные тоже не решались заговорить. Потом он подошел к решетке и, не глядя на Андрея, сказал:

— Открой.

Тот кивнул и достал ключ. Скрежет замка хлестнул узкий коридор и осел в глубине ушей.

Гриф вошел. Присел на корточки перед мальчиком. Тот не отводил взгляда. Не просил. У него, кажется, уже и мыслей не осталось — только пустая оболочка, которую Бог потихоньку доедал.

— Сколько вы тут? — спросил Гриф.

Мальчик не отреагировал. Девочка вскинула глаза, губы дрожали. Шептала — но слов не было. Только немой шорох и беззвучные крупные слезы.

Гриф кивнул сам себе.

Он вышел из клетки и повернулся к остальным:

— Побудьте наверху.

Мышь прикусила губу. Шалом опустил глаза. Киса чуть подалась вперед и тут же остановилась. Гриф смотрел спокойно. Не злился, не уговаривал. Просто смотрел, и это было хуже любого приказа.

— Пожалуйста, — сказал он.

Мышь знала, что ему сложно просить честно и открыто — без шуток, острот и приказов.

Когда дверь за ними закрылась, наверху было очень тихо.

Они стояли в тусклом проходе. Мышь прижалась спиной к стене, чувствуя, как камень цепляется за куртку. Рядом Кеша нервно перебирал пальцами край рукава. Шалом вытащил сигарету, но не закурил. Просто держал ее во рту и слегка обнимал Кису, которая уткнулась ему в плечо.

Олеся стояла чуть поодаль с закрытыми глазами. Мыши казалось, что она слушает или вглядывается куда-то вглубь то ли себя, то ли еще чего-то.

Прошло секунд тридцать. Или вечность. Раздалось два выстрела с паузой в секунду, не больше.

Мышь вздрогнула. Слишком сильно, неуместно и по-девчачьи. В храме было тепло, но холод от каменного пола поднялся по щиколоткам, обвил бедра и забрался куда-то внутрь, перебирая крошечными лапками вдоль позвоночника.

— Глупо, — сказала Киса тихо. — Очень глупо это все.

Никто не ответил.

Дверь открылась минут через двадцать. Гриф вышел. Лицо каменное. Плечи чуть перекошены, как всегда, когда он перестает держать спину усилием воли.

Андрей шел рядом. Улыбался вежливо. Благодарно.

— Вот и славно, — произнес он. — Благодарю вас от лица Господа нашего и всего трудового коллектива.

Гриф ничего не ответил. Только сказал:

— Пойдемте. Тут все.

И они пошли.

Без слов. Без взгляда назад. Только Олеся, проходя мимо Андрея, вдруг остановилась. Он посмотрел на нее с интересом.

— Бог у вас... очень голодный.

— А какой еще должен быть Бог? — удивился Андрей.

Показать полностью 1
[моё] Сверхъестественное Городское фэнтези Авторский рассказ CreepyStory Проза Ужасы Ужас Тайны СССР Альтернативная история Мат Длиннопост
23
23
asleepAccomplice
asleepAccomplice
7 дней назад
Авторские истории

С нечеловеческой жадностью⁠⁠

Брошенная коляска стоит в тёмной подворотне.

Это странное зрелище — и я постоянно за ним наблюдаю. Надо признать, даже столько лет спустя мне любопытно. Что будет дальше? Как скоро кто-то заметит? Что они сделают?
Кстати, у людей куда больше общего, чем кажется. Все демонстрируют одну и ту же реакцию: осторожно приближаются к коляске и заглядывают внутрь.
Этого он и ждёт.

Сегодня это юноша, курьер — из тех, что носятся на велосипедах по всему Городу. Заметив коляску, он останавливается, спешивается. Прислонив велосипед к стене, изрисованной граффити, подходит ближе.
Я наблюдаю из темноты: он склоняется над коляской, будто пытается понять — не кукла ли это. Да, наш младенец выглядит странно. Слишком бледный. Слишком спокойный.
Он ждёт, пока добыча подберётся достаточно близко для броска.

Вампиры сильнее людей. Юноша пытается вырваться, но даже пухлая ручка с миниатюрными пальчиками может его удержать. Раздаётся хриплый вздох — клыки впились в шею. Этот ребёнок никогда не капризничает.
Он ест — с нечеловеческой жадностью.

Пара минут, и добыча оседает на асфальт. Я оказываюсь рядом, подтягиваю его к стене, усаживаю около велосипеда. Не помешает немного вампирского гипноза, чтобы он забыл нашу встречу.
Когда он придёт в себя, мы будем уже далеко.

Тоже склоняюсь над коляской. За свою долгую жизнь я видела немало младенцев, и обычно они выглядят повеселее. У нашего нет ни пухлых щёк, ни радостной, наивной улыбки.
Бледная кожа. Синие вены. Потёки крови на подбородке.
Вытираю их платком, пока не засохли. Младенец закрывает глаза, готовится к спокойному послеобеденному сну. Я толкаю коляску — нужно успеть найти и себе ужин.
К счастью, ночные улицы богаты на случайных прохожих.

Люди считают вампиров ужасными. Ненормальными. И в некоторых случаях они правы.
Есть среди нас те, кто давно потерял рассудок. Например, любители творить себе подобных. Я однажды встретила вампиршу, которая была одержима идеей обратить своих любимых писателей, художников и музыкантов — чтобы наслаждаться их творчеством вечно.
Не думала, что скажу такое, но охотницы с осиновым колом на неё не хватает.

Или безумец, который решил проверить, что будет, если напоить проклятой кровью младенца. Я знаю: его казнили, вытащили на солнце. Я была там. А вот как поступить с ребёнком...
Больше ста лет прошло — но мы до сих пор не знаем.

Обратившись во взрослом возрасте, ты навсегда останешься собой. Вампиры-подростки заносчивы и импульсивны, сколько бы веков не прошло. Вампиры-дети... К счастью, их не так много.
Вампир-младенец, надеюсь, такой один.

Мозгу нужно расти, развиваться, иначе человек будто застынет во времени. Наш младенец никогда не научится ходить или говорить. Он останется милым, угукающим вампирёнышем — навечно.
Никто не знает, как ему помочь. Мы с друзьями взяли на себя эту ответственность, и теперь по очереди бродим по ночным улицам с коляской — ребёнку нужна свежая еда. Наполняем бутылочку первой отрицательной. Поём колыбельные, которые сами слышали сотни лет назад.

Толкаю коляску. Мурлыкаю под нос детскую песенку. Младенец смотрит на меня своими большими, серьёзными глазами.
И даже я, привыкшая к вечности, не могу уложить в голове, что так будет всегда.

175/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
[моё] Проза Рассказ Авторский рассказ Мистика Городское фэнтези Вампиры Сверхъестественное
4
3
user8935478
user8935478
8 дней назад

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16⁠⁠

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

Книга довольно богата на сражения, тут вам и битва с армией огоров и осада их крепости.

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

И битва против оруков.

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

И битва против Гаргантов (в книге их несколько)

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

и битва против Мега Гарганта (штука рядом с которой гаргант просто таракан, а по сравнению с гаргантом орк размером с таракана).

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

И даже битва против гротов на пауках (НА ПАУКАХ КАРЛ!!!).

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

И даже есть обратная осада (эт когда сначала ты осаду проводишь а потом сразу тебя осаждают).

И вот к концу книги наконец то появляется Крагнос и тут же ловит "маслину" из пушки))

Крагнос: аватар разрушения (Kragnos: Avatar of Destruction) Дэвид Гаймер. Переведено 11 из 16 Фэнтези, Warhammer: Age of Sigmar, Книги, Перевел сам, Длиннопост, Женское фэнтези, Темное фэнтези, Городское фэнтези, Эпическое фэнтези, Героическое фэнтези, Орки, Огры, Паук

И тут автор словно испугался, что пушки сейчас уничтожат Крагноса за один залп и плавно убирает все пушки их из книги)).

Грозорожденные представлены как довольно бесполезные болванчики. Один грозорожденный даже говорит "Смертные опять бьются за грозорождённых, когда же закончится эта ирония" =) Смертные без грозорожденных спокойно справляются со всеми проблемами.

Показать полностью 6
Фэнтези Warhammer: Age of Sigmar Книги Перевел сам Длиннопост Женское фэнтези Темное фэнтези Городское фэнтези Эпическое фэнтези Героическое фэнтези Орки Огры Паук
0
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Директ Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии